Текст книги "Семнадцатилетние"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

– Нет, писала учительница! – мрачно и твердо сказала Катя. – Это мы знаем. Так сказала Наталья Захаровна и представительница из горкома.

– Не имею права возражать, если вы знаете... Пускай учительница, но не Марина Леопольдовна. В этом я совершенно уверен.

Он взглянул на часы. До конца перемены оставалось десять минут. Настроение в классе было уже другое. Привыкнув верить своему руководителю, девушки сидели подавленные, смущенные, с опущенными головами.

– Товарищи... Я со своей стороны сделаю все и надеюсь, что Марина Леопольдовна меня простит... А что касается вас, то ищите выход из положения сами. Я не хочу навязывать вам свое мнение и советовать. Поступайте, как подсказывает вам ваша совесть. Останьтесь после уроков, мы еще поговорим.

С этими словами он вышел из класса.

Четыре урока и три перемены десятиклассницы чувствовали себя так, как, вероятно, чувствует себя обвиняемый в тяжелом преступлении в ночь перед судом. После ухода Константина Семеновича они поняли, что поступили опрометчиво, неразумно, сгоряча. Теперь им казалось, что Марина Леопольдовна действительно не способна написать анонимку, да еще клеветническую. Она может придираться, делать ехидные, а иногда и несправедливые замечания, может грубо оборвать или даже накричать, но она никогда не лгала, не сплетничала.

Что же теперь делать? Решение лежало на их совести, а это было самое неприятное. Вначале некоторые попытались выяснить, кто виноват; кто первый подумал на Марину Леопольдовну; кто предложил эту «забастовку», но Светлана сразу прекратила разговоры.

– Я виновата, – сказала она. – Я подозревала Марину. Я голосовала, и я буду отвечать!

– Ну что ты глупости говоришь...

– А если глупости, то перестаньте болтать. Все виноваты... кроме Раи. Рая оказалась всех умней... Ее и надо выделить.

– Нет, я совсем не хочу выделяться, – великодушно отозвалась Логинова. – Я как и все...

– Нет, уж извини! – вскипела вдруг Надя. – Ты сказала Марине, что не участвуешь с нами... Да, да! Я отлично запомнила... Значит, и не участвуй!

– Она просто струсила в последний момент, – сказала Валя.

Время шло. На уроках сидели спокойно, но нужно было немалое усилие воли, чтобы отогнать посторонние мысли и сосредоточиться. В переменах спорили и раза два чуть не перессорились. Раскаяние, угрызения совести выражались как-то странно. Все были недовольны, злы, раздражены и неизвестно на кого сердились.

Кончился последний урок, Анна Васильевна вышла из класса, но девушки остались сидеть на своих местах.

– Ну, теперь держитесь! – со вздохом проговорила Женя.

– Ой, девочки! Я все-таки боюсь. Влетит нам жутко! – произнесла Надя с таким неподдельным страхом, что многие засмеялись.

– В старой школе полагалось линейкой лупить, – сказала Лариса. – Мне бабушка говорила.

– Не только линейкой. Розгами пороли, – прибавила Женя. – Особенно в бурсе.

– А в английской школе во время войны ввели телесные наказания.

– Да что вы на самом деле о розгах заговорили! – возмутилась Катя. – Соскучились, что ли?

– Нет, просто они предчувствуют что-то похожее, – ответила Тамара.

Не успела Кравченко договорить, как в дверях показался Константин Семенович. Девушки встали. Все ждали, что следом за ним войдет Марина Леопольдовна, но ее не было...

Два больших окна выходили на юг, но цветы загораживали свет, и в комнате был приятный полумрак. Самые разнообразные растения стояли на специальных полочках по краям окон, на подоконниках, спускались вниз из подвешенных горшочков. Больше всего здесь было кактусов. Эти маленькие зеленые уродцы походили на что угодно: на спящих ежей, на болезненные наросты, на лепешки, сделанные неумелыми детскими руками и налепленные друг на друга, на странные грибы с бородавками, но только не на растения. Ничего красивого в кактусах не было, но, однако, Марина Леопольдовна очень любила своих уродцев. Уходя в школу, она с удовольствием отметила, что «опунций», выбросивший недавно бутон, должен не сегодня-завтра распуститься.

