Текст книги "Бледная графиня"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

– Камиллы фон Франкен больше не существует, – прервала его графиня.

– Для кого-то, быть может, и не существует, а для меня вы все еще Камилла фон Франкен, ибо новое имя вы добыли себе преступлением.

– Остановитесь, ваша светлость! – воскликнула графиня.

– Для меня вы все еще Камилла фон Франкен, – спокойным и холодным тоном повторил Гаген. – Та самая Камилла, которая в компании с неким искателем приключений по имени Митнахт замышляла лишить жизни Этьена Аналеско. Этот Митнахт – слепое орудие вашей воли – уже два раза пытался убить меня. Раз – тогда, в Париже, другой – в Нью-Йорке. Раньше вы хотели воспользоваться богатством Этьена Аналеско, написавшего завещание в вашу пользу, потом вам надо было устранить опасного свидетеля…

– К чему такие резкости между нами, ваша светлость? Мы же прекрасно знаем друг друга. Тем более что угрозы ваши меня нисколько не страшат. И это к счастью для вас, потому что если бы мне пришлось опасаться вашей ненависти и вашей мести, то…

– Что тогда? – холодно поинтересовался Гаген.

– Тогда бы я вас больше не боялась, – закончила со злорадной усмешкой графиня.

– Вы знаете еще далеко не все, чего вы должны бояться с моей стороны, – заметил Гаген. – Вам было мало того, что ваш собеседник смертельно ранил меня в вашем доме, – вы, спеша окончательно разделаться со мной, посылали пропитанные ядом цветы и письма.

– Ваша светлость!..

– Не ломайте комедии, Камилла. Вы прекрасно знаете, что это был яд. И я бы неминуемо погиб, не случись последнее ваше письмо вскрыть по моей просьбе слуге. Тот сразу почувствовал себя плохо, и ваш секрет всплыл наружу.

– Позвольте, ваша светлость! Что значат эти оскорбительные обвинения?

– А то, что не все наши счеты сведены, Камилла фон Франкен. Вы и ваш сообщник совершили целый ряд преступлений.

– Я требую не ставить меня на одну доску с этим человеком, которого вы так опрометчиво называете моим сообщником.

– Я понимаю, что сравнивать вас, действительно, трудно. Митнахт – просто слуга, слепой исполнитель ваших преступных замыслов, которого вы довольно щедро вознаграждали, тогда как вы голова и душа их. Так что неизвестно, кто опаснее: этот авантюрист-проходимец или вы.

– Довольно, ваша светлость! – вскричала графиня. – Мы так можем слишком далеко зайти…

– Вы уже давно зашли чересчур далеко, Камилла фон Франкен. После того как вам не удалось убить Этьена Аналеско и пришлось довольствоваться только частью его богатства, вы оставили Париж, чтобы найти себе другую жертву, из которой вы, как мифический вампир, могли бы сосать кровь. Я не знаю, сколько несчастных попало в ваши руки в Берлине, Вене, Москве и Петербурге, сколько народу заплатило жизнью за желание любить вас. Может быть, суд откроет все это?

– Берегитесь, принц! Вам придется раскаяться в этих словах! – воскликнула графиня в бешенстве.

– …Наконец я нахожу вас здесь, в этом замке, под новым, звучным именем, – невозмутимо продолжал Гаген. – Ужас охватил меня, когда я узнал, что вскоре после вашего приезда мучительной смертью умерла владелица замка, хотя вы были с ней вроде бы очень дружны. Ее поразил тот самый яд, который позже вы подмешивали несчастному Милошу… Не прерывайте меня, выслушайте до конца, – сделал предостерегающий жест Гаген, заметив, что графиня порывается возразить ему. – Итак, графиня умерла. Но вам было мало того, что вы стали женой графа, вы и его поспешили умертвить – так прельщало вас его огромное богатство. Народ говорит: вампир высосал всю кровь из графа. Знаете, кто этот вампир? Кого народ имел в виду? Вас, отравительницу Камиллу фон Франкен!

– Довольно! – не выдержала графиня, делая шаг вперед. – Я заставлю вас бояться меня. Вы еще плохо знаете меня, Этьен Аналеско! Что касается яда, то вы глубоко заблуждаетесь. Граф хранил яд в потайном ящике своего стола, что подтвердил недавно произведенный в замке обыск.

