Текст книги "Бледная графиня"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

– Трое, господин директор. Новенькая будет четвертой.

– Кто там сиделка?

– Дора Вальдбергер.

– Хорошо. Скажите ей, что у нее будет новая больная, за которой следует присматривать с особым вниманием. Это пишет мне доктор Феттер.

– Будет исполнено, господин директор, – заверил инспектор.

В то время как в кабинете директора больницы для умалишенных происходил этот разговор, из Варбурга к больнице двигалась карета, запряженная парой лошадей. На козлах сидел кучер, а в карете – двое: Лили и доктор Гаген, которому доверили проводить молодую девушку в это печальное заведение и передать, как говорится, с рук на руки директору.

Карета неспеша катилась по тихой дороге.

Вот вдали на пригорке показалось каменное здание, окруженное высокой стеной.

Привратник отпер ворота. Карета въехала во двор. Ее тут же окружили несколько женщин и принялись недружелюбно разглядывать приезжих. Лишь одна из них приветливо кивнула. Это были тихопомешанные, выпущенные на прогулку. Тем не менее даже их вид испугал Лили, и она невольно схватила Гагена за руку.

– Теперь вы видите, графиня, куда вы попали, – негромко сказал Гаген. – К сожалению, изменить пока ничего нельзя. Обстоятельства оказались сильней нас. Но не теряйте мужества, я буду бороться за вас.

– Все напрасно. Мне больше не на что надеяться, – также тихо отвечала Лили, со страхом глядя на окна с решетками. – Боже мой, неужели это явь, а не кошмарный сон?! Ужасно, ужасно!

Она отвернулась и закрыла лицо руками.

Гаген слышал, что она тихо плачет, и это разрывало ему сердце.

– Возьмите себя в руки, графиня, вы и так уже пролили слишком много слез, – сказал он как можно мягче. – Обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы побыстрей вызволить вас отсюда и добиться торжества истины. Силой здесь ничего не сделаешь. Надо действовать хитростью. Поэтому наберитесь терпения. Некоторое время вам придется побыть здесь.

– Если бы только Бруно выжил.

– Я надеюсь на это.

– Он еще не знает, что со мной произошло?

– Ему еще рано говорить об этом.

Гаген открыл дверцу, вышел из кареты и помог выйти Лили. Большая часть прогуливающихся помешанных не обращала на них никакого внимания.

Лили предстояло теперь находиться здесь, среди этих людей.

Приехавшие пересекли двор и позвонили у закрытых дверей. Распахнулось небольшое оконце, выглянул сторож.

– Проводите нас к директору, – сказал Гаген.

Сторож провел их в приемную и доложил о посетителях.

– Прошу вас войти! – раздался резкий голос.

Гаген пропустил Лили вперед и последовал за ней. В кабинете вместе с директором находился и его помощник.

Гаген назвал себя.

– А, вы привезли молодую даму, – сказал директор. – Что ж, милости просим. Вам, сударыня, предстоит некоторое время провести вместе с нами и подышать нашим прекрасным деревенским воздухом.

Лили не смогла преодолеть охватившее ее отчаяние. Глаза девушки наполнились слезами.

– О чем вы плачете, сударыня? Вы здесь очень приятно проведете время и укрепите свое здоровье.

– Вы ошибаетесь по поводу меня, – сказала Лили, овладев собой. – Я прекрасно понимаю, куда попала и что мне предстоит. А плачу я оттого, что чувствую себя очень несчастной. Я оказалась жертвой коварной интриги.

Директор кивнул, как бы желая сказать этим, что очень часто слышит подобные слова. Гостеприимным жестом он предложил Лили и Гагену присаживаться.

– Итак, вы та самая особа, о которой писал мне доктор Феттер, – произнес он полувопросительно, полуутвердительно.

При этом имени Лили вздрогнула.

– Да, та самая, – ответил за нее Гаген.

– Как вы понимаете, я должен вести списки всех находящихся здесь, – сказал директор, открывая толстую книгу. – Как ваше имя, сударыня?

– Графиня Варбург, – отвечала Лили.

– Да, совершенно верно, – согласился директор, которому коллега Феттер сообщил об этом пункте помешательства, и обратился к Гагену: – Может быть, вы мне подскажете, как зовут сударыню?

