Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)

– Что с твоим братом, монах? – спросил его один мужчина, когда Жоан подошел поближе.

Жоан остановился перед человеком, который, ухмыляясь, смотрел на него.

– Меня зовут брат Жоан, я – инквизитор Святого престола, – громко сказал он, называя свою должность.

– Тогда ответь на мой вопрос, сеньор инквизитор.

Жоан посмотрел прямо в глаза этому человеку. «А какие у тебя грехи?» – казалось, спрашивали его глаза.

Ухмылка исчезла с лица мужчины, и он сделал шаг назад. Жоан снова пошел к лавке, но теперь люди расступались перед ним.

– Я – брат Жоан, инквизитор Святого престола! – пришлось ему крикнуть еще раз, но уже перед закрытыми дверями лавки.

Его встретили трое служащих Арнау. Внутри все было перевернуто; на скомканном красном шелке, которым был накрыт длинный стол брата, как попало лежали учетные книги. Если бы Арнау это видел…

– Мне нужны деньги, – коротко сказал Жоан.

Все трое недоверчиво посмотрели на доминиканца.

– Нам тоже, – ответил старший, по имени Ремиги, который был вместо Гилльема.

– О чем ты?

– У меня нет ни гроша, брат Жоан. – Ремиги подошел к столу и потянул на себя пустые ящики. – Ни одного, брат Жоан.

– У моего брата нет денег?

– В настоящее время нет. А вы не догадываетесь, что здесь делают все эти люди? Они требуют свои деньги. Мы уже несколько дней в осаде. Арнау богат, как и прежде, – попытался успокоить его служащий, – но все деньги вложены в займы, в требования, в коммерческие операции…

– А вы не можете потребовать возврата займов?

– Главный должник – король, а вы знаете, что сундуки его величества…

– Понятно, – перебил его Жоан. – Но неужели больше никого нет, кто должен деньги Арнау?

– Конечно, есть. Но для этих людей срок выплаты долгов еще не наступил. К тому же Арнау, как известно, давал в долг беднякам. Они не могут вернуть деньги. Хотя многие из них, узнав, что случилось с Арнау, принесли часть того, что были должны, – все, что смогли наскрести. Но его положение все равно не улучшилось. Мы не можем обеспечить возврат депозитов.

Жоан повернулся к двери и указал на нее.

– А эти? Почему они могут требовать свои деньги?

– Вообще-то, не могут. Каждый приносил свои деньги с условием, что Арнау лично договорится с ним, но деньги такая вещь… Кроме того, инквизиция…

Жоан сделал жест, чтобы тот не обращал внимания на его черную сутану, но ему самому вдруг показалось, что он вновь слышит ворчание тюремного охранника. Он задумался.

– Мне нужны деньги, – не замечая, что говорит вслух, произнес Жоан.

– Я уже сказал вам, что у меня их нет, – повторил Ремиги.

– И все же они мне нужны, – отвлекаясь от своих мыслей, сказал Жоан, – они нужны Арнау.

«Они нужны Арнау, прежде всего ему, – подумал Жоан, снова поворачиваясь к двери. – Ему необходим покой. Этот скандал только навредит ему. Люди будут думать, что он разорен, и тогда никто его не захочет знать… Нам нужна поддержка».

– Ничего нельзя сделать, чтобы успокоить людей? Может, что-нибудь продать и отдать им деньги?

– Можно было бы уступить некоторые требования. Сгруппировать вкладчиков по требованиям, в которых не участвует Арнау, – ответил Ремиги. – Но без его позволения…

– А моего тебе достаточно?

Служащий посмотрел на Жоана.

– Это необходимо, Ремиги.

– Предположим, да, – помедлив, сказал Ремиги. – Тем более что на самом деле мы не потеряем деньги. Мы только поменяем сроки сделок; у них будут одни, а у нас – другие. Наверняка они бы успокоились, но вам придется дать мне письменное распоряжение.

Жоан подписал документ, который подготовил Ремиги.

– Сделай все как можно быстрее. Займись этим с самого утра, – сказал он со всей серьезностью. – Нам нужны наличные, – настоятельно повторил Жоан, не сводя со служащего своего пронизывающего взгляда. – Продай что-нибудь по низкой цене, если потребуется, и помни: нам очень нужны эти деньги.

