Текст книги "Семнадцатилетние"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– Это кто же вас заставил?

– Никто. Мы сами.

– Кто это «мы»?

– Ну мы... девочки трех старших классов.

– Зачем?

– Мы хотим заработать деньги на подарок Василию Васильевичу.

– А ты думаешь о том, что делаешь?

– Я не одна...

– Что значит не одна? Если все начнут кидаться с крыши вниз головой, то, значит, ты тоже...

– Но, мама...

– Помолчи! – строго остановила ее мать. – Неужели ты не понимаешь, как это нелепо! Заработать деньги на подарок и погубить свое здоровье! Ты же можешь там заразиться чем-нибудь, и вообще, бог знает, что может случиться! Неужели ты не могла попросить у меня? Разве мы тебе отказываем?

– Но, мама... Ведь мы решили заработать сами.

– Глупости! Ты, кажется, не маленькая. Нет!.. Этого дела я так не оставлю! Заставлять детей грузить на каком-то заводе всякую грязь...

– Никто нас не заставляет, мама. Я комсомолка, и если мы...

– Это не оправдание! Если ты комсомолка, то это не значит, что ты должна ходить вниз головой! Ну что это такое! Что это такое!.. – Она трагически подняла руки и забегала по комнате. – Ниночка, почему же ты не спросила меня? Почему ты не щадишь мои нервы? Надеюсь, что больше ты никогда этого не сделаешь, – продолжала она умоляющим голосом. – Подумай, что скажет папа! Если тебе нужны деньги, то, пожалуйста, скажи. Ну, будь умницей, и забудем этот неприятный случай...

Мать ушла к себе, а Нина осталась в полном смятении: «Как ей сейчас быть?». Сказать подругам, что ей запретили работать, – стыдно и неудобно за родителей. Что плохого в том, что она работает? Разве она не слышала от своего же отца слов о том, что нет позорного труда и что труд – это самое главное в жизни человека! Да и мать говорила ей о том же. Почему же у них слова расходятся с делом?

Не находя выхода из создавшегося положения, Нина, привыкшая всегда говорить правду, вынуждена была солгать. На другой день, отправляясь на работу, она сказала, что идет к Тане. Подруга одобрила эту ложь и помогла ей тем, что дала для работы старое пальто и платок на голову.

Были неприятности и у Нади. Увидев ее в помятом и испачканном пальто, Мария Ивановна рассердилась:

– Выбрось эту дурь из головы! Не для того я тебя в школу отдавала!

– Мама, ты хочешь из меня какую-то белоручку воспитать, а я тебе категорически заявляю, что это не выйдет! Я никакая не барышня! Я комсомолка!

– Это ничего не значит. Грузчиком ты работать не будешь.

– Нет, буду!

– Надежда! Как ты смеешь так разговаривать?

– А вот смею! Потому что это мои политические убеждения – и, значит, смею. Я должна подчиняться большинству, а не тебе. У тебя не коммунистические взгляды...

– А большинство тебе купит новое пальто?

– Покупать пальто не надо, а надо только почистить, а вообще это совершенно другой вопрос. Имей в виду, что я буду учиться на инженера и на практике мне придется работать еще хуже. Даже кочегаром...

Пришла Аня и поддержала Надю. Марии Ивановне пришлось уступить. Она согласилась, что позорного труда нет, хотя в профессии грузчика ничего завидного не находила.

– А ты знаешь, сколько мы заработаем? – спросила Надя.

– Сколько?

– Три тысячи рублей!

– Без ноля.

– Ой! Аня, ты слышишь? Мама не верит! Я тебе официально заявляю, что три тысячи... со всеми нолями.

– Но ты-то хоть работаешь или так, для вида болтаешься? – примирительно спросила мать.

– Конечно, работаю! По-твоему, я какая-то ненормальная!

На второй день явились на работу не все. Из десятого класса не пришла Крылова, у девятиклассниц не хватало троих, а у восьмиклассниц – четверых. Это нисколько не смутило девочек и мало отразилось на работе. Первые минуты с непривычки болели все мускулы, но уже через час девушки разогрелись и боль исчезла.

