Текст книги "Бледная графиня"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

– Ах, сделай это, мой дорогой Бруно! – горячо стала просить Лили. – Мне кажется, что там все объяснится. Этот сон вселяет в меня надежду, а я так в ней нуждаюсь!

– Я знаю это, моя дорогая. Но положись на меня. Я сделаю все, что в человеческих силах, ведь твое счастье – это и мое тоже!

Влюбленные простились.

Когда доктор стал отворять дверь, он увидел стоявшую за ней Дору Вальдбергер.

– Что вы здесь делаете? – сердито спросил Вильм.

Бруно, вышедший в коридор вслед за ним, так же недоверчиво поглядел на сиделку.

– У меня есть здесь дело, – коротко ответила Дора.

– Здесь, у дверей? – резко сказал Вильм. – Разве я не запрещал вам бывать тут? Вы приходите подслушивать и шпионить. Вам здесь нечего делать – не заставляйте меня повторять это еще раз, в противном случае вы будете уволены. А теперь пойдите вон!

С затаенной яростью Дора повиновалась.

Доктор Вильм проводил Бруно до ворот.

IV. УЕДИНЕННАЯ ГОСТИНИЦА

Номера в гостинице на берегу Гудзона были очень просты, но в то же время не имели в себе ничего такого, что могло бы возбудить подозрение. У Губерта была маленькая комнатка с одним окном. В ней стояли кровать, стол с диваном, пара стульев и шкаф, а в углу – старый умывальник. Однако же занавески на окнах, постель и скатерть на столе были очень свежими.

В номере Гагена было две комнаты: приемная и спальня, стены и потолок которой были сильно, правда, закопчены, но в них тоже не было ничего, что могло бы вызвать подозрение.

В приемной кроме дивана стояли кресло, два стола – простой и письменный, комод и шкаф. Окно здесь тоже было одно, но куда больше, чем у Губерта. В спальне в углу громоздилась железная печка, откуда шло тепло в обе комнаты. Помимо нее стояли две кровати, умывальник, диван и несколько стульев. В комнатах немного пахло дымом, но это почти не привлекало внимания.

Хозяин принес холодную говядину и пунш. Накрывая на стол, он имел возможность заглянуть в кошелек Гагена, из которого тот как раз что-то вынимал.

– Вы пробудете недолго? – поинтересовался хозяин.

– Один из нас, – Гаген показал на Губерта, – уедет завтра. А я отправлюсь в Европу с первым же пароходом. Когда он отплывает?

– Послезавтра, – сказал хозяин и посоветовал: – Вы можете попасть на пароход прямо отсюда, на лодке, и вам тогда не придется ехать через город.

– Я полагаю, что каждый уезжающий должен записаться в Кэстль-Гарден.

– Приезжающим – да, сэр, необходимо, а при отъезде совсем другие правила, особенно если не очень много багажа.

– Здесь все, – сказал Гаген, указывая на вещи.

Хозяин гостиницы бросил на них заинтересованный взгляд.

– Это не вызовет никаких препятствий. А другой господин поедет по железной дороге?

– Да, – подтвердил Губерт.

– В таком случае вам тоже нет нужды возвращаться в город. Вы можете сесть на поезд здесь же. Рядом с нами есть маленькая станция… Кушайте, пожалуйста, господа!

Джон Ралей ушел.

Гаген пригласил Губерта отобедать. Тот, положив на тарелку мяса и налив стакан пунша, ушел к себе в номер, чтобы не стеснять своим присутствием доктора. Но, странное дело, после ухода Губерта Гаген, напротив, почувствовал себя не очень уютно.

Было одиннадцать часов вечера. Внизу, в общем зале, еще сидели посетители.

Гаген запер дверь и отправился в спальню. По пути он подошел к окну и глянул вниз. И увидел хромого хозяина с фонарем в руке. Почему-то в этот момент вид его показался доктору таким отвратительным, что его охватил невольный ужас.

Джон Ралей шел вдоль дома, и свет фонаря падал на него.