Вернувшись домой, она увидела большой красный цветок, прилепившийся к толстой колючей лепешке. Роскошные, удивительной красоты цветы этих нелепых растений всегда восхищали учительницу, но сегодня она осталась равнодушной.

Константин Семенович предложил ей пойти после уроков в класс и принять извинение раскаявшихся десятиклассниц, но она отказалась. Она знала, в чем ее обвинили, знала, что это недоразумение, но слишком велико было оскорбление, чтобы так легко простить и примириться. Учительница искренне и от всей души любила этих девочек, привыкла к ним и была убеждена в том, что пользуется у них если не горячей любовью, то авторитетом и привязанностью.

«Черная неблагодарность жестоких сердец! Черствые эгоисты! Беспечные, избалованные... Что еще можно било от них ждать?» – думала Марина Леопольдовна, но где-то в глубине души сознавала, что это несправедливо и что она чем-то виновата в этом конфликте.

Отогнав усилием воли горькие мысли, она положила на стол кипу тетрадей и села за работу.

Катя, Женя и Тамара поднялись на третий этаж и в нерешительности остановились перед дверью.

– Здесь? – спросила Тамара.

– Здесь, – ответила Женя.

Ей несколько раз приходилось относить письма и повестки Марине Леопольдовне, и она хорошо помнила адрес.

– Ну, что же вы? Звоните! Женя, звони! – сказала Катя.

– Девочки, а что если она нас выгонит? – спросила Женя.

– Выгонит так выгонит, – проворчала Тамара, нажимая пуговку звонка. – Не поворачивать же назад...

Марина Леопольдовна открыла сама. Приход «воспитательной тройки» не вызвал на ее лице никаких перемен, и можно было подумать, что она ждала этого визита.

– Вы дома, Марина Леопольдовна? – пробормотала Женя, не зная, что сказать.

– Как видите. А вы, вероятно, рассчитывали меня не застать?

– Наоборот! – торопливо сказала Катя. – Мы пришли по поручению класса...

На какое-то мгновение учительница задумалась. Вначале ей хотелось отказаться от этого объяснения и тут же на площадке лестницы дать виновным понять, что она не может простить такое тяжелое оскорбление и что хотя и доведет занятия до выпускных экзаменов, но уже совсем «на другой основе», чем раньше. Хотелось сказать, что они убили самые лучшие человеческие чувства к ним и ей неприятно, тяжело вспоминать о том, что было. Но ничего этого она не сказала. Отступив назад, Марина Леопольдовна сделала пригласительный жест:

– Проходите.

Было странно видеть такое количество цветов на окнах, образцовый порядок и чистоту в комнате одинокой учительницы. Но почему-то особенно поразил девушек большой портрет молодого человека с усиками, в старой студенческой тужурке, висевший на стене. Точно такой же портрет, размером с открытку, стоял на столике, позади разложенных ученических тетрадей.

– Я слушаю вас, – сказала учительница, возвращаясь к столу и раскрывая одну из тетрадей.

Девушки поняли, что этим она хотела подчеркнуть, что занята и не намерена долго разговаривать.

– Марина Леопольдовна, мы все выяснили... – начала Катя. – Класс нам поручил сказать, что это все... ужасное недоразумение. Мы не подумали... поступили опрометчиво и очень виноваты перед вами... Поверьте, Марина Леопольдовна, что мы поняли свою, ошибку и очень раскаиваемся... Если можно, то простите нас...

Учительница выслушала Катю, сидя вполоборота, и, когда она закончила, повернулась к стоящим девушкам:

– Константин Семенович советовал мне говорить с вами, как со взрослыми людьми, отвечающими за свои поступки... Думаю, что он прав. – Она посмотрела на девушек и продолжала: – Да, это ужасная ошибка, как вы сказали, потому что никакого письма я не писала, а тем более анонимного. Такой гадостью пускай занимаются негодяи... Конечно, мне очень обидно, что вы подумали на меня, но я не могу не задать себе вопроса: а почему вы подумали именно на меня, а не на кого-нибудь другого? Ведь в школе столько учителей! Значит, сама того не желая, я дала вам для этого какой-то повод. Я не оправдываю вас, но хочу сказать, что это обстоятельство, пожалуй, смягчает вашу вину... Я принимаю ваши извинения и постараюсь забыть это оскорбление... Повторяю. Постараюсь... хотя и не знаю, смогу ли... Это будет зависеть от вас.

