Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

– Прекрасно, – сказал Дима, – я готов к прямому разговору. Я хочу выявить того негодяя, который овладел кладом Гонсалеса, и хочу наказать убийц Валерии. Вы, я вижу, не хотите мне в этом помочь. Не беспокойтесь, я сумею справиться без вашей помощи. Всех благ, дорогой босс!..

Дима с улыбкой поклонился ему и поспешно вышел.

7

Возвращаясь в библиотеку, Дима подумал, что, хотя сцена была проведена чрезвычайно эффектно, проку от нее было немного. Да, он установил, что Сергей Захарович Вольпин действительно являлся боссом покойной Валерии, но это было ясно уже тогда, когда Дима увидел чемоданчик. Получилось же так, что Дима вывалил на «босса» массу полезной информации, а сам взамен не получил ничего.

Итак, можно было считать установленным, что он ехал в монастырь вместе с Натали Мишене и экспертом Валерией Метлицкой, у которой между прочим находился кейс с какими-то ценностями, а скорее всего, с деньгами. Когда появились нежелательные попутчики, он приказал ей срочно возвратить кейс ему, после чего сошел с француженкой на первой же станции, чтобы дальше добираться на машине. Что же было потом?

На свое воображение Дима не мог пожаловаться. Картина перед ним вырисовывалась достаточно ясная. В купе, где прежде ехали Вольпин с Натали, осталась Валерия. Ее там обнаружили эти самые конкуренты, которых она не без оснований боялась. Дальше пошла сущая уголовщина, и девушка была убита, хотя и непонятно, с какой целью.

На определении цели убийства он на некоторое время застрял. В самом деле, конечно, в споре о нескольких миллионах долларов убийство вполне уместно, но ведь у Валерии не было никаких монет, никакого клада, да и знать она могла только то немногое, что доверил ей босс. Прикрикни на такую, и она выложит все на тарелочке. Зачем же было убивать? Может, она что-то узнала такое, чего не должна была знать? И потом, эту визитку у нее вырывали с необъяснимым ожесточением… Там, в этом убийстве, скрывалось какое-то существенное обстоятельство.

В библиотеке Диму уже дожидался Леонтий, листавший новые поступления. Следовало заметить, что этот юноша, хотя и стремился к новым знаниям, но к сосредоточенному чтению влечения пока не имел. Он предпочитал вызнать все новое от Димы или кого другого, прочитавшего книгу, и тем сэкономить и время, и душевные силы.

– Это про что, Димитрий? – спросил он вместо приветствия, показывая ему книгу об Оригене.

– Это о вечных проблемах, – вздохнул Дима, который в вопросе отношения к Оригену позволял себе в глубине души не соглашаться с решениями Вселенского собора.

– Интересно? – допытывался Леонтий.

– Тебе об этом еще рано, – сказал Дима. – К тому же, если отец Флавиан прознает, то у него прибавится повода обличать нас в ереси.

– Это еретик? – испуганно спросил Леонтий, отстраняясь от книги.

– Как тебе сказать, – вздохнул Дима. – Двести лет его считали святым, потом по тактическим соображениям решили отлучить и осудить. А как оно окончательно решится, известно станет только на Страшном Суде.

Леонтий пожал плечами и вздохнул.

– А для меня что есть?

– Есть брошюра про летающие тарелки, – сказал Дима. – Тебя эта проблема кажется интересовала, да?

Леонтий шмыгнул носом и усмехнулся.

– А я тебе визитную карточку принес, – сообщил он.

– Чью? – насторожился Дима.

– Зосимы, – уточнил Леонтий. – Вона…

Он протянул Диме визитку, и тот, едва глянул на нее, почувствовал легкую дрожь. Внизу визитки заместителя благочинного стоял тот же вензель, что и у его непосредственного начальника. Он неспешно сел к столу, достал добытый им клочок, и его догадка превратилась в уверенность. Из рук Валерии Метлицкой вырвали карточку отца Зосимы. Теперь все становилось на свои места, даже сходство карточек объяснить было нетрудно. Заместитель заказал себе такую же форму, как и у начальника, только его должность в написании оказалась чуть длиннее, от того и размер написания у отца Луки вышел другой.

