Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

24

Прошло немногим более двух месяцев, как Мария с Арнау обвенчались в церкви Святой Марии у Моря. Церемония, проведенная отцом Альбертом, прошла в присутствии всех членов общины, а также Пэрэ, Марионы и Жоана, уже с тонзурой и облаченного в сутану монаха-францисканца. Помимо обязательного увеличения жалованья, которое полагалось женатым членам общины, Эстаньолу подыскали дом у берега и обставили его мебелью с помощью семьи Марии и всех тех, кто хотел помочь новобрачным, а таких нашлось предостаточно. По сути молодому супругу не пришлось ничего делать.

Дом, мебель, посуда, одежда, еда – все это появилось благодаря усилиям Марии и ее матери, которые настояли, чтобы он отдыхал и не волновался по этому поводу. В первую же ночь Мария отдалась своему мужу – без сладострастия, но и не сопротивляясь. На следующее утро, на рассвете, когда Арнау проснулся, завтрак был уже готов: яйца, молоко, солонина, хлеб. В полдень было так же, как и в первую ночь. А затем то же самое ночью и на следующий день… У Марии всегда была готова еда для Арнау; она разувала его, омывала его грязное тело и осторожно ухаживала за его ранами и царапинами. В постели она всегда была в его распоряжении. День за днем Арнау получал все, что только мог желать мужчина: еду, чистоту, послушание, внимание к своей плоти со стороны молодой и хорошенькой женщины. «Да, Арнау», – только и слышал он. Мария никогда не спорила с ним. Если Арнау хотел ее, Мария бросала все, чтобы отдаться ему. Казалось, Мария была готова дышать за него.

Начался ливень. Внезапно все потемнело, шторм принес молнии, пронизывающие насквозь черные тучи; море блестело в их ярких вспышках. Арнау и Бартоломе, промокшие до нитки, находились на берегу. Все корабли покинули опасный порт Барселоны, чтобы укрыться в Салоу. Королевская каменоломня была закрыта. В тот день у грузчиков не было работы.

– Как у тебя дела, сынок? – спросил Бартоломе у зятя.

– Хорошо. Очень хорошо… но…

– Что-то не так?

– Дело в том, что… Я не привык, чтобы со мной обращались так, как это делает Мария.

– Мы ее так воспитывали, – сказал Бартоломе с довольным видом.

– Это слишком…

– Я же говорил тебе, что ты не пожалеешь, женившись на ней. – Бартоломе посмотрел на Арнау. – Ты привыкнешь. Радуйся, что у тебя такая жена.

Они подошли к де лас Дамес, маленькому переулку, выходящему к тому же берегу. Здесь было более двадцати женщин, молодых и старых, красивых и уродливых, здоровых и больных; все они, несчастные, бродили под дождем.

– Видишь их? – снова заговорил Бартоломе, показывая на женщин. – Знаешь, чего они ждут? – Арнау отрицательно покачал головой. – В дни шторма, как сегодня, когда неженатые рулевые рыболовецких судов исчерпали все свои силы, когда они уже воззвали ко всем святым и покровителям, но и это не помогло успокоить бурю, им остается только одно. Команда это знает и требует от них. В этот момент рулевой в присутствии своего экипажа клянется перед Богом, что, если ему удастся привести свое судно в порт целым и невредимым, он вступит в брак с первой же женщиной, которую увидит, как только ступит на землю. Понимаешь, Арнау? – Тесть снова посмотрел на зятя, который пристально наблюдал за женщинами, беспокойно снующими по улице то вверх, то вниз. – Женщины рождены для того, чтобы выйти замуж и угождать мужчине. Такой мы воспитали Марию, и такой я тебе ее отдал, – добавил Бартоломе.

Дни шли своей чередой, и Мария продолжала из кожи вон лезть, чтобы угодить Арнау. Но он думал только об Аледис.

– Эти камни когда-нибудь поломают тебе спину, – сказала как-то Мария во время массажа.

Арнау не ответил.

– Этой ночью я посмотрю твою капсану.Странно, что камни оставляют на коже такие порезы, как эти, – продолжала жена, осторожно смазывая рану на его лопатке.

