Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

15

На следующее утро Дима спал почти до восьми часов, проспав и раннюю литургию, и завтрак для послушников. Проснулся он от звона на позднюю литургию и долго не мог понять, чего это звонят? Посмотрел на часы и ахнул. Ему полагалось на ранней литургии руководить левым клиросом, куда собирались сельские прихожанки, бабушки и молодухи. Именно присутствие молодых девиц исключало возможность использования на левом клиросе монашествующих, и потому эту функцию возложили на Диму. Теперь уже ранняя служба завершилась, и бабушки наверняка были только рады, что Дима их не одергивает и не торопит.

Дима тепло относился к прихожанкам, которые все годы в отсутствие церкви в селе хранили монастырские святыни, время от времени убирались на территории монастыря и благодаря которым монастырь возродился к молитвенной жизни. Но он очень тяжело переносил их манеру пения, сформировавшуюся в те же тяжелые годы, когда лишенные храма бабушки собирались по домам и пели богослужебные пения по памяти. То поколение, что помнило прежний монастырь, давно уже ушло, и потому бабушки сохранили пение, весьма далекое от обиходного распева. Сама служба превратилась для них в кружок хорового пения, где каждая старалась проявить свое знание напева, и в сумме получалась порой неудобоваримая какофония. Дима пытался выправить положение вначале ласковыми укорами, потом строгими указаниями, наконец дошел до наказаний, но изменить старушек, да и молодух, которые легко перенимали у матушек все не самое лучшее, он так и не смог. Послушание на клиросе по субботам и воскресеньям стало для него испытанием смирения, и он не всегда проходил его с честью.

Вспомнив прошедшую ночь, он торопливо поднялся, убрался, помолился и поспешил к отцу Флавиану. Отца архимандрита следовало хватать за руку и идти с ним к владельцу коллекции. Но оказалось, что, хотя отец Флавиан улегся спать ничуть не раньше самого Димы, поднялся он раньше, келья его была закрыта, и на стук никто не отвечал. Дима сокрушенно вздохнул и отправился на службу, дабы в богослужебных молитвах вернуть потерянный благодатный настрой.

После литургии он нашел мрачного Григория и спросил его о местонахождении отца Флавиана. Тот буркнул, что не видел его, и на более настойчивый вопрос отвечал, что «старец» не желает более иметь с библиотекарем ничего общего.

– Ничего, – добавил он зловеще. – Скоро наступят новые времена…

– Тебе-то какая с этого радость? – удивился Дима. – Твой «старец» здесь только по доброте отца-наместника, а новый наместник его и терпеть не станет.

Григорий хмыкнул загадочно:

– Мы еще посмотрим, кто будет новым наместником.

Было впечатление, что для него этот вопрос решен, и решение это вызывает в нем решительное торжество. Он ушел, и Дима озадаченно посмотрел ему вслед.

На обеденной трапезе он повстречал послушника Михаила, который был келейником Флавиана, но тот тоже ничего не смог ему ответить.

– Я как с утра пришел, – признался он, – так отца Флавиана уже не было.

– А гость, что у него ночевал?

– Какой гость? – удивился Михаил.

Было похоже, что отец флавиан в эту ночь спать и не ложился.

Вратарник Прохор утверждал, что через верхние ворота отец Флавиан из монастыря не выходил. Нижние ворота тоже с утра не открывали. К трем часам беспокойство охватило уже многих, и даже отец-наместник специально вызвал Диму к себе, чтобы прояснить вопрос. Дима рассказал ему о событиях прошедшей ночи, и отец Дионисий лишь скорбно качал головой.

– Куда же это он вляпался? – проговорил он с досадой.

– У меня есть одно предположение, – сказал Дима.

– Что за предположение? – нахмурился Дионисий. – Имей в виду, отец, нам сейчас авантюры совсем некстати будут.

– Погоди немного, – попросил Дима. – Я схожу в одно место.

