Текст книги "Семнадцатилетние"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Катя обняла девушку за плечи и дружелюбно сказала:

– Не бойся, Лариса. Мы тебя на буксир возьмем. Ты еще других перегонишь.

– Как это на буксир?

– Поможем тебе, – пояснила Женя.

– Будете за меня уроки учить, что ли, или подсказывать?

– Не говори чепуху! – рассердилась Катя. – Подписывай живо!

– Не буду! – заупрямилась Лариса.

– Ты меня лучше не зли!

– А что ты мне сделаешь?

– А то... Ты нам веришь или нет?

– Кому это вам?

– Всем нам. Комсомольскому коллективу?

С этими словами Катя показала рукой на присутствующих.

– Ну, верю.

– Тогда не ломайся, подписывай.

Лариса нерешительно взяла ручку, но, прежде чем подписать, погрозила Кате:

– Смотри... Отвечать будешь ты.

– Согласна. Я буду отвечать, а ты будешь учиться. Когда в кабинет вошла Крылова, Женя шепнула

Кате:

– Этот «объект» самый трудный. К тому же она и не комсомолка.

Но Рита приятно всех разочаровала. Она прочитала «Обещание» и, видя, что большинство одноклассниц уже подписалось, ни слова не говоря, взяла вставочку и наклонилась над столом. Девушки дружно захлопали.

Появившаяся Белова в недоумении остановилась на пороге, приняв эти аплодисменты на свой счет.

– Валя, иди сюда! – позвала Женя. Когда та приблизилась, Женя протянула «Обещание»: – Читай!

– Что такое?

– Вот – познакомься!

Во время чтения на лице Беловой появилась презрительная улыбка. Дочитав до конца, она пожала плечами:

– Я в этом не нуждаюсь. Пускай обещают те, кто плохо учится, – отрезала она и направилась к своему столу.

– Подожди, подожди... Ты с ума сошла! Это же общее дело! – возмутилась Женя.

– Пожалуйста! Разве я вам мешаю?

– Но ты остаешься в стороне, – сказала Катя.

– Наоборот! Отметки мои можете показывать в своих отчетах, если это вам надо, но подписываться я не буду. Я учусь для себя, а не напоказ...

– Ошибаешься! Учишься ты для Родины! – возразила Катя.

– Общие слова!

– Это ее личное дело, – едва слышно, подчеркивая слово «личное», сказала Аня, и все вспомнили, что это слово Белова употребляет очень часто.

Катя решила сейчас не спорить с Беловой, потому что пришли Надя Ерофеева и Рая Логинова, а следом за ними и Тамара.

– А зачем это нужно? – спросила Логинова, пожав плечами, и, не дождавшись ответа, подписалась.

Надя всплеснула руками:

– Ой, девочки! Вот уж я никак не думала! Вы это хотите в газету послать?

– Никуда мы посылать не будем. Подписывай! – заторопила ее Катя.

– Одну минуту, Катя... – попросила Надя и направилась к столам. Все поняли, что она хочет посоветоваться с Аней, и засмеялись.

– Подписывай скорей! – крикнула Аня с места.

– Ты думаешь?..

– Вот чучело! У тебя же своя голова на плечах! – рассердилась Тамара.

Надя вернулась к столу, взяла ручку, но, прежде чем подписать, с сожалением сказала:

– Значит, я последняя.

Катя встала на место учителя, подняла руку и, когда все стихли, заговорила, как-то особенно торжественно и взволнованно:

– Девочки! Товарищи! Я хотела вас поздравить с очень серьезным делом. Но помните, что «Обещание», которое мы сегодня подписали, это не только красивые слова... Это такие слова, за которыми должны быть и дела. Мы будем бороться, как подобает комсомольцам, чтобы «Обещание» выполнить. Имейте это в виду... Тетерь мы связаны «Обещанием» и должны помогать друг другу. Мы отвечаем за всех. Может быть, кому-нибудь кажется это маленьким делом, незначительным... Это я считаю неверным. Маленьких дел вообще нет! Большие дела складываются из маленьких. Ни одной тройки в текущем году – вот наша конкретная задача! Подумайте сами и согласитесь, что наш класс вполне может учиться на четверки и пятерки. Если же мы получаем тройки, то причина этому чаще всего – лень... Конечно, бывают и другие причины, но мы каждый раз будем их выяснять и устранять. Можете не сомневаться, что пятерок хватит на всех и учителя любят их ставить...

