Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

13

Когда начали звонить к вечерней, Дима все еще сидел в библиотеке и размышлял о происходящем. Забежал Леонтий и глянул на него с подозрением.

– Скажи-ка, старче, что это рассказывают, будто ты тоже пошел к отцу архимандарину в духовные чада? – спросил он наконец.

– Есть много, друг Леонтие, на свете, – произнес задумчиво Дима, – что вашим мудрецам не потянуть.

– Правда, что ли? – буркнул Леонтий.

– Правда, – сказал Дима. – Общались мы с преподобным отцом, не отрицаю. Но насчет того, чтобы в духовные чада определяться, разговора не было.

Леонтий облегченно вздохнул и сел на стул.

– А я, понимаешь, шестопсалмие зубрю, – признался он. – Когда в дьяконы будут полагать, всегда накануне на вечерне шестопсалмие читать надо.

– Так про тебя ведь разговора не было, – удивился Дима, усмехнувшись.

– Э, – сказал Леонтии. – Отец Елеазар зря говорить будет. Так что у вас там, с Флавианом? Спорите о чем, что ли?

– О чем я могу спорить с почтенным архимандритом? – пожал плечами Дима. – Беседуем мы. На общие темы.

– А я гляжу, Михаил чуть не плачет, – заметил Леонтий. – Видать, круто его Флавиан смиряет, ага?

– Этого я не знаю, – сказал Дима. – Это их дела, меня не касаются.

– А мне жаль его, – вздохнул Леонтий. – Добрый малый, а попал к этому держиморде, теперь мучается.

– Ладно тебе, – сказал Дима. – Иди лучше на службу, читай свое шестопсалмие.

– А ты пойдешь? – спросил Дима.

– Пойду, – буркнул Дима.

Леонтий вышел, звон затих, а Дима все еще сидел в своем кабинете, и не знал, как ему быть дальше. Бросить все это расследование, потому что, судя по всему, все фигуранты должны притихнуть и исчезнуть из поля зрения, или продолжить поиски, попытаться вместе с отцом Флавианом вытащить на свет Божий пропавшие монеты, будь они у отца Никона или у кого еще? Конечно, отцу Флавиану он не вполне доверял, но дело с монетами стало возбуждать самые нежелательные чувства, уже вызвало два убийства и грозило перейти в форменную бойню в ограде монастыря. Допустить это было бы неправильно.

Тут раздался стук в дверь, и он вздрогнул.

– Кто? – спросил он, чувствуя, как гулко забилось сердце.

– Это я, Дима, – услышал он женский голос. – Натали. Дима перевел дыхание, усмехнулся сам над собой и позвал:

– Да, заходите, Наташа.

Теперь она была в длинном голубом плаще, и в таком наряде ее пропустили на территорию монастыря без проблем. Выглядела она устало.

– Вам не позволили уехать? – спросил Дима с участием.

– Меня обещают завтра увезти в Северогорск, – сказала Натали, усаживаясь на стул. – Я рассказала им все, что знала, но они продолжают меня в чем-то подозревать.

– Надеюсь, вас не сильно пытали, – сказал Дима.

– Нет, со мной разговаривали довольно мило, – сказала она с улыбкой. – Этот молодой следователь даже проявил известную меру галантности. Но как я могу помнить подробности приезда Сержа в Париж?

– Не хотите сходить со мной на службу? – спросил Дима. – Нынче парастас будет, поминовение усопших…

– Спасибо, – сказала она, покачав головой. – Все мое детство было посвящено богослужению, ведь мои родители были исключительно верующими людьми. Мне кажется, я уже намолилась на всю жизнь вперед.

Дима качнул головой.

– То-то, я вижу, у вас над головой что-то светится, – сказал он.

– Что светится? – не поняла она.

– Нимб, наверное, – сказал Дима с улыбкой.

Она поняла и рассмеялась.

– Простите, с вашей точки зрения я, вероятно, слишком секулярна. Но поверьте, я храню веру в сердце. Мне нет необходимости участвовать в этом спектакле.

Ей очень хотелось доказать свою правоту, но Дима не был расположен к беседам на духовные темы.

– А я вот, знаете ли, нуждаюсь, – сказал он, поднимаясь. – Вы еще зайдете попрощаться?

