Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

42

Арнау видел ее улыбку. Он все еще видел, как улыбается ему Святая Дева, а вместе с ней ему улыбалась и сама жизнь. Арнау исполнилось сорок лет, и, несмотря на кризис, его дела шли хорошо. Арнау получал приличную прибыль, часть которой он отдавал нуждающимся или на строительство церкви Святой Марии.

Со временем Гилльем признал его правоту: простые люди платили по ссудам и возвращали их копейка в копейку. Его церковь, собор у моря, продолжала расти. За это время был возведен третий, центральный, свод и восьмигранные колокольни, которые стояли по бокам главного фасада. В церкви Святой Марии всегда было полно рабочих: каменотесы, скульпторы, художники, стекольщики, плотники и кузнецы. Был даже органист, за чьей работой внимательно следил Арнау. «Как будет звучать музыка внутри этого величественного храма?» – часто спрашивал он себя. После смерти архидьякона Берната Ллулля и ухода еще двух каноников это место занял Пэрэ Сальвэтэ де Монтирак, с которым Арнау постоянно поддерживал контакт. Умер также и великий мастер Беренгер де Монтагут, и его преемник Рамон Деспуйг. Вести работы поручили теперь Гилльему Мэджэ. Арнау не только поддерживал связь с главами общины Святой Марии. Материальный достаток Эстаньола и его новое положение ставили его на один уровень с советниками города, со старшинами и членами Совета Ста. К мнению Арнау прислушивались на бирже, а его советам следовали коммерсанты и купцы.

– Ты должен согласиться на эту должность, – посоветовал ему Гилльем.

Арнау подумал некоторое время. Ему только что предложили одну из двух должностей в Морском консульстве Барселоны. Консул, наивысший коммерческий представитель в городе, исполнял обязанности судьи в торговых спорах, причем с собственной юрисдикцией и независимо от всех прочих учреждений в Барселоне. Он мог выступать в качестве арбитра, решая любую проблему, возникшую в порту или у его работников, и следил за соблюдением коммерческих законов и предписаний.

– Не знаю, смогу ли я…

– Лучше тебя нет, Арнау, поверь мне, – перебил его Гилльем. – Сможешь. Конечно, сможешь.

Арнау согласился стать одним из двух новых консулов, когда истекли мандаты старых.

Церковь Святой Марии, коммерческие дела, будущие новые обязанности морского консула – все это воздвигло вокруг Арнау стену, за которой бастайшчувствовал себя удобно, и, когда он возвращался к себе домой, в особняк на улице Монткады, ему было лень думать о том, что происходило за большими воротами.

Арнау выполнил свои обещания, данные Элионор. Однако он не забыл о тех гарантиях, с которыми их давал: отношения супругов оставались такими же холодными, как и прежде, и сводились лишь к самому необходимому для совместного проживания. Тем временем Мар исполнилось двадцать лет, но она продолжала отказываться выходить замуж. «Зачем мне это, если Арнау рядом со мной? Что он без меня будет делать? Кто будет снимать с него обувь? Кто будет ждать его возвращения с работы? Кто поболтает с ним и выслушает его проблемы? Элионор? Жоан, который с каждым днем все глубже погружается в свои духовные занятия? Его рабы? Или один Гилльем, с которым он и так проводит большую часть дня?» – думала девушка.

Каждый день Мар с нетерпением ожидала возвращения Арнау. Ее дыхание учащалось, как только раздавался стук в ворота, а улыбка озаряла лицо, когда она выходила на лестницу, чтобы встретить его. В целом, когда Арнау не было дома, ее жизнь казалась медленной пыткой.

– Никаких куропаток! – раздался голос Элионор. – Сегодня мы будем есть телятину.

Мар повернулась к баронессе, стоявшей у входа в кухню. Арнау нравились куропатки. Девушка ходила покупать их с Донахой. В этот раз, выбрав самых лучших, она подвесила дичь в кухне и каждый день проверяла состояние птиц. Наконец она решила, что они готовы, и рано утром спустилась вниз, чтобы заняться стряпней.

– Но… – попыталась возразить Мар.

– Телятину, – оборвала ее Элионор, сузив глаза.

Мар повернулась к Донахе, но рабыня только незаметно пожала плечами.