Гаген презрительно улыбнулся.

– Да, я знаю, вы постарались отвести от себя подозрение, но все это напрасно. Я сумею доказать вашу вину. Через несколько дней участь ваша будет решена. Я узнал, что ваш управляющий от вашего имени из Баума отослал депешу в Гамбург на имя Марии Рихтер, молочной сестры молодой графини Варбург. Не в Америку уехала Мария Рихтер. Она здесь и спит вечным сном…

Графиня невольно вздрогнула при этих словах. Этого она, очевидно, не ожидала. Гаген располагал свидетельствами, которые могли иметь очень важные последствия.

– А яд, – продолжал Гаген, – вы принесли, когда еще Милош был в замке, в комнаты, которые при жизни занимал граф, и сами положили его в потайной ящик стола, чтобы заставить всех думать, что это граф отравил свою жену и себя в припадке умопомешательства. Ловко придумано! Но вы были тогда не одни, Камилла фон Франкен, за вами следили, и ваша хитрость обратилась против вас самой.

– Презренный шпион заплатил жизнью за свою подлость, – довольно заметила графиня.

– Против таких людей, как вы, любые способы хороши.

Графиня поняла, что положение ее сейчас как никогда серьезно, она была полностью во власти Гагена, и, если все, что он знает, всплывет на суде, ее ждет неминуемая гибель. Однако, несмотря на смертельную опасность, она не потеряла присутствия духа.

– Не думайте, Этьен, что вы так просто можете меня погубить, – сказала она. – Прежде я и сама смогу нанести вам страшный удар, которого вам не вынести.

– Да не боюсь я вашего мщения, Камилла фон Франкен, – насмешливо ответил Гаген.

– Возможно, если дело касается вас лично, но если речь пойдет о вашем сыне – о Леоне Брассаре? – сказала бледная графиня торжествующим тоном.

– О моем сыне? – удивился Гаген. – Но судьбе было угодно, чтобы он стал и вашим сыном.

– Теперь он в моих руках. Либо вы отказываетесь от ваших угроз, либо губите своего сына…

– Вам известно что-то о моем сыне? – скрывая охватившее его беспокойство, спросил Гаген.

– Повторяю, он в моей власти. А мы имеем на него равные права. Больше я ничего вам не скажу.

– И вы думаете, что это хоть на минуту поколеблет мою решимость вывести вас на чистую воду и предать правосудию за неисчислимые ваши преступления? Ваши угрозы для меня ничего не значат.

– У тебя не осталось выбора, Этьен Аналеско, – зловеще сказала графиня, и ее бледное лицо приняло страшное выражение. – Молчи, или твой сын погибнет.

– Мне что-то непонятно… – промямлил Гаген, смешавшись. Куда делись все его напыщенные угрозы?

«Он сейчас выглядит, как законченный болван – этот сыщик-дилетант», – удовлетворенно подумала графиня и решила «добить» его:

– Ну, так знай же! В больнице Святой Марии, где еще недавно был доктором Леон Брассар, произошел пожар, в котором погибли двое: новый врач и сиделка Дора Вальдбергер. Она и подожгла сумасшедший дом. Но она была только исполнительницей. Подтолкнул же ее на это Леон Брассар – твой сын!

Даже для закаленного в несчастьях Гагена это было уже слишком.

– Да не он подтолкнул сиделку. Это твоих рук дело! – в сердцах воскликнул он. – И так понятно! – Гаген выглядел сломленным и смятым.

– Он, он соучастник и вдохновитель преступления, – угрожающе повторила графиня. – И обещаю тебе, он погибнет, если ты пойдешь против меня.

Гаген, не в состоянии больше скрывать отчаяния, закрыл лицо руками и выбежал, награжденный на прощанье победной улыбкой графини, которой еще раз удалось увернуться от решающего удара.

XIX. ГРАФИНЯ ПОБЕЖДАЕТ

Возвратимся к тому вечеру, когда Лили встретилась с Леоном Брассаром на краю пропасти.

По роковому совпадению, именно в этот вечер происходил описанный в предыдущей главе разговор.

