Текст книги "Pavor Nocturnus (СИ)"

Автор книги: Игорь Мельн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

– Какого черта ты вообще творишь?!

– Армани! – зашипел он от злости и удивления.

– Ух ты, вспомнил-таки старого друга!

И стоим, как ковбои в фильмах, буравим друг друга взглядами, кто первый достанет револьвер, тот и прав – а вот я теперь не уверен, что под пальто нет пистолета! Он молчал, скакал взглядом по сторонам и закипал, прямо-таки свистел чайником, того гляди сейчас взорвется, а девушка и это испортила, подбежала вся взъерошенная, дышала, как паровоз, глаза размером с фары от возмущения. Джованни успокоил, мол, все под контролем – не знаю, кого именно, это она какая-то ненормальная, еще и его заразила, видимо, хорьки же запросто бешенство передают.

– Я все еще жду объяснений.

– Потом расскажу. Сейчас не время…

– А мне кажется, самое время. У меня такая куча вопросов накопилась, что они уже из рук вываливаются. С места не сдвинусь, пока не…

Эта гадость, в смысле его подруга из семейства куньих, схватила мою руку и так сдавила, что вокруг потемнело и звездное небо Ван Гога заискрилось перед глазами. Я понял, что они это свое каратэ в одной школе проходили, Джованни тот же трюк с байкером проделал, но она и не думала отпускать – наоборот, завела руку за спину и повела вперед, тут уже два варианта, шагать или упасть. Мы зашли за полосу деревьев, присели, и опять двадцать пять в засаде – я не подписывался на боевик, особенно когда ни черта непонятно, такого режиссера на костер, потом на мыло, а может, и в обратном порядке!

Не без уговоров Джованни эта девчонка отпустила меня и шепнула, мол, под его ответственность, а тот положил палец на рот и серьезно посмотрел на меня, чтоб от меня ни звука. Ладно, я терпеливо ждал за компанию, вены на лбу повздувались, а они давай масло в огонь:

– Скоро? – спрашивает Джованни, получает кивок.

– Двадцать секунд. Готовься.

И оба уставились на тропинку, будто там вот-вот призрак появится. Я говорю шепотом, вроде бы понятным языком и разборчивыми звуками – к, т, о?

Ага, размечтался, они даже внимания не обратили на меня!

Хотя ответ и сам нарисовался силуэтом охранника на тропинке, тощего, как местные стволы деревьев, аж форма на пару-тройку размеров больше, висела лохмотьями на нем. Мда уж, да лучше бы призрак, демон и вампир в одном лице – больше толку было бы, чем от дохляка с дубинкой на поясе и бесполезной властью погон. И все-таки он героически бежал на писклявые голоса в цеху, то бишь дело дрянь – я, конечно, хотел бы чаще видеться с Джованни, но не в одной камере до конца дней! Я думаю, мой взгляд повис на нем ощутимым таким вопросом, даже ухо покраснело от тяжести, он сам повернулся и сказал:

– Просто доверься мне. Я все расскажу, когда закончим операцию.

– Операцию?!

Умеет же он успокоить, молодец, ничего не скажешь – до сих пор все это выглядело очень даже односмысленно и оправдания на его счет уже кончались, так он еще и достает из-под пальто что-то черное, округлое, с фитильком сверху. Я прищурился, проморгался даже, а то вдруг зрение барахлило от напряжения, и ущипнул себя на всякий случай, но шарик размером с яблоко ничуть не перестал быть похожим на… бомбу! Самую что ни на есть настоящую, только старую, как в фильмах про пиратов. Если все остальное с натяжкой укладывалось в рамки странного, но безобидного, то это уже ни в какие ворота не шло.

Не может же он… так просто… взять и взорвать их всех к чертям собачьим!!! Или… Ой, плевать уже, может, не может, в любом случае нужно прекращать весь этот спектакль, пока антракт на пожизненное не выдали!