– Очень сожалею, – пожал плечами Гаген, – но мне нечего добавить к словам моей спутницы.

– В таком случае, придется пока довольствоваться этим, – сказал директор и принялся записывать названное имя, а также возраст новенькой и ее вероисповедание.

– Прежде чем мы расстанемся, – сказал Гаген директору, – я просил бы вас уделить графине особое внимание.

– Конечно, уважаемый коллега, можете не сомневаться, что молодой особе будет оказано здесь всевозможное внимание.

– Графиня, без сомнения, получит отдельную комнату?

– Да, конечно… если в том появится необходимость.

– Графиня сможет свободно гулять?

– В пределах двора, – сказал директор, разводя руками. – Большей свободы мы, к сожалению, предоставить не можем. Но во дворе молодая дама сможет гулять столько, сколько потребуется для ее здоровья.

– Значит, я пленница… – с потерянным видом прошептала Лили.

– Мой помощник и заместитель проводит вас, – сказал директор.

– Мы пойдем вместе, – объявил Гаген.

– Как вам угодно, – разрешил директор. – Но я надеюсь, что вы еще зайдете, перед тем как уехать.

Гаген утвердительно кивнул и вышел вместе с Лили и помощником директора, внешность которого не внушала ему доверия.

Они вышли на лестничную площадку и в ту же минуту услышали громкий, безумный хохот. Он звучал так ужасно, что Лили испуганно схватила Гагена за руку, да и сам он вздрогнул от неожиданности.

Психиатр заметил их испуг и пояснил:

– Это больной с первого этажа. Ничего страшного, к этому просто надо привыкнуть.

Жуткое впечатление производил этот дом, в длинных коридорах которого отовсюду раздавались необычные, пугающие звуки.

– Куда вы нас ведете? – спросил Гаген.

– На нижний этаж, в шестьдесят седьмую палату.

– Почему на нижний?

– Здесь нет мест, – лаконично пояснил психиатр.

Они спустились на первый этаж, прошли по коридору в самый конец здания и остановились у крайней палаты, на двери которой был номер «67». Навстречу им поднялась крупная женщина в белом халате, с грубым, мужеподобным лицом. Это и была сиделка Дора Вальдбергер.

– Дора! – сказал помощник директора. – Эта молодая дама поступает под вашу опеку.

Сиделка отодвинула стул, на котором восседала, и распахнула дверь палаты. После чего отступила на шаг назад, разглядывая новую пациентку.

Гаген и Лили вошли в палату.

– Но здесь четыре постели! – вскричал Гаген. – Нет ли у вас отдельной палаты?

– К сожалению, все заняты.

– И окно с решеткой… – потерянно прошептала Лили.

– Обычная предосторожность, – сказал психиатр.

Гаген повернулся к нему и к сиделке и сказал несвойственным ему просительным тоном:

– Будьте добры, уделите этой молодой даме повышенное внимание. Поверьте мне, она нуждается в нем более, чем кто-либо из ваших постоянных пациентов, которые уже привыкли к распорядку. Могу я надеяться на это?

Оба стали горячо уверять Гагена, что сделают все от них зависящее, чтобы скрасить новой пациентке пребывание в стенах лечебницы. Особенно – сиделка, которая в подтверждение своих слов призвала в свидетели Господа Бога и всех святых.

Настала минута расставания. Гаген повернулся к Лили и протянул ей руку. Лили благодарно пожала ее и еще раз попросила приложить все усилия, чтобы спасти Бруно, и передала ему прощальный поцелуй.

Гагену тяжело было расставаться с девушкой. Он старался не выдать своего волнения и казаться спокойным. Лили тоже крепилась, но в последний момент вцепилась руками в сюртук Гагена и ни за что не хотела отпускать его. Гаген успокаивал ее, как ребенка, гладил по голове, а сам с тревогой думал, что же он скажет своему другу, когда тот придет в себя и спросит о своей невесте.

Когда сиделка и Гаген ушли и Лили осталась одна, она в отчаянье всплеснула руками и упала на колени, чтобы горячей молитвой подкрепить свои силы.