Как ни старалась, Лили не смогла спастись от своего преследователя и теперь расплачивалась за глупую попытку найти старого Вита.

– На сей раз ты от меня не уйдешь, – приговаривал Леон, унося ее все дальше от пропасти.

– Пустите меня! Что вам от меня надо? – молила Лили в смертельном страхе. Впрочем, она прекрасно знала, что ему надо от нее.

– Сейчас узнаешь, мое сокровище. Отчего ты дрожишь? Разве ты не знаешь, что я тебя люблю?

– Если вы действительно меня любите, то отпустите, оставьте меня в покое.

– Нет, я не буду так глуп, – засмеялся Леон Брассар. – Я рад, что мне посчастливилось встретиться с тобой. Красота твоя стала еще ослепительней – жизнь в сумасшедшем доме тебе нисколько не повредила. О! Ты будешь моей во что бы то ни стало!

– Оставьте меня! – кричала Лили. – Я не буду вашей, я навеки связана с другим. Чего еще вы хотите от меня?

– Взять тебя с собой в замок, мое сокровище, я же говорил тебе…

– Лучше смерть!

– Не говори глупостей! Куда же ты вообще можешь сейчас пойти? Больница Святой Марии частично сгорела. Тем более что там и без того не было хорошего надзора за больными.

– Лучше убейте меня, только не несите в замок! – в отчаянии попросила Лили.

Но все мольбы и просьбы оставались напрасными. Леон волок ее в замок. Полубесчувственная от ужаса, Лили уже горько раскаивалась в своем глупейшем поступке.

Дорога и поле вокруг были пусты. Наступала ночь. Никто не мог оказать ей помощи.

При виде замка новая волна ужаса накатила на Лили. Она представила себе, какая полная страха и мучений ждет ее здесь жизнь, впрочем, очевидно, весьма и весьма короткая, и ей стало дурно. А Леон смеялся.

Пройдя по боковой тропинке к одной из башен замка, давно уже необитаемой, он внес туда Лили и, положив ее, бесчувственную, на диван, сразу же вышел, тщательно заперев за собой дверь. Он спешил к графине, не подозревая, как нужен ей сейчас.

Лицо графини выражало прежние уверенность и надменность. Глядя на нее, невозможно было подумать, что еще совсем недавно над ней вот-вот готова была разразиться гроза.

– Должно быть, что-нибудь очень важное привело вас ко мне в столь поздний час? – приветливо встретила она Леона. – По вашему лицу чувствуется, что произошло нечто особенное.

– Вы правы, графиня, и я надеюсь заслужить вашу благодарность. – С таинственным видом Леон подал Камилле ключи.

– Что это за ключи? – удивилась она.

– Ключи от моего сокровища, – с улыбкой ответил Леон Брассар.

– Не понимаю, – пожала плечами графиня, – объясните, пожалуйста.

– Это ключ от одной из комнат передней башни замка. Там… Я не могу… Было бы гораздо лучше, если бы ваше сиятельство позволили мне проводить вас туда. Всего на одну минуту!..

– Вы меня заинтриговали…

– Я заранее убежден, что вы будете в высшей степени удивлены, если согласитесь пойти со мной и взглянуть.

– Хорошо, идемте.

Леон поспешно взял подсвечник с зажженными свечами и вышел, сопровождаемый графиней.

Они подошли к башне, поднялись наверх. Леон с прежним таинственным видом молча отпер дверь и посторонился, пропуская вперед графиню.

– Вот сумасшедшая из больницы Святой Марии, которая выдает себя за вашу падчерицу, – показал Леон на бледную как смерть Лили, прижавшуюся к стене.

– Как! Вам удалось привести ее сюда? – не скрывала своего изумления графиня. – Это прекрасно. Несчастной вредно было оставаться в том заведении, где жизнь ее постоянно подвергалась страшной опасности.

Лили не в состоянии была вымолвить ни слова.

– Она назвала свое настоящее имя? – поинтересовалась графиня.

– О нет, графиня, тут все по-старому.

– Быть может, вам посчастливится здесь, в стенах замка, вернуть ей рассудок? Вы ведь знаете, в чем суть ее болезни: она считает себя графиней Варбург. Надеюсь, доктор, вам удастся помочь ей, тем более что она будет единственной вашей больной, и есть возможность сосредоточить на ней все свое внимание. А до тех пор, пока она останется здесь, я назначу для ухода за ней одну из своих служанок.