Арнау вновь не ответил. Он пришел домой, когда уже стемнело. Мария сняла с него обувь, налила ему стакан вина и заставила сесть так, чтобы было удобно массировать натруженную спину. Будучи ребенком, она наблюдала, как ее мать делала массаж отцу. Арнау, как всегда, не сопротивлялся. Сейчас он слушал Марию, не говоря ни слова. Да и что он мог сказать ей? Эта рана появилась не из-за камней для Святой Девы, да и капсанатут ни при чем. Жена промывала и обрабатывала царапины, сделанные другой женщиной, от которой Арнау сходил с ума и не мог отказаться.

– Эти камни изуродуют всем вам спины, – повторила Мария.

Арнау выпил глоток вина и замер, наслаждаясь нежными прикосновениями рук Марии.

С тех пор как муж позвал ее в мастерскую, чтобы показать следы розг на спине подмастерья, осмелившегося взглянуть на нее, Аледис ограничилась тем, что украдкой подглядывала за юношами.

Она узнала, что большинство из них ходили ночью в сад, где встречались с женщинами, которые перелазили через забор, чтобы встретиться с ними. Подмастерья, имея доступ к материалу и инструментам и обладая необходимыми знаниями, изготовляли из тончайшей кожи что-то вроде колпачков, которые они смазывали и надевали на член, прежде чем начать распутничать с женщиной.

Уверенность, что они не забеременеют, молодость любовников и темнота ночи были искушением, перед которым не могли устоять многие женщины, жаждущие тайных приключений. Аледис без труда пробралась в комнату подмастерьев и обзавелась несколькими такими колпачками. Мысль об отсутствии риска забеременеть при встречах с Арнау дала Аледис полную волю, чтобы удовлетворить свою похоть.

Она сказала, что благодаря этим колпачкам у них не будет детей, и Арнау смотрел, как она надевала это приспособление на его член. Останется ли потом эта смазка у него на члене? Накажет ли его Бог за то, что он противится божественным предписаниям природы? Мария не беременела. Она была крепкой и здоровой девушкой. Какая причина могла помешать ей забеременеть? Какое еще основание, кроме грехов Арнау, могло появиться у Господа, чтобы не наградить его желанным потомком?

Бартоломе нужен был внук. Отец Альберт и Жоан хотели, чтобы Арнау стал отцом. Вся община была в ожидании, когда молодые супруги сообщат наконец благую весть. Мужчины подшучивали над Арнау, а жены бастайшейприходили к Марии, чтобы дать ей совет и рассказать о прелестях семейной жизни.

Арнау тоже хотел сына.

– Я не хочу, чтобы ты надевала мне это, – воспротивился он, когда Аледис в очередной раз преградила ему дорогу в каменоломню.

Аледис не испугалась.

– Я не собираюсь тебя терять, – заявила она. – Прежде чем это случится, я брошу старика и ославлю тебя. Все узнают, что было между нами, и ты попадешь в немилость: тебя выгонят из общины, а может быть, и из города. Вот тогда у тебя буду только я, и только я буду готова следовать за тобой повсюду. Я не представляю своей жизни без тебя, и не собираюсь оставаться возле помешанного импотента.

– Ты хочешь погубить мою жизнь? Зачем тебе это?

– Потому что я знаю, что в глубине души ты любишь меня, – с твердостью в голосе ответила Аледис. – На самом деле я просто помогаю тебе сделать тот шаг, на который ты не отваживаешься.

