Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

5

Я поднял голову, Марина смотрела на меня со вниманием.

– Что я могу сказать, – проговорил я неторопливо. – Письмо отправлено из Москвы, скорее всего даже с Главпочтампта на Пятницкой. Что касается текста, то скорее всего письмо было написано на иностранном языке с последующим перегоном через компьютерный перевод. Такую абракадабру не смог бы составить ни один переводчик.

– Что мне делать? – спросила Марина.

Я привычно почесал кончик носа.

– Прежде всего, вам следует обратиться в милицию, – сказал я. – Если госпожа Гертруда Рейнхард паче чаяния нагрянет в Нижнереченск, то им следует принять некоторые меры.

– Но она ни за что не приедет сюда сама! – воскликнула нервно Марина. – Вы думаете, так трудно прислать киллера?

Конечно, она нервничала, но даже признавая это, я не мог не отреагировать на ее сугубо деловой подход к делу. Ведь речь шла о ее единственном сыне.

– В конце концов, – сказал я, – на двадцать тысяч швейцарских франков можно нанять мальчику круглосуточную охрану. Но мне интересно знать, кто является наследником вашего Миши, есть ли там какие-нибудь условия в завещании вашего покойного бывшего мужа?

– Вы полагаете, надо навести справки? – спросила она.

– Конечно.

– А вы не могли бы… – она замялась. – Как это называется?.. Узнать у своих друзей… Я ведь знаю, у вас есть друзья в самых различных сферах, не так ли?.. Вы не могли бы узнать, не поручал ли им кто-нибудь дела такого рода?

Я все понял. По городу полз вздорный слушок, что Паша Жемчужников накоротке со всеми воротилами городской организованной преступности. Конечно, кое-кого из них я знал, но наше знакомство никоим образом не предполагало деловых отношений.

– Я спрошу, – сказал я, понимающе кивнув.

– Дело в том, что охрана у мальчика есть, – пояснила Марина. – Не круглосуточная, но все же… Моя мама решительно против охранников.

– Вы рассказали потрясающую историю, Марина, – сказал я, решив, что пора закругляться. – Когда все кончится, вы должны обещать мне сделать из всего этого детектив.

– О! – воскликнула она. – Если все кончится хорошо… – она немедленно поплевала через левое плечо и постучала по дереву. – То можете делать из всего этого даже мыльную оперу.

Я поднялся.

– Держите меня в курсе дел, – сказал я. – И не забывайте, что мы с вами делаем передачу.

– Я помню, – ответила Марина, вздохнув.

Я отправился домой и еще успел перед сном почитать новые сценарии, от чего потом спал чуть ли не до десяти утра. Сентиментальная история, рассказанная мне накануне нашей эстрадной звездой, вспомнилась мне только за завтраком, и я невольно задумался над тем, зачем она мне все это рассказала. То ли действительно рассчитывала на мои знакомства с мафиози, то ли ее обворожили мои детективные таланты, проявленные в книгах и передачах, то ли я оказался тем посторонним, которому можно все выложить и в том найти утешение.

Но пришло время заняться работой, и я забыл душещипательную историю про порочную любовь миллионера и мальчика. Уже в одиннадцать я устроил худсовет по обсуждению новых сценариев, поочередно разгромил все и решительно заявил, что почивать на давно увядших лаврах не собираюсь сам и никому не позволю. Дополнительное возмущение вызвало у меня отсутствие Валеры Хабарова, и я спросил у Леры, к кому Валера был прикреплен, в чем при чины такого решительного нарушения дисциплины. Она ответила, что Валера звонил с утра, разговаривал каким-то нетвердым голосом и сообщил, что появится только после обеда.

– Он что, с утра уже был пьян? – подивился я.

– Не могу сказать этого с определенностью, – ответила Лера. – Может, он занимается умерщвлением плоти?

Будучи весьма умеренна в проявлении религиозных чувств, она не упускала возможности поддеть в этом меня. Я хмыкнул и приказал при появлении Хабарова на студии доставить его ко мне в кабинет живым или мертвым.

Пришлось отдельно разговаривать со сценаристами, чтобы растолковать им разницу между халтурой и творчеством, после чего они ушли дорабатывать сценарии, громко сетуя на то, что у нас требуют творчество, а платят, как за халтуру. Конечно, следовало признать, что сравнительное процветание моей независимой компании было связано еще и с довольно невысокими заработками, вплоть до самого творческого руководителя в моем лице. И хотя в городе уже работали несколько телевизионных студий, большей частью кабельных, но со своими небольшими программами каждая, мои ребята все еще держались нашей «ТВ – Шоу», за что я их всех любил, уважал и жалел.