Услышав все это, Лили горестно закрыла лицо руками и без сил опустилась на диван.

– Вы должны быть очень осторожны и внимательны, – наставляла графиня Леона. – Больная находится в сильном возбуждении. По-видимому, пребывание в больнице не принесло ей никакой пользы. Превосходно, что вы забрали ее сюда, к нам… Посветите мне…

Леон Брассар схватил подсвечник и услужливо осветил дверь комнаты. Он пропустил графиню вперед и тщательно запер дверь комнаты на ключ.

Графиня была чрезвычайно обрадована добычей Леона Брассара. И победа ее была бы бесспорной, если бы удалось навсегда оставить Лили в замке.

– Вы, Леон, завтра должны съездить в город и заявить о случившемся. Постарайтесь, чтобы больная осталась здесь. Для этого необходимо разрешение врача.

На следующий день в замок явился Бруно. Он уже знал о бегстве Лили и о ее заточении в башне.

Графиня встретила его с холодной сдержанностью.

– Графиня, я хочу переговорить с вами вот по какому поводу… – начал Бруно. – Вы, вероятно, знаете о недавнем пожаре в больнице Святой Марии…

– Я об этом знаю, господин асессор, – подтвердила графиня, – и знаю, что по причине этого и того, что в больнице за пациентами резко ослаблен надзор, бывший врач заведения Гедеон Самсон, обнаружив больную, выдающую себя за графиню Варбург, одну за пределами больницы, на землях нашего имения, привел ее сюда…

– Но молодая графиня находится у вас против своей воли.

– Вот как? – засмеялась бледная графиня. – Послушайте, господин асессор, неужели и вы верите, что она, пусть чем-то и похожая на нее, и есть моя приемная дочь? Но разве бы она стала бояться замка, как боится его сейчас? Нет, она боится другого – уличения во лжи, того, что ее разоблачат.

– Вы ошибаетесь. Молодая графиня боится нового покушения на ее жизнь. Не мне обсуждать обстоятельства этого дела. Я пришел только для того, чтобы просить вас не удерживать Лили у себя силой.

– Силой? Ну что вы! Она же сама сбежала из дома умалишенных, и господин Самсон встретил ее на подходе к замку. Я же только исполнила свой долг: дала несчастной на время приют. Если властями будет решено вернуть ее в больницу, я исполню это без колебаний.

– Еще раз прошу вас, графиня, отпустите эту девушку, которую вы не хотите признавать падчерицей, – упрямо твердил Бруно.

– Ну, а для чего, господин Вильденфельс? Для того, чтобы она снова начала рассказывать обо мне всякие небылицы? Вы верите ей, она ваша, вроде бы, невеста, и, естественно, вы изо всех сил стараетесь ей помочь. Но для меня-то она – совершенно чужая.

– Так вручите мне судьбу этой чужой вам девушки! – выпрашивал милости Бруно.

– Нет, я остаюсь при своем решении. Подождем официального документа, и, уверяю вас, при необходимости она ни минуты в замке не задержится.

Бруно оставалось только откланяться.

Вскоре вернулся из города Леон Брассар с приятным для графини известием: вопрос о Лили решился в пользу ее дальнейшего пребывания в замке. Было принято во внимание, что больница Святой Марии значительно пострадала и что в замке, где есть персональный доктор и хороший уход, больной может быть нисколько не хуже. К тому же городской врач Феттер не согласился с утверждением покойного доктора Вильма, что Лили умственно здорова, а склонился к заключению Гедеона Самсона, настаивавшего на болезни этой девушки, чем чрезвычайно польстил его самолюбию.

Итак, и здесь графиня победила.

XX. ВНУТРЕННЯЯ БОРЬБА

От графини Гаген ушел в страшно подавленном состоянии. Его сын находился в руках женщины, которая ни перед чем не останавливалась. Эта преступная мать готова была принести в жертву даже собственного сына. В ушах Гагена продолжали звучать слова графини: «Молчи, или твой сын погибнет!..»