Марина Леопольдовна говорила своим обычным тоном, отчетливо выговаривая каждое слово, словно объясняла урок.

– У вас все? – спросила она, – видя, что девушки молчат.

– Все, – сказала Тамара.

– Тогда до свиданья... У меня много работы. Девушки покинули квартиру учительницы, молча спустились вниз и вышли на улицу.

– Инцидент исперчен! – громко сказала Тамара, но ни Женя, ни Катя никак не отозвались на эту шутку.

Все они ждали от Марины Леопольдовны какого-то другого ответа, а Женя даже была уверена, что Марина вначале поломается, но не сможет скрыть свою радость и растрогается.

Только сейчас девушки по-настоящему поняли, какой тяжелый удар они нанесли старой учительнице и что им предстоит сделать еще много, чтобы загладить свой поступок.

ПЕРЕД ЭКЗАМЕНАМИ

Солнце сильно нагревало каменные стены домов, асфальт, и по вечерам было тепло. Заметно набухали почки на деревьях. На рынках продавали вербу, а в цветочных магазинах мимозу.

И чем теплей было на улице, чем ласковей грело солнышко, тем тревожней становилось на душе у выпускниц. Экзамены приближались незаметно, словно крадучись. Не успеешь оглянуться, и уже суббота. Неделя проскочила – как не бывало!

Так от субботы до субботы, не разгибая спины, работали десятиклассницы. Все они осунулись, побледнели, но настроение было бодрое, боевое.

Ларисе Тихоновой дядя купил велосипед, и девушка иногда появлялась в школе покрытая синяками. Подруги встречали ее громкими шутливыми восклицаниями:

– О! Ты жива?

– Лариса, покажись. Это что? Новый синяк!

– Девочки, смотрите, какая великолепная ссадина!

– А велосипед цел?

– Конечно, цел, – добродушно отвечала Лариса.

– Вот это качество! – восхищалась Женя. – Держу пари, что велосипед выдержит все испытания, и если кто-нибудь сломается, то скорей Лариса.

– Нет, Лариса крепкая. Сначала велосипед сломается.

– Давай спорить!

Лариса с улыбкой слушала, как ее «разыгрывают», и не обижалась. Ей нравилось такое внимание, и в душе она даже гордилась ушибами.

Тамара получила от отца давно обещанный фотоаппарат и выкраивала время, чтобы осваивать «фототехнику». Иногда она приносила аппарат в школу и после уроков уводила очередную группу одноклассниц на какое-нибудь «историческое место» сниматься. Она долго выбирала выгодную точку, без конца устанавливала аппарат, всегда была недовольна позой и выражением лиц снимающихся, очень непочтительно отзывалась о какой-то диафрагме и доводила своими приготовлениями всех приятельниц до полного изнеможения. После съемок несколько дней ждали карточек, но их не было.

– Недодержка! Понимаешь? Не получилось... – поясняла Тамара. – Диафрагму поставила большую.

У нее появились уже специальные термины: «недодер», «передер», и девочки понимали, что это означает – недодержка, передержка. И вдруг получилось: Светлана рядом с Женей на фоне решетки Летнего сада, с открытыми книгами в руках. Это был случайный и очень хороший снимок. «Фотографический авторитет» Тамары мгновенно взлетел на необычайную высоту. Заказы, просьбы посыпались со всех сторон, и Тамара никому не отказывала, хотя, ссылаясь на приближающиеся экзамены, и откладывала съемки со дня на день.

По-прежнему жизнь десятого класса была насыщена событиями.

Нина Шарина поссорилась с Ритой Крыловой, и заниматься с Ритой стала Валя Белова. Между девушками завязалась дружба. Дружба эта, по мнению «тройки воспитателей», была непрочная, хрупкая, но если бы она удержалась до экзаменов, то и это было бы хорошо.

