Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

5

В келье у Димы стоял спертый воздух, и он первым делом занялся проветриванием и уборкой. Потом совершил молитву перед образами, с благодарением за благополучно совершенную поездку, и только после этого взялся за письма, пришедшие на его имя из разных концов. Среди многих писем делового характера, а как библиотекарь он вел обширную переписку с научными и монашескими кругами по вопросам истории монастыря, с целью написания отдельной книги, попались и письма личного плана.

Из Нижнереченска от Паши Жемчужникова пришло расширенное послание, в котором словоохотливый Паша хвастался тем, что издал в местном издательстве целый сборник детективов и грозился прислать один экземпляр в монастырскую библиотеку. Одновременно пришло письмо от Насти Романишиной, пребывавшей в женском монастыре, которая в очередной раз поверяла Диме свои сердечные тайны. Все тайны сводились к тому, что она в монастыре испытывала страстную тягу к возвращению в мир и от этого чувствовала себя великой грешницей. Дима, сам испытывавший время от времени похожие чувства, был уверен, что Насте следовало действительно жить в миру, тем более, что ее чувства к тому же Паше Жемчужникову имели все шансы на взаимность.

В своем очередном послании Алехандро Гонсалес поздравлял Диму и всю прочую монастырскую братию с Введением и просил объяснить, что, собственно, в этот день празднуется. Как обычно, он опережал события на пару недель, но, учитывая отсутствие какого-либо порядка в доставке писем в последнее время, можно было считать, что поздравление пришло вовремя.

В дверь кельи постучали, и Дима услышал слова молитвы:

– …Боже наш, помилуй нас!

– Аминь, – отозвался Дима. – Входите!

Открылась дверь, и вошел Леонтий, молоденький монашек, горячий поклонник монастырской библиотеки и ученик библиотекаря. Дима готовил его себе на смену, в случае, если ему придется уходить.

– С приездом, – заулыбался Леонтий. – Заждались уже… Чего задержался, отче преблагий?

Они расцеловались по обычаю и сели.

– Разные дела, – отмахнулся Дима. – Лучше расскажи, как тут? Слышал, вы все воюете, да?

– Слегка, – рассмеялся Леонтий благодушно. – Григорий опять обличал книжников и фарисеев, вот и пришлось выступить. Но Григорий, тот не слишком умен, с него и спроса нет. Его отец Флавиан заводит, вот что.

– Ну и Господь с ними, – сказал Дима. – Оставь ты их в покое, у них одно в жизни удовольствие, ближних обличать, а ты и того их лишить хочешь.

Леонтий рассмеялся.

– А вправду говорят, что в Москве уже вовсю с еретиками молятся? – спросил он вдруг.

– Это называется экуменизм, – со вздохом сказал Дима, являвшийся противником экуменических контактов. – Но явление это чисто политического характера, и потому беспокоиться преждевременно не стоит. Наемники молятся, а добрые пастыри по-прежнему сторонятся.

– Еще говорят, – сказал Леонтий, – что на строительстве храма Христа Спасителя на каждом кирпиче по три шестерки стоят. Печать Антихристова.

– И ты веришь? – усмехнулся Дима.

– Не знаю, – пожал плечами Леонтий.

Со стороны церкви Стефана Пермского послышался колокольный звон, звонили к Евангелию. Дима с Леонтием поднялись и дружно перекрестились.

– Не бери в голову, – сказал Дима, садясь на место. – Лучше скажи, ты по-прежнему у отца Зосимы подвизаешься?

– У него, благодетеля, – сокрушенно вздохнул Леонтий. – Великий подвижник мог бы быть, спаси его Господи, если бы с Флавианом не связался.

– Скажи-ка, – спросил Дима. – У Зосимы есть визитные карточки?

– Чего? – не понял Леонтий.

– Визитные карточки, – повторил Дима. – Такие маленькие карточки, где написано его имя, телефон, адрес. Нет?

Леонтий покачал головой.

– Чего не знаю, того не знаю.

– Ну и ладно, – сказал Дима. – Пошли тогда на службу, старче, там как раз елеепомазание начинается.