Как бы я хотел способность замедлять время, чтоб на подумать хватало, а оно, как назло, неслось со страусиной скоростью, вот в руке у девушки зажигалка, вот огонек поедает фитиль после страстного поцелуя. Пришлось импровизировать, но в спешке не придумал ничего лучше, чем обслюнявить пальцы и потушить огонь. И все бы ничего (я коснулся фитилька, тот зашипел и погас), если бы нога не соскочила с мокрого корня дерева, это-то все и испортило. Я напрочь потерял равновесие и схватился за пальто Джованни, потянул его за собой, и мы кубарем вывалились из укрытия.

Стыдно, грязно, а главное – громко!

Иногда нужно поменять точку зрения, причем буквально, потому как я валялся на спине, и снизу-вверх все было вообще по-другому. Мы застыли, как восковые фигуры, а охранник повернул шею, не слепой и не глухой, зато, видимо, немой – я приготовился, мол, сейчас начнется обычное кто-вы-такие-руки-за-головы-и-не-шевелиться и в таком духе, но тот молчал и странно смотрел на нас. И вот тут-то я узнал вчерашнюю тварь с улицы, эти черные точки пустых глаз ни с чем не спутаешь, и даже думать не хочу, откуда он взял форму на замену женской одежды.

Все как в киселе – никто не знал, что делать, даже дети затихли.

Девушка ожила первой, рванулась к цеху, попутно сыпала проклятиями на меня, Джованни и ситуацию в целом. Не успел я со сбитым дыханием и сердцем-колотушкой предупредить ее, как она уже стоит перед ним, извивается, уклоняется от ударов, а сама бьет слабо, будто дразнит – толчок, прыжок в сторону, и так кучу раз. Я точно решил прозвать ее Хорицей, то бишь царицей хорьков, не только внешностью, но и движениями похожа. И вот она крутится вокруг него, небось, по слепым пятнам метит, а он все медленнее с каждым ударом, выдыхался, еще и ее укусы то тут, то там вносили свою лепту. Джованни разрывался между тем, чтобы задушить меня и помочь, оставил первое на потом.

Большую часть времени Хорица использовала крепкие мужские плечи как лестницу, запрыгивала, отталкивалась и нападала сверху, а иногда он сам метал ее как снаряд. Все это изрядно выматывало монстра, особенно когда они заходили с разных сторон, и Джованни грубо бил в живот в стиле бокса или брал в захват. Я уже в который раз задумался, не снимают ли тут кино – вместе эта парочка выделывала такие трюки, как умеют только каскадеры-акробаты со стажем.

Я помню, что этот бешеный бьет будь здоров, аж острый край зуба потрогал языком – руки там, как бамбуковые палки, мышц почти что и нет, зато прямой удар мигом превратит лицо в отбивную. Вот Джованни и решил не тянуть резину, чтоб никто из них случайно не пропустил по голове, и грязно вмазал в стиле мафии напоследок. Колено хрустнуло, будто там половина костей в муку превратилось, я аж сморщился от звука, и после такого уродец распластался на земле и мог разве что ползти. А те сразу же за старый план взялась, то бишь подождать, пока огонь съест половину фитиля, бросить бомбу в метре от рожи этого психа, чтоб наверняка уже, и попятиться, как будто сейчас ядерный взрыв будет. Я не пацифист, но его бы по-хорошему сдать полиции, а лучше в лабораторию на опыты – ладно, один раз я уже помешал, иначе всего этого и не было бы, пришлось довериться им, всю губу сгрыз от напряжения.

Вместо взрыва шарик вспыхнул зеленым полупрозрачным пузырем с метр высотой, ярким до ужаса, вся скрытность коту под хвост. Я только отвернулся и успел вслушаться в гремящий звук, будто мы погружались под воду, как вшух-х-х – и все исчезло, только птицы повзлетали с деревьев, тоже в шоке от таких вещей. Ни пузыря, ни психа, ни кома земли с куском от стопки бревен, как если бы все это срезали круглой ложкой для мороженого.