В середине апреля Константин Семенович принес на свой урок толстую пачку каких-то билетиков, но, прежде чем объяснить, что это такое, он внимательно посмотрел на учениц и покачал головой.

– А знаете, что я вам скажу, девочки... Вы мне не нравитесь. Бледные, похудели... Нет, нет, это не дело. Вы переутомились, а значит, забыли чувство меры. Так нельзя. Для успешных занятий нужен отдых, нужны и воздух и развлечения.

– Зачем нам воздух, Константин Семенович? – с горькой улыбкой сказала Женя. – Все равно дышать некогда.

– Экзамены на Носу, – в тон ей подтвердила Тамара.

– Именно потому, что экзамены на носу, вам нельзя сейчас уставать. Утомленный мозг плохо работает. Какая же польза от вашего старания? Давайте договоримся так... Каждый день после занятий два-три часа прогулки. Если хотите, – коллективно.

– И вы с нами?

– И я с вами... Теперь относительно экзаменов, – продолжал учитель. – Я вижу, что вы их очень боитесь и волнуетесь. Так, Нина? – спросил он у Шариной.

– Ну, что обо мне говорить... я конченый человек, Константин Семенович, – ответила она. – Меня хороните без оркестра.

– А почему такие панические настроения? Поверьте мне, что ничего страшного не будет. В самое ближайшее время по всем предметам мы проведем тренировку. На следующей неделе по литературе будет письменная работа. Условия точно такие же, как на экзамене. Вам будет предоставлено шесть часов... Важно, чтобы вы научились распределять время на обдумывание, план, черновик. Такая же работа будет проведена по математике и другим предметам. Таким образом, вы будете иметь полное представление об экзаменах. Вот здесь билеты, – сказал он, раскладывая их на столе. – С сегодняшнего дня мы будем заниматься по этим билетам. Аксенова, пожалуйте сюда. Тащите билет... Так. Теперь вам дается пятнадцать минут на обдумывание. Затем – отвечайте. Остальные будут изображать комиссию под моим председательством и могут задавать вам вопросы.

– А отметки? – спросила Таня, стоявшая возле стола.

– Отметки я буду ставить как всегда. Это обычный урок, и нового тут ничего нет. Ну, зажмурьте глаза и тащите билет.

– Глаза я не зажмурю, Константин Семенович. Просто я буду дрожать, как овечий хвостик, – сказала Таня и взяла один из билетов.

– Прочитайте вслух, что там написано.

– Ой, батюшки! – со страхом прошептала она, пробежав глазами содержание. – «Билет номер шестнадцать. Первое. Литература периода восстановления народного хозяйства после гражданской войны. Тематика произведений этого периода. Постановление ЦК ВКП(б) от восемнадцатого июня тысяча девятьсот двадцать пятого года «О политике партии в области художественной литературы». Роман А. С. Серафимовича «Железный поток» (общая характеристика). Второе. Образ Базарова в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети». Идейное значение романа. Д. И. Писарев о Базарове». – Все это Таня прочитала медленно, чуть ли не по складам, и, прежде чем вернуться на свое место для обдумывания, пробормотала вполголоса: – Если мне такой билет попадет на экзамене, я упаду в обморок.

– Ничего, – успокоил Константин Семенович. – У меня будет при себе бутыль нашатырного спирта. Понюхаете, очнетесь и ответите на пятерку... Алексеева! Белова! Пожалуйста сюда. Мы будем заниматься таким методом, пока не пройдем все билеты. Если вы внимательно прослушаете все ответы и проверите себя, то никакой дополнительной подготовки к экзаменам вам не нужно. Здесь весь курс.

Алексеева смело вытащила билет и громко прочитала его:

– «Билет номер сорок восемь. Первое. Образ Ленина в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин». Идейное богатство поэмы и ее художественные достоинства. Второе. Образы помещиков в поэме Гоголя «Мертвые души». Идейное содержание поэмы. А. И. Герцен о поэме «Мертвые души».

– Ну что, страшно? – спросил учитель.

– Могу отвечать, – покраснев от удовольствия, сказала Аня.

