Текст книги "Иди и не греши. Сборник (СИ)"

Автор книги: Игорь Винниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

9

В шесть часов в небольшом зале студии состоялся очень любопытный концерт. Сначала на сцене были отчаянно раскрашенные девчонки, одетые очень разнообразно, но большей частью раздетые, которые исполняли какую-то пошлую хулиганскую песню. Следует сразу отметить, что девчонки выглядели бледно, и это было понятно, потому что основной заряд их выступлений рождался в контакте с залом, а в зале на этот раз было всего три зрителя: я, Юра Малыгин и Валера Хабаров. Из нас троих один лишь Юра как-то отзывался на эпатажные выходки девчонок, и то лишь для того, чтобы поддержать их.

– Ну вас в баню, – сказала нам самая маленькая из них, которая считалась их художественным руководителем. – Сидите, как покойники… Это все равно, что биться головой об стену!..

– Дорогуша, – возразил я. – Телевидение, это выступление перед телекамерой. Вы должны только догадываться о том, что на вас смотрят тысячи зрителей и наверняка дергаются.

– Мы работаем, как в вакууме, – заявила другая, у которой была роль женщины-вамп.

Она жадно курила, вопреки правилам нашей техники безопасности. Я не стал призывать ее к порядку, потому что мне было жаль расстроенных девчонок. Не то, чтобы они мне понравились, я был далек от их культуры, но они очень старались.

– Что скажешь, Валера? – спросил я своего молодого протеже.

– Их-то вписать легко, – сказал он. – Представьте себе какую-нибудь малину, они вполне сойдут за ее обитателей.

– Что это он хочет сказать? – нахмурилась руководящая малышка.

– Он хочет сказать, что вы будете у нас сниматься, – сказал я.

Девчонки немедленно восторженно завопили, а Юра прошептал мне:

– Спасибо, Паша. Ты ведь понял, на что они способны, да?

Я не стал ему признаваться, что я понял нечто совершенно противоположное, но меня порадовало отношение Валеры. Я тоже подумал о том, что недостаток вокальных способностей у этих девчонок изрядно компенсирован отлаженной драматической игрой, а это было то, что нам надо.

– Тогда скажи им, что ты от них хочешь, – сказал я.

Валера поднялся, подошел к девушкам, и, стараясь на них не смотреть, произнес:

– Будем работать с хореографом, барышни. Песню себе можете выбрать сами, но нас интересуют исключительно внешние проявления.

– Какого рода проявления? – спросила малышка.

– Характерные проявления, – туманно ответил Валера. – Это мы с вами будем решать на репетициях. Я думаю, это будет клип на тему преступной малины в духе стеба.

– Нормально! – обрадовались девицы. – У нас сплошной стеб, командир… Сделаем, что хочешь!..

Валера вежливо им улыбался, но я уже чувствовал, что мера его смирения близка к степени исчерпанности.

– Все, все, – я захлопал в ладоши. – Девочки, вы свободны. Юра с вами свяжется, чтобы договориться о репетициях.

Они ушли, и Юра вышел вместе с ними, чтобы позвать из гримерной студенческий ансамбль народной песни.

– Павел Николаевич, – сказал Валера с надрывом. – Вы уверены, что мы поступаем правильно? Что все это сделает хоть кого-нибудь лучше?..

– Я могу сказать, что уверен, – вздохнул я. – Но я не уверен, Валера. Я только надеюсь на это. Но все, как ты понимаешь, зависит от того, как мы это сделаем.

– Но весь этот стеб, наша ирония, смех, ведь это по сути одно отрицание! – воскликнул он.

– В этом смысле, – отвечал я ему искренне, – для меня примером является «Дон Кихот» Сервантеса. Сервантес, как мне кажется, предполагал просто посмеяться над пафосом рыцарства. Это был стеб своего времени. Но он неожиданно докопался до таких ценностей, над которыми невозможно смеяться, как ни пытайся, и потому Дон Кихот обрел бессмертие. Ты понимаешь, что я хочу сказать.

Он вздохнул и кивнул головой.

– Кажется, да, – сказал он.

Тут с гомоном вошел ансамбль русской песни, в национальных костюмах, косоворотках и сарафанах, и Юра подвел ко мне их руководителя, немолодого доцента, энтузиаста этого жанра.

