Текст книги "Собор Святой Марии"

Автор книги: Ильденфонсо Фальконес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

– Донаха! – крикнула Мар, когда Арнау открыл дверь.

Девочка вошла в дом и, счастливая и взволнованная, продолжала звать Донаху, чтобы поделиться с ней своими впечатлениями. Но, ступив на порог кухни, она внезапно остановилась. Арнау и Гилльем переглянулись. Что случилось? Что-то произошло с рабыней?

Они тоже бросились туда.

– Что?.. – начал было Арнау, подходя к девочке.

– Я не думаю, что этот вопрос уместен, если встречаешь родственника, которого давным-давно не видел, – раздался мужской голос, который показался Арнау незнакомым.

Арнау замер в растерянности.

– Жоан! – крикнул он через несколько секунд, все еще держа руку на плече девочки.

Мар увидела, как Арнау с распростертыми объятиями пошел навстречу этой фигуре в черном, которая так испугала ее.

Гилльем обнял девочку, стоявшую у косяка двери, и шепнул ей на ухо:

– Это его брат.

Донаха, затаившаяся в углу кухни, тихо прошла к очагу.

– Боже! – воскликнул Арнау, прижимая Жоана к своей груди. – Боже! Боже! Боже! – продолжал говорить он и поднял монаха несколько раз подряд.

Жоану еле-еле удалось высвободиться из рук Арнау.

– Ты задушишь меня на радостях. – улыбаясь, сказал он.

Но Арнау его не слушал.

– Почему ты не сообщил о своем приезде? – спросил он, снова обнимая его за плечи. – Дай я на тебя посмотрю. Ты изменился! – «Тринадцать лет», – хотел было напомнить ему Жоан, но Арнау не дал сказать ему и слова. – Как давно ты в Барселоне?

– Я приехал…

– Почему ты мне не сообщил? – опять перебил его Арнау, продолжая трясти брата. – Ты вернулся, чтобы остаться? Скажи «да». Пожалуйста!

Гилльем и Мар не могли скрыть улыбки. Монах, увидев, что они улыбаются во весь рот, крикнул:

– Хватит! – Он отошел на шаг от Арнау и повторил: – Хватит, ты меня задавишь.

Арнау воспользовался моментом, чтобы разглядеть его. От того Жоана, который уехал из Барселоны, остались только глаза – живые, блестящие. В остальном он очень изменился: почти облысел, очень похудел и осунулся. А эта черная одежда, которая свисала с его плеч, придавала ему еще более унылый вид. Жоану было на два года меньше, но он казался гораздо старше брата.

– Ты недоедал? Если тебе не хватало денег, которые я присылал…

– Да нет, – прервал его Жоан, – более чем достаточно. Твои деньги служили, чтобы питать мой… дух. Книги очень дорогие, Арнау.

– Надо было попросить у меня больше.

Жоан махнул рукой и сел к столу лицом к Гилльему и девочке.

– Ладно, а теперь познакомь меня со своей дочкой. Догадываюсь, что она выросла после твоего последнего письма.

Арнау сделал знак Мар, и та подошла к Жоану. Девочка опустила глаза, взволнованная суровостью, которая читалась во взгляде священника. Когда монах повернулся к мавру, Арнау познакомил его с Гилльемом.

– Я много говорил о нем в моих письмах, – сказал Арнау.

– Да, – пробормотал Жоан. Он не подал руки, и Гилльем отдернул свою, которую уже протянул монаху. – Ты выполняешь свои христианские обязанности? – спросил его Жоан.

– Да…

– Брат Жоан, – подсказал тот.

– Брат Жоан, – повторил Гилльем.

– А это Донаха, – вмешался Арнау, представляя женщину.

Жоан кивнул, даже не посмотрев на нее.

– Хорошо, – сдержанно произнес он, поворачиваясь к Мар и показывая ей взглядом, что она может садиться.