– Вы уже уходите? – спросила она неожиданно жалобным тоном.

– А что вы хотели? – спросил Дима, остановившись.

– Поговорить, – сказала Натали.

Дима сел.

– О чем? – спросил он.

Она склонила голову.

– Вы, наверное, осуждаете меня за всю эту историю?

– Мне вас осуждать по чину не положено, – отвечал Дима угрюмо. – Да и в голову мне это не приходило.

– Я бы хотела вам объяснить, как я в этом деле оказалась, – сказала Натали. – После развода я очутилась в ужасном положении… Университет я так и не закончила, профессии у меня нет и денег к существованию ждать неоткуда. Когда появился Серж, у меня возник шанс, понимаете?

– Вам не следует оправдываться, Наташа, – мягко сказал Дима. – Кстати, о шансах. Вы можете найти работу здесь, в Москве. С вашим знанием французского это будет совсем не сложно.

Она кивнула.

– Да, Серж уже предлагал мне нечто подобное… Не знаю, смогу ли я здесь жить? После того, как я оказалась свидетельницей всего этого ужаса…

– Во всяком случае, проблем у вас будет гораздо меньше, – сказал Дима, уже начавший тяготиться этой затянувшейся беседой. – В Москве у меня есть друзья, которые смогут вам помочь. Хотите, я дам вам телефоны?

– Мне так одиноко, – сказала Натали со вздохом.

– Это проблема вашего выбора, – сказал Дима. – Уверен, что вы сами неоднократно рвали близкие отношения, чтобы обрести чувство пресловутой свободы, не так ли?

Она усмехнулась.

– Как это вы угадали? Да, я часто поступала глупо, но по-своему.

– Дорогуша, не вы одна такая, – сказал Дима со вздохом. – Видите ли, мы тут придерживаемся точки зрения диаметрально противоположной. Между прочим, именно для укрепления этой точки зрения происходит наш каждодневный спектакль, который, по существу, является единственной подлинной реальностью в мире всеобщей театральности. Пойдемте на службу, Наташа, и попробуйте смириться.

Натали усмехнулась.

– Вам следовало бы стать проповедником, – сказала она. – Имели бы бешеный успех на телевидении.

– Бешеный успех, – признался Дима, – это не совсем то, к чему я стремлюсь.

– Во всяком случае, меня вы убедили, – сказала Натали, поднимаясь. – Пойдемте. Последний раз я была в церкви на службе лет десять назад. Помнится, был великий пост, и хор пел дивную молитву… Про покаяние. Все стояли на коленях, и я тоже встала. Наверное, это был высший взлет моей церковности.

– Это было только начало, – сказал Дима, надевая пальто. – Высший взлет у вас еще впереди. Пойдемте.

Во дворе, по дороге в храм, они догнали отца Феодосия, спешащего на службу неуклюжей походкой, кряхтя, переваливаясь с боку на бок.

– Отче, – позвал его Дима. – Благословите рабу Божию.

– Бог тя благословит, миленькая, – молвил отец Феодосий, осеняя Натали крестом. – Кто такая?

Та смиренно приложилась к его руке.

– Это Наталья, – сказал Дима. – Приехала из Парижа к нашим святыням.

– Из Парижа? – одобрительно удивился отец Феодосий. – Что ж, может, и не зря приехала. Родители твои живы, Наталья?

– Да, живы, – чуть смущенно отвечала та.

– Помолись о них, – посоветовал отец Феодосий с неожиданной настойчивостью. – Они-то уж о тебе молятся, наверное.

Он поспешил себе дальше, а Натали приостановилась.

– Я не понимаю, – сказала она. – Почему он заговорил о моих родителях?

– Подумай, – усмехнулся Дима. – Наш старец зря не говорит. У тебя проблемы с родителями, да?

Она пожала плечами.

– У нас разная жизнь. Я не виделась с ними уже лет пять.

– Вот видишь, – хмыкнул Дима. – Это к вопросу о твоем одиночестве.

– Все равно, я не понимаю… – пробормотала она.

Чувствовалось, что случайная встреча в монастырском дворе с отцом Феодосием неожиданно потрясла ее. Дима, к таким потрясениям давно привыкший, только пожал плечами.