– Что вы нам споете? – спросил я. – У вас какие-нибудь редкие распевы, или вы поете вещи известные?

– И то, и другое, – стеснительно улыбнувшись, сказал он.

– Вот и давайте и то, и другое, – попросил я, садясь в свое кресло.

Они запели, очень мило и слаженно, и я нашел их пение приемлемым, но мне было трудно представить себе этот ансамбль в системе нашей передачи. Они спели какую-то фольклорную заунывную и тягучую песню, а потом грянули «Ой, мороз, мороз!» Я слушал и не понимал, что мешает мне воспринимать их пение. Валера рядом просто мрачнел. И только когда они закончили, я вдруг понял.

– Ребята, – сказал я. – Все это очень мило и содержательно, за это спасибо. Но, простите меня, чего вы нарядились эдакими матрешками, скажите пожалуйста? Что вы прячете за этими костюмами?

Они растерялись.

– Простите, – сказал один из них, высокий и бородатый парень. – Но мы поем национальные песни, а это национальные костюмы, не так ли?

– Нет, не так, – заявил я, уже зная, что хочу сказать. – Скажите прямо, вы любите эти песни?

– Ну, конечно! – загомонили они.

– Вы могли бы петь их в любой обстановке, не так ли?

– Да, могли бы… – они все еще не понимали.

– А эти костюмы, вы что, в них по институту ходите?

Они засмеялись.

– Понимаете! – воскликнул я. – Когда вы надеваете эти костюмы, вы начинаете играть представителей национальной культуры, а это никому не надо. Проявите свою любовь к песне в своем привычном облачении, и если вы привыкли носить джинсы, то спойте вашу песню в джинсах. И тогда обнажится вся трагедия нашей национальной культуры, и ваша любовь к ней проявится сполна.

Они не сразу согласились, но все же пошли и переоделись. Вернулись кто в чем, как и пришли, а один простуженный юноша даже накинул пальто на плечи, повязавшись шарфом. И когда они снова запели, сначала не очень уверенно, без всех этих сценических штампов и улыбок, вслушиваясь в собственное пение, Юра ткнул меня в бок локтем и прошептал:

– Точно!..

Валера тоже заулыбался, да и всем уже было понятно, что теперь рождался совсем другой образ. Я попал в точку.

Домой я пошел пешком, хотя погода опять была мерзкая. К этому подвигу меня понудил Валера, который по дороге излагал мне свои новые идеи относительно передачи. Идеи были интересные, но ноги я все же промочил и, вернувшись домой, прежде всего принял горячую ванну. Выйдя из ванной, я сел пить горячий чай, и когда раздался дверной звонок, я вышел в халате со взъерошенными мокрыми волосами, потому что не успел причесаться. Каково же было мое изумление, когда я увидел на пороге собственной квартиры Марину Антоновну Щелканову.

– Простите, – пробормотала она растерянно. – Я, наверное, не вовремя, но ваш сегодняшний звонок так заинтриговал меня…

– Проходите, Марина, – пригласил ее я. – Конечно, я действительно не в том облачении, но это можно быстро исправить. Как странно, что вы пришли. Откуда вы узнали мой адрес?

– Позвонила Леше, – сказала она. – Вы не очень рады моему появлению, не так ли?

– Просто растерян. Но вы не смущайтесь, сейчас я быстро переоденусь и причешусь, и мы очень мило проведем этот вечер.

Я отправил ее на кухню, а сам стал лихорадочно переодеваться. Конечно, я был против ее появления, потому что не знал, что мне с ней делать. Я знал ее как особу, весьма склонную к авантюрам, но на лирические чувства к Марине Антоновне я был категорически не расположен. Но в то же время я своим неуклюжим телефонным разговором действительно дал понять, что готов выразить ей благодарность за мое новое гражданство в любых формах. Теперь мне предстояло выкручиваться.

Водка в холодильнике закончилась накануне, и потому я извлек из загашника бутылку шампанского. Марина сидела на кухне с сигаретой, и, когда я появился с шампанским, это ее немного приободрило.

– Я хотела бы объяснить свой приход, – сказала она, – чтобы вы не подумали…

– Не надо, Марина, – остановил я ее. – Дайте мне возможность подумать все, что мне хочется. Мы с вами в свое время так много конфликтовали, но я всегда был расположен к вам душой.