– Например, Марина! – раздался голос.

– А что Марина?

– Если кого невзлюбит, – пятерки не дождешься.

– А кого она невзлюбила из нашего класса? – спросила Катя, но, сообразив, что продолжение такого разговора может привести совсем не туда, куда надо, замолчала.

Устраивать пустую перебранку по мелким и личным мотивам сейчас не хотелось. Настроение у всех было приподнятое, «значительное», как она подумала про себя. К счастью, кроме Жени никто не мог сегодня пожаловаться на Марину Леопольдовну, и поэтому Катин вопрос остался без ответа.

– Скажи о серости и красоте, – подсказала Тамара. – Потом, – ответила ей Катя. – Когда поговорим с Константином Семеновичем.

– Только чур! Сегодняшний день не считается! – вдруг крикнула Надя, и девушки засмеялись.

– А куда вы передадите «Обещание»? – спросила Лариса.

– Никуда. Это «Обещание» мы повесим в классе.

– И все учителя будут читать! – ужаснулась Надя. – А что ты испугалась? – спросила Женя.

– Пускай читают. Мы же не собираемся у них пятерки воровать. Заработаем!

– Как это все неумно! – внятно произнесла Белова, и все повернулись к ней.

В это время в кабинет вошел Василий Васильевич, и замечание Беловой осталось без ответа. Начался урок.

КОНСТАНТИН СЕМЕНОВИЧ

Оля – очень пытливая, находчивая и самостоятельная девочка. Хотя мама и называла ее Лялькой, папа – Лешкой, а бабушка – Олюшкой, она твердо знала, что настоящее ее имя Ольга Константиновна Горюнова и живет она на улице Куйбышева, дом двадцать два, квартира тридцать четыре.

Сегодня утром, когда она одевалась, мама сказала: – Лялька! Какая ты старая! Скоро тебе уже стукнет пять лет!

Эта фраза сильно озадачила девочку, но в тот момент у нее никак не застегивался лифчик, и поэтому она не успела расспросить: кто стукнет, за что стукнет и больно ли стукнет. Пока она одевалась, умывалась и причесывалась, мама ушла в магазин покупать продукты на обед. Вопрос оставался невыясненным, но папа был дома, и девочка, захватив свою куклу Наташу, отправилась к нему.

В дверях она остановилась. Оля знала, что, если папа или мама сидят за столом и читают, им не надо мешать. Все равно играть они не будут, сказку не расскажут, на вопросы не ответят. Мама чаще всего выгоняла ее из комнат, а папа позволял оставаться, если она не шумела и занималась своими делами.

Так она полупила и сейчас: на цыпочках, не дыша, прошла к дивану и положила на него куклу.

С папой Оля познакомилась этой весной, и он действительно оказался хорошим. Раньше, когда они жили далеко от Ленинграда, Оля знала, что у нее есть папа. Много раз она видела его вещи: костюм, тот самый, который сейчас на нем надет, портфель, галстуки, шапку, видела даже фотографию, но какой он есть «на самом деле», она не знала. Может быть, хороший, а может быть, какой-нибудь другой. Мама часто рассказывала, как папа воюет с фашистами, показывала письма и при этом тихо плакала. Потом, когда пришла победа и они вместе с другими поехали на поезде в Ленинград, мама говорила, что папа серьезно ранен, лежит в госпитале, но почему-то смеялась.

Первая встреча с отцом была особенная. В госпиталях Оля бывала уже несколько раз. В детском саду разучивали стихотворения и песни, а потом ходили в госпитали как шефы и выступали. Раненые хлопали им, угощали конфетами, и вообще малышам было интересно.

Но тут все случилось совсем по-другому. Как только они пришли в госпиталь и мама надела белый халат, Оля вдруг испугалась и расплакалась.

– Лялька, что с тобой? О чем ты плачешь? Глупенькая! Мы же к папе сейчас пойдем. Ты увидишь своего папу... Понимаешь? Папа тебя очень-очень любит, – убеждала мать.