Невольно Гагену пришла в голову мысль о том, что он один в незнакомом месте, далеко от города и совершенно беззащитен. И хотя у него был с собой револьвер, что-то говорило ему, что в этом доме оружие будет плохой защитой. Гаген уже ругал себя за то, что так легкомысленно последовал в этот уединенный дом за незнакомым человеком, который одним своим видом внушал подозрение. Но, может быть, страхи его напрасны – просто сказываются наступившая ночь и мрачная пустынная местность? Тем не менее в Гагене продолжала расти уверенность, что он гораздо лучше бы сделал, оставшись в городе. Тогда он погасил свечу, сел на диван и решил не спать до утра.

Гаген просидел таким образом около часа и слышал, что внизу еще пьют и разговаривают. Вдруг ему почудились шаги. Он встал и прислушался. Шаги осторожно приблизились к двери. Гаген встал и подошел к двери, держа револьвер наготове. Потом неожиданно дернул за ручку.

Перед ним стоял Губерт.

– Я только хотел постучаться, – сказал он. – Я ходил посмотреть, что за люди внизу. Что-то мне немного не по себе…

– Мне тоже, – сознался Гаген.

– По-моему, в этом доме что-то не так, – поделился впечатлениями Губерт. – Возможно, я и ошибаюсь, хотя предчувствия меня редко обманывают. Как бы там ни было, я думаю, нам следует быть осторожнее. Внизу, в зале, сидят люди, больше похожие на воров и разбойников. Я не слышал, о чем они говорят, но они играют в карты.

– Что-нибудь еще заметили, Губерт?

– И дом мне кажется не менее подозрительным, чем его обитатели. Внизу, под самым домом, проходит какая-то канава. Возле лестницы я обнаружил вход в нее, который днем был загорожен досками. В канаве черная вонючая вода. Стоит только оступиться туда, и…

– Может, все и не так страшно, как кажется, – Гаген попытался успокоить себя и Губерта. – Во всяком случае мы будем настороже и постараемся ночью близко не подходить к люку над канавой. А пока разойдемся по комнатам, но спать не станем. Если что случится, мы можем позвать на помощь.

– Да, так будет лучше. Я, собственно, для того и пришел к вам, чтобы предостеречь, – сказал Губерт. – Я беспокоился о вас. На меня-то вряд ли кто станет нападать. С меня немного возьмешь. А вот вы – дело другое.

– Я тронут вашей заботливостью, Губерт, – поблагодарил Гаген. – Итак, решено: каждый из нас будет настороже у себя в номере.

Губерт вернулся к себе, а Гаген снова сел на диван.

Около двух часов ночи последние посетители оставили дом, и хозяин везде погасил огни. В доме все стихло, и остаток ночи прошел совершенно спокойно.

Под утро Гаген лег в постель, смеясь над своими напрасными страхами. Заснул и Губерт в своей комнатке. Через несколько часов, когда Гаген проснулся, Губерт был уже возле него.

Хозяин принес завтрак и осведомился, хорошо ли им ночью спалось.

– Мне кажется, Губерт, – сказал Гаген, когда они остались одни, – мы были несправедливы к хозяину и его дому. В таких гостиницах очень часто жить безопаснее, чем в роскошных отелях. Так что уезжайте спокойно, Губерт. А завтра и я наконец оставлю Нью-Йорк.

Губерт повиновался и, уложив небольшой чемодан, пришел проститься к Гагену.

– Желаю вам доброго пути и хорошего места, Губерт, – сказал доктор, пожимая бывшему лесничему руку. – Вы честный, трудолюбивый человек, и я убежден, что в этой стране вы будете счастливы. Как устроитесь, дайте о себе знать. И, если что потребуется, обращайтесь прямо ко мне, не стесняйтесь. Дай вам Бог счастья!

Губерт отправился к маленькой железнодорожной станции в окрестностях дома, которую показал ему хозяин, а Гаген остался один.

Когда Гаген разговаривал о своем завтрашнем отъезде с хозяином, тот сказал ему, что пароход уходит вечером и что он позаботится о лодочнике, который доставит доктора на пароход.

Все приготовления были закончены, и Гаген решил эту ночь спать спокойно, несмотря на то что остался один, ибо все его опасения за день рассеялись.