Отправившись в храм, Дима невольно подумал о том, что дух подозрительности, свойственный всякому расследованию, резко противоречит монашескому смиренномудрию и умиротворению. Другое дело, что на самом деле умиротворения в монастыре было не так много, как хотелось, и подозрительность рождалась не только от расследования, но и от многих других причин. Целая группа насельников монастыря, наслушавшись мрачных пророчеств отца Флавиана, архимандрита, сосланного сюда в ссылку за многие свои прегрешения, образовала внутреннюю оппозицию, усматривая в деятельности нынешнего наместника чуть ли не знаки последних времен. Дима знал, что Флавиан, бывший некогда наместником известного монастыря на Западе, прославился грубостью, пьянством, чуть ли не рукоприкладством. В прежние годы были у него мощные покровители в лице представителей власти, которых он и поил у себя в обители, но когда церковь немного освободилась от опеки властных структур, то первым делом очистилась от одиозных фигур, вызывавших ропот в среде верующих. Одной из таких жертв стал и архимандрит Флавиан, лишившийся всех своих привилегий и сосланный рядовым монахом в Ксенофонтову пустынь.

Первое время он проявлял умилительное смирение, кланялся всем чуть ли не в пояс, что производило на тех, кто его знал в прежнем обличии, шокирующее впечатление. Но уже спустя несколько месяцев стала вокруг него собираться группа единомышленников, убежденных, что только жесткая дисциплина и суровое повиновение спасительны для монашества, а всякие библиотеки и прочие благодеяния, вроде устроения школы, дома престарелых и тому подобного, есть лукавство и происки врага. Игумен Дионисий, таким образом, оказывался проводником новомодных либеральных идей, а его приближенные, а главный из них сам Дима Никитский, – мирянин, дерзающий преподавать религиозные дисциплины в школе, были сущими «еретиками». Сам Флавиан в распрю не вступал, предпочитая келейные собеседования со своими духовными чадами, но чада его проявляли неуемное рвение.

Конечно, опальный архимандрит, известный связями не только с властными структурами прошлого, но даже и с преступным миром, более, чем кто-либо другой, подходил на роль того таинственного адресата, к кому ехала с экспертизой убитая Валерия, но он, во-первых, отсутствовал во время поисков клада Гонсалеса, а во-вторых, не имел визитной карточки с адресом Ксенофонтова монастыря. Визитные карточки у него, конечно, были, и в немалом количестве, но все они относились к прежней эпохе, и адрес на них был прежний.

Обо всем этом Дима рассуждал, двигаясь в череде монашествующих к праздничной иконе, где благочинный игумен Лука совершал благословенное помазание елеем. Архимандрит Флавиан, сопровождаемый апокалиптическим монахом Григорием, который был чуть ли не его келейником, и послушником Михаилом, пройдя служебным ходом, оказался перед праздничной иконой, и игумен Лука с сердечной улыбкой приветствовал его, с ритуальным поцелуем руки вручив ему кисточку для помазания. Тот чинно и неторопливо помазался сам, потом, проигнорировав чин, лично помазал своих сопровождающих и только после этого вернул кисточку Луке. Множество народу, подозревая в нем высокую духовность, ринулись было к нему под благословение, но Флавиан пренебрег общим вниманием и неспешно удалился, как и пришел.

Подошедшего Диму отец Лука приветствовал улыбкой.

– Вернулся, раб Божий!.. Привез мне проповеди отца Иоанна?

– Привез, отец, – кивнул Дима. – Завтра занесу…

Хоть и пришел он на службу лишь во второй половине, а все же успел ощутить благодатное молитвенное состояние, рождающееся от истинно благочинного богослужебного распорядка. От века установленная служба шла неспешно, то и без затяжки, неопустительно и аккуратно, со всеми полагающимися песнопениями и чтениями. От этой ладности и возникало впечатление причастности к вечности, к великому историческому богослужебному наследию, и святые с икон буквально ощутимо присутствовали рядом, подпевая певчим.