Как только Жоан покинул лавку и снова заставил замолчать кредиторов, Ремиги принялся за дело. В тот же день последний корабль, который снялся с якоря и вышел из порта Барселоны, повез указания партнерам Арнау по всему Средиземноморью. Ремиги действовал быстро: на следующий день были удовлетворены кредиторы, которые начали повсюду рассказывать о новом положении дел у Арнау.

48

Впервые за всю неделю Арнау выпил свежей воды и съел ломоть мягкого хлеба. Охранник заставил его подняться, толкая ногой, и вымыл водой его место. «Лучше вода, чем испражнения», – подумал Арнау. В течение нескольких секунд был слышен только шум воды, стекающей на пол, и сиплое дыхание угрюмого охранника. Старуха, которая уже приготовилась к смерти и постоянно прятала лицо в лохмотья, повернулась к Арнау.

– Оставь ведро, – приказал бастайшохраннику, когда тот уже собрался уходить.

Арнау видел, как плохо обращались с заключенными, издеваясь над ними даже без видимой причины.

Охранник повернулся, вытянув руку для удара, но резко остановился, увидев горящий взгляд Арнау, который стоял неподвижно, но в любую секунду готов был наброситься на него. Охранник сплюнул и бросил ведро на пол. Прежде чем выйти, он ударил ногой одну из теней, которая за ними наблюдала.

Когда земля впитала воду, Арнау снова сел. На улице слышался звон колокола. Слабые лучи солнца, которым удавалось прорываться сквозь узкое окно, находившееся на уровне мостовой, и звон колоколов были единственной связью с внешним миром. Арнау поднял глаза к маленькому окну и напряг слух. Церковь Святой Марии была залита светом, но у нее все еще не было колоколов; однако удары молотков по камням, стук по дереву и крики рабочих были слышны на приличном расстоянии от церкви. Когда эхо одного из этих звуков доносилось до камеры, к Арнау возвращались воспоминания и в мгновение ока он оказывался рядом с теми, кто работал на строительстве церкви Святой Девы у Моря. Арнау снова ощущал на своей спине тяжесть первого камня, который он принес в церковь. Сколько времени прошло с тех пор? Как изменилось все вокруг!

Он был тогда всего лишь ребенком, который нашел в Святой Деве свою мать и покровительницу…

По крайней мере, успокаивал себя Арнау, ему удалось спасти Рахиль от ужасной судьбы, на которую она была обречена. Как только он увидел, что Элионор и Маргарида Пуйг показывали на них обоих, Арнау позаботился о том, чтобы Рахиль и ее семья бежали из еврейского квартала. Он даже сам не знал, куда они отправились.

– Я хочу, чтобы ты нашел Мар, – сказал он Жоану, когда тот снова пришел к нему.

Монах остановился в нескольких шагах от брата.

– Ты меня слышишь, Жоан? – Арнау поднялся, чтобы подойти, но кандалы не отпускали его ноги.

Жоан спокойно стоял на том же месте. – Жоан, ты меня слышишь? – повторил он.

– Да… да… я тебя слышу. – Жоан подошел к Арнау, чтобы обнять его. – Но… – начал говорить он.

– Мне нужно видеть ее, Жоан. – Арнау схватил монаха, не давая ему обнять себя, и легко сжал его плечи. – Я не хочу умереть, не поговорив с ней…

– Ради Бога! Не нужно…

– Да, Жоан! Я мог бы умереть на этом самом месте среди лишенных надежды людей. Но я хочу воспользоваться последней возможностью увидеть Мар. Есть нечто…

– Но что ты хочешь сказать ей? Что может быть столь важным?

– Ее прощение, Жоан, мне нужно ее прощение… – Арнау помолчал. – А еще… Я должен сказать ей, что люблю ее. – Монах попытался вырваться из рук брата, но Арнау крепко держал его. – Ты меня знаешь, Жоан.

Ты – человек Божий, и тебе хорошо известно, что я никому не причинил вреда, за исключением этой… девочки.

Когда Жоану удалось высвободиться из рук Арнау, он упал перед братом на колени.

– Ты не… – начал говорить он.