Юра Малыгин нагрянул ко мне после всех этих дел с пачкой аудио-кассет, заявив:

– Вот все, что я успел собрать за вчерашний вечер.

– Что это? – испуганно спросил я.

– Это вершины областного рока, – поведал Юра с торжеством. – Я уже закинул удочки, парни зашевелились…

– Почему только парни? – скривился я. – А девочек у тебя в запасе нет?

– Почему, есть, – сказал он. – Есть одна совершенно упадная группа, которая называется «Контрацепция», но их пока не выпускают, потому-что это жуткие хулиганки.

– Ты знаешь, – сказал я, – меня это название тоже не греет.

– Ты их посмотри, и обалдеешь, – сказал Юра. – Просто у них менеджер козел, заводит их на всякую муру, но, если с ними поработать, то можно сделать классный клип.

– А кто будет с ними работать? – спросил я смиренно.

– Я, – ответил Юра.

Юра явно горел на предложенной работе, и этот процесс следовало только поощрять.

– Хорошо, – согласился я. – Устрой просмотр твоих хулиганок на студии, и мы продолжим наш разговор. Кроме рока тут что-нибудь есть?

– Ну, – сказал он. – Русские народные слушать ведь не обязательно? У меня есть неплохой студенческий коллектив, они пашут под Дмитрия Покровского.

– Хотелось бы послушать, – сказал я. – Нельзя бы это организовать вместе с твоими «Презервативами»?

Юра хмыкнул, потому что считал меня очень остроумным человеком и обязан был смеяться над каждой моей шуткой.

– Мысль интересная, – одобрил он. – Я это устрою. Давай прямо завтра, вечером?

– Давай, – сказал я.

Кассеты я сложил в сумку, а сам отправился в столовую на обед. По дороге мне пришлось разбирать тяжбу между водителем моей персональной «Волги» и режиссером Эдиком Юрзиновым по поводу выезда на съемки. Водитель уверял нас, что имеет право выезжать из гаража только со мной в салоне, и я в очередной раз пообещал уволить его без всяких пособий, если он будет лениться по-прежнему. До меня уже доходили слухи, что основным источником его доходов является торговля казенным бензином, но сосредоточиться для разбирательства не хватало времени.

Валера Хабаров появился прямо в столовой и подсел к моему столику.

– Здравствуйте, – проговорил он сипло. – Приятного аппетита.

Я поднял голову.

– Ага, – сказал я, – проснулся? Доброе утро, сынок.

Он шмыгнул носом.

– Извините, – сказал он. – Но я лег спать только в восьмом часу.

– А что ты делал до того? – заинтересовался я.

– Работал, – буркнул он.

Некоторое время я молча черпал ложкой суп и отправлял его в рот.

– И есть результат? – спросил я наконец.

– Есть, – он положил на стол папку. – Вот!

Я отставил тарелку с супом, вытер рот салфеткой и раскрыл папку. Там было двадцать пять страниц машинописного текста, не так уж плохо для ночного бдения.

– Так, – сказал я. – Расстрел отменяется… Пока я это буду читать, ты должен послушать музыку, предложенную нашим музыкальным редактором. Кассеты в моей сумке в кабинете, а магнитофон с наушниками у звукооператоров. Вперед!

Он кивнул и ушел.

Читать рукописи в моем кабинете было просто невозможно из-за постоянного присутствия посетителей, и потому я ушел в нашу студийную библиотеку, чудом уцелевшую в стихии разнообразнейших сокращений, и там уселся с папкой Хабарова. Творческий порыв молодого коллеги мне нравился, оставалось поставить ему оценку.

С первых страниц я был покорен его фантазией, и весь сценарий проглотил чрезвычайно быстро. Это могло бы быть шикарное шоу с глубоким внутренним смыслом, но Валера совершенно не связывал себя финансовыми соображениями. Его замысел вполне пригодился бы для Голливуда, но на Нижнереченском областном телевидении раскрутить все эти переливы было весьма проблематично. Мне предстояла неблагодарная роль экзекутора на сценарии, который мне нравился.

Чтение и размышление заняло у меня чуть более получаса, но, когда я вернулся в кабинет, Валера уже сидел там перед стопкой кассет.