После окончания всенощной Дима с группой послушников и паломников отправился в трапезную, где подавали ужин. Большинство монахов обычно ужин игнорировали, подвизаясь в посте, но на этот раз вечернюю трапезу почтил своим присутствием отец Никон, молодой эконом обители, бывший аспирант какого-то провинциального университета, пришедший в религию через попытку создания единой нравственно-физической теории. Несмотря на свою очевидную образованность, он в отношении Димы был холоден, хотя и к партии мракобесов не примыкал. Его считали представителем епархиального секретаря архимандрита Фотия, которого тот прочил на место Дионисия, но при его выразительной заносчивости друзей Никон в обители не приобрел, и потому был нелюбим всеми.

После трапезы Никон подошел к Диме и отвел его в сторону.

– Что такое, Димитрий? – спросил он. – Ты опять переписываешься с этим Гонсалесом, да? Никак не успокоишься?

– Кстати, – соврал Дима, – он тебе привет передает.

– Спаси его Господи, – отвечал Никон сухо. – Имей в виду, что снова поднимать всю эту суматоху я не позволю.

– Ты никак себя уже наместником почувствовал? – усмехнулся Дима. – Прости, отец, но если чего и получится, то я тебя предупрежу первым, ага?

– Долго ты на сей раз намерен пребывать в обители? – спросил Никон, поджав губы.

– Как Бог даст, – сказал Дима, начиная чувствовать раздражение. – Ты чего от меня хотел, отец?

– Хотел тебе передать, что владыка Геронтий недоволен твоим пребыванием здесь, – сказал Никон. – Так и говорит, у вас там богадельня или обитель Божия? Почему миряне заправляют?

– Да ладно тебе, – усмехнулся Дима. – С владыкой мы как-нибудь поладим. Это приснопоминаемый архимандрит Фотий недоволен наверное, да? Очень ему хочется меня в монахи постричь.

– Не тебе духовных судить, – сказал Никон.

И с тем ушел.

Дима помолился в трапезной с послушниками и ушел в келью спать. День у него выдался тяжелый, наполненный переживаниями, и он спешил отдохнуть. Однако у самой кельи его поджидал иеромонах Севастьян, монастырский иконописец, близкий приятель Димы. Они расцеловались и прошли в келью.

– Привез я тебе альбом, – сказал Дима. – Не знаю, тот ли это, или не тот, но икон там достаточно.

– Спаси тебя Господи, отец, – благодарил Севастьян. – Виделся ли с Корнилием?.

– Виделся, как же, – усмехнулся Дима. – Старец процветает, поклон тебе передает.

Севастьян был родом из столицы, и потому новости столичной духовной жизни его особенно интересовали. И хотя Диме уже смертельно хотелось спать, он все же охотно изложил тому все последние сплетни о московских отцах и владыках, слышать которые Севастьяну было, может, и не очень полезно, но приятно. С очевидностью свидетельствуя о суетности московской жизни Дима тем самым укреплял молодого иеромонаха в правильности совершенного выбора.

– Извини, – сказал в конце Севастьян. – Я тебя искусил, ты, наверное, отдохнуть хочешь…

– Отдохнем еще, – отвечал благодушно Дима и невольно широко зевнул.

– Пойду я, – поднялся Севастьян. – Мне с четырех утра псалтырь читать.

– Бог в помощь, – сказал Дима.

Тот уже отворил дверь, как Дима вдруг спохватился.

– Кстати, отец! Ты не знаешь, кто из наших старцев имеет визитные карточки?

– Визитные карточки? – удивился Севастьян. – А на что они тебе?

Дима достал из бумажника заветный клочок и показал иконописцу.

– Вот, хочу узнать, кому может принадлежать эта карточка?

Севастьян глянул, покачал головой, улыбнулся.

– Я знаю, кому она принадлежит, – сказал он. – Видишь эту завитушку внизу? Это я ему нарисовал. Очень ему захотелось, чтоб там завитушка была, вязью исполненная. Вот я и нарисовал.

– Кому? – спросил Дима прямо.

– Так отцу Луке, – сказал Севастьян, – благочинному нашему. А на что тебе это надо все?

– Для дела, – отвечал Дима.