Вечером хозяин принес Гагену зажженные свечи и спросил, не надо ли затопить печку, ведь на дворе довольно холодно. Гаген согласился, и Ралей сейчас же развел огонь. В комнате стало тепло, и Гаген, устав от событий последних дней, решил лечь в постель.

Внизу, в общей зале, никого не было. Только Джон Ралей ходил взад и вперед в сильном беспокойстве. Он вышел из дома и увидел, что в комнатах Гагена погас свет.

Ночь была тихая и темная. Джон Ралей вернулся в свою комнату и снял сапоги. Затем в одних чулках поднялся по лестнице и стал прислушиваться. Везде было тихо. Богатый иностранец, приведенный Мак Алланом, похоже, спал.

Тогда Джон спустился вниз и, захватив потайной фонарь, отправился в угол, где стояли бочки, бутылки и другая хозяйственная утварь. Он взял круглую палку, обитую по концам кожей, – она служила, вероятно, для того, чтобы закупоривать отверстия в бочках, – снова поднялся по лестнице наверх и осторожно прокрался к двери в номер Гагена.

В той части стены в спальне Губерта, где стояла печка, проходила главная труба, принимавшая в себя дымоходы отдельных печек. В ней была железная дверца, служившая, вероятно, для чистки трубы.

Хозяин добрался до нее, не произведя ни малейшего шума. Он осторожно наклонился и открыл железную дверцу. Было заметно, что он не в первый раз занимается этой ночной работой. Пахнуло угаром. Он поставил фонарь на пол и взял принесенную палку, чтобы с ее помощью отыскать отверстие в трубе от дымохода, ведущего к печке Гагена, которая еще топилась. Оно быстро нашлось. Тогда, просунув руку в трубу, Джон Ралей палкой заткнул отверстие. Теперь угар должен был распространиться по спальне Гагена и поставить точку в черном деле, которое замыслил Митнахт.

Джон Ралей рассчитывал извлечь из него двойную выгоду: во-первых, присвоить большую сумму денег, которая была у богатого путешественника, и во-вторых, заработать на этой «случайной» смерти приличное вознаграждение у нанявшего его господина, приезжавшего с Мак Алланом.

Затворив печную дверцу, Джон Ралей по звону дверного колокольчика услышал, что кто-то вошел в дом. Бесшумно спустился он с лестницы. А в это время наверху стал распространяться ощутимый запах угара.

V. АДСКИЙ ПЛАН

Несколько дней спустя после последнего посещения Бруно сумасшедшего дома Дора Вальдбергер шла по дороге к замку, погруженная в сильную задумчивость. Она торопилась. Лицо ее было мрачно, лоб наморщен, по глазам было видно, что ее что-то одновременно сильно заботит и приводит в ярость. Одета она была в темное, как всегда, платье и старый платок.

– Теперь кончено, – с угрозой бормотала она. – Теперь ты узнаешь меня. Ты хочешь меня выгнать, и старый дурак директор во всем слушается тебя. Погоди, ты еще раскаешься в этом. С Дорой нельзя так обращаться. Если я уйду, то от всего вашего заведения пшик останется. Настанет его последний день.

Подходя к замку, Дора увидела, что перед ним остановилась карета, из которой вышел господин с бледным, истощенным лицом. Одет он был очень изящно и походил на англичанина.

Господин подал свою визитную карточку камердинеру Максу, сказав, что должен говорить с графиней по очень важному делу.

Дора решила подождать, пока посетитель уйдет, и повернула в лес, чтобы там, в уединении, обдумать новые планы.

Макс, взяв карточку приезжего господина, провел его в приемную и пошел докладывать графине, которая только что окончила свой туалет.

Взяв карточку, графиня прочитала по-английски: «Мистер Мак Аллан». А внизу карандашом было написано: «Посланный г. фон М.»

– Из Америки! – прошептала графиня, повернувшись к лакею спиной. – От него… – Она на мгновение задумалась, пристально глядя на карточку, потом сказала: – Проводите этого господина в гостиную.

Камердинер поклонился и вышел.

«От него… – мысленно повторила Камилла фон Варбург, и на ее бледном лице отразилось сильное волнение. – От него! Что он хочет? Денег? Снова денег, ненасытный! Неужели же он посвятил во все этого господина? Нет, Курт не настолько глуп. Но, с другой стороны, дав ему поручение, он должен был до известной степени ввести его в курс дела. Что ж, это надо будет выяснить».