– Это невозможно слушать, – заявил он раздраженно. – Это сплошной грохот и вой.

– И что, совсем ничего не различается? – спросил я участливо.

Он покачал головой.

– Эта музыка медитационная, – сказал он авторитетно. – Слушатели ее впадают в беснование и потому искренне не понимают, когда другие ее отторгают. У них это называется заводиться.

– И это говоришь мне ты! – воскликнул я. – Ты, кто предлагает прекрасную идею пародийного переосмысления всех культурных явлений! Неужели нельзя включить это самое беснование в твою схему?

Он растерянно заморгал.

– Вам понравилось?

– Да, – сказал я. – Мы будем это делать. Разве что со сценой на Ниагарском водопаде возникнут проблемы, а в остальном…

– Я уже думал над этим! – вскочил он в азарте. – Есть классный американский фильм про Ниагарский водопад, можно использовать хромокей…

– Это хорошо, что ты над этим думал, – сказал я. – Потому что именно тебе все это воплощать.

– Мне? – растерялся он.

Я кивнул головой. Эта идея пришла мне в голову только что, но я сразу понял, что это решение проблемы.

– Но я же не режиссер!

– Ладно тебе, – сказал я. – Ты же ВГИКовец!.. А то ты не знаешь, как это все делается?

Он помолчал. Было видно, что идея его греет, но он все еще не решался.

– Официально будет считаться, что всем руковожу я сам, – сказал я. – Но в конце все станет на свои места, и в титрах будет твое имя.

– Зачем эта конспирация? – чуть настороженно спросил он.

– Затем, что у меня в деле работают полтора десятка режиссеров, и они будут чрезвычайно задеты, если узнают, что недоучившийся выскочка получил эту программу.

Он кивнул головой:

– Конечно. Я не могу не согласиться. Это выше всех моих ожиданий.

Этим он мне еще больше понравился.

– И главное, – сказал я, – тебе может решительно не нравиться вся эта музыка, но ты обязан найти ей место в нашей работе. Твой сценарий прекрасен, а теперь давай вставлять в него наши творческие силы.

Он кивнул.

– Я готов.

Я не прогадал, этот парень относился к творчеству, как и я сам. Сначала дело, потом снова дело, потом снова дело, а амбиции и удовольствия где-то там, на двадцать пятом месте.

– Поэтому забирай всю эту бесовщину, – я кивнул на кассеты, – снова их прослушай и найди все-таки для них применение.

Он вздохнул, без слов забрал кассеты и ушел.

Часа в четыре генеральный директор вернулся из администрации и срочно вызвал меня к себе по телефону. Когда я вошел в кабинет, он поднялся ко мне навстречу, горячо пожал руку, а потом сам закрыл дверь.

– Сенсационная новость, – сообщил он, сияя.

– Я уже в нетерпении, – сказал я, оставаясь внутренне холоден.

Обычно его сенсации означали перемещение в верхних эшелонах, которые меня задевали очень мало, и потому его переживаний я не разделял. Но он упорно считал, что все это события исторического порядка, и рассказывал мне о них с придыханием. Вот и теперь я не ждал никаких потрясений.

– С тебя бутылка, – сказал он, хихикнув.

– Разумеется, – сказал я. – Сколько угодно, вы же меня знаете, Максим Иванович. Только объясните, в чем дело?

Он снова хихикнул.

– Иван Максимович готов поучаствовать в твоей передаче, – сообщил он радостно.

Я помолчал. С его точки зрения мне следовало взвиться в воздух, пробив потолок до чердака, но я в этот момент думал о том, как распорядится участием губернатора Валера Хабаров.

– Это и есть сенсация? – спросил я.

– Он сделает одно чрезвычайно важное объявление, – добавил Глушко, посмеиваясь.

– Сенсационное? – переспросил я.

– Именно. Он объявит, что Павел Николаевич Жемчужников провозглашен… – он помолчал для драматизма и закончил, – почетным гражданином города!..

Здесь требовался взрыв эмоций, но внутренне я оставался холоден, и потому только ахнул для порядка.

– Почетным гражданином? Правда? Это такая честь!..

– Конечно, – восторженно воскликнул Глушко. – Вообще-то у них там уже два десятка почетных граждан, но это всякие Фидели Кастро, космонавты и прочие пережитки эпохи. По нынешнему положению, недавно принятому областной думой, там полагется лавина всяких привилегий.