Тем временем Гаген вернулся в кабинет директора и заявил, что за содержание молодой особы, которую он привез, ежемесячно он будет выплачивать большую сумму, и тут же уплатил за месяц вперед.

«По крайней мере, она здесь в относительной безопасности, – думал он, садясь в карету, чтобы ехать обратно в город. – Ни графиня, ни управляющий не смогут достать ее здесь. А я, со своей стороны, употреблю все силы, чтобы борьба окончилась в нашу пользу».

XXIX. МИЛОШ

Одним ненастным осенним вечером, спустя несколько недель после описанных нами событий, некий незнакомец шел со станции железной дороги в город, неся под плащом небольшой чемодан. Судя по упругой, твердой походке, он был еще довольно молод, а когда он останавливался и вглядывался в названия улиц, то в свете фонарей можно было заключить, что ему не более тридцати лет. Вытянутый овал лица и длинные бакенбарды выдавали в нем иностранца. Резко очерченный подбородок и большие темные глаза под густыми бровями оставляли самое благоприятное впечатление и свидетельствовали о твердости характера и природном уме.

Шел дождь, порывами налетал ветер, но незнакомец, казалось, не обращал на непогоду никакого внимания. Улицы в этот поздний час были пустынны и неприветливы.

– «Блюменштрассе», – прочел незнакомец на табличке название улицы. – Это то, что мне нужно. У дома должна находиться белая скамья. А что если ее убрали?

Внезапно незнакомец остановился. Он увидел у двери одного дома светлую скамью.

Подойдя ближе, он попытался прочесть надпись на двери, но было слишком темно. Тем не менее он решил, что это именно тот дом, который ему нужен, и, нашарив звонок, покрутил его несколько раз.

Почти в ту же минуту дверь отворилась, и показалась голова старой экономки Гагена.

– Кто здесь? – спросила она. – Темень такая, хоть глаз выколи. Вы к господину доктору?

– Да, мне нужен доктор Гаген, – подтвердил незнакомец.

– В таком случае можете войти. Только сначале вытрите ноги.

Незнакомец тщательно вытер ноги и вошел в переднюю.

Дверь кабинета приоткрылась, и показался сам Гаген. Увидев гостя, он тут же ввел его в теплый и ярко освещенный кабинет, из чего можно было понять, что человек этот хорошо ему знаком.

Перед тем как войти, незнакомец снял шляпу и отряхнул с нее дождевые капли.

– Я не знал, где мне остановиться, ваша светлость, – почтительно произнес он, – поэтому направился прямо сюда.

– Вы правильно поступили, Милош, – сказал Гаген.

Названный Милошем гость осторожно поставил чемодан в угол, снял плащ и остался в изящном темно-зеленом охотничьем кафтане, какие носят егеря высокопоставленных особ и лесничие.

– Ты только что приехал, Милош? – спросил Гаген.

– Точно так, ваша светлость.

– Ты прямо из Парижа?

– Да, ваша светлость.

– Получил ли ты мое последнее письмо и исполнил ли содержащееся в нем поручение?

– Все исполнил, ваша светлость, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Поэтому и приехал только сегодня. Задержка произошла из-за Леона Брассара. Все прочее я исполнил за один день. Дело же молодого Брассара задержало меня. Но после долгих поисков я все-таки разузнал, что он уже несколько лет как не живет в Париже, уехал.

– Был ли ты в квартире, где он прежде жил?

– Был, ваша светлость. Это в Латинском квартале, улица Тренель, дом номер четырнадцать. Тот самый адрес, что вы мне назвали.

– И кого ты там нашел?

– Старого Брассара, слепого и нищего.

– Как слепого и нищего?

– Точно так, ваша светлость. Жена его умерла, а вскоре и Леон исчез.

– Леон посещал университет?

– Старик жаловался, что его исключили.

– Вероятно, он изрядно набезобразничал, – заметил Гаген. Судя по всему, судьба молодого Брассара его живо интересовала.

– Не только это, ваша светлость. Он забрал у старика все его скудное состояние и убежал с ним.

Это известие, казалось, сильно огорчило Гагена. Несколько мгновений он не мог произнести ни слова – настолько был поражен.