Повстречав по дороге во дворе Леонтия, Дима прихватил его с собой и направился прямо к школе, расположенной в жилой зоне монастыря. По субботам занятий в школе не было, но день считался рабочим и многие учителя в этот день проводали факультативные и дополнительные занятия, а в спортивном зале занимались спортивные секции. Дима прежде всего прошел к завхозу и выяснил, кто сторожил школу прошлой ночью. Завхоз смущенно отвечал, что сторож был найден им утром в нетрезвом состоянии, и он отправил его домой. Дима на всякий случай вызнал дом пропавшего сторожа, но вместо того, чтобы немедленно отправиться к нему, попросил разрешения спуститься в подвальное помещение. Подвал школы был захламлен всевозможной рухлядью, скопившейся там за многие годы, но Диму интересовала отнюдь не рухлядь.

– Ищи, брате, – сказал он Леонтию.

– Кого искать-то? – не понял тот.

– Отца Флавиана, – объяснил Дима. – Он должен быть здесь.

Прежде, чем догадка Димы подтвердилась, они провозились там не менее получаса, рыская среди завалов старой мебели, поломанных парт, досок, бумаги и книжных шкафов. Нашел его Леонтий, поинтересовавшийся содержимым одного из лежащих книжных шкафов, который показался ему не таким пыльным, как другие. Содержимым книжного шкафа и оказался отец Флавиан, связанный, с кляпом во рту, в полуобморочном состоянии. Когда они развязали его и почтенный архимандрит, глубоко вздохнув, немедленно чихнул, Дима перевел дыхание.

– Слава Богу, – обрадовался он. – Если честно, то я не ждал найти его живым.

– Как? – ахнул Леонтий. – Почему?

– А он нам сейчас сам все объяснит, – сказал Дима. – Ну, отче, вы способны говорить?

Отец Флавиан поднял на него скорбный взгляд и покачал головой.

– Тогда мы вас назад засунем, – пригрозил Дима, ткнув пальцем в сторону шкафа.

Отец Флавиан вздохнул.

– Чего ты хочешь?

– Что тут произошло? – потребовал Дима.

– Ты же видишь, – сказал он. – Я оказался жертвой преступников.

– А где Смидович?

– Не имею понятия.

– Но вы сюда вдвоем пришли, не так ли?

– Пришли вдвоем, – кивнул Флавиан.

– Так, может, это он вас стукнул? – спросил Дима.

Флавиан покачал головой.

– Нет, не он.

– А кто?

– Преступник. Звонок, ты же сам знаешь!

– А зачем вы сюда пришли?

Флавиан посмотрел на него жалобно.

– Оставь ты меня, Христа ради, – попросил он. – Я ночь не спал, потом меня по голове ударили… Я ведь чуть не задохнулся в ящике этом.

– Где монеты? – потребовал Дима решительно.

Флавиан устало усмехнулся.

– Не знаю я, где монеты, – сказал он. – Ты же не дурак, понимаешь, что у меня их нет.

– Но вы вчера обещали мне назвать этого человека, – напомнил Дима.

– Я и сейчас не отказываюсь, – сказал Флавиан.

– Так кто же это? – воскликнул Дима в нетерпении.

Флавиан глянул на него насмешливо и отвечал:

– Ночной сторож этой самой школы.

Дима на мгновение испытал изумление, но тут же почувствовал, что тут что-то не связывается.

– Какой ночной сторож? – сказал он недоверчиво. – При чем тут ночной сторож? Не играйте со мной в прятки, отче. Все равно, от милиции вам теперь не отвертеться.

Отец Флавиан дребезжаще рассмеялся.

– Вот и выходит, что хреновый из тебя вышел следователь, Димитрий. Был бы ты повнимательнее, то сразу понял бы, кого я имею в виду.

Присутствовавший при этом разговоре Леонтий только испуганно смотрел то на одного, то на другого и моргал, ничего не понимая.

– Говорите яснее, – потребовал Дима. – Кто этот сторож?

Отец Флавиан прикоснулся к затылку, по которому его ударили, и невольно охнул.

– Да, – сказал он. – Круто он меня… Ночным сторожем в этой школе время от времени подрабатывает наш Алексей.

Дима обомлел.

– Какай Алексей? Бригадир, что ли?

Флавиан только кивнул головой.

Дима немедленно вспомнил, что бригадир Алексей действительно работал с ними на протяжении всего времени поисков коллекции год назад, и, конечно, имел возможность, проявив некоторое дополнительное рвение, умыкнуть находку из-под их носа. Все сходилось.