– Дело в том, что теперь для вас открываются известные творческие перспективы, – все же попыталась сказать она.

– Ни слова о деле, – опять пресек я ее попытки.

Я достал бокалы, открыл коробку шоколадных конфет, то есть подал на стол дежурный джентльменский набор. Моя угодливость была противна мне самому.

– Давайте объясняться в любви, – предложил я, разлив шампанское. – Вы, конечно, знаете, что я человек твердых нравственных принципов и не позволю себе перейти рамки, но даже в их пределах есть возможность проявить свое искреннее чувство.

– Бог мой, вы уже о любви заговорили, – засмеялась она, хотя тема ее явно привлекала.

– Марина, дорогая, вы женщина, – сказал я. – А мужчинам должно любить женщин, не так ли?

Мы чокнулись и отпили по глотку.

– С такими рассуждениями недолго и рамки переступить, – произнесла она со смешком.

– Я верю, что вы мне этого не позволите, – сказал я. – Но все же, знаете, что меня в вас волнует больше всего?

– Это любопытно, – заинтересовалась она.

– Загадка, – выдал я.

Этот комплимент без опасения можно было подносить любой женщине, и я был рад, что он пришел мне на память так вовремя. Марина улыбнулась, и в ее улыбке уже возник момент самолюбования. До чего все же женщины слабы в вопросах самооценки, подумал я. Попробовала бы она, к примеру, заговорить о загадочности моей персоны!

– Загадка предполагает вопрос, – сказала она. – Какой же вопрос начертан на мне?

– Познай меня, – ляпнул я первое, что мне пришло на ум.

– Да? – переспросила она с лукавой улыбкой. – Вы именно так его прочитали, Паша?

– Может, я и ошибся, – спохватился я.

– А может, и нет, – сказала она, отпивая еще глоток.

Посмотрела на меня внимательно, и спросила:

– А вы способны меня познать, Паша?

Это было, как водоворот, как я ни выкручивался, наш разговор неведомой силой тянулся к интимной стороне отношений, куда я вовсе не желал поворачивать. Эта женщина одним своим присутствием сводила меня с ума.

– Вы что-то говорили о соображениях дела, – вдруг вспомнил я. – Что за перспективы могут мне теперь открыться?

Она рассмеялась.

– Вы же не хотели разговаривать о деле, – напомнила она.

– Может, я именно с этой стороны хочу начать процесс познания, – проговорил я. – Вы же забронированы деловыми интересами.

– Если честно, то я сама не знаю, что меня привело к вам, – сказала Марина. – Соображения дела были лишь поводом. Меня просто взволновал ваш звонок. Я думала, что мы так отдалились друг от друга, а оказалось, что вы рядом.

Я в неожиданном порыве вдруг взял шоколадную конфету из коробки и осторожно протянул прямо к ее рту. Некоторое время она смотрела мне в глаза, и я не знаю, что она там прочитала, но это вызвало на ее лице улыбку, после чего она осторожно взяла конфету губами. Если бы я снимал кино, я сделал бы этот эпизод ключевым, потому что после этого разговаривать было уже не о чем. Только тут до меня дошло, что это я сам, движимый своей физиологической тоской по женщине, устроил всю эту сцену в подсознательном стремлении именно к Марине Щелкановой, потому что именно она в системе моих образов олицетворяла ту меру порока, на которую я был готов опуститься. Это я ее соблазнял, а не она меня, и все мои отговорки были лишь игрой с самим собой. Надо было останавливаться, и я сказал тихо:

– Это все, что я сейчас могу для вас сделать, Марина.

Она лукаво кивнула головой, вынула конфету изо рта и ответила:

– Это все, что мне сейчас от вас надо, Паша.

Она вытерла губы салфеткой и почти восторженно улыбнулась, глядя прямо мне в глаза. Ее победа родилась практически из ничего. Я почувствовал, еще мгновение, и я встану перед ней на колени. Просто так, для развития драматургии.

Но тут раздался спасительный дверной звонок, и я очнулся от дурмана.

– Прошу прощения, – сказал я, поднимаясь. – Я не прощаюсь.

Она проводила меня взглядом, полным сожаления, из чего я понял, что она знала меня лучше, чем я сам.

Я открыл дверь и снова испытал замешательство, потому что там стояла другая Марина. Звезда российской эстрады Марина Рокша в дивной меховой шубе и в черных очках, скрывавших ее лицо.

