Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

7

Продюсер Вадим Симонян разъезжал на «Мерседесе» небесно-голубого цвета, так что я даже предположил поначалу, что это подарок незабвенного Пауля. Мы с Мариной сидели на заднем сидении, и знаменитая певица выглядела подавленно. Она неумело курила сигарету и нервно покусывала губы. Света катила следом за нами на своей «Тойоте».

– Теперь ты понимаешь, насколько это серьезно? – проговорила Марина, и я не сразу понял, что она обращается ко мне.

До сих пор мы сохраняли дистанцию.

– Извини, я к тебе на «ты», – спохватилась она. – Ты не против?

– Нет проблем, – сказал я. – Как ты думаешь, что же все-таки произошло?

– Это было похищение, – сказала Марина убежденно.

– Какой-то чайник похищение это устроил, – заметил Вадим не оборачиваясь. – Не очень профессионально.

– И слава Богу, – испуганно выдохнула Марина.

– Вы нашли потом эту машину? – спросил я.

– Мы поехали, – сказал Вадим. – Но ее там уже не было. Миша говорит, что там пахло лекарством. Наверное, эфиром.

Я помолчал.

– Тут возникает деликатный вопрос, – начал я. – Могу я его задать?

Марина вздохнула.

– Конечно, можешь. Я отвечу честно, Паша, я сама не знаю, кто его отец. Это было время очень нерегулярных отношений, как ты понимаешь.

– Тогда почему ты исключаешь возможность, что это был действительно кто-то из тех, кто считает себя его отцом? – спросил я.

Вадим усмехнулся, глянув на нас в зеркальце, и сказал:

– Маша, тебе придется составить список подозреваемых.

– Нет, – сказала Марина жестко. – Никакого списка не будет. Я не хочу никаких расследований.

– Что? – удивился Вадим. – Ты хочешь оставить его безнаказанным? Пусть повторяет попытку?

– Я постараюсь поскорее оформить Мишу в пансионат, и это будет решением проблемы. А пока, я договорилась, его будут охранять по двойной ставке.

– Это не снимает проблемы, – сказал я. – Если мальчик теперь стал наследником порядочного состояния, то, наверное, многие захотят объявить себя его родственниками.

– Вот именно, – хмыкнул Вадим. – Маша, это чревато скандалом.

Она приоткрыла окно и выбросила недокуренную сигарету.

– Насколько опасен для меня такой скандал? – спросила она деловито.

Вадим даже обернулся назад от удивления, хотя мы ехали по мосту, и отвлекаться ему не следовало.

– Ты спрашиваешь, насколько опасен для нас скандал? – переспросил он озадаченно. – Хм, я даже не подумал об этом…

– Вот и подумай.

– А не позволишь мне все-таки поискать среди твоих прежних поклонников? – спросил я.

– Может получиться прекрасная передача, а? – сказал Вадим весело.

– Может, – согласился я.

– Кстати, о передаче, – вспомнил Вадим. – Павел Николаевич, нам с вами надо составить контракт по тому вопросу, что вы вчера обсуждали.

– Вы знакомы с Гуркиным? – спросил я.

– С Лазарем Александровичем? – переспросил Вадим. – Незнаком, но весьма наслышан. Он у вас работает?

– Он у нас теперь финансовый директор, – ответил я. – По вопросам контрактов можете связываться прямо с ним.

Вадим хмыкнул и покачал головой.

– Я знакома с Лазарем Гуркиным, – сказала Марина. – Он был в числе тех, кто… Впрочем, это неважно. Нет, Паша, не надо искать среди моих прежних поклонников. То, что прошло, то прошло.

Они высадили меня у телевидения, хотя рабочий день почти закончился, и у меня не было срочных дел. Я сам попросил об этом, потому что испытывал тягостное ощущение, которое спешил развеять. Вопреки ожиданию Женя Наволоцкая еще находилась на месте, и она больше удивилась моему появлению, чем я ее исполнительности.

– Паша, что случилось? – забеспокоилась она.

– Ничего, – сказал я. – Скажи, Лазарь Александрович не появлялся?