– Хорошо. Останьтесь. Белова, тащите.

Вале достался трудный билет: «1. Драматургия А. М. Горького и ее особенности. А. М. Горький и Художественный театр. 2. Образ Катерины в драме А. Н. Островского «Гроза».

– Мне нужно подумать, Константин Семенович, – сказала Валя, прочитав свой билет.

– Пожалуйста, пожалуйста. Никто вас не торопит. Девочки, уберите учебники в парты... как на экзамене.

Аня отвечала прекрасно. Ей казалось, что она случайно вытащила легкий билет. Все это проходилось на уроках и крепко удержалось в памяти. Даже придирчивые вопросы одноклассниц не могли ее смутить. Она отвечала уверенно, твердо и спокойно.

Некоторая заминка произошла с Надей. Прежде чем взять билет, она долго присматривалась, словно видела сквозь бумагу, что там написано. Вытащив и прочитав про себя билет, Надя покраснела.

– Константин Семенович, разрешите, я переменю, – робко попросила она.

Учитель посмотрел на смутившуюся девушку и засмеялся:

– Ерофеева и Шарина, имейте в виду, что тут нет ни одного билета, который бы вас устроил сразу. Если вам разрешить взять другой, то через минуту вы будете жалеть, что не отвечали по первому или что нужно тянуть третий... Поэтому менять не будем. Затем хочу вам дать дружеский совет... Вытащив билет, не считайте, что вы погибли во цвете лет, не хороните себя раньше времени. Все вы работали добросовестно, а добросовестный труд никогда не пропадет. В этом вы очень скоро убедитесь на собственном житейском опыте... Вершинина, вы готовы?

– Да.

– Пожалуйте отвечать.

Лида вышла к доске, повернулась к классу и начала говорить:

– Михаил Александрович Шолохов – донской казак. Родился он в тысяча девятьсот пятом году в станице Вешенской, Там он живет до сих пор...

– А ты откуда знаешь? – вырвалось у Тамары.

– Читала в газете. Учился Шолохов в мужской гимназии. Во время гражданской войны он служил продработником и участвовал в борьбе с бандитами на Дону...

Константин Семенович слушал Лиду, но думал о другом. О первом своем выпуске после войны. Скоро они окончат школу и, как оперившиеся птенцы, разлетятся в разные стороны из родного гнезда. Как сложится их дальнейшая жизнь? Куда забросит их судьба? Экзамены его мало беспокоили. Все девочки хорошо подготовлены и продолжают добросовестно работать. Светлане Ивановой и Ане Алексеевой золотые медали обеспечены, если не случится чего-нибудь невероятного. У Беловой на золотую медаль шансов мало. За время болезни она отстала, но серебряную получит несомненно, вместе с Кравченко, Смирновой и Косинской...

Взгляд его скользил по лицам будущих медалисток, и он подумал о том, что теоретические знания у них есть, и не маленькие, – но разве этого достаточно? Разве педагог может быть спокоен, если выпустит таких вот желторотых, как они?

Желая детям счастья, нужно готовить их не для счастья, а для трудностей жизни. Только закаленные, умелые, упорные, смелые не растеряются, не надломятся, когда встретят непредвиденные препятствия.

Вот Нина Косинская... Что сделала школа и что она могла еще сделать, чтобы эта девочка не покинула ее таким беспомощным ребенком? Константин Семенович внимательно и с некоторым сожалением посмотрел на девушку. Нина «переживала» за отвечающую или сама готовилась к вызову. В глазах ее застыло выражение легкого испуга и сосредоточенности. «Девочка с хорошими задатками, – думал Константин Семенович. – В другой семье, в других условиях из нее бы выросла Светлана. Светлана – редкость. Эта девушка великого долга, такие в случае необходимости становятся Зоей Космодемьянской, Ульяной Громовой. Трудно представить Светлану в унылой среде скептиков, бездельников, пошляков. А если она случайно и попадет туда, то долго не задержится. Нина же – типичная жертва безрассудной любви родителей. Хорошо еще, что из нее не получилась бессердечная эгоистка, вроде Беловой, неизбежный продукт такой любви. Нина терпелива, усидчива, добра, но без волевых качеств, безынициативна и не подготовлена к трудностям жизни».