– Ты – дочь Рамона, не так ли? Твой отец был хорошим человеком, трудолюбивым работником и богобоязненным христианином, как и все бастайши. – Жоан посмотрел на Арнау. – Я много за него молился после того, как брат написал мне, что он умер. Сколько тебе лет, девочка?

Арнау приказал Донахе подавать ужин и присел к столу. Только сейчас он заметил, что Гилльем продолжал стоять в стороне, как будто не отваживался сесть при новом госте.

– Садись, Гилльем, – пригласил он его. – Мой стол – твой.

Лицо Жоана оставалось невозмутимым.

Ужин прошел в молчании. Мар была на удивление неразговорчивой, как будто присутствие гостя сдерживало ее от привычных проявлений веселого нрава. Жоан, со своей стороны, был сдержан в еде.

– Расскажи мне, Жоан, – попросил Арнау, когда они закончили трапезу. – Как ты жил? Почему решил вернуться?

– Я воспользовался возвращением короля. Узнав о победе, сел на корабль до Сардинии, а оттуда до Барселоны.

– Ты видел короля?

– Он меня не принял.

Мар попросила разрешения покинуть их. Гилльем последовал ее примеру. Оба попрощались с монахом и поднялись наверх. Разговор братьев затянулся до рассвета; за бутылкой сладкого вина они вспоминали о событиях тринадцатилетней давности.

37

Ради спокойствия семьи брата Жоан решил переехать в монастырь Святой Екатерины.

– Мое место там, – сказал он Арнау, – но я буду приходить навещать вас каждый день.

Арнау, от которого не укрылось, насколько скованной чувствовала себя его дочурка во время вчерашнего ужина, как, впрочем, и Гилльем, не стал настаивать на том, что, по его мнению, не было необходимостью.

– Ты знаешь, что он мне сказал? – шепнул он Гилльему в полдень, после еды, когда они выходили из кухни. Гилльем насторожился. – Чтобы мы выдали Мар замуж!

Гилльем застыл на месте и уставился на девочку, которая помогала Донахе убирать со стола. Выдать ее замуж? Но если бы она была… женщиной! Гилльем снова повернулся к Арнау. Никто из них никогда не смотрел на Мар так, как они смотрели сейчас.

– Похоже, наша девочка превратилась в девушку, – снова шепнул Арнау, наклоняясь к уху мавра.

Они как по команде повернулись к Мар: быстрая, красивая, уверенная в себе и… очень привлекательная.

Убирая миски, Мар почувствовала на себе их взгляд и на мгновение замерла. Ее тело приобрело те соблазнительные формы, которые присущи женщине; ее груди стали заметно выступать под рубашкой. Девушке исполнилось четырнадцать лет.

Мар увидела, что они явно растеряны и даже поражены. Казалось, она тоже была сбита с толку, но это продолжалось лишь считанные секунды.

– Что это вы разглядываете меня? – спросила она. – Вам что, нечем заняться? – Девушка, стоявшая перед ними, казалась взрослой. Сомнений не оставалось: Мар превратилась в женщину.

– У нее будет приданое принцессы, – сказал Арнау Гилльему, когда они вернулись в лавку. – Деньги, одежда и дом. Нет, дворец! – Внезапно он повернулся к своему другу. – А что там у Пуйгов?

– Она уйдет от нас, – пробормотал тот, делая вид, что не услышал вопроса Арнау.

Оба замолчали.

– Она родит нам внуков, – после паузы произнес Арнау.

– Не заблуждайся. Она родит детей своему мужу. Кроме того, у нас, рабов, не бывает детей, а тем более внуков.

– Сколько раз я предлагал тебе свободу?

– А что я буду делать со своей свободой? Мне хорошо быть таким, как я есть. Но Мар… Замуж! Не знаю, по какой причине, но я уже начинаю его ненавидеть, кто бы он ни был.

– Я тоже, – пробормотал Арнау.

Они переглянулись и, обменявшись улыбками, разразились смехом.