– Нет, – ответила она. – Звонил, чтобы ему прислали папку с контрактами по «Караван-сараю», и я отослала Витю.

– Я у себя, – сказал я и прошел в свой кабинет.

Ветеран областного телевидения Лазарь Александрович Гуркин работал у нас финансовым директором условно, потому что возраст и занятость не позволяли ему посвятить себя нашему делу целиком. Мы использовали его обширные связи и почитаемое имя лишь в самых неотложных случаях, а в остальном справлялись силами собственных молодых экономистов. Ему было лестно участвовать в шоу-бизнесе, да и нам его участие было весьма полезно.

Я позвонил к нему домой.

– Паша, милый, я сам хотел тебе звонить, – сообщил мне Гуркин. – Похоже, эти негодяи из «Фараона» тебя надули на пару-тройку лимонов…

Речь шла о съемках в новом ресторане «Фараон», и Гуркин проверял предъявленные к оплате счета. Я ему этого не поручал, но он охотно занимался подобными проверками, категорически осуждая нас за бездумные траты.

– У меня к вам другой вопрос, – сказал я. – Вам знакома наша эстрадная знаменитость Марина Рокша?

– Марина? – переспросил он. – А что ты хотел о ней знать?

Эта его еврейская манера отвечать вопросом на вопрос могла кого-нибудь и умилять, но меня порой уже начинала раздражать.

– У нее есть сын, – сказал я. – Ему двенадцать лет. Меня интересует, как он появился на свет.

Некоторое время он вспоминал, что-то бормотал в сторону или про себя.

– А что, собственно, тебя интересует? – спросил он. – Обычно дети появляются на свет известным способом…

– Кто его отец? – спросил я.

– Откуда я могу это знать? Или ты подозреваешь в этом меня? – он захихикал.

– Да, подозреваю, – сказал я. – Потому что вы ведете себя как-то подозрительно, Лазарь Александрович. Могли бы просто назвать имя человека, к кому мне следует обратиться, а не устраивать заседание Государственной Думы.

– Понял, – посерьезнел он. – Тебе нужен Алик Колобродов, это его открытие. Знаешь Алика Колобродова?

– А кто это? – спросил я, чувствуя, что фамилия эта мне уже попадалась.

– Забытый гений, – сказал Гуркин. – В семидесятые годы у него была своя группа, она называлась «Полосатые штаны». За эту группу он принял много страданий от прежних властей. Был скандальной фигурой, но с ним считались. Тогда он прозывался Алекс Колброд, на английский манер. Был завсегдатаем всех молодежных сборищ, и все такое. С началом перестройки он было воспрял духом, но потом быстро разочаровался и спился.

– Но с ним можно общаться? – спросил я.

– Не знаю, – покачал головой Гуркин. – Но можно попытаться. Во всяком случае, это он сделал Марину Рокшу и даже придумал ей имя.

– Где его можно найти?

– Ну, милый, я тоже не все знаю.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Можете выписать себе премию за квартал.

– Не шути с деньгами, Паша, – нравоучительно сказал он мне.

Конечно, я вспомнил Алекса Колброда, или точнее, как мы именовали его, Элекса Кэлброда. Он был кумиром моих школьных лет, и я сам ходил на его концерты, всегда яркие, праздничные и восхитительно скандальные. Когда его однажды забрали на пятнадцать суток за пьяный дебош в ресторане, я был в числе участников демонстрации протеста около отделения милиции. Нас разгоняли дубинками, и о нас сообщила радиостанция «Голос Америки». Мы были счастливы, хотя троих организаторов демонстрации поперли из комсомола, а двоих студентов выгнали из института. Я тогда работал на заводе и потому отделался выговором в личном деле.

Было уже около семи, и рабочий день на студии закончился, но я надеялся, что Юра Малыгин еще на месте, и не ошибся. Он был занят расшифровкой какой-то фонограммы с неизвестного концерта. Я отозвал его в сторонку и спросил прямо.

– Тебе знакомо имя Алекса Колобродова?

– Оф корс, – ответил он. – Кто же не знал Алекса?

– Где я могу его найти?

