Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

13

Заснул я не скоро и ночь провел беспокойную, но с утра снова был в церкви на литургии и смиренно выслушал проповедь все того же отца Георгия, на этот раз направленную против сектантов. Тут его слова не вызвали во мне протеста, и, подходя к кресту, я успел ему заметить, что восхищен ясностью его взглядов. Он смущенно отвечал:

– Это я книжку прочитал только что… Если хотите, могу и вам дать почитать, Павел Николаевич.

Я пообещал подойти за книгой отдельно. Мне было достаточно того, что меня лично он из массы анафематствованных работников телевидения выделял, как достойного прихожанина, имеющего полное право получить от него полезную для души книгу.

– Здравствуйте, Павел Николаевич! – услышал я, выходя из храма.

Там, у самого выхода, стояла Света в куртке, джинсах и с длинным шарфом на шее, концы которого свисали до пояса. Поскольку воскресное утро выдалось морозным, я не мог ей не посочувствовать, потому что она явно замерзла.

– Кого-нибудь ждешь? – спросил я.

– Ага, – сказала она. – Вас.

– Меня? – удивился я. – И давно?

– Уже с полчаса, – ответила она, шмыгнув красным носом.

– А чего внутрь не зашла? – удивился я.

– Я хотела, – сказала она. – Но там какой-то сердитый дядька меня не впустил. Говорит, платка на голове нет, и в штанах.

– Это недоразумение, – сказал я, попытавшись тем защитить репутацию церкви. – Поехали ко мне, я тебя согрею чаем. Я тут неподалеку, на троллейбусе три остановки.

– Я знаю, – сказала Света.

Про свою «Тойоту» она сообщила, что машину забрала для своих нужд Марина, но для каких нужд, уточнять не стала. Ее состояние внушило мне самые серьезные опасения, и, выйдя неподалеку от своего дома, я купил еще бутылку водки.

– У тебя ко мне дело, что ли? – спросил я, когда мы поднимались по лестнице.

– Просто поболтать хотела, – сказала она. – Про Марину.

– Про Марину? – удивился я. – А что с ней, с Мариной.

– Я расскажу, – пообещала она.

Дома я для начала дал ей растворимый аспирин, потом заставил прогреть ноги в ванной, и после этого предложил надеть валенки, чтобы разделить со мной трапезу на кухне. Трапеза была небогатая, макароны с тушенкой да сыр, но наличие водки на столе красило ее.

Света еще покашливала, но уже чувствовала себя лучше.

– Вот, – смеялась она, – пришла в гости, называется…

– За здоровье, – сказал я, подняв стопку.

Мы выпили и принялись кушать. Я подумал, что угощение молодых женщин на кухне становится для меня привычкой.

– Так что там случилось с нашей звездой? – спросил я, полагая, что атмосфера для доверительной беседы уже создана.

– Я беспокоюсь за нее, Павел Николаевич, – сказала Света.

– А в чем дело?

– Она прогнала Владика.

– Насколько мне известно, – сказал я, – он не прошел испытания?

Света покраснела.

– Она вам уже рассказала, да? Это все было вовсе не так…

– Но повод ведь был? – спросил я.

– Они уже давно не вместе, – сказала Света. – Но дело не в этом… Вы бы видели, как она это сделала!..

– Как? – спросил я.

– Очень жестоко, – вздохнула Света. – Он не заслужил такого отношения.

Я пожал плечами.

– Света, дорогая, ты же не думаешь, что я буду вмешиваться в ее отношения с любовниками?

– Он уже не ее любовник, – заявила Света. – Это она меня хотела оскорбить, понимаете?

– Но в ваши отношения я тоже не имею права вмешиваться, – сказал я.

– С ней что-то не в порядке, – сказала Света. – Я подозреваю, у нее снова начинается депрессия.

– Снова? – переспросил я.

– Да, у нее уже бывали такие находы. Она даже лечилась как-то. Это МДП, статейная болезнь, понимаете?

– Она снова должна лечиться? – спросил я.