– У меня есть только ты, Жоан, – перебил его Арнау, тоже опускаясь на колени. – Ты должен помочь мне. Ты никогда не подводил меня, не подведешь и сейчас. Ты единственный, кто у меня остался, Жоан!

Жоан продолжал молчать.

– А ее муж? – неожиданно спросил он. – Может, Понте не позволит…

– Он умер, – ответил Арнау. – Я узнал об этом, когда он прекратил платить проценты по дешевой ссуде. Он погиб под знаменами короля при защите Калатаюда.

– Но… – слабым голосом произнес Жоан.

– Жоан… Я прикован к моей жене, прикован клятвой, которую я дал и которая не позволит мне соединиться с Мар, пока жива Элионор… Но мне нужно увидеть Мар! Мне нужно рассказать ей о моих чувствах, хотя мы и не сможем быть вместе… – Арнау постепенно успокоился и вспомнил о своих делах. – И еще, Жоан, сделай одолжение, зайди в лавку. Я хочу знать, что там происходит.

Жоан вздохнул. Этим утром он как раз заходил туда и Ремиги вручил ему кошелек с деньгами. «Это была не самая лучшая операция», – услышал он из уст служащего.

Хороших операций уже не было.

Оставив Арнау и пообещав ему, что навестит Мар, Жоан заплатил охраннику, стоявшему у входа в подземелье.

– Он попросил у меня ведро, – пробормотал тот.

Для чего Арнау понадобилось ведро?.. Жоан отдал еще одну монету.

– Я хочу, чтобы это ведро было постоянно чистым, – сказал монах.

Охранник посмотрел на монеты и повернулся, чтобы уйти.

– Там внутри есть один мертвый заключенный, – добавил Жоан.

Тюремщик ничего не ответил и, пожав плечами, побрел по темному коридору.

Он даже не вышел из епископского дворца. Покинув камеру, Жоан отправился на поиски Николау Эймерика.

Он знал все закоулки в этих коридорах. Сколько раз он прошелся по ним в своей юности, гордый обязанностями, порученными ему? Теперь там были другие юноши, которые так же резво бегали по ним, как и он, и опрятные священники, не скрывающие своего изумления при взгляде на него.

– Он сознался?

Жоан вспомнил, что обещал отправиться за Мар.

– Он сознался? – повторил генеральный инквизитор.

Жоан провел ночь без сна, готовясь к этому разговору, но ничего из того, что он придумал, ему не помогло.

– Если бы он это сделал, то какое наказание?..

– Я тебе уже сказал, что все очень сложно.

– Мой брат богат.

– Ты намереваешься купить Святой престол, ты, инквизитор?

Жоан выдержал на себе взгляд Николау Эймерика.

– Штрафы допускаются, как и обычные наказания. Я уверен, что если бы я предложил штраф Арнау…

– Ты прекрасно знаешь, что все зависит от тяжести преступления. Донос, сделанный на него…

– Элионор не может доносить на него, – перебил его Жоан.

Генеральный инквизитор поднялся со стула и стал перед черным монахом, опираясь руками о стол.

Значит, – сказал он, повышая голос, – вы оба знаете, что воспитанница Педро IV сделала донос. Его собственная жена, подопечная короля! Но как вам пришло в голову, что это была она, если твоему брату нечего было скрывать? Какой муж не доверяет своей жене? Почему это был не конкурент, не служащий или просто сосед? Скольким людям вынес приговор Арнау Эстаньол как морской консул? Почему, например, это не мог сделать один из них? Отвечай, брат Жоан, с чего вы взяли, что донос поступил от баронессы? Какой грех скрывает твой брат, если он уверен, что донос написала его же супруга?

Жоан заерзал на стуле. Сколько раз он проводил ту же процедуру? Сколько раз он схватывал слова на лету, чтобы… Но как Арнау стало известно, что это была Элионор? Может, он действительно…

– Арнау не показывал на свою жену, – солгал Жоан. – Я это знаю.

Николау Эймерик вознес обе руки к небу.

– Говоришь, знаешь? А откуда ты это знаешь, брат Жоан?

– Она его ненавидит… то есть… – поспешил исправиться монах, но Николау уже набросился на него.

