Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

Хотя в последнее время Жоан много читал об этом, он с трудом подыскивал слова, чтобы объяснить суть отношений между мужчиной и женщиной.

– Мудрецы утверждают, – с важностью говорил он, – что женщина по природе своей холодная и флегматичная. Между тем известно, что, когда холодное загорается, оно горит с большой силой. Согласно существующему мнению, женщина является полной противоположностью мужчины, а значит, ее отличают непоследовательность и абсурдность. Стоит только присмотреться, и станет ясно, что даже форма ее тела совершенно не такая, как у мужчины: она широкая внизу и узкая вверху. В то же время тело хорошо сложенного мужчины должно быть другим: сужаться от груди книзу, быть широким в груди и плечах. К тому же у мужчины более крупная голова. Когда рождается женщина, первый звук, изданный ею, – «э», который является звуком ругани. Первый же звук, изданный при рождении мужчиной, – «а», обозначенный первой буквой алфавита, стоящей в другом конце от «э».

– Это невозможно. Аледис не такая, – заявил Арнау, выслушав своего ученого брата.

– Ты заблуждаешься. За исключением Святой Девы, которая зачала Иисуса безгрешно, все остальные женщины одинаковы. Даже предписания твоей общины подразумевают это! Разве они не запрещают внебрачные отношения? Разве они не велят изгнать из общины того, у кого есть подружка, или того, кто живет с бесчестной женщиной?

Арнау не мог ничего возразить. Он не знал доводов мудрецов и философов, но как бы Жоан ни упорствовал, Арнау допускал, что вполне могли быть случаи, не описанные ими. Однако правила, установленные общиной бастайшей, Арнау хорошо знал: его сразу познакомили с основными требованиями и предупредили, что, если он их нарушит, его выгонят. А община не могла ошибаться!

Арнау почувствовал себя ужасно сконфуженным.

– И что же делать? Если все женщины плохие…

– Прежде всего надо на них жениться, – перебил его Жоан. – А затем, вступив в брак, человек должен следовать учению Церкви.

Жениться, жениться… Такая мысль никогда не приходила ему в голову, но… если это единственный выход…

– А что нужно делать, когда женишься? – спросил Арнау дрожащим голосом. От мысли, что он будет с Аледис вместе всю жизнь, у него перехватило дыхание.

Жоан вновь обратился к объяснениям, которые он слышал от школьных учителей:

– Хороший муж, исходя из нескольких главных принципов, должен держать под контролем естественную порочность своей жены. Первый из них предусматривает, что женщина должна быть всегда во власти мужчины: «Sub potestate viri eris» [3]3
  Все будет под контролем (лат.).


[Закрыть]– так гласит Книга Бытия.Второй принцип – из Книги откровений Иоанна Богослова– утверждает следующее: «Mulier si primatum haber… – Жоан на мгновение запнулся и произнес: – Mulier si primatum habuerit, contraria est viro suo», что означает: «Если жена первенствует в доме, она будет врагом мужу своему». Следующий принцип взят из Книги притчей Соломоновых: «Qui delicate nutrit servum suum, inveniet contumacem», – продолжил Жоан. – Речь идет о том, что тот, кто обходится мягко с людьми, призванными служить (а среди них есть и женщины), найдет возмущение там, где должны быть смирение, послушание и повиновение. И если, несмотря на все, женщина остается порочной, муж должен наказать ее стыдом и страхом; исправить ее вначале, когда она еще молодая, а не ждать, пока состарится.

Арнау выслушал брата не перебивая.

– Жоан, – сказал он ему, когда тот закончил, – ты думаешь, я мог бы жениться на Аледис?

– Конечно! Но тебе придется подождать немного, пока ты поднимешься на ноги и сможешь содержать ее. В любом случае было бы правильно, если бы ты поговорил с ее отцом, прежде чем он успеет подыскать ей кого-нибудь другого. Иначе тогда ты уже ничего не сможешь изменить.

Образ отца девушки с его редкими черными зубами казался Арнау непреодолимым препятствием. Жоан понял, какие опасения вызывают тревогу у брата.

– Ты должен это сделать, – настойчиво произнес он. Ты мне поможешь?

– Разумеется!