«Мистер Мак Аллан», – снова прочитала она на визитке. Затем вышла в гостиную.

Ирландец при ее появлении учтиво встал.

– Простите меня, графиня, – сказал он на ломаном немецком языке, – я не мог, проезжая… – Тут он совсем остановился, не находя нужных слов.

– Говорите на вашем родном языке, – сказала графиня по-английски.

– О, графиня, благодарю вас за вашу любезность и снисходительность к моему незнанию и в то же время не могу не выразить своего удивления тем обстоятельством, что вы так хорошо владеете английским.

– Да, даже, может быть, немного лучше, чем вы немецким, – усмехнулась графиня. – Но я давно уже не имела случая попрактиковаться. Садитесь, сударь, и скажите, что привело вас ко мне?

Графиня не случайно перевела разговор на английский. Так было надежней, поскольку прислуга не понимала его.

– Я приехал из-за океана, графиня, из Америки, – начал Мак Аллан. – Я скучал по своей родине, Ирландии, и по Лондону, которых не видел много лет. Зато я столько слышал, что в замке Варбург живет такая восхитительная женщина, что не мог не продлить маршрут своего путешествия и не приехать сюда.

– Неужели? – сказала графиня.

– О да! Я приехал в этот замок, чтобы увидеть его хозяйку, и я не солгу, если скажу, что щедро вознагражден за мое путешествие тем, что имею честь говорить с потрясающей красавицей.

Графиня холодно засмеялась: за свою жизнь она слышала много подобных комплиментов.

– Боюсь, сударь, – сказала она, – что это удовольствие не вознаградит вас вполне, ведь на вашей карточке стоит: «Посланный от фон М».

– От фон Митнахта, который живет в Америке под именем фон Арно, – пояснил Мак Аллан. – Накануне моего отъезда он сообщил мне некоторые обстоятельства и дал одно поручение, поскольку, посетив вас, я навсегда потерял сердечный покой.

– Господин Митнахт живет в Нью-Йорке? – перебила графиня словоизлияния ирландца. – Он мне хотел через вас что-то передать?

– Хорошего мало, графиня. Жалобы, одни жалобы.

– Что это значит? Разве бывшему моему управляющему плохо живется?

– Да, очень плохо. Фон Митнахт утверждает, что у него так много невзгод, что он боится, в состоянии ли будет пользоваться своим богатством, когда, наконец, получит его.

Графиня отлично поняла намек ирландца.

– Ну, – ответила она, смеясь, – я не думаю, чтобы к тому времени господин Митнахт так постарел. И к тому же, если он будет продолжать тратить так много, как в последние три месяца, то ему вообще нечего бояться.

– Я знаю, что перед самым моим отъездом он получил от вас порядочную сумму.

Он и это знал! Беспокойство начало овладевать графиней.

– С какой же все-таки целью фон Митнахт послал вас ко мне? Я что-то никак не могу этого понять, – сказала бледная графиня, в упор глядя на ирландца.

Мак Аллан смущенно улыбнулся. Он хотел воспользоваться данным ему поручением для собственной корысти и, насколько возможно, оставить графиню в неизвестности относительно степени своей осведомленности о ней. Он, со свойственной ему опытностью в такого рода делах, сразу заметил, что графиню с Митнахтом связывает какая-то тайна. Наведя по приезде сюда кое-какие предварительные справки, он уже полагал, что приоткрыл полог этой тайны. Мак Аллан сразу понял, что Митнахт с графиней делили миллион, и теперь сам рассчитывал получить что-нибудь из этой суммы. «Если двое таинственным образом что-то делят, причем один из них при этом старается убраться куда-нибудь подальше в безопасное место, то, значит, дело тут нечисто», – мысленно рассуждал ирландец. Вывод его был прост, но вполне логичен.

– Вы спрашиваете о цели моего путешествия, графиня… – сказал Мак Аллан, прикидываясь растерянным. – Я, право, боюсь даже и сказать… Поручение мне дано очень тяжелое, и если бы оно было не от Митнахта, то…

– И какого же рода поручение? – нетерпеливо допытывалась графиня, которой ирландец начинал действовать на нервы.