– Ты мне не ответил, – напомнил Арнау, когда они вернулись к делам. – Что там у Пуйгов? Я хочу этот дворец для Мар.

– Я написал в Пизу Филиппо Тешо. Если кто-нибудь в мире и сможет сделать то, что мы хотим, так это Филиппо.

– О чем ты его попросил?

– Я посоветовал ему нанять корсаров, если будет необходимо, и позаботиться о том, чтобы команды Пуйга не вернулись в Барселону, а те, которые вышли из Барселоны, не смогли добраться до места назначения. Кроме того, я намекнул ему, что он может похитить товары или сжечь их – в общем, все что угодно, только бы они не добрались до конечного пункта.

– Он тебе ответил?

– Филиппо? Он никогда этого не сделает. Чтобы не подвергать себя опасности, он никогда не пишет в письмах о своих делах. И я не помню случая, чтобы он доверил выполнить подобное поручение кому-нибудь другому Если хоть кто-то узнает. Нужно подождать, пока закончится сезон мореходства. Осталось чуть меньше месяца. Если к этому времени команды Пуйга не появятся здесь, они не смогут отвечать по своим обязательствам, а значит, будут разорены.

– Мы перекупили их долги?

– Ты – самый главный кредитор Грау Пуйга.

– Должно быть, они переживают, – пробормотал про себя Арнау. – Ты их не видел? – Он резко повернулся к Гилльему.

– Они уже давно на берегу. Сначала там была баронесса и кто-то из их детей. Теперь к ним присоединился Женйс, который вернулся из Сардинии. Они часами всматриваются в горизонт, надеясь увидеть мачту… И когда какая-нибудь появляется, но в порт прибывает не тот корабль, который они ожидают, баронесса проклинает волны, а вместе с ними и все на свете. Я думал, ты это знал…

– Нет, я этого не знал. – Арнау помедлил и после паузы сказал: – Сообщи мне, как только в порт прибудет один из наших кораблей.

– Прибыло сразу несколько кораблей, – сказал ему Гилльем однажды утром, вернувшись из Морского консульства.

– Они там?

– Разумеется. Баронесса стоит настолько близко к воде, что волны омывают ее туфли… – Гилльем внезапно замолчал. – Я сожалею. Я не хотел.

Арнау улыбнулся.

– Не переживай, – успокоил он мавра.

Арнау поднялся к себе в комнату и не торопясь облачился в свою лучшую одежду. После долгих уговоров Гилльему удалось убедить его купить дорогой наряд.

– Такая важная особа, как ты, – доказывал он ему, – не может появляться на бирже или в консульстве плохо одетой. Так велит не только король, но и ваши святые. Святой Викентий, например.

Арнау заставил его замолчать, но все-таки уступил. Он надел белую сорочку без рукавов из мехеленской ткани, отороченную мехом, кафтан длиной до колен из красной дамасской ткани, черные чулки и туфли из черного шелка.

Широким поясом, расшитым золотой нитью и жемчугом, он затянул кафтан на талии. Свое убранство Арнау завершил необыкновенным черным плащом, который ему привезли из одной дальней экспедиции в Дакию.

Подбитый горностаем и расшитый золотом и драгоценными камнями, плащ выглядел потрясающе.

Гилльем одобрительно кивнул, увидев разодетого хозяина, когда тот проходил мимо лавки. Мар хотела было что-то сказать, но не решилась. Она побежала за Арнау на улицу и долго смотрела, как он шел к берегу в развевающемся на ветру плаще, а затем свернул в сторону церкви Святой Марии. Казалось, от Арнау исходило сияние – так много драгоценных камней было на его одежде.

– Куда он идет? – спросила девушка у Гилльема, вернувшись в лавку.

– Забирать долг.

– Должно быть, это очень важный долг, – сказала она, присаживаясь на один из стульев для посетителей.

– Да, очень. – Гилльем поджал губы. – Но это будет только первый платеж.