Контр-адмирал Косинский уже два раза приходил в школу и спрашивал, как готовить дочь к экзаменам, чтобы она все сдала на пятерки. Нужны ли репетиторы и по каким предметам? Видимо, тщеславный человек, и медаль имеет для него больше значения, чем для дочери. «К чему он готовил любимого ребенка, оберегая его от всякого столкновения с жизнью?»

Константин Семенович взглянул на Катю и, вспомнив ее сравнение с пузырями, улыбнулся. «Ну, эта не утонет, – подумал он. – Может быть, немного и хлебнет воды, но поплывет уверенно и прямо». Почему-то ему хотелось думать, и он не раз думал о том, что из института Катя вернется в свою школу на смену Василию Васильевичу.

Вот Таня Аксенова. За этот год она больше, чем другие, повзрослела, сформировалась. Куда девались ее лень, сонливость, апатия? Таня по-прежнему добродушно, снисходительно и с юмором относилась к опрометчивым, часто «неразумным» поступкам подруг, но принципиально не отставала от них, а если загоралась, то способна была в «неразумности» перещеголять всех. Но теперь она научилась работать самостоятельно и очень усидчиво. Припадки усердия, или, как она выражалась, «аврал по вдохновению», стали редким явлением, и была надежда, что Таня в конце концов выработает в себе нужные качества для научной работы.

Вершинина закончила отвечать и вопросительно смотрела на учителя.

– Ну, так! Какие вопросы будут у членов экзаменационной комиссии? – спросил он и увидел поднятую руку. – Кравченко, у вас вопрос?

– Что представляет собой Нагульнов? Прошу дать политическую характеристику.

Лида сердито взглянула на подругу и задумалась. Вопрос был сложный, но, к счастью, в этот момент послышалась спасительная трель звонка.

Метод занятий по билетам понравился не только ученицам. На другой день билеты по химии принес Василий Васильевич, а затем Анна Васильевна. К двадцатому апреля закончила курс Василиса Антоновна и тоже перешла к повторению по билетам.

Официальные билеты по воем предметам были получены в конце апреля. Эта солидная брошюрка на семидесяти двух страницах сначала испугала выпускниц. Многим почему-то казалось, что если билеты разрабатывались в Москве, в министерстве, то там нагромоздили такие сложные вопросы, на которые вообще невозможно ответить. Разобравшись в содержании билетов, девушки приободрились. Ничего страшного. Обыкновенные вопросы, и даже легче тех, что заготовили учителя. Самым приятным было то, что вопросы по литературе почти все совпадали с предыдущими, составленными Константином Семеновичем.

Первое мая. Улицы заполнены народом. Гремят оркестры. Колонны демонстрантов со всех сторон медленно движутся к центру города. Флаги, портреты, цветы, воздушные шары, раскидай, пищалки. На перекрестках украшенные грузовики с пирожками, мороженым. Вечером везде танцы: на Дворцовой площади, в Домах культуры, в школах... Но все это не для выпускниц.

Несколько девочек десятого класса собрались у Лиды и разбирают билеты по физике. Наскоро нарезанные бумажки, с написанными на них номерами, разложены на столе.

– Нина, твоя очередь. Тяни!

– Седьмой.

– Смотрите, что в седьмом?

– «Первое, – читает Лида. – Последовательное соединение проводников в электрической цепи. Дополнительные сопротивления к вольтметрам. Второе. Краткая история развития тепловых машин. Коэффициент полезного действия тепловых машин. Четырехтактный двигатель внутреннего сгорания. Третье. Опытное определение коэффициента преломления какого-нибудь вещества».

– Ну что, будешь отвечать? – спросила Катя.

– Могу.

– Кто не знает, девочки?

– Легкий билет. Давайте дальше! – предложила Женя.

– Это не годится, девочки! Так выйдет, что мы все знаем и нечего повторять. Нужно тренироваться на ответах, – запротестовала Светлана. – Хотя бы коротко отвечать.

– Правильно! – согласилась Тамара. – Отвечай, Нина.