– Он спрятал ее… здесь? – спросил Дима.

– Не знаю, – Флавиан поморщился. – Но если бы я прятал, то спрятал бы здесь.

– Значит, Звонок, ее забрал?

– Он не успел мне об этом рассказать, – скривился Флавиан.

– А то зачем же он бы вас бил? – сказал Дима. – И сторожа он напоил…

– Напоил? – переспросил удивленно Флавиан. – Как, напоил? Зачем?.. Ведь сторожем и был Алексей!

Опять в стройной схеме что-то сорвалось, и Дима решительно заявил:

– Ладно, отче. Вы сейчас направитесь в милицию, к Левшину, и обо всем расскажете…

– Мы же договорились, что ты не будешь сообщать, – напомнил угрюмо отец Флавиан.

– Мы-то договорились, – согласился Дима. – Но с ним-то вы не договаривались?

Он ткнул пальцем в сторону Леонтия, и тот охотно подтвердил:

– Конечно, не договаривались…

– Пойдете в милицию, – сказал Дима. – А еще лучше, пусть Леонтий позвонит и позовет капитана Левшина к вам в келью. Все позора меньше будет.

– Позора в любом случае будет достаточно, – буркнул Флавиан.

– А я пойду схожу к рабу Божию Алексею, – продолжил Дима. – Пусть он мне изложит свой вариант событий. Если что, отче, я буду на вас ссылаться, ага?

– Ссылайся, – буркнул Флавиан. – Если бы эта гадина с самого начала не играла в темную, то ничего бы этого и не было.

Они помогли ему подняться и выбрались из подвала наверх, а потом вышли и на улицу. В монастырском дворе постоянно были какие-нибудь прихожане, паломники, рабочие, и теперь все они видели отца Флавиана в самом неприглядном виде, помятого, грязного, без клобука, с развевающейся гривой седых волос. Дима вел его за руку и испытывал к старику даже некоторое сочувствие. Подскочили Григорий, Михаил, отец Галактион, и уже они повели архимандрита дальше, в его келью.

– Все, – сказал Дима Леонтию. – Звони в милицию, а я пошел к Алексею.

Леонтий послушно кивнул.

– Неужто правда бригадир монеты спер? – спросил он.

– Не исключено, – подтвердил Дима.

Он забежал в свою келью, чтобы надеть куртку поверх подрясника, и по дороге назад встретил в коридоре отца Феодосия. Старец сидел на скамейке у окна и читал чье-то письмо. Дима подошел, склонился под благословение, и отец Феодосий немедленно поднялся, чтобы осенить его крестом.

– Что, миленький, куда спешишь? – спросил он.

– Иду тать выявлять, – признался Дима со вздохом.

– И кто же у тебя тать выходит? – спросил отец Феодосий с интересом.

– Бригадир наш, – сказал Дима сокрушенно. – Алексей. Вы его наверное знаете.

– Знаю, да, – кивнул отец Феодосий. – А откуда такие сведения?

– Отец архимандрит его сдал, – сказал Дима. – Тут такая уголовщина наметалась, отче, что страх один. Похоже, монеты наши уплыли.

– Куда уплыли? – удивился Феодосий.

– По криминальным каналам, – махнул рукой Дима. – Заканчивается мое следствие, пусть дальше милиция разбирается.

– Ну, ну, – сказал отец Феодосий. – Может, еще и вернутся твои монеты. А то что ты про Алексея рассказываешь, это беда.

– Беда, отче, – согласился Дима. – Сущая беда. А тут еще наместника снимают, слыхали?

Отец Феодосий понуро кивнул.

– Но это тоже еще не окончательно, – сказал он.

– Хотелось бы думать, – сказал Дима. – Только уж очень решительно настроен секретарь владыки.

– Молиться надо, – сказал отец Феодосий. – Авось и минет нас грех симонии.

– Симонии? – переспросил удивленно Дима.

Симонией с апостольских времен называли грех приобретения благодатных даров за деньги. Две тысячи лет церковь боролась с этой напастью, но до сих пор торговля санами и должностями неизменно процветала.