На некоторое время между двумя соломенными тюфяками, лежащими возле очага, вновь воцарилось молчание.

– Жоан, – позвал Арнау, тормоша его.

– Что?

– Спасибо тебе.

– Не за что, – ответил тот.

Оба попытались заснуть, но ничего не получилось. Арнау не мог сомкнуть глаз, потому что был потрясен идеей жениться на своей прекрасной Аледис; Жоан – потому что неожиданно погрузился в воспоминания о своей матери.

«Прав ли был котельщик Понс? – думал он. – И действительно ли каждой женщине присуща порочность?»

Женщина обязана подчиняться мужчине. Мужчина должен наказывать женщину. В чем правота котельщика? Мог ли он, уважая память своей матери, давать Арнау такие советы? Жоан вспомнил руку матери, протянутую из маленького окошка зловонной тюрьмы и нежно гладившую его по голове. Вспомнил ненависть, которую он испытывал и до сих пор испытывает к Понсу… Но был ли прав котельщик?

В течение последующих дней ни один из них не осмелился подойти к Гасто, неизменно пребывающему в дурном настроении. Человек, которому его нынешнее положение квартиросъемщика в доме Пэрэ постоянно напоминало о невзгодах и потере своего жилища, был всегда чем-то недоволен. Угрюмый характер дубильщика только ухудшался.

Когда Гасто находился дома и оба брата имели возможность серьезно поговорить с ним, его рычание, ругань и грубость заставляли их отказаться от своего намерения.

В то же время Арнау был по-прежнему очарован красотой Аледис. Он не сводил с нее глаз, и не было минуты в течение дня, когда бы его мысли и воображение не были заняты ею. И только при появлении Гасто внутри у него все сжималось.

Чем больше священник и товарищи по общине говорили ему о запретах, тем сильнее его тянуло к Аледис. Ну а девушка, оставаясь наедине со своей игрушкой, использовала любую возможность, чтобы в просторной выцветшей рубашке выглядеть максимально привлекательной. Арнау терялся, не зная, что ему делать. Эти груди, это тело не давали ему покоя. «Ты будешь моей женой, когда-нибудь ты будешь моей женой», – повторял он про себя и заливался краской. Представляя ее в чем мать родила, он мысленно блуждал по запретным и неведомым местам, поскольку, кроме измученного тела Хабибы, никогда не видел женщину обнаженной.

Иногда Аледис, вместо того чтобы присесть, наклонялась, демонстрируя Арнау свои ягодицы и изгиб бедер. Она использовала любую подходящую ситуацию, чтобы задрать рубашку выше колен и выставить напоказ свои ляжки; бралась руками за поясницу и, симулируя какую-то несуществующую боль, выгибалась, насколько ей позволял позвоночник, чтобы похвастаться гладким, упругим животом. Затем Аледис невинно улыбалась, притворяясь, что внезапно заметила присутствие Арнау, и делала испуганные глаза. Когда девушка уходила, Арнау, охваченный страстью, с трудом отгонял картинки, то и дело возникающие в его памяти.

В те дни Арнау решил во что бы то ни стало выбрать удачный момент, чтобы наконец поговорить с Гасто.

– Что вы, черт возьми, здесь стоите! – крикнул им дубильщик, когда оба парня явились к нему с искренним намерением просить руки его дочери.

Улыбка, с которой Жоан собирался подойти к Гасто, исчезла сразу, как только дубильщик без всяких церемоний оттолкнул их.

– Лучше иди ты, – сказал в другой раз Арнау, умоляюще глядя на брата.

Гасто сидел за столом на первом этаже. Жоан сел прямо перед ним и, откашлявшись, приступил к разговору.

– Гасто… – начал он.

– Я с него шкуру спущу! Я ему яйца оторву! – заорал дубильщик, отбрасывая в сторону изделие, которое он осматривал. Сплевывая через дырки, открывшиеся между его черными зубами, он позвал сына: – Симо-о-о!

Жоан посмотрел на Арнау, спрятавшегося в углу комнаты, и развел руками. Тем временем Симо прибежал на крики отца.

– Как ты мог сделать такой шов? – закричал Гасто, тыча ему под нос кусок кожи.