– Он поручил мне просить у вас денег.

Графиня поднялась с холодным и гордым видом.

– Подобного поручения вы могли бы и не брать на себя, – сказала она ледяным тоном. – Если господину Митнахту хотелось что-то получить, он мог бы обратиться за деньгами сам.

– Извините, графиня, я, кажется, не так выразился, – нимало не смутился Мак Аллан, поднимаясь вслед за ней, – но речь идет, как бы удобнее выразиться, о дивидендах с одного общего капитала, которые следовало бы поделить…

– Довольно, сударь! – Графиня выпрямилась и пронзила ирландца гневно-презрительным взглядом. – Я не могу больше верить, что вы пришли по поручению господина Митнахта.

– О, графиня, я лишь повторяю слова моего друга. Прошу прощения, если я невольно оскорбил ваше сиятельство. Я, конечно, не знаю, о каком капитале идет речь и какая связь существует между вами и Митнахтом, но мой друг находится сейчас в стесненных обстоятельствах, и, если вы не перечислите ему через меня помощь, я опасаюсь самого худшего.

– Ваш приезд сюда совершенно напрасен, сударь. Отправляйтесь назад к вашему другу и передайте ему, что коли возникла такая острая нужда, пусть он обратится ко мне лично.

– Я пользуюсь его полным доверием, графиня. Я надеюсь, что вы войдете в положение, передумаете и не оставите меня с пустыми руками, – не сдавался ирландец. – Мне кажется, что это и в ваших интересах тоже. Господин Митнахт очень вспыльчив. И ваш отказ может привести его в ярость.

– Что вы говорите? Надо же! Я так напугана! Для меня фон Митнахт – всего лишь бывший управляющий замка, и все, что ему причиталось, им получено, кроме небольшой суммы, которую, по некоторым причинам, я не могу теперь выплатить.

Мак Аллан насмешливо улыбнулся.

– О, это, конечно, меняет дело. Но я бы посоветовал вам не расставаться со мной таким образом. Боюсь, не пришлось бы вам потом раскаяться.

– Довольно! Я слишком долго вас слушала, – негодующе воскликнула графиня. – А теперь вижу, что вы просто пытаетесь выманить у меня деньги, прикрываясь именем Митнахта. Мне больше не о чем с вами говорить. Будьте довольны и тем, что я еще не вызвала полицию.

С этими словами графиня решительно удалилась из гостиной.

Раздосадованный и испуганный таким поворотом, Мак Аллан поспешил поскорее убраться из замка.

Пока шел этот разговор, Леон Брассар заметил в окне Дору Вальдбергер и, подумав, что она ищет его, поспешил выйти на улицу. У входа в парк он нагнал сильно взволнованную надзирательницу.

– Вы не меня ищете, Дора? – спросил Леон. – Пройдемте в эту аллею. Здесь нас никто не увидит. У вас новости из больницы Святой Марии?

– Да, господин Гедеон, – со злостью сказала Дора. – Право, есть от чего взбеситься – уж и порядки там! Этому надо положить конец.

– Расскажите, что случилось?

– Этот новый доктор Вильм губит заведение. Знаете, с кем он живет душа в душу? С асессором Бруно фон Вильденфельсом. И с так называемой графиней. Он готов для них на все. Но от меня ничего не скроется. Недавно асессор и Вильм были у сумасшедшей, и она рассказала им сон о какой-то пропасти в меловых скалах, где вроде бы живет какой-то старик.

– Новый доктор все еще там?

– Между нами произошла ссора, и я вынуждена уйти из заведения.

– Как уйти? – изумился Леон.

– Да, по его милости.

– А директор?

– Он сам наполовину помешался. Вильму было нетрудно уговорить его.

– Так… Значит, вас выгоняют… – со значением сказал Леон, еще больше травмируя исходящую злобой Дору. – Я думаю, оставлять это безнаказанным нельзя.

– Да, господин Гедеон, да, и эта проклятая больница должна погибнуть вместе со своим доктором. Я все, что угодно отдала бы за это. Требуйте от меня что хотите, – я готова на все.