Дома Гаген заперся в кабинете и долго мерил его шагами, погруженный в мрачные мысли. В душе его началась тяжелая борьба. Ему предстоял страшный выбор: исполни Гаген свой долг – и сын его погибнет, и с ним исчезнет последняя в его жизни надежда. Но разве она еще существует?

Кого он называл своим сыном? Поджигателя, поднявшего руку на жизнь десятков людей!.. Но, может быть, графиня и толкнула его на это преступление? Может, она и им воспользовалась как чудовищным оружием против отца?

Когда Леон бежал из Парижа, обокрав старого Брассара и сделав свой первый шаг на преступном пути, Гаген еще надеялся на его исправление, рассчитывал наставить на путь истинный. Но теперь было поздно. Леон оказался в руках графини…

«Погиб! Погиб безвозвратно!.. – думал с мукой Гаген и постанывал сквозь зубы. – На что же ты еще рассчитываешь, Этьен Аналеско? Почему колеблешься? Потому что этот юный негодяй – твой сын? Или потому что на нем может прерваться старинный дворянский род? Да не должно здесь быть никакой борьбы!.. Я надеялся, что он станет моим наследником… Но теперь поздно, слишком поздно… Но я перенесу и это… А ты, Камилла фон Франкен, ты не восторжествуешь! Ты еще не знаешь Этьена Аналеско! И твой расчет ложен. И ты, и любой твой сообщник должны получить по заслугам, пусть даже речь идет и о моем сыне. Справедливость превыше всего!..»

Но увидеть его, увидеть хотя бы разок – вот чего сейчас больше всего хотел Гаген. Пусть от этого будет еще горше, но – будь что будет! Он должен поговорить с ним, рассказать о тайне его рождения. И с его стороны было бы трусостью избегать этого шага, – думал Гаген и тут же спрашивал сам себя: но где же найти Леона?

Гаген задумался, остановившись, но тут же решил для себя: в замке – где же еще! Там и только там держит его эта страшная женщина.

На другой день к нему зашел Бруно и рассказал о своем визите в замок. Гаген успокоил его:

– Пусть молодая графиня пока останется там. Думаю, что с ней ничего дурного не случится. Дни владычества графини сочтены.

– Значит, вы так близки к цели, Этьен?

– Несомненно, я почти у цели, у меня достаточно доводов для обличения графини.

– Однако что-то вас все же смущает?

– Вы правы, друг мой, но и эту последнюю тяжесть с души своей я надеюсь в скором времени сбросить… Леон Брассар нашелся…

– Ваш сын, которого вы долго разыскивали?

– Да, мой сын, которого я хочу увидеть в последний раз, чтобы потерять навсегда. Он у графини Варбург, которая использует его для своих преступных целей.

– И его тоже? О, это ужасно!.. Теперь я понимаю: через Лили и Леона она хочет удержать нас, связать по рукам и ногам.

– Но это не удастся ей, друг мой.

– Как! Вы согласитесь на гибель вашего сына?

– Он уже погиб. Графиня толкнула его на поджог больницы Святой Марии. Но этим она все равно ничего не достигнет… Однако вы не рассказали мне, чем закончились ваши розыски в Бауме.

– Как! Вы разве не слышали о самоубийстве телеграфиста?

– О самоубийстве? Нет. И конечно, именно того самого, который был нам нужен?

– Да, его нашли мертвым на рельсах, довольно далеко от Баума. Причина самоубийства неизвестна.

– Гм… – задумчиво хмыкнул Гаген. – Если бы Митнахт не был сейчас по ту сторону океана, я бы непременно подумал, что тут без него не обошлось. Эта смерть оказала неожиданную помощь графине. С ней исчезает возможность доказать, кто был отправителем телеграммы. Но ничего! У нас и без того довольно доказательств. Главное, что доказаны отравления. И я приложу все силы, чтобы в ближайшее время подтвердить причастность к ним графини и ее сообщника. Ну, а что касается сына… – Гаген тяжело вздохнул. – Есть вещи, через которые иногда приходится переступать – во имя высшей справедливости.

Бруно понял друга. Он видел, как ему тяжело, как он страдает, но не стал приставать со словами утешения, потому что знал: в таких случаях человек должен все пережить в себе.

Прошло несколько дней, и к Гагену вернулось его обычное присутствие духа. Чувство справедливости взяло верх над любовью к сыну.