– Ну да, – так же восторженно подхватил я. – Буду ездить в транспорте бесплатно, да?

– Само собой, – не понял моей иронии Глушко. – Но это мелочи…

Его прервал телефонный звонок, и он сорвал трубку, все еще в восторженном состоянии. Конечно, его энтузиазм мне казался мало понятным, но одно то, что он радовался моей славе, делало его симпатичным.

– Кого? – переспросил он в трубку. – Да, здесь… Сейчас. Тебя, – сказал он мне, протягивая трубку.

– Да? – спросил я.

Это была Женя Наволоцкая, моя секретарша.

– Паша, тебе названивает Марина Рокша в совершенно истерическом состоянии.

– А что случилось? – насторожился я.

– Я не очень поняла, – призналась Женя, – но что-то с ее сыном…

– Я уже иду, – сказал я и положил трубку.

6

Максиму Ивановичу достаточно было сказать, что меня срочно требует Марина Рокша, и он признал этот довод основательным для того, чтобы отменить предполагаемый импровизационный банкет на две персоны по случаю моего почетного гражданства. Я спешно прошел в свой кабинет, где Женя ждала меня с телефонной трубкой в руке.

– Я слушаю, – сказал я, присаживаясь на стол.

– Павел Николаевич, – услышал я голос Светы. – Марина просила вам срочно сообщить… Сегодня утром была попытка похищения Миши. Вы не могли бы срочно приехать в Зареченск?

– А зачем?

– Ну, хотя бы для ее спокойствия. Она почему-то очень просила приехать именно вас.

– Но я даже не знаю, куда ехать, – попытался отказаться я.

– Ничего, я заеду за вами на машине.

Я подумал и согласился.

– Валяйте, – сказал я. – Когда вы будете?

– Через пятнадцать минут.

– Ладно, – я повесил трубку.

Женя смотрела на меня с интересом.

– Что там случилось? – спросила она.

– У Марины чуть не украли сына, – сказал я. – Теперь она в истерике и просит меня приехать. Хотел бы я знать, что я должен там делать?

– Утешать, наверное, – многозначительно усмехнулась Женя.

– А как? – спросил я.

– Всеми средствами, – сказала Женя. – Не ломай себе голову, Паша, она просто поплачется тебе в жилетку и будет удовлетворена.

– Очень на это надеюсь, – буркнул я.

Я спустился вниз, надев пальто и шляпу, и мне пришлось еще минут пять ждать, когда подъедет Света. У нее была приземистая «Тойота», которой она управляла не без лихости, и в том, как она тормознула совсем рядом со мной, было уже явное излишество.

– Садитесь, Павел Николаевич, – сказала она, открыв мне дверцу.

Я сел на переднее сидение рядом с нею и захлопнул дверцу.

– Расскажите толком, что там у вас стряслось?

– Сейчас, – сказала она, выруливая от подъезда телевидения на дорогу.

Только после того, как мы проехали несколько минут, она начала рассказ:

– Вы, наверное, уже знаете про то, как Марина сходит с ума из-за этого дурацкого письма.

– Да, она мне показывала, – кивнул я. – Что вы об этом думаете?

– До сегодняшнего утра я думала, что это чей-то прикол, – сказала Света. – В Австрии я не была, но по рассказам Маши…

– Маша, это Марина? – уточнил я, перебив ее.

– Да, – сказала Света. – Она на самом деле Маша, а Марина – это только псевдоним. Так вот, Маша всегда рассказывала, что все родственники ее Пауля были степенными немецкими бюргерами. Он ведь был не слишком богат, этот Пауль.

– Но наследство он все же получил, – заметил я.

– Это наследство оставил ему такой же гомик, как и он, – ухмыльнулась Света. – Какой-то старый козел, с которым у Пауля были самые тесные лирические отношения. Если бы это был родственник, то фиг бы нам видать эти деньги.

Я почесал нос и подумал, что эти деньги могут чем-то припахивать.

– Поэтому претензии сестры, – продолжала Света, – не имеют никаких шансов.

– Тогда из-за чего весь сыр-бор?

– Это для всех нас загадка, – сказала Света.