Грубая и суровая, как стена, Хорица вдруг запрыгала и полезла к Джованни обниматься, радости полные трусы – вот так смена личности, точно что сладкая парочка. Она услышала мои мысли, глаза тут же сверкнули на меня, острые, как мечи, и оба двинулись ко мне. Ни обогнуть, ни убежать, а те прут со скоростью поезда, жар от них, как от котельной, будто и драться готовы за право первым дать мне подзатыльник – есть за что, конечно, но и на них тоже груз вины килограммов в сто, не меньше! Я держался стойко, все гадости в лицо выдержал бы, хотя ноги так и норовили отойти на шажок-другой. И вот они уже рядом, но сзади что-то бесшумно мелькнуло, я даже попытался заглянуть им за спины, чуть ли не кричал лицом, мол, цыц, не время. Джованни тоже понял неладное, а Хорица только ускорилась, чтоб вмазать мне – но вместо кулака наваливается и с силой толкает нас обоих подальше от себя.

У меня ноги заплелись, и я снова отпраздновал день падений на задницу, уже хотел облаять ее, но Хорица тоже грохнулась на землю, причем не по своей воле. Тот псих накинулся на нее сзади, одна рука упала на шею, и пальцы обвились вокруг горла, а другая давила на копчик, еще и слюна капала ей на затылок. Можно долго гадать, как он спасся, еще и отпрыгнул за бревна со сломанным коленом и почему то уже как будто здоровое, но с глазами вообще трудно спорить – вот он приполз сзади на четырех ногах, как вчера, и делай с этим, что хочешь. Я думаю, Джованни сразу же пошел бы на него тараном и дрался на смерть, но ситуация такая паршивая, что не пошевелиться, причем ни Хорице, ни нам без риска ее свернутой шеи.

– От-дай!.. Или убью, – сказал он, наполовину прорычал.

Сначала я удивился, что он вообще умеет говорить, хоть и полный бред, а потом испугался, потому как вроде бы это не попугайное подражание, а даже что-то осмысленное. Джованни уж точно все понял, лицо такое задумчивое и взволнованное, будто продумывал все варианты событий, прямо-таки пар валил из ушей, а Хорица еще и кричала, чтоб не вздумал делать то, что он там себе вздумал. Наконец-то он потянулся в карман пальто и достал то ли медальон для фото, то ли древние часы на цепочке, блестящие, золотистые – так весь сыр-бор что, из-за этой безделушки, какой монстру-то от нее толк? Я не знаю, что то за вещичка мировой важности, но тут даже дело в другом, я представил себя на его месте, то бишь Олю – попробуй рискни жизнью любимой, да будь это трижды кнопка запуска всех ядерных ракет мира! Вот и для Джованни все исчезло, а в фокусе уродливая рука на горле Хорицы, которая кашляла, краснела от стыда и начинала уже синеть. И тут я заметил мельтешение за его спиной, кисть выгибалась коброй, пальцы по-разному прижимались друг к другу, причем по знакомой схеме, я аж удивился, и повезло, что монстр умом ушел недалеко от винной пробки.

«Я кину. Вернешь», вот что шептали его пальцы.

Дело в том, что в седые школьные годы мы при придумали свой язык для списывания, хорошо хоть, у нас всего двадцать одна буква, а то пальцев точно не хватило бы, и забавно, что оба помнили это. Вообще-то особо понятнее не стало, но я трижды прочистил горло, мол, согласен – что ж, не в первой придумывать все на ходу. Допустим, нужно было отвлечь его, и я двинулся вперед, такую чушь городил, как будто он там что-то понимал, но здорово сбил с толку кучей жалоб и предложений. И чуть он сдавил горло, Хорицы, чтоб заткнуть и остановить меня, я наоборот рванулся изо всех сил, но влево, и сразу же Джованни метнул железку в том же направлении. Наша хитрость удалась – в жизненных ценностях монстра эта вещичка оказалась важнее заложницы, которую он отбросил, как ненужный хлам.