– Спасибо, – поблагодарил Дима.

– Пригодилась? – поинтересовался Леонтий.

– Да, – сказал Дима. – Где сейчас отец Зосима?

– Уехал в епархию, – сказал Леонтий. – Его отец Фотий срочно вызвал, чего-то по поводу Рождества… Галактион вместо него паломниками занимается, да отец Лука, если что.

– Понятно, – кивнул головой Дима. – Вечером вернется, или как?

– Должен, – сказал Леонтий усмехнувшись. – Отец Флавиан давеча сказал, что монаху ночевать следует исключительно в стенах монастыря, а он, как известно, отца Флавиана чтит.

– Правильно сказал отец Флавиан, – отметил Дима. – Так ты нынче свободный, так, что ли? Будешь мне помогать?

– Так за тем и пришел, – улыбнулся Леонтий. – А ты мне про новые книги расскажешь, ага?

Дима рассмеялся.

– Все выгоду высматриваешь, да? А ведь добрые поступки лишь в той мере спасительны, в какой бескорыстны.

– Тогда ты мне все бескорыстно и расскажешь, – обрадовался Леонтий.

Они занялись обработкой новых книг, составлением карточек для каталога, размещением новой литературы на полках. Дима поставил библиотечное дело в монастыре на солидную основу, и, хотя фонды были еще не слишком значительные, за счет извлеченных из областного архива старинных книг библиотека достойно вошла в число известных церковных книгохранилищ. Так получилось, что перед самым разгоном монастыря здесь собрались сразу несколько церковных библиотек, и в архиве все книги были записаны на Ксенофонтову обитель. Поэтому, воспользовавшись перестроечной сумятицей, Диме с отцом Дионисием удалось извлечь все эти книги из закрытых фондов, где они пролежали нетронутые все годы советской власти, и забрать себе. Теперь у них были издания, каких не было даже в Троице-Сергиевой Лавре.

В дверь постучали, но привычного молитвенного возгласа не последовало. Дима с Леонтием переглянулись, и молодой монашек поднялся.

– Кто это балует? – проговорил он, отворяя дверь.

– Можно к вам? – послышался женский голос.

Леонтий ошарашенно отшатнулся, повернувшись к Диме с выражением немого ужаса на лице.

– Отец, тут женщина!..

– Ты что, женщин не видел никогда? – с досадой спросил Дима. – Кто там, впусти же!..

Леонтий открыл пошире дверь и что-то невнятно буркнул, глядя в сторону. В открытую дверь вошла смущенно улыбающаяся Натали Мишене, и Дима понял, отчего шарахнулся Леонтий. Теперь на ней был длинный плащ, и даже платок на голове, но при этом столько в ней было женственности, притягательности, известной доли кокетства, что монаху она действительно могла показаться наваждением.

– Я не помешала? – спросила она.

– Вы же должны были отдыхать, – напомнил Дима. – Сергей Захарович, насколько мне известно, занят именно этим.

Она рассмеялась.

– Вы ошибаетесь, – сказала она. – Сергей Захарович помчался на почту, чтобы заказать разговор с Москвой по какой-то срочной надобности. А я не чувствую себя усталой. Я помешала вам?

Леонтий сдавленно кашлянул.

– Тогда я пойду, отец, – попросил он разрешения. – Потом зайду еще…

– Спаси Господи, отец, – сказал ему Дима. – Я тебе потом обо всем подробно расскажу.

Леонтий вышел, и Натали вопросительно посмотрела на Диму.

– Он меня испугался, да?

– Конечно, – сказал Дима. – Вы чудовищно обаятельны для монастыря, Наташа. Можно мне вас так называть?

– Я сама хотела попросить об этом, – ответила она с улыбкой. – Я сяду?