– Только я решаю, что будут есть в этом доме, – продолжала говорить баронесса, обращаясь ко всем рабам, помогавшим кухарке. – Здесь командую я!

После этого она развернулась и ушла.

В тот день Элионор решила проверить результаты своего вызова. Пойдет ли девушка жаловаться к Арнау или сохранит их противостояние в тайне? Мар тоже думала об этом: должна ли она рассказать о происшедшем Арнау и чего она сможет добиться? Если Арнау станет на ее сторону, он поссорится с Элионор, которая на самом деле была хозяйкой дома. А если не станет на ее сторону? Внутри нее что-то сжалось. Как-то Арнау сказал, что не должен обижать короля. А вдруг Элионор из-за нее пожалуется королю на Арнау? Что тогда будет?

В конце дня, убедившись, что отношение к ней Арнау не изменилось и он, как всегда, почти не обращает на нее внимания, баронесса презрительно улыбнулась и посмотрела на Мар. Со временем сама Элионор стала относиться к девушке с еще большей строгостью. Она запретила ей ходить с рабами за покупками и появляться в кухне, выставляла слуг у дверей в зал, когда она находилась там. «Сеньора баронесса не желает, чтобы ее беспокоили», – говорили рабы, когда Мар хотела войти туда. День за днем Элионор придумывала что-нибудь новое, чтобы досадить девушке.

Король! Они не должны были обидеть короля. Эти слова Мар повторяла раз за разом. Элионор по-прежнему оставалась его воспитанницей и могла обратиться к монарху в любой момент. «Я не могу стать причиной жалоб баронессы», – думала девушка.

Как же она заблуждалась! Элионор не удовлетворяли домашние ссоры, потому что ее маленькие победы превращались в ничто, как только Арнау возвращался домой и Мар бросалась к нему в объятия. Они смеялись, болтали… и подолгу общались, оставаясь вдвоем. Арнау, сидя на стуле, рассказывал ей о событиях дня, спорах на бирже, обмене, кораблях, а Мар, примостившись у ног своего приемного отца, с удовольствием слушала его. Похоже, эта девчонка забывается, с раздражением думала Элионор, решив, что Мар занимает место, принадлежащее законной супруге. После ужина Арнау и Мар, которая обычно держала его под руку, часто стояли у окна и смотрели на звездную ночь. Элионор от злости сжимала кулаки, так что ногти впивались ей в ладони. Тогда боль заставляла ее очнуться, и она быстро вставала, чтобы уйти в свои комнаты.

Оставаясь в тишине роскошной спальни, баронесса думала о своем одиночестве. Со дня заключения брака Арнау так и не прикоснулся к ней. Элионор ласкала свое тело, груди – они еще были упругими! – бедра, промежность и, начиная подходить к пику наслаждения, всегда вспоминала о своем реальном положении: этой девушке… этой Мар удалось занять ее место!

–Что будет, когда умрет мой муж? – спросила она прямо, без обиняков, сидя перед столом, заваленным всякими бумагами. В кабинете, забитом книгами и связками документов, было полно пыли, и баронесса закашлялась.

Режинальд д’Ареа спокойно смотрел на посетительницу. Он был лучшим адвокатом в городе, специалистом-толкователем уложений Каталонии. По крайней мере, ей так сказали.

– Как я понял, у вас с мужем нет детей, не правда ли? – Увидев, что Элионор нахмурила брови, он осторожно добавил: – Я должен знать это. – Грузный, с виду добряк, с седой шевелюрой и бородой, этот человек вызывал доверие.

– Нет. У меня их нет.

– И вы, если я не ошибаюсь, хотели бы получить консультацию по поводу наследования имущества? – вежливо поинтересовался адвокат.

Элионор заерзала на стуле.

– Да, – ответила она, помедлив.

– Ваше приданое будет вашим. Что касается имущества, принадлежащего вашему мужу, он может распорядиться им в завещании, как пожелает.

– Мне ничего не достанется?

– Вы получите право пользования его имуществом в течение одного года, года траура.

– И только?!

Резкий возглас заставил Режинальда д’Ареа вздрогнуть. Что себе позволяет эта женщина?

– Этим вы обязаны своему опекуну, королю Педро, – сухо ответил толстяк.

– Что вы имеете в виду?