Когда они спрятались за кустами на откосе горы Монжуик, Аледис таки надела колпачок на член своего любовника. Арнау, наблюдая за ней, думал: была ли правда в ее словах? Действительно ли он хотел жить с Аледис, бросить свою жену и все, что у него было, и бежать с ней? Вот если бы его член не проявлял такую готовность… Откуда в этой женщине способность подавлять его волю? Арнау собрался рассказать ей историю о матери Жоана и предостеречь, что, если их связь будет раскрыта, старик опозорит ее на всю жизнь. Но вместо этого… снова бросился в ее объятия. Аледис глубоко дышала, подстраиваясь под ритм толчков Арнау. Этот бастайштолько и думал, что о своих страхах: Мария, работа, община, Жоан, бесчестье, его Святая Дева Мария. Его Святая Дева…

25

Сидя на троне, король Педро поднял руку. Он находился в окружении своего дяди и брата – инфантов дона Педро и дона Хайме, – которые стояли справа от него, а также графа де Террановы и отца Ота из Монткады, занявшими места слева. Король ждал, пока замолчат остальные члены совета. В королевском дворце в Валенсии принимали Пэрэ Рамона де Кодолера, мажордома и посланца короля Хайме Мальоркского. По словам господина де Кодолера, король Мальорки, граф Руссильона и Сардинии и владыка Монпелье, решил объявить войну Франции за постоянные оскорбления, наносимые французами его величеству. И, как вассал короля Педро, он просил, чтобы 21 апреля следующего 1341 года его сеньор возглавил в Перпиньяне каталонские войска и тем самым помог ему в войне против Франции.

Все это утро король Педро и его советники рассматривали прошение вассала. Если они не придут на помощь королю Мальорки, тот откажется от вассальства и станет независимым, а если они это сделают – и тут все пришли к единому мнению, – то попадут в ловушку. Как только каталонские войска войдут в Перпиньян, Хайме Мальоркский вступит в союз с королем Франции против Педро IV.

Когда наконец воцарилось молчание, король заговорил:

– Все вы размышляли над тем, какой предлог можно использовать, чтобы отказать королю Мальорки в той просьбе, с которой он к нам обратился. Думаю, предлог найден: мы отправимся в Барселону, созовем кортесы и пригласим короля Мальорки, чтобы 25 марта он присутствовал на кортесах, как ему и подобает. И что может произойти? Он или будет там, или не будет. Если он явится, ему придется сделать то, что он должен сделать, и в этом случае мы тоже выполним его просьбу… – Некоторые советники заволновались: а если король Мальорки добьется, чтобы кортесы дали согласие вступить в войну против Франции в то самое время, когда идет война с Генуей?! Кто-то даже осмелился возразить вслух, но Педро, подняв руку и улыбнувшись, призвал к спокойствию. Прежде чем продолжить, он повысил голос: Мы спросим совета у наших вассалов, которые примут наилучшее решение по поводу того, что нам делать. – Кое-кто из советников тоже заулыбался, а другие закивали головой. Кортесы были компетентны в сфере каталонской политики и могли решать, начинать войну или нет. Тогда уже не король откажет своему вассалу, а кортесы Каталонии. – А если король Мальорки не приедет, – произнес Педро, – тогда он нарушит договор о вассальстве, и в этом случае мы не будем обязаны помогать ему и вступать в войну против короля Франции.

Барселона, 1341 год

Знать, духовенство и представители свободных городов графства – три сословия, из которых состояли кортесы, – собрались в Барселоне, заполонив улицы роскошными одеяниями. Здесь были шелк из Альмерии, Барбарии, Александрии и Дамаска, шерсть из Англии и Брюсселя, Фландрии и Мехелена, необыкновенный черный лен из Биссо. Все это было украшено золотым и серебряным шитьем и драгоценными камнями.

Однако Хайме из Мальорки все еще не приехал в столицу графства. Вот уже несколько дней лодочники, бастайшии прочие портовые рабочие, предупрежденные викарием, готовились к тому, что король Мальорки решится наконец прибыть на кортесы. Порт Барселоны не был готов для высадки великих мира сего, которые никогда не согласились бы добираться до берега на жалких галерах, как это делали купцы. Когда кто-нибудь из знатных гостей прибывал в Барселону, лодочники выстраивали свои посудины бортом к борту от самого берега до выхода в море и на них строили помост, чтобы короли и графы добирались до берега Барселоны с подобающей им торжественностью и не дай бог не замочили одежду.