– Да, разумеется, – спохватился Дима. – Вы хотели со мной о чем-то поговорить, не так ли?

– Хотела поближе с вами познакомиться, – призналась она. – Вы родом из Москвы?

Дима пожал плечами.

– Даже не могу сказать, – задумался он. – Последние лет пятнадцать я веду бродяжью жизнь, и сам уже не знаю, откуда я родом. Но в Москве я жил лет восемь, так что если у вас есть вопросы, то по мере сил смогу ответить.

– А почему вы так и не стали монахом? – спросила Натали.

– Ну, видите ли, – сказал Дима уклончиво. – Монашество, как таковое, это не обязательно постриг, строгий устав, монастырь. Первые монахи прекрасно себя чувствовали в пустыне, хотя никто из них не был специально для этого пострижен. Суть монашеской жизни в смирении.

– Значит, вы принципиальный противник пострига? – спросила с интересом Натали.

Дима покачал головой.

– Тут очень много личного, знаете ли. В общем, я должен сказать, что при нынешнем обилии монастырей у нас не так уж много настоящих монахов.

– И вы непременно хотите стать настоящим? – улыбнулась Натали.

– Иначе в этом нет смысла, – сказал Дима.

– А жизнь в миру спасти не может? – поинтересовалась Натали чуть кокетливо.

– Я скажу более, – сказал со вздохом Дима. – Самые подлинные монахи нынче живут в миру, но их никто не знает.

– Никто, никто? – спросила Натали.

Дима покачал головой.

– Один Господь, – сказал он доверительно.

– Как интересно, – задумалась Натали, качнув головой. – У вас в России все же совсем другая жизнь, вы знаете?

– У нас в России столько других жизней, – возразил Дима, – что голова кружится. Только не ошибитесь, надеясь найти здесь ответы на все вопросы.

Натали пожала плечами.

– Я не ищу ответов на вопросы, – сказала она. – Я гораздо проще, чем вы можете подумать. И устремления мои самые земные.

Дима кивнул головой.

– А как же вы оказались в нашей обители? – спросил он. – Здесь все же не так много земных интересов.

– Вы тоже не все знаете, – вздохнула Натали. – Но до тех пор, пока вы не примете постриг, я не буду вам исповедоваться, ладно?

– Как угодно, – пожал плечами Дима. – Но вы так хорошо говорите по-русски… Я думал, ваше поколение отдалилось от национальной культуры.

– Как бы не так, – усмехнулась Натали. – Мне повезло родиться в семье чрезвычайно патриотичной. Мое детство прошло в православных лагерях, где мы молились за порабощенную родину и досконально изучали ее исторические достижения. Когда я вышла замуж за араба, папа едва меня не проклял.

– Вы замужем за арабом? – чуть удивился Дима.

– Уже нет, – усмехнулась она. – Но я оставила фамилию мужа, может, даже из соображений принципиальных. Знаете, мы все так много ждали от возрождения России…

– И вы тоже ждали? – спросил Дима.

– Да, и я тоже, – кивнула Натали с печальной улыбкой. – А чем все закончилось?..

– Разве все уже закончилось? – спросил Дима.

– Вы понимаете, о чем я, – со вздохом сказала Натали. – Мы все эти годы придумывали себе Россию, страну сказки и мечты! Теперь наступило разочарование.

– Не думаю, что в этом виноваты одни мы, – сказал Дима осторожно.

– Помилуйте, я и не виню вас, – сказала она. – Русские по своей природе очень мечтательны, вы замечали? Просто мы все размечтались.

– И все же, – спросил Дима. – Зачем вы к нам приехали?

Натали улыбнулась сомкнутыми губами и покачала головой.

– Не спрашивайте, я не хочу вас разочаровывать.

– Тогда позвольте мне догадаться? – предложил Дима.

– Попробуйте, – она охотно включилась в игру.

– Вы должны мне ответить на один простой вопрос, – сказал Дима. – Какая у вас была девичья фамилия?