– До того как ваш опекун воссел на королевском троне, в Каталонии действовал закон Хайме I, по которому вдова, если она не приложила руку к смерти мужа, имела право пользования имуществом супруга до конца своей жизни. Но купцы Барселоны и Перпиньяна, очень ревностно относящиеся к своему наследству, даже когда речь идет об их женах, добились королевской привилегии, благодаря которой жена умершего получала право пользования имуществом только на год траура, а не в пожизненное пользование. Ваш опекун возвел эту привилегию в ранг всеобщего закона во всем графстве…

Элионор не дослушала адвоката и встала, прежде чем он закончил свое объяснение. Она снова закашлялась и пробежалась взглядом по кабинету. И зачем, спрашивается, нужно столько книг? Режинальд тоже поднялся.

– Если вам угодно что-то еще…

Элионор, уже отвернувшись от него, ограничилась тем, что в знак прощания махнула рукой.

Было ясно: у нее должен быть сын, зачатый от мужа, иначе ей не удастся обеспечить свое будущее. Арнау сдержал свое слово, и Элионор познала другой образ жизни, роскошный и беззаботный. Конечно, она и раньше, живя при дворе, видела роскошь и богатство, но, находясь под пристальным вниманием королевских казначеев, не имела к этому доступа. Теперь она тратила столько, сколько хотела, имела все, что могла пожелать. Но если Арнау умрет… Единственное, что ей мешало, единственное, что держало его в стороне от нее, была эта похотливая ведьма. А если бы ведьмы не стало? Если бы она вдруг исчезла?.. Арнау стал бы ее! Или она не в состоянии соблазнить бедного раба?

Несколько дней спустя Элионор позвала к себе в комнату монаха, с которым она могла хоть как-то общаться.

– Не могу в это поверить! – воскликнул Жоан, выслушав баронессу.

– И все же это так, брат Жоан, – с грустью произнесла Элионор, закрывая лицо руками. – С тех пор как мы поженились, он даже пальцем ко мне не притронулся.

Жоан знал, что между Арнау и Элионор не было любви, что они спали в разных комнатах. Ну и что с того? В их время никто по любви не женится и большая часть знатных супругов спит раздельно. Но если Арнау не притронулся к Элионор, значит, они не были женаты!

– Вы говорили с ним об этом? – спросил он баронессу.

Элионор отняла руки от лица, чтобы обратить внимание монаха на покрасневшие – разумеется от слез – глаза.

– Я не смею. Даже не знаю, как это сделать. Кроме того, я думаю… – Элионор остановилась на полуслове, словно у нее не было сил продолжать.

– Что вы думаете?

– Я подозреваю, что Арнау больше привязан к Мар, чем к собственной жене.

– Вы же знаете, что он обожает эту девочку. Она – его приемная дочь.

– Я имею в виду другие отношения, брат Жоан, – продолжала настаивать Элионор, переходя на шепот.

Жоан резко выпрямился на стуле и насторожился.

Да, я знаю, что вам трудно поверить в мои слова, но я уверена, что эта, как вы ее назвали, девочка имеет виды на моего мужа. Это все равно что держать дьявола в своем доме, брат Жоан! – Элионор постаралась, чтобы ее голос задрожал. – Мое оружие, брат Жоан, – это оружие обыкновенной женщины, которая желает исполнить свое предназначение, предопределенное Церковью замужним женщинам. Но каждый раз, когда я намереваюсь это сделать, я сталкиваюсь с тем, что мой муж, погруженный в распутство, не находит для меня ни времени, ни внимания. Я уже даже не знаю, что делать!

Так вот почему Мар не хочет выходить замуж! Неужели это правда? Жоан начал вспоминать: они, Мар и Арнау, всегда вместе, и каждый раз она бросается к нему в объятия. А эти взгляды, улыбки!.. «Какой же я глупец! – думал монах. – Мавр, конечно, все знает и поэтому защищает ее».

– Не знаю, что и сказать вам, – извиняющимся тоном произнес Жоан.

– У меня есть план, но мне нужны ваша помощь и совет.

43

Жоан слушал Элионор и, пока она говорила, чувствовал, как по его телу бегают мурашки.

– Я должен подумать, – ответил он, когда баронесса перешла к подробностям о своем несчастливом браке.