Он подумал.

– Знаешь забегаловку на улице Маяковского, она называется «Пингвин», но в обиходе ее именуют «Крыша». Там дают на разлив.

– Найду, – сказал я.

– Он толчется там время от времени. Старые поклонники, как мне известно, то и дело наливают ему.

Я распрощался с ним и отправился на троллейбусе на улицу Маяковского. Пепел детективного расследования стучал в моем сердце, и я торопил события.

Наступил зимний вечер, снег под ногами чавкал из-за накатившей оттепели, и я заранее был уверен в провале моего начинания. Но я оказался неправ, потому что и «Пингвин» я нашел быстро, и люди там были, а когда я спросил, не видели ли они здесь Алекса, они мне указали на заветный уголок, где за столиком в тени сидели двое мужчин. Они допивали водку из граненых стаканов, но были еще достаточно свежи. Света там было немного, и я бы ни за что не определил, кто из них Колобродов, если бы один из них не сказал другому:

– Глянь, Леха, третий катит. Эй, корефан, нальешь, что ли?

Степень опьянения у них была начальная, и потому разговор еще мог состояться. Я сунул «корефану» пятерку и отправил к стойке за водкой, а сам подхватил Колобродова и повел его оттуда.

– Погоди, погоди, – волновался он. – Фазан же за бухалом пошел, куда ты меня тащишь?

– Возьмем по дороге, – пообещал я.

Я вывел его на улицу, подвел к ярко освещенной витрине магазина и прежде всего внимательно осмотрел. Так и есть, это был несколько опустившийся Алекс Колобродов. Следовало заметить, что опустился он совсем не настолько, чтобы говорить о необратимости процесса, но контролировал себя уже слабо.

– Вот что, Леха, – предложил я. – Едем ко мне, у меня в холодильнике есть бутылка «Белого орла». Уважаешь «Белого орла»?

– Не знаком, – буркнул он, разглядывая меня с подозрением.

– Вот, заодно и познакомимся, – сказал я.

Мы подъехали к моему дому на такси, и Алекс все время нервничал, вглядывался в ночные улицы, чтобы определить, куда мы едем, расспрашивал меня, что мне от него надо. Когда мы наконец оказались у меня на кухне, он успокоился, а когда на столе появилась бутылка водки, даже приободрился.

Я принялся готовить чего-нибудь на закуску, а он внимательно за мной наблюдал.

– Слышь, мужик, – сказал он. – Чего-то мне твоя физиономия знакома. Тебя как зовут?

– Паша меня зовут, – сказал я. – Когда-то мы встречались, но ты вряд ли вспомнишь.

– Чушь, – сказал он. – У меня прекрасная память. Я тебя видел где-то совсем недавно.

– А я говорю о событиях тринадцатилетней давности, – сказал я. – Налить?

Он посмотрел на меня, на водку, и усмехнулся.

– А может, ты меня травануть хочешь, а?

Я налил водки себе и ему, взял свою стопку и выпил. Он кивнул головой, взял стопку, бережно приложился и одним движением опрокинул в себя. Неторопливо занюхал, перевел дух и приступил к закуске.

– Вещь, – сказал он.

– Так ты помнишь события тринадцатилетней давности? – спросил я..

– Я все помню, – проворчал он. – Только не заставляй меня считать прошедшие годы. Что там произошло, тринадцать лет назад?

– Многое, – сказал я. – Брежнев умер, Андропов начал гайки прикручивать, летом был чемпионат мира по футболу. Помнишь, когда наши пролетели?

Он жевал мою колбасу и вспоминал.

– Брежнева помню. А футбол – нет. Я никогда не был болельщиком, земляк. Я всегда считал это общественным безумием.

– Молодец, – похвалил я. – Я понял это позже. Но, может, ты помнишь девчонку, которую звали Маша Филатова?

Он вскинул голову и посмотрел на меня удивленно.

– Это же… – начал он и осекся. – Тебе чего, собственно, надо, дядя? Ты кто?

Я разлил еще по полстопки.

– Частный детектив, – сказал я.