С детства Джованни выигрывал в силе, а за мной было лидерство по бегу, но все мои таланты и фора оказались детским чихом для этой инопланетной дуры. Я быстро услыхал пулеметную очередь шагов за спиной и зачем-то обернулся, сбил себе весь настрой, потому как тот мчался пулей на четырех лапах, уже почти что дышал в затылок, а точнее, в зад. Правду говорят, что нельзя продумывать безрассудство, вот я и отключил последнюю извилину, просто поддал газу, выложился на все сто и прыгнул назад с мысленным визгом будь что будет. Что б меня, я очнулся не на земле и даже не на том свете со сломанной шеей, а верхом на спине уродца, держал обвисшие края формы на манер вожжей, прямо-таки бесплатное такси и аттракцион в одном лице. Самому интересно, как я додумался до такого, и кому скажи, не поверят же – видимо, дурная железа выбрасывала в кровь литры идиотства, а то б никогда не решился на такое! И зря, он даже не потрудился сбросить меня, и мы проехались с ветерком, не класс люкс, конечно, но грех жаловаться.

С остановкой у него проблемы, я аж перекувыркнулся на резком старте, а времени в обрез, пришлось тут же подскочить и рыскать в высокой траве по памяти. Я все следил за уродцем, чтобы тот не врезал мне исподтишка, а ему и плевать на все вокруг, тем более что ноги у него тоже шарили по земле, как щупальца, а это в два раза больше шансов. И теория вероятности победила – он нашел медальон первым, зачем-то стукнул им по земле, а потом еще и еще, но ничего не произошло. Тогда крохотный мозг попытался придумать что-то получше и, видимо, тратил на это все силы, потому как все остальное у него замерло. И вот как назло, этот псих держал заветный приз перед глазами, с виду не так уж и сильно сжимал кулак, но хватка мертвая, я не смог разжать пальцы.

Первой подоспела к нам Хорица, взмахнула ногой по-балериньи, и попала в кисть, но рука монстра даже не шелохнулась, будто мраморная. Джованни накинулся на кулак, напрягался так, что вены на лбу вздувались, а я просто стоял и перебирал список интересных нелепостей, но жидкого мыла под рукой, увы, не было.

Как внезапно этот псих отключился, так и ожил, завертелся, как карусель, размахивал руками, аж пришлось отпрыгнуть, а потом просто бросил медальончик себе под ноги. Я потянулся за ним уже один, жадно видел только блестящую железку, как хищная птица, но на нее падала тень, на такое волей-неволей обращаешь внимание. И посмотреть было на что – сверху летела подошва, того гляди превратит ладонь в лопату, а мне мои руки-крюки как-то больше по душе! За доли секунды процессор в голове просчитал, что нет, все-таки не успею, и тот топнул с неприличной силой, аж земля задрожала.

Я потерял равновесие и упал на зад, а взрывная волна вдобавок оглушила на оба уха, все как в вакууме. Джованни голосил в десятке шагов, прямо-таки во всю драл связки, но я ни черта не слышал, хотя по чайным блюдцам глаз там все и так понятно было. Бросить все и не рисковать головой, конечно, заманчиво, но не в мою смену, ребята, тем более раз за этим все гонятся, значит на кону что-то серьезное! Хорица не лучше, держала любовничка, чтоб не кинулся на помощь, а на меня смотрела как-то странно и даже грустно, будто уже списала со счетов. Ничего, я научу всех отвоевывать свои вещи, и лучше бы помогли, а не стояли истуканами – мне что, одному тут пыхтеть и поясницу надрывать, чтоб хоть на миллиметр сдвинуть бетонную ногу психа?!

На самом деле, задачка и правда не из простых, я уже начал копать землю, чтоб достать медальон сбоку, попутно уворачивался от взмахов клешней над головой. И тут Хорица совсем с катушек слетает, в смысле валит Джованни через подножку и кидается к нам, но толкает не уродца, а меня, причем наваливается, как ас американского футбола, и хоть тощая, а плечо свинцовое. Я покатился по земле, но быстро встал и повернулся, чтоб крикнуть ей, мол, не в того попала, косоглазая, а там тот самый зеленый пузырь вокруг них… Что хуже, он стягивался к центру и попутно стирал все живое внутри, как тряпка мел на доске – первой исчезла Хорица, а за ней и довольный звериный оскал.

И видеопленка разлетелась вдребезги, все вокруг замерло – хоть моргай, хоть верти головой, бесполезно.