Жоан встал со стула, решив уйти от семейного спора.

Но братья не успокоились.

– Гасто, – настойчиво обратился к нему Жоан в другой раз, когда после ужина, пребывая в хорошем настроении, дубильщик вышел пройтись по берегу, а они бросились вслед за ним.

– Что ты хочешь? – спросил тот его, не останавливаясь.

«По крайней мере, он нам отвечает», – подумали оба.

– Я бы хотел… поговорить с тобой об Аледис…

Услышав имя своей дочери, Гасто резко остановился и подошел к Жоану так близко, что тот почувствовал зловоние из его рта.

– Что она сделала? – Гасто уважительно относился к Жоану, считая его серьезным молодым человеком.

Упоминание имени Аледис и врожденное недоверие натолкнули дубильщика на мысль, что дочь хотят в чем-то обвинить, а он не мог позволить, чтобы на его сокровище было хоть малейшее пятнышко.

– Ничего, – спокойно ответил Жоан.

– Как это ничего? – подозрительно спросил Гасто, не желая отходить от Жоана даже на шаг. – Тогда почему тебе вздумалось поговорить со мной об Аледис? Признавайся, что она натворила?

– Ничего. Она ничего не натворила, правда.

– Ничего? А ты, – прорычал Гасто, поворачиваясь к Арнау, – можешь что-нибудь сказать? Что ты знаешь об Аледис?

– Я… ничего… – Нерешительность Арнау еще больше усилила подозрительность Гасто.

– Признавайтесь!

– Нам нечего рассказывать…

– Эулалия! – Не в силах больше ждать, Гасто, словно бесноватый, стал истерически выкрикивать имя своей жены и вернулся в дом Пэрэ.

Той ночью оба парня с чувством собственной вины слушали крики Эулалии, а Гасто из-под палки пытался добиться признания в преступлении, которого не было.

Они попытались еще пару раз начать разговор, но им даже не удалось открыть рот. Несколько недель спустя, отчаявшись, парни рассказали о своей проблеме отцу Альберту, который, улыбаясь, пообещал поговорить с дубильщиком.

– Я сожалею, Арнау, – сказал ему отец Альберт, пригласив братьев на берег. – Гасто Сегура не одобряет твоих намерений по поводу брака с его дочерью.

– Почему? – спросил Жоан. – Арнау – хороший человек.

Священник вздохнул. Он вспомнил свой недавний разговор с вечно недовольным дубильщиком.

– Вы хотите, чтобы я выдал свою дочь за раба с Риберы? – Гасто криво улыбнулся. – За раба, который недостаточно зарабатывает, чтобы снимать комнату?

Отец Альберт попытался переубедить его:

– На Рибере уже не работают рабы. Это было раньше. Ты же знаешь, что запрещено, чтобы рабы работали на…

– …работе рабов.

– Это было раньше, – возразил кюре. – Кроме того, – добавил он, – мне удалось добыть хорошее приданое для твоей дочери. За него ты сможешь купить дом…

Гасто Сегура, который уже дал понять, что разговор закончен, резко повернулся к священнику:

– Моя дочь не нуждается в благотворительности богачей! Предложите свои услуги другим.

Выслушав отца Альберта, Арнау посмотрел в сторону моря: лунная дорожка, поблескивая от горизонта до берега, пропадала в пене волн, которые плескались у берега.

Священник вздохнул. А если Арнау спросит о причинах? Что он ему скажет?

– Почему? – пробормотал Арнау, не переставая смотреть на горизонт.

– Гасто Сегура… Он… странный человек. – Кюре не мог больше огорчать парнишку и сказал: – Он мечтает выдать свою дочь за аристократа! Как старшина дубильщиков может хотеть такого?

Аристократ… Поверил ли в это Арнау? Никто не мог чувствовать себя презираемым перед знатью. Казалось, даже волны, спокойно накатывающие на берег, ожидали ответа Арнау.

Вместо него раздалось всхлипывание.

Священник положил руку на плечо Арнау и почувствовал, как тот вздрагивает. Потом он обнял Жоана, и все трое остались стоять у моря.

– Ты еще встретишь хорошую женщину, – сказал кюре немного погодя.