– Могу устроить тебе беседу со старцем, – пообещал он.

– Исповедь? – спросила она испуганно.

– Беседу, – поправил ее Дима. – На общие темы. Возможно, это поможет тебе.

– Я не думаю, что мне это необходимо, – пробормотала Натали.

– Как знаешь, – буркнул Дима. – Пошли.

На службе, стоя с прочими монахами на клиросе, он вдруг почувствовал тяжкую сонливость и только теперь вспомнил, что в последнее время у него не было случая выспаться. Была пятница, народу в храме было немного, и Натали в своем голубом плаще и в ярком цветном платке на голове явно выделялась среди обычных прихожанок, как правило, одетых в темные цвета. Время от времени поглядывая на нее, он думал о том, как причудливая прихоть обстоятельств привела эту француженку помимо ее воли в далекий русский монастырь и как теперь это может изменить ее судьбу. Об этом изменении судьбы он рассуждал в предположительном плане, как о событии вероятном, но вовсе не обязательном. Натали стояла среди прихожан существом чужим и далеким, но из своей бездны она тянула руки к ним, ожидая понимания, сочувствия, помощи, и не отозваться на это ожидание было невозможно.

После службы он проводил ее до гостиницы, благо та стояла буквально за монастырскими воротами, и француженка притихла и задумалась.

– Знаете, – сказала она перед прощанием. – Пожалуй, мне бы пригодилась беседа с вашим старцем.

– Прекрасно, – сказал Дима. – Сделаем.

Он вернулся в монастырь, отправился в трапезную на ужин, и там его на пороге поймал Киприан, водитель монастырской «Волги».

– Отец Димитрий! Наместник кличет, срочно.

– Что, и поесть нельзя? – спросил Дима.

– Я скажу, чтоб тебе в келью занесли чего-нибудь, – пообещал Киприан.

– То есть, к тайноядению меня подталкиваешь? – усмехнулся Дима.

– Очень он тебя ищет, – пояснил Киприан.

Дима, который предполагал ненадолго соснуть перед тем, как в полночь отправляться на чтение псалтыри, пошел к наместнику неохотно. Он уже был перенасыщен проблемами и страстно желал лишь расслабления и отдыха. Войдя в палаты наместника, он немедленно уселся в мягкое кресло для посетителей и вытянул ноги.

– Ну что, Шерлок Холмс, – спросил Дионисий, сидевший за своим рабочим столом. – Поймал убийцу?

– Ищем, – сказал Дима, подавив зевок. – Чего звал? Киприан говорит, срочно нужен, даже поесть не дал.

– Да, – вздохнул тяжко Дионисий. – Пренеприятное известие, брат. Решено уже. Снимают меня отсюда.

– Да ты что? – ахнул Дима. – За что?

– Сие есть тайна великая, – грустно усмехнувшись, отвечал Дионисий. – Мордой не вышел, чего тут гадать. Отец Фотий на свой лад всю епархию перекраивает, ему такие, как мы с тобой, не нужны.

Дима сокрушенно покачал головой.

– А какие предложения? – спросил он.

Дионисий хмыкнул.

– Приход предлагает, сельский. При этом подчеркнул, что село богатое и приход будет процветающим. Подразумевается, что мне нужен солидный доход.

– Это похоже на издевательство, – заметил Дима.

– Очень похоже, – подтвердил Дионисий. – Так похоже, что не отличишь. Отмечено, что, если у меня возникнет желание вернуться в Московскую епархию, возражений не будет.

– Так прекрасно! – воскликнул Дима. – Пойдешь к Корнилию, ему люди нужны. Рядом знакомые, родные, чем плохо?

Дионисий поднял на него угрюмый взгляд и спросил:

– Значит, ты тоже считаешь, что я ищу, где получше будет, да?

Дима осекся.

– Прости, я просто подумал, что… Ты уже что-то решил?

Дионисий кивнул.

– Что?

– Прошу оставить при монастыре штатным иеромонахом, – сказал он.

Дима помолчал, переваривая сказанное.

– Молодец, – сказал он. – Наверное, так и надо, отец. Прости, я наверное о себе больше думал, а не о тебе. Меня-то тут ни под каким соусом не оставят.