Выходит, Хорица спасла меня? Сама же исчезла не пойми куда, и что-то мне подсказывало, что не в бунгало на Гавайские острова – казалось, куда еще хуже, но вдалеке зазвенели полицейские сирены, а между деревьями замигало красно-синим.

Джованни смотрел на вырванный ком земли в том месте и шагал ко мне по инерции, пока не упал на колени. На звук он не отозвался, пальцы дрожат на вытянутой руке, взгляд пустой, как у того же психа, а губы шепчут что-то, будто молитву. Я присел и нашел его глаза, кричал прямо в них, мол, надо срочно сматывать удочки, а он как накинулся на меня, повалил на траву и сел сверху. Наверное, я бы и не столкнул его, там под девяносто кило мышц, поэтому просто ждал развязки и не особо-то надеялся на хороший финал и даже не на фингал – его руки затянулись удавкой у меня на шее, резко сдавили, что аж в глазах потемнело. Никогда я не видел его таким, растрепанные волосы напоминали рога, глаза мутные, как у слепых, рот превратился в паровой двигатель, прямо-таки обезумел от ярости.

Повезло, что в последний момент у него сработал какой-то предохранитель, он резко поднял меня за воротник рубашки и так потащил за собой к деревьям.

Питер Фирдан

29.09.199 X г., 05:49 PM

Улицы Юго-Восточной части города

На прошлой неделе мне довелось обнаружить в почтовом ящике письмо от неизвестного адресанта. В первой же строке он – вернее, они! – назвались именами, которые я долгое время припоминал: Роберт Камплоу, Отто Честер и Гилберт Люкс. Три моих товарища из разряда тех, с кем общение обрывается тотчас же после окончания школы. Я силился понять, почему меня пригласили на «мини-встречу уже больших выпускников», как выразился, видимо, остроумный Отто Честер, ведь мы не были такими уж сердечными друзьями. К тому же по всей видимости, более нас четверых никого и не ожидалось. Конечно, я выбросил письмо в мусорное ведро и мгновенно забыл о нем, не желая тратить время на бессмысленные встречи и беседы о прошлом. И все-таки жизнь складывается так, что некоторые вещи в ней происходят вне нашей воли, иначе трудно объяснить, каким образом я все же оказался в обществе этих людей.

Рабочий день улетучился, растворился в тумане памяти. Я помню, что был чрезмерно услужлив с клиентами, а порой намеренно раздражался, переводя все внимание на их избалованных чад, из-за чего в каком-то смысле ждал обыденных казусов. Удивительно, но сегодня все происшествия были мизерны и скучны – впервые, когда понадобились! Глянцевая черная трубка телефона навевала своим похоронным цветом волнительные мысли: я беспокоился за Фелицию, но всякий раз, собирая крупицы мужества, задерживал ладонь в сантиметрах от цели, как над одноименным полюсом магнита. Стыд за свою трусость порождал страх позвонить и признаться в этом, но в первую очередь – себе. Порочный круг трусости! И после закрытия кафе я долгое время бродил по городу, то приближаясь к нашей улице, то отдаляясь от нее, пока не начало смеркаться. Меня мучил более других один вопрос: достоин ли я вернуться и взглянуть в глаза родной женщины? Смогу ли выстоять перед их напором? Если они еще блестят… О Господи, кто я после этого? Мужчина? Муж? Нет, казалось, лев, с позором покинувший прайд… Господи, почему же все обернулось именно так, я ведь никогда не боялся… но один его взгляд, голос, движения… Господи!

Я вскинул взгляд к небу и молился за здравие Фелиции, пока не обнаружил, что стою прямо под неоновой вывеской бара, который, желая подчеркнуть в себе зачаток культуры, носил приставку музыкальный. В тот миг, несмотря на предубеждение к подобным местам, мне подумалось, что громкая музыка вытеснит позорные мысли, а спиртное придаст храбрости духа. Вопреки всему заведение оказалось чистым и уютным, но что важнее, юноши и девушки, мужчины и женщины выглядели опрятно, воздух был чист от табачного дыма и похоти, а по залу струился спокойный расслабляющий мотив – быть может, блюзового жанра. Справа от входа тянулась барная стойка, где сидели те, кто не успел занять полосу столиков возле сцены. Вкупе с оживленными беседами и приглушенным освещением, все это создавало крайне приятную атмосферу – ох как мне повезло оказаться, не побоюсь слова, в лучшем из нынешних безобразных мест!