Это сулило во всяком случае срыв ее участия в нашей передаче, что не могло меня радовать. Кроме соображений прагматических, были, конечно, и чувства сугубо христианские.

– Понимаете, – сказала Света, – ей этого сейчас нельзя делать.

– Почему?

– Она начала процесс по передаче опеки над Мишей ей, как матери. Если кто-то узнает, что она больная, ей ничего не светит.

– Она мне ничего не говорила об этом, – отметил я.

– Конечно, ведь она страшно суеверная, – ухмыльнулась Света. – Она думает, что если никому не проговорится, то все пойдет, как надо.

Я налил еще по стопке и спросил:

– И что ты, собственно, от меня хочешь?

Она вздохнула.

– Поговорите с нею.

– О чем? О ее болезни? Об опеке над сыном? Что я могу ей предложить?

– Понимаете, Павел Николаевич, – сказала Света, колеблясь. – Есть одно простое решение всех проблем. Она должна выйти замуж.

– Выйти замуж? – переспросил я.

– Да, – сказала Света. – Там, в Австрии, уважают людей семейных, состоятельных. Если она будет замужем, то вопрос с опекой решится гораздо легче.

– Вы уже и кандидата присмотрели? – спросил я с интересом.

– Конечно, – ответила Света. – Это Сима, Вадим Симонян. Он с ней уже четыре года работает, знает ее от и до, и ему не надо ничего объяснять. Надо только, чтоб Маша сама пошла на это. Понимаете?

– Не понимаю, – сказал я.

– Она стала страшно подозрительной, – стала объяснять Света. – Попробуй Сима сам предложить ей руку и сердце, она сразу заподозрит его в меркантильных интересах.

– А на самом деле его соображения сугубо альтруистичны? – спросил я.

– Вы можете мне не верить, – сказала Света, – но мы все думаем только о ней. Согласитесь, талант у нее необыкновенный!..

– Но, чтобы оценить это, вовсе не обязательно жениться на ней, – заметил я.

– Он давно уже любит ее, – сообщила Света.

– Не он один, – сказал я. – Вон, Дима Трофимов любит гораздо дольше.

– Какой еще Дима Трофимов? – насторожилась Света.

– Ага, – порадовался я. – Значит, и я могу тебя чем-то удивить. Дима Трофимов, это ее старинный друг.

Света смотрела на меня с тяжелым подозрением.

– Он женат?

– Увы, – вздохнул я.

– И слава Богу, – заявила Света. – Она сейчас в таком состоянии, что может выкинуть самый невероятный фортель.

– И вы этого, как я понял, отчаянно боитесь, да?

Света бесхитростно кивнула головой.

– Боимся, Павел Николаевич. Понимаете, ведь мы все – одна семья. И эта семья напрямую зависит от настроения Машки. Теперь вы понимаете, как мы паникуем, когда у нее начинается очередная депрессия?

– А что она может такого страшного совершить? – спросил я.

– Например, неожиданно выскочить замуж, – пояснила Света.

Я кивнул головой и усмехнулся.

– Например, за меня, да?

Лицо ее окаменело.

– Да? – выдавила она.

– Нет, – сказал я.

Она ничего не поняла и спросила:

– Вы это серьезно, Павел Николаевич?

– Шучу, – сказал я. – Но ты-то пришла сюда на разведку, ведь так?

– Ну зачем вы так, – проговорила Света обиженно. – Просто мне казалось, что судьба Маши вам небезразлична.

– Так оно и есть, – сказал я. – Но с какой стати я буду советовать ей выйти замуж за Симоняна, когда практически не знаю ни его, ни ее?

Она растерянно захлопала ресницами.

– Это было бы самым лучшим решением, – сказала она.

– Для него, вероятно, – согласился я. – Стать опекуном миллионного состояния, а потом еще сдать в психушку больную жену!..

– Я не говорила про психушку! – запротестовала Света.

– Я сам догадался, – сказал я. – Теперь, признавайся, этот Сима, он ведь твой любовник, да?