Через четыре дня цех был чист. Пол оказался цементным, и хотя его нельзя было натереть, как обещал Михаил Сергеевич, но танцевать было можно, что девушки и делали, когда оказывался вынужденный простой из-за отсутствия автомашин.

Наконец, ушел последний грузовик, провожаемый восторженными криками. Лопаты сложили в угол, и Василий Иванович повел девушек в заводоуправление. Войдя в просторный кабинет директора, девушки расселись по стульям. Ждать пришлось недолго. Вошел директор, высокий, широкоплечий человек с густыми бровями и прямым носом. Они видели, как он раза два вместе с Михаилом Сергеевичем заходил посмотреть на их работу, но даже и не подозревали, что это директор. Вместе с ним пришел старичок кассир, а вскоре появились и Михаил Сергеевич с Ольгой Николаевной.

– Ну что, Анюта, наработались? – спросила Ольга Николаевна с улыбкой.

– Да. Закончили. Даже не верится!

Директор постучал карандашом по стакану и обратился с короткой речью:

– Ну, дорогие помощники... Не знаю, как вас назвать иначе. С работой вы справились хорошо. На день раньше. А значит – план перевыполнили. Такая уж традиция установилась в советской стране – перевыполнять план! Я хотел поблагодарить вас за помощь. Вы принесли большую пользу заводу, потому что рабочих у нас пока еще не хватает. Теперь остается пожелать вам успехов в ученье. А когда закончите школу, техникумы, институты, курсы, то милости просим к нам на завод работать. Евграф Спиридонович, где ведомости?

Старичок засуетился, достал нужные бумаги и разложил их на столе. Затем вынул несколько пачек десятирублевых бумажек и передал директору.

– Я попрошу вас расписаться в ведомости. Мы никого не выделяли, а просто расписали всю сумму поровну на всех работавших. Деньги я передам вашему комсомольскому секретарю. Вы уже сами делите их.

– Можно мне сказать? – попросила Лена Мельникова.

– Пожалуйста!

– Девочки! Мы решили сделать так... Каждому классу по тысяче рублей. Деньги я передам представителям юбилейной комиссии, а вы согласуйте между собой и покупайте... Катя просила сообщить, что десятый класс покупает часы. Расписывайтесь!

С чувством глубокого волнения и радости подходили девочки к столу. Против каждой фамилии стояла цифра первого в жизни заработка – 63 рубля 70 копеек.

С сияющими глазами, стесняясь своих счастливых улыбок и сдерживая их, они робко брали перо и расписывались.

СУББОТА

В субботу Светлана проснулась от жалобного подвывания собаки и металлического скрежета. В комнате горел свет. Петя задумал очередной радиоприемник и последние дни, охваченный творческим азартом, вставал раньше сестры и мастерил без передышки. Пила его противно визжала, и от этого звука не только у девушки, но, видимо, и у щенка, сидящего возле мальчика, сводило челюсти.

– Петушок, что ты делаешь! Я же сплю.

– Как это спишь, когда разговариваешь?

– Ты меня разбудил.

– Не беда! Уже поздно. Ты же сама говорила, что утром придет Женя, – невозмутимо ответил он, продолжая работать.

– Ой! Перестань скрипеть! У меня зубы заболели.

– Сейчас... Какие-то вы, девчонки, недотроги, – проворчал он, кончая пилить.

– Пря чем тут девчонки? Ты посмотри, как бедный Трюк воет.

– Это он поет.

– Действительно! Запоешь тут...

– Конечно, поет. Вот послушай, как он уже умеет. Водя маленьким напильником о железную планку,

Петя начал извлекать тонкие скребущие звуки, уговаривая при этом щенка:

– Спой, Трюк! Ну, спой немножко.

Не понимая, чего от него хотят, щенок помахивал хвостом и вопросительно смотрел на мальчика. Затем на него напала зевота, и, наконец, не выдержав, он поднял голову и протяжно завыл.

– Во! Молодец! Слышишь, как поет? Тенор!

– Не мучай ты его! Хорошее пение, нечего сказать!