Натали чуть удивленно пожала плечами.

– Боюсь, этот вопрос вас ни к чему не приведет, – сказала она. – У моего отца была очень простая и ничем не замечательная фамилия Зарубин. Он утверждает, что его дед воевал белым казаком на Гражданской войне, но подтвердить это нечем.

– Я не с того начал, – поправился Дима. – Можно мне исправиться?

– Конечно, исправляйтесь, – сказала Натали.

– Профессор Консовский Аристарх Дмитриевич имеет к вашей семье какое-либо отношение?

Судя по тому, как вытянулось у нее лицо, профессор к ее семье отношение имел. Некоторое время Натали не могла произнести ни слова, даже глаза прикрыла от нахлынувшего волнения и заметно покраснела. Затем произнесла с трудом:

– Откуда вы это узнали? Звонили в Москву, да?.. В КГБ?

– Нету уже КГБ, – вздохнул Дима. – Да и когда был, справок не давал. Я вас вычислил, Наташа.

– Вычислили? – не поняла Натали. – Зачем?

– Вы ведь выезжали из Москвы на поезде? – спросил Дима.

– И что же? – не поняла она.

– Я ехал на том же поезде, – пояснил Дима. – И моей попутчицей по случаю оказалась Лера Метлицкая. Вы ее должны знать.

– И что же она вам про меня рассказала? – чуть недоверчиво усмехнулась Натали.

– Ничего. Ее убили.

Натали вздрогнула, вскинула на него испуганный взгляд, и Дима заметил, как она впилась пальцами в ручки кресла.

– Это… правда?

– Увы, – сказал Дима. – Ведь она предупредила вас о появлении представителей соперничающей группы, не так ли?

– Я не знаю, – жалобно призналась Натали. – Они говорили без меня, выходили в тамбур… Я поняла, что что-то случилось, но Серж ничего мне не объяснил… Зачем же он оставил ее в поезде?

– Спросите об этом у него самого, – посоветовал Дима. – Но я полагаю, он прекрасно сознавал всю опасность.

– Это ужасно, – прошептала Натали сдавленно. – Она… Как ее убили?..

– Разве это имеет значение? – произнес Дима с участием.

Она поднялась в полной растерянности.

– Но Серж… – произнесла она. – Он ничего не знает!..

– Он уже знает, – возразил Дима. – Я ему уже все сообщил. Поэтому он и побежал звонить в Москву.

– Боже мой, – простонала она. – Что мне теперь делать?..

– Успокойтесь, – сказал Дима. – Вам опасность, судя по всему, не грозит.

– Откуда вы знаете? – повернулась она к нему. – Что вы вообще обо всем этом знаете?..

– Зачем он вас привез? – спросил Дима. – Заявить права на коллекцию?

– Я не могу об этом сейчас говорить! – дрожащим голосом воскликнула Натали. – Оставьте меня, пожалуйста!.. Я не могу…

– Все, все, – сам растерявшись, поднял руки Дима. – Больше ни слова об этом. Давайте, я вас провожу в гостиницу.

– Не надо, – Натали решительно встала. – Я дойду сама.

Дима не успел возразить, она быстро вышла, хлопнув дверью.

Осталось чувство неловкости, досады и неуверенности.

8

Как и следовало ожидать, на обеденной трапезе не оказалось ни Вольпина, ни Натали. Дима предварительно зашел за ними в гостиницу, но Вера Владимировна сообщила, что Вольпин не возвращался с тех пор, как ушел искать переговорный пункт, а француженка зашла и вышла.

– Какая-то она встревоженная была, – поделилась Вера Владимировна.

– Что-нибудь взяла с собой? – спросил на всякий случай Дима.

– Сумочку, – уточнила наблюдательная администраторша.