– Почему симонии? – спросил Дима. – Я ничего об этом не знаю!

– Разве? – удивился отец Феодосий. – Я полагал, уж тебе-то это известно более, чем кому-либо. Ну да ладно, ступай по своим делам, да и я пойду.

– Погодите, отче, – остановил его Дима. – А кто же кандидат в наместники?

Отец Феодосий посмотрел на него сокрушенно и ответил:

– Ни к чему тебе это знать, миленький. Все равно, не попустит Господь. Ступай.

Повернулся и ушел.

Шагая по указанному адресу, Дима продолжал размышлять о словах отца Феодосия, пытаясь разобраться. Кто-то вознамерился купить должность наместника Ксенофонтова монастыря, это раз. Дима почему-то должен был знать об этом больше других, это два. Дело сорвалось, это три!

Вдруг его осенило, он даже остановился посреди улицы. Конечно! Он вспомнил зловещее злорадство Григория, туманные намеки Флавиана. Это он и был кандидатом, отец Флавиан! А платой за возведение в должность должны были стать эти самые монеты из коллекции. А все разговоры о Никоне, о давней вражде Флавиана с секретарем Фотием были не более, чем дымовой завесой. Ох, и хитер же оказался отец архимандрит! Сколько он всего закрутил-то, сколько разных слухов запустил, сколько сплетен!.. А ведь не вышло ничего! Ушли монеты, и нечем стало платить, и вакансия пропала. Не зря витал над обителью дух преподобного Ксенофонта, великого нестяжателя.

В приподнятом радостном настроении Дима продолжил свой путь и очень скоро подошел к двухэтажному кирпичному дому, в котором жили сельские специалисты, а также и монастырский бригадир Алексей. Поговаривали, что квартиру в этом доме ему купили за счет монастыря, но Дима знал точно, что квартиру Алексей купил сам, продав для этого дом в селе неподалеку, где жил до тех пор. Был бригадир когда-то женат, имел детей, но жена его оставила и детей с собой увезла, и погряз бы Алексей в пьянстве, если бы по случаю не привез в монастырь машину леса. Здесь он нечаянно повстречался с отцом Елеазаром и был до того потрясен суровой отповедью старца, что решил держаться поближе к монастырю. Так он со временем и оказался монастырским бригадиром, распределял на работу паломников и послушников, руководил ремонтными работами, договаривался с сельскими властями о технической и материальной помощи. Потом появился отец Флавиан, и Алексею авторитетный тон архимандрита оказался ближе. Впрочем, как выясняется теперь, монеты он спер еще до того, как пал жертвой благочестивой демагогии Флавиана. Видимо, прибрал коллекцию, но не знал, что с ней делать. Вероятно, отец Флавиан показался ему тем человеком, кто подскажет верное решение в таком сомнительном вопросе. Тот и подсказал, отдать все монеты в епархию и на том заработать себе положение. Наверняка готовилась какая-то более солидная должность и для самого героя дня. Дима представил бригадира иеромонахом и содрогнулся от этого образа.

Поднявшись на второй этаж, Дима постучал, но никто ему не ответил. Он постучал еще, помня о тяжком похмельном состоянии ночного сторожа, но опять ответа не было. Вышла соседка, и Дима спросил у нее:

– Вы бригадира нашего сегодня не видели?

– Видели, как же, – скривилась соседка. – Утречком его привел какой-то молодой человек в совершенно бесстыдном состоянии. И как вы таких у себя держите, батюшка.

– Его совратили, – соврал Дима.

Он постучал еще.

– Теперь до вечера спать будет, – сказала соседка, проходя мимо.

Дима в сердцах толкнул дверь, и она отворилась. Нехорошее предчувствие овладело Димой.

– Эй, подождите! – попросил он соседку. – Тут дверь открыта.

– И что, что открыта, – отозвалась та, пожав плечами. – Он часто ее закрыть забывает. Живет-то, можно сказать, в нищете.

– Давайте вместе зайдем, – попросил Дима.

Соседка опять пожала плечами, но любопытство тоже не было ей чуждо, и она вошла вместе с Димой.