Она покраснела до пунцового состояния.

– Ну что вы, Павел Николаевич. Он Машу любит…

– Больше вопросов не имею, – сказал я.

Налил по стопке, и поднял свою. Она нерешительно помялась, взяла свою стопку и чокнулась со мной без слов. Мы выпили.

– Если бы вы знали, – сказала она, – чем мне только не приходится заниматься…

– Ты сама это выбрала, – сказал я. – Тебе ведь нравится быть рядом с Мариной Рокшей, не так ли?

Она сладко улыбнулась.

– Конечно.

– Тогда не жалуйся.

Она вздохнула.

– Она вам нравится, Павел Николаевич?

Я мгновение подумал и ответил:

– Да.

– Если бы вы знали про нее все, что знаю я, – улыбнулась Света, сладко потянувшись.

– Ты вряд ли расскажешь мне все, – сказал я.

– Ну, почему, – сказала она кокетливо. – Если вы хорошо попросите, я могла бы рассказать, что она иногда творит на гастролях.

– На гастролях? – насторожился я.

– Ну да, – сказала Света. – Мы же часто выезжаем на гастроли. Например, как-то ездили на Кубу…

Я усмехнулся, и Света испуганно осеклась.

– Вы ездили на Кубу? – переспросил я. – Когда?

– Полтора года назад, – ответила Света мгновенно.

– Ты была с нею?

– Да, – кивнула Света. – Это был какой-то сплошной бардак. Там теперь такая нищета, знаете…

– Чего же вы поехали?

– Ну, там, куда мы поехали, было все в порядке, – усмехнулась Света. – Они там еще при социализме живут, сами понимаете.

– А Марина Антоновна Щелканова с вами была? – спросил я ее.

Глаза девушки засветились.

– Ага, – сказала она. – Ох и крутая баба оказалась… Вы бы ахнули, если бы все увидели!..

– А как я мог бы это увидеть? – спросил я.

Она сделала каменное лицо, но в глазах ее мелькали искорки смеха.

– У Маши остались фотки… Ужас какой-то, честное слово.

– И вы решили эти фотки мне переслать, – закончил я за нее. – Только зачем?

У нее от растерянности раскрылся рот, и я обнаружил в нем металлический зуб в нижнем ряду слева.

– Почему вы подумали, что это мы? – испуганно спросила она.

Я посмотрел на нее и усмехнулся. В тайные агенты она не годилась напрочь.

– Ты сама проболталась, Светочка.

– Когда? – удивилась она.

– Ну как же, – сказал я. – Стояла на морозе до посинения, ждала меня… Потом это нелепое предложение о сватовстве вашего Симы. Я все время думал, зачем ты пришла. А когда возникла тема фотографий, ты просто засветилась вся. Так зачем вы их мне прислали, а?

– Это не я, – жалобно протянула Света. – Это Сима придумал все…

– Но зачем?

– Чтобы вы спросили у Щелкановой… Про Кубу. У нее ведь про Машу тоже есть…

– Компромат, – догадался я. – Чтобы я, паче чаяния, не подумал о женитьбе, да?

Она сокрушенно кивнула головой.

– Тяжелая у тебя работа, – посочувствовал я. – А почему Маша тебя до сих пор не выгнала, а?

– Она знает, что я люблю ее, – буркнула Света обиженно.

– Интересная любовь, – усмехнулся я.

Некоторое время мы молчали. Света то и дело вскидывала голову, смотрела на меня с намерением что-то сказать, но снова смущенно опускала ее. Наконец она неуверенно выдавила.

– Павел Николаевич… А хотите, я вам отдамся?

– Это тоже входило в план? – спросил я холодно.

Она кивнула головой и смущенно улыбнулась.

– Но я была не против…

– В другой раз, – сказал я. – Я так понял, что вы вьете вокруг вашей Маши целую паутину всяких интриг, да? Владика вы спихнули?

– Нет, это она сама, – вздохнула Света.