– Паша, добрый вечер, – сказала она. – Можно к тебе?

Я подумал о том, что драматическая ситуация поворачивается в сторону водевиля. Это меня устраивало. Две шикарные Марины одновременно!

– Заходи, – пригласил я. – Тебя сам Господь послал!..

10

Самым любопытным был момент их встречи, потому что обе были изумлены. При этом Марина Щелканова нахмурилась, а Марина Рокша обрадовалась.

– Марина, ты! – воскликнула она восторженно. – Вот не ожидала тебя здесь встретить!

– Признаться, я и сама удивлена, – проговорила Марина Антоновна. – Вы знакомы с Павлом Николаевичем?

– С Пашей? – переспросила певица. – Мы, можно сказать, лучшие друзья.

– Значит, вы знакомы, – порадовался и я. – А мне-то счастье, оказаться среди двух Марин!.. Я немедленно загадываю желание.

Марина Рокша бесцеремонно села за стол на мое место.

– Вы что-то пьете? – покосилась она на шампанское. – У вас повод, или это так?

– Это так, – сказала другая Марина. – Я зашла к Павлу Николаевичу по делу, а он зачем-то решил меня напоить.

– Паша, а меня, ты не хочешь напоить? – спросила певица.

– На здоровье, – сказал я. – Будешь третьей.

Поставил третий бокал и налил ей.

– За наше общее процветание, – провозгласила Рокша и стала пить, не дожидаясь нас.

Марина Антоновна отпила глоток и стала подниматься.

– Ну, я пойду, пожалуй, – проговорила она. – Поздно уже…

– Посиди, – попросила Марина Рокша. – Расскажешь о своих делах. Я тебя уже больше месяца не видела.

– Лучше заходи ко мне на работу, – предложила заведующая отделом культуры. – Я должна тебе рассказать, чем все кончилось у Суханова.

– Я вас провожу, – сказал я ей, а другую Марину спросил: – Ты не торопишься? Я только до стоянки такси.

– Валяй, – разрешила та, словно мы действительно были уже совсем близкими друзьями.

Я помог одеться даме, потом накинул куртку и пошел с нею, чтобы хоть как-то смягчить финал нашей встречи.

– Как вы с ней познакомились? – спросила она первая.

– Мы еще толком не познакомились, – ответил я. – Эта милая бесцеремонность отличает всех современных деятелей культуры, вы должны это знать.

– О, я это знаю, – усмехнулась она. – Я только хочу вас предупредить, что Маша человек жесткий и не позволяет себе поступков в порыве чувств, как это можете позволить себе вы. Если она пришла к вам в одиннадцать часов ночи, то значит, она от вас чего-то хочет.

– Я узнаю, – пообещал я, – а потом расскажу вам.

Она некоторое время шла молча, а потом сказала:

– Вряд ли в ближайшее время я смогу выделить для вас минуту, Паша.

– Да полно вам, – сказал я. – Нечего на меня дуться, я вовсе не приглашал ее. У нас с вами получился такой приятный вечер…

– Вы еще скажите, что я вас ревную, – усмехнулась Марина.

– Я даже надеяться на это не смею, – сказал я. – Но ваш приход останется в моей памяти неразрешимой загадкой. Что заставило вас прийти ко мне, одинокому и вполне жизнеспособному мужчине в половине десятого вечера?

– Пусть это и останется загадкой, – ответила Марина.

Стоянка была рядом, но такси на стоянке не оказалось, и мы на некоторое время были вынуждены продолжить наше общение.

– Все же, позвольте мне зайти к вам завтра ради делового разговора, – попросил я. – Я не оставляю мысли о вашем личном участии в передаче.

– Вероятно, вы хотите использовать меня в качестве преступницы? – спросила она насмешливо.

– Вы были бы потрясающей преступницей, – согласился я. – Но я хотел бы использовать вас в качестве заведующей отделом культуры. На мой взгляд эта должность соответствует статье уголовного кодекса, преследующей за разврат несовершеннолетних и особо тяжкие телесные повреждения.

Марина фыркнула.

– Это тоже проявление любви?

– Конечно! Я ненавижу ваш чиновничий облик, но искренне люблю томящуюся в нем женщину.