Мар стала играться счетами из слоновой кости. Сколько раз, спрятавшись за косяк двери, она подглядывала, как он работал с ними. Серьезный, сосредоточенный, Арнау быстро двигал костяшками и делал записи в книгах. Мар стряхнула с себя наваждение и, почувствовав холодок, пробежавший по спине, вздрогнула.

– Что с тобой?

– Нет… ничего.

Может, рассказать ему? Гилльем наверняка поймет ее, подумала девушка. Кроме Донахи, которая прятала улыбку всякий раз, когда Мар шла в кухню подглядывать за Арнау, никто этого не знал. Все девушки, собиравшиеся в… доме торговца Эскалес, говорили о том же. Некоторые из них уже были помолвлены и не переставали хвастаться достоинствами своих будущих супругов. Мар слушала их и увиливала от вопросов, которые они ей задавали. Как говорить об Арнау? А если он узнает? Арнау было тридцать пять лет, а ей только четырнадцать. Правда, она знала девушку, которая была помолвлена с человеком старше Арнау! Мар очень хотелось с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. Ее подруги могли говорить о деньгах, о внешности, о привлекательности, о мужественности или щедрости своих избранников, но Арнау превосходил их всех! Разве бастайши, которых Мар видела на берегу, не рассказывали, что Арнау был одним из самых храбрых солдат в войске короля Педро? На дне одного ящика она нашла старое оружие Арнау, его арбалет и кинжал. Когда Мар оставалась одна, она брала их в руки и гладила, представляя себе Арнау, окруженного врагами и яростно сражающегося с ними, как ей рассказывали бастайши.

Гилльем пристально посмотрел на девушку, которая держала палец на одной из костяшек счет. Она сидела притихшая, с потерянным взглядом. Деньги? Сколько угодно. Вся Барселона это знала. А сколько доброты.

– С тобой точно ничего не случилось? – внезапно спросил он ее.

Мар покраснела. Донаха говорила, что любой может прочитать ее мысли, что она носила имя Арнау на губах, в глазах и вообще на всем своем лице. А если Гилльем догадался?

– Нет… – ответила она, – все в порядке.

Гилльем передвинул костяшки на счетах и снова посмотрел на Мар. Она улыбнулась ему, но ее улыбка была такой грустной, что он вновь задумался. Что творилось в голове у девочки? Может быть, брат Жоан был прав, говоря, что ей пора замуж? А она сидит в доме под присмотром двух мужчин…

Мар убрала палец со счет.

– Гилльем.

– Говори.

Она замолчала.

– Ничего, ничего, – сказала девушка после паузы и, встав со стула, вышла из лавки.

Гилльем проводил ее взглядом. Чувствуя в душе тревогу, он вновь подумал о том, что монах, вероятно, прав.

Он подошел к ним. Он появился на берегу в тот момент, когда корабли – три галеры и одно китобойное судно – входили в порт. Китобойное судно принадлежало ему. Изабель, вся в черном, придерживая рукой шляпу, смотрела на корабли. Ее пасынки Жозеп и Женйс стояли рядом, спиной к нему. «Они вас не утешат», – подумал Арнау.

Бастайши, лодочники и торговцы замолчали, увидев нарядно одетого Арнау.

«Посмотри на меня, гарпия!» Арнау остановился в нескольких шагах от кромки берега. «Посмотри на меня! Последний раз, когда ты это делала.» Баронесса медленно обернулась; потом обернулись ее пасынки. Арнау глубоко вздохнул.

«Последний раз, когда ты это делала, я сидел в ногах у повешенного отца».

Бастайшии лодочники перешептывались между собой.

– Тебе что-нибудь надо, Арнау? – спросил его один из старшин.

Арнау отрицательно покачал головой. Он пристально смотрел в глаза женщине. Люди отошли, и он остался стоять напротив баронессы и своих двоюродных братьев. Посмотрев в сторону кораблей, Арнау снова сделал глубокий вдох и улыбнулся.