За барной стойкой передо мной раскинулось великое множество спиртного самой разной крепости, подробно изложенное на трехстраничном меню. Признаться, мне хотелось безвкусно употребить их все, начиная двойным виски и заканчивая чистым абсентом, чтобы полностью заглушить муки совести. Впрочем, я всегда скверно переносил алкоголь, и пинты крепкого пива мне обычно хватало. Отвратительный прогорклый вкус славно отвлекал разум, пока ледяной напиток жег и царапал глотку, бурлил на языке, а потому вскоре я принялся за второй бокал. Вместо желанного спокойствия вся чернота, копившаяся на задворках разума, напротив, хлынула единым безудержным потоком… Не в силах ни на что другое, я опустил голову на руку и расслабился – до чего же иронично и забавно, ведь я выглядел ужаснее всех присутствующих в баре. В мире грез я представлял иную жизнь с иным собой, а когда сбоку раздался чей-то голос, решил, что меня приняли за неумелого пьяницу, задремавшего прямо на месте. Стало невыносимо горько от этой мысли, но, конечно же, более – от того, что нужно было вернуться в жестокую реальность, где не хотелось ни видеть, ни слышать никого, и… ничего не хотелось…

Когда в том голосе мне расслышалось собственное имя, я вмиг встрепенулся и осмотрел полусонными глазами человека перед собой. Мой взгляд уперся в широчайшую грудь, и нужно было приподнять подбородок, чтобы увидеть не менее массивную голову. Черты лица остались те же: багровые переполненные кровью щеки, обрамленные широкими, словно выточенными из камня челюстями и скулами, и крупный неправильный нос – пасечниковый, как мы его называли за сходство с пчелиным укусом, – лишь черные волосы потеряли пышные кудри, сменившись короткой мужской прической. Несмотря на гигантские размеры тела с детства, у него почти не было подкожного жира, что говорит о мощных, крупных костях, крепких жилах и силе мышц. Без сомнений, в шаге от меня стоял Роберт Камплоу, мой школьный знакомый, каким я и запомнил его ровно двадцать лет назад.

– Питер, ей-богу ты! – воскликнул он громким, живым голосом, и энергично потряс мою руку. – Сто лет тебя не видел, дружище! А ты изменился будь здоров – как же повезло заметить тебя. Как поживаешь… Ох, чего это я спешу, еще весь вечер впереди – все, цыц, ни слова больше! Идем, идем же, обрадуем остальных. Эй, Питер, ты выглядишь… каким-то хмурым?

Мне стоило сознаться, бежать домой изо всех сил, а не праздновать невесть что, но недостаток мужества вновь вынудил меня ко лжи и лицемерию.

– Известно почему! – вдруг крикнул я, сам не ожидая того. – Что ж это вы, пригласили меня, а сами опаздываете!

– Как это так? Нет-нет, мы пришли вовремя, как и было сказано в письме. Честно, уже и не надеялись увидеть тебя сегодня, потому как не получили ответа на письмо.

– Чтоб я поступил так невежественно?! Какой вздор… Что ж, полагаю, по вине нашей ужасной почты произошло некое глобальное недоразумение. И все же нахожу странным, что не заметил вас. Хотите сказать, что вы пришли не только что?

– Да стал бы я тебя обманывать, Питер! Мы зарезервировали столик сразу же после отправки письма и сидим тут уже больше часа.

– Я… чуть меньше.

– Хм, возможно, мы отлучались: я делал заказ, а парни – в туалет… Выходит, что все это время мы были так близко и не заметили друг друга? Ха, вот уж точно что – потерялись в лесу среди белого дня!