Довольная улыбка скользнула по лицу графини, когда она вновь увидела входящего к ней Гагена, ведь до сих пор он не дал против нее никаких показаний. Стало быть, решила она, он покорился. На его же непроницаемо-спокойном лице ничего нельзя было прочесть.

– Ваше появление я расцениваю, ваша светлость, как знак того, что вы изменили свое прежнее решение, – сказала Камилла, приглашая садиться. – И я в долгу не останусь: если вы будете в мире со мной, получите вашего сына.

– Я хотел бы видеть Леона Брассара, – сказал Гаген.

– Да, это совершенно справедливое желание.

– Знает ли он о своем прошлом?

– До сих пор не знал, ваша светлость. Леон Брассар по-прежнему считает себя сыном вашего бывшего слуги.

– Где же он?

– Взгляните сюда, ваша светлость, – поманила его графиня, стоявшая у окна.

Внизу во дворе замка стоял Леон Брассар, готовый вскочить на лошадь, которую подводил ему конюх. Гагену хорошо был виден Леон. Ему хотелось позвать его, броситься к нему, задержать, но – поздно. Леон вскочил на лошадь и быстро поскакал по дороге в город.

– Ваше желание исполнено, ваша светлость. Вы воочию полюбовались вашим сыном.

– Он мне не сын, – глухо проговорил Гаген,

Графиня вздрогнула.

– Вы хотите сказать, что он еще не ваш сын? Но уж это ваша вина, – сказала она.

– Он, наверное, давно был бы моим сыном, если бы у него была другая мать, а не вы, Камилла фон Франкен. Он был бы моим сыном, если бы вы не дошли до такого кощунства и не сделали его орудием ваших преступных замыслов.

– Этьен Аналеско! Только от вас теперь зависит, вернете ли вы себе сына. Но не раздражайте меня. Всему есть предел. Обвинениям и оскорблениям – тоже.

– Что ж, пока я с вами прощаюсь. В следующий раз мы увидимся уже в суде, когда вы будете держать ответ за свои преступления.

– Значит, вы решили пожертвовать своим сыном?

– Я повторяю: он мне больше не сын.

– Хорошо же! Только смотрите, как бы вам не пришлось очень скоро раскаяться в своем решении.

– Я во что бы то ни стало исполню свой долг, и я сам был бы преступником, если бы, жалея сына, стал скрывать истину. И коль уж Леон вступил на путь порока, пусть он понесет заслуженное наказание. Ответственность за это ляжет не на меня – на вас.

– Я не боюсь вас! – гневно воскликнула графиня. – И я без колебаний выполню свою угрозу – ваш сын погибнет. Вы еще не победили, Этьен Аналеско. Не забывайте, что речь зашла о моей жизни, а я ее задешево не отдам. Ступайте, доносите – все это одни пустые слова, а доказательств у вас нет и не будет.

– Предоставьте эту заботу мне. И отвечать вам придется не за вред, причиненный мне, а за ваши злодеяния против покойных графа и графини Варбург, лесничего Милоша, графини Лили, Леона Брассара. Не думайте о бегстве. Я буду сторожить каждый ваш шаг. И не смейте поднять руку на молодую графиню. Это будет только лишним доказательством вашей преступности.

С этими словами Гаген удалился.

– Так умри же! – вне себя от бешенства прошептала графиня. – На этот раз ты не уйдешь от меня.

На следующий день после свидания Гагена с графиней, ближе к ночи, из города к замку Варбург выехал всадник.

Небо затянули свинцовые тучи, начинал накрапывать дождь.

Всадник въехал в лес. Здесь было совсем темно, но всадник, по-видимому, хорошо знал местность, поскольку ехал, не сбавляя хода.

Вдруг лошадь шарахнулась в сторону, чего-то испугавшись.

– Кто тут? – крикнул всадник, заметив на дороге темную человеческую фигуру.

– Какое вам до этого дело? – послышалось в ответ. – Поезжайте своей дорогой, а свою я и сам найду.

Голос показался всаднику знакомым, и он придержал лошадь.

– Да кто же вы? – снова спросил он.

Незнакомец пробормотал что-то сердитое в ответ и исчез в придорожных кустах.