Губы женщины скривились, и она проследила за взглядом Арнау. Когда она опять обернулась, Арнау уже удалялся.

Драгоценные камни, которыми был расшит его плащ, сверкали на солнце.

Жоан продолжал хлопотать о браке Мар и предложил несколько кандидатов; ему без труда удалось их найти. Как только разговор заходил о приданом Мар, знать и купцы сбегались на зов. Однако… как сказать об этом девочке?

Жоан вызвался поговорить с ней, но, когда Арнау сообщил об этом Гилльему, мавр неожиданно воспротивился.

– Это должен сделать ты, – заявил он, – а не какой-то монах, с которым она едва знакома.

– После столь категоричного заявления Арнау задумался. Насколько хорошо он знал свою приемную дочь?

Вот уже несколько лет, как они жили в одном доме, но на самом деле ею больше занимался Гилльем. Он же просто получал удовольствие от присутствия Мар, ее смеха и шуток. Арнау никогда не разговаривал с ней на серьезные темы.

Каждый раз, когда он думал подойти к девушке и попросить ее, чтобы она пошла с ним на прогулку по берегу или – почему нет? – к церкви Святой Марии, Арнау терялся. Каждый раз, когда он надеялся, что наконец-то поговорит с ней о важном деле, которое необходимо было обсудить, ему казалось, что перед ним стоит незнакомая женщина.

Арнау молчал, погружаясь в свои мысли, пока улыбающаяся Мар не отвлекала его от раздумий каким-нибудь невинным вопросом. Где была та девочка, которую он качал на руках? Я не желаю выходить замуж ни за кого из них, – ответила она им.

Арнау и Гилльем переглянулись.

Часом раньше Гилльем сказал ему:

– Ты должен помочь мне. – И пригласил девушку в лавку.

Глаза Мар засияли, когда с ней заговорили о замужестве. Они оба сидели за столом, она – напротив них, как будто речь шла о какой-нибудь коммерческой сделке. Но потом, когда они начали обсуждать каждого из пяти кандидатов, которых ей предложил брат Жоан, она только и делала, что отрицательно качала головой.

– Девочка моя, – заметил Гилльем, – ты должна кого-нибудь выбрать. Любой девушке польстили бы те предложения, о которых мы рассказали тебе.

Мар снова покачала головой.

– Они мне не нравятся.

– И тем не менее надо что-то делать, – настаивал Гилльем, одновременно обращаясь к Арнау и самой Мар.

Арнау посмотрел на девушку. Она закрыла лицо руками, но дрожание нижней губы и учащенное дыхание выдавали ее. Было видно, что она готова расплакаться. В чем дело? Ведь ей только что предложили таких завидных женихов!

Молчание затянулось. В конце концов Мар подняла глаза на Арнау, ее ресницы трепетали. Зачем заставлять ее страдать?

– Мы продолжим искать, пока не найдем кого-нибудь, кто ей понравится, – сказал он Гилльему. – Ты согласна, Мар?

Девушка кивнула головой, поднялась и ушла, оставив мужчин одних.

Арнау вздохнул.

– А я-то думал, что будет легко сказать ей об этом!

Гилльем не ответил. Он продолжал сидеть, не отрывая глаз от двери кухни, за которой скрылась Мар. Что происходит? Может, Мар что-то скрывает? Она заулыбалась, услышав слово «замужество», в ее глазах появился блеск, а потом.

– Увидишь, как отреагирует Жоан, когда узнает, – добавил Арнау.

Гилльем резко повернулся к нему, но вовремя сдержался. Какая разница, что подумает монах?

– Ты прав. Будем искать дальше, это лучше всего.

Арнау повернулся к брату.

– Прошу тебя, – сказал он ему, – сейчас не время.

Он пришел в церковь Святой Марии, чтобы успокоиться. Дела были плохи, а здесь, рядом со Святой Девой, где постоянно перестукивались рабочие, где улыбались все, кто работал, ему было хорошо. Но Жоан его нашел и буквально прилип к нему. Мар нужно это! Мар нужно то! В конце концов, это не его дело!