– Детектив, – повторил он, после чего присмотрелся ко мне внимательнее и, наконец узнав меня, заулыбался. – Э, да ты же Паша-детектив, верно?

Я располагающе улыбнулся в ответ.

– Верно. Так что, помнишь ты начало блестящей карьеры Марины Рокши?

Он откинулся на спинку стула и мечтательно заулыбался.

– Еще бы… Знаешь, откуда взялась фамилия Рокша? Это придумал я.

– Производное от рок-н-ролла? – спросил я.

– Да, – сказал он. – Их было тогда двое, с ней был еще парнишка. Его я прозвал Дино Рок, а ее, соответственно, Марина Рокша.

– А как его звали на самом деле?

– На самом деле? – переспросил он. – Кажется, Димой и звали. Ничего особенного, смазливый и безголосый подпевала. Но Машка уже тогда выдавала блеск.

– Они жили вместе?

– В каком смысле? – переспросил он.

– В сексуальном, – ответил я.

Некоторое время он смотрел на меня испытующе, потом выпил свою порцию водки, покачал головой и сказал:

– Нет.

– Ты в этом уверен?

– На сто процентов, – сказал Колобродов. – Почему тебя интересуют такие вещи, Паша?

– Я веду расследование, – сказал я. – У Марины есть сын, он родился через год после этих событий.

Он посмотрел на меня чуть рассеянно, потом приложил два пальца к губам и спросил:

– Курить есть?

– Не курю, – ответил я.

– Тогда я свои, можно? – спросил он.

Я кивнул, и он достал пачку «Примы». Размял сигарету, потянувшись, взял спички с плиты, закурил.

– Так ты хочешь знать, с кем она спала? – спросил он.

– Я хочу знать, кто отец этого мальчика.

– А кому это теперь интересно? – сказал он. – Если этот отец не появлялся двенадцать лет, так, наверное, у него были для того основания.

– Ты что-то знаешь об этом? – спросил я.

Он неспешно затянулся, выпустил дым.

– Может быть.

– И не хочешь мне сказать?

– А почему я должен это тебе говорить? – спросил он. – В конце концов, это тайна двоих, не так ли?

Я кивнул. Налил себе еще стопку водки и сразу же выпил. Это тип начинал меня раздражать.

– А как фамилия этого Димы, который был Дино Роком?

– Хочешь выведать подробности у него? – улыбнулся Колобродов. – Бесполезно. Дима отпал сразу, на отборе к фестивалю. Председатель комиссии намекнул, что в сольном исполнении у Машки есть шанс, а в паре с этим козлом ничего не получится. Они толком не успели познакомиться.

– Председатель комиссии? – спросил я.

– Составляешь список кандидатов? – рассмеялся Колобродов. – Ладно, старик, не дергайся. Все это не имеет смысла, потому что отцом ребенка был я.

Он указал пальцем на свою пустую стопку, и я машинально налил ему. Он глубоко затянулся, потом мгновенно выпил водку и только после этого медленно выпустил дым.

– Кайф, – сказал он.

– Ты в этом уверен? – спросил я.

– А то, – сказал он.

– Почему же ты отказался от ребенка?

Он вздохнул.

– Чувак, ты не врубаешься в элементарные вещи. Кем я тогда был, знаешь? Думаешь, она была моей единственной? На мне бабы висели кипами… Неделю с одной, неделю с другой… Да, и залетела она от меня по собственной дури. Я ей сразу сказал, избавляйся, как хочешь, а она не захотела. Я ее и послал подальше… А что было делать?.. У меня своих забот хватало.

Я смотрел на него и невольно думал о том, как он ее послал, фактически бросил на погибель, и сколько сил ей потом пришлось приложить, чтобы в таком положении удержаться на плаву. И вот теперь она в славе и при деньгах, а он?.. Что он испытывает теперь?

– Не жалеешь? – спросил я.

Он глянул на меня так злобно, что я сразу понял, – он жалеет. Он локти кусает и выходит из себя каждый раз, когда вспоминает про это. Возможно, он и запил только потому, что не смог все это пережить.