Севастьян попрощался, пожелал спокойной ночи и ушел, а Дима устало упал на койку. Вопреки ожиданиям, сразу ему заснуть не удалось, потому что он невольно задумался о возможности участия отца благочинного в предполагаемой афере с кладом Гонсалеса. Отец Лука был сверстником Димы, но в постриге состоял уже пятнадцать лет, из них десять в сане священника. Диме он был симпатичен своей открытостью и приветливостью, никогда он не слышал от него резкостей, а когда следовало проявить твердость, тот совершал это с предельно допустимой мягкостью. Его любили все, даже архимандрит Флавиан, и потому заподозрить его в неподобающем поступке было трудно. Дима с ужасом почувствовал, что азарт расследования помогает ему легко преодолеть эти трудности, и он начинает подозревать всех.

Утром он проснулся по зову коридорного, который шел с деревянным билом и возглашал:

– Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!..

– Аминь, – сказал Дима и поднялся.

Вместе с братией отстоял он полунощницу с каноном преподобному Ксенофонту, который именно Дима выискал в архивных бумагах монастыря, после чего отправился в библиотеку заниматься делами. Привезенные книги следовало записать, оформить и расположить соответственно чину.

Отец благочинный зашел к нему после ранней литургии, которую он служил в малой Успенской церкви на втором этаже реставрируемого братского корпуса. Настроение у отца Луки было по обыкновению приветливое, и Дима даже устыдился своих ночных подозрений. Он передал ему книгу проповедей отца Иоанна Крестьянкина, и Лука тут же присел, принялся листать.

– Дивный старец, – со вздохом сказал он. – Я у него благословение брал на монашество. Знаешь, что он мне тогда сказал?

– Что?

– На подвиги, говорит, не дерзай, но от скорбей не бегай. Скорбями, говорит, спасаться будем, вот что.

– Чего-чего, – сказал Дима с улыбкой, – а скорбей у нас хватает.

– Значит, спасемся, – улыбнулся Лука.

Он поднялся, и Дима его окликнул.

– Отец Лука! У тебя визитная карточка имеется?

– Есть, – сказал тот, – в кабинете. Зачем тебе?

– Да вот, – сказал Дима, – хотел спросить, это не от твоей ли?

Он показал благочинному клочок визитки, и тот некоторое время недоуменно изучал его.

– Похоже на мою. Откуда это у тебя?

– Темная история, – сказал Дима. – Этот клочок нашли в руке у убитой девушки.

Лука глянул на него испуганно.

– У убитой?..

Дима кратко рассказал ему о своем дорожном происшествии, и Лука только головой покачал.

– Ничего не могу сказать, – ответил он. – Есть у меня такие карточки, но моя ли это, не скажу сразу. Я тебе пришлю, ты и сравни их.

– Севастьян говорит, что эту завитушку внизу ты ему специально заказывал, – вспомнил Дима. – Она что-то значит, нет?

Лука улыбнулся.

– Это вязью писанные инициалы обители. Приглядись, это буквы Р. Б. К. П. Рождества Богородицы Ксенофонтова пустынь.

– Почти ВКП (б), – усмехнулся Дима.

Тут раскрылась дверь, и в библиотеку заглянул монах Киприан, водитель монастырской «Волги», на которой обычно выезжал отец-наместник.

– Батюшка Лука, – позвал Киприан. – Там человек скандалит!..

– Что такое? – испугался благочинный.

Из-за спины Киприана кто-то произнес:

– Я не скандалю, я призываю вас к рассудительности, друзья мои! Всему есть предел, знаете ли!

Киприан вошел, а следом за ним в комнату вступил седой мужчина, одетый в кожаное пальто с меховым воротником, в темных очках и с меховой шапкой в руке.

– Я прошу прощения, – сказал он. – Вы наместник?

– Я благочинный, – отвечал кротко отец Лука. – Что случилось?

– Баба с ним в штанах, – пояснил Киприан с презрением в голосе.

Дима хмыкнул. В пределы монастыря было не принято впускать женщин, одетых не по чину, и это часто вызывало нарекания и споры.

– Это не баба, молодой человек, – возразил решительно седой. – Это наша гостья из Франции, молодая женщина, приехавшая познакомиться с вашими святынями. Надо же учесть, что она иностранка!..

– А вы кто? – спросил Лука. – Переводчик?

– Нет, просто сопровождаю ее, – седой пожал плечами. – Меня зовут Вольпин Сергей Захарович, я предприниматель из Москвы.

Он достал из нагрудного кармашка и подал Луке свою визитку. Тот глянул, кивнул головой и положил ее на стол.