Никакие уговоры не действовали. Татьяна Михайловна растерялась, не зная, что делать с дочерью. Девочка наотрез отказалась идти в палату. Пришлось подождать, пока она успокоится. Минут через десять, когда слезы прошли и Оля стала отвечать на вопросы сиделок, Татьяна Михайловна сказала:

– Ну, хорошо. Ты меня подожди здесь, а я пойду к папе и окажу, что ты не хочешь с ним знакомиться.

Оля ухватилась за полу халата и усиленно замотала головой.

– Но как же быть? Ведь он ждет нас. Может быть, ты все-таки передумаешь и пойдешь?

Девочка смущенно взглянула на мать и утвердительно кивнула.

В коридорах встречались раненые. Некоторые заговаривали с ней, здоровались, гладили по голове, наклонялись и о чем-то спрашивали, и каждый раз Оля со страхом думала, что это и есть папа. Наконец, они вошли в какую-то комнату, где стояло много кроватей. Оля испуганно смотрела по сторонам, но мама настойчиво тянула ее в конец комнаты. Они остановились возле кровати, на которой лежал, закрытый до груди серым одеялом, незнакомый человек. Как во сне, Оля слышала над своей головой мамины слова:

– Ну, вот она... Видишь, какая дикарка... Не понимаю, что с ней такое случилось...

Девочка стояла, держась за юбку матери, и не отрываясь смотрела на раненого.

Долго, очень долго они молчали. Наконец он с трудом что-то проглотил, протянул руку и тихо сказал:

– Здравствуй, мое солнышко!

Оля привыкла ко всяким именам. Бабушка часто называла ее «ягодкой», «ласточкой», «капелькой», «кралечкой», и это совсем не трогало ее сердца. Но «солнышко» этот раненый произнес так, что девочка сразу почувствовала к нему полное доверие. Оля еще не могла примириться с тем, что этот незнакомый человек и есть тот папа, о котором она так много думала последнее время. Папу она представляла каким-то другим...

После его слов она нерешительно отпустила мамин халат и, сделав шаг к кровати, положила свою ручку в руку отца.

Первая встреча произвела на нее большое впечатление. Дома она по нескольку раз рассказывала про папу бабушке, обеим куклам, безухому Мишке. С этого дня папа стал незримым участником всех ее игр. Перед сном, вместо сказок, она требовала какого-нибудь рассказа о папе.

Когда через день они снова собрались в госпиталь, Оля захватила с собой куклу и все время торопила мать. Всем, кто с ней заговаривал в трамвае, она сразу же сообщала, что едет к папе, что он победил всех фашистов, скоро поправится и будет учить в школе детей.

На этот раз она смущалась только первые несколько минут. Освоившись, девочка начала оживленно болтать о том, как она ехала в трамвае, что видела на улице, какие у нее игрушки... Константин Семенович с улыбкой слушал дочь, гладил ее по голове и часто вздыхал... Прошло полгода. Папа вышел из госпиталя и стал как все папы. Оле кажется, что знает она его очень давно и всегда любила. И всегда он был такой, как сейчас, и всегда ходил с палкой... Забравшись на диван, девочка принялась за дела. Кукла Наташа до сих пор была не одета, не причесана и не умыта.

– Ай-ай-ай! – бормотала шепотом Оля, снимая с куклы платье. – Большая девочка, и не умеешь сама одеваться. Какой стыд! Посмотри на себя в зеркало. На кого ты похожа? Чистая мазилка... Неряха-растеряха... Снятое платье она несколько раз встряхнула, разгладила ладонями на диване и вдруг остановилась с озадаченным видом.

«Как же так? Разве так бывает на самом деле?», – подумала она.

Положив платье, Оля соскочила на пол, подошла к тумбочке, взяла ножницы и, вернувшись назад, принялась за работу. Первым делом необходимо было выстричь на кукольном платье хотя бы две дырки. Это оказалось не так просто. Большие ножницы совсем не слушались Олиных пальцев.

Константин Семенович готовился к уроку и не видел, что делает за его спиной дочь.

Когда дырки были вырезаны и Оля обдумывала, что ей делать дальше, в комнату вошла мать.

