Текст книги "Санта-Барбара 2"
Автор книги: Генри Крейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
Кейт предположил:
– Тогда остается первое или второе…
Джаггер вздохнул.
– Да, в логике тебе не откажешь… Если не третье – то или первое, или второе…
Замечание прозвучало несколько язвительно, однако Кейт нисколько не обиделся; за час, который он находился в конторе частного детектива, он чувствовал себя так, будто бы знал этого человека вот уже много лет. Джаггер был ему весьма симпатичен, и Кейт не скрывал этого.
– Что же можно сделать?
Сэм вновь вздохнул.
– Вот и я думаю… Кейт предположил:
– Может быть, каким-то образом выяснить обстоятельства гибели этих юристов?
Частный детектив пожал плечами.
– А что толку?.. Ведь уголовные дела наверняка не возбуждались…
– Почему? Разве полиция не обратила внимание на эти совпадения?
– Наверняка нет… Скорее всего, полиция рассматривала гибель этих ребят вне общего контекста, а так – поодиночке… Все просто – списали на несчастные случаи.
– Может быть, попытаться что-нибудь выяснить у родственников погибших? Ведь у них наверняка были родственники?.. – предположим Тиммонс, вспомнив, что поступить подобным образом ему советовала и Барби.
– А ты сможешь найти их координаты?
Кейт пожал плечами.
– Вряд ли… Я попытался их разыскать – в компьютерной картотеке, файлы с данными этих юристов отсутствуют… Скорее всего, их просто-напросто вытерли… Чтобы никто, вроде меня, не интересовался…
Джаггер криво ухмыльнулся.
– Было бы странным, если бы они так не поступили… Когда я служил в полиции Балтимора, наш шериф говаривал в таких случаях – «это дело, сынки, шито белыми нитками…»
– Тогда и не знаю, что и предпринять… После небольшой паузы Джаггер произнес:
– Вот что… Дело это, конечно же, трудное и запутанное, к тому же, как ты сам понимаешь, скромному частному сыщику вроде меня явно не по силам тягаться с таким финансовым гигантом, как «Адамс продакшн»… Но у меня есть одна идея и, как мне кажется – неплохая…
Тиммонс оживился.
– Идея?..
Джаггер утвердительно покачал головой.
– Да…
– И что же за идея?
Джаггер понизил голос до доверительного шепота:
– Знаешь что, – сказал он, – у меня в дорожном отделе полиции есть один старый приятель… Мы с ним когда-то служили еще в Балтиморе. Я иногда прибегаю к его услугам… Попробую что-нибудь выведать – может быть, он хоть что-нибудь знает?
Кейт с сомнением покачал головой.
– В Чикаго за последние пять лет произошло столько дорожных происшествий!
– Я попрошу его, чтобы он просмотрел то, что заложено в компьютере, – произнес Джаггер, – конечно, шансов очень немного, но, может быть…
– А мне что делать?
Сэм поднял глаза на собеседника и произнес:
– Тебе? Ничего… Веди себя в концерне так, будто бы тебе ничего не известно… Надеюсь, у тебя хватило ума не спрашивать у сослуживцев о гибели тех ребят? Кейт пожал плечами.
– Нет… Я только поинтересовался у младшего компаньона концерна, мистера Харриса, что за человек был мой предшественник, Джордж Куилдж…
– Ну, и что же этот Харрис?
– Он сказал, что это был стоящий юрист и настоящий джентльмен… Он образцово вел все дела, и его смерть явилась для концерна большим ударом…
– А об остальных?
– Что – об остальных? – ответил вопросом на вопрос Тиммонс.
– Ну, об остальных юристах, которые работали в «Адамс продакшн» до тебя и до этого парня, Джорджа Куилджа, ты случайно не спрашивал?
– Нет…
– Вот и хорошо… – Джаггер полистал перекидной календарь на своем рабочем столе и, сделав на листочке какую-то пометку, произнес: – Позвони мне через неделю… Я думаю, что к тому времени мне что-нибудь будет известно… – Сэм сделал небольшую паузу, после чего добавил: – Да, и вот еще что… Звони мне не с домашнего телефона и не с рабочего, а с автомата.