Тем же вечером, извинившись, что он не будет присутствовать на ужине, Жоан заперся у себя в комнате. В течение последующих дней он старательно избегал Арнау и Мар, не отвечал на вопрошающие взгляды Элионор. Такое поведение объяснялось тем, что брат Жоан углубился в чтение своих книг по теологии, которые он привез с собой и аккуратно расставил в шкафу. Он решил во что бы то ни стало найти ответ на мучивший его вопрос. В продолжение всех тех лет, которые Жоан провел вдали от брата, он не переставал думать о нем. Он любил Арнау, любил его отца, потому что после смерти матери Жоана они стали для него единственными близкими людьми. Однако в этой любви было столько противоречий, сколько складок на его сутане. Восхищение, которое он испытывал, общаясь с Арнау, часто мальчик с приветливой улыбкой на лице утверждал, что постоянно разговаривает со Святой Девой. Жоан почувствовал нарастающее раздражение, вспомнив, как сильно ему хотелось услышать этот таинственный голос. Теперь он знал, что это почти невозможно, что лишь немногие избранные могут быть удостоены такой чести. Он прилежно учился и подвергал себя наказаниям с надеждой стать одним из них; от строгих постов он чуть было не утратил здоровье, но все усилия оказались напрасными.

Сейчас доминиканец погрузился в осмысление доктрин епископа Гинкмаро, Льва Великого, маэстро Грациано, изучал послания святого Павла и многих других.

Только плотские отношения между супругами, coniunctio sexuum, могут сделать брак между людьми тем союзом, который освящен Церковью, ибо главная цель таинства – carnalis copula, и без этого не существует брака – так говорил Гинкмаро.

Только когда в браке происходит плотское соитие, он считается истинным перед Церковью, утверждал Лев Великий.

Грациано, его учитель в Болонье, придерживался той же доктрины: брак зиждется на согласии, которое супруги дают перед алтарем, и половом соитии мужчины и женщины, ипа саго.Даже святой Павел в своем знаменитом Послании ефесянам говорил: «…любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь… Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; и я говорю по отношению к Христу и Церкви».

Когда наступила ночь, брат Жоан, погруженный в изучение доктрин великих, продолжал свои поиски.

Открыв один из трактатов, монах подумал: до каких пор он будет отрицать истину? Элионор права: без соития, без плотского единения не бывает брака. «Почему ты не сошелся с ней, Арнау? Ты живешь во грехе. Церковь не признает твоего брака». При свете догорающей свечи он перечитал Грациано, медленно водя пальцем по буквам и в очередной раз делая попытку обнаружить то, чего, насколько ему было известно, не существовало. «Воспитанница короля! Сам король передал тебе свою подопечную, а ты пренебрег ею. Что скажет король, если узнает? Все твои деньги… Ты нанес оскорбление королю. Он сам подвел Элионор к алтарю, а ты оскорбил милость, которой тебя удостоили. А епископ? Что скажет епископ? И все из-за мужской заносчивости, которая не позволяет женщине выполнить предназначение, данное ей Богом…»

Жоан часами просиживал за книгами: его мозг был занят планом Элионор и возможными вариантами, которые следовало обдумать. Иногда монах представлял, как он сам сидит перед Арнау, нет, лучше стоит или они оба стоят… «Ты должен переспать с Элионор. Ты живешь во грехе», – скажет он ему. А если брат взбунтуется? Арнау – барон Каталонии, морской консул. «Кто я такой, чтобы ему указывать?» – думал Жоан, вновь обращаясь к книгам. И зачем только Арнау удочерил девочку! Именно она стала причиной его семейных проблем. Если Элионор говорит правду, Арнау, скорее всего, поддержит Мар, а не своего брата. Это Мар во всем виновата, только она. Девушка отказала всем претендентам, чтобы соблазнить Арнау и удовлетворить свою похоть. Какой мужчина это выдержит? Она – дьявол, дьявол в женском облике! Она – искушение и грех! Почему он должен рисковать привязанностью своего брата, если эта девушка была дьяволицей? Только Христос устоял перед искушением. Но Арнау не Бог, он обычный человек. Почему люди должны страдать из-за дьявольских наваждений?