– Пока существует заведение, мы ничего не сможем сделать, а вы, дорогая, по-прежнему будете оставаться без куска хлеба. Жаль, право, мне очень жаль вас, Дора.

– Говорю же вам: или я сама сойду с ума, или сотворю нечто такое, от чего все содрогнутся.

– Вы хотите погубить тех, кто оскорбил вас, Дора? – продолжал Леон разжигать в сиделке ненависть. – Тогда уж постарайтесь уничтожить само заведение. А первой больной в нашей новой больнице должна стать мнимая графиня. Это всего важнее. На остальных – решительно наплевать. С остальными поступайте как хотите, только смотрите, чтобы Лили не погибла.

– Вы правы, – пробормотала мстительная Дора. – Да, вы правы. Мне уже и самой приходила мысль начать в заведении свои перемены, но не такие, о каких пекутся директор с доктором. Я повторяю вам: вы скоро услышите любопытные новости.

– Главное – доставить в замок мнимую графиню. А о вашем будущем позаботятся. Здесь вы получите место, соответствующее вашему опыту. Например, главной надзирательницы – с хорошим содержанием. Но, – усмехнулся Леон, – мы ничего не сможем сделать, пока существует эта больница.

– Она слишком долго существует, – злорадно сказала Дора. – Я должна отработать там еще неделю, но кто может заставить меня смотреть за сумасшедшими так же хорошо, как и прежде? Я не виновата, если им взбредет в голову играть с огнем…

– Ваши намерения и поступки не интересуют меня, – сказал Леон, – но ваш праведный гнев я разделяю.

– Вы скоро услышите обо мне, – еще раз с угрозой повторила Дора Вальдбергер, направляясь к выходу из парка. – Клянусь, им не удастся взять верх над Дорой Вальдбергер!

VI. БРУНО ИЩЕТ ПЕЩЕРУ

В светлый весенний день Варбургскую бухту пересекала лодка, направляясь к рыбачьей деревне. Рядом с управлявшим парусом рыбаком сидел Бруно.

– Значит, вы меня еще помните, Енс?

– Как же я могу не помнить господина асессора? – весело отозвался рыбак в предвкушении талера, который, как и в прошлое лето, он рассчитывал получить за эту поездку.

– Енс, я хочу попросить вас об одной услуге. – Бруно действительно вынул из кошелька талер.

– Благодарю вас, господин асессор, – обрадовался рыбак, получив талер. – Какую же услугу я могу вам оказать?

– Мы сейчас будем в вашей деревне. Не могли бы вы собрать рыбаков и привести их на берег? Всех деревенских, кто знает море и окрестный берег.

Енс вопросительно взглянул на Бруно, словно рассчитывал прочесть на его лице объяснение странного желания.

– Скоро вы все узнаете, – не стал спешить с разъяснениями Бруно.

Лодка достигла берега. Енс свернул парус, помог асессору выйти, а сам тотчас же отправился в деревню собирать людей.

Скоро на берегу толпилось человек двадцать варбургских рыбаков.

– Послушайте, друзья, – обратился к ним Бруно. – Я позвал вас для того, чтобы просить помочь мне в одном важном деле: я хочу исследовать меловые скалы, у подножия которых вы часто видели призрак старого Вита.

Рыбаки с мрачным видом качали головами.

– Этого никто не может сделать, – сказал один.

– Не раз уж пытались, – проворчал другой.

– Никто на это не решится, – подтвердил третий.

– Старый Вит никого не пустит туда, – заявил четвертый.

– Что ж, каждый волен поступить как хочет, – сказал Бруно. – Но вы должны знать, что не простое любопытство побуждает меня к этому. Вы, вероятно, слышали, что молодая графиня Варбург, найденная в городе после ее несчастного падения в пропасть, была признана невменяемой и отправлена в сумасшедший дом, когда из пропасти извлекли труп, признанный за труп ее самой. Не мое дело судить, насколько справедливо такое решение. Однако несчастная, находящаяся сейчас в больнице Святой Марии, утверждает, что она вспомнила, что произошло с ней в промежуток между ее падением в расщелину и появлением в городе…

Рыбаки слушали Бруно с большим вниманием.