Бастайши– среди них и Арнау – носили на берег доски, необходимые для постройки помоста, и вместе с другими горожанами, подходившими к берегу, вглядывались в горизонт в поисках галер государя Мальорки. Впрочем, большинство представителей знати делало то же самое. Кортесы Барселоны превратились в предмет всеобщих разговоров; обращение короля Мальорки за помощью и уловка короля Педро были на устах у всех жителей Барселоны.

– Следует предположить, – заметил однажды Арнау отцу Альберту, снимая нагар со свечей в часовне Святейшего, – что, если весь город знает о том, что собирается сделать король Педро, это же знает и король Хайме. Зачем его тогда ожидать?

– Поэтому он и не приедет, – ответил кюре, не переставая взволнованно ходить по часовне.

– И что тогда? – Арнау с любопытством посмотрел на священника.

– Я очень боюсь, что Каталония вступит в войну с Мальоркой.

– Еще одна война?

– Да. Хорошо известно желание короля Педро воссоединить старые каталонские королевства, которые Хайме Завоеватель разделил между своими наследниками. С тех пор короли Мальорки только и делали, что предавали каталонцев. Не прошло и пятидесяти лет, как Педро Великому удалось победить французов и мальоркийцев в ущелье Паниссар. Потом он завоевал Мальорку, Руссильон и Сардинию, но Папа заставил его возвратить их Хайме И. – Кюре повернулся к Арнау. – Будет война, Арнау. Не знаю, когда и почему, но война будет.

Хайме Мальоркский не приехал на кортесы. Король назначил новый срок, дав ему еще три дня, но и после этого галеры не прибыли в порт Барселоны.

– Вот тебе и почему, – сказал на следующий день отец Альберт. – Все еще не знаем когда, но уже знаем почему.

По окончании кортесов Педро VI приказал возбудить против своего вассала судебное разбирательство за неповиновение, к которому он присовокупил еще обвинение в том, что в графствах Руссильон и Сардиния чеканили каталонскую монету, в то время как королевскую монету можно было чеканить только в Барселоне.

Хайме Мальоркский продолжал делать вид, будто ничего не происходит, но процесс, который вел викарий Барселоны Арнау д’Эрилль при участии Фелипа де Монтройга и Арнау Самореры, королевского вице-канцлера, продолжался заочно, несмотря на отсутствие мальоркского государя.

Король Хайме явно занервничал, когда советники сообщили ему, каким может быть результат: реквизиция его королевства и графств. Тогда Хайме стал искать защиты у короля Франции, которому он воздал почести, и обратился к Папе, чтобы тот выступил посредником в переговорах с его зятем, королем Педро.

Верховный понтифик, защитник дел правителя Мальорки, добился у Педро гарантии неприкосновенности для Хайме с тем, чтобы последний без опасности для себя и своей свиты смог прибыть в Барселону, попросить прощения и защитить себя от обвинений, которые против него выдвигали. Король Педро не мог отказать Папе и согласился дать гарантию неприкосновенности, предварительно договорившись, чтобы ему прислали четыре галеры из Валенсии под командованием Матеу Мерсера, который должен был следить за государем Мальорки.

Вся Барселона пришла в порт, когда на горизонте показались паруса галер короля Мальорки. Флот под предводительством Матеу де Мерсера, вооруженный так же, как и флот Хайме III, уже ждал; Арнау д’Эрилль, викарий города, приказал начинать сооружение моста; лодочники выстроили в ряд свои лодки, и портовые рабочие начали сбивать на них доски.

Когда король Мальорки прибыл, остальные лодочники отправились к королевской галере.

– Что происходит? – спросил один из бастайшей, увидев, что королевский штандарт остался на корабле, а в лодку спустился только один представитель знати.

Арнау был весь мокрый, как и его товарищи. Все смотрели на викария, не сводившего глаз с лодки, которая приближалась к берегу. На берег вышел всего лишь один человек, виконт де Эволь, аристократ из Руссильона, одетый в дорогое убранство и вооруженный. Прежде чем ступить на берег, он задержался на помосте.