– Какие у нее могут быть причины, чтобы отказываться от замужества? – настойчиво спрашивал его Жоан.

– Сейчас не время, Жоан, – повторил Арнау.

– Почему?

– Потому что нам только что объявили новую войну. – Монах даже вздрогнул. – Ты этого не знал? Король Кастилии Педро Жестокий только что объявил нам войну.

– Почему?

Арнау покачал головой.

– Потому что он уже давно хотел это сделать! – рявкнул Арнау. – Причиной послужило то, что наш адмирал Франсеск де Перелльос захватил у берегов Санлукара два генуэзских корабля, которые перевозили подсолнечное масло. Кастилец потребовал их освобождения, но, поскольку адмирал остался глух к его просьбе, он объявил нам войну. Этот человек опасен, – сказал Арнау. – Как я понял, он не зря получил свое прозвище. Слишком он злобный и мстительный. Ты осознаешь, что происходит, Жоан? Мы сейчас находимся в состоянии войны с Генуей и Кастилией одновременно. Ты все еще уверен, что нужно ссориться с девушкой?

Жоан колебался. Они стояли в окружении строительных лесов, под ключевым камнем третьего свода центрального нефа, откуда выходили нервюры.

– Помнишь? – спросил его Арнау, показывая на ключевой камень.

Жоан поднял глаза и кивнул. Они были еще детьми, когда наблюдали, как поднимали первый. Арнау подождал немного и продолжил:

– Каталония этого не выдержит. Мы еще оплачиваем кампанию на Сардинии, а перед нами уже открывается новый фронт.

– Я полагал, что вы, коммерсанты, являетесь сторонниками завоеваний.

– Кастилия не откроет нам никакого торгового пути. Положение ужасное, Жоан. Гилльем был прав, – сказал Арнау и увидел, как монах махнул рукой, услышав имя мавра. – Мы еще не покорили Сардинию, а уже восстали корсиканцы. Они это сделали, как только король ушел с острова. Мы воюем с двумя державами. Король уже исчерпал все свои ресурсы. Даже городские советники, похоже, сошли с ума!

Они подошли к главному алтарю.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что арки могут не выдержать. Король продолжает свои великие стройки: королевские верфи и новые городские стены.

– Но они нужны, – возразил Жоан, перебивая брата.

– Верфи – возможно, но возводить новые стены после чумы бессмысленно. Барселоне не нужно расширять эти стены.

– Почему?

– Потому что король продолжает зря тратить ресурсы. Для строительства стен он заставил платить все селения в округе, объяснив это тем, что когда-нибудь им придется укрыться за ними. Кроме того, он ввел новый налог, предназначенный для этого строительства: отныне сороковую часть от любого наследства следует отдавать на расширение стен. А что касается верфей, все штрафы консульств тоже предназначены для строительства. И вот новая война.

– Барселона богата.

– Уже нет, Жоан. Король предоставил привилегии при условии, что город обеспечит его ресурсами, а советники пустились в такие расходы, что не могут финансировать это. Они увеличили налог на мясо и вино. Ты знаешь, какую часть городского бюджета покрывают эти налоги? – Жоан отрицательно покачал головой. – Пятьдесят процентов всех муниципальных расходов, а теперь они их поднимают. Долги города разорят нас, Жоан, разорят всех.

Оба стояли в раздумье перед главным алтарем.

– А что с Мар? – снова спросил Жоан, когда они уже выходили из церкви Святой Марии.

– Она будет делать то, что захочет.

– Но…

– Никаких «но». Это мое решение.

– Стучи, – приказал ему Арнау.

Гилльем постучал дверным молотком по деревянным воротам. Звук отозвался эхом на безлюдной улице. Никто не открыл.

– Еще стучи!

Гилльем начал стучать в дверь: раз, два… семь, восемь. На девятый открылось смотровое окошко и в нем появились заспанные глаза.