– Она утверждает, – продолжал Бруно, – что опомнилась в пещере меловой скалы и увидела там старика, походившего на горного духа. Она узнала в нем старого Вита. Я вижу: вы недоверчиво качаете головами. Мне и самому это показалось необычайным. Но ведь и вы своими глазами много раз видели, как перед бурей показывается у подножия меловых скал старый Вит. В духов и привидений я не верю, поэтому возможны только две вещи: либо то, что вы называете привидением старого Вита, он сам и есть, либо это просто обман зрения. Чтобы прийти к какому-то окончательному выводу, я и решил узнать, нет ли пещер в меловых скалах и не живет ли там кто-нибудь. Я хорошо заплачу каждому, кто решится помочь мне в этой попытке. Кто согласен, пусть приведет сюда свою лодку. Море спокойно и благоприятствует задуманному предприятию.

Несмотря на обещание щедрой награды, большая часть рыбаков с сомнением покачала головами, считая все это напрасной затеей. Только четверо изъявили желание помочь.

– Значит, нас уже шестеро, – сказал Бруно, имея в виду и хозяина лодки, перевозившего его. – Ваше решение твердо?

– Да. Мы отправляемся с вами, – раздалось в ответ.

– Тогда, – стал распоряжаться Енс, – Любке с обоими братьями поплывут в своей лодке, а Франц, – обратился он к самому молодому из всех, – может плыть с нами.

Остальные рыбаки в некотором отдалении с неудовольствием наблюдали за приготовлениями отплывающих.

В это время старая нищая Лина Трунц приплелась на берег, опираясь на палку. Ей тоже стало любопытно, зачем Енс созывал на берег рыбаков. Узнав, в чем дело, она сильно взволновалась.

– Господи Боже мой! – запричитала она. – Это не приведет ни к чему хорошему, кроме несчастья… Вы хотите искать старого Вита? Вами овладел нечистый…

Слова старой нищей звучали так зловеще, что даже Бруно внутренне содрогнулся.

– Вы не найдете старого Вита, – не успокаивалась Лина. – Он – жертва той, что наверху, в замке. Разве не довольно погибло и перетонуло людей? Они не слушают… Дьявол ведет их к погибели!..

Отправляющиеся в путь рыбаки, и в самом деле, плохо слушали кликушество Лины. Они столкнули лодки в воду и взяли курс к видневшимся вдали меловым скалам. Лодки плыли почти рядом, и люди переговаривались, обсуждая, как бы удобнее подойти к скалам. Море было спокойно. Казалось, что таким же останется оно и у скал, но по мере приближения стало видно, что здесь властвует прибой и волны с силой разбиваются об источенные береговые скалы. У их подножия никого не было видно.

Обе лодки подошли к камням, выступавшим из воды у берега. На берег попасть можно было, только минуя их, что являлось делом далеко не легким, поскольку между камнями кипел прибой, а их поверхность поросла скользкими водорослями.

Бруно поднялся в лодке, выбирая камень поудобнее, на который намеревался выпрыгнуть.

Что же касается трех братьев Любке, то при виде бьющихся о скалы волн мужество, по-видимому, покинуло их. Они медленно плыли вдоль берега, не решаясь приблизиться к камням. Наконец Бруно нашел удобное место и смело выпрыгнул из лодки на ближний камень, менее других источенный водой. Ему удалось удержаться на скользкой поверхности. А добраться отсюда до берега казалось делом не таким уж трудным.

Следом прыгнул и молодой рыбак Франц. Но ему не повезло. Выбранный им камень оказался слишком низок, и набежавшая волна прибоя сбила парня с ног. Франц попытался было удержаться на ногах, но потерял равновесие и рухнул в бурлящую воду. Обе лодки поспешили к месту его падения, и Бруно со своего камня взволнованно следил за тем, как борется с волнами молодой рыбак.

– Помогите, помогите! – слышались его испуганные вопли.

И прежде чем рыбаки поспели ему на помощь, голос его смолк, и он исчез под водой.

Молодой и сильный мужчина, к тому же искусный пловец, в считанные мгновения стал жертвой пучины. Вероятно, он попал в водоворот, увлекший его на дно. Так, по крайней мере, решили рыбаки.