– Это сказал тебе сам старый Брассар? – спросил он, как бы сомневаясь в возможности подобного.

– Точно так, ваша светлость. Старый Брассар запретил мне говорить вам об этом, но я получил приказание отыскать молодого Брассара и считал своим долгом передать вам все, что я выяснил о нем. Да, он стащил у старика одиннадцать тысяч франков ночью, и вместе с ними исчез, так что никто не знает, где он теперь.

– Это ужасно, – пробормотал Гаген. – Мои худшие опасения сбываются. Материнские черты сказываются в нем.

– Я отправился на медицинский факультет, чтобы навести какие-нибудь справки о Леоне, – продолжал Милош, – и там мне сказали, что приятелем его был некто де Фламаган, известный негодяй. Этого Фламагана я нашел, наконец, в Клозери де Лила танцующим канкан. Я заговорил с ним и, как мне кажется, понравился ему. Тогда я завел разговор о молодом Брассаре, и он вскричал полусердито, полупрезрительно: «О, вы тоже знаете этого мошенника?»

– Погоди, Милош, – перебил Гаген рассказ своего верного слуги. – Разузнал ли ты у него что-нибудь о Леоне?

– Нет, ваша светлость.

Наступило непродолжительное молчание. Гаген был заметно огорчен, но скоро взял себя в руки.

– Почему же этот Фламаган назвал своего бывшего приятеля мошенником? – спросил он.

– Потому что тот отбил у него возлюбленную, одну танцовщицу.

Снова наступило молчание.

– И что же, старый Брассар терпит теперь нужду? – спросил Гаген.

– По-видимому, да, ваша светлость.

– До него не доходило никаких известий о молодом Брассаре?

– Нет, никаких. Ни от него, ни от Фламагана мне не удалось узнать ровно ничего. Но в Лионе я встретил брошенную Брассаром танцовщицу Рейнету, ту самую, которую он отбил у своего приятеля, и она высказала предположение, что Леон отправился в Вену, чтобы продолжить свои занятия и в совершенстве изучить немецкий язык, хотя он и без того хорошо владеет им.

– Что она еще говорила?

– Ничего хорошего, ваша светлость. Леон бросил ее, обрек на нужду, а сам скрылся, и следы его затерялись. Рейнета утверждала, что он наверняка переменил имя и носит теперь немецкую фамилию.

– Так-так, – произнес Гаген, как видно, очень взволнованный. – Сведений немного, и все самого дурного свойства. Что ж, этого надо было ожидать…

– Я привез его векселя от парижских банкиров, ваша светлость, – продолжал Милош, вынимая из кармана кожаный бумажник и протягивая доктору.

Тот равнодушно принял его и, даже не взглянув, небрежно бросил на стол, хотя там была огромная сумма.

– Милош, – задумчиво спросил он, глядя на своего слугу, – могу я рассчитывать на твою преданность?

– Я готов пожертвовать жизнью ради вашей светлости, – искренне ответил Милош.

– Я знаю это, – сказал Гаген. – Ты не раз доказал мне свою верность на деле. Теперь у меня новое поручение. Оно потребует от тебя ловкости и хитрости, которых тебе также не занимать. Прежде всего, предстоит сделать вид, что ты меня не знаешь. Ты станешь писать мне, а приходить лично – только тогда, когда это можно будет сделать совершенно незаметно. Запомни, это очень важно.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Ты никогда, никому не должен упоминать моего имени и титула. Здесь все, даже моя экономка, знают меня только как доктора Гагена.

– Я не забуду этого, ваша светлость.

– Поручение мое заключается в следующем, – сказал Гаген, понижая голос. – Мне необходимо знать, что происходит в замке неподалеку отсюда. Хозяйка замка, графиня Варбург, нуждается в лесничем и егере, так как прежний арестован.

– Понимаю, ваша светлость.

– Ты отправишься туда завтра же и наверняка получишь это место, потому что ты молод, ловок и хорош собой. Но необходимо устроить так, чтобы жил ты не в домике лесничего, а в самом замке. И там объектом твоего самого пристального внимания должны стать две особы: графиня и ее управляющий фон Митнахт.

– Понимаю, ваша светлость.