Дима вернулся в пределы обители и пошел на трапезу. Почтивший своим присутствием будничную трапезу отец-наместник сообщил братии, что на предстоящее воскресенье обещался приехать владыка Геронтий, дабы хиротонисать в диаконы монастырского истопника, брата Агафангела. Дима знал Агафангела как брата молчаливого, смиренного и тихого и представить не мог, что за диакон из него получится. Диаконы, по его мнению, должны были быть деловыми и голосистыми, чтобы и за порядком следить, и службу вести достойно. Впрочем, в монастырском варианте предполагались свои правки, и когда тот же иконописец Севастьян, еще будучи диаконом, своим тихим, почти дрожащим тенорком произносил ектенью, молитвенное чувство от его слов рождалось не меньшее, чем от густого баса епископского архидиакона Евлампия.

После трапезы Дионисий подозвал Диму к себе.

– Нашел убийцу? – спросил он, усмехнувшись.

– Ищем, – сказал Дима. – С чем связан наезд владыки?

– Даже не знаю, – вздохнул наместник. – Владыка Геронтий простой, как младенец, ему секретарь нашепчет всяких мерзостей, он и верит. Чую, грядут потрясения в нашей благословенной обители.

– Да ладно, – усмехнулся Дима. – Сколько я тебя помню, ты все потрясений ждешь.

– Послушай, Димитрий, – сказал Дионисий чуть нервно. – Ты вообще как думаешь, будешь ты когда-нибудь сан принимать?

– Знаешь же, – с неохотой отвечал Дима. – Недостоин я.

– Я серьезно, – сказал Дионисий. – Понимаешь, из тебя начинают делать какую-то одиозную фигуру. Чуть ли не в любовники ко мне причисляют.

Дима сразу помрачнел.

– Кто? – спросил он. – Архимандарин, что ли?

«Архимандарином» он называл архимандрита Флавиана, и кличку эту придумал вовсе не он, она шла за почтенным преподобием с его бывшего места службы. В бытность свою почти самодержавным наместником тот был вовсе не столь духовен, как нынче. Именно от него, от Флавиана, надвигалась на мирную жизнь обители тень смут и раздоров.

– Нет, – сказал Дионисий. – В епархии об этом шушукаются и, как я понимаю, с подачи нашего почтенного эконома.

Дима только головой покачал.

– Опять мне съезжать, что ли? – с досадой сказал он. – Вот же искушение-то!.. И чего людям спокойно не живется, а?

– Того и не живется, что бесы мучают, – буркнул Дионисий. – Вот я и подумал, может, ты и соберешься на постриг, а? Этим мы сразу заткнем рты всем клеветникам.

– Ты серьезно? – удивился Дима. – Разве обеты так принимаются? Очнись, старче, это же подвиг все-таки!..

– Да понимаю я все, – произнес Дионисий с легким раздражением. – Подставляться не хочется, понимаешь? Фотий давно зубы на меня точит, сожрет ведь!..

– Ты к старцу сходи, – посоветовал Дима. – Он тебе напомнит о существе монашества… Вижу я, очень тебе понравилось в наместниках ходить, да?

– Да что ты такое говоришь, – смущенно пробормотал Дионисий. – Разве я о себе?.. Представь, что здесь будет, если придет тот же Никон, или, не приведи Господь, Флавиан?..

Дима пожал плечами.

– На все воля Божия, отчик. Придет Никон, значит, так и надо нам за грехи наши, ведь так?.. И пойдем мы с тобою на пару по городам и весям, рубище наденем и будем народ к покаянию призывать…

Дионисий усмехнулся.

– Так-то оно так, – сказал он. – Но ведь это нам сказано: «Будьте мудры, как змии».

– «…и кротки, как голуби», – закончил Дима. – Ты будешь в нашей паре змеей, а я – голубем.

– Все балагуришь, – вздохнул Дионисий. – Ладно, держи меня в курсе дел.

– Погоди, – остановил его Дима, видя, что наместник собрался уже уходить. – Так ты меня благословил на расследование, или как?

Дионисий только отмахнулся и ушел. Дима усмехнулся, пожал плечами и пошел в библиотеку.