– Лялька, что ты делаешь! Кто ей дал ножницы? Ты же испортила платье! Зачем ты его режешь?

Девочка посмотрела на мать, затем на отца и, удивляясь недогадливости взрослых, ответила как можно убедительней:

– Мама, они же носятся! Родители засмеялись.

– Что ж... Лешка права, – согласился Константин Семенович. – У всех одежда стареет, рвется, а у куклы до сих пор новая... Ну, а что ты намерена дальше делать?

– Что ли ты не знаешь? Заплатки заштопать!

– Все правильно, – усмехнулся он. – Логика железная.

– Не совсем правильно, – возразила мать. – Начала с куклы, а кончит своим платьем. Давай-ка сюда ножницы... Иди к бабушке. Не мешай папе работать. Ему скоро надо в школу идти.

– Ну, мама! Я же буду хорошенько сидеть...

– Нет, нет! Иди к бабушке и не спорь.

Оля умоляюще взглянула на отца, но тот молчал. Приходилось подчиняться. Папа всегда с мамой заодно. Вот бабушка – это другое дело. Бабушку можно и не слушать, и даже немного покапризничать, если нет ни папы, ни мамы.

– Устал, Костя?

Татьяна Михайловна подошла к мужу и обняла его за голову. Она до сих пор еще не могла освоиться со своим счастьем. Судьба сохранила ей любимого человека, мужа и друга, и они больше никогда не расстанутся.

Она была моложе Константина Семеновича, и сейчас, когда на лице его еще не стерлись следы страшной: войны, это было особенно заметно.

Впервые он увидел ее в сороковом году на своем уроке. Ему было тогда тридцать лет. Она скромно сидела на задней парте, раскрыв перед собой толстую тетрадь и держа наготове вечное перо. За последние годы; на его уроках побывало немало практикантов из педвуза, и большинство из них не оставили в памяти даже имен. Таню он запомнил сразу и навсегда. Весь день ему казалось, что она где-то поблизости. А вечером, когда он правил дома ученические тетради, он вновь видел темные, немного испуганные глаза девушки. В те дни Константин Семенович преподавал особенно хорошо, и Таня не подозревала, что ее присутствие вдохновляет учителя. Каждый его урок все шире открывал для Тани педагогические просторы. Если у нее и были раньше какие-нибудь сомнения в выборе профессии, то тут они рассеялись окончательно. Она выбрала правильный путь. Хотелось скорей и лучше закончить педвуз и идти на самостоятельную работу. Да это и понятно: работа мастера заразительна. Наблюдая за умелыми руками, всегда хочется подражать и делать так же ловко, легко и красиво.

Скоро Таня поняла, что влюбилась в этого высокого, умного, талантливого педагога. Ну что ж! Так бывает со всеми. Она давно мечтала о любви и, глядя на подруг, даже удивлялась, что до сих пор ни разу не влюбилась.

Только потом, когда между ними уже все было решено и нужно было сказать об этом матери, Таня вспомнила, что Константин Семенович старше ее на целых десять лет. Она не сомневалась, что Арина Тимофеевна будет этим недовольна. Но когда Таня рассказала ей о своих чувствах и призналась, что жениху уже тридцать лет, мать ответила почти пословицей:

– Для молодого человека, Танечка, любовь – игрушка, а для зрелого она – прочный дом. Молодой не ценит, что легко дается, и не бережет любовь.

Так они поженились, и Таня до сегодняшнего дня убеждена, что другой такой счастливой женщины нет во всем свете.

– Ты устал, Костя? – спросила она, усаживаясь на ручку кресла и пальцами разглаживая морщины на переносице мужа.

– Нет, я не устал, Танюша.

– А почему ты хмурый?

– Я не хмурый. Просто я немного озабочен. Надо что-то делать с моими девчонками. Увлекаются литературой, а все остальное кое-как... Жалуются, что не хватает времени.

– А ты знаешь, что они правы? Программа действительно перегружена, Костя. Мы вчера подсчитывали и выяснили, что в средних классах дети работают по восемь, девять часов, а старшеклассники по десять и даже по двенадцать, с маленькими перерывами. Это ненормально.

– Не спорю.