Кейт посмотрел на собеседника с нескрываемым недоумением и спросил:
– Боитесь, что наш разговор может быть подслушан?
– Не знаю, не знаю… Во всяком случае, перестраховаться не мешает… Дело-то действительно серьезное… – Поднявшись из-за стола, Джаггер неторопливо прошелся по своему рабочему кабинету. – Ну, как вы живете с малышкой Барби? – спросил он, резко переведя беседу в другое русло.
Кейт в нескольких словах описал Сэму свою новую жизнь в Чикаго.
– А насчет детей вы еще не думали?.. – спросил Джаггер, но Кейт так и не успел ответить на этот вопрос: дверь кабинета раскрылась, и в комнату вошла какая-то девушка.
На вид ей было лет двадцать пять – двадцать семь, не больше. Огромные голубые глаза, длинные, ниже плечей, волосы, миниатюрная, отлично сложенная фигура, обтянутая в голубые джинсы… Несмотря на почти полное отсутствие косметики на лице черты ее были очень выразительными.
Протянув руку Кейту, девушка произнесла:
– Кэтрин… А вы, видимо, жених племянницы моего босса? – она покосилась на Джаггера.
Кейт ответил на рукопожатие – рука у Кэтрин была маленькая и сухая, но очень твердая, будто бы целиком состояла из кости.
– Не жених, а муж… – поправил он. – Меня зовут Кейт Тиммонс, работаю юристом в «Адамс продакшн», – представился Кейт девушке.
Подойдя к Джаггеру – он вновь опустился на свой стул – Кэтрин довольно бесцеремонно устроилась у него на коленях и произнесла:
– Насколько я понимаю – вы ведь недавно в Чикаго? Сэм говорил мне, что вы в этом году выпустились из Колумбийского университета?
Кейт кивнул.
– Да, действительно… А в вашем городе я немногим более месяца.
– Ну, и как вам Чикаго?
Кейт неопределенно пожал плечами.
– Не знаю…
– Как, – удивилась девушка, – вы что – больше месяца живете тут и еще не имеете представления о нашем городе?
– Я редко бываю в городе, – ответил Кейт, – очень много работы в офисе. За неделю изматываюсь так, что в выходные в основном отсыпаюсь…
– Вообще-то Чикаго, – произнесла Кэтрин, – самое отвратительное место, какое только можно себе представить… Наверное, хуже города нет не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире… Кругом такое дерьмо…
– Ну, вы не патриот, – ответил Кейт. Девушка брезгливо поморщилась – видимо, у нее
были какие-то свои счеты с Чикаго.
– А, черт с ним, – неожиданно сказала она, – и вообще – я голодна и хочу обедать… Сэм, пойдем куда-нибудь?
– Может быть, Кейт составит нам компанию? – произнес Джаггер.
Кейт посмотрел на часы.
– Уже довольно поздно, – произнес он, – думаю,
Барби будет беспокоиться… К тому же, в такое время обычно не обедают, а ужинают…
– Можете называть это как угодно, – произнесла Кэтрин, – но я действительно проголодалась, я хочу есть… – подмигнув Кейту она произнесла: – Знаешь, – Кэтрин неожиданно перешла с Тиммонсом на «ты», – знаешь, мы с Сэмом обычно завтракаем в обед, обедаем в ужин, а ужинаем, как в том старом анекдоте – любовью… По-французски.
Достав из кармана ключи, Джаггер протянул их Кэтрин и сказал:
– Спускайся вниз, заводи машину… Мы сейчас придем с Кейтом…
Когда дверь за девушкой захлопнулась, Сэм хитро подмигнул Тиммонсу и произнес:
– Ну как, понравилась?
Кейт промямлил в ответ что-то неопределенное.
– Да…
Джаггер заулыбался – видимо, появление Кэтрин доставило ему удовольствие.
– Она любит меня… У нее, правда, есть муж – совершеннейший псих, завернут на Элвисе Пресли… Он работает в какой-то дорожной фирме, часто отсутствует. Раз в год, в день рождения Пресли он уезжает в Мемфис – там собираются все ненормальные Соединенных Штатов… Да, Барби ничего не говори, – поспешно добавил Джаггер, – ты ведь понимаешь, надеюсь, что такое настоящая мужская солидарность?