– Оставьте вы ее в покое, – посоветовал я. – И вам будет польза, и ей лучше.

– Она больная, – сказала обиженно Света. – Ей хуже будет.

– Ладно, – сказал я решительно. – Давай по последней, и разбегаемся.

Мы хлопнули по стопке, и Света, торопливо закусив, спросила:

– Вы мне фотки вернете?

– Не верну, – сказал я.

– Как? – испугалась она. – Павел Николаевич, меня же за фотками прислали. Они же нам нужны…

– Нечего было присылать, – сказал я. – Я решил, что это подарок.

– Отдайте, Павел Николаевич, – взмолилась Света. – Если Маша узнает, что их нет, она нас поубивает!.. Они же друг друга этими фотками за горло держат!..

– Я не понял, – возмутился я. – Вы их мне зачем присылали?

– Мы думали, это будет как будто бы от Маши, – прошептала Света. – Что вы их запустите против Щелкановой, вы же с нею на ножах!.. Сима сказал, что вы обязательно запустите.

– А потом? – спросил я.

– Потом она запустит фотки против Маши.

– И зачем вам все это?

Она виновато пожала плечами.

– Для дела. Чтоб она поскорее за Симу замуж выходила.

Я покачал головой.

– Плохой он режиссер, твой Сима, – сказал я. – Сжег я их… Вон, на плите еще пепел остался.

Света изумленно покосилась на плиту, повернулась ко мне.

– Правда?

– Сущая правда, – подтвердил я.

– Это же такой крутой компромат, – сказала она убито.

– Больше нету, – заключил я. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – пробормотала она.

– Вот и ступай, – сказал я, поднимаясь. – Снимай валенки и ступай. Ты и так у меня больше часа отняла, а у меня дел полно.

Она уныло поднялась, молча оделась и перед выходом спросила:

– А что мне Симе сказать?

– Привет передавай, – сказал я. – Он мне очень симпатичен.

– До свидания, – проговорила она, опустив голову, и вышла.

Я закрыл за нею дверь, вернулся в комнату, упал на диван и устало рассмеялся.

14

Интрига действительно казалась мне надуманной и глупой, эти ребята перепугались нашего знакомства и теперь всячески старались отогнать меня подальше от их разлюбезной Маши. Я и сам к ней не слишком рвался, а теперь и вовсе остыл. Воскресный вечер я посвятил написанию письма Насте Романишиной, в котором излил все свое раздражение на склочный мир представителей современной культуры. Я знал, что она на это никак не отзовется, потому что она не участвовала в моих мизантропических упражнениях, но не мог не поделиться с нею своей тоской. Все мои письма в монастырь обычно заканчивались очередным предложением руки и сердца, и это не явилось исключением. Одно из двух, думал я, или она клюнет и осчастливит меня согласием, или закалится духовно.

Второе письмо, приготовленное мною в тот вечер, направлялось в городское управление культуры, лично М. А. Щелкановой, и в конверт была вложена та самая последняя фотография, на обороте которой я приписал:

«К новым вершинам культуры! Без злорадства, но с сочувствием. Ваш Паша.»

Утро понедельника не предвещало никаких потрясений, я лично режиссировал съемкой натуры в городском парке, где мы разыграли сценку в духе ранних Мак-Сеннетовских немых комедий, и уже к обеду мы закончили. По возвращению на студию мне сообщили, что меня срочно требует к себе генеральный директор, и я пошел к нему.

В кабинете у Глушко сидела плачущая женщина, показавшаяся мне знакомой.

– В чем дело, Максим Иванович? – спросил я бодро.

Тот посмотрел на меня растерянно.

– Вот, Павел Николаевич. С жалобой на вас.

– На меня? – удивился я. – Простите, мы знакомы?

– Знакомы, – проговорила женщина. – Лучше бы я вас никогда не видела, Павел Николаевич. Нельзя так…

– Что нельзя? – спросил я. – В чем дело, Максим Иванович? Я только что приехал с натуры, злой и голодный, а тут какие-то жалобы?..