«Гм, кто же это мог быть? – удивленно подумал всадник. – Не думаю, что кто-то из слуг замка».

Он пришпорил лошадь и продолжил путь. Было около полуночи, когда он приблизился к замку. Всадник свернул на боковую тропинку и осторожно направил лошадь к одной из нежилых передних башен замка. Копыта неслышно ступали по мягкой траве парка. Было тихо. Замок был погружен во тьму. Все, вероятно, спали.

Поставив лошадь к самой стене башни, всадник встал на седло так, что, вытянувшись во весь рост, он мог достать рукой до окна башни.

Он осторожно постучал в окно.

– Лили! – тихо позвал он.

Через несколько мгновений окно отворилось, и в нем показалась головка Лили.

– Кто это? – так же тихо откликнулась она.

– Ты не узнаешь меня, Лили?

– Бруно! – обрадованно прошептала девушка.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Ах, как я счастлива, что снова вижу тебя!

– Я просил графиню отпустить тебя, но напрасно. Пришлось прибегнуть к такому способу.

– Благодарю небо, что мы снова вместе…

– Тише, милая Лили, нас могут услышать, – остерег Бруно.

– В этой старой башне больше никого, кроме меня, нет. О Боже, Бруно, и как это случилось! – Слезы показались у нее на глазах. – Как счастлива была я когда-то в этом замке, как беззаботно жила, а теперь! Теперь я пленница. Здесь мне страшней, чем в сумасшедшем доме.

– Ты должна выйти отсюда.

– Да, но как?

– Я для того и пришел. Ты не должна здесь дольше оставаться.

– Я заперта и не могу выйти. А ужасный Гедеон Самсон приставлен наблюдать за мной как за сумасшедшей.

– Ты должна бежать как можно скорее.

Лили рассказала жениху, как попала в замок.

– Поверь мне, старый Вит живет в меловых пещерах, – сказала она, заканчивая свой рассказ.

– Я и сам теперь так думаю, после того как видел его там, на берегу.

– Поверь мне, Бруно, это он спас меня тогда и переправил в город. Туда, вниз, должна существовать тропа. Надо найти ее и отыскать старого Вита. Мысль эта занимает меня день и ночь.

– Постараюсь, милая Лили, хотя первая попытка и окончилась неудачно.

– Нет, дорогу в пропасть надо искать не с моря, а с суши.

– Хорошо, моя дорогая, но прежде я должен освободить тебя.

– Дверь заперта снаружи. Остается только окно, – сказала Лили. – Но дай мне время до завтра, я постараюсь найти какой-нибудь способ. Если же не выйдет, жду тебя следующей ночью. Попытаюсь с твоей помощью выбраться через окно.

– Я не могу быть спокоен, когда ты здесь, хотя мне кажется, что графине вот-вот придет конец.

– Значит, до следующей ночи, Бруно.

– Не теряй мужества, дорогая! – Бруно протянул Лили руку, до которой девушка едва смогла дотянуться.

– Ты мое счастье, мое единственное утешение! – прошептала Лили, посылая любимому воздушный поцелуй.

Он спрыгнул в седло и быстро исчез в ночном мраке.

Лили осторожно закрыла окно, легла в постель, но заснуть не могла до самого утра, так взволновал ее разговор с Бруно. А утром, когда Леон зашел проверить ее, Лили сказала ему, что хочет говорить с графиней и что должна сообщить ей нечто важное. Леон удивился, но все-таки отправился за графиней.

Завидев входящую в башню графиню, Лили снова чуть не лишилась чувств – столь зловещие ощущение будила она в душе девушки. Эта женщина, которую она прежде любила и звала матерью, которую даже защищала от нападок своей молочной сестры, эта женщина приводила ее сейчас в жуткий ужас, который она почти не в состоянии была превозмочь.

От графини тоже не ускользнуло то впечатление, которое произвело на падчерицу ее появление.

– Вы хотели мне что-то сказать? – спросила она, подходя к девушке. – Надеюсь, это будут те самые слова, которые помогут рассеять окружающий вашу особу мрак и узнать наконец, кто же вы на самом деле.