– Способным еще ничего, а средненьких просто жалко... Послушай, Костя, я хотела с тобой посоветоваться. У меня в классе есть две девочки-подруги. Учатся они неплохо, но держатся вне коллектива, особняком. Жизнью школы совсем не интересуются, все высмеивают, дают подругам обидные прозвища... Обе способные, я бы даже сказала – талантливые. Одна хорошо рисует, другая пишет стихи, много читают...

– Ну, так что же?

– Никакими силами не могу втянуть их в общественную работу. Не понимаю, откуда у них такое высокомерие, скептицизм!

– Причина, может быть, в семье, Танюша. Попробуй использовать их наклонности. Ты говоришь, они любят все пересмеивать, дают прозвища... А хорошо они это делают? – спросил он и сейчас же пояснил: – В том смысле, что – метко, зло, остроумно?

– Метко-то метко, да не всегда справедливо.

– А ты дай этому полезное направление... Стенная газета, пожалуй, не для них. Пресно! Надо что-то такое новое, с романтикой... И чтобы они сами были инициаторами. Ну, например, школьный сатирический журнал. Я тоже думаю над этим. Сатира, смех – незаменимая форма для воспитательной работы.

– Да. Это может им понравиться... – неуверенно согласилась Татьяна Михайловна, еще не совсем представляя, сумеет ли она организовать такой журнал.

– Но только нужно найти какой-нибудь любопытный образ, Танюша... Что-то вроде «Крокодила», но более близкий детям. Ты понимаешь? От его имени рассказывать о школьных делах.

Татьяне Михайловне понравилась мысль, и она все с большим интересом слушала мужа. О школьном журнале или альманахе она и сама думала раньше, но не о сатирическом. Среди ее девочек было немало пишущих стихи и рассказы, но сочинительство их носило подражательный характер и темы не имели ничего общего со школьной жизнью. Было бы очень хорошо переключить внимание детей на близкие им, знакомые темы. Если бы запечатлеть в художественной форме все значительные события и поучительные случаи учебного года, то такой журнал в конце концов мог бы стать историей школы.

– Мне почему-то кажется, что для успеха подобного журнала очень важно найти название, – продолжал Константин Семенович. – Я уверен, что это окажется совсем не легким делом. Надо будет как следует подумать об этом...

В этот момент в коридоре раздался звонкий голос дочери:

Я от бабушки ушел,

Я от папочки ушел,

Я от мамочки ушел,

Я от Ляльки ушел...

Татьяна Михайловна взглянула на мужа, и оба засмеялись. Песенка девочки была прямым ответом и случайным, но как будто очень подходящим предложением.

«Колобок», – подумал Константин Семенович. – Да ведь это как раз то, что нам надо. Какой советский ребенок не знает этой обаятельной русской сказки! Кругленький колобок – по характеру добродушный, озорной и насмешливый. Колобок может появляться где угодно. Он все видит, слышит и понимает. Катается из класса в класс, а на уроке лежит спокойно где-нибудь в парте или на окне. Он может бывать везде: в учительской, в семье ученика, в кино, на улице, на собраниях, на педсовете. От его имени можно составлять поговорки, песенки, задавать задачи, смеяться над провинившимися, разоблачать, критиковать. Колобок будет заступаться за обиженных, нападать на лентяев, на зазнаек, на лгунов, хвастунов. Колобок несложно и нарисовать».

– А ведь это, кажется, подходит, – задумчиво произнес он.

– «Колобок!» Конечно, «Колобок», – лучше и не придумаешь! – воскликнула Татьяна Михайловна.

Услышав название любимой сказки, Оля поспешно вбежала в комнату.

– Ну, мама-а! – недовольно вытянув губы, протянула она. – Зачем ты без меня?

– Что без тебя, Ляля? – спросила мать, не понимая, почему обиделась дочь.

– Что, что! Я же не глухая стала. Ты папе про колобок рассказываешь, а меня не позвала.

– Да-а! Это нехорошо, – оказал Константин Семенович. – Все сказки, какие есть на свете, принадлежат Лешке. Она их полная хозяйка... Ну иди сюда, моя детка.