Во второй половине дня они с Леонтием продолжали заниматься систематизацией новых поступлений, хотя таковых было и не так уж много. Большей частью работа их сводилась к беседам на душеполезные темы, Леонтий интересовался историей церкви, уставом, апостольскими правилами, и Дима ему обо всем этом неспешно рассказывал, продолжая заполнять карточки и учетные книги. Часов около трех к ним заглянул игумен Елеазар, сухонький и невысокий старичок, весьма строгого нрава и твердый по характеру. Еще совсем недавно старец занимался отчиткой, молитвами своими изгонял бесов из болящих, и так успешно, что снискал на этом великую славу. Именно от этой славы он и сбежал в дальнюю Ксенофонтову обитель, где хоть и продолжал свои отчитки, но уже в меньшем объеме. При всей своей непрезентабельности и даже косноязычии Елеазар производил на знающих его людей впечатление обворожительное, и потому даже сюда к нему ехали многие духовные чада. К старости игумен стал себя чувствовать совсем плохо, многие исцеленные им болезни на него и перешли, и еще лет восемь назад обследовавшие его врачи не давали ему и года жизни из-за каких-то особо злокачественных метастаз. С тех пор он и умирал, продолжая между тем и отчитывать, и лечить, и наставлять. Вот и теперь направлялся он в отпуск в дальнюю поездку опять через московскую лечебницу, где его духовное чадо, известное медицинское светило, не уставало удивляться его живучести.

– Слышал я, ты теперь вместо меня псалтырь читать будешь? – спросил Елеазар отрывисто, как он обычно и говорил.

– Благословите, отче, – склонился Дима.

Елеазар без слов его благословил, а потом попросил:

– Помянник мой почитаешь?

– Конечно, – сказал Дима.

– Больные там, разные, – пробурчал Елеазар.

– Вы надолго уезжаете? – спросил Дима.

– Авось вернусь, – буркнул Елеазар. – Нужен я тебе, что ли?

– Кто знает, – пожал плечами Дима, знающий, что старец проявлений чувств не любит, а предпочитает разговор деловой. – Вдруг и я заболею.

– Ты еще нескоро заболеешь, – отвечал Елеазар с усмешкой.

– А я, отец Елеазар? – тут же встрял Леонтий.

– А ты уже больной, – сказал ему старец. – Огурцы соленые жрешь без удержу… Разве же это не болезнь, а?

Он шутил, и Дима с Леонтием рассмеялись. Всякий раз, беседуя со старцем, Дима ясно ощущал близкое присутствие волшебства. Тот и мысли мог угадать, и совет неожиданный дать.

– Отец-наместник зовет меня к постригу, – неожиданно произнес он. – А я не чувствую себя готовым. Что посоветуете, отец Елеазар?

– Чего тебе стричь-то? – пробурчал с усмешкой старец. – Волосы у тебя еще не отросли, стричь-то…

– Вы когда поедете? – спросил Леонтий.

– К вечернему поезду, – сказал тот. – Так что я попрощаться пришел. Молитесь обо мне тут…

– Вы о нас помолитесь, – сказал Дима. – У меня на Афоне знакомый есть, отец Иеремия. Вы ему поклон передайте.

– Иеремия? – переспросил Елеазар. – Знаю его, да… Передам.

– А мне крестик афонский привезите, – попросил Леонтий.

– Тебе об иерейском кресте думать пора, – вздохнул Елеазар и покачал головой. – Эх, нарукополагают тут птенцов желторотых, сраму не оберешься…

С теми словами и ушел. Дима с Леонтием переглянулись.

– Чего это он про иерейский крест говорил? – поинтересовался Леонтий.

– Быть тебе вскоре батюшкой, – предположил Дима. – Только что-то он про это без радости говорил, а?

– Куда же мне в батюшки? – засомневался Леонтий. – Я молодой еще!..