Откинув одеяло, Светлана соскочила на пол и быстро начала одеваться. Вся ее одежда, вплоть до ботинок, лежала сейчас на тумбочке. Почему-то Трюк особенно настойчиво охотился за ее вещами. Стоило Светлане что-нибудь забыть или положить на стул, как вещь моментально исчезала. Место, куда щенок таскал и прятал разные тряпки, чулки, ботинки, щетку, кости, недоеденный хлеб, он облюбовал под кроватью Светланы. Там было чисто, не пахло железом, машинным маслом или бензином. Трюк явно не любил техники и поэтому даже спать предпочитал подальше от своего хозяина, чем сильно огорчал мальчика.

– Петушок, а ты гулял с ним? – спросила Светлана, глядя на сидевшего возле нее щенка.

– Ясно, гулял.

За последний месяц Трюк сильно подрос и изменился. Уши его стояли торчком, хвост сделался пушистым, заворачивался колечком на спину. По определению Игоря, это была чистокровная лайка.

Потрепав щенка по шее, Светлана отправилась на кухню.

Бодрое, приподнятое и удивительно приятное состояние, связанное с ожиданием чего-то большого, не покидало девушку все эти дни, и она с нетерпением ждала субботы. Каждое утро, подметая пол или моя посуду, она старалась представить, как произойдет их встреча с Алешей и о чем они будут говорить. Иногда это выходило естественно и просто, но иногда ей казалось, что она смутится, растеряется и непременно скажет какую-нибудь глупость. От такой мысли она приходила в ужас и долго не могла успокоиться.

Раньше Светлана никогда не думала о медали. Училась хорошо потому, что хотела учиться, потому, что хорошие отметки были самой приятны и радовали мать. После Алешиного письма ей очень захотелось получить медаль: она так ясно представляла себе выражение Алешиного лица, когда она скажет ему о медали.

Женя пришла раньше, чем обещала. Светлана была еще занята на кухне, и дверь открыл Петя.

– Ты что это творишь? – спросила она, проходя в комнату.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – пробубнил мальчик.

– Нет, серьезно! Опять приемник?

– Ну что я тебе буду объяснять? Все равно же ты ничего не понимаешь! – отмахнулся он, не отрываясь от работы. – Ну, приемник!

– Собственной конструкции?

– Не твоей же...

– По-моему, ты больше ломаешь, чем монтируешь! Петя презрительно фыркнул. Во Дворце пионеров была намечена техническая выставка, и мальчик решил удивить всех радиолюбителей. Задуманный им приемник должен быть круглый, как маленький бочонок. Но это не главное. Фокус заключался в том, что бочонок будет вращаться и тем самым настраиваться на разные волны. Изобретение свое он держал в страшной тайне, а поэтому и не хотел говорить с Женей. Кроме того, он глубоко презирал всех, кто считал, что приемники существуют для слушания каких-то концертов. Интерес в том, чтобы делать их, монтировать, изобретать новые схемы. По мнению Пети, передачи в эфире существовали только для того, чтобы проверять вновь построенные приемники. Пришла Светлана и со смехом показала руки:

– Смотри, Женя!

– Что, мозоли? А у меня! – сказала подруга, протянув свои руки. – Вот эта лопнула и болит...

– Подумаешь, чем хвастают, – проворчал Петя. – Мозоли! Я себе даже все руки порезал, и то не хвастаюсь. У меня даже на ноге есть мозоль.

– От работы? – спросила Женя.

– От лыжной вылазки, – ответил он и снова принялся пилить железо.

– Подожди ты, Петушок! – взмолилась Светлана, зажимая уши. – Сейчас я уйду и тогда пили, сколько влезет.

– Не понимаю, что тебе не нравится? – удивился мальчик. – Только поскорей уходи, а то мне некогда!

Он демонстративно сложил руки на коленях, ожидая, пока сестра позавтракает и уйдет из дома.

Кате поставили телефон. Вчера вечером она пришла с завода домой усталая и не сразу его заметила. Отец с матерью молча переглядывались, пока она обедала, и ничего ей не говорили. И вдруг телефон зазвонил. От неожиданности Катя поперхнулась супом.

– Телефон!

Он стоял на тумбочке, черный, гладкий, с диском посредине, с трубкой... и главное, звонил.

– Ну, что ты рот разинула! Иди слушай, – сказал Михаил Фомич. – Кто там еще названивает...

Катя сняла трубку и осторожно поднесла к уху. Говорить по телефону ей приходилось не раз, но то были чужие, а это свой.