– Вот бы мне этот билет достался... – мечтательно сказала Нина и бойко начала отвечать.

– Девочки, скоро же салют! – спохватилась Женя, взглянув на часы.

– Знаете что? Полеземте на крышу! – предложила Тамара, вспомнив, как она с отцом во время тревог дежурила на крыше и как оттуда все было хорошо видно. – Лида, у вас чердаки запираются?

– Не знаю. Сейчас я спрошу у Паши.

Лида вышла и через минуту вернулась с ключом.

– Ключ у нас. Идемте!

Через слуховое окно, сильно перемазавшись в пыли, одна за другой, девушки выбрались на крышу.

Перед их глазами развернулась в праздничном блеске панорама города. Доносились разноголосый шум, музыка, гудки автомобилей, звон трамваев.

Чистый холодный воздух приятно освежал разгоряченные лица.

Но вот сверкнула красно-желтая вспышка залпа, раздался грохот салюта, и в небе ярко загорелись разноцветные букеты ракет: красные, зеленые, белые, желтые, голубые... И каждый огонек, описывая дугу, вдруг хлопал, словно столкнувшись с другим, и рассыпался на сотни блестящих осколков.

ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК

Пятнадцатого мая последний учебный день десятиклассниц.

Девушки пришли в школу притихшие, молчаливые, сосредоточенные. Войдя в класс, они с грустью оглядывали хорошо знакомую комнату. Парты, шкаф, доска, портреты, цветы... Все это было такое простое, обычное, но такое милое и дорогое. Все это уходило в прошлое и больше не вернется.

В перемены заходили в другие классы, где когда-то учились, останавливались возле парт, узнавали выскобленные и замазанные надписи, имена, а в памяти вставали подробности – кем и когда это сделано.

«Прощай, школа! Сегодня последний день ученья.

В твоих стенах прошло наше детство, отрочество и почти вся юность... И ты выпускаешь нас в жизнь. Прощай, родная школа!» – думали девушки, и у каждой еще больше хмурились брови, а к горлу подкатывал клубок.

Разговаривая с учителями, девушки улавливали в их тоне перемену. Так говорят с близкими людьми перед отъездом в далекое путешествие.

Уроков по существу в этот день уже не было. Шел разговор об экзаменах. Учителя советовали, как использовать для подготовки оставшиеся дни, указывали на слабые места.

Во время перемен, гуляя в коридоре, девушки ловили на себе любопытные взгляды младших.

Остановившись у лестницы, Таня вспомнила, как она, по примеру мальчишек, когда-то верхом скатилась вниз по перилам и попала прямо в объятия Варвары Тимофеевны. Тогда она страшно перепугалась, а сейчас это воспоминание растрогало и согрело душу чем-то удивительно приятным.

Светлана зашла в одну из комнат второго этажа и нашла свою парту. Это был третий класс. Она вспомнила, как сидевший сзади Боря Богданов окунул кончик ее светлой косы в чернильницу и она долго не могла отмыть фиолетовый цвет. Собиралась даже обрезать волосы.

Аня, проходя по коридору, задержалась у крайнего окна. Вот здесь, много лет назад, размахнувшись книгами, она нечаянно выбила стекло из левой половины рамы. Она не убежала, не спряталась, а сразу созналась дежурному учителю. Вечером Аня заявила отцу о своем проступке. Боялась ли она? Да, очень боялась, но пересилила страх и с тех пор всегда говорила правду.

Женя заглянула за одну из батарей парового отопления и невольно пошарила там рукой. Когда она поступила учиться, то часто приносила с собой любимую куклу. Сюда в теплое местечко она прятала ее, чтобы не смеялись мальчишки...

Последний урок, тригонометрия.

Василиса Антоновна пришла без журнала, а следом за ней в класс вошел Константин Семенович. Он иногда и раньше посещал уроки других преподавателей, но сейчас девушкам показалось это особенно приятным.

– Что-то вы сегодня кислые, – с улыбкой сказала математичка, поглядывая на Константина Семеновича, который устраивался на последней парте. – Все вы допущены к экзаменам, все их выдержите, у всех впереди много хорошего... – И вдруг согнала с лица улыбку, поднесла к глазам пенсне и, как всегда на своих уроках, серьезно и строго сказала: – Лариса Тихонова, пожалуйте к доске.