Монастырский бригадир Алексей лежал на полу, в спине его торчал нож, а под ним растекалась огромная лужа крови.

Соседка ахнула и села на стул у стены.

16

Районный прокурор Николай Воробьев вернулся из Москвы в хорошем настроении. По делу об убийстве Вольпина он узнал не так уж много, зато удачно потолкался в Лужниках и приобрел для себя и семьи массу полезных вещей по ценам гораздо ниже имеющихся дома. Московские специалисты убийством Вольпина взволнованны не были и большой помощи Воробьеву не оказали. Расследование теперь вызывало в прокуроре одно раздражение, и по пути домой он гнал от себя все мысли о нем, находя немалое утешение в удачных покупках. Каково же было его удивление, когда по приезду он узнал, что стажер Дружинин тут почти все благополучно раскрыл и даже арестовал одного из вероятных преступников. Конечно, было досадно, что все дело провернул неопытный студент, тогда как сам прокурор бесцельно проездил в столицу, но в отчете начальству важно было определить общее руководство, а не действительных исполнителей.

Так что новое убийство пришлось совсем некстати, и потому прокурор был хмур. Они собрались у него в кабинете, стажер Дружинин, капитан Левшин и монастырский библиотекарь Дмитрий Никитский. Уже было установлено, что бригадир Алексей Хворостов был убит у себя дома ударом ножом в сердце, со спины, под лопатку, что говорило об известном опыте убийцы. По словам соседки, видевшей с утра «молодого человека», который привел Алексея домой, убийца выглядел чрезвычайно неприметной личностью, среднего роста. Одет он был в зеленую куртку и вязаную шерстяную шапочку, и глаза у него бегали. Относительно последнего факта следователи единодушно решили, что это поздняя вставка в воспоминания.

– Если коллекция у него, – сказал Воробьев задумчиво, – то зачем он убил сторожа?

– Чтобы тот его не выдал, – предположил стажер.

– Молодой человек, – строго сказал ему прокурор. – Убийство выдает его куда больше. Этот парень сам себе нарабатывает неприятности.

– Смидович говорил, что он псих, – вспомнил Дима, участвовавший в обсуждении на равных за свои особые заслуги в расследовании.

– Маниакальный убийца? – усмехнулся Воробьев. – Нет, такие только в кино встречаются. Конечно, девушку в поезде он мог убить именно для того, чтобы запугать Смидовича, но теперь, когда все сделано?..

– Может, Хворостов знал про него что-то такое? – спросил Левшин.

– Что он мог знать? – пожал плечами Воробьев. – Пути отхода? Место пребывания? Имя и фамилию? Все это чепуха. Запугать бригадира было проще простого, и не надо было идти на ненужное убийство. Тут что-то другое.

– Не забывайте, что Смидович тоже исчез, – напомнил Дима.

Прокурор кивнул головой.

– Этот Смидович меня смущает, – заметил он. – Что-то не верю я в его рассказ о перехвате инициативы этим Звонком. Откуда тогда тот узнал, что Смидович в монастыре.

– Но ведь он полез подслушивать! – сказал Дружинин. – В этом бы не было необходимости, если бы они работали вместе.

– А если все же Смидович нам лжет, – стал выстраивать новую версию прокурор. – Тогда мы должны подвергнуть сомнению и весь рассказ о маниакальном убийце. Тогда убийцей мог оказаться и сам Смидович, не так ли?

– Тогда монеты у Смидовича, – вывел Левшин. – Непонятно, как они собираются отсюда выезжать? Мы контролируем все выезды.

– Значит, Смидович разобрался со святым отцом, – предположил рассудительный Воробьев, – а Звонок проводил Хворостова.

– На тот свет, – хмыкнул Дружинин.

Дима покосился в его сторону и покачал головой.

– Почтительнее со смертью, юноша, – сказал он. – Так или иначе она коснется всех нас.

Женя Дружинин лишь беззаботно пожал плечами.

– Они здесь, – решил Воробьев, ткнув пальцем в пол. – Они выжидают, чтобы без помех убраться подальше. Володя, нам надо их искать, вот что.

– И все же, – подал голос Дима. – Зачем он его убил?