– Я у телефона!

Послышался щелчок, затем женский голос:

– Это Ксана?

– Нет.

– А кто?

– А куда вы звоните? – спросила Катя.

– Позовите, пожалуйста, Ксану.

– Такой здесь нет.

– Какой это номер?

Катя зажала рукой мембрану и спросила отца:

– Папа, какой у нас номер?

– Там на бумажке записано.

Катя не стала искать бумажку. Ей хотелось сказать еще несколько слов и послушать громкий, ясный ответ.

– Гражданка вы, наверно, не туда попали.

– Я набирала правильно – два, шестнадцать, тридцать три.

– Ну, а такой здесь нет.

Послышалась неразборчивая фраза и короткие гудки. Катя с сияющим лицом повесила трубку, вернулась к столу.

– Вот видишь, как хорошо, когда есть телефон! – сказала она, расплываясь в улыбке.

– Пока ничего хорошего не вижу, – усмехнулся отец. – Даже пообедать спокойно нельзя.

Поев, Катя принялась «осваивать» телефон. Первым делом, она научила мать узнавать время. Услышав, что сейчас «восемнадцать часов двадцать четыре минуты», Дарья Степановна сказала «спасибо».

– Кому ты спасибо-то говоришь? Это же не человек, а механизм работает, – сообщил отец.

– Как не человек? Мужчина какой-то сказал.

– Это, мамочка, голос, записанный на пленку, как в кино. Понимаешь? – со смехом пояснила Катя.

– Чудеса! А что он такое сказал... восемнадцать часов! Это сколько же по-старому?

– Шесть часов.

– Вот что! Сразу-то не сообразишь...

Весь вечер Катя звонила к одноклассницам, у которых были телефоны, сообщала им радостную новость и только тогда оставила телефон в покое, когда отец заворчал:

– Довольно тебе... устали ведь...

– Кто устал?

– И ты устала, и телефону дай передохнуть.

Дарью Степановну заинтересовал человеческий голос, безотказно сообщавший время. Перед сном она еще раз набрала номер, услышала «двадцать три часа, десять минут» и поклонилась, но вместо «спасибо» сказала «понимаю».

– А что понимаешь-то? – спросил Михаил Фомич, наблюдавший за женой.

– Говорит двадцать три часа, десять минут. Это сколько же?

– Ну, значит, ничего не поняла. Посмотри вон на часы – узнаешь.

Дарья Степановна взглянула на стенные часы:

– Одиннадцать часов пятнадцать минут. Что же это получается? Ошибка!

– Никакой ошибки нет. Одиннадцать – это значит двадцать три, а разница в минутах – ничего. Я нарочно на пять минут вперед ставлю, – пояснил Михаил Фомич.

В субботу утром Катя проснулась, как просыпалась в детстве под Новый год, зная, что где-то спрятан подарок от деда Мороза. Для этой цели она всегда вешала на спинку кровати чулок, хотя каждый раз подарок оказывался в другом месте, словно дед Мороз нарочно прятал его подальше: в валенок, под подушку, под белье, подвешивал к кровати, и так незаметно, что приходилось искать. Сегодня она ясно вспомнила и вновь пережила это милое чувство.

Отец был на работе, мать ушла в магазин. Катя босиком перебежала через комнату и набрала восьмерку. Услышав голос, сообщавший время, она, довольная, вернулась в кровать: телефон работал.

Теперь ей казалось, что жить, учиться и работать будет значительно интереснее, красивее и легче. Телефон дает громадные возможности. Не выходя из комнаты, она, например, может поговорить с Москвой, Свердловском, Владивостоком, с любой точкой Советского Союза и даже с заграницей. Никаких дел и знакомых в других городах, а тем более за границей, у Кати не было. Но это ничего не значит. Главное, есть такая возможность, а уж использует ли она эту возможность, – зависит только от нее.

Звонок телефона прервал размышления Кати. «Кто бы это мог быть? Опять, наверно, Ксану», – подумала она, но быстро подбежала к аппарату:

– Алло!

– Кто у телефона? – послышался тонкий голос.

– А вам кого нужно?

– Катю Иванову.

– Это я и есть.

– Здравствуй, Катя. Это говорит Рая. Не узнаешь? Рая Логинова.