Викарий вышел ему навстречу и, стоя на песке, выслушал объяснения де Эволя, который махнул рукой в сторону Фраменорса, а потом указал на галеру короля Мальорки. Когда беседа закончилась, виконт вернулся на королевскую галеру, а викарий отправился в город. Получив указания короля Педро, викарий вскоре вернулся.

– Король Хайме Мальоркский, – крикнул он так, чтобы всем было слышно, – и его жена Констанса, королева Мальорки, сестра нашего обожаемого короля Педро, остановятся в монастыре Фраменорса! От места, где стоят на якоре галеры, и до королевских покоев нужно построить деревянный помост на сваях, закрытый с боков и сверху.

На берегу поднялся ропот, но суровое выражение, с каким викарий смотрел на людей, утихомирило недовольных. После этого большая часть портовых рабочих отправилась в монастырь Фраменорса, который величественно возвышался над береговой линией.

– Это безумие, – услышал Арнау голос кого-то из бастайшей.

– Если поднимется шторм, – предрек другой, – мост не выдержит.

– Закрытый с боков и сверху! Зачем королю Мальорки нужен такой мост?

Арнау повернулся к викарию как раз в тот момент, когда на берегу появился Беренгер де Монтагут.

Арнау д’Эрилль указал ему в сторону монастыря Фраменорса, а потом правой рукой провел воображаемую линию от него в сторону моря.

Арнау, бастайши, лодочники и столяры с берега, корабельные и весельные плотники, кузнецы и канатчики стояли молча, пока викарий не закончил объяснять. Великий мастер задумался.

По приказу короля работы в церкви Святой Марии и соборе были приостановлены и всех рабочих перевели на строительство помоста. Под надзором Беренгера де Монтагута была снята часть лесов с собора, и в то же самое утро рабочие стали относить их во Фраменорс.

– Что за глупость, – заметил Арнау Рамону, когда оба взваливали на себя тяжелый ствол дерева.

– Мы выбиваемся из сил, чтобы носить камни для Святой Марии, а теперь ее разбираем. И все это из-за каприза…

– Молчи! – оборвал его Рамон. – Мы делаем это по приказу короля. Наверняка он знает, для чего все это.

Проходя на веслах, галеры короля Мальорки оставались под постоянным наблюдением валенсийцев, которые пристально следили за тем, как суда расположились напротив Фраменорса, став на якорь на почтительном расстоянии от монастыря. Каменщики и плотники начали устанавливать внушительное деревянное строение, которое должно было протянуться от фасада монастыря и выйти к морю. В это же время бастайшис помощью всех, у кого не было конкретного задания, носили к монастырю стволы и доски.

Когда стемнело, работы приостановились. Арнау вернулся домой, не переставая возмущаться.

– Наш король еще никогда не просил о подобной глупости, – недовольно говорил он. – Всех всегда устраивал обычный понтон на лодках. Почему он позволил предателю капризничать?

Но его гнев стал утихать, а мысли направились в другое русло, как только он почувствовал на своем теле руки жены. Мария стала массировать ему плечи.

– Твои раны выглядят лучше, – заметила она. – Некоторые используют герань с малиной, но мы всегда доверяли только бессмертнику. Моя бабушка лечила им дедушку, а мать отца…

Арнау закрыл глаза. Бессмертник? Вот уже несколько дней, как он не видел Аледис. Это единственная причина заживления царапин!

– Зачем ты напрягаешь мышцы? – спросила Мария, прерывая его мысли. – Расслабься, ты должен расслабиться, чтобы…

Он продолжал сидеть, как всегда, не слушая ее. Зачем? Расслабиться, чтобы Мария смогла вылечить его раны, нанесенные другой женщиной? Если бы она хотя бы рассердилась…

Но вместо того чтобы накричать на мужа, Мария снова отдалась ему этой ночью: она подошла к Арнау, ласково улыбнулась и с нежностью прильнула к нему. Аледис не знала, что такое нежность. Они совокуплялись, как животные! Арнау принимал ее, закрыв глаза. Как на нее смотреть? Мария же ласкала его тело… и душу, даря ему наслаждение, – тем более мучительное, чем большим оно было.