Кейт кивнул.
– Да, конечно…
Спустя полчаса «плимут» Сэма Джаггера притормозил у небольшого ресторанчика.
Это было типичное придорожное заведение с подъездом по кругу, яркими неоновыми огнями, расфранченным швейцаром и большой стоянкой, заставленной относительно недорогими автомобилями. Пристроившись к одной из шеренг, Кэтрин остановила двигатель и выключила фары, потом, пройдя сквозь строй машин, вернулась к главному входу. Сэм и Кейт следовали чуть-чуть поодаль.
Швейцар любезно приложил руку к козырьку, одновременно толкая для вошедших полупрозрачные стеклянные двери с начищенной медной ручкой.
Посетители неспешно вошли в огромный вестибюль, и поднявшись по боковой лестнице, очутились в небольшом зале.
Усевшись за столик, Кейт, Сэм и Кэтрин подозвали официанта и сделали заказ – обед во время ужина, по мысли Кэтрин должен был быть необременительным, чтобы не отнимал силы для предстоящего завтрака.
Слушая Кэтрин, наблюдая за ее манерой вести себя, Кейт удивлялся ее необыкновенной раскованности и вольности рассуждений.
– Знаешь что, – произнесла девушка, когда официант ушел, – тебя, наверное, немного смущает, что я такая… – она запнулась, подыскивая нужное слово, – свободолюбивая?..
Этот вопрос, конечно же, адресовывался Кейту.
– Ты точно читаешь мои мысли, – произнес тот с полуулыбкой – Кейт понял, что обращение к этой девушке на «вы» будет выглядеть по крайней мере неуместным.
В разговор вступил Сэм:
– Ну, ты ее еще плохо знаешь, – произнес он, – иногда Кэтрин способна на такие вещи…
Кэт обернулась к своему любовнику и спросила:
– А, видимо, ты имеешь в виду наш недавний разговор?
Сэм запнулся, поняв, что зря напомнил об этом.
– Надеюсь, у тебя хватит ума не рассказывать эту историю мужу моей племянницы?
– А почему бы и нет?
Лицо Джаггера приобрело просительное выражение:
– Кэт, ну как так можно… Что он подумает о нас? Кэтрин поморщилась и обернулась к Кейту.
– Не обращай на него внимания… Просто недавно, буквально на днях, я рассказывала в присутствии одного нашего общего знакомого, как была лишена девственности…
У Кейта от удивления глаза полезли на лоб.
– Чего, чего?
Кэтрин, весьма удовлетворенная реакцией Кейта, улыбнулась – она очень любила шокировать людей подобным образом.
– Да-да, ты не ослышался… Если хочешь, я могу и тебе об этом рассказать…
Сэм сделал, еще одну попытку повлиять на свою любовницу. Он протестующе замахал руками.
– Кэтрин, но с чего ты взяла, что Кейту будет интересна твоя болтовня?
Девушка обрезала его довольно категорично:
– Знаешь, такие вещи, как правило, всем интересны… Будь спокоен, я не скажу ничего лишнего…
И Джаггер сник, поняв, что Кэтрин ему не удастся переубедить.
Кэтрин, обведя глазами Кейта и Джаггера, начала свой рассказ…
– Я родилась не в Чикаго, а в Нью-Йорке, в Южном Бронксе – если ты, – она обратилась к Кейту, – когда-нибудь бывал в этом городе, то наверняка знаешь, что это за клоака… Сборище наркоманов, подонков и извращенцев. И вот, когда мне исполнилось семнадцать лет, я получила от одного молодого человека подарок…
Такого в ее жизни еще не случалось. Этот подарок принес и передал ей посыльной из магазина. Это была дамская сумочка из хрома, серого, с голубым отливом; замочек сиял золотом и узенькая ручка – тоже. Сумочка была тонкой работы, очень маленькая и, по всей видимости – дорогая. Кэтрин рассматривала ее со всех сторон; на ощупь она была так же приятна, как и на вид. Кэтрин едва осмелилась открыть замок – тогда она еще была маленькая и глупая девочка. Внутри – подкладка, вся из тончайшего белого шелка. И рядом с маленьким кошельком, рядом с миниатюрной пудреницей, на крышке которой выгравировано большое «К», рядом с блестящим позолоченным карандашиком лежало письмо, в котором молодой человек спрашивал, может ли вновь ее увидеть, а если может, то когда именно.