Жоан с еще большей настойчивостью принялся перелистывать свои книги, пока не нашел то, что искал:

«Смотри, как впечаталась в нас эта дурная наклонность, что человеческая природа теперь сама по себе и по своей изначальной порочности, без прочего постороннего мотива или побуждения, стоит на этой низости. И если бы доброта Господня не подавляла эту естественную наклонность, весь мир целиком скатился бы в грязь этой низости. Читаем, как маленький чистый отрок, воспитанный одними святыми отшельниками в пустыне, никогда не видевший ни одной женской особи, был отправлен ими в город, где жили его отец и мать. И как только отрок пришел в то место, где жили его отец и мать, и увидел то новое, чего ему ранее не приходилось видеть, он обратился к тем, кто его привел. А поскольку юный отрок видел красивых девушек, хорошо одетых, он спросил, что это было, и святые отшельники сказали ему, что это были дьяволы, которые возмущают весь мир. И так как они были в доме отца и матери, то святые отшельники, которые привели ребенка, сказали ему:

«Смотри, сколько прекрасного и нового ты видел, и что из того, чего ты еще никогда не видел, понравилось тебе больше всего?» И ребенок ответил: «Из всего красивого, что я увидел, больше всего мне понравились дьяволы, которые возмущают мир». Тогда они ему сказали: «О несчастный! Разве ты не слышал и не читал о том зле, которым являются дьяволы? Разве тебе не говорили, что их очаг есть ад? И как же они тогда могли тебе понравиться, если ты увидел их в первый раз?» Говорят, что ребенок ответил: «Хотя дьяволы такие плохие, и такое зло делают, и в аду находятся, мне безразлично все это зло. Я не боюсь находиться в аду и жить с такими дьяволами, как эти. И теперь я знаю, что дьяволы из ада не такие уж плохие, как о них говорят… И теперь я знаю, что лучше бы я был в аду, потому что там есть такие дьяволы, и с такими я должен находиться. Так я и буду с ними. Да будет это угодно Богу»».

Брат Жоан закончил чтение и захлопнул книгу, когда уже начало светать. Не следует рисковать. Не следует становиться святым отшельником, чтобы столкнуться с ребенком, который предпочтет дьявола. Он не собирается превращаться в того, кто назовет своего брата несчастным. Так говорили его книги – те, которые для него купил сам Арнау. У него не могло быть другого решения. Жоан опустился на колени, на подставку для молитвы, которая стояла в его комнате под самым распятием, и стал молиться.

В ту ночь, прежде чем уснуть, он почувствовал странный запах, запах смерти, наполнивший всю комнату и чуть было не вызвавший у него удушье.

В день Святого Марка Совет Ста и старшины Барселоны единогласно избрали Арнау Эстаньола, барона де Граноллерс, Сант-Висенс дельс Орте и Кальдес де Монтбуй, морским консудом Барселоны. В процессии, как требовалось по уставу Морского консульства, Арнау и второй консул, советники и старшины города прошли по Барселоне до самой биржи, где находилось здание Морского консульства, возвышавшееся на том же берегу, что и церковь Святой Марии и меняльная лавка Арнау.

Миссаджи, солдаты консула, отдали почести, и процессия вошла во дворец, где советники передали здание вновь избранным. Как только советники ушли, Арнау приступил к исполнению своих новых обязанностей.

Один торговец требовал возмещения за тюк перца, который упал в море, когда его разгружал молодой лодочник. Перец был доставлен в зал заседаний, и Арнау лично проверил, насколько он испортился.

Затем он выслушал доводы купца и лодочника, а также свидетелей, которых привела каждая из сторон. Он лично знал и купца, и молодого лодочника. Не так давно последний просил кредит в его меняльной лавке. Он только что женился, и Арнау поздравил его, пожелав ему всех возможных благ.

– Решение! – объявил Арнау, заметив, что его голос дрожит. – Лодочник должен возместить стоимость испорченного по его вине перца. Таков порядок! – Арнау зачитал выписку из книги морских обычаев, которую ему пододвинул секретарь, и задумался. Лодочник недавно женился в церкви Святой Марии, как подобало людям, связанным с морем. Его жена, должно быть, уже беременна. Арнау вспомнил огоньки в глазах молодой женщины в тот день, когда он их поздравлял. Новоиспеченный консул закашлялся.

– У тебя есть?.. – Он снова поперхнулся. – У тебя есть деньги?