– Вы не волнуйтесь, Сергей Захарович, – успокоил он ласково. – Эту проблему мы решим. Но в монастырь действительно не впускают женщин в брюках. Я только не понимаю, она что, налегке?

– Курточка у нее, – сказал Киприан. – Коротенькая.

Отец Лука покачал головой.

– Никак нельзя.

– Но для человека, который приехал сюда через пять границ, можно сделать исключение? – попытался возразить Вольпин.

– В этом нет необходимости, – сказал Лука. – Мы решаем такие вопросы проще. У нас есть халаты, которые женщины в брюках и надевают. Вы не против?

Вольпин хмыкнул.

– Халаты? Синие, что ли?..

– Хотите синие, хотите – черные, – сказал Лука вежливо.

Вольпин покачал головой.

– Ладно, давайте халат, что ли. Сойдет за местную экзотику.

6

Они ушли, и Дима продолжил свои занятия с книгами, размышляя над тем, с чего ему начать свое расследование. Реакция отца Луки на обнаружение визитной карточки в руке убитой еще раз говорила как будто о его непричастности к этому делу, но Дима не спешил с выводами. Он достал из стола свою линзу и принялся внимательно изучать пресловутую завитушку, вензель монастыря, исполненный вязью. С трудом он различил буквы «К» и «П», оставшиеся на обрывке.

Он поднялся и прошел в мастерскую Севастьяна, расположенную в том же здании, где тот писал иконы. Работал иконописец сосредоточенно, со старанием и страхом Божиим, а молодой послушник Трофим читал при этом Псалтырь.

– Бог в помощь, – сказал Дима вместо приветствия. – Я отвлеку вас на пять минут, братия.

– Отвлекай уж, – буркнул Севастьян.

Он писал большие иконы для иконостаса главного Богородицерождественского собора, который еще стоял в лесах реставрации. Фотографии иконостаса и схема расположения икон на нем были найдены Димой в архиве.

– Скажи, отец, – спросил Дима. – Ты еще кому-нибудь эту завитушку рисовал?

– Какую завитушку? – не понял Севастьян.

– На визитке, – уточнил Дима.

Тот усмехнулся.

– Завитушка та, сиречь вензель обители, предназначалась не для визитки, а для главных ворот, – пояснил он. – Это уже после отец Лука попросил ее на визитке изобразить.

– Чего же ее нет на воротах? – поинтересовался Дима.

– Будет, – обещал Севастьян. – Один ярославский умелец будет нам ворота ковать, вот и появится вензель. Так что рисунок этот в бумагах есть, и даже отец наместник утвердил его для бланков обители.

Дима хмыкнул.

– А я в первый раз вижу.

– Это только сейчас прошло, – сказал Севастьян. – Пока ты в отъезде был. Бланки еще и не напечатали.

– Кстати, – вспомнил Дима. – А кто обычно печатает нашим отцам визитные карточки, ты не знаешь?

– Контора есть в Северогорске, – сказал Севастьян. – Именуется «Графа». Там мы и бланки заказываем, там же и визитки печатаем.

Дима поблагодарил и оставил их. Некоторые пути расследования уже наметились, следовало навестить пресловутую «Графу» и выяснить, кто еще мог заказать подобные же карточки. Он поймал себя на том, что отца Луку из-под подозрения он уже выводил.

Кабинет благочинного находился в соседнем двухэтажном особняке, где на втором этаже располагался отец наместник, а на первом – благочинный со своим заместителем. Когда Дима вошел, в кабинете были гости – давешний Вольпин и с ним шикарная девица, облаченная в рабочий синий халат даже с пятнами краски кое-где. Надев халат поверх своей меховой куртки, она при этом не чувствовала никакого неудобства, а даже напротив – веселилась этим обстоятельством. Они как раз вели с благочинным неторопливую беседу, которая отцу Луке давалась с трудом. Появление Димы необыкновенно обрадовало его.

– Вот, кстати, – воскликнул он, – это наш библиотекарь, брат Димитрий. Именно он этим всем и занимается. Если вы его попросите, он вам ответит на все интересующие вопросы. Ответишь, отец?

– Так за послушание ведь, – сказал Дима, улыбнувшись.