Во всяком случае, это было что-то такое, с чем Кэтрин в своей недолгой жизни еще ни разу не приходилось сталкиваться.
Она ответила бы ему сразу, но ей нужна была красивая почтовая бумага. На открытках, которые она отправляла родителям во время их частых и не очень частых отлучек – и мать, и отец Кэтрин были репортерами в какой-то бульварной газете, и поэтому им приходилось много ездить, – нельзя было ни поблагодарить, ни написать что-нибудь стоящее, и поэтому она спустилась вниз и побежала в ближайший маркет, чтобы купить превосходную бумагу.
Конечно, теперь, когда перед ней лежал прекрасный лист бумаги, это все равно не помогло. Она не знала, как и с чего начать.
Кэтрин бы сказала молодому человеку, что сумочка – лучше всего на свете; она сказала бы, что тотчас – или завтра, или послезавтра – хочет его видеть; она бы сказала ему, что было бы хорошо, если бы он теперь был здесь, но это может не понравиться родителям, – хотя с другой стороны почему бы и нет? – если они вернутся из своей поездки раньше, чем обещали и увидят в квартире нежданного гостя; она хотела бы, хотя ему и нельзя быть гостем, обязательно сказать, что он не был бы обыкновенным гостем, и она должна все-таки встретиться с ним где-нибудь…
Но как все это изложить на бумаге, чтобы было красиво и по порядку?..
Как сделать, чтобы он на самом деле почувствовал, что она думает и что намеревается сказать? От сердца к перу всегда такой ужасно долгий путь, особенно, если тебе семнадцать, если ты родилась в Южном Бронксе и пугаешься любой писанины… И что она ни пробует, все не годится…
Полдня прошло в глухом отчаянии. Начатое письмо лежало поверх сумочки на столе и выглядело все более угрожающе. Кэт больше не хотела на него смотреть. Но спустя несколько часов к девушке пришла спасительная мысль, и она повиновалась ей, еще не осознав ее четко. Кэтрин вдруг принялась переодеваться. А переодевшись, обнаружила, что проще всего отнести ему ответ самой и что это необходимо сделать теперь, не мешкая ни минуты.
В новом платье, в самом лучшем, которое у нее было, она отправилась на улицу. Почти вся дорога вела ее через торговый квартал, здесь никогда, кроме разве что воскресений и праздников не было так пустынно, а сегодня он казался еще теснее и радостно оживленней, чем обычно. А может быть, все эти люди тоже получили в подарок сумочки, видимые или невидимые сумочки и теперь торопились, чтобы поблагодарить дарителей?
Кэтрин, пробираясь вперед, размахивала своей новенькой сумочкой, не только, чтобы показать, что она ко всем этим остальным людям тоже принадлежит, но и для того – и это важнее! – чтобы все могли увидеть, что ее сумочка – самая лучшая. Иногда она останавливалась перед витринами магазинов, особенно, если там были большие зеркала, в которых она могла рассмотреть и себя, и свою сумочку, а если Кэтрин подходила к витрине, где были выставлены сумочки – они лежали группами или же на отдельных стеклянных подставках, – то невольно сравнивала их со своей сумочкой, которая, конечно же была лучше их всех, вместе взятых.
Это отнимало время, и горькая сладость ожидания обострялась до предела.
И теперь, когда она почти подошла к дому, где жил даритель, ей хотелось еще раз повторить свою игру; ведь это было так прекрасно! Но зыбкая граница между сладостью ожидания и горечью ожидания уже была достигнута; если бы Кэтрин вернулась назад, чтобы начать все сначала, горечь стала бы невыносимой.
И девушка не решилась на это.
Дом по известному адресу вскоре был найден. Кэтрин была немного разочарована: на медной табличке, прибитой к двери, стояло не его, а совсем другое имя, и она еще больше смутилась, когда дверь открыл не он, а какая-то старая седая женщина в накрахмаленном чепчике горничной, которая, неласково посмотрев, резко спросила, что ей тут надо, а на робкий вопрос о нужном Кэтрин молодом человеке сразу же захотелось закрыть дверь.
– Он будет только поздно вечером.
Кэтрин по-детски вздохнула – слезы навернулись на ее глаза.
– Вечером?
Старуха кивнула.
– Да, именно так… – сделав выжидательную паузу, она поинтересовалась более мягким тоном: – А в чем-то дело?
– Я должна принести ему ответ.
Старуха несказанно удивилась.
– Ответ?
Девушка покачала головой.
– Да…
– От кого же?
– От меня…
Старуха в дверях улыбнулась беззубым ртом.
– Кто же кого посылает? Или ты сама осталась дома?
Кэтрин непонимающе уставилась на старуху и вновь была готова расплакаться.
– Я должна…
Голос горничной стал более твердый.
– Так что же там случилось с ответом? Что-то я не понимаю…
Кэтрин хотела было все рассказать по порядку, но у нее ничего не получилось. А ведь объясниться было просто необходимо, она ведь должна была хоть как-то оправдаться в глазах этой женщины, и Кэтрин внезапно осенило: она открыла сумочку – открыла ее очень широко – для чего же ей было скрывать то, чем она так гордилась? – и протянула старой женщине письмо.
Взяв из рук девушки письмо, горничная медленно произнесла:
– Минуточку, – и отправилась с ним на кухню, которая была видна за прихожей – видимо, за очками.
Кэтрин, которая побоялась упустить письмо, пошла за ней следом, по дороге выслушивая нетерпеливо – укоризненные жалобы старухи:
– Ну куда же они подевались, эти очки?.. Я ведь положила их только что в ящик кухонного стола… Ну, скажи-ка лучше, где мои очки, чем так глупо стоять тут? Нет, сначала закрой-ка наружную дверь… Тебя, видимо, не учили закрывать дверь? Ну где же очки?
Затем старуха, стоя у окна, внимательно и неторопливо перечитала письмо, может быть, даже дважды, а когда кончила, согласно закивала:
– Ну да, так вот в чем дело… ты можешь закрыть и кухонную дверь, – подойдя, к плите, она взяла джезву и произнесла: – Но сперва мы выпьем с тобой кофе. У тебя сегодня наверняка и крошки во рту не было?
Да, о еде Кэтрин, конечно, и не помышляла.
– Вот видишь… Старая Илона знает, что и к чему… Илона – это я – поняла?
Кэтрин кивнула.
– Да, мэм…
Спустя полчаса Илона уже знала все, что хотела узнать и даже то, что не хотела.
– Значит, – спросила она, – значит, ты хочешь увидеть его еще сегодня?
Кэтрин наклонила голову.
– Да, если можно…
– Вот и отлично… Я оставлю тебя здесь до ужина… Не возражаешь?
Кэтрин робко произнесла:
– Нет, что вы, спасибо вам…
Потом они вместе вымыли и вытерли кофейные чашки.
– Ты неплохо притворяешься, – похвалила девушку Илона, – небось, хотела бы сварить для него кофе?
Кэтрин покраснела.
– Да, конечно же, охотно…
– И вообще, – Илона легонько приподняла подбородок девушки, чтобы получше рассмотреть ее лицо, – ты, видит Бог, совсем недурна… Только вот с эдакой прической я не дам тебе тут расхаживать…
Девушка покраснела вновь.
– Почему?
Старуха только поморщилась.
– Я некрасива? – вновь спросила Кэтрин.
– Почему, почему… Разве ты никогда не обращала внимания, какие прически теперь в моде?
Девушка пожала плечами.
– Нет…
– Не приводи меня в отчаяние… В твоем-то возрасте знать об этом просто необходимо. Ну, ну, не таращь на меня глаза, я не хотела сказать тебе ничего дурного, я не хотела обидеть тебя. Иди ко мне в комнату, я причешу тебя, как надо, чтобы сегодня вечером ты была действительно хорошенькой.
В саду под окном садовник поливал клумбы под вечереющим солнцем, и в сияющей струе вспыхивали то тут, то там радужные блики. Под струей воды вода на мгновение становилась густо-зеленой, а на земле, только на мгновение, появлялись и исчезали маленькие лужи. Все это пахло свежестью и прохладой.
Кэтрин спросила:
– Может быть, мне посидеть с вами тут, внизу?
Илона отвела девушку в просторную комнату, примыкающую к кухне – тут сад тоже смотрел в открытое окно, посадила ее перед маленьким зеркалом, накрыла старомодным покрывалом плечи, и ласково, изучающе распустила ее косы, вороша волосы пальцами.
– У тебя густые волосы… Ты могла бы носить стрижку и покороче…
– Мой папа этого не любит…
Старуха поморщилась.
– Сколько можно о папе? А что думают об этом другие мужчины?
Кэтрин задумалась.
– Мне кажется, я больше никого и не знаю… Старуха необыкновенно удивилась.
– Что? Скажи тогда, сколько же тебе лет?
– Семнадцать…
– Семнадцать, семнадцать, – быстро и привычно, как горничная, Илона укладывала девушке волосы, – и ни с кем еще не спала…
Ответа не последовало. Кэтрин, рассматривая себя в зеркале, заметила, что побледнела. Зачем эта старая женщина спрашивает ее о подобных вещах?
Но та с неумолимой жестокостью продолжала:
– Другие девушки попроворнее тебя, они начинают раньше, куда раньше… Не говоря уже об Илоне в молодости… Но с твоим парнем – с ним-то ты будешь спать?
Кэтрин побледнела еще больше – она и не знала, что ответить.
Старуха продолжала укладывать прическу.
– Мы скоро кончим, я хочу попробовать, не начесать ли тебе волосы на лоб… Бог мой – да что с тобой еще случилось?
Из глаз Кэтрин вырвался настоящий поток слез, неудержимый и неостановимый. Она закрыла лицо руками. Худенькие плечи ее сотрясались от неудержимых рыданий. Илона, стоя у нее за спиной, поцеловала ее в затылок, погладила по голове и щекам.
– Разве это так плохо, малышка? Боишься, что тебе такое никогда не встретится? Нет, моя девочка, это всем женщинам на роду написано – спать с мужчинами.
Всхлипы становились все громче. Кэтрин сидела, сжавшись, и жестом попросила старуху замолчать. Старуха улыбнулась.
– Ну ладно уж… не плачь. Ты ведь уже взрослая женщина.
– Был такой чудесный день, – всхлипнула Кэтрин, – а теперь все так испорчено. Никогда уже не будет так чудесно…
На это Илона довольно резко возразила, ее сгорбленная фигура как бы распрямилась и стала величественной:
– Делай все хорошо, и все будет хорошо. Сделай так, чтобы ему было хорошо, и тогда тебе тоже будет хорошо… Ты для этого рождена, ты для этого и сама будешь рожать, глупышка…
В том, что она говорила, звучало нечто невысказанное, нечто невыразимое даже для самой старухи, и хотя это осталось невысказанным, оно прозвучало сильнее, чем высказанное. Илона вспомнила только то, что знала, она помнила о готовности к жизни и готовности к смерти всего земного…
Об этом размышляла старуха, и Кэтрин чувствовала это вместе с ней и благодаря ей.
Подняв голову, она спросила:
– У меня будут дети?
– Конечно, если все будет хорошо, они у тебя обязательно будут… Ну вот – теперь твоя прическа в полном порядке…
Девушка посмотрела в зеркало на старуху серьезно, но с улыбкой.
– Спасибо…
– Никому этого не понять…
Кэтрин не поняла.
– Что? Прическу? Рождение детей?
Старуха вздохнула.
– Нет, всего…
Еще раз посмотрев на себя в зеркало, Кэтрин произнесла:
– Действительно, так лучше…
– Верно, – продолжала Илона, – никому этого не понять. Спать со многими – это плохо, спать с немногими – тоже плохо, а ни с кем не спать – и того хуже. А почему дети бывают от одного и не бывают от другого, это так непонятно, что свихнуться можно. И все-таки все это нужно принимать, и ты, девочка, тоже должна это принимать… Для того-то и созданы женщины.
Вытерев последние слезы, Кэтрин произнесла:
– Я не хочу об этом думать.
– Ни о чем не думать и только действовать, да это тебе подходит, так они и поступают, делают, и не думают… именно так. Поосторожней с прической. Иди в сад, погуляй, я позову тебя.
Кэтрин спустилась вниз, но побоялась идти в сумрачный сад. Там, в саду, она хотела бы сидеть с ним, рука об руку, но это желание было разрушено жестокими требованиями Илоны.
Вновь потянулись тягостные минуты горького ожидания. Скорее бы появилась Илона!..
И действительно, старуха вскоре пришла. В руках ее были большие садовые ножницы.
– Помоги мне срезать несколько цветков, – попросила Илона.
Кэтрин охотно взялась за это. Ведь цветы предназначаются для него – а то для кого же еще? Не для Илоны же… Она поспешила к клумбам, звякая ножницами, притормаживая то у одной клумбы, то у другой. Когда Кэтрин вернулась с букетом, старуха произнесла:
– Идем же…
В кухне было накрыто на двоих. На столе стояла бутылка дорогого вина. Илона, притащив большую хрустальную вазу, поставила в нее заботливо подобранные розы. Не успели они сесть, как Илона налила вино:
– Будь здорова, малышка, и будь счастлива, – сказала она – за твои успехи…
Непривычная к вину Кэтрин вскоре забыла про мрачные настроения последнего часа. И после уговоров даже принялась за еду, хотя была твердо убеждена, что в своей жизни больше не сможет проглотить ни кусочка. Очень скоро она была вынуждена признать, что все это кажется ей очень вкусным, и что еще никогда не было у нее такого чудесного ужина.
– Лучше всего, когда свадебный ужин без жениха, – произнесла растроганная Илона, – а ты можешь выпить еще вина… Когда же, как не сегодня…
Кэтрин больше не жеманилась, вино понравилось ей, и веселое томление вновь охватило ее.
Устав от еды и разговоров, она еще некоторое время посидела за столом, пока Илона, посмотрев на кухонные часы, не определила следующий пункт программы:
– Уже пора, иди мойся, только делай это хорошенько… Или тебя надо этому обучать?
Она показала девушке ванную комнату с биде. Да, конечно, это было необходимо.
Когда она вернулась в комнату, Илона позвала ее из прихожей:
– Подойди сюда!
Пройдя, девушка увидела, как горничная застилает постель свежим белоснежным бельем. В спальне было темновато, горел только ночник, а на комоде уже стояла хрустальная ваза с розами. Все это выглядело обыденным, но почему-то вызывало смятение. Но вскоре Кэтрин забыла про это – не успела она осмотреться, как
Илона набросилась на нее в своей грубовато-шутливой манере:
– Да ты так и не научилась закрывать за собой дверь! Нет, не эту, снаружи, дверь в прихожую…
Между тем Илона кончила возиться с постелью и, подойдя к девушке, приказала:
– Раздевайся!
Та удивленно подняла на нее глаз
– Я?..
Илона расхохоталась.
– А кто же еще?
– Но…
Илона перебила ее.
– Ну да, тебе нужно раздеться…
Девушка медлила, и тогда Илона сама принялась раздевать ее. Лед был сломан – Кэтрин поспешно уселась на стул и начала раздеваться по порядку, как и обычно делала она это по вечерам. Но уже собравшись снять сорочку, она приостановилась и сказала:
– У меня нет ночной рубашки…
Илона вновь расхохоталась.
– Ночной рубашки? Но она тебе сегодня вряд ли понадобится! Впрочем, если хочешь, я тебе сейчас ее принесу… Ну, снимай свою дурацкую сорочку!
Теперь Кэтрин стояла обнаженная. Илона осмотрела ее и ласково похлопала по животу.
– Все в наилучшем порядке, – произнесла она удовлетворенно, слегка приподнимая груди девушки, – чуть