«Такую, как она, нет», – подумал Арнау.

Часть третья
Рабы страсти

21

Второе воскресенье июля 1339 года

Церковь Святой Марии у Моря Барселона

Прошло четыре года с тех пор, как Гасто Сегура отказал бастайшуАрнау в руке своей дочери. Аледис отдали замуж за старого мастера-дубильщика, похотливого вдовца, который согласился, несмотря на отсутствие приданого у девушки. Пока она не переехала к мужу, ее постоянно сопровождала мать.

Тем временем Арнау превратился в восемнадцатилетнего юношу, высокого, сильного и статного. В течение этих четырех лет главным в его жизни были община, церковь Святой Марии у Моря и его брат Жоан. Он разгружал корабли и носил камни, как и все остальные, отдавал деньги в кассу бастайшейи, будучи набожным человеком, участвовал в религиозных службах, но до сих пор не женился. Старшины озабоченно смотрели на молодого холостяка, понимая, что, если Арнау поддастся плотскому искушению, им придется изгнать его из общины. А как легко восемнадцатилетнему юноше совершить такой грех!

Однако Арнау не хотел даже слышать о женщинах. Когда кюре сказал, что Гасто не хочет его знать, Арнау, задумчиво глядя на море, вспомнил женщин, которые были в его жизни: свою мать он даже не знал; Гиамона приняла племянника ласково, но потом отказалась от него; Хабиба ушла с кровью и болью – ему еще много ночей снился кнут Грау, разрывающий ее голое тело; Эстранья относилась к нему как к рабу; Маргарида насмехалась над ним, стараясь унизить… А красавица Аледис… Что сказать об Аледис? Рядом с ней он осознал себя как мужчину, но потом она его покинула.

– Я должен заботиться о брате, – каждый раз отвечал он старшинам, которые пытались обсудить с юношей эту проблему. – Вы же знаете, что Жоан в лоне Церкви, что он посвятил себя служению Господу, – добавлял Арнау, пока они размышляли над его словами. – Есть ли лучшие намерения?

Старшины замолкали.

Так и прожил Арнау эти четыре года: спокойно, занятый своей работой, церковью Святой Марии и более всего Жоаном.

Второе воскресенье июля 1339 года было важной датой для Барселоны. В январе 1336 года в графском городе скончался король Альфонс IV Добродушный, и после Пасхи этого же года в Сарагосе короновался его сын Педро, правивший под титулом Педро III Каталонский, IV Арагонский и II Валенсианский.

В течение почти четырех лет новый монарх не приезжал в Барселону, столицу Каталонии, и представители знати, как и торговцы, смотрели с озабоченностью на его нежелание оказать честь самому важному из городов королевства. Неприязнь нового монарха к каталонской знати была известна всем: Педро IV был сыном от первой жены покойного Альфонса, Терезы де Энтенсы, графини Уржельской, виконтессы Агерской. Тереза скончалась до того, как ее муж был коронован, и Альфонс заключил повторный брак с Леонор Кастильской, женщиной амбициозной и жестокой, от которой у него было двое сыновей.

Король Альфонс, завоеватель Сардинии, был, тем не менее, слабохарактерным человеком, легко поддающимся влиянию, и королева Леонор без труда добилась для своих сыновей важных титулов и земель.

Ее следующей целью было безжалостное третирование своих пасынков, детей Терезы де Энтенсы, наследников трона. В течение восьми лет царствования Альфонса IV при его попустительстве и с его позволения Леонор принялась подвергать нападкам инфанта Педро, тогда еще ребенка, и его брата Хайме, графа Уржельского. Лишь двое знатных каталонцев, От из Монткады (крестный Педро) и Видаль из Вилановы (настоятель из Монтальбана) защищали детей Терезы де Энтенсы и посоветовали королю Альфонсу и самим инфантам бежать, чтобы их не отравили. Инфанты Педро и Хайме так и поступили, спрятавшись в горах Хаки, в Арагоне, а позже добились поддержки арагонской знати и получили убежище в городе Сарагосе, где им покровительствовал архиепископ Педро де Луна.