– Что случилось? К чему такой переполох? Кто вы такие?

Арнау почувствовала, как Мар, схватившая его за руку, напряглась.

– Открывай! – потребовал Арнау.

– Кто вы?

– Арнау Эстаньол, – сурово ответил Гилльем, – владелец этого особняка и всего того, что в нем есть, включая и тебя, если ты раб.

«Арнау Эстаньол, владелец этого особняка…» Слова Гилльема резанули слух. Сколько времени прошло? Двадцать лет?

Двадцать два? Человек в окошке явно сомневался.

– Открывай! – едва сдерживаясь, крикнул Гилльем.

Арнау поднял глаза к небу, думая о своем отце.

–Что?.. – начала было девушка.

– Ничего, ничего, – ответил Арнау, улыбаясь ей. В этот момент ворота заскрипели и дверь для посетителей начала открываться.

Гилльем пропустил его вперед.

– Ворота, Гилльем. Пусть откроют все ворота.

Гилльем вошел во двор, и Арнау с Мар, оставшиеся снаружи, услышали, как он отдавал распоряжения.

«Ты меня видишь, отец? Ты помнишь? Именно здесь тебе дали кошелек с деньгами, который погубил тебя. Что ты тогда мог сделать?» В его памяти возникла картина беспорядков на площади Блат. Он вспомнил крики людей, отца – все просили зерна! – и почувствовал, как к горлу подступил ком. Тем временем ворота открылись настежь, и Арнау, держа Мар за руку, вошел.

Рабы выскочили из дома и собрались во дворе. С правой стороны здания была лестница, которая вела в покои хозяев.

Мар посмотрела вверх и увидела, как несколько теней метались за большими окнами. Напротив дома располагались конюшни, а у входа стояли стремянные. Боже! Дрожь пробежала по телу Арнау, и Мар, чувствуя его волнение, перестала смотреть вверх.

– Возьми, – сказал Гилльем Арнау, передавая ему свернутый пергамент.

Арнау не стал его брать. Он знал на память содержание документа, который Гилльем вручил ему вчера днем. Это был список имущества Грау Пуйга, присужденного меняле Эстаньолу викарием в счет уплаты по кредитам: дом, мебель, рабы. Арнау напрасно искал в списке имя Эстраньи – его там не было. Может, потому, что не все имущество находилось в Барселоне, как, например, дом в Наварклесе, который Арнау решил оставить Пуйгам, чтобы они там жили. Но драгоценности, две пары лошадей с упряжью, экипаж, костюмы и платья, посуда, ковер, мебель и сам дом – все это было вписано в пергамент, который Арнау прочитал несколько раз предыдущей ночью.

Он снова посмотрел на въезд в конюшни, а потом окинул взглядом весь двор, вымощенный камнем… до подножия лестницы.

– Поднимемся? – спросил его Гилльем.

– Поднимемся. Веди меня к сеньору… к Грау Пуйгу, – поправился он, обращаясь к рабу.

Они прошли через весь особняк; Мар и Гилльем внимательно осматривали его, не пропуская ничего. Арнау шел не останавливаясь, глядя только вперед. Раб провел их в парадную гостиную.

– Доложи обо мне, – сказал Арнау Гилльему, прежде чем тот успел открыть дверь.

– Арнау Эстаньол! – выкрикнул мавр, распахивая дверь настежь.

Арнау не помнил, как выглядит этот зал особняка. Он не успел осмотреть помещение, когда ребенком прошел его… на коленях. Но и сейчас он не стал осматривать гостиную.

Изабель сидела в кресле у окна. По бокам от нее стояли Жозеп и Женйс. Первый, как и его сестра Маргарида, вступил в брак. Женйс оставался холостым. Арнау поискал глазами семью Жозепа. Ее не было. В другом кресле он увидел Грау Пуйга, старого, одряхлевшего, по его подбородку текла слюна.

Изабель смотрела на вошедших покрасневшими от слез глазами.