– Вот и старец про то же, – вздохнул Дима. – Видать, движется на нас волна непродуманных рукоположений. Надо залегать на дно, братец.

Обсуждению неожиданного пророчества отца Елеазара они посвятили следующую часть рабочего дня, причем Дима не упустил случая высказаться весьма критически по поводу существующей практики рукоположения совсем юных иереев, не имеющих ни духовного, ни житейского опыта, а Леонтий, уже почувствовавший себя пастырем, пытался слабо защищаться. Их спор был прерван неожиданным появлением в библиотеке почтенного отца Флавиана. Некогда грозный и надменный, нынче архимандрит Флавиан был облачен в старенький потертый подрясник, мантия на плечах у него выцвела от долгих стирок, а клобук на голове выглядел помятым. На лице у бывшего наместника блуждала чуть заискивающая улыбка.

– Простите, я вам не помешал? – спросил он смиренно.

– Заходите, отец Флавиан, – позвал его Дима.

Они склонились под благословение, и архимандрит не только благословил, но и братски поцеловал каждого. В своих проявлениях сердечности он бывал просто неукротим. Но Дима, хорошо помнивший его еще по прежним манерам, принимал его нынешний облик без иллюзий, и даже позволял себе ерничать по этому поводу.

– Спаси вас Господи, отче, – сказал он. – В кои-то веки посетили книгохранилище наше. Теперь-то вы нас защитите против недругов, да?

– Какие же у тебя недруги? – усмехнулся Флавиан, присаживаясь в мягкое кресло. – Когда у тебя сам отец-наместник в приятелях…

– Да вот, хотя бы Григорий, – высказался простой Леонтий. – Опять недавно лаялся на книжников.

– Так книжников и Господь обличал, – улыбнулся хитренько Флавиан.

– Так разве он на тех книжников лаялся, – стал объяснять Леонтий. – Он на нас с Димитрием хулу возводил.

– Я скажу ему, чтоб зря словами не бросался, – пообещал Флавиан. – Но я к тебе, Димитрий, не за книжками пришел. Книжек я на своем веку прочитал достаточно, знаешь ли… Я о другом потолковать зашел.

– О чем же? – спросил Дима с интересом.

– Ты послушника своего отошли куда-нибудь, – сказал отец Флавиан, чуть прищурившись. – Молод он еще наши речи слушать.

Дима глянул на Леонтия, который немедленно обиженно надулся, и кивнул ему головой. Тот вздохнул, поднялся и вышел за дверь, притворив ее за собой поплотнее.

– Теперь можно? – спросил Дима, улыбнувшись.

– Теперь можно, – кивнул Флавиан, тоже улыбаясь.

Дима устроился за своим столом поудобнее, а Флавиан сосредоточенно нахмурился. В прежние времена его хмурый вид, бывало, повергал в обморок богомольных старушек и юных послушников, но теперь это выглядело вполне безобидно. Дима поймал себя на том, что начинает испытывать симпатию к этому новому варианту Флавиана, все больше отделяющемуся от прежнего.

– Так вот что я хотел тебе сказать, чадо, – начал Флавиан. – Наместник может мне не доверять, да и ты можешь не любить меня, но оба вы не можете отрицать, что нюх на всевозможные интриги и подсадки у меня развит достаточно.

– Я в этом деле не эксперт, – чуть удивленно заметил Дима, – но со своей стороны могу только подтвердить сказанное. И что?

– Я, как ты понимаешь, не сторонник либеральной политики твоего Дионисия, – продолжал откровенничать отец Флавиан. – Но и претендовать на его место я по известным причинам не могу. Что бы вы про меня ни думали, а меня пока устраивает действующая форма правления.

– Отрадно слышать, – улыбнулся Дима. – Это что, начало мирных переговоров?

– Если угодно, – усмехнулся отец Флавиан. – Как ты понимаешь, я уже успел приобрести в обители некоторое влияние, и мне не хотелось бы использовать его для подрыва устоев.