Он звонко, объемно рассмеялся, закрыв глаза и несколько откинув голову назад. Искренний добродушный смех напугал меня – я так долго не слышал его, что он показался мне странным, будто бы неестественным, хотя Роберт всегда отличался звучным низким тембром и способностью оставаться веселым в любой ситуации. Что удивительнее, он заразил и меня, несмотря на, казалось, временную импотенцию к радости (это была единственная искренняя улыбка в тот вечер), и, в конце концов, я последовал за бывшим одноклассником.

За столиком в правом крайнем углу нас ждали Отто Честер, тощий костлявый немец с серо-зеленым цветом лица, и Гилберт Люкс, обыкновенный, средний во всем человек, о котором можно сказать ровно столько же, сколько о воздухе: он просто есть. Первый выделялся красотой так называемой арийской расы, усиливая шарм одеждой: шарф обвивал шею даже внутри помещения, на спинке стула висело черное пальто, в каком он более всего походил на изображение смерти, а вблизи витал аромат дорогих духов и крема для туфель из чистой кожи. Он задумчиво глядел на сцену, покачивая бокал с вином, и изредка отвлекался на товарища, страстного любителя книг, и сейчас шумно листающего страницы одной из них; взгляд читал несколько строчек, после чего устремлялся в никуда, делаясь задумчивее и печальнее. Незнакомец вряд ли назвал бы их друзьями, поскольку они выглядели не роднее пассажиров поезда, а точнее, механизмами, которые двигались исключительно благодаря бездонной жизненной энергии Роберта Камплоу. Когда мы подошли к ним, Отто оценил взглядом сначала мою заношенную куртку, затем не менее страшного в тот час ее владельца, и принялся пылко обнимать, а Гилберт лишь поприветствовал в своей сдержанной манере.

Каково же было мое удивление от вида их столика, заполненного всевозможными закусками к пиву. Картофельные ломтики, куриные крылышки, сыр в панировке, охотничьи колбаски, чесночные гренки и луковые кольца, оливки, рыбные палочки, креветки и мидии во фритюре, всевозможные виды чипсов, сушеная рыба, фисташки и жареный арахис… Взгляд беспомощно метался от одного блюда к другому, и я судорожно собирал на тарелку все, до чего мог дотянуться. И это были лишь остатки, поскольку зачинщики банкета провели в баре около часа и их бокалы подопустели. Если бы мне сказали, что я неизлечимо болен, и перед смертью предложили желание, я бы потребовал подобное количество еды. Обилие соленого, острого, жареного, копченого вмиг приободрило меня, и я даже перестал проклинать подсознание за случившуюся встречу.

– А вот теперь узнаю нашего Питера. Все такой же здоровый аппетит, а?

– Простите, – сказал я, смутившись, впрочем, ненадолго, – но в последний раз я принимал пищу ровно в семь тридцать утра.

– Полноте, дружище, не стесняйся. И заказывай еще, мы-то уже вон как набили брюхи.

Нам принесли по пинте пива, Отто Честеру долили вина. Он покачал бокал, поднес его к губам, выпив ровно столько, сколько нужно для чувства вкуса, и сказал:

– Грустно… Как грустно, что собрались не все. Ведь мы – всего-то четверть класса.

– Одна пятая, – поправил Гилберт Люкс.

– Что ж, это еще печальнее…

– Вот же баловни! Жены, небось, заревнуют – женщин им подавай, жалуются они тут на сугубо мужскую компанию, значит…

– Я ведь не это имел…

– Шучу я, Отто, шучу. Этого подступающая седина волос не отнимет уж точно! Где остальные, спрашиваете? На самом деле хороший вопрос. А ответ очень прост: пришли все, кто хотел. Я с большим трудом нашел адреса всех наших и разослал письма. И знаете что! Уже через день пришли отказы от Джейн и Клэр, потом от Люси и Дина и еще, и еще. Вот я и решил: а долой их всех! – Он с силой ударил по столу, отчего посуда вздрогнула, и я выронил ломтик жареного картофеля. – Если не получается собрать всех, то пускай это будут самые-самые, верно? Верно!