– О-о! А ты откуда знаешь мой телефон?

– От Нины Косинской. Она мне сказала, что вы сегодня пойдете покупать подарок. Катя, я не могла ходить с вами на работу, но деньги я заработала... – сообщила Рая и торопливо прибавила: – Сама заработала.

– Сколько же ты заработала?

– Сто рублей.

– Ого! Больше, чем мы. Где это ты столько заработала?

– У папы на базе. Как их вам передать?

Катя вспомнила, что отец Логиновой заведует какой-то торговой базой и очень может быть, что Рая говорит правду, но почему-то не поверила.

– Так, может быть, ты зайдешь ко мне? – предложила Катя. – Скоро придут Женя и Светлана.

– Хорошо.

– А ты откуда говоришь?

– Из дому.

– У тебя есть телефон? Я и не знала. Какой номер?

Записав телефон Логиновой, Катя наспех сделала несколько упражнений «зарядки» и стала одеваться. Разговор с Раей оставил в душе какой-то неприятный осадок. «Капля дегтя в бочке меда, – подумала она. – Все испортила. Ну зачем она врет? Нигде она, конечно, не работала, а просто попросила деньги у отца, чтобы не ходить на завод».

Чем больше размышляла Катя, тем больше возмущалась. Она решила разоблачить эту ложь и не брать от Логиновой денег. Причесываясь, она мысленно представила предстоящий разговор и стала придумывать фразы, которыми «припрет» Раю к стене и заставит сознаться.

Приход Жени и Светланы был как нельзя кстати.

– Ты готова? – спросила Женя, не заходя в квартиру. – Пошли!

– Я готова, но придется немного подождать: сейчас придет Рая. Заходите, девочки.

– Но раздеваться мы не будем, – предупредила Женя.

– Не раздевайтесь. У нас нежарко. Если желаете, можете звонить по телефону.

– У тебя телефон?

– Да. Вчера поставили! – небрежно сказала Катя. Это событие не произвело ожидаемого впечатления на подруг: звонить им было некуда.

– А что с Раей? Она болела? – спросила Светлана.

– Нет. Оказывается, она тоже зарабатывала на подарок. У папы из кармана!

Катя рассказала о разговоре с Раей, о своих подозрениях. Женя целиком согласилась с Катей и возмутилась поступком Раи, но Светлана горячо возразила:

– Нет, девочки! Я с вами не согласна. Нельзя ее обвинять в том, чего мы не знаем.

– А ты думаешь, она действительно заработала эти деньги? – спросила Катя.

– Не знаю.

– Вот мы и должны это узнать, – сказала Женя. – Выведем ее на чистую воду.

– А зачем? Ну, подумайте сами! По-моему, это очень обидно. Ну пускай она даже не заработала, а скопила. Может быть, у нее копилка есть... Не в этом дело. Но ведь она не украла! Она тоже хочет участвовать в подарке. Это же хороший поступок, а мы ее обидим. Нет, я с вами не согласна. Надо доверять людям. У каждого человека есть совесть. Если мы не будем доверять и все время в чем-то подозревать, что же тогда получится?

– А что, Катя? Она дело говорит, – промолвила Женя.

– Не знаю. Я, например, абсолютно уверена, что она врет, и считаю, что всякую ложь надо разоблачать.

– А если она нас обманула, ей же будет стыдно. По-моему, надо сделать совсем по-другому. Надо ее похвалить и сказать, что мы ей верим... Помните, как говорил Константин Семенович, что надо тормошить хорошие качества в человеке, воспитывать их...

– А если у нее совести нет? – спросила Катя.

– Как это нет? Совесть у каждого человека есть... Они не успели решить этот вопрос, когда пришла Рая.

– Вы уже собрались? – спросила она, увидев, что Женя и Светлана сидят в пальто. – Здравствуйте, девочки.

Оттого ли, что она впервые была у Кати дома и не знала, как себя держать, или потому, что подруги выразительно и пытливо уставились на нее, Рая смутилась. Она вытащила из кармана новенькую сторублевую бумажку и протянула ее Кате:

– Вот... возьми, Катя. Нина говорила, что вы хотите купить часы. Я спрашивала папу... Он советовал идти в Дом ленинградской торговли...