– Это верно, – усмехнулся Дионисий. – Чем-то ты Фотию на мозоль наступаешь, настаивал, чтоб тебя еще до приезда владыки из обители выслали.

– А ты что?

– А я сказал, что, покуда решение не подписано, игуменом монастыря являюсь я и сам буду принимать решения.

Дима даже головой покачал.

– Интересный у вас разговор состоялся, – отметил он.

– Уж такой интересный, что некуда, – сказал Дионисий с усмешкой.

– А владыка что? – спросил Дима с интересом. – Как всегда, промолчал, да?

– Владыка даже не появлялся, – сказал Дионисий. – Болен, как всегда. Еще бы, ему же мне в глаза смотреть стыдно. Помнишь, чего он мне наобещал когда-то?

– Откуда он мог знать, что у него такой секретарь появится, – заметил Дима рассудительно. – А главное-то, главное… Кто будет наместником?

– Я тоже об этом спросил, – сказал Дионисий. – Вопрос решается. Похоже, еще не решен.

– Никон, что ли?

– Не думаю, – покачал головой Дионисий. – Разговоры там ходят самые нелепые. Можно предположить, что появится новая фигура, какой-нибудь новый клеврет Фотия из ближнего круга. Он там настриг себе целую лавру, есть из кого выбрать.

Дима вздохнул.

– Что еще старцы скажут, – проговорил он.

– Да, – кивнул Дионисий. – Они не зря Елеазара в отпуск отправили. Того ведь не уговоришь – скала!

– А Феодосия, по-твоему, уговорят? – обиделся за старца Дима. – Он скала еще покруче, только это никому не видно.

Дионисий рассмеялся.

– Да я не спорю, – сказал он. – Только батюшка велие миролюбив и смиренен, он на конфликт не пойдет.

– Может, он и прав, а? – буркнул Дима.

– Может, и прав, – согласился Дионисий. – Только все равно, обидно. Столько всего задумано…

– Давай будем уповать на Бога, – сказал Дима решительно. – Так нам, грешникам, и надо, верно? В конце концов, ежели я столько времени не могу решиться на постриг, так какой тогда из меня монах получится? Нечего, значит, мне в монастыре делать, вот что.

– Верно, – вздохнул Дионисий. – И планам нашим, значит, время еще не пришло. Да и в планах ли этих спасение, а?

Дима рассмеялся.

– Конечно, нет, – воскликнул он. – Правильно все, отец. Зазнались мы с тобой в текущем благополучии. Господь нас смиряет, а нам все это претерпеть надо. Причем тебе более, чем мне. Станешь рядовым монахом, отыграются на тебе братия возлюбленные.

– Потерпим, – сказал Дионисий. – Видишь, как получается, пришел ты и развеял уныние мое. Что ни говори, а есть в тебе благодатные способности. Напрасно ты от пострига бегаешь.

– Ладно, – Дима поднялся. – Благослови, пока ты у нас игумен, да пойду я псалтырь неусыпающую читать.

– Ступай, – сказал Дионисий, осеняя его крестом. Дима шагнул к двери, и отец-наместник окликнул его: – Димитрий!

– Чего? – повернулся Дима.

– Я тут подумал, – сказал Дионисий с загадочной улыбкой. – Неизвестно еще, как на это преподобный Ксенофонт отреагирует, а?

Дима улыбнулся и кивнул:

– Именно так, отче. Отдыхай пока.

14

Киприан выполнил обещанное, и один из паломников, помогавших на кухне, принес в келью Димы нехитрый ужин. Дима включил электрический чайник, поел, попил чаю и улегся на койку отдохнуть. Здесь, на койке, он почувствовал, что устал как-то особенно нервно, потому что много душевных сил уходило на то, чтобы в суете исключительно мирских забот не забывать, что он все еще насельник монастыря. Теперь, когда срок его пребывания здесь стал быстро сокращаться, наступило расслабление, а с ним и удивительная тяжесть в теле. Ему казалось, что к полуночи он не сможет встать. О совершении монашеского молитвенного правила не могло быть и речи, он только лежал и сострадал сам себе.