Вытянутые губы расползлись в улыбку. Бросив свою куклу на диван, Оля подбежала к отцу и проворно забралась на колени.

– Что тебе рассказать? Про волка и козлят?

– Нет. Ты лучше расскажи... расскажи про соломинку, лаптя и пузыря!

– Про соломинку, лапоть и пузырь, – поправил отец. Константин Семенович знал много сказок и почти все их в разное время рассказывал дочери. Оля всегда слушала отца с наслаждением, хотя любила только немногие из сказок. Это была загадка для родителей-педагогов. Любимые сказки девочка знала наизусть, рассказывала сама, но готова была слушать их ежедневно. И каждый раз, когда «пузырь лопался от хохота», Оля хлопала в ладоши и смеялась, словно слышала сказку впервые.

Татьяна Михайловна сказку слушать не стала, а ушла на кухню помогать матери.

С минуту девочка возилась на коленях отца и, устроившись удобно, затихла. Прослушав сказку, она потребовала другую, но Константин Семенович, взглянув на часы, заторопился:

– Нет, родная, мне пора идти в школу. Скоро у меня урок. Вечером я тебе расскажу две сказки...

– Про медведей. Да?

– Хорошо. Расскажу про медведей.

– И про колобок. Да?

– Можно и про колобок.

– Только лучше пускай лиса не съедает его...

– Нет, нет. Колобок мы отправим теперь в школу, и пусть он там живет.

– Он, что ли, будет учиться?

– И сам будет учиться и других учить...

– Папа, а сколько колобку годов?

– Сколько колобку лет? О-о-о! Ему много лет! Больше ста, может быть, даже двести!

Такая цифра ничего не говорила Олиному воображению, и она оставила колобок в покое.

– Папа, а вечером ты расскажи, знаешь про что?

– Про Ивана-царевича и серого волка?

– Пет... Лучше про Красную Шапочку.

– Хорошо, милая, но сейчас мне надо идти. Вечером мы поболтаем с тобой подробно. Ну, поцелуй меня, Лешка.

Нагибаться ему было трудно, и поэтому Оля быстро вскочила на стул и обняла отца за шею.

– Я скоро вернусь. У меня только два урока, – сказал он. – А ты будь хорошей девочкой. Слушайся бабушку и не шали.

– Совсем не шалить?

– Немножко можно, но не очень.

– Чуть-чуть... да?

– Вот, вот... чуточку... Лешка ты моя, Лешка! Ну, до свиданья, солнышко...

Шагая по улице, он был под впечатлением этой сцены и думал о детских сказках. Ему, как педагогу, хотелось понять, почему именно те, а не другие сказки любила дочь.

Любимых сказок было немного: «Три медведя», «Пузырь, соломинка и лапоть», «Колобок», «Курочка ряба», «Волк и семеро козлят», «Красная Шапочка»... Вот, пожалуй, и все. В чем тут дело? В чем секрет успеха? Что нравится ребенку с этих сказках? Несколько раз наводящими вопросами он пытался выяснить эту загадку, но так ничего и не выяснил. Оля не могла объяснить, почему она любит эти сказки больше, чем все остальные.

ВЫСОКАЯ ОЦЕНКА

В большую перемену Катя, Женя и Тамара поджидали классного руководителя на площадке лестницы. Следующий урок – литература, и Константин Семенович должен был прийти с минуты на минуту. «Обещание», свернутое в трубочку, Катя держала в руках.

– Интересно все-таки, как он отнесется?

– Он скажет, что это глупость, – насмешливо ответила Тамара. – Плод незрелых умов. Скажет, что для пятых, шестых классов это подходит, но для выпускниц как-то неудобно...

– Не выдумывай, пожалуйста, – рассердилась Женя. – Даже рабочие дают такие обещания.

– Сравнила тоже! Хорошо учиться мы обязаны. Это норма. Если бы мы сверх нормы что-нибудь обещали...

– Довольно тебе болтать! – с досадой остановила Тамару Катя. – Вот Белова меня беспокоит...

– Силой же не заставить, – пожав плечами, сказала Тамара.

– Она мне говорила, что «Обещание» ее даже оскорбляет, – сообщила Женя, которая только что пыталась еще раз убедить Белову подписать «Обещание». – Она, видите ли, не нуждается в таком «подхлестывании».