– День большой. Везде побываем! – сказала Женя.

– Там же и надпись можно заказать, – сообщила Рая.

– Скажи, Рая, а что ты на базе делала? – спросила Катя, внимательно разглядывая полученные деньги, словно там было написано, за что они выданы.

– Мы сортировали фрукты, – сказала девушка, оправляясь от первого смущения. – В Ленинград привезли много яблок, мандаринов... Мы их перебирали, сортировали...

– И ели! – со смехом подсказала Женя.

– Немножко ели, – с улыбкой созналась Рая.

– Молодец, Рая! – сказала Светлана, пожимая ей руку. – Это ты хорошо сделала. Мы сначала думали, что ты заболела... Ты ведь не очень крепкого здоровья!

– Нет, я ничего... – сильно покраснев, возразила она.

– Долго мы еще будем ждать? – нетерпеливо спросила Женя. – Разговаривать можно и на улице!

– Пошли, Катя! – заторопила Светлана. – Быстро, быстро...

Весь день ходили девушки по магазинам. Часов в продаже было много, но все они казались не такими, какие хотелось подарить Василию Васильевичу. У одних не было секундомера, другие были велики, у третьих не нравился циферблат. Нашли цепочку, нашли коробочку-футляр, нашли гравера, который в два дня обещал сделать любую надпись, а часов все не находили.

В сумерках пришли в Дом ленинградской торговли. Громадный трехъярусный магазин встретил их теплом, музыкой и ярким светом. В первом этаже стояла высоченная елка, макушкой уходившая к третьему этажу. Вся она была увешана блестящими игрушками и разноцветными лампочками. Было непонятно, как ее втащили сюда и как украшали верх елки.

– А знаете, как ее украшали? – спросила Женя и сама же ответила: – Сверху на блоках спускали людей...

– Не выдумывай! Просто с высоких лестниц! – сказала Катя.

– А по-моему, ее украшали в лежачем положении, а потом поставили, – пошутила Светлана.

Полетать елке возвышался в три человеческих роста дед Мороз. Местный радиоузел на весь магазин передавал концерт из новых, поступившись в продажу пластинок.

Разыскав отдел, где продавались часы, девушки остановились.

– Вы посмотрите, что тут делается! – воскликнула Светлана.

Часы они видели и в других магазинах, и не мало, но здесь их было такое разнообразие, что глаза разбегались. Вот стоит футляр-шкаф, и через стекло видно, как внутри него медленно качается маятник. А вот стенные часы. Они висят между полками друг над другом: круглые, квадратные, овальные, прямоугольные. На полках стоят настольные часы в красивых оправах, с фигурками, а дальше – стройной шеренгой – будильники. В витринах лежат мужские и дамские, карманные и ручные. Висят тут и электрические часы и еще какие-то специальные, назначение которых девушкам было неизвестно.

Не обращая внимания на все это разнообразие, Катя сразу же принялась разглядывать через стекло витрины мужские карманные часы.

– Вам часики требуются? – любезно обратился продавец и, думая, что девушка выбирает для себя, продолжал: – Вы не туда смотрите. Вот, пожалуйста, сюда!

– Нет, я смотрю куда надо, – ответила Катя.

– Мы хотим купить часы для подарка одному человеку, – пояснила Светлана.

– Очень хорошо! – заулыбался продавец. – На какую цену прикажете?

– Хорошие, – сказала Женя.

– Самые лучшие! – добавила Светлана.

– Может быть, золотые?

– Нет. Золота нам не нужно, а нужны часы, – сказала Катя.

Продавец выдвинул ящик и начал вынимать часы, раскладывая их на стекле.

– Вы хотите непременно карманные? А может быть, на руку?

– Нет, нет. Он старый человек.

– Вот взгляните на эти четырехугольные, плоские, анкерный ход, на двенадцати камнях. Гарантия! Цена недорогая.

– Дело не в цене, – сказала Катя. – Мы хотим хронометр с секундомером. Секундомер необходим во время химических опытов...

– С секундомером? Тогда пожалуйте сюда. Реставрированные, но прекрасный ход... Точность!