Мы выехали за город и стали подъезжать к мосту через реку, за которым располагался Зареченск, некогда поселение государственных крестьян, занятых по прихоти императора выращиванием экзотического шелкопряда, а нынче большой двухсоттысячный город, построенный для обслуживания чудовищного химического комбината. При советской власти, когда плановое хозяйство игнорировало экологические проблемы, со стороны Зареченска то и дело наносило на нас облака всякой химической гадости, но теперь половина комбината встала, а другая половина подвергалась террору со стороны местных политических экстремистов. Легче всего было заработать очки на экологических проблемах.

– Переполох поднялся около десяти, – рассказывала Света, пока мы катили по мосту. – Охранник доложил, что Миши не оказалось в школе.

– В десять часов? – переспросил я. – Он что, его и на переменах охраняет?

– Нет, – сказала Света, – но на большой перемене он возит его домой, к бабушке, чтобы перекусить. Так поступают многие родители, в школе кормят очень плохо.

– И его не оказалось?

– Да. Он позвонил прямо из школы, у него сотовый телефон. Маша немедленно кинулась туда вместе с Симой, который приехал с утра с деловыми предложениями. В полдень она позвонила и сообщила, что они вышли на какой-то след. Около двух позвонил Сима и сообщил, что мальчика нашли. Ну, а чуть позже Маша немедленно потребовала найти вас и вывезти туда, на место событий. Вы сильно злитесь на нее?

Я пожал плечами.

– Из всего можно извлечь пользу, – сказал я. – Я не был слишком занят.

Света хмыкнула, глянув на меня мельком, и сказала:

– А по-моему, это все очередной мыльный пузырь.

– Вы не очень любите свою Машу? – отметил я.

– Наоборот, – возразила Света. – Я ее очень люблю. Но она не простой человек, Павел Николаевич. От этих заморочек иногда начинаешь дергаться.

– Спасибо, что предупредили, – сказал я. – Вы еще не раздумали сниматься в роли ревнивой фрейлины?

Она рассмеялась, ей было приятно, что я об этом вспомнил.

– Вы серьезно, что ли? – спросила она, засмущавшись.

– Вполне, – сказал я. – Я уже дал указания сценаристу, у вас будут слова.

Она покачала головой.

– Не знаю, получится ли у меня?

Мы въехали в Зареченск, некогда прославившийся озеленением своих улиц на всю страну, и поехали по старой части города, действительно утопавшей в зелени. Как мне было известно, новая часть города строилась в степи, и об озеленении там думали в последнюю очередь.

Света остановила машину во дворе старого трехэтажного дома, и мы вышли. Поднялись на второй этаж, позвонили в дверь, и нам открыл высокий парень в шортах и майке.

– Привет, – сказал он Свете, а увидев меня, просто расплылся. – Павел Николаевич! Очень рад с вами познакомиться. Вадим Симонян, продюсер.

Я пожал ему руку, и мы прошли в комнату, где на диване сидела Марина со своим сыном, белобрысым пареньком, смущенно склонившим голову, а за столом – бабушка и охранник в пятнистой форме.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Паша, – Марина протянула мне руку. – Вы приехали… Спасибо большое… Они никто ничего не понимают…

Бабушка поднялась.

– Садитесь, Павел Николаевич, – пригласила она меня чуть заискивающе.

– Ничего, ничего, – сказал я ей, – сидите. Как это все случилось?

– Да пацаны его увели, – буркнул охранник, чувствовавший себя не в своей тарелке.

Конечно, тут тебе и эстрадная звезда, тут и популярный ведущий. Только губернатора не хватало, подумал я.

– Пацаны увели его с уроков? – удивился я.

– Нет, – сказал Вадим Симонян. – Это было не так. Пацаны его вызвали после первого урока на улицу, потому что какой-то дядя дал им за это жвачку. Верно, Миша?

Тот буркнул что-то неразборчиво, а Марина сказала:

– Просто деньги дал… Как бы на жвачку.

– А что было потом? – спросил я с интересом.

– Потом дяденька сказал, что он мой отец, – буркнул Миша неохотно.

– Представляете? – возмущенно воскликнула Марина. – Какой-то проходимец объявляет себя его отцом!..

– Проходимец? – спросил я. – А что дальше?

– У него машина была, – со вздохом стал объяснять Миша, – но я не хотел садиться. Я сразу подумал, что тут чего-то не то…

– Правильно подумал, – сказала Марина.

– Они пошли погулять в парк, – продолжил рассказ Симонян. – Угощал, сука, мороженым…

– Почему, сука? – спросил я.

– Потому что потом он его в кино повел, – сказал Симонян.