На рассвете Арнау поднялся, чтобы отправиться во Фраменорс. Мария была уже внизу, хлопоча возле очага.

В течение трех дней, пока длились работы по строительству помоста, ни один представитель двора короля Мальорки не покидал галер; не сходили с кораблей и валенсийцы. Когда строение, начинающееся от Фраменорса, дошло до воды, явились лодочники, готовые перевозить материалы.

Арнау работал без передышки; если он останавливался, тело тут же вспоминало нежные руки Марии. А ведь еще несколько дней назад его кусала и царапала Аледис. Раскачиваясь в лодках, рабочие забивали сваи в дно порта Барселоны. За ними строго присматривал Беренгер де Монтагут, который стоял на носу корабля. Иногда, чтобы определить надежность опор, прежде чем дать на них нагрузку, он лично проверял качество работы.

На третий день деревянный помост длиной свыше пятидесяти метров, закрытый с боков, врезался в обычную панораму порта графского города. Галера короля подошла к помосту, и через миг Арнау и все те, кто был занят на строительстве, увидели, как король и его свита зашагали по доскам; многие высокомерно задрали головы.

Уже из Фраменорса Хайме отправил посланца к королю Педро, чтобы сообщить ему, что он и королева Констанса заболели из-за немилости морского перехода и что его сестра просила прибыть его величество в монастырь проведать ее. Король был расположен к тому, чтобы угодить Констансе, когда вдруг инфант дон Педро предстал перед ним в сопровождении молодого монаха-францисканца.

– Говори, брат, – приказал монарх, явно раздраженный, что ему пришлось отложить посещение сестры.

Жоан сжался так, что его голова, склоненная перед королем, казалась совсем незаметной. «Он низковат, – сказали Жоану, – и никогда не принимает своих придворных стоя». Однако на этот раз король таки стоял и смотрел прямо в глаза Жоану, пронизывая его насквозь.

Жоан растерялся.

– Говори! – прикрикнул инфант дон Хайме.

Жоан начал обильно потеть и вскоре заметил, что его сутана, еще совсем новая, прилипла к телу.

Может, послание фальшивое?.. Жоан услышал это из уст старого монаха, который сошел на берег с королем Мальорки и не задержался ни на минуту. Жоан побежал в сторону королевского дворца, поругался с охраной, поскольку хотел лично сообщить новость монарху, но потом согласился, чтобы это сделал инфант дон Педро. Однако сейчас… А если это действительно неправда? Ведь мог же мальоркский государь придумать еще одну уловку?.

– Говори. Во имя Господне! – потребовал король.

И Жоан быстро заговорил, едва успевая набирать в легкие воздух.

– Ваше величество, вы не должны идти проведывать вашу сестру, королеву Констансу. Это – западня короля Хайме Мальоркского. Под предлогом болезни и слабости своей супруги король отдал приказ привратнику, охраняющему дверь в его покои, не пускать никого, кроме вас и инфантов – дона Педро и дона Хайме. Никто другой не смеет войти в комнату королевы. Внутри ожидает дюжина вооруженных людей, которые должны вас арестовать, а затем перенести по помосту на галеры, чтобы сразу же отплыть на остров Мальорку, в замок Аларо. Там вас собираются держать как пленников, пока вы не освободите короля Хайме от вассальства и не отдадите ему новые земли Каталонии.

Что ж, кажется, все сказано!

Прищурив глаза, король спросил:

– А откуда такому молодому монаху, как ты, это известно?

– Мне об этом рассказал брат Беренгер, родственник вашего величества.

– Брат Беренгер?

Дон Педро молча кивнул, и король, казалось, внезапно вспомнил своего родственника.

– Брат Беренгер, – продолжал Жоан, – принял исповедь одного раскаявшегося предателя, который поручил ему сообщить о готовящемся предательстве. Но поскольку брат Беренгер очень старый и не может быстро двигаться, он попросил меня.

– Для этого король Мальорки и потребовал закрытый помост, – вмешался дон Хайме. – Если мы отправимся во Фраменорс, никто не заметит нашего похищения.