Прокурор посмотрел на него с неодобрением, пожалев, что пригласил на это совещание человека некомпетентного.

– У вас есть какие-нибудь предположения?

– Да, – сказал Дима.

– Какие?

– Они не нашли монет, – сказал Дима. – Алексей не дал им коллекцию, и потому Звонок психанул и зарезал его.

Прокурор нахмурил брови.

– Но тогда тем более не было смысла убивать Хворостова!..

– Почему? Вспомните, с утра Алексей был пьян в стельку. Смидович ночью ходил к отцу Флавиану, потому что они предполагали, что отец архимандрит знает, где монеты. Выяснилось, что он не знает, а знает бригадир.

– Какой бригадир? – переспросил Воробьев.

– Хворостов, то есть. А Хворостов пьян, к тому же утро наступает, надо домой идти. И вот Звонок ведет его домой, допытывается от него, где монеты, и тот ему не может ничего ответить.

– Похоже на правду, – заметил Левшин. – На убитом следы применения пыток. Он сигаретами жег ему шею.

– Почему вы мне сразу этого не сообщили? – повернулся к нему Воробьев.

– Это есть в протоколе, – ответил Левшин почтительно.

– Да? – хмыкнул прокурор. – Значит, я это пропустил. Но это действительно говорит о том, что монет у них нет. Но кто же тогда может знать о коллекции?

Они переглянулись.

– Или Смидович, – сказал Дружинин. – Или…

– Отец Флавиан, – закончил за него Дима.

Прокурор посмотрел на него чуть удивленно.

– Вы предполагаете, что он обманул нас?

– Я полагаю, – сказал Дима, – что это вероятно.

Прокурор хмыкнул.

– Мне казалось, представители церкви проповедуют принципы высокой нравственности…

– Это безусловно так, – кивнул Дима. – И отец Флавиан один из лучших проповедников высокой нравственности. Но проповедовать нравственность и следовать ей, это не одно и то же. Увы, среди священства попадаются примеры не самые приятные. Я говорю об этом с сожалением.

Прокурор сочувственно кивнул.

– Надо установить за ним наблюдение, – сказал он Левшину.

– Вы же знаете, Николай Петрович, – буркнул тот. – Нету у меня для этого людей. Не обучены.

– И все равно, – сказал прокурор. – Внедрите человека в число монастырских послушников… С согласия руководства, разумеется, – поправился он, видя, как скривился Дима.

– В этом нет необходимости, – сказал Дима. – Такое наблюдение мы сможем организовать собственными силами.

– Прекрасно, – кивнул прокурор удовлетворенно. – Тогда вы, капитан, возьмите на себя розыски по селу, а святой отец позаботится о наблюдении за отцом Флавианом.

– Завтра в монастырь приезжает епархиальный владыка, – сказал Дима. – Будут решаться некоторые внутренние дела. Возможно, отец Флавиан будет вынужден форсировать события.

– Тем более, – сказал прокурор. – Будем надеяться, что дело решится уже завтра. Вам понадобится помощь?

Дима подумал.

– Дело в том, – сказал он, – что этот самый Звонок тоже может форсировать события. Хорошо бы организовать в монастыре ночную засаду.

Прокурор на мгновение задумался.

– Разумно, – сказал он. – Владимир Николаевич, это возможно?

Левшин вздохнул.

– Попробуем. Но это может ослабить наши посты на выездах.

– Думаю, без монет они никуда не денутся, – заметил прокурор. – Они уже столько сил на это положили.

– Простите, ну, а если монеты у Смидовича? – предположил Женя Дружинин. – Если ему удалось обмануть и отца Флавиана, и Звонка? Он же предпримет все, чтобы ускользнуть из Ксенофонтова!

Прокурор пожал плечами. Ему уже надоело перескакивать с одной версии на другую, и он хотел поскорее избавиться от этого хлопотного дела.

– Вот и займитесь его поисками, – предложил он. – В конце концов, мы не в Москве живем, найти приезжего человека, должно быть, не так сложно. Поищите, Женя, поработайте ногами…

Женя пожал плечами.

– Я, собственно, и намеревался…

– Вот и хорошо, – прокурор поднялся. – На этом мы наше совещание закончим и, если ничего не случится, соберемся завтра вечером.