С этими словами продавец выдвинул новый ящик, и в нем оказалось то, что они так долго и упорно искали... Великолепные часы с секундомером они купили за восемьсот рублей. На улице было темно, когда школьницы вышли из магазина. Зажженные фонари напомнили Светлане, что Игорь с Алешей уже пришли, и у нее тревожно забилось сердце.

– Вы сейчас куда? – спросила она подруг.

– Надо же идти к граверу.

– Вы уж без меня, пожалуйста. Меня ждут дома.

Торопливо попрощавшись, она побежала к остановке трамвая. Возвращалась Светлана с таким чувством, словно куда-то опаздывала, и всю дорогу в голове ее вертелся мотив и слова песни...

Я окно распахну,

Чтобы встретить скорей

Молодую весну

Звонкой песней своей.

Эту песню пела на вечере Крылова, и Светлана запомнила ее.

Вот, наконец, последний перегон. Она вышла из трамвая и быстро зашагала к дому.

И окно распахну...

«Если он принял Лиду за меня и отдал ей письмо, то ведь он не знает, что Лида передала его мне. Ведь я могла не получить письма, – думала Светлана. – Значит, я могу ждать и делать вид, что ничего не знаю. Пускай сам скажет... А если он спросит?»

Желание девушки раздвоилось. С одной стороны, хотелось, чтобы Алеша знал, что письмо у нее, что все эти дни она думала о нем, а с другой – она совершенно не представляла, как себя вести, о чем говорить с ним.

У дома остановилась. Освещенные занавески на окнах не позволяли видеть, что делаемся в комнате.

«Будь что будет!» – решила Светлана и постучала в окно.

Дверь открыл Петя.

– Наконец-то явилась... – недовольно пробубнил он.

– Игорек пришел?

– Пришел.

Мать, Игорь и Петя сидели за столом и пили чай из самовара. Субботнее чаепитие, сопровождаемое шутливыми разговорами детей, Екатерина Андреевна особенно любила. В этот день был поставлен самовар, куплены конфеты и печенье.

– Вот и грузчик!.. Где ты пропадаешь, Свечка?

– Ходили в магазин. Если бы ты видел, какие мы часы купили! Хронометр с секундомером... А где Алеша?

– Алеша дежурит. Просил передать тебе поклон и сердечно поздравить с новой специальностью грузчика!

– Откуда он знает?

– Действительно! Откуда он знает, Петя? – переспросил шутливо Игорь.

– Это ты сам выдумал про поздравление, – серьезно ответил тот.

– Во! Ну и брат у меня растет! Сразу догадался? Светлана села к столу. Тревожное чувство, с каким она вошла в комнату, исчезло, а на смену явилось другое, какого она никогда еще не испытывала. Казалось, что над ней кто-то безжалостно посмеялся и, пообещав что-то хорошее, вдруг обманул.

Игорь продолжал рассказывать матери какой-то очередной забавный случай из жизни училища, но Светлана его не слушала. Глубоко задумавшись, она смотрела на Трюка, грызущего ее новый грибок, и не понимала, что он портит нужную вещь. Воображение ее рисовало Алешу с синей повязкой на рукаве и с черной саблей, ходившего по длинному коридору училища. «И так он будет дежурить целые сутки»...

– Свечка! Ты оглохла?

– А что?

– Я тебя третий раз спрашиваю. Что Лида?

– Ничего...

– Она же захворала. Даже к телефону не подходит.

– Ерунда! Голова заболела от твоих глупостей. Знаешь что, Игорь! Я напишу Алеше письмо... Мне его жаль.

Отобрав у щенка грибок, она села за маленький столик, на котором делала уроки, достала бумагу и снова задумалась. Как писать? Дать ему понять, что письмо получено, или просто написать приветливую записку в ответ на его поклон. В голове зазвучал назойливый вальс...

«Алеша! – начала она. —

Я окно распахну,

Чтобы встретить скорей

Молодую весну

Звонкой песней своей.

Слова этой песни целый день звенят в голове и очень отвечают моему настроению. Я тебя ждала, но... что делать! Долг – прежде всего. Увидимся в другой раз. Игорь передал от тебя поклон, но мне показалось этого мало. А может быть, он выдумал?

Алеша, во время каникул я много думала и хотела с тобой посоветоваться. Последний год школы. Нужно решать вопрос о дальнейшем. Дорог много, а я как на распутье. Кто мне подскажет? Может быть, ты?