Глушко развел руками.

– Я здесь ни при чем, – сказал он. – Гражданка Трофимова утверждает, что ты способствуешь распаду ихней семьи.

– Трофимова? – переспросил я. – Я вспомнил! Вы жена Дмитрия Трофимова, да?

– В том-то и дело, что я жена, – вдруг заплакала она. – А вы опять его вовлекаете в связь с этой… с этой тварью! – выкрикнула она гневно и зарыдала.

Глушко посмотрел на меня с укором и покачал головой.

– Максим Иванович, это недоразумение, – сказал я. – Мы сейчас разберемся.

Я налил из графина стакан воды, подал рыдающей Трофимовой, и она жадно его выпила, едва не захлебнувшись. Прокашлялась и проговорила сдавленно:

– Спасибо.

– На здоровье, – сказал я. – Объясните, пожалуйста, каким образом я способствую распаду вашей семьи?

Она судорожно вздохнула.

– Вы меня обманули, – сказала она. – Вы не будете снимать в их поликлинике никакого детектива.

– Это не я обманул, – сказал я, вспомнив ту ситуацию. – Это придумал ваш муж, вероятно, чтобы не волновать вас. Мы же собираем материал по творческой биографии Марины Рокши, а ваш муж…

– Вот, вот, – закивала она головой. – А вы знаете, что от одного упоминания ее имени он весь трясется, а?.. Что когда ее по телевизору показывают, я выключаю телевизор, потому что он каменеет сразу?..

Я выдержал паузу, чтобы оценить сказанное, и мне даже показалось, что реакции ее мужа чрезвычайно полярны. Я ответил:

– Простите. Я этого не знал.

– А что он после разговора с вами домой не пришел, знаете, – снова начала она плакать. – Опять казенного спирту напился, свалился в дежурке, всю ночь проспал…

– Это просто ужас какой-то, – сказал я.

– Это вам материалы по творчеству, – всхлипывала она, – а для нас это раны кровавые!.. Знали бы вы, сколько она его изводила!..

– Она его изводила? – удивленно переспросил я.

– А то что же!.. – воскликнула она, всхлипывая. – Ей скучно сделается, она свистнет, и Дима тут как тут. А потом ей опять заскучается, она его и прогонит… А вы и не знаете, да?..

– Не знаю, – сказал я искренне. – Понятия не имею. Вы успокойтесь, и расскажите нам все. В конце концов мы в городской культуре люди не последние, может, сможем остановить безобразие.

Я лгал самым подлым способом, потому что остановить безобразие мы не имели никаких возможностей. Но я, во-первых, хотел прояснить эту ситуацию, а во-вторых, хотел дать женщине выговориться и тем успокоить ее.

Она выдула еще стакан воды, перевела дыхание и заговорила.

– Она ведь ему всем обязана, вы знаете? Он в школе в ансамбле играл, а она в младших классах училась. Так он ее к матери своей водил, та музыкантшей была, девочке голос ставила, чтоб она у них в ансамбле пела. Потом Дима в институт пошел, там у них снова ансамбль собрался, так он ее еще школьницей уже солисткой у себя сделал. Бился с нею, учил ее. Она у них дома и грамоте музыкальной научилась, и на пианино играть. А потом, когда на фестиваль отбирать стали, так она к другому ушла, чтобы по конкурсу пройти. Вы понимаете, какое это было свинство?..

Пока она не сообщила ничего нового, разве только то, что предыстория отношений Димы Трофимова и Марины не исчерпывалась коротким отрезком перед конкурсом.

– Он имел какое-нибудь отношение к рождению ребенка? – спросил я прямо.

Она глянула на меня испуганно, даже Глушко встрепенулся.

– Он считает, что это его ребенок, – сказала Трофимова тихо. – Но мне кажется, что это неправда. Это он сам себя убедил, когда узнал, что она ребенка ждет. Там другой был папаша.

– Он пытался установить свое отцовство? – спросил я.

– Конечно, когда она родила. Но она прогнала его.