– Это будет просто, – подтвердил инфант дон Педро, кивая головой.

– Вы прекрасно знаете, – заявил король, поворачиваясь к инфантам, – что, если моя сестра королева больна, я не могу не пойти проведать ее, тем более когда она находится в моих владениях.

Жоан слушал, не смея взглянуть на них. Король помолчал несколько секунд.

– Я отложу ночной визит, но мне нужно… Ты меня слушаешь, брат? – спросил король, и Жоан учтиво поклонился. – Мне нужно, чтобы этот раскаявшийся предатель помог нам раскрыть измену. А пока пусть исповедь остается в секрете… – Король задумался и после паузы добавил: – И все-таки мне придется проведать королеву. Иди, – приказал он.

Жоан поспешно вернулся во Фраменорс и передал королевское требование брату Беренгеру. Король Педро не пришел на свидание и, чтобы успокоить всех, истолковал это событие как покровительство божественного провидения. Он объявил, что у него на лице, возле глаза, вследствие инфекции появилась кровоточащая язвочка и это заставило его придерживаться постельного режима в течение нескольких дней. Этого времени было достаточно для того, чтобы брат Беренгер добился от исповедовавшегося согласия, о котором просил король Педро.

Теперь уже Жоан не сомневался, что ему сообщили правду.

– Исповедницей брата Беренгера является ваша собственная сестра, – сообщил он королю, вновь представ перед ним. – Королева Констанса просит вас привести ее во дворец по собственной воле или силой. Здесь, во власти вашего величества и под вашей защитой, она готова рассказать вам об измене во всех подробностях.

Инфант дон Хайме с отрядом солдат явился во Фраменорс, чтобы выполнить волю Констансы. Монахи расступились перед ними, и инфант с солдатами предстал перед самим королем. Жалобы короля не возымели никакого действия: Констанса ушла в королевский дворец.

Не помог королю Мальорки и последующий визит, который он нанес своему зятю Педро Церемонному.

– Благодаря слову, данному Папе, – заявил ему король Педро, – я сохраню вам неприкосновенность. Но ваша супруга останется здесь, под моим покровительством. Покиньте мое королевство.

Как только Хайме Мальоркский отбыл со своими четырьмя галерами, король приказал Арнау д'Эриллю ускорить процесс, открытый против его зятя. Вскоре викарий Барселоны огласил приговор, по которому земли вассала-изменника, судимого заочно, переходили под власть короля Педро, получившего прощение, которое требовало от него объявить войну королю Мальорки.

Тем временем король, вдохновленный идеей воссоединить королевство, разделенное его предком Хайме Завоевателем, послал за молодым монахом, который раскрыл заговор.

– Ты нам хорошо и преданно служил, – сказал король, восседавший на троне. – Я оказываю тебе милость.

Жоан уже знал о намерении короля – ему об этом сообщили его же посланцы – и теперь все время думал о нем. По указанию своих учителей юноша носил одежду францисканцев, но, попав во Фраменорс, разочаровался. А где же книги? Где возможность получить новые знания? Где работа и учеба? Когда после долгих раздумий он пришел к приору Фраменорса, тот терпеливо напомнил ему о трех принципах, установленных основателем ордена – святым Франциском Ассизским.

– Совершенная простота, абсолютная бедность и смирение. Так должны жить францисканцы, – поучительным тоном произнес приор.

Но Жоан стремился к знаниям, хотел учиться, читать, познавать новое. Разве не говорили его учителя, что это тоже путь Божий? Поэтому при встрече с каким-нибудь монахом-доминиканцем Жоан испытывал зависть. Орден доминиканцев посвящал себя главным образом изучению философии и богословия и основал несколько университетов. Жоан хотел принадлежать ордену доминиканцев и продолжить учебу в престижном университете Болоньи.

– Да будет так, – решил король, выслушав аргументы Жоана, и по всему телу юного монаха пробежали мурашки. – Будем надеяться, что однажды, облеченные моральной властью, которую дают знания, вы вернетесь в наши владения и примените ее во благо вашего короля и его народа.