– А почему? – закричал генеральный инквизитор. – Почему воспитанница короля ненавидит своего мужа? Почему добрая, богобоязненная женщина, христианка, может испытывать ненависть к своему мужу?

Что за зло причинил ей этот человек, пробудив в ней ненависть? Женщины рождены, чтобы служить своим мужьям. Они распутничают с ними, когда те хотят, они заботятся о них и подчиняются им, но это не порождает ненависти. Как думаешь, брат Жоан?

Жоан стиснул зубы. Он не должен был этого говорить и теперь чувствовал себя побежденным.

– Ты – инквизитор. Я требую, чтобы ты рассказал все, что тебе известно! – крикнул Николау.

Жоан продолжал молчать.

– Ты не можешь покрывать грех. Грешен больше тот, кто молчит, чем тот, кто грешит.

Перед глазами Жоана замелькали картины: комнаты в маленьких селениях, крестьяне, униженные его разглагольствованиями о грехе…

– Брат Жоан, – Николау, возвышаясь над столом, медленно чеканил каждое слово, – я хочу услышать признание Арнау Эстаньола завтра утром. И молись, чтобы я не принял решение судить и тебя тоже. Да, и еще, – сказал он, когда Жоан уже уходил, – смени свою одежду. Поступила жалоба, что… – Николау взмахнул рукой, указывая на его сутану, и недовольно поморщился. Когда Жоан выходил из кабинета, рассматривая свою заношенную черную одежду, испачканную грязью, он натолкнулся на двух сеньоров, которые ожидали в приемной генерального инквизитора. Вместе с ними трое вооруженных людей охраняли двух женщин, закованных в кандалы: одна пожилая, а другая моложе, лицо которой показалось ему знакомым.

– Ты еще здесь, брат Жоан? – Николау Эймерик стоял в дверях, встречая рыцарей.

Жоан больше не стал задерживаться и ускорил шаг.

Хауме де Беллера и Женйс Пуйг вошли в кабинет Николау Эймерика; Франсеска и Аледис, после того как инквизитор окинул их беглым взглядом, остались в приемной.

– Мы узнали, – представившись, начал сеньор де Беллера, – что вы задержали Арнау Эстаньола.

Женйс Пуйг, из вежливости присевший на стул, не переставал стучать пальцами по коленям.

– Да, – сухо ответил Николау.

– В чем его обвиняют? – выпалил Женйс Пуйг, сразу же заработав уничижительный взгляд своего спутника. «Не следует говорить до тех пор, пока инквизитор тебя не спросит», – повторял ему множество раз Хауме.

Николау повернулся к Женйсу:

– Разве вы не знаете, что есть такое понятие, как тайна следствия?

– Прошу вас простить кабальеро Пуйга, – вмешался Хауме де Беллера, – однако, смею вас заверить, у нас далеко не праздный интерес. Нам не только известно о доносе на Арнау Эстаньола, но мы хотели бы внести для ясности кое-какие подробности.

Генеральный инквизитор выпрямился, сидя в кресле. Воспитанница короля, трое священников из церкви Святой Марии, слышавшие, как Арнау Эстаньол богохульствовал у алтаря во время спора с женой, а теперь еще кабальеро и рыцарь. Мало кто из свидетелей мог рассчитывать на его доверие. Кивнув, он приказал им продолжать.

Хауме де Беллера сощурился, глядя на Женйса Пуйга, и начал свой рассказ, разумеется заранее подготовленный.

– Мы считаем Арнау Эстаньола воплощением дьявола, – с твердостью в голосе произнес Хауме и посмотрел на инквизитора. Но тот даже бровью не повел. – Этот человек – сын убийцы и ведьмы. Его отец, Бернат Эстаньол, убил подмастерья в замке де Беллера и бежал со своим сыном Арнау, которого мой отец держал в заточении, чтобы он никому не причинил зла. Этот Бернат Эстаньол спровоцировал мятеж на площади Блат во время первого неурожайного года – вы, наверное, помните. Там же его и казнили…

– А его сын сжег труп, – вставил Женйс Пуйг.

Николау вздрогнул. Хауме де Беллера снова метнул укоризненный взгляд на своего товарища.

– Сжег труп? – переспросил Николау.