– Я рад, – признался Дима. – Мне давно надоели эти надуманные распри.

– Ну, положим, распри не такие уж надуманные, – пробормотал Флавиан с усмешкой, – но сейчас не об этом. У меня есть совершенно достоверная информация о том, что готовится назначение отца Никона наместником.

У Димы с лица сползла улыбка.

– На каком основании?

Отец Флавиан глянул на него насмешливо.

– Как опытный интриган могу сказать, что основания найти несложно. Тут и дисциплинарные нарушения, и непродуманные траты, и многое другое. Если умно все собрать и подать под соответствующим соусом, то можно горы сдвинуть.

– И вы на нашей стороне? – не поверил Дима.

– А где же мне быть? – едва ни рассмеялся Флавиан. – Это же мой давнишний приятель Фотий землю роет. Он карьеру сделал на разоблачении недостатков.

– Но это все так неожиданно, – пробормотал Дима. – Вроде бы никаких туч не было…

– Это ты по молодости своей ничего не замечаешь, – буркнул Флавиан. – А на самом деле давно уже грозой пахнет.

Дима откинулся на спинку своего кресла и покачал головой.

– Ну почему всегда так, а? Как только налаживается благодатное дело, непременно возникают искушения!..

– Ну, с искушениями ты сам разбирайся, – сказал Флавиан насмешливо, – а что касается дела, то еще не все потеряно. Никон, он хоть и отчаянно хитрый типчик, а тоже не без греха. Есть, чем его зацепить.

Дима поморщился.

– Зацепить?

– Знаю, знаю про вашу щепетильность, – усмехнулся Флавиан. – Это только слово такое, а дело, может, вам и глянется. Про те монеты, что вы весь прошлый год по развалинам искали, еще не забыл?

Дима насторожился.

– А что вы об этом знаете?

– Чуть поболее, чем вы, – усмехнулся Флавиан. – Так вот, монеты эти прямо из-под вашего носу умыкнул раб Божий Никон. Имейте в виду.

– Откуда вам известно? – потребовал Дима решительно.

Флавиан иронично воздел руки и произнес напевно:

– Благодатное откровение снизошло, понимаешь ли… Этот молитвенник сулит Зосиме место благочинного и тянет его на свою сторону. А Зосима хлопец совестливый, все мне рассказал.

– Зосима тоже в этом деле? – спросил Дима.

– Отчасти, – сказал Флавиан. – Никон им, как прикрытием, пользуется.

– Так в чем проблема! – воскликнул Дима. – Хватайте этого Никона с поличным, и дело с концом!..

– С поличным, – хмыкнул Флавиан. – В том-то и дело, что поличного-то и нет. Монеты эти упрятаны, в неизвестном месте, и в этом вся загвоздка. Без них никакие слова Зосимы не действенны.

– И что же делать? – не понял Дима.

– Вот тут и начинается наше согласие, – усмехнулся Флавиан. – Мы должны разработать такой план, чтоб его преподобие отец эконом сам нам выложил бы всю коллекцию до последней монетки, да еще как можно скорее, потому что события надвигаются быстрее, чем вы думаете.

– У вас есть такой план? – спросил Дима прямо.

– Есть, – ответил отец Флавиан уверенно. – С этим я и пришел.

Дима кивнул.

– Я вас слушаю, батюшка.

Не успел отец Флавиан и рот раскрыть, как в библиотеку влетел Леонтий.

– Отец!.. Срочно к наместнику!.. Там такое!..

– Что еще случилось? – испуганно вскочил Дима.

– Милиция у него, – сказал Леонтий. – Человека в селе нашли убитого, у него карточка из нашей гостиницы… Отец Лука говорит, что ты с утра с ним по монастырю ходил…

Дима даже побледнел.

– Господи, это же Вольпина убили, – пробормотал он подавлено.

Отец Флавиан крякнул и провел рукой по своей длинной бороде.

– Ступай, милый, – сказал он покровительственно. – Мы еще успеем…