Бедненький! Это, наверно, скучное занятие – дежурить!»

Написав письмо, Светлана перечитала его, подумала и так же, как Алеша, поставила под написанным одну букву – «С».

ПОСЛЕ КАНИКУЛ

Каникулы кончились. Школа наполнилась шумом детских голосов, топотом ног, оживленной суетой. Девочки делились впечатлениями о каникулах, смеялись, удивлялись, восторгались.

Лида Вершинина приближалась к школе с таким чувством, словно возвращалась домой из далекого путешествия. Всю последнюю неделю каникул она провела дома даже не ходила в кино. Сергей Иванович видел, что с дочерью происходит что-то необычное, и пытался было вызвать Лиду на откровенный разговор. Потерпев неудачу, неверный своим принципам, отошел в сторону, ограничившись ролью наблюдателя.

О многом передумала Лида в эти дни. Неглупая и любознательная, она не могла не задать себе естественного вопроса: почему Алеша любит Светлану, а не ее. Разве Светлана красивее ее? Умнее? Лучше воспитана? Нет! Так в чем же дело? «Значит, у меня есть такие недостатки, – решила Лида, – которые отталкивают от меня Алешу».

Став на путь самокритики, Лида оказалась беспощадной: «Какая я маленькая и пустая, – думала она. – Кому я нужна? Что я могу? Зачем живу? Что собираюсь делать? Куда стремлюсь?..»

Вопросы возникали сами собой, и она не отгоняла их, как прежде, и не уклонялась от прямого ответа. Она не старалась смягчить свои недостатки или свалить на кого-нибудь другого. «Не нужно оправдываться, – говорила себе Лида. – Хорошее при мне и останется. Нужно честно выяснить свои недостатки и все переосмыслить. Да! Я пустая, избалованная барышня, живущая для собственного удовольствия. Я живу, не задумываясь о завтрашнем дне. Скоро начнется самостоятельная жизнь, труд, борьба, а я не готовлюсь к ней и до сих пор не знаю своего места. Я механически и очень вяло выполняю свои обязанности, определенные моим возрастом, и не стараюсь делать лучше и больше».

На память приходили осторожные намеки отца, Константина Семеновича, упреки и иронические замечания одноклассниц. Намеки делались в очень мягкой и деликатной форме, и раньше она не придавала им значения.

Теперь Лида с гордостью вспомнила, что она: вместе со всеми честно работала в цехе и никому не сказала о кровавой мозоли, которую натерла на руке, забыв надеть рукавицы. Несмотря на эту мозоль, она с благодарностью думала о заводе. Пришла она туда только в силу дисциплины, неохотно, полубольная, в «растрепанных чувствах». Работа на заводе сначала смутила, затем увлекла ее и почти уничтожила всякую хандру. «На заводе я начала новую жизнь, – думала Лида. – Новая жизнь!..»

Это было не очередное брожение или увлечение. Теперь она твердо решила занять прочное место в жизни, чтобы не одна она была довольна собой. Ее должны оценить другие. Такой пример был у нее на глазах – Светлана! На заводе Лида поняла секрет успеха подруги и какую-то удивительную силу ее обаяния...

На вешалке веселая толкотня. Все торопятся, хотя до звонка еще далеко. Сзади кто-то хлопнул Лиду по плечу.

– Тамарка! Ну и ручища у тебя! – поморщившись, сказала Лида. – Почему ты не пришла ко мне вчера?

– Ой, некогда было! Я такие дела делала! Вот увидишь!..

В классе, как всегда, шумно. Собравшиеся уже о чем-то спорят. Лида оглянулась. Все по-прежнему. Стоят парты, стол, шкаф, цветы, висит доска, «Обещание», портреты и старая сводка «Будем красиво учиться!». Ничего не изменилось, но ей показалось, что все это стало гораздо милей, приятней, и девочки какие-то другие – более приветливые, добрые. И говорят они иначе – умней, серьезней.

Вошла Светлана, широко размахивая парусиновым портфелем.

– Девочки! Константин Семенович идет! Я видела в окно. Пошли встречать! – предложила она, и все гурьбой выбежали из класса.