– Мне на все это начхать, – сказал он. – Я испытал все, что хотел, понял?..

– Начинаю понимать, – я кивнул. – И все же, как была фамилия этого неудачника, Димы?

Он пожал плечами.

– Думаешь, я помню? Знаю только, он потом в меде учился, я его на «Скорой помощи» как-то встретил, после одной драки, когда меня зашивали. Зачем тебе?

– Для проверки, – сказал я.

Выпроводить его мне удалось только после того, как мы допили бутылку, и он, вопреки расхожему мнению об алкоголиках, все еще держался на ногах более или менее уверенно. Расставаясь в дверях, он сказал мне.

– Чувак, я горжусь тем, что сделал Марину Рокшу! Это лучшее из моих созданий.

– Да, – сказал я. – Самым главным в этом создании был последний штрих, когда ты ее послал. Именно после этого она и стала тем, чем является теперь.

Он посмотрел на меня озадаченно, вздохнул и пробормотал:

– Может быть…

8

Я не без опасения чувствовал, что постепенно и помимо своей воли втягиваюсь в проблемы семьи Марины Рокши. С самого начала я хотел от нее только исполнения своего номера в нашей программе, и меня вовсе не грела близость с прославленной певицей.

Но я не мог отрицать, что в истории с похищением мальчика был существенный драматический накал, и именно это обстоятельство привлекало мой интерес. С самого утра я попросил найти мне Юру Малыгина и, когда он появился, спросил его напрямик:

– Итак, Юра, что у тебя было с Мариной Рокшей и когда?

Он растерялся.

– Ты для этого меня позвал?

– Исключительно для этого, – подтвердил я.

– Я думал, ты о музыке хочешь поговорить, – пробурчал он. – Я договорился и с девчонками, и со студентами, они будут сегодня в шесть вечера.

– Ближе к делу, – перебил я. – Рассказывай про свои отношения с нашей звездой. У вас была любовь?

– Паша, я даже не знаю, – пробормотал он, – почему я должен об этом тебе рассказывать?

– Юра, – ответил я, подняв палец. – Все наши отношения определяются творческими задачами, не так ли? Поэтому не может быть и речи о личных интересах или о праздном любопытстве. Начинай, пока не пришли сценаристы.

Он вздохнул.

– Ну, да, да, – сказал он. – У нас с нею было любовное приключение. Очень недолгое, просто прихоть прославленной звезды. Ей понравилась моя песня, она стала ее репетировать, так мы и познакомились.

– Когда это было?

– Году в восемьдесят седьмом, – ответил он. – Я был с нею на гастролях в Прибалтике, и все было прекрасно. А когда мы вернулись, она дала понять, что все кончено.

– Их нравы, – заметил я.

– Я не имею к ней никаких претензий, – поспешил заявить Юра.

– Ты что-нибудь знаешь о том периоде, когда она начинала? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Ничего определенного. Ее выводил, как мне кажется, Алекс Кэлброд. Помнишь, был такой пижон?

– Смутно, – сказал я. – С кем она тогда работала?

– Я представления не имею, – признался Юра.

– А узнать можешь? – спросил я. – Есть же в городе знатоки музыкальной жизни, записные сплетники и всезнайки, а?

Он улыбнулся.

– Есть. В отделе культуры до сих пор сидит Ася Вепренская, дочка бывшего военкома и фанат рока в семидесятые годы. Она крутилась во всех тусовках того времени.

– Она мне нужна, – сказал я.

Юра пожал плечами.

– Стоит только позвонить. Но она в прекрасных отношениях со Щелкановой!

На студии жил миф о том, что мы с Мариной Антоновной Щелкановой, заведующей отделом культуры городской администрации, чуть ли не смертельные враги. Это шло из той эпохи, когда Марина Антоновна была моим непосредственным начальником, и мы действительно вели холодную войну, но с тех пор прошло много времени, и наши новые отношения характеризовались редкими встречами на официальных мероприятиях и изысканной любезностью.

– Я тоже, – сказал я в ответ.