Лили чувствовала, что, скорее всего, и на этот раз все будет напрасно, что графине нужна ее жизнь, а главное – деньги, но она хотела все-таки сделать последнюю безнадежно-глупую попытку…

– Я попрошу доктора на время выйти, – сказала она. Каждое слово давалось ей с трудом. – Мне нужно поговорить с глазу на глаз.

– Вам нечего его бояться, ему можно все слышать, тем более что вряд ли вы мне можете сказать что-то такое, чего доктор не знал бы.

– Тем не менее я прошу, чтобы он ушел.

Графиня сделала Леону знак. Он вышел.

– После случившегося со мной я не могу говорить с вами иначе, – начала Лили дрожащим голосом. – И я уже не собираюсь убеждать вас, что я ваша падчерица. Вы прекрасно знаете, что я – она и есть, только по каким-то соображениям не хотите этому верить.

– Ваши слова лишний раз доказывают, что вы больны, – резко перебила ее графиня.

– Выслушайте, пожалуйста, меня до конца, – попросила Лили. – Я делаю последнюю попытку. Возьмите все, что мне принадлежит, заберите мой миллион, я сама, если надо, передам его вам, но перестаньте преследовать меня.

Графиня не ожидала такое услышать и поначалу была явно озадачена.

– Сжальтесь надо мной, отпустите меня! – говорила Лили умоляюще. – Прекратите эту ужасную борьбу. Я откажусь в вашу пользу от своего наследства. Я готова признать когда и где угодно, что миллион ваш и только ваш. Мне ничего не надо, кроме свободы.

– Ну, и чего вы пытаетесь достичь? – надменно-презрительно сказала графиня. – Как вы можете что-то обещать, когда я знать не знаю, кто вы. Ведь никто из свидетелей вас не признал. Как же вы смеете утверждать, что владеете наследством моей дочери? Эта еще одна безумная выдумка только доказывает, что ваше состояние все ухудшается.

Графиня открыла дверь и пригласила Леона, который, войдя, с насмешливой улыбкой поглядел на Лили.

– Наблюдайте за больной хорошенько, – сказала ему графиня. – Наш только что состоявшийся разговор позволяет сделать вывод, что ее болезнь прогрессирует.

Лили побледнела и чуть не упала в обморок. Она поняла, что теперь ее заключению не будет конца, если Бруно не освободит ее. Очередная ее глупость только ухудшила ее положение. Долгое пребывание в сумасшедшем доме оказывает влияние и на здоровых людей.

– Я отдаю эту девушку полностью на ваше попечение, доктор, – продолжала графиня, обращаясь к Леону. – С ней у вас будет немало хлопот. Что же касается меня, то я больше не желаю, чтобы эта особа донимала меня своими требованиями.

Графиня повернулась и вышла. Следом – Леон, заперший за собой дверь комнаты.

Оставшись одна, Лили упала на колени и стала молить Бога, чтобы он даровал ей удачу, чтобы их с Бруно побег на сей раз удался. В сильном беспокойстве, колеблясь между страхом и надеждой, ожидала она ночи. Оставаться здесь дольше она была не в состоянии. Она боялась Гедеона Самсона, который мог опять домогаться ее со своей любовью, хотя ничего, кроме омерзения, он у нее не вызывал, боялась есть и пить и питалась почти одним хлебом, надеясь, что он, по крайней мере, не отравлен.

Наконец наступил вечер. По распоряжению доктора, огня ей не зажигали. В восемь ей принесли воды, потом к ней никто не заглядывал. А время тянулось необыкновенно медленно. Лили стояла у окна и глядела в парк. Скоро, по ее расчетам, должен был появиться Бруно. Из башни было не видно, заснули ли в замке, или нет. Впрочем, Лили во всем полагалась на Бруно. Был он человеком расчетливым и благоразумным, умел предвидеть опасность.

Скоро глаза ее привыкли к темноте, и она уже могла различать темные стволы деревьев в парке, а также часть дороги. Вдруг ей показалось, что кто-то идет к замку. Кто именно – Лили разглядеть не могла, но, несомненно, это был мужчина. Только не Бруно, который направился бы сразу к ее башне. Но кто же этот таинственный незнакомец, пробиравшийся в замок среди ночи? Большие ворота были уже заперты, так что ночной гость не мог просто так попасть в замок.