– Брат Димитрий тоже из монахов? – поинтересовалась гостья, глянув на Диму поверх темных очков.

– Я только готовлюсь к подвигу, – сказал Дима. – В качестве испытания меня используют в работе экскурсоводом.

– Вот и прекрасно, – проговорил Вольпин торопливо. – Тогда вы нам все и расскажете, верно? Наташа, вы не против?

– Я не против, – пропела гостья и поднялась. – Ведите нас, экскурсовод!..

– Подождите меня минутку, – попросил Дима. – У меня к отцу Луке маленькое дело.

Они вышли, и отец Лука перевел дыхание.

– Фу, – сказал он. – Ну и девица! Видал, как она ногу на ногу кладет, а?..

– Ты мне визитку обещал показать, – напомнил Дима.

– Да, да, сейчас, – кивнул Лука, раскрыл ящик стола и стал там копаться.

Тут вошел отец Зосима, заместитель благочинного, рослый чернобородый хохол, верный приверженец Флавиана. На Диму он покосился неодобрительно, хотя и кивнул ему.

– Чого звал, отец Лука? – спросил он.

– Гости к нам приехали, – отозвался Лука, продолжая поиски в столе. – Найди им место в нашей гостинице.

– Яки ж там места! – воскликнул Зосима. – У кельях попы приезжие живуть, а у великой зале паломники…

– Найди место, – повторил Лука терпеливо. – Девица из Франции, будет наш монастырь фотографировать, статью напишет. Про тебя тоже напишет.

– Тильки и думай, – покачал головой Зосима и вышел.

– Вот, – обрадовался Лука, найдя свою визитку. – На, сличай, отец.

Дима взял визитку благочинного и сравнил ее с клочком, который хранил у себя. Он не смог сдержать вздоха облегчения, потому что размер надписи не совпадал. Это была другая карточка.

– Все, – сказал Дима, – ты оправдан, отче.

– Спаси Господи, – улыбнулся тот. – Ты с девицей этой помягче, хорошо.

– Может, она никакая не иностранка? – спросил Дима. – Вроде, по-русски говорит чисто.

– Так из наших она, – сказал Лука. – Мать у нее русская, эмигрантка старая. По паспорту она Натали Мишене.

– Натали, – повторил Дима. – Хоть это по-божески.

Он вышел на улицу, где его дожидались упоминаемая Натали и вальяжный Вольпин.

– Простите, у вас тут курить можно? – спросил Вольпин.

Дима покачал головой.

– Ни в коем случае, – сказал он. – Вы не слышали, за борьбу с курением церковь была награждена переходящим знаменем министерства здравохранения.

– В самом деле? – простодушно поверил Вольпин.

– Да, – сказал Дима. – Теперь на сигаретах будут писать: «Церковь предупреждает, что курение опасно для спасения вашей души».

– Что вы говорите, – пробормотал Вольпин чуть растерянно.

Натали рассмеялась.

– Он шутит, – сказала она. – Вы веселый монах, Димитрий.

– Дорогая моя, не торопите события, – сказал Дима. – Я еще не монах, так что можете звать меня просто Димой. Итак, что вас интересует в первую очередь?

Натали огляделась, и Дима не заметил в ее взгляде особого интереса.

– Архитектура, – перечисляла она. – Иконы, роспись… Наконец, история. Говорят, вы пишете книгу по истории этого монастыря, да?

– Пока только собираю материалы, – уточнил Дима. – Наш монастырь был в свое время оплотом, нестяжателей, знаете? Кстати, вы помните, кто такие нестяжатели?

– Наверное те, кто не стяжают, – улыбнулся Вольпин.

– А там что? – спросила Натали, указав рукой на жилые дома, где все еще проживали местные жители.

– Странноприимный дом, – на ходу сымпровизировал Дима. – Вы же знаете, вся страна переполнена беженцами. Мы вот тоже приютили… Давайте начнем с церкви Стефана Пермского. Ее первую начали восстанавливать, и потому у нее наиболее благопристойный вид.

– Минутку, – остановил его Вольпин. – Давайте-ка мы сначала устроимся, слегка прийдем в себя с дороги, а там уже и на экскурсию наладимся. Правильно, Наташа?