– Вы просто циник и самовлюбленный болтун, Паша, – сказала она, садясь в подъехавшее такси. – Но я надеюсь, что когда-нибудь вы сможете оценить мою личность во всей ее полноте…

– Я как никогда близок к этому, – заметил я, целуя на прощание ее руку.

Она села на заднее сидение и уехала, а я побрел домой, размышляя на тему собственного несовершенства. Конечно, я искренне хотел бы, чтобы Марина Антоновна преобразилась духовно, и с ней можно было бы общаться искренне, но я не мог отрицать, что в своем извращенно-чиновничьем облике, обуреваемая неосознанными устремлениями, она смотрелась еще притягательнее. Я играл именно на этом и каждый раз чувствовал себя проигравшим.

Пока меня не было, Марина Рокша допила мое шампанское и съела все конфеты из коробки.

– Извини, я нервничаю, – объяснила она это обстоятельство. – Ты не заметил, машину мою не угнали?

– Не заметил, – сказал я. – Что же ты, на машине, и пьешь.

Она усмехнулась.

– А кто меня остановит? Ты на меня не сердишься?

– За что?

– Я тебе, кажется, свидание обломала, да?

– Это была деловая встреча, – сказал я.

Марина хихикнула.

– Вообще-то, она женщина симпатичная, – сказала она. – Она мне как-то устроила гастроли на Кубе. Ох, мы там погуляли!..

– Что-нибудь случилось? – спросил я. – Как Миша?

– Миша в порядке, – Марина помрачнела. – Мне сегодня знаешь кто звонил?

– Кто?

– Герта Рейнхард. Сестра Пауля. Помнишь, про нее было в письме?

Я поставил чайник на газ и сел к столу.

– Звонила из Австрии?

– Во-первых, она живет в Италии, а не в Австрии, – сказала Марина. – А звонила она из Москвы. Собирается приехать сюда.

– Зачем?

– Я и сама не поняла, – Марина тряхнула головой. – Но беспокоюсь.

Я пожал плечами.

– Ничего, – сказал я. – Дождемся и спросим.

Она смотрела на меня с интересом.

– Значит, ты все-таки начал расследование, да? – спросила она, доставая пачку сигарет.

– Какое расследование? – переспросил я на всякий случай.

– Мне звонил Алекс, – сказала Марина, сунув в рот сигарету.

При этом она стала выразительно ждать, когда я дам ей прикурить, и потому мне пришлось сказать:

– Маша, солнышко, я принципиальный противник табакокурения, так что от меня ты огонька не дождешься.

У нее взметнулись брови.

– Но покурить мне можно?

– Я только могу предупредить, что это вредит всему, что можно, а уж остальное твое дело, – сказал я.

– Удобная позиция, – Марина потянулась за спичками. Пока она прикуривала, я допил свое шампанское из бокала.

– Мне звонил Алекс, – продолжила Марина. – Облил меня грязью, ругался и грозился… Этот идиот думает, что я хочу установить его отцовство официально.

– Да, – хмыкнул я. – Как будто теперь это особенно необходимо.

– Чего тебе от него было нужно? – спросила Марина.

– Установление отцовства, – сказал я. – Тебя что-то беспокоит?

Она пожала плечами.

– Я же просила не копаться в этом… Ну и что из того, что ты узнал, кто его отец? Все равно, я постараюсь, чтобы Миша никогда не узнал этого.

– Тебя не волнует попытка похищения?

– Меня волнует попытка похищения, – сказала Марина. – Ты не наводил справки среди своих друзей-мафиози?

– Нет, – ответил я. – Вряд ли мои друзья в этом замешаны. Это дело любителя.

– Ты думаешь? – она посмотрела на меня с любопытством. – Простой киднэпинг, да?

– Почему нет? – спросил я. – Если до кого-нибудь дошло, сколько стоит этот мальчик, то почему бы не попробовать?

Марина вздохнула и затушила сигарету.

– Идиотская страна, – сказала она раздраженно. – Постоянно в страхе, то не заплатят заработанное, то отнимут уже полученное.

– Скажи, пожалуйста, – спросил я, вспомнив о деле, – а как звали того парня, с кем вы начинали? Того, что звался Дино Рок?

Она глянула на меня недружелюбно.

– Зачем тебе?

– Маша, я творческий работник, – сказал я. – Я уже думаю о фильме, посвященном Марине Рокше. Неужели ты будешь против, а?