– А зачем ты с ним вообще пошел? – спросил я мальчика.

– Я ему поверил, – проговорил он с трудом.

– Вот глупый, – вздохнула Марина и прижала его к себе.

– И что там случилось, в кино? – спросил я.

– Он его усыпил, – сказал Симонян. – Скорее всего, газ.

– Серьезно? – не поверил я. – Прямо в кинозале?

– А что вы думаете, – буркнул охранник. – Там в зале всего-то и было человек пять.

– Ну, и как он поступил дальше?

– Очень просто, – сказал Симонян. – Вынес мальчика на руках, утверждая, что ему стало плохо, и он должен отвезти его в больницу. Вызвал массу сочувствия со стороны контролерши. И был таков.

Я качнул головой, продолжая наблюдать за мальчиком.

– Как же вы его нашли? – спросил я с интересом.

– Он сам сбежал, – сказала Марина, ероша сыну волосы. – Правда, Миша?

– Правда, – буркнул тот неохотно.

Я так понял, он гораздо меньше испытал потрясения от всех этих приключений, чем разочарования в том, что этот тип оказался вовсе не его отцом.

– Тот куда-то выскочил, оставив Мишу в машине, – сказал Симонян. – А Миша очнулся и дал деру, как водится.

– Все так просто, – сказал я.

– Не считая моего состояния, – заявила Марина. – Коля, а ты чего здесь сидишь? – спросила она охранника.

Тот растерянно поднял голову.

– Но я…

– Ты уволен, – сказала Марина. – Ты же понимаешь, я не могу больше доверять тебе сына.

– Но, Марина, я же…

– Я знать ничего не хочу, – жестко сказала Марина. – Сима тебе все заплатит, и до свидания.

Бедный охранник стоял растерянный среди комнаты, опозоренный в глазах столь значительных людей, как я и Марина, и не знал, что делать. Симонян подошел к нему, похлопал по плечу и вывел в прихожую.

– И правильно, – сказала бабушка. – Теперь я сама за мальчиком послежу.

– Мама, ну что ты говоришь! – воскликнула Марина, всплескивая руками. – Как ты последишь? Будешь гулять с ним на улице? Мальчику уже двенадцать лет, в конце концов!..

– А что ты предлагаешь? – спросила мать. – Нанять еще одного головореза?

– Нет, – сказала Марина. – Я устрою его в пансионат. У нас на Рыбацкой, там где раньше интернат был, открылся пансионат. Прекрасный преподавательский состав, и действительно круглосуточное наблюдение.

– Прекрасно, – сказала бабушка. – А на меня тебе, конечно, наплевать.

Назревал семейный скандал, и я поднялся.

– Ну-ка, Миша, – сказал я, – покажи мне свою комнату. Людей я оцениваю по тем игрушкам, в которые они играют…

Миша доверчиво посмотрел на меня, поднялся, и мы прошли в его комнату, когда мать с дочерью начали набирать крутые обороты в своих отношениях. Света, конечно, увязалась за нами. Игрушек у Миши было много, но предпочтение он отдавал «Денди».

– Сыграем? – предложил я.

– А вы умеете? – недоверчиво посмотрел он на меня.

– Мальчик, – сказал я со вздохом. – На свете существует очень мало игр, в которые я не играю.

Света усмехнулась.

– Миша, а ты сам хочешь в пансионат? – спросила она. Миша, налаживающий игру, вначале не отреагировал на ее вопрос, но она спросила снова, и он ответил:

– Чего я там не видел!..

– Мама сможет чаще с тобой видеться, – сказала Света.

– Я с бабушкой хочу жить, – буркнул Миша. – Ну, играем?

– Вперед, – сказал я, беря в руки джойстик.

Пошла игра, и Света принялась за нас болеть. Болела она, конечно, исключительно за успехи Миши, но это ему не помогло, и я обыграл его очень быстро. Мы играли в простой теннис, секреты которого я познал еще давно.

– Круто, – сказал Миша, желая сделать мне комплимент.

– Элементарно, – сказал я. – Ты этого парня хорошо запомнил?

В его глазах появился испуг. Он кивнул, глядя на меня завороженно.

– Ты бы хотел, чтобы мы его нашли? – спросил я.

Он помолчал, вздохнул и вдруг покачал головой.

Не могу назвать себя пророком, но я задавал этот вопрос в надежде именно на такой ответ.