– Не знаю, – усмехнулась девушка. – Господину монаху так хочется нас просветить по части церковной архитектуры…

– О, – воскликнул Дима. – Если дело только в этом, то вы со спокойной совестью можете отдыхать. Я так понял, что вы у нас пробудете не один день?

– Да, – согласился Вольпин. – У нас будет продолжительное пребывание.

– Вас так интересует наш монастырь? – задумчиво спросил Дима.

– Я вам потом все объясню, – пообещала Натали.

– Мы оставили вещи у ворот, – сообщил Вольпин. – Вы нам не поможете?

– Конечно, конечно, – сказал Дима.

Они прошли в главным воротам, и по дороге Вольпин интересовался:

– А что, в обители уже много народу?

– Чуть более двух десятков, – сказал Дима. – Но тут больше и не было. Монастырь был небольшой, местного значения.

На воротах в этот день стоял Григорий, наиболее нетерпеливый противник Димы в вопросах образования и воспитания. Когда гости подошли за вещами, он глянул на них с подозрением, потом перевел взгляд на Диму и хмыкнул. Дима искренне сочувствовал своему врагу, потому что видел в нем дерзновенное устремление к Богу, направленное в сторону противоположную по причине излишней страстности. Но он не упускал случая слегка подтрунивать над ним и потому представил его так:

– А вот наш известный подвижник, брат Григорий. Представьте, уже четвертый месяц решительно не моется в бане, чтобы нечаянно не утерять таким образом благодатный дар умозрения. Вы при случае поговорите с ним, вас поразит глубина его мысли…

Но тут же он осекся, и не от того, что Григорий глянул на него испепеляющим взором. Московский предприниматель Вольпин поднял с земли стальной кейс с цифровым замком, тот самый, что Дима видел в поезде в руках у Валерии, когда та отправилась на свидание со своим боссом.

– Пойдемте, – предложил Вольпин.

– Да, конечно, – кивнул Дима. – Давайте, я помогу.

Он взял у Натали ее большой чемодан и пошел вместе с гостями в сторону монастырской гостиницы, расположенной уже за оградой монастыря и отвоеванной только недавно. Гостиницу отдали монастырю в совершенно запущенном виде, и работы по ее восстановлению еще продолжались.

Навстречу им вышел отец Зосима, глянул на них недобро и сказал:

– Идите, идите, я уже усе зробив.

– Спаси Господи, отец, – поблагодарил Дима.

– Димитрий, – остановился Зосима. – Ты псалтырь читаешь ли?

– Читаю, – ответил Дима. – А что?

– Неусыпающую псалтырь читать будешь? – спросил Зосима. – Отец Елеазар, слухав, в отпуск уезжае… Заместо него ничью, от двух до четырех. Чи будешь?

– Чи буду, – сказал Дима.

– Ну, я тоби запишу, – сказал Зосима и ушел.

Натали посмотрела ему вслед и улыбнулась:

– Он так смешно разговаривает… Это такой местный выговор, да?

– Дорогая, это украинский выговор, – усмехнувшись, поправил ее Вольпин.

Они вошли в фойе, где шла окраска стен, и потому полы были выстланы бумагой, и подошли к администратору, Вере Владимировне, женщине строгой и богобоязненной.

– Вас Алексей послал, что ли? – не сообразила она сразу, сбитая с толку рабочим халатом Натали. – В помощь малярам, да?

– Да нет, Вера, – поправил Дима. – Это наши гости из Москвы. Отец Зосима только что говорил про них.

– Ох, извините, – смутилась Вера Владимировна. – Значит так, для вас, милая, будет отдельный номер на втором этаже, а вы, – обратилась она к Вольпину, – поселитесь в четырехместном, с двумя жильцами.

– Лучше, чем ничего, – пробурчал Вольпин. – А что за жильцы?

– Священники приезжие, – пояснила администраторша. – Сейчас их на месте нету, но к вечеру появятся, вот и познакомитесь. Не беспокойтесь, они тихие. Давайте оформляться.

Дима терпеливо дождался оформления, после чего проводил гостей на второй этаж. Номер у француженки оказался небольшой, но зато с удобствами – отдельным туалетом и ванной с душем, совсем, как в приличных гостиницах. По нынешним понятиям это считался люкс и предназначался для самых высоких гостей.