Это было неожиданно. Девушки, вытянули шеи, а смущенная Лариса медленно поднялась и как-то неуклюже, боком, вышла к доске и взяла мел.

– За десять лет вы узнали много математических правил, законов, теорем, – продолжала учительница, – и с этим мы покончили. На экзаменах вы дадите отчет о нашей работе, но сегодня я хочу начать с вами новый предмет. Этот предмет, к сожалению, не предусмотрен программой, но, на наш взгляд, заслуживает серьезного изучения. Новый предмет назовем для пущей важности по-латыни... «аре вивенди», что значит – «искусство жить». Предмет этот имеет несколько разделов. Свой раздел я бы назвала «бюджет»... Тихонова, – обратилась она к Ларисе: – вот вы окончили школу. Впереди у вас самостоятельная жизнь. Что вы намерены делать?

– Работать.

– Где?

– Ну, это я не знаю... Куда-нибудь поступлю. Вон сколько объявлений висит...

– Сейчас мы будем решать задачу. Условия возьмем по нашему желанию...

– Ну, скажем, я буду кассиршей в «Гастрономе»! – оживилась Лариса, поняв, что от нее хочет учительница.

– Хорошо. Сколько вы будете зарабатывать?

– Твердая ставка у них четыреста восемьдесят рублей, но они получают с выработки. В среднем шестьсот – семьсот рублей.

Василису Антоновну вначале удивила осведомленность ученицы, но потом она вспомнила, что кто-то из родных Ларисы работает в «Гастрономе».

– Пишите сумму заработка, – сказала она и, когда Тихонова написала цифру, продолжала: – Предположим, что вы выйдете замуж. Может это быть?

– А почему бы и нет?.. В задаче все возможно.

– Сколько будет зарабатывать ваш муж?

– Тысячи две.

– Ну, это нереально... – начала было учительница, но Лариса ее перебила:

– Почему же? Вдруг я выйду за какого-нибудь профессора математики!

Это предположение развеселило всех. Девушки оживились. Учительница переждала смех и серьезно сказала:

– Девочки, мы решаем трудную задачу... Более трудную, чем вы решали до сих пор. Заработок в две тысячи тоже не предел для высококвалифицированного специалиста, но сейчас... для задачи мы возьмем, более скромную сумму. Предположим, восемьсот рублей. – Лариса написала продиктованную цифру. – Итого тысяча четыреста рублей в месяц. Теперь постройте бюджет, – сказала преподавательница. – Налево напишите статьи расхода, направо суммы, подсчитайте и сведите концы с концами. Девочки, задачу решайте все.

– А налоги считать? – спросила Надя.

– Нет. Налоги не нужно. И помните, что совсем не обязательно истратить все деньги. В последней графе расходов предусмотрите сбережения или напишите лучше: «сберкнижка».

Это был очень странный урок. Может быть, Лариса захотела в последний день посмешить класс и прикинулась глупенькой, но, возможно, что решала задачу серьезно. Недолго думая, она написала:

Питание: завтрак – 10х30=300 рублей

обед – 20х30 = 600 рублей

ужин – 10х30=300 рублей

Театр: 2 билета 4 раза по 20=160 рублей

Сбережения: =40 рублей

Итого 1 400 рублей

Пока Тихонова писала на доске, Василиса Антоновна прошла по классу, заглядывая через плечи учениц в тетради. Все сидели задумавшись, у всех была поставлена сумма заработка, но дальше дело не двигалось. Кое-кто решился записывать некоторые известные им статьи расходов, но без цифр. И только две девушки – Надя Ерофеева и Светлана Иванова – бойко решали задачу. Надя делала смету на питание и с увлечением выписывала сбоку все подряд: мыло, спички, соль, сахар, картофель, крупа, масло животное и растительное, макароны, морковь, капуста свежая и кислая, лук, мука заправочная, сухари панировочные... Было видно, что она знает цены, знает, какое количество нужно покупать и как расходовать продукты. Цены она не округляла в рублях, а записывала с точностью до копеек.