– Да, я сам это видел, – солгал Женйс, вспоминая слова матери.

– Вы донесли на него?

– Я…

Сеньор де Беллера тут же попытался вмешаться, но Николау жестом приказал ему молчать.

– Я… я был тогда еще ребенком, – запинаясь, пролепетал Женйс. – Я боялся, что он то же самое сделает и со мной.

Николау погладил рукой свою бородку, чтобы скрыть едва заметную улыбку, и позволил сеньору де Беллере продолжить рассказ.

– Его мать, старуха, которая сидит в приемной, – ведьма Сейчас эта женщина – проститутка. Но она вскормила меня грудью и передала мне вместе со своим молоком, предназначенным для ее сына, болезнь, которая сделала меня бешеным.

Услышав столь откровенное признание дворянина, генеральный инквизитор широко раскрыл глаза. Сеньор де Наварклес это заметил.

– Не переживайте, – поспешно произнес он, – как только эта болезнь проявилась, мой отец отнес меня к епископу. Я – сын Ллоренса и Катерины де Беллеры, сеньоров де Наварклес, – продолжал Хауме. – Вы можете убедиться, что ни у кого в моем роду никогда не было болезни дьявола. Причиной этого могло стать только бешеное молоко!

– Вы говорите, она – проститутка?

– Да, вы можете в этом убедиться. Ее зовут Франсеска.

– А другая женщина?

– Она захотела прийти с ней.

– Еще одна ведьма?

– Это остается на ваш справедливый суд.

Николау на мгновение задумался.

– Еще что-то? – спросил он.

– Да, – снова вмешался Женйс Пуйг. – Арнау убил моего брата Гиамона, когда тот не захотел участвовать в его дьявольских обрядах. Он попытался утопить его однажды ночью на берегу… и брат, простудившись, умер.

Николау снова пристально посмотрел на Пуйга.

– Моя сестра Маргарида может подтвердить это. Она была там, а потом, когда Арнау стал вызывать дьявола, испугалась и бросилась бежать. Она сама вам это подтвердит.

– Вы тогда тоже не донесли?

– Я узнал об этом случае только сейчас, когда сказал своей сестре, что хочу прийти к вам на прием. Она все еще боится, что Арнау Эстаньол причинит ей вред. Много лет она живет с этим страхом.

– Это серьезные обвинения.

– И Арнау Эстаньол их заслуживает, – подобострастно произнес сеньор де Беллера. – Вы знаете, что этот человек решил подорвать власть? На своих землях без согласия жены он отменил дурные обычаи. Здесь, в Барселоне, он занимается тем, что дает ссуды беднякам. Кроме того, исполняя обязанности морского консула, он выносит приговоры в пользу простолюдинов. – Заметив, что Николау Эймерик стал слушать еще внимательнее, де Беллера почувствовал себя увереннее. – В течение всей своей жизни, – с воодушевлением продолжал он, – Эстаньол занимался тем, что подрывал принципы, на которых зиждется наше общество. Бог создал крестьян для того, чтобы они работали на земле в подчинении у сеньоров-феодалов. Даже сама Церковь запретила своим крестьянам надевать одежду, чтобы предотвратить побеги…

– В новой Каталонии дурные обычаи не существуют, – перебил его Николау.

Женйс Пуйг растерянно смотрел то на одного, то на другого.

– Это как раз то, что я хочу вам сказать. – Сеньор де Беллера выразительно взмахнул руками. – В новой Каталонии нет дурных обычаев, потому что в этом заинтересованы сами сеньоры, которые действуют, следуя Божьему провидению. Когда нужно было заселить земли, отвоеванные у неверных, это было единственным способом привлечь туда людей. Граф решил так. Но Арнау не более чем граф… дьявола.

Женйс Пуйг улыбнулся, увидев, что генеральный инквизитор качает головой.

– Он дает ссуды бедным, хотя знает, что больше их не получит. Бог создал бедных… и богатых. Не может такого быть, чтобы у бедных были деньги и чтобы они выдавали своих дочерей, как будто они богатые, – это противоречит предначертанию Господа нашего. Что будут думать бедные о вас, служителях Церкви, и о нас, дворянах? Разве мы не обращаемся с бедными так, как требуют предписания Церкви? Арнау – это дьявол, сын дьявола, который занимается тем, что готовит приход дьявола через недовольство народа. Подумайте об этом.