Арнау отвел взгляд от лодочника. Он только что дал ему кредит. Может, тот взял его для покупки дома, одежды, мебели или этой лодки… Услышав отрицательный ответ, Арнау растерялся.

– Тогда я осуждаю тебя на… – Комок подкатил к горлу, мешая ему продолжить. – Я осуждаю тебя на пребывание в тюрьме до тех пор, пока ты не выплатишь свой долг.

«А как он выплатит долг, если не сможет работать?» – подумал Арнау, забыв стукнуть по столу деревянным молотком. Миссаджи подсказали ему взглядом. Он ударил. Молодого человека вывели из консульства и отправили в карцер. Арнау опустил голову.

– Это необходимо, – сказал ему секретарь, когда все заинтересованные лица покинули суд.

Внешне Арнау оставался невозмутимым, но на душе у него скребли кошки. Он сидел справа от секретаря, в центре огромного стола, стоявшего в зале.

– Послушай, – настаивал секретарь, кладя перед ним новую книгу, регламент консульства. – Что касается приказов тюремного заключения, то здесь написано, что так «демонстрируется власть старшего к младшему». Ты – морской консул и должен демонстрировать свою власть. От этого зависит процветание нашего города.

В тот день Арнау никого больше не отправил в тюрьму, но в дальнейшем ему пришлось принимать подобные решения много раз. Юрисдикция морского консула распространялась на все дела, касавшиеся торговли, и он решал проблемы, от которых зависели цены, зарплата моряков, безопасность кораблей, товаров и всего прочего, что так или иначе было связано с морем. С тех пор как он вступил в эту должность, Арнау превратился в независимую от судьи и викария власть. Он выносил решения, накладывал аресты, взимал имущество у должников, отправлял виновных в тюрьму, контролируя исполнение своих приказов.

А пока Арнау был вынужден отправлять в тюрьмы молодых лодочников, Элионор пригласила Фелипа де Понтса, одного рыцаря, знакомого баронессе со времен ее первого замужества. Он несколько раз приходил к Элионор с просьбой, чтобы она походатайствовала перед Арнау, которому он задолжал приличную сумму денег и не мог возвратить.

– Я пыталась сделать все, что было в моих силах, дон Фелип, – солгала Элионор, когда тот предстал перед ней, – но ничего не получилось. Вскоре ваш долг будет востребован.

Фелип де Понте, мужчина высокий и сильный, с густой светлой бородой и маленькими глазами, побледнел, услышав слова Элионор. Если востребуют долг, он потеряет свои земли, которых у него не так уж много, и останется без боевого коня. Рыцарь без земли, которая содержит его, и без боевого коня не мог считаться рыцарем.

Фелип де Понте опустился на одно колено.

– Я прошу вас, сеньора, – взмолился он. – Я уверен, что, если вы пожелаете, ваш супруг отложит это решение. Если он взыщет долг, моя жизнь потеряет смысл. Сделайте это для меня! В память о тех давних временах!

Элионор заставила себя просить еще несколько мгновений. Глядя на коленопреклоненного рыцаря, она притворилась, будто размышляет над его просьбой.

– Поднимитесь, – наконец приказала она. – Может, и появится какой-то шанс…

– Прошу вас! – повторил Фелип де Понте, прежде чем встать.

– Но это очень рискованно.

– Что бы ни было! Я ничего не боюсь. Я сражался с королем повсюду…

– Речь идет о том, чтобы похитить одну девушку, – понизив голос, произнесла Элионор.

– Не… не понимаю вас, – пробормотал рыцарь после паузы.

– Вы прекрасно поняли меня, – ответила Элионор. – Речь идет о том, чтобы похитить девушку, – повторила она и добавила: – И обесчестить ее.

– Это карается смертью!

– Не всегда.

Элионор слышала об этом, но не хотела обсуждать столь щекотливый вопрос сейчас, когда у нее был план.

Ожидая, пока доминиканец отбросит свои сомнения, она решила начать действовать самостоятельно.

– Поищем кого-нибудь, кто ее украдет, – выпалила она, уставившись на Жоана испытующим взглядом.

Монах, опешив, округлил глаза.

– Пусть ее изнасилуют, – продолжала баронесса.

Жоан поднял руки к лицу.