Но уже без четверти двенадцать он поднялся, помолился, став на колени перед образами, и вдруг почувствовал, что не так уж он и замучен, как казалось в койке. Не позволять себе расслабляться, – вот секрет вечной бодрости, решил он.

На сей раз Агафангел только молча кивнул ему головой и вышел. Дима часто замечал, что многие из молодых монахов относятся к подвигу, как к спортивному состязанию, с самого начала нагружая себя множеством тягот, чтобы через некоторое время впасть в уныние, а порой и бежать от монастыря. Агафангел принадлежал к подобным подвижникам, он то устраивал дни полного молчания, то псевдосмиренно кланялся всем и просил прощения за сущую чепуху, то постился до обморочного состояния. Нарекания он принимал смиренно, без возражений, но, похоже, он в них просто не вникал, полагая личные переживания главным мерилом истины. Теперь, когда пришло время его рукоположения, все это могло вылиться в еще худшие последствия.

Во время чтения псалтыри и поминаний Дима несколько раз засыпал стоя, а один раз едва не упал. Он уже и клал земные поклоны, и лил на голову холодную воду из ведра в сенях, но ничего не помогало. Теперь послушание томительно тянулось, и он дождаться не мог, когда появится Вассиан.

Наконец тот появился, кивнул Диме головой и ворчливо спросил:

– Чего столько свечей зажег? Праздник, что ли?

Дима не ответил. Свечи он зажег, чтоб было посветлее, полагая таким образом бороться со сном, но это не помогло. Он попрощался со схимником и поспешил в свой жилой корпус, чтобы упасть на кровать и заснуть. В этот момент ему казалось, что если он не заснет немедленно, то непременно умрет. Но случилось иначе.

Проходя по двору, он вдруг услышал чей-то стон и остановился.

– Эй, кто там? – спросил он испуганно.

Стон повторился, и он подошел ближе. На снегу лежал человек в тулупе, и Дима сообразил, что это дежурный послушник, который ходит по монастырю сторожем. Он потащил его в ближайший подъезд, где усадил на ступени и стал тормошить. Послушник был без шапки, и голова его была в крови.

– Что с тобой стряслось? – спрашивал Дима.

– Не знаю… – отвечал тот слабо. – Кто-то сзади подошел и дал по голове.

– Господи помилуй, – пробормотал Дима.

Он растерянно огляделся, не зная, что делать дальше.

– Ты как? – спросил он. – Нормально себя чувствуешь?

– Вроде ничего, – пробормотал тот, постанывая. – Голова звенит…

– Посиди здесь, – сказал Дима. – Я посмотрю, может, он еще поблизости крутится.

Он выскочил во двор, глянул на окна и увидел, что на втором этаже другого жилого корпуса светится окно. Он сразу определил, что это окно кельи отца Флавиана. Он двинулся туда и вдруг услыхал какой-то шум. Приглядевшись, он увидел неясную тень на карнизе, рядом со светящимся окном. Там кто-то стоял, на карнизе второго этажа, и следил через окно за происходящим.

– Эй, – воскликнул Дима взволнованно. – Ты чего там? А ну, слазь!.. Я сейчас милицию вызову!..

Ничего другого ему в голову не приходило, и он кинулся к сторожке, где действительно был телефон. На полпути он обернулся и увидел, как этот самый подслушивающий тип спрыгнул со второго этажа на землю, быстро поднялся и кинулся бегом в сторону жилых строений. Дима бросился за ним с криком:

– Стой! Стой, кому говорю!.. Я сейчас стрелять буду!..

Он видел, как убегающий человек проскочил в здание школы, и нерешительно остановился на пороге. Было понятно, что бежать за ним туда, внутрь, просто глупо, и Дима вернулся. Он тяжело дышал, и бой сердца отдавался у него в ушах. Прежде он заглянул к раненому послушнику, тот уже вышел во двор и пытался приложить снег к ране на голове.

– Не проломил? – спросил Дима.

– Да нет, – сказал тот. – Шишка там выросла, и кожа треснула. А так ничего. Догнал его?

– Нет, – сказал Дима. – Убежал. В школу, гад, юркнул, а с той стороны окно было открыто.

– Чего он хотел, интересно знать? – спросил послушник.