Николау Эймерик об этом подумал. Он позвал писаря, чтобы тот записал донос сеньора де Беллеры и Женйса Пуйга. Затем он велел позвать Маргариду Пуйг и приказал заточить Франсеску.

– А другая? – спросил инквизитор у сеньора де Беллеры. – Ее в чем-то обвиняют? – Оба замялись. – В таком случае она останется на свободе.

Франсеску заточили далеко от Арнау, в другом углу огромного подземелья, а Аледис выгнали на улицу.

После того как были отданы все приказы, Николау сел в кресло за своим столом. Богохульствовать в храме Господнем, поддерживать плотские связи с еврейкой, быть другом евреев, убийцей, проводить дьявольские обряды, действовать против предписаний Церкви… И все это подтверждено священниками, знатью, рыцарями… и воспитанницей короля! Генеральный инквизитор развалился в кресле. На его губах появилась довольная улыбка.

«Твой брат такой богатый, брат Жоан? Глупец! О каком штрафе ты мне говоришь, если все эти деньги перейдут в руки инквизиции в тот самый момент, когда я вынесу ему приговор?»

Аледис несколько раз споткнулась, когда солдаты вытолкали ее из епископского дворца. Придя в себя, она заметила, что несколько человек смотрят на нее. Что кричали солдаты? Ведьма? Она была почти на середине улицы, и люди продолжали внимательно разглядывать ее. Аледис украдкой осмотрела свою грязную одежду и стала рвать на себе волосы, немытые и нечесаные. Один хорошо одетый мужчина прошел мимо нее, скривившись от отвращения. Аледис стукнула башмаком о землю и набросилась на него, сквернословя и скаля зубы, как собака во время нападения. Мужчина отскочил в сторону и побежал от нее. Он долго оглядывался, пока не убедился, что Аледис за ним не гонится. После этого женщина направила свой взгляд на собравшихся зевак. Один за другим они стали опускать глаза и отворачиваться, чтобы продолжить идти своей дорогой. Правда, не обошлось без тех, кто снова украдкой посмотрел на ведьму, пытаясь увидеть в ее взгляде нечто необычное.

Что случилось? Люди дворянина де Беллеры ворвались в ее дом и арестовали Франсеску в то время, когда та отдыхала, сидя на стуле. Никто не посчитал нужным объяснить, что происходит. Они грубо вытолкали девушек, когда те набросились на солдат, защищая Франсеску. Девушки рассчитывали на поддержку Аледис, но та словно окаменела. В доме началась суматоха; один из клиентов выскочил полуголый. Придя в себя, Аледис подошла к офицеру и спросила:

– Что это значит? Почему вы арестовываете эту женщину?

– По приказу сеньора де Беллеры, – ответил он.

Сеньор де Беллера! Аледис посмотрела в сторону Франсески, которую солдаты держали под мышки. Старая женщина дрожала. Беллера! С тех пор как Арнау отменил дурные обычаи в замке Монтбуй и Франсеска открыла свою тайну Аледис, обе женщины преодолели тот барьер, который до сих пор существовал между ними. Сколько раз она слышала из уст Франсески историю о Ллоренсе де Беллере? Сколько раз она видела, как та плакала, вспоминая ужасные мгновения, искалечившие ей жизнь? И теперь снова Беллера, снова ее тянут в замок, как тогда…

Франсеска продолжала дрожать, стоя между солдатами.

– Оставьте ее! – крикнула Аледис. – Вы что, не видите, что причиняете ей боль? – Те повернулись к офицеру, и Аледис, проследив за их взглядом, добавила: – Мы пойдем добровольно.

Офицер пожал плечами, и солдаты передали старуху Аледис.

Они доставили их в замок Наварклес и заточили в подвале. К удивлению Аледис, с ними обращались вполне сносно: дали еду, воду и даже несколько охапок соломы, чтобы они могли спать. Только теперь она поняла, в чем причина: сеньор де Беллера хотел, чтобы Франсеска прибыла в Барселону в нормальном состоянии. Их привезли туда через два дня, так ничего и не объяснив. Почему? Для чего? Что все это значило?