– Как я поняла, – заявила Элионор, – в Уложениях говорится, что, если девушка или ее родители согласны на брак, к насильнику не применяется наказание.

Жоан продолжал молчать, не убирая рук от лица.

– Так ли это, брат Жоан? Так ли это? – настойчиво допытывалась баронесса, не обращая внимания на подавленность монаха.

– Да, но…

– Это так или не так?

– Так, – подтвердил Жоан. – Изнасилование наказывается смертью. Если же была только попытка к насилию, то пожизненным изгнанием. В случае же, когда есть согласие на брак или насильник предлагает кандидатуру мужа такого же положения, как и девушка, и родители пострадавшей принимают ее, наказание отменяется.

На лице Элионор появилась злорадная улыбка, но она поспешила спрятать ее, как только Жоан снова повернулся к ней. Сейчас баронесса приняла такой вид, словно она и была той женщиной, которую обесчестили.

– Уверяю вас, что нет такого варварства, на которое я не могу пойти, чтобы вернуть своего мужа.

Поищем кого-нибудь, кто похитит эту девушку и изнасилует ее, – заявила она, – а потом дадим согласие на брак. Да и какая разница? – настаивала Элионор. – Мы могли бы выдать Мар замуж даже против ее воли, если бы Арнау не был так ослеплен своей страстью к этой особе. У него помрачился рассудок от этой девушки.

Вы бы и сами выдали ее замуж, если бы Арнау позволил. Только так мы сможем избавиться от навязчивого влияния этой особы на моего супруга. Мы сами выберем ей будущего мужа и таким образом сделаем то же самое, как если бы выдавали ее замуж, не считаясь с согласием Арнау. С ним нельзя считаться, он сошел с ума, и возможно, от этой девушки. Вы знаете хоть одного отца, который бы позволял своей дочери стариться в одиночестве? И это при его деньгах! При его знатности! Вы знаете такого? Даже король выдал меня против моей воли, не спрашивая моего мнения.

Под напором доводов Элионор Жоан начал уступать. А она воспользовалась слабостью монаха, чувствуя, что он колеблется и не знает, как поступить в отношении греха, который совершается в этом доме. Жоан пообещал подумать, и вскоре Фелип де Понте получил одобрение доминиканца, правда, с оговорками, но получил.

– Не всегда, – повторила Элионор. Рыцари обязаны знать Уложения.

– Вы утверждаете, что девушка согласится на брак? – спросил Фелип де Понте. – Почему же она не выходит замуж?

– Ее опекуны согласятся.

– Тогда почему они до сих пор не выдали ее замуж?

– Вас это не касается, – отрезала Элионор. «Это, – подумала она, – моя цель… и монаха».

– Вы просите меня похитить и изнасиловать девушку и утверждаете, что это не моего ума дело. Сеньора, вы заблуждаетесь на мой счет. Я должник, но я рыцарь…

– Это моя подопечная, – объявила баронесса и, глядя на опешившего мужчину, добавила: – Да, речь идет о моей подопечной, Мар Эстаньол.

Фелип де Понте вспомнил девушку, которую удочерил Арнау. Он видел ее в лавке отца, и между ними даже состоялся приятный разговор в тот самый день, когда он должен был прийти к Элионор.

– Вы хотите, чтобы я похитил и изнасиловал вашу собственную подопечную?

– Мне кажется, дон Фелип, что я выразилась достаточно ясно. Могу вас уверить, что за это преступление не последует никакого наказания.

– Но какая причина?..

– Причины – мое дело! Вы готовы?

– Что я за это получу?

– Можете быть спокойны: приданого Мар хватит для того, чтобы погасить все ваши долги. И поверьте, мой муж будет более чем щедрым относительно приемной дочери. Кроме этого, вы получите мою благосклонность, а вам наверняка известно, насколько я близка к королю.

– А барон?

– Я сама займусь бароном.

– Не понимаю…

– Больше ничего не надо понимать. Выбирайте: разорение, потеря доверия, бесчестье или моя благосклонность.

Фелип де Понте сел, исподлобья глядя на баронессу.

– Разорение или богатство, дон Фелип. Если вы откажетесь, завтра же утром барон начнет взимать долг и отберет ваши земли, оружие и лошадей. Это я вам обещаю.