– Ничего тут нет интересного, – сказал Дима веско. – Пошли, в сторожке аптечка есть, я тебе пластырь на макушку посажу.

Пока шли к сторожке, он глянул и увидел, что свет в окне отца Флавиана уже погас. Видимо, там услышали шум во дворе и притихли.

На тот же шум поднялся отец Зосима, келья которого была неподалеку, нашел их в сторожке и стал допытываться, что приключилось да как. Дима очень кратко рассказал ему о том, что обнаружил человека, который пытался залезть в окно жилого корпуса и сбежал в сторону школы, когда Дима его окликнул. Вместе с Зосимой они прошли в школу и обнаружили, что входная дверь заперта. Когда этот тип успел ее запереть, осталось неясным.

Раненый послушник ушел спать, подняли другого и разошлись. Дима вдруг открыл, что спать ему не хочется, и вместо того, чтобы упасть на койку, как он мечтал совсем недавно, он отправился в другой корпус, в келью отца Флавиана.

Еще в коридоре он заметил, как дверь кельи открывается, и едва успел спрятаться, чтобы пропустить отца Зосиму, который прошаркал к себе, что-то бормоча по дороге. Это означало, что он заходил к Флавиану доложить о происшедшем. Следовательно, отец архимандрит бодрствовал, и потому зайти к нему в гости было вполне прилично.

Дима подошел, прислушался, потом постучал, по привычке пробормотав негромко положенную молитву. Дверь открылась, и он увидел, что в келье отца Флавиана горит свет. Они просто занавесили окно.

– Позволите, отче? – спросил Дима.

– Чего надо? – чуть испуганно спросил Флавиан. – Зачем пришел?

Его испуг подействовал на Диму вдохновляюще, и он, отодвинув почтенного архимандрита, прошел в комнату. Так и оказалось, в гостях у Флавиана был какой-то незнакомый человек, сидевший у стола за чашкой чаю.

– В чем дело? – спросил он строго.

– Проверка документов, – отвечал Дима холодно.

– Ты не дури, – сердито буркнул Флавиан, прикрыв, однако, дверь. – Какая еще проверка документов? Говори, чего тебе надо, и уходи. Видишь, гость у меня.

– Вы меня не представили, – сказал Дима, настроенный очень решительно. – Я так полагаю, это и есть господин Смидович, не так ли?

– В чем дело, отец? – настороженно глянул на Флавиана гость.

Отец Флавиан вздохнул и сел за стол.

– Это тот самый раб Божий, что я посылал на встречу с тобой, – сказал он неохотно. – Сообразительный оказался, мерзавец. Садись уж…

Дима сел.

Смидович кашлянул и спросил:

– Ну и что мне с ним делать?

– Единственно, что мне нужно, так это объяснения, – сказал Дима. – Как вы здесь оказались, и почему ваш товарищ выслеживает вас, рискуя сломать шею.

– Мой товарищ? – переспросил Смидович, побледнев. – Почему вы решили, что меня выслеживают?

– Потому что я поймал его у вашего окна, – сказал Дима.

Отец Флавиан крякнул, а Смидович отставил чашку.

– Но он не говорил, что это было у нашего окна, – заметил он.

– Это я говорю, – сказал Дима. – Отец Зосима потом появился, а я там был с самого начала. Он, что, не доверяет вам?

Смидович горестно вздохнул.

– Говори, – посоветовал Флавиан. – А то он тебя еще в милицию потянет.

– Так есть за что, – сказал Дима. – Два убийства и одно покушение.

Смидович покорно кивнул головой.

– Только имейте в виду, я здесь совершенно ни при чем!

– Попробуйте меня в этом убедить, – сказал Дима с ледяной улыбкой.

– Это очень просто, – вздохнул Смидович. – Вот, батюшка не даст соврать, я никогда не прибегал к насилию. Просто на этот раз возникла ситуация, когда мне понадобился кредит. Кто может дать солидный кредит в Москве, как не криминальные круги. А, давая кредит, они бдительно следят за тем, чтобы деньги были возвращены.

– Вы потратились? – спросил Дима.

– Еще нет, – сказал Смидович. – Просто враги распустили слух о моей неудаче, и эти самые круги запаниковали, посадили мне на шею сущего негодяя.