Она улыбнулась.

– Я не буду против. Его звали Дима, но я не помню его фамилию. Мы ведь не так долго были вместе. Лет пять назад я его встречала, он оставлял мне свой телефон. Если хочешь, я посмотрю.

– Да, конечно, – сказал я. – Ты говоришь, лет пять назад?

– Пять-шесть, – пожала она плечами.

– По моим расчетам, – заметил я, – лет пять-шесть назад ты должна была быть в Австрии, в состоянии замужества за знойным Паулем Рейнхардом.

– Значит, это произошло до того, – сказала она. – Если ты хочешь делать про меня фильм, то давай вместе решать, кого туда приглашать, ага? Дима там вовсе не так уж необходим.

Я развел руками.

– Дорогая, я вовсе не настаиваю, – сказал я. – Я думал, у вас дружеские ностальгические отношения, а ты его просто ненавидишь. За что, если не секрет?

Она вздохнула и принялась рассматривать мой кухонный интерьер.

– Это не ненависть, – заговорила она наконец. – Я виновата перед ним, вот что. Не спрашивай, в чем. Он хороший парень, а я оказалась сучкой. Вот и все дела. Я бы не хотела поднимать эту историю, понятно?

– Все, вопрос исчерпан, – сказал я. – Кстати, у нас получилась чудная сцена, в которой ты королева, а Владик – паж.

– Вычеркни Владика, – произнесла Марина холодно. – Он уже не паж, я прогнала его.

– Не могла потерпеть до съемок? – с досадой заметил я.

Она улыбнулась.

– Найдем другого пажа, – сказала она. – У меня этих пажей вполне хватит на сто серий.

– А все-таки, чем он провинился? – спросил я с интересом.

Она покачала головой, смеясь.

– Ты, Паша, маниакальный детективщик!.. Пусть это останется между нами, но Владик оказался мелким трепачем. Он переспал со Светкой.

– Только не говори, что Свету ты тоже уволила, – предупредил ее я.

– Нет, не уволила, – сказала Марина. – Я сама попросила ее пококетничать с ним. Он оказался слабаком.

– Интересная проверочка получилась, – присвистнул я.

– Паша, у меня было много мужчин, – сказала Марина с вызывающей откровенностью. – Но одновременно я любила всегда только одного. Понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю, – серьезно ответил я. – Это делает тебе честь.

Она вздохнула и поднялась.

– Если честно, – сказала она, глянув на меня с сомнением, – он мне просто надоел. Молодой петушок, наглый и болтливый… Знаешь, я хочу уважать своего избранника. С тех пор, как я испытала шок в своем браке с Паулем, я не могу уважать мужчин.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Сказано прямо и сердито.

– Я не закончила, – сказала она, шагнув ко мне. – Я не имела в виду тебя, потому что мы не любовники, ведь так?

Совершенно автоматически я ее обнял, но она сама не дала себя поцеловать.

– Не так быстро, Пашенька, – проговорила она, смеясь. – Уважать я тебя уважаю, но еще не полюбила.

Я отпустил ее и пробормотал:

– Чудный день сегодня вышел. Два динамо от двух Марин сразу.

Она рассмеялась.

– У нас еще все впереди, Пашенька…

Марина мимолетно чмокнула меня в щеку и прошла в прихожую. Я поплелся за нею, бормоча под нос ругательства.

Мы спустились во двор, и она подошла к своей машине, скромным стареньким «Жигулям».

– Стоит, – сказала она, стряхивая снег с крыши.

– Я думал, ты на «Кадиллаке», – заметил я.

– Я на «Кадиллаке», когда на концерт еду, или в ресторан, – сказала Марина. – Хочешь прокатиться со мной по городу?

– Спасибо, – отказался я. – У меня еще работа осталась.

– Прекрасно, – сказала она, – иди и работай.

Я сам не понял, как она вдруг оказалась рядом со мною, но ее жаркий поцелуй перебаламутил во мне все чувства. Мне мгновенно захотелось поехать с нею кататься по ночным улицам города, но она уже отстранилась и юркнула в машину. Пока она разогревала двигатель, я стоял и не знал, как поступить, но она уже приняла решение и рванула машину с места, обдав меня грязью из-под колес.

Весь оплеванный, презирающий сам себя, я поплелся домой.