Погруженная в свои мысли, Аледис спустилась по улице Бизбе и повернула на Седерес, чтобы дойти до площади Блат. Ясный и солнечный день собрал на площади больше людей, чем обычно: вместе с покупателями зерна здесь толпились десятки любопытных. Аледис стояла у старых городских ворот и вдыхала ароматный запах хлеба, который витал над лотком булочника. Тот подозрительно посмотрел на нее, и Аледис мгновенно вспомнила о том, как убого она выглядит. Зная, что при себе у нее нет ни гроша, она проглотила слюну и пошла прочь, стараясь не встречаться взглядом с булочником.

Двадцать пять лет! Двадцать пять лет она не ходила по этим улицам, не смотрела на барселонцев, не вдыхала запахи графского города. Была ли еще открыта «Пиа Альмоина»? Этим утром их не покормили в замке, и ее желудок то и дело напоминал об этом. Аледис вернулась по той же дороге к собору, находившемуся рядом с епископским дворцом. У нее снова потекли слюнки, когда она приблизилась к очереди попрошаек, толпившихся у ворот «Пиа Альмоины». Сколько раз в своем детстве она ходила здесь, испытывая жалость к голодающим, которые вынуждены были стоять на виду у всех в ожидании подаяния?

Аледис пристроилась рядом с нищими и наклонила голову, чтобы волосы закрыли ей лицо. Она медленно передвигала ноги, идя за очередью, которая вела ее к долгожданной еде. Спрятав лицо еще тщательнее, женщина протянула руку послушнику, раздававшему пищу. Почему она должна просить милостыню? У нее был хороший дом, и ей удалось накопить достаточно денег, чтобы жить в свое удовольствие всю оставшуюся жизнь. Мужчины продолжали интересоваться ею, и вот… черствый хлеб из фасоли, дешевое вино и миска супа. Она съела все до последней крошки. Съела с таким же удовольствием, с каким это делали люди, окружавшие ее.

Когда Аледис подняла от миски глаза, она увидела рядом с собой больных и стариков, которые с жадностью ели, не обращая внимания на своих товарищей по несчастью, крепко сжимая миску и краюху хлеба. Какая причина привела ее сюда? Почему они заточили Франсеску в епископском дворце? Аледис встала.

Светловолосая женщина в ярко-красном одеянии привлекла ее внимание. Знатная дама… и одна? Но если она не была знатной, то это платье могло быть только на… Тереса! Аледис подбежала к девушке.

– Мы сменяли друг друга у замка, чтобы узнать, что с вами произошло, – сообщила Тереса, когда они обнялись. – Нам без труда удалось уговорить солдат, карауливших у ворот, и они рассказали, в чем дело. – Девушка ободряюще подмигнула хозяйке. В ее голубых глазах светился лукавый огонек. – Когда они вас забрали, солдаты передали нам, что тебя и Франсеску везут в Барселону. Пришлось искать способ, чтобы добраться сюда, поэтому мы задержались… А Франсеска?

– Ее заточили в епископском дворце.

– Почему?

Аледис пожала плечами. Когда их разлучили и ей приказали убираться, она попыталась выяснить, в чем дело, у солдат или священников. Но никто не посчитал нужным ответить, и ее просто отогнали от дворца.

«Старуху – в подземелье», – все, что она услышала. Однако Аледис не унималась и обратилась к молодому монаху. Настойчивость, с которой женщина пыталась узнать причину ареста Франсески, привела к тому, что монах, в которого она вцепилась, позвал охрану. В результате ее выбросили на улицу, обозвав ведьмой.

– Сколько вас пришло?

– Эулалия и я.

Краем глаза Аледис заметила фигуру в ярко-зеленом наряде, которая бежала к ним.

– Вы принесли деньги?

– Да, конечно…

– А Франсеска? – спросила запыхавшаяся Эулалия, подойдя к Аледис.

– Ее арестовали, – повторила та. Эулалия хотела было уточнить, но Аледис жестом приказала ей замолчать. – Не знаю, в чем причина. – Она задумчиво посмотрела на девушек: смогут ли они добиться своего? – Мне не удалось выяснить, почему ее арестовали, – повторила Аледис, – но мы это узнаем, не правда ли, девочки?