– Неужели так и сказала! – удивилась Тамара. – В подхлестывании?

– Да.

– Вот дура упрямая!

– Это не упрямство, – возразила Катя. – Я думаю, что она обиделась на весь класс из-за истории с Аней. Пощечину она не скоро забудет, девочки.

– При чем тут пощечина?! Что, она теперь всю жизнь будет переживать эту глупую историю! Не хочет подписывать и не надо!

– Нет, я не согласна с тобой, Тамара, – горячо возразила Женя. – Так ставить вопрос нельзя. Это не по-комсомольски. К Беловой надо найти подход.

– Что такое? Подход? Очень нужно! Ты, конечно, готова всех под свое крылышко взять. У тебя самолюбия нет, Женечка.

– Не спорьте, – вмешалась Катя» – Подход не подход, а с Беловой нам придется повозиться. Вот увидите! На лестнице появился Константин Семенович.

– Здравствуйте, Константин Семенович! – издали приветствовали девушки учителя.

– Здравствуйте!

– Константин Семенович, нам нужно с вами поговорить, – сказала Катя.

– Пожалуйста! Если хотите, пройдемте в библиотеку.

– Константин Семенович, у нас есть ключи от химического кабинета, – сообщила Тамара.

Учитель взглянул на озабоченные лица девушек и молча направился вперед по лестнице.

– Вот затеяли мы такое дело, Константин Семенович, – нерешительно сказала Катя, когда они открыли дверь и прошли в кабинет.

Она развернула лист бумаги и, придерживая сворачивающиеся края пальцами, положила его на ближайший стол. Учитель неторопливо сел и внимательно прочитал документ.

– Вот оно что! То-то я смотрю – у вас вид заговорщиков. Рисовала Кравченко? – неожиданно спросил он, как будто это имело какое-то значение.

– Я.

– У вас определенные способности! Очень неплохо оформлено...

– А написано как? – спросила Тамара, сильно покраснев от похвалы.

– Как написано, это не так уж важно. Важно, что здесь написано. Я хочу знать, хорошо ли вы понимаете, к чему вас обязывают слова товарища Кирова. Вы подумали об этом?

Разочарованные девушки повернулись к Тамаре и встретили в ее глазах насмешливый огонек.

– Я же вам говорила... – тихо сказала она. – Плод незрелых умов...

Обидно. Все они в душе были уверены, что «Обещание» обрадует классного руководителя, что он поздравит их, похвалит за инициативу, пожелает успеха... А вместо этого – обычный тон.

– Что же вы от меня хотите? – спросил он, внимательно глядя на обескураженных учениц. – Дело вы затеяли большое, и трудно сказать, во что оно выльется.

Начало сделано, но ведь обещать можно что угодно. Весь вопрос в том, насколько это выполнимо... Хватит ли у вас воли и выдержки довести дело до победы...

Он встал и без палки прошелся перед столами. На уроках он тоже большей частью находился на ногах, – видимо, это была привычка.

– Кстати, все подписали «Обещание»? – спросил Константин Семенович.

– Белова отказалась подписывать, – сообщила Катя.

– Почему?

– Она из упрямства не подписала, Константин Семенович, – уверенно сказала Тамара. – Слишком задирает нос. Она всегда была такая индивидуалистка.

– Это грустно, если она всегда такая. Ну, а что вы решили делать дальше?

– С Беловой?

– Сначала поговорим о тех, кто подписал.

– Прежде всего мы хотели с вами посоветоваться...

– Я готов, но ведь вы, наверно, думали не только над текстом обещания?

– Конечно, нет! – поспешно подтвердила Катя. – Мы много чего задумали. Во-первых, мы хотим каждую тройку обсуждать на собрании, выяснять причины...

– Раз в неделю будем выпускать боевой листок, – сообщила Тамара.

– Отстающих возьмем на буксир, – добавила Женя.

– Вот это уже дело... Вот это хорошо, – кивая головой, говорил каждый раз Константин Семенович и слушал с таким интересом, что девушки оживились.

Хотелось подробно рассказать о намеченном плане борьбы.