– Ты должен только наблюдать за ними и время от времени доносить мне о том, что заметишь. О цели моего поручения ты узнаешь позже и поймешь, для чего это необходимо.

– А мое имя, ваша светлость? Мои бумаги?

– Назови себя Францем Милошем, тем более что это твое настоящее имя, которое здесь никому неизвестно. Точно так же и с бумагами – никто на них не обратит внимания. Тебе все-таки лучше остановиться в гостинице – отправляйся туда прямо сейчас. Ночь проведешь там, а завтра рано утром пойдешь в замок.

– Я все понял, ваша светлость. Разрешите идти?

– Подожди еще минуту.

Гаген подошел к письменному столу и, выписав чек на пятнадцать тысяч франков на одного из своих парижских банкиров, сопроводил его следующим письмом:

«Мой дорогой старина Брассар! Получите деньги по приложенному к письму чеку у банкира Фульда, это мой долг Вам. Не отказывайтесь, я хочу, чтобы Ваша старость была безбедной. Зайдите к моему знакомому, глазному врачу Мэндрину, передайте ему мой поклон и просьбу вылечить Ваши глаза. Надеюсь, что при встрече найду Вас в добром здравии.

Расположенный к Вам…»

Вместо подписи следовал знак, которого непосвященный не мог бы понять.

Гаген вложил чек и письмо в конверт и написал адрес:

«Г-ну Брассару, улица Гренель, дом 14. Париж».

Запечатав конверт, он протянул его Милошу, который снова завернулся в свой плащ.

– По пути в гостиницу ты встретишь почтовое отделение. Отправь оттуда это письмо.

Милош взял свою шляпу, чемодан и, поклонившись Гагену, поспешно вышел.

Оставшись один в кабинете, Гаген несколько мгновений пребывал в задумчивости.

«Какое горе! – размышлял он. – Боюсь, что этот юноша принесет мне еще больше горя и мучений, чем я терпел до сих пор. Но что бы там ни было, он – мой сын, плоть от плоти моей… Дай Бог, чтобы не случилось чего-нибудь похуже этого первого удара, который обрушился на меня так внезапно».

На следующее утро Гаген отправился проведать Бруно. Состояние здоровья молодого человека улучшалось с каждым днем. Скоро он мог оставить госпитальную палату.

Бруно уже знал обо всем, что случилось с Лили. Гаген недавно рассказал ему о бедственном положении девушки. Очень возможно, что горячее желание помочь ей и ускорило выздоровление.

Итак, Гаген нашел Бруно в отличном состоянии. Рана зарубцевалась. Прежде всего, молодой человек выразил горячее желание тотчас же, как только выйдет отсюда, отправиться в заведение Святой Марии, чтобы навестить Лили.

Конечно, следовало бы еще немного повременить с подобной поездкой, потому что малейшая простуда могла дать тяжелые последствия, но Гаген понимал, что удерживать юношу бесполезно. Не в состоянии освободить свою дорогую Лили, он хотел, по крайней мере, утешить ее своим посещением.

За время болезни он еще больше сдружился с Гагеном, неутомимые заботы которого ускорили его выздоровление, и всей душой привязался к этому загадочному человеку, несмотря на значительную разницу в возрасте. Со своей стороны Гаген отвечал ему полной взаимностью.

Они условились, что как только Бруно будет разрешено выписаться из госпиталя, поездку к Лили они совершат вместе. Разговор их прервало появление Блюма и Ильменау, которые пришли навестить Бруно и были очень обрадованы тем, что он уже встает с постели. Оба горячо поблагодарили доктора Гагена за его заботу, на что тот отвечал с обычной сдержанностью и вскоре поспешил уйти, сославшись на то, что ему необходимо навестить своих больных.

Домой Гаген возвратился только к вечеру, усталый и продрогший. Экономка подала ему ужин. Потом он удалился в свой кабинет, где уже горел камин.

Когда на улице совсем стемнело, раздался звонок в дверь. Это был Милош.

– Как ты скоро! – воскликнул Гаген.

– Я пришел с донесением, ваша светлость.

– Ты уже побывал в замке?

– Да, с утра. Графиня поговорила со мной и приняла к себе на службу.