Обе ответили ей лукавой улыбкой.

Жоан собрал грязь подолом своего черного одеяния со всей Барселоны. Его брат попросил сходить за Мар. Но как он предстанет перед ней? Он попытался договориться с Эймериком, а вместо этого узнал, что один из таких заурядных негодяев, каким он выносил приговор, попался ему на крючок и пообещал представить главные доказательства виновности Арнау. Что могла донести на него Элионор? У Жоана мелькнула мысль навестить свою золовку, но одно только воспоминание об улыбке, с которой она смотрела на него в доме Фелипа де Понтса, заставило монаха отказаться. Если она донесла на собственного мужа, что она скажет ему?

Он спустился по Морской улице к церкви Святой Марии. Храм Арнау. Жоан остановился, задумчиво глядя на него. Все еще окруженная деревянными лесами, по которым беспрерывно бегали каменщики, церковь Святой Марии горделиво красовалась на виду у всего города. Все внешние стены с их контрфорсами были уже закончены, как и апсида и два из четырех сводов центрального нефа. Нервюры третьего свода, ключевой камень которого был оплачен королем, пожелавшим, чтобы на нем высекли конную фигуру его отца, короля Альфонса, начали подниматься в идеальной арке, поддерживаемой сложными конструкциями лесов. Когда ключевой камень уравняет усилия, арка будет держаться сама по себе. Не хватало двух последних сводов, которые закрыли бы церковь полностью.

Как не влюбиться в такой прекрасный храм? Жоан вспомнил отца Альберта и тот первый раз, когда они с Арнау вошли в церковь Святой Марии. Он даже не умел молиться! Годы спустя, пока он учил молитвы и получал образование, его брат носил сюда камни. Жоан вспомнил кровоточащие раны на его спине, когда Арнау, совершенно обессиленный, приходил домой после работы. И все же он… улыбался. Монах посмотрел на рабочих, которые усердно трудились у стоек и выступов над сводами главного фасада. Он не мог отвести глаз от изваяний и кованых решеток, водостоков в виде самых разных аллегорических фигур и капителей колонн. Он любовался витражами, этими произведениями искусства, призванными рассеивать магический свет Средиземноморья, чтобы тот играл каждый час, каждую минуту с формами и цветом внутри храма.

Во внушительной розетке главного фасада уже можно было различить его будущий облик: в центре – маленькая розетка с лепестками, из которой исходили, словно причудливые стрелы, многочисленные средники, предназначенные для того, чтобы разделить главную розетку. Добросовестно обработанный камень был похож на солнце с расходящимися от него лучами. За ними следовали выступающие части геометрического орнамента, которые переходили в ряд трехдольников овальной формы, а после них – ряд четырехдольников, уже закругленных, подведенных к большой розетке. Внутри этого геометрического узора, как и в том, что украшал узкие окна фасада, были вставлены витражи в свинцовых прожилках. Пока же розетка выглядела как огромная паутина из тонко обработанного камня, пустоты которой должны были заполнить мастера-каменщики.

«Им осталось еще много работы», – подумал Жоан, наблюдая за теми – их было не меньше сотни, – кто работал на виду у всего народа. В этот момент к церкви подошел бастайшс огромным камнем на спине. Пот тек у него со лба до самых ног, под кожей проступали все мускулы, напряженные, вибрирующие в ритме шагов, приближавших его к церкви. Но он улыбался; он делал это так же, как когда-то его брат. Жоан не мог отвести взгляд от бастайша.Каменщики на лесах оставили свою работу и собрались, чтобы посмотреть на камни, которые им придется обрабатывать. За первым бастайшемпоявился второй, потом третий… Все они шли, согнувшись от непосильной ноши. Шум резца утих перед скромными тружениками морского берега Барселоны, и на несколько мгновений церковь Святой Марии замерла, словно ее околдовали. Один из каменщиков, затерявшихся где-то на верхних лесах, нарушил молчание: его возглас в поддержку бастайшейразорвал воздух, прошелся эхом по камням и проник в каждого, кто наблюдал за этими людьми, «Давайте», – прошептал Жоан, присоединяясь к крикам, которые звучали над строительной площадкой.