Между тем Бруно тоже не мог двинуться ни назад, ни вперед, поскольку прибой становился все злее. Наверное, с посторонней помощью ловкому человеку и можно было пробраться к берегу, но рыбаки оказались настолько перепуганы и подавлены смертью товарища, что на их содействие рассчитывать не приходилось. В страхе они думали только о том, как бы поскорее убраться от этого проклятого места.

– Возвращайтесь в лодку! – крикнул Енс Бруно. – Или мы уйдем без вас.

Угроза Енса и трагическая смерть молодого рыбака сделали свое дело: выбрав удобный момент, когда лодку Енса поднесло близко к камню, Бруно прыгнул в нее.

Еще около часа рыбаки, по настоянию Бруно, пробыли возле камней, пытаясь найти труп Франца, но безуспешно. Они в горестном молчании возвратились в деревню.

Старая нищенка Лина Трунц первая встретила их на берегу.

– Вот видите! – вскричала она, узнав, с чем они вернулись. – Разве я не предупреждала вас?..

Бруно расплатился с рыбаками, хотя предприятие и не удалось. Дал он денег и на похороны несчастного Франца, когда спустя неделю его тело было выброшено волнами на берег далеко от Варбурга.

Прежде чем посмотреть, что за ужасная сцена разыгралась в больнице Святой Марии, вернемся в Америку, на окраину Нью-Йорка, в стоящую на отшибе гостиницу.

Мы уже знаем, что, проводив Губерта, Гаген велел затопить печку и лег спать, чтобы набраться сил перед отъездом в Европу.

Джон Ралей надеялся, что сон этот для его постояльца станет вечным.

Было десять часов вечера, когда Гаген, погасив лампу, лег в постель. В доме стояла тишина. Приятное усыпляющее тепло охватило Гагена, и почти в ту же минуту он уснул, побежденный усталостью. Однако сон его продолжался недолго. Вдруг он почувствовал, что просыпается под влиянием какого-то неясного и тяжелого ощущения. Ему казалось, что его душат. К счастью, Гаген проснулся вовремя и еще не успел как следует вдохнуть угара. Он не потерял сознания, и в нем остались еще силы, чтобы понять грозившую ему опасность и подняться.

Голова разламывалась от боли, и он едва держался на ногах. Гаген готов был вот-вот потерять сознание, но инстинкт самосохранения взял верх. Надо было срочно выйти вон из этой комнаты, из этого дома на свежий воздух. Но в то же время Гаген догадывался, что выйти надо незамеченным, ибо, понимал он, угар не был случайностью и ему грозит смертельная опасность, останься он дольше в этом доме.

Не зажигая свечи и осторожно двигаясь, Гаген пробрался к двери в соседнюю комнату и прислушался – все было по-прежнему тихо. Время для бегства было подходящее.

Собрав только самые необходимые вещи, Гаген вышел и начал осторожно спускаться по лестнице.

Он уже добрался до прихожей, когда снаружи послышались чьи-то голоса. Дверь отворилась, и вошел Джон Ралей в сопровождении какого-то господина. Голос последнего показался Гагену знакомым, но времени для воспоминаний и раздумий не оставалось. Доктор едва успел скрыться под лестницей.

На его счастье, было темно. Только хозяин дома нес под полой маленький потайной фонарь.

Разговор прекратился. Пришедшие начали осторожно подниматься по лестнице. Ралей приоткрыл свой фонарь, освещая ступени. Лица идущих оставались по-прежнему в тени, хотя Гагену очень хотелось узнать, кто же был рядом с Ралеем. Очень уж голос незнакомца напоминал ему голос Митнахта.

И Гаген не ошибся: следом за хозяином гостиницы шел Митнахт.

Джон Ралей не успел порыться в вещах Гагена, поэтому приход бывшего управляющего оказался явно некстати.

– Иностранец еще наверху? – спросил Митнахт.

– Да, сэр, он, кажется, лег спать.

– Мне бы надо переговорить с ним.

– Да, сэр, я знаю, что вы хотите ему сказать… Через полчаса было бы уже поздно, а пока рановато…