Поэтому коронация Педро произошла с нарушением традиции, установленной со времен объединения королевства Арагон и графства Каталония. Если скипетр Арагона вручался в Сарагосе, то скипетр Каталонии, которая принадлежала королю как графу Барселоны, должен был вручаться на каталонских землях. До вступления на престол Педро IV монархи давали клятву сначала в Барселоне, чтобы потом короноваться в Сарагосе. Поскольку король получал корону просто потому, что он был монархом Арагона, то и графство он получал как граф Барселоны, но при этом клялся на верность фуэросам [4]4
  Фуэрос (исп. fueros, мн.ч. от fuero; порт. foraes – право, привилегия) – общий свод законов в Испании, относящихся ко всем подданным государства, а также законы, подтверждающие права провинций и муниципалитетов.


[Закрыть]и уложениям Каталонии. Правда, до этого момента клятва фуэросам считалась формальностью, предшествующей вступлению на трон любого монарха.

Граф Барселонский, принц Каталонский был всего лишь primus inter pares [5]5
  Первый среди равных (лат.).


[Закрыть]для каталонской знати, и это подтверждала клятва в верности, которую он принимал: «Мы, будучи такими же, как и вы, клянемся вашей милости, которая такая же, как и наша, признать вас королем и суверенным владыкой, который всегда будет уважать все наши свободы и законы; а если нет, то нет». Поэтому, когда Педро IV собрался короноваться, каталонская знать отправилась в Сарагосу потребовать от него, чтобы сначала он поклялся в Барселоне, как это делали его предшественники. Король отказался, и каталонцы покинули коронацию. Однако король должен был принять клятву в верности от каталонцев и, несмотря на протесты знати и властей Барселоны, Педро Церемонный решил сделать это в городе Лериде, где в июне 1336 года после клятвы уложениям и фуэросам Каталонии принял клятву в верности.

В то второе воскресенье июля 1339 года король Педро IV впервые приехал в Барселону, город, который он унизил. Это посещение было обусловлено несколькими событиями: во-первых, короля привела в Барселону клятва, которую – как вассал арагонской короны – должен был принести его зять Хайме III, король Мальорки, граф Руссильона и Сардинии, а также владыка Монпелье; во-вторых, он должен был присутствовать на генеральном совете прелатов провинции Таррагоны, в которую по церковным соображениям была включена Барселона; в-третьих, на это же время было назначено перенесение мощей великомученицы святой Евлалии из церкви Святой Марии в собор.

Два первых события произошли без участия простых людей. Хайме III добился заранее, чтобы его клятва в верности проходила не перед народом, а в более уединенном месте, в часовне дворца, и в присутствии только самой избранной знати.

Третье событие, как и ожидалось, превратилось в публичный спектакль. Знать, священники и весь народ готовы были разбиться в лепешку: одни – чтобы увидеть монарха, а другие – чтобы сопровождать самых привилегированных людей страны, своего короля и королевскую свиту, которые после мессы в соборе отправились процессией в церковь Святой Марии, чтобы оттуда возвратиться в кафедральный собор с мощами великомученицы. Весь путь от собора до церкви Святой Марии был заполнен народом, желавшим поприветствовать своего короля. Церковь Святой Марии уже была с апсидами, работа шла над нервюрами второго свода, и все еще оставалась маленькая часть старой романской церкви.

Святая Евлалия претерпела мучения в римский период, в 303 году. Ее останки сначала покоились на римском кладбище, а потом в церкви Святой Марии на Песках, построенной над некрополем, как только эдикт императора Константина разрешил христианство. Во время арабского нашествия священники маленькой церкви решили спрятать реликвии великомученицы. В 801 году, когда французский король Людовик Благочестивый освободил город, тогдашний епископ Барселоны Фродой решил найти останки святой. С тех пор как их обнаружили, они покоились в одной из арок церкви Святой Марии.

Несмотря на то что церковь была вся в лесах и окружена камнями и другими строительными материалами, она выглядела весьма величественно. Архидьякон Бернат Розелль вместе с двумя членами совета по проведению строительных работ, знатью, владельцами бенефиций и прочими членами духовенства, ожидали королевскую свиту. Все были разодеты в свои лучшие наряды, красочность которых поражала воображение. Утреннее июльское солнце потоком лилось через своды и недостроенные окна церкви, отсвечивая на позолоте и драгоценных камнях, украшавших одеяния привилегированных гостей, которые имели возможность ожидать внутри храма.