– Могу предположить, что ты был осторожен с ней в твоих ответах. Управляющий фон Митнахт все еще там?

– Точно так, ваша светлость. Он живет в замке на нижнем этаже, но мне пока что не удалось его увидеть.

– Где тебя поместили?

– Домик прежнего лесничего оставлен для его матери и сестры. Мне дали комнату на первом этаже замка, рядом с комнатами управляющего, – отвечал Милош.

– Прекрасно! – воскликнул Гаген. – Все идет по плану. Слышал ли ты какие-нибудь разговоры о погибшей молодой графине?

– Слышал от прислуги, ваша светлость. Молодую графиню поместили в семейный склеп.

– У графини была молочная сестра Мария Рихтер. Не слыхал ли ты что-нибудь о ней?

– Это та молодая девушка, что уехала в Америку?

– Да, именно так. Ты должен с большим вниманием прислушиваться ко всем разговорам о ней.

В эту минуту снова раздался звонок в дверь. Экономка пошла открывать.

– Уйди в соседнюю комнату, – приказал Гаген Милошу.

Едва егерь удалился, как в кабинет, предварительно постучав, вошел инспектор полиции Нейман.

– А, это вы, – сказал Гаген. – Когда возвратились?

– Сегодня утром, – ответил Нейман и, вдруг замолчав, настороженно глянул на приоткрытую дверь в соседнюю комнату. За ней он заметил какую-то тень.

Ни слова не говоря, он жестом обратил внимание Гагена на это обстоятельство.

– Ах, вот оно что, – засмеялся Гаген. – Это мой секретарь Милош, который приехал вчера из Парижа. Он пришел ко мне с докладом и никак не мог подумать, что его случайная тень вызовет чье-то подозрение. Милош – мой доверенный человек, господин инспектор, я прошу вас говорить при нем все, что вы хотите мне сообщить. Это даже хорошо, что он будет присутствовать при нашем разговоре, так как отныне он будет жить в Варбургском замке и там помогать нам с вами… Иди сюда, Милош.

Милош тотчас повиновался, и Гаген представил его инспектору, после чего разговор продолжился.

– Вы приехали из Гамбурга? – спросил Гаген инспектора.

– Точно так, из Гамбурга.

– И вы, несмотря на все старания, ничего не смогли узнать, не так ли?

Инспектор вопросительно взглянул на Гагена, как будто эти слова навели его на новую мысль.

– Может быть, ваша светлость… – нерешительно начал он.

– Вы хотите сказать, что я сам что-нибудь узнал? – с улыбкой произнес Гаген. – Да, я думаю, что нам незачем больше искать.

– Как понять эти слова, ваша светлость?

– В самом прямом смысле, раз вы ничего нового не узнали о Марии Рихтер.

– Я просил бы вашу светлость сообщить, что произошло здесь в мое отсутствие.

– Мария Рихтер собиралась в Англию или даже в Америку, но я полагаю, что она не уехала так далеко. В пропасти нашли труп – по всей вероятности, он принадлежит ей, но его хотят выдать за труп молодой графини.

Нейман удивленно покачал головой.

– Дело становится все необычней и запутанней.

– Мое предположение пока что из области догадок, – сказал Гаген, – и не имеет доказательств. Во всяком случае, до тех пор, покуда мы точно не узнаем, куда уехала из Гамбурга Мария Рихтер. Я говорю это, основываясь лишь на моем убеждении и на восклицании, вырвавшемся при виде трупа у той, которую я считаю графиней. Слушай внимательно, Милош, это касается твоего задания. Ты только что говорил мне, что тело графини перенесли в склеп. Но это не графиня, а ее молочная сестра, которая имела с ней некоторое сходство. Учти это обстоятельство. А теперь скажите мне, господин инспектор, что вы узнали за это время?

– Мне кажется, что я почти нашел доказательства отъезда Марии Рихтер в Америку, – заявил инспектор.

– Это было бы, положительно, чудом… Говорите же.

– Я ждал возвращения парохода, на котором Мария Рихтер уехала из Гамбурга в Нью-Йорк… Наконец он пришел. Это пароход «Фризия». Сейчас же по его возвращении я отправился наводить справки и выяснил, что один богатый американец, долгое время живший с семьей в Европе, возвратился назад в Америку и увез с собой гувернантку-немку. Имени этой гувернантки мне узнать не удалось, а американца зовут мистер Кингбурн, и он жил в Бонне.