– Вам не кажется, что если бы он действительно был отцом, то она не стала бы его прогонять?

– Конечно, – сказала она. – Я всегда была уверена, что она врет.

– Врет? – не понял я.

– Это когда она ему потом сказала, что это его ребенок.

– Она так говорила? – воскликнул я удивленно.

– Это давно было, – вздохнула Трофимова. – Лет шесть назад. Стала она его привораживать, сил нет. Я сама видела, как Дима плакал.

– Плакал?

– Извела она его, – сказала Трофимова. – Я как раз на сносях была, Настеньку ждала, а она над ним издевалась. Как я только все это выдержала.

– Чем это кончилось? – спросил я.

– Замуж она вышла, – сказала Трофимова. – За иностранца. Долго ее потом не было, а потом опять началось. И ведь всегда так, только Дима чуть успокоится, она его и дергает!..

– Скажите, пожалуйста, – поинтересовался я. – Каким образом она его дергает?

– Дергает, и все, – буркнула Трофимова. – То на работу позвонит, приехать заставит, то открытку пришлет.

– У вас сохранились эти открытки? – спросил я, невольно играя уже Пашу-детектива.

– Разве он покажет? – раздраженно сказала жена. – Но я уже сердцем чую, когда она его дергать начинает.

– И что же, – спросил я. – Когда она его в последний раз дернула?

Она нахмурилась, подумала, подняла голову и сказала:

– А вот, в прошлый вторник.

Пришло время нахмуриться и мне. Я начинал припоминать, когда состоялось похищение Миши Филатова. Оно состоялось в прошлую среду.

– У вас есть машина? – спросил я.

– Откуда, – фыркнула она. – Правда, Дима у папаши моего берет иногда, пользуется. Тот ему доверенность справил.

– Что за машина у вашего папаши?

– «Жигуль», пятерка. Старенький уже, лет десять ему.

Я сдержанно кивнул.

– Госпожа Трофимова, – сказал я очень серьезно. – Позвольте мне выразить вам нашу сердечную благодарность. Вы нам очень помогли, и будьте уверены, мы вам тоже поможем.

Она невольно поднялась.

– Значит, я могу надеяться, – пробормотала она, глядя на директора. – Разберете мою жалобу, да?

– Непременно, – закивал тот головой.

Я проводил ее до двери, шепнув напоследок:

– Крепитесь.

Она благодарно улыбнулась мне и вышла.

Глушко восхищенно заметил:

– Ну, Павел Николаевич, умеешь же ты людей усмирять!..

– По мере сил, – отвечал я рассеянно. – Я у себя.

По дороге в свой кабинет я вспоминал Дмитрия Трофимова и не испытывал к нему враждебных чувств, даже учитывая то вероятное обстоятельство, что Мишу попытался похитить именно он. Интересно, что он с ним собирался сделать? Я с самого начала не верил в то, что похититель случайно оставил Мишу в машине, скорее всего, все было подстроено. Может быть, он просто передумал, когда понял, что натворил.

Понедельник раскручивался по рабочему плану. Шли съемки, двигался монтаж отснятого материала, писались сценарии. Валера снова репетировал сцену с Мариной Рокшей, на сей раз за звездой был послан директорский «Мерседес», и она появилась. Светочка выглядела не лучшим образом, но Виктор Маслаков старался изо всех сил. Сама примадонна сообщила, что сцена ей нравится, но текст произносила вяло, явно скучая.

– Сегодня Герта приезжает, – сказала она мне во время перерыва. – Поехали с нами ее встречать?

– Я языка не знаю, – отказался я.

– Чепуха, – сказала Марина. – Я знаю, буду переводить. Зато узнаешь, чего она прилетела.

Довод был существенный, и я согласился ехать с ними в аэропорт. Мы были там уже около двух, но московский самолет задержался на вылете, и мы просидели в баре до четырех. Марина пила коньяк, а когда какой-то кавказец попытался поднести ей бутылку шампанского, послала его в направлении одного интимного места.