Солнце блестело и на отшлифованном затупленном кинжале Арнау, поскольку рядом с этими важными людьми были и простые бастайши.Они заняли место возле часовни Святейшего, ихчасовни; другие же, как, например, стражи главного портала, стояли возле портала и главного входа в старую романскую церковь.

Бастайши, эти бывшие рабы, пользовались бесчисленными привилегиями, когда дело касалось церкви Святой Марии у Моря; ими пользовался и Арнау в течение последних четырех лет. Помимо того что им принадлежала самая главная часовня храма и они были стражами главного портала, мессы их праздников отправлялись в главном портале; самый главный старшина хранил ключ от гроба Господня; во время процессий тела Христова им поручали нести Святую Деву и святых пониже рангом: Святую Теклу, Святую Катерину и Святую Мацию. Если же какой-нибудь бастайшбыл при смерти, его соборование торжественно проходило в церкви Святой Марии в любое время.

В то утро Арнау прошел вместе со своими товарищами через кордон солдат короля, которые охраняли свиту. Он знал, что ему завидуют многочисленные горожане, толпившиеся неподалеку, чтобы увидеть короля. Он, скромный портовый грузчик, получил доступ к церкви Святой Марии вместе со знатью и богатыми торговцами. Проходя через церковь к часовне Святейшего, Арнау столкнулся с Грау Пуйгом, его супругой Изабель и своими двумя двоюродными братьями и сестрой. Все они были разодеты в шелка, увешаны золотом и надменно посматривали по сторонам.

Арнау споткнулся. Все пятеро настороженно смотрели на него. Он опустил глаза, сделав вид, что не узнал их.

– Арнау, – услышал юноша в тот момент, когда проходил мимо Маргариды. Им было недостаточно того, что они лишили жизни его отца? Неужели они способны унизить его еще раз здесь, перед товарищами по общине, в их церкви?

– Арнау, – снова услышал он.

Он поднял глаза и увидел Беренгера де Монтагута. Семейство Пуйгов стояло менее чем в шаге от него.

– Владыка, – с почтением произнес руководитель строительства, обращаясь к архидьякону Приморья, – позвольте представить вам Арнау. – Он вопросительно посмотрел на юношу, и тот растерянно пробормотал:

– Эстаньол.

– Это тот самый бастайш, – продолжил Беренгер, – о котором я вам много рассказывал. Он был еще ребенком, но уже носил камни для церкви Святой Девы.

Прелат кивнул головой и протянул Арнау свою руку, над которой тот склонился, чтобы поцеловать его перстень. Беренгер де Монтагут дружески похлопал Арнау по спине. Молодой бастайшвидел, как Грау и его семья кланялись перед прелатом и великим мастером, но те даже не обратили на них внимания и с важностью продолжили свой путь.

Арнау выпрямился и твердым шагом, глядя на крытую галерею, отошел от Пуйгов и направился в часовню Святейшего, где стал рядом с другими бастайшами.

Крики толпы возвестили о прибытии короля и его свиты. Король Педро IV; король Хайме III Мальоркский; королева Мария, супруга короля Педро; королева Элизенда, вдова короля Хайме, дедушки Педро; инфанты Педро, Рамон Беренгер и Хайме, два дяди и брат короля; королева Мальорки, а также сестра короля Педро; кардинал Родес, папский легат; архиепископ Таррагоны; епископы, прелаты, знать, дворяне… Вся эта процессия направлялась в церковь Святой Марии по Морской улице. Никогда еще не было в Барселоне такого собрания знаменитостей, столько роскоши и великолепных нарядов короля, кардинал и архиепископ шли под балдахином, который несли епископы и знать. У временного главного алтаря Святой Марии под пристальным взглядом присутствующих они приняли из рук архидьякона Приморья раку с мощами великомученицы. Арнау никак не мог унять свое волнение. Сам король отнес раку с мощами из церкви Святой Марии в собор. Он вышел под балдахином и вернулся в кафедральный собор, где мощи были захоронены в специально построенной часовне под главным алтарем.