– О Роберт, ты настоящий друг! – сказал Отто. – Как бы не пустить слезу…

– Пустяки! Как там… Для человека нет ничего невозможного, а? Главное – желание, вот! Черт… Как же я чертовски рад, что все-таки мы все встретились. Двадцать лет прошло как пить дать… И вот мы опять сидим в теплой уютной атмосфере друг друга, как будто нам снова по шестнадцать, на носу экзамены и поступление в колледж, а вместо подготовки мы наслаждаемся беззаботными весенними деньками…

Правда, наши воспоминания разительно отличались: одни проводили время за участием в школьной жизни, написанием рассказов и стихотворений, или чтением книг, в то время как другие переживали болезненность матери, тратили силы на подработках, напрочь забыв об учебе, и тревожились о будущем… Правда, душевный Роберт говорил так красочно, живо, что невозможно было не представить романтичный пейзаж залитой лучами весны.

– Не обижайся, Питер, – продолжал он, – но мы уже потравили школьные байки, пока тебя ждали. Не все потеряно, значит, раз есть что вспомнить с улыбкой на лице, а? Помнишь, как Отто, нашего первого красавца школы, позвал «поговорить по-мужски» один… хм, как бы это выразиться… экземплярчик. А все из-за ревности к девушке, как это и бывает. Мы-то сразу поняли: речь у него поставлена намного хуже удара… Ох и страшно было до жути – а ну-ка, хоть и вчетвером для виду пришли, но все же!

– Что-то не припомню такого, – сказал тотчас же я.

– Было-было!.. А как Гилберт довел до белого каления нашего учителя физики, ох и злющую дамочку холерического темперамента? Нас-то она не так трогала – мы боялись ее, как огня, и ее это очень даже устраивало. И вот как-то раз она замечает у Гилберта в руках что-то свое, художественное под видом учебника…

– Жюль Верн, «Таинственный остров», – уточнил тот.

– А, да, да… Так вот! Сметая все на пути, она кинулась к его парте и кричала прямо в лицо все, что думала о тогдашних детях и нашем образовании в целом. Слюни разлетались по всему классу, ей-богу, до нас доставало! А он, наш вечно спокойный, как слон, товарищ, медленно, значит, закрывает книгу и… и говорит: «Вы что-то хотели?» – Роберт рассмеялся так сильно, что на нас обратили взгляды соседние столики. – Она так остолбенела от неожиданности, потом еще сильнее рассвирепела, раскраснелась и молча выбежала из кабинета за директором. И весь класс давай надрывать животы со смеху!

Гилберт Люкс многозначительно кивнул: все так, все верно, и иначе быть не могло.

– А после школы мы любили ходить в кофейню. Ты, Отто, занимал место у окна на мягком диванчике и писал стихи девушкам. Вот только у тебя каждую неделю была новая, и тому количеству строк позавидовал бы сам Блейк[1]. А ты, Гилберт, так разнеживался за чашечкой капучино, что нам приходилось силой оттаскивать тебя от книги. Они всегда захватывали тебя сильнее реальности… Обычно мы заказывали тыквенный пирог с корицей. Правда кое-кто частенько отказывался из-за пустого кошелька, а еще очень злился, когда мы покупали ему без спроса. Помнишь, Питер, а?

– Вот это уже чистая правда. И я готов честно вернуть долг, – сказал я, потянувшись за портмоне.

– Ха-ха! Вот ты шутник… Или ты и впрямь намерен посчитать всю сумму, да еще и с учетом инфляций? Правда, сомневаюсь, что у тебя получится. Вон погляди в меню: среди алкоголя и закусок теперь не найти тыквенные пироги. А ведь когда-то на этом месте была кофейня и славилась она именно этими своими пирогами. Мы вспоминали… как поменялся тут интерьер, да и весь город в целом.

– Нет, – тотчас же вмешался Гилберт с явной ухмылкой на лице. – Мы говорили о Мэри.

– Эй, я же просил!..

– О том, Питер, – добавил Отто Честер, впервые улыбнувшись, – как он напугал ее, тогда еще молоденькую официанточку, своим широким от эмоций взмахом рук. После чего… – И вдруг замолчал, увидев суровое лицо товарища.

В тот момент Роберт стиснул зубы так, что скулы и челюсти сердито расширились, придавая особой схожести с каменными статуями острова Пасхи.