– Спасибо, – поблагодарила Натали Диму, когда он поставил наконец ее чемодан на пол. – Вы чрезвычайно любезны, Димитрий.

– Я покорен вашим обаянием, Наташа, – ответил Дима. – Трапеза у нас в час дня, у вас будет время принять ванну, если только есть вода.

– Я зайду за вами, – пообещал Натали Вольпин.

Они прошли в его четырехместный номер, и, уже открыв дверь, москвич сказал:

– Спасибо вам, Дима, огромное… Мы рассчитываем на вашу помощь.

Он хотел распрощаться, но у Димы были другие намерения.

– Прошу прощения, Сергей Захарович, – сказал он. – Могу я с вами поговорить с глазу на глаз?

Вольпин глянул на него испуганно, но пожал плечами и предложил войти в номер.

– Прошу!..

Они вошли, причем свой кейс Вольпин бережно положил на стол посреди комнаты.

– О чем вы хотели спросить?

– Интересный у вас чемоданчик, – улыбнулся Дима, указывая на кейс. – В таких, насколько мне известно, деньги носят, да?

– Почему только деньги? – улыбнулся Вольпин. – Ценности. Но он у меня пока пустой, поэтому ничего интересного там нет.

– Вы когда приехали? – спросил Дима.

– Сегодня утром, – сказал Вольпин с недоумением. – Почему вы спрашиваете?

– Из Северогорска?

– Нет, мы добирались на машине… А в чем дело?

– Значит, вы ехали на поезде, – стал излагать свое предположение Дима, – а потом пересели на машину, да? Интересно, а почему?

– Да ваше какое дело? – разозлился Вольпин.

Дима вздохнул. Он уже начал соображать, что, испуганный встречей с конкурентами в поезде, этот самый босс, а в том, что это он и есть, Дима уже не сомневался, вместе с француженкой сошел с поезда и добирался до монастыря на наемной машине, оставив меж тем свою компаньоншу, или эксперта, на съедение врагам.

– Вам знакома Валерия Метлицкая? – спросил он мрачно.

Вольпин побледнел.

– Понятия не имею, о ком вы говорите, – произнес он решительно.

– В самом деле? – улыбнулся Дима холодно. – А ведь она так тепло о вас отзывалась.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – заговорил Вольпин уже агрессивно. – Если у вас все, то я бы попросил вас оставить меня, чтобы…

– Она убита, – сказал. Дима.

Бедняга Вольпин стал и вовсе белым, как бумага, и хотел было что-то возмущенно высказать, но сил уже не хватило, он обессиленно сел на кровать. Губы у него задрожали, и он достал носовой платок, чтоб вытереть вспотевший лоб.

– Почему?.. – пролепетал он сбивчиво. – Где?.. Как ее убили?..

– В поезде, – сказал Дима. – Вам бы следовало обратиться к следователю, потому что он считает, что это обычное ограбление.

– Может, это так и есть, – сказал Вольпин неуверенно.

– Вы же знаете, что это не так, – сказал Дима.

– Как?.. – задыхаясь спросил он. – Почему?.. С чего вы взяли, что я знаю…

– Потому что она вас предупредила, – сказал Дима.

Вольпин сглотнул и ничего не ответил. На него было жалко смотреть.

– Вам следует обратиться к следователю, – повторил Дима, – потому еще, что убийцы Валерии наверняка не спешат возвращаться в Москву. Они едут за тем же, за чем приехали вы, Сергей Захарович.

Он глянул на Диму испуганно.

– Что вы несете? За чем это я приехал?

– Я бы хотел услышать это от вас, – сказал Дима. – Во всяком случае Валерия была плохим экспертом по части церковной утвари. Она считала, что потир являлся застольной чашей. Тогда в какой же области она была экспертом? Может, в нумизматике?

Вольпин вскочил.

– Я не желаю вас больше слушать! – заявил он решительно. – Я не знаю ничего о смерти Валерии и не собираюсь обращаться в милицию. Ваши намеки я воспринимаю, как форму гнусного шантажа, вот что!.. Чего вы от меня хотите, говорите прямо?