Арнау остановился посреди гостиной, возле огромного стола из благородного дерева, который был в два раза шире, чем его меняльная лавка. Мар стояла рядом с Гилльемом. В дверях толпились рабы.

Арнау говорил достаточно громко, так что его голос отдавался эхом в просторном зале.

– Гилльем, эти туфли мои, – холодно произнес он, показывая на ноги Изабель. – Пусть их снимут.

– Да, хозяин.

Мар, ошеломленная, резко повернулась к мавру. Хозяин? Она знала, какое положение занимал Гилльем в их доме, но никогда прежде не слышала, чтобы он так обращался к Арнау.

Гилльем жестом подозвал двоих рабов, которые пялились на непрошеных гостей, стоя у косяка двери, и все трое направились к Изабель. Баронесса, продолжая оставаться надменной, смотрела прямо на Арнау.

Один из рабов опустился на колени, но, прежде чем он до нее дотронулся, Изабель сняла туфли и сбросила их на пол, ни на миг не отрывая глаз от Арнау.

– Я хочу, чтобы ты собрал все туфли в этом доме и сжег их во дворе, – жестко сказал Арнау.

– Да, хозяин, – снова ответил Гилльем.

Баронесса продолжала смотреть на племянника своего мужа с подчеркнутым высокомерием.

– Эти кресла, – нахмурившись, произнес Арнау и махнул рукой в сторону четы Пуйгов, – вынеси отсюда.

– Да, хозяин.

Сыновья Грау подняли трясущегося отца с кресла. Баронесса встала, прежде чем рабы забрали кресло и вынесли его вместе со всеми остальными, даже теми, что стояли в углах.

Изабель продолжала с надменностью смотреть на Арнау. Внезапно он сказал:

– Это платье мое.

Кажется, она задрожала?

– Но ты ведь не станешь… – начал было Женйс Пуйг, который оторопел, услышав новый приказ Арнау. Он все еще держал отца на руках.

– Это платье мое, – оборвал его Арнау, не переставая смотреть на Изабель.

Дрожала ли она?

– Мама, – вмешался Жозеп, – переоденься.

У баронессы задрожали губы.

– Гилльем! – крикнул Арнау.

– Мама, пожалуйста.

Гилльем подошел к баронессе.

Как она дрожала!

– Мама!

– А что ты хочешь, чтобы я надела? – выкрикнула Изабель, обращаясь к своему пасынку.

Изабель снова повернулась к Арнау, не в силах скрыть своего смятения. Гилльем тоже на него посмотрел. «Ты действительно хочешь, чтобы я снял с нее платье?» – спрашивали его глаза.

Арнау нахмурился, и Изабель наконец медленно опустила глаза, зарыдав от бессильной ярости. Арнау подал знак Гилльему, и вскоре рыдания баронессы наполнили парадную гостиную Пуйгов.

– Этой же ночью, – сказал он, обращаясь к Гилльему, – я хочу, чтобы дом Грау Пуйга опустел. Скажи им, чтобы они отправлялись в Наварклес и никогда не выезжали оттуда. – Он посмотрел на Жозепа и Женйса, которые, казалось, остолбенели. Изабель продолжала рыдать. – Меня их земли не интересуют. Дай им одежду рабов, но обуви не давай, сожги ее. Продай все имущество и закрой дом.

Арнау повернулся и встретился глазами с Мар. Господи, он совсем забыл о ней. Лицо девушки было красным от волнения. Он взял ее за руку, и они покинули особняк.

– Теперь можешь закрывать ворота, – сказал Арнау старику, который первым их встретил.

В полном молчании они дошли до лавки, но, прежде чем входить, Арнау остановился.

– Прогуляемся по берегу?

Мар согласилась.

– Теперь ты забрал свой долг? – спросила она, когда они увидели море.

Арнау молчал, всматриваясь вдаль.

– Я никогда не смогу забрать его, Мар, – услышала девушка его тихий голос, – никогда.