– Не психуй, – сказал я. – Самолет уже пошел на посадку.

– Чего она прилетает? – бормотала Марина. – У меня с нею никаких дел никогда не было. Едва знакомы.

– А Миша с ней знаком? – спросил я.

– Да, – сказала Марина. – Он жил у нее в Италии вместе с Паулем некоторое время. Она даже утверждала, что Миша влюбился в ее пятилетнюю дочь. Постоянно слала ему подарки на праздники.

– Она замужем? – спросил я удивленно.

– Нет, – сказала Марина, скривившись. – У них там мода, жить друг с другом без росписи. Был у нее какой-то макаронник, но она его, кажется, прогнала. Но отец у ее дочки есть, не то что у меня.

Наконец объявили, что московский самолет приземлился, и мы отправились встречать австрийскую родственницу. Марина бесцеремонно двинулась прямо к самолету, и когда какой-то служащий кинулся их останавливать, Света сказала тому, с кем он имеет дело. Это подействовало, служащий лишь посоветовал не пересекать какую-то дорожку, но Марина уже ушла. Она шла впереди, за ней с цветами следовал Вадим Симонян, а дальше мы со Светой.

– Обнаружили пропажу? – поинтересовался я.

– Пока нет, – шепнула Света. – Но Вадим ругался в ваш адрес страшными словами.

– Передай ему от меня то же самое, – сказал я.

Герта Рейнхард в составе группы интуристов вышла из самолета в первую очередь и, радостно улыбаясь, обнялась с Мариной, поцеловавшись по западному одними щеками. Выглядела она лет на тридцать пять, была сухая, поджарая, энергичная. Когда Марина знакомила ее с нами, она говорила что-то, как ей казалось, на русском языке, но никто ничего не понял. Потом только выяснилось, что она прихватила с собой немецко-болгарский разговорник. Мы сели в «Мерседес» Симоняна, причем я был удостоен почести устроиться с Мариной и Гертой на заднем сидении, а Света сидела впереди и то и дело заинтересованно оборачивалась, пытаясь вставить какие-то фразы на немецком языке. Марина с Гертой обменивались короткими репликами, причем Герта на что-то жаловалась, но Марина не слишком ей сочувствовала. Наговорившись с австрийкой, она повернулась ко мне и сказала:

– Ее вызвали письмом, – сказала она. – Она перепугана, потому что в письме есть угроза.

– Кому? – спросил я.

Она вздохнула.

– Мише.

– Какого рода угроза? – спросил я.

Она перевела мой вопрос Герте, и та стала отвечать, улыбаясь мне с другого конца сидения. Я вежливо улыбался в ответ, ничего не понимая.

– Она говорит, что в письме была общая угроза, – сказала Марина.

– И это заставило ее сорваться с места и ехать в глубь нестабильной России? – удивился я.

– Она такая, – пожала плечами Марина. – Взбалмошная. Наверное, она любит по-своему Мишу. Пару лет назад они приезжали к нам с Сильвией, и потом, Миша переписывается с девочкой.

– То есть, – сказал я, – этот парень, который написал письмо, целился точно. Что она должна сделать?

Марина снова задала вопрос, и Герта ответила.

– Она сама не знает.

Герта еще что-то сказала, и Марина перевела:

– Там, в письме, было сказано что-то вроде, если вы хотите спасти своего племянника от страшной угрозы, то поспешите навестить его в ближайшее время.

– На каком языке было написано это письмо? – спросил я.

– На немецком, – ответила Марина.

– Не было у нее ощущения, что это написано иностранцем?

Марина задала вопрос, Герта ответила.

– Нет, – перевела Марина. – Письмо было местное.

– Значит, интрига закручена представителями австрийских спецслужб, – сказал я со вздохом.

– Ты еще можешь шутить, – буркнула Марина.

– Я шучу всегда, – ответил на это я. – У меня работа такая. Но эти шутки мне мало нравятся.

Марина вздохнула и ничего мне не ответила.