– В воскресенье? – удивился Левшин.

– Ничего не поделаешь, – развел руками прокурор. – Работа такая…

Возвращался Дима в монастырь уже поздно, в десятом часу, когда всенощная под воскресенье уже завершилась и помолившийся народ расходился из монастыря. Пропуская людей в монастырских воротах, он вдруг столкнулся с Натали Мишене.

– Наташа! – удивился Дима. – Вы здесь? Разве вы не должны были уехать сегодня утром?

– Я осталась, – сказала она с мечтательной улыбкой. – Проводите меня.

Провожать ее следовало до гостиницы, то есть десять-пятнадцать шагов. Все это расстояние Дима прошел с нею в молчании, но у самых дверей она вдруг сказала:

– Я буду завтра причащаться.

– Да? – не очень удивился Дима. – Могу спорить, вы разговаривали с отцом Феодосием.

– Да, – призналась она, сияя. – Он рассказал вам?

– Нет, – сказал Дима. – У него нет привычки рассказывать об интимных беседах. Просто это становится общим явлением, когда заблудшие личности вступают в беседу с отцом Феодосием, после чего с ними происходит душевный переворот. Я могу представить ваше состояние, потому что и сам когда-то прошел через это. Значит, вы остаетесь до завтра?

– Да, – кивнула она. – Женя Дружинин обещал отвезти меня в город на служебной полицейской машине.

– Рад за вас, – кивнул Дима. – Тогда я желаю вам всех благ, и завтра мы еще успеем попрощаться.

– Спокойной ночи, – ласково кивнула ему Натали.

Он уже шагнул в сторону монастырских ворот, когда она окликнула его:

– Дима!

– Что? – повернулся он к ней.

– Серж говорил, что коллекция находится в руках какого-то работника вашего монастыря. Кажется, он называл его Алексис.

Дима мрачно кивнул.

– Почему вы раньше об этом не рассказали?

Она виновато улыбнулась.

– Я не считала себя вправе вмешиваться не в свои дела.

– Замечательно, – сказал Дима сухо. – Если бы случилось наоборот, то вы могли бы сохранить ему жизнь.

– Что? – испуганно спросила она.

– Да, да, – кивнул Дима. – Этот самый Алексис убит сегодня утром.

Она прислонилась к стене, подняв сжатые руки к груди.

– Какой ужас!..

Диме стало ее жаль, и он сказал:

– Ладно, ладно, я неправ, и вы тут ни при чем. Этот парень сам на себя накликал беду.

– Он мог остаться в живых, – пролепетала Натали.

– Вы не могли этого знать, – сказал Дима. – Идите спать, но завтра не забудьте сказать об этом на исповеди.

– Помолитесь обо мне, – попросила она.

– С условием, что вы больше ничего не скрыли, – сказал Дима.

Она печально улыбнулась.

– Но я действительно больше ничего не знаю.

– Тогда я буду о вас молиться, – сказал Дима.

Возвращаясь в монастырь, он подумал, что вряд ли душевное потрясение Натали окажется достаточно глубоким. Для нее это не более, чем экзотическое переживание, и, когда в Париже ей встретится какой-нибудь новый араб или коренной житель Новой Гвинеи, она легко позабудет о Ксенофонтовом монастыре на севере России. Но он не мог не признаться сам себе, что это его злое предположение является проявлением хрестоматийного фарисейства, и потому искренне устыдился его. Ему тоже было о чем рассказать на исповеди.

Теперь он направился к отцу-наместнику сам и угодил на совещание, посвященное подготовке к встрече владыки Геронтия на предстоящий день. Здесь были отец Лука, отец Зосима, отец Галактион и отец Никон, вся административная верхушка обители. Отец Дионисий был в настроении меланхолическом, высоких требований не предлагал и к недостаткам был излишне снисходителен. Он заранее переживал свой уход и потому пребывал в демонстративном стоическом смирении. Дима присел в стороне, послушал их разговоры и невольно задумался о том, как разительно воздействует административная функция на исполнителя ее. Перед ними были монахи, люди, принявшие решения отречься от многих мирских утех ради следования путям Господним. И что же с ними становилось, когда возникали хозяйственные проблемы? Это была типичная производственная планерка, разве что матом не ругались. Кроткий Лука упрекал в нерадении Галактиона, надменный Никон горячо нападал на Зосиму, а последний в свою очередь ссылался на слабое руководство в лице бригадира Алексея Хворостова. Новость об убийстве последнего еще не дошла до монастырской братии, и потому Дима счел необходимым вмешаться и сообщить им об этом. Отцы были шокированы.