– Значит, он выехал из Бонна сначала в Гамбург, а затем уже в Америку?

– Да, ваша светлость. Следовательно, Мария Рихтер, если это была она, выехала из Гамбурга вначале в Бонн, жила там некоторое время, пока не устроилась гувернанткой в семью мистера Кингбурна, а затем уже выехала с семьей американца снова в Гамбург, где они и сели на пароход «Фризия». Я разговаривал с одним из членов команды «Фризии». В свое время он имел некоторые контакты с американцем и его семьей и запомнил молодую гувернантку, которая, судя по описанию, очень походила на Марию Рихтер. Но имени он не знает, так как к девушке все обращались просто «мисс». Она была постоянно задумчива и один раз в разговоре упомянула о том, что у нее никого нет в Европе из близких и потому она навсегда распрощалась с ней.

– Странное совпадение, – пробормотал Гаген.

– Располагая этими сведениями, я отправился в Бонн, – продолжал свой доклад Нейман, – чтобы найти подтверждение тому, что я узнал. И действительно, некий мистер Кингбурн, американец, довольно долгое время жил в Бонне, а в начале осени отправился обратно в Америку, взяв с собой гувернантку-немку, по описанию опять-таки очень похожую на Марию Рихтер. В Бонн она приехала перед самым отъездом Кингбурна. Вот все, что я мог узнать.

– Теперь меня снова начали одолевать сомнения, – сказал задумчиво Гаген. – Если Мария действительно уехала в Америку, чей же труп тогда найден?

– Неужели тело нельзя было опознать?

– Телосложение, рост, цвет волос, платье, белье, даже родинка на плече – все это свидетельствовало о том, что найденное тело принадлежит молодой графине. Но лицо сильно разбито при падении, и опознать его невозможно. Кажется, мы опять зашли в тупик. Я теперь уже начинаю сомневаться, сумеем ли мы когда-нибудь найти объяснение этой загадочной истории.

– Мне кажется, – заметил Нейман, – прежде всего надо убедиться, что гувернантка Кингбурнов – действительно та особа, которую мы разыскиваем.

– Вы узнали адрес Кингбурна?

– К сожалению, нет.

– В таком случае писать ему не имеет смысла.

– Я найду его, – заверил полицейский комиссар. – Готов хоть завтра отправиться в Америку.

– Поезжайте, – сказал Гаген. – Найдите этого Кингбурна и во что бы то ни стало разузнайте, действительно ли его гувернантка – Мария Рихтер. Поезжайте со всеми удобствами, господин инспектор, таково мое желание. Завтра же я выдам вам чек на Нью-Йоркский банк. А пока что примите мою благодарность за ваши труды.

Вскоре инспектор откланялся и ушел.

Гаген обратился к Милошу.

– Ты слышал и знаешь теперь достаточно, чтобы понять суть происходящего. Но будь осторожен. Нам надо проникнуть в тайну, окружающую все, что связано с этой Марией Рихтер.

– Я понял, ваша светлость.

Милош поклонился и вышел из дома доктора Гагена через заднюю дверь.

XXX. НОЧЬ В ЗАМКЕ

Последнее время фон Митнахт находился под домашним арестом. Хотя особа, обвинявшая его в убийстве, отправлена была в сумасшедший дом и он мог бы считаться вышедшим из дела, свободу управляющий еще не обрел.

Графине пока что было не до него. Для полного торжества своих планов ей недоставало одного – скорейшего получения наследства погибшей падчерицы. Однако требовать эти деньги открыто она пока не решалась, так как следствие все еще не было закончено.

В то время как графиня вынуждена была сдерживать свою алчность, терпение управляющего подходило к концу. Он теперь думал только об одном: как можно скорее получить свою долю и уехать отсюда подальше. Он уже мечтал о тех удовольствиях, которые ожидают его, когда он станет владельцем полумиллионного состояния.