– Как вы узнали про монеты?

– Кружным путем, через своих людей в Париже, – сказал Смидович. – Я вовсе не собирался убивать Сережу Вольпина, я всегда очень хорошо к нему относился, но дело есть дело. Вы понимаете?

– Но вы же его подставили, не так ли?

– Я просто дал знать соответствующим кругам, что разворачивается махинация с монетами. Они обязали меня взять это на себя. Я ничего не мог поделать.

– Кто с вами был?

– С одним из них вы уже знакомы, – сказал Смидович кисло. – Это Франт, которого вы сдали в милицию, и правильно сделали. Но он мелкая сошка и отчаянно боится Звонка. Звонок, это второй.

– Звонок? – переспросил Дима.

– Именно так. Маниакальный убийца, честное слово. Я его боюсь куда больше, чем милицию.

– Зачем они убили девушку в поезде?

– Вот именно, зачем? Просто, он хотел меня деморализовать, продемонстрировать свою демоничность и связать меня кровью. Я же вам говорю, это маньяк! И потом, девчонка повела себя неправильно, она стала грубить и ругаться.

– Просто, она его не испугалась, – вздохнул Дима.

– Может, и так, – сказал Смидович. – Я в этом не участвовал.

– Но почему вы убили Вольпина? – недоумевал Дима. – Ведь он единственный знал, у кого монеты.

Смидович посмотрел на него сострадательно.

– А вы не понимаете? Перед тем, как его убить, Звонок вызнал у него, где монеты. Теперь он единственный знает это.

– А зачем ему понадобился я? – спросил Дима.

– Вы понадобились не ему, а мне, – буркнул недовольно Смидович. – Я хотел вмешаться в его игру, но он выследил мое посещение монастыря, и я был вынужден…

– Сдать меня? – спросил Дима.

– Учтите, я думал, что вы действительно связаны с обладателем коллекции, – попытался объяснить Смидович. – И потом, этот тип фактически запер меня, я был в его руках. Он стал меня в чем-то подозревать, понимаете?

– Теперь вы от него сбежали? – спросил Дима.

– Да, как видите. Но, судя по вашему сообщению, он меня выследил.

Дима кивнул.

– Итак, он знает, где монеты? – спросил он.

– Судя по всему, – кивнул Смидович.

– Почему он до сих пор не забрал их?

– Может, он за ними и приходил, – пожал плечами Смидович.

– И вы об этом ничего не знаете? – спросил Дима.

Смидович промолчал.

– А вы, отче? – спросил Дима, повернувшись к Флавиану.

– Ты на меня не дави, – буркнул тот в ответ. – Ты для меня теперь не фигура, понятно. Думаешь, я не знаю, что снимают твоего Дионисия?

– Кто знает, как оно еще повернется, – сказал Дима. – Но вы понимаете, что этот тип не отступит?

– Чего ты от меня хочешь? – нервно спросил Флавиан. – Ввалился ночью, требует чего-то!..

– Где монеты, отче? – спросил Дима прямо.

– Да не знаю я, где твои монеты! – рявкнул Флавиан сердито.

– Как, не знаете? – растерянно переспросил Смидович, глядя на Флавиана испуганно. – Вы же сами мне сказали, отец, что они у вашего человека!

– Ну, сказал, ну и что, – буркнул Флавиан. – Ладно, Леонид, мы об этом с тобой отдельно поговорим, нечего…

– Нет уж, вы при мне этот вопрос проясните, – сказал Дима. – Вы же знаете, отче, на мне благословение висит, мне надо найти этого вашего человека. Вы же говорили мне, что это Никон, а Никон вовсе не ваш человек. Так что, давайте, отец, раскалывайтесь вчистую. А то через ваше витийство можете влипнуть в самую неприятную историю.

Отец Флавиан глянул на него с неприязнью.

– Я тебе правду с самого начала сказал, – пробурчал он. – Не знаю я, где эти монеты.

– А отец Никон знает?

Флавиан тяжко вздохнул.

– Ну, ладно, – сказал он. – Наговорил я на Никона, каюсь. Просто подозревал я его.