– Как убит? – высказал общий испуг Никон.

– Ножом в сердце.

– Его что же… э… сатанисты убили? – спросил нерешительно Лука.

– Не совсем, – сказал Дима. – Его убили уголовники.

– Це вин зараз мученик будэ… – проговорил с сомнением Зосима.

– Ни, нэ будэ, – сказал Дима, который позволял себе иногда передразнивать украинский выговор заместителя благочинного. – Он сам оказался в числе преступников.

Они подавлено замолчали. Отец Никон кашлянул и спросил:

– Это как же?

– Следствие покажет, – сказал Дима.

Совещание было скомкано, и отцы скоро разошлись. Дионисий продолжал пребывать в состоянии стоическом и потому произнес с горечью:

– Ну вот, теперь еще и это.

– Это еще не все, – сказал ему Дима. – Но если ты, отец, желаешь посмаковать свое несчастье, то я лучше пойду.

Дионисий удивленно вскинул брови.

– Что, я настолько плох? – спросил он.

– Ты просто омерзителен, – бросил Дима сердито. – Давай так, или ты монах, и потому воспринимаешь тяготы с радостью, или ты не монах, и тогда тебя смещают совершенно справедливо.

Дионисий подумал, улыбнулся и произнес:

– Примем за основу первое.

– Это лучше, – сказал Дима. – Потому что все еще может повернуться в сторону, какую мы не ждем.

– Это благое пожелание или состояние дел? – спросил с интересом Дионисий.

– Ты хоть знаешь, кто главный кандидат на твое замещение? – спросил Дима.

– Я знаю, – сказал Дионисий, – но тебе будет трудно в это поверить.

– Мне будет легко, – сказал Дима. – Отец архимандарин почти признался в этом сам.

– Неожиданный поворот в епархиальной жизни, верно? – усмехнулся Дионисий.

– Еще неожиданнее то, что он не совершится, – сказал Дима.

– Ты полагаешь? – удивился Дионисий.

– Я знаю, – сказал Дима. – Это ведь примитивная купля-продажа, понимаешь? Отец Флавиан прознал про коллекцию монет, которую стащил бригадир Алексей. Тот не знал, что с ними делать. То есть, он попытался продать ее, но дело затянулось. Тогда отец архимандарин предпринимает широкий жест, достойный подлинного нестяжателя. Он готов пожертвовать коллекцией в пользу епархии, но с условием, что управление Ксенофонтовым монастырем отдадут ему, старому и опытному духовному пастырю. Похоже, архимандрита Фотия такая сделка устраивала.

– И что же изменилось? – спросил Дионисий.

– Приехали московские уголовники и стали требовать монеты себе, – объяснил Дима. – Представляешь теперь его положение? Он уже чувствовал себя наместником, а тут убийцы!

– И где монеты теперь? – спросил Дионисий.

– Не знаю, может, они до сих пор у него, – сказал Дима. – Но, отец, это уже не имеет значения. Завтра ты расскажешь всю эту историю владыке, и мы посмотрим, как будет объясняться товарищ Фотий.

– Но у меня нет доказательств! – попытался возразить Дионисий.

– Они есть у прокурора, – сказал Дима. – Сошлись на наличие уголовного дела, и этого будет достаточно.

Дионисий покачал головой.

– Не знаю, отец, – проговорил он. – Как-то это не очень достойно…

– Конечно, – кивнул Дима. – Куда достойнее наслаждаться собственным уничижением, да?

Дионисий посмотрел на него с раздражением, но в конце концов улыбнулся.

– Ладно, – сказал он. – Я, если что, тебя приглашу для дачи объяснений. Хорошо?

– Всегда готов, отче, – улыбнулся в ответ Дима.