Сценаристы принесли новый вариант сценария для «Детектива», опять отдающий духом халтуры, но хотя бы съедобный, и потому я, скрепя сердце, подписал его к работе. Нас поджимали сроки, и на новую доработку не оставалось времени.

Валера Хабаров пришел с интересным вариантом сцены для Марины и ее окружения. Как и следовало ожидать, сцена лирических отношений внутри треугольника «королева – паж – фрейлина» была решена Валерой в тошнотворно сентиментальных тонах, но с той тонкой мерой равновесия, когда люди соображающие могут наслаждаться пародийностью ситуации, а те, что попроще, с охотой прольют слезу.

– Это надо снимать, – сказал я решительно.

– Как снимать? – испугался Валера. – Ни сметы, ни денег…

– Готовь режиссуру, – потребовал я. – Я сделаю все, что надо, а ты будешь снимать. Сколько тебе надо времени?

Он пожал плечами.

– Да я хоть завтра готов…

Я улыбнулся. Этот парень нравился мне все больше.

– Все, – сказал я Жене Наволоцкой. – Я пошел к Глушко.

– После обеда ожидались спонсоры, – напомнила она.

– Это святое! – сказал я. – Буду, как штык!

Максим Иванович как раз перед моим приходом провел совещание административного состава, так что настроение у него было рабочее.

– Где деньги на мою передачу? – спросил я его прямо. – У нас уже все готово к съемкам, нужны деньги.

– Мы же договорились, – нахмурился он. – Сначала сценарий и смета, а уже потом деньги.

– Максим Иванович, дорогой, – воскликнул я. – Февраль заканчивается, вы представляете, что это будет за работа, если мы будем и дальше тянуть?

– Ну, давай смету, и я пойду к начальству, – чуть испуганно согласился он.

– Смета у вас будет сегодня, – сказал я. – Но и вы пообещайте, что завтра же вернетесь с деньгами.

Он заулыбался.

– Сам знаешь, что это невозможно…

– Но я начинаю работать, – предупредил я. – Если что, все спишем под какой-нибудь «Караван-сарай».

– Кстати, о «Караван-сарае», – вспомнил он. – Что там произошло в последней передаче? Весь город шумит.

Я усмехнулся. Это случилось на развлекательной передаче «Караван-сарай», где воспроизводилась одна из популярных форм соревновательной викторины. Еженедельно мы проводили интеллектуальную дуэль, используя для съемок студентов городских вузов и прочих умников, кто только был готов выйти на съемочную площадку и продемонстрировать свою эрудицию. Поскольку шел какой-то важный финал, ведущим был я сам, генеральный директор телекомпании «ТВ – Шоу». Контакт с ребятами я нашел легко, и все было хорошо, пока дело не вышло на заключительные вопросы. Напряжение возросло необычайно, болельщики неистовствовали, и нам пришлось останавливать съемку, чтобы их успокоить. Наконец в решающий момент, когда одна из команд отвечала на вопрос, ребята совершили небольшую ошибку, за которую я решил не засчитывать им правильный ответ. Прокатился стон разочарования и протеста, но я проявил твердость и приступил к другому вопросу, который был посвящен Шекспиру. Речь шла о сцене «Мышеловка» в «Гамлете». Когда соперники предыдущих неудачников первыми собрались отвечать, стало ясно, что они победители. Но вот что заявил молодой наглец:

– Мы признаем, что игра имеет свои законы, но, как говорили наши предки, честь выше прибыли.

Я еще не понял, к чему он ведет, но насторожился.

– Поэтому вот наш ответ, – сказал тот. – Это, конечно, пьеса «Мышеловка», сыгранная бродячими актерами в знаменитой трагедии Шекспира «Отелло».

Публика взорвалась, но я успокоил их и переспросил:

– В какой пьесе?

– «Отелло», разумеется, – отвечал тот с наглой улыбкой.

– Даю три секунды на уточнение ответа, – сказал я решительно, тем самым драматизируя ситуацию до предела.

Он пожал плечами.

– «Отелло», – повторил он.

Пронесся разочарованный вздох, и я произнес приговор:

– Ответ неправильный! Команда медиков имеет уникальный шанс. Прошу правильный ответ!