Ему надоело ждать, и он готов был на все. Хватит ему быть слугой. Настало время сделаться господином. Узнав, что графиня ездила в город, он целый день ждал, что она придет к нему и обо всем расскажет, но она не пришла. Ждал он и на следующий день. К вечеру терпение его лопнуло, и он сам отправился к ней.

В покои графини он вошел без доклада. В прихожей никого не было, и он направился прямо в кабинет.

Графиня сидела за письменным столом, когда зашуршала портьера и показался мрачный фон Митнахт. Графиня встала и в сильном волнении шагнула ему навстречу, потому что лицо управляющего было перекошено от ярости, и графиня решила, что произошло какое-то несчастье.

– Что случилось? – вполголоса спросила она.

– Случилось? – прорычал он. – Ничего особенного, если не считать того, что я не только сижу взаперти, но еще и нахожусь в полном неведении, как продвигаются наши совместные дела. Но я все равно все узнаю! Тебе ничего не удастся от меня скрыть.

– Почему ты разговариваешь со мной таким тоном? – холодно спросила графиня.

– Потому что ты считаешь меня дураком – так надо понимать, – хотя сама делаешь глупости гораздо серьезней. Зачем ты пустила в замок чужого? Что ему здесь надо?

– Ты говоришь о новом лесничем? Но мне надо кем-то заменить Губерта.

– Ужасная неосмотрительность с твоей стороны. Разве мало тебе всяких проходимцев, которые так и льнут к тебе?! Впрочем, поступай как знаешь, мне все равно. Я не собираюсь здесь долго оставаться. Терпение мое лопнуло, я хочу убраться отсюда как можно быстрей.

– Ты хочешь уехать, Курт?

– Да, и как можно дальше.

– Уж не в Америку ли ты собрался?

– Может быть, и туда, – уклончиво ответил Митнахт.

– Кстати, вчера я узнала, что полицейский инспектор Нейман тоже собирается в Америку – разыскивать Марию Рихтер.

– Мне нет дела до того, что ты вчера узнала! – с досадой вскричал фон Митнахт. – Мне нужно только то, что ты вчера получила.

Графиня окинула пристальным взглядом своего управляющего и поняла, почему он ворвался к ней и что означают его мрачный вид и вызывающий тон.

– Ты, кажется, думаешь, что я получила наследство, но ты сильно ошибаешься, – произнесла она ледяным тоном.

– Все равно ты можешь получить его в любой момент. Я устал ждать и хочу получить мою долю немедленно.

Впервые фон Митнахт высказал свое требование столь откровенно и решительно, и это взорвало графиню.

– Имей в виду, – гордо произнесла она, – я еще больше хочу отделаться от тебя, чем ты – получить деньги. Но денег у меня пока нет, и я поневоле должна терпеть твое присутствие в замке.

– Меня мало заботят твои желания. Кроме того, не забывай, что ты в моих руках. Одно мое слово – и тебе конец.

– Ступай вон! – вне себя вскричала графиня. – Я запрещаю тебе заходить сюда и разговаривать со мной в таком тоне! – Подавив вспышку гнева, она после паузы продолжала более спокойным тоном: – Ты напрасно пытаешься запугать меня своими угрозами. Не мне, а тебе надо бояться. В случае чего, не мне, а тебе придется ответить за все.

Фон Митнахт презрительно усмехнулся в ответ.

– Не шути, пожалуйста, – сказал он, – я давно знаю эту твою манеру.

– Сколько, по-твоему, я должна тебе? – презрительно спросила графиня.

– Во-первых, ты должна мне за мое молчание. Неужели тебе надо напоминать, что я имею в виду? Ты думаешь, если дело с Лили…

– Тс-с, молчи! – прошипела графиня.

– Ты считаешь, что виновата меньше моего? Мы поделимся, Камилла, – как прежде, заметь. Мы поделимся поровну. Полученными деньгами или степенью вины – но поровну. Но это еще не все. Припомни об одном порошке, который ты мне дала.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве это был не яд? – зловещим шепотом спросил фон Митнахт. – Разве его не было достаточно, чтобы отравить весь замок? Этот бесцветный порошок называется стрихнином. Отличное средство избавиться от ненавистной особы – быстро или медленно, смотря по обстоятельствам…