– Что-то вы запутались, отец, – скривился Смидович. – Мне одно говорите, ему другое. Выходит, этот малый знать ничего не знает, так зачем вы его мне подставляли? Я же вам сразу сказал, что со Звонком шутить не следует.

– Я так полагаю, он на это и надеялся, – сказал Дима. – Он этого Звонка не меньше вашего боится, ему бы хотелось, чтоб Звонок тут половину монастыря перебил, только бы до него не добрался. Звонка бы в конце концов взяли, а он, преподобный отец, в стороне оказался, как бы ни при чем.

– Пустое говоришь, – сказал Флавиан нервно. – Я тебе сразу сказал, на что ты направляешься. Разве нет?

– Да, да, припоминаю, – усмехнулся Дима. – Вы хотели таким путем выявить всю банду и сдать их в милицию.

Смидович покачал головой.

– Лютуешь ты, отец, – сказал он. – Смотри, так и вовсе пролететь можно.

– Ты его меньше слушай, – огрызнулся Флавиан. – Этот раб Божий интриган известный, вот и сейчас он нас с тобой стравливает, чтобы в споре вызнать чего-нибудь про монеты. Да не на того нарвался, мальчишка.

– Не знаю, – сказал Дима, поднимаясь. – Я не такой хитрый, как вы думаете, я слишком доверчив, знаете ли. Вы завтра прокурору все объяснять будете, отче. И знакомого с собой прихватите, он тоже пригодится.

Он двинулся к двери.

– Не стыдно тебе милицию в монастырь вводить? – сказал ему с укором Флавиан.

– Мне куда более стыдно за то, что в монастыре такие монахи водятся, – ответил Дима.

– Погоди, – окликнул его Флавиан.

– Что? – спросил Дима от дверей.

– А если скажу, у кого монеты, – сказал Флавиан. – То, может, помолчишь до времени, а?

Дима улыбнулся.

– Вы же знаете, отче, что я, хоть и не монах еще, а из породы нестяжателен. Меня эти монеты интересуют как факт истории, не более. Я ничего не могу вам обещать клятвенно, но если вы все же скажете, то нам будет легче поймать убийцу. Вас, как я вижу, эта проблема не волнует.

– Меня волнует, – заявил Смидович. – Я уже три ночи заснуть не могу!..

– Вам-то что мешает пойти в милицию, – спросил Дима.

– Ничего, – сказал Смидович, – кроме того, что меня при первом же случае зарежут. Вы забываете, юноша, что мне в Москву возвращаться, объясняться с хозяевами этого подонка. Вряд ли они поймут мое благородное стремление к справедливости. Я бы хотел, чтобы Звонок попался, но мое участие в этом деле невозможно.

– Хорошо, но косвенно вы можете поучаствовать, – сказал Дима. – Скажите хоть, где вы проживали все это время?

– А мы здесь и не проживали, – сказал Смидович. – Жили в городе, утром приезжали сюда, а вечером уезжали. На автобусе, с экскурсантами. Зачем же нам мелькать.

– Но сегодня-то не уехали!

– В том-то и дело! Именно сегодня утром Звонок провел переворот и отстранил меня от руководства делом. Потому и на свидание с вами Франт направился, и я здесь оказался.

– Но ведь Вольпин был убит еще вчера днем, – напомнил Дима. – Вы хотите сказать, что этот ваш Звонок все время знает, где коллекция, и ничего не предпринимает?

– Ну, мне он доложил, что Сережа ему ничего не сказал, – пояснил Смидович. – Может, и действительно, не сказал. Но я ему не верю.

Дима слушал его и думал, что для смертельно напутанного беглеца этот человек выражается слишком уверенно. Но разбираться с этим уже не было сил.

– Ладно, – сказал он и повернулся к Флавиану. – Где монеты?

Тот помялся, набрал воздуха, но так и не решился признаться.

– Давай завтра, с утра, – предложил он. – Вместе к этому мерзавцу пойдем, если хочешь.

Дима почувствовал, что внутренне он с этим совершенно согласен.

– Ладно, – сказал он. – Завтра с утра, или с вами, отче, за монетами, или прямо в милицию. Спокойной ночи, господа.

Он вышел и закрыл за собой дверь.