Медики пошушукались между собой, и их капитан ответил с достоинством:

– Полагаю, нам понятны подспудные мотивы этой ошибки» и мы восстанавливаем статус-кво своим ответом. Конечно, это не «Отелло», это знаменитая трагедия… – он запнулся и закончил, – «Двенадцатая ночь».

Зал взревел от разочарования, и я только тогда понял, что они меня дурачат, тем самым выражая свой протест против моего предыдущего решения. Таким образом они решили вернуться к равному исходному положению. Поэтому я кивнул и отреагировал на это так:

– На самом деле, конечно, речь шла о трагедии Шекспира «Горе от ума». Мы продолжаем схватку, следует еще один последний вопрос…

В зале ситуацию поняли правильно, раздался общий хохот, и после того, как съемка закончилась ребята подходили ко мне, поздравляя за ловкое решение, направленное на разрядку напряжения. Но совсем по-другому отреагировали телезрители, поднявшие целую волну возмущения из-за того, что пресловутый Павел Николаевич не знает классики мировой драматургии. В газете появился фельетон, а из мэрии звонили с требованием дать публичный ответ на происшедший инцидент. Я дал им компетентный ответ, что объявил сам себе выговор без занесения. Объяснять кому-либо, что такое чувство юмора, как известно, безнадежно.

– Мы уже приняли меры, – заверил я генерального директора. – Недостатки будут устранены в ближайшее время.

– А то в администрации недовольны, – сказал Максим Иванович многозначительно.

Я вернулся к себе, вызвал экономиста Яниса Круминьша, который, несмотря на свое явное прибалтийское происхождение, внешностью походил скорее на татарина, и велел ему срочно составить смету предельно роскошной передачи.

– Вставь туда все возможные услуги, – сказал я, – и умножь все на пять.

– Почему на пять? – не понял Янис.

Что-то от прибалта в нем все-таки еще сохранялось.

– Хорошо, умножай на шесть, – разрешил я. – Только чтобы смета была у генерального директора к концу рабочего дня.

Он ушел сочинять смету, а я набрался наглости и позвонил Марине Антоновне Щелкановой. Мне нужно было как-то выйти на Асю Вепренскую, и я попытался сделать это обходным маневром.

– Здравствуйте, Марина Антоновна, – сказал я тепло. – Давно вас не видел, как вы поживаете?

– Вашими молитвами, Павел Николаевич, – отвечала та. – Что это вы вспомнили о нас?

– Мы тут затеваем одно грандиозное шоу, – начал я, придумывая предмет разговора на ходу. – Вы наверное слышали, руководство хочет таким образом отметить мой сорокалетний юбилей.

– Я вас заранее поздравляю, – сказала Марина Антоновна. – Между прочим, когда обсуждался вопрос о присуждении вам звания почетного гражданина, я выступала за вас.

– Так это вам я обязан? – обрадовался я. – Тронут, сердечно тронут. А нет у вас желания поучаствовать в нашем шоу?

– В какой форме? – насторожилась она. – Финансово, что ли?

– И лично, в том числе, – сказал я. – Вы же помните, я всегда считал вас исключительно телегеничной. В какой-то мере вы представляете всех работников культуры…

– Я не очень ясно представляю себе, как это будет выглядеть, – забеспокоилась Марина Антоновна.

Я сам этого не представлял, но вполне мог догадаться, как отреагирует на это предложение Валера Хабаров.

– Мы могли бы это обсудить, – сказал я. – Не могу ли я пригласить вас, по обычаю жителей Санта-Барбары, на деловой ленч? Где вы обедаете?

Некоторое время она ошарашенно молчала.

– Вы серьезно? – спросила она.

– Абсолютно, – подтвердил я.

– Тогда… может лучше, мы поужинаем вместе?

Я на мгновение растерялся, почувствовав, как далеко зашел.

– Это прекрасная идея, – сказал я. – Тогда я позвоню вам завтра, если вы не против.

Было слышно, как она вздохнула.

– Я не против.

Я положил трубку, с досады смял чистый лист бумаги и швырнул его в урну. Не попал.