– Боевой листок мы хотим назвать «Будем красиво учиться», – начала Тамара. – Как мы тогда и говори ли... Против серости, за красоту, но в широком смысле! Все согласились, что красота может быть в поведении, в знаниях, в умении, в характере, в поступках...

– Тройка – посредственность! – подхватила Женя. – За тройкой скрывается лень. Это скука, вялость! А пятерка – это красота, потому что за ней стоят хорошие качества человека. Если я получила пятерку, – значит, я не глупа, старательна, трудолюбива. Я даже считаю, что пятерка – это радость, бодрость, хорошее настроение. И не только свое, но и для других. Ведь настроение передается... Правда, Константин Семенович?

– Безусловно.

– А знаете, Константин Семенович, выяснилось, что понятие о красоте имеет большое значение для наших девочек, – сказала Катя.

– Это вполне естественно, – заметил Константин Семенович. – Значит, вы все продумали и понимаете, какую берете на себя ответственность? – спросил он и достал из портфеля новую тетрадь. – Кое-что мы запишем. Давайте набросаем план. Точнее, приведем в порядок то, что вы наметили. Боевой листок – это хорошо, но лучше, если это будет не боевой листок, а еженедельная сводка. Боевой она будет по духу. Не возражаете?

– Есть. А название «Будем красиво учиться» оставим? – спросила Тамара.

– По-моему, – да.

– А не очень это... с претензией?

Тамара загорелась. Мысленно она уже представила, как будет выглядеть сводка, и ей не терпелось начать работу. Сейчас перед ней была точная, интересная и трудная цель... Это не то, что стенгазета!

– Константин Семенович, а как же быть со стенгазетой? – настороженно спросила она.

Учитель прекрасно понимал настроение девушки. Редакторство было для нее обязательным поручением. Ей надоело уговаривать и упрашивать подруг давать заметки, править их и по существу одной выпускать стенгазету. Задуманная сводка мало чем отличалась от той же стенгазеты, но ей казалось, что это другое, новое, нужнее и необычнее. А главное... сводка придумана ими, и от них зависит сделать ее боевой, острой, действенной.

– А мы закроем стенгазету, – лукаво прищурившись, сказал он.

– Вот это правильно! – обрадовалась Тамара. – Она мне все жилы вытянула.

– О сводке мы еще поговорим, – продолжал учитель. – Теперь о собрании. Я думаю, что вопрос о режиме дня следует поставить в первую очередь. И не откладывать Девочки жалуются, что у них не хватает времени на приготовление уроков. Давайте выясним, куда они тратят время

– Можно, я скажу? – подняв руку, попросила Катя и, когда учитель кивнул головой, встала. – Мы сделаем так... Возьмем для образца трех девочек и разберем их по косточкам. Разберем по минутам все время после школы и до сна. Это будет и поучительно и интересно...

– Конкретно! Кого возьмем в работу? – спросила Тамара. – Предлагаю Ларису Тихонову, Аксенову и Вершинину.

– Почему Аксенову? – спросила Катя.

– Потому что спит на уроках. Надо выяснить, – почему.

– А Вершинина?

– Тут особый вопрос, Катя. Лида вообще не знает, куда, зачем и для чего тратит время, – отстаивала свое предложение Тамара. – Константин Семенович, а вы будете на собрании? – спросила она.

– Если пригласите...

– Мы очень хотим, чтобы вы пришли... Да! Еще вопрос. Белову приглашаем?

Катя взглянула на Женю, но та только пожала плечами.

– Вы как посоветуете, Константин Семенович?

– Решайте сами.

Девушки задумались. Как быть? Белова не подписала «Обещание», но она была ученицей их класса, а собрание должно быть общим. Если они не пригласят ее, то это будет своеобразным наказанием. Но ведь «Обещание» – это дело добровольное... Константин Семенович молчал, и они чувствовали, что вмешается он только в том случае, если вопрос будет решен неверно.

– Я предлагаю поговорить с ней еще раз, – сказала Катя, глядя на учителя. – А если она откажется, то на собрание не приглашать.

Тамара была против дополнительного разговора, но она подавила в себе протест. Не хотелось поднимать спор, тем более что Константин Семенович, по-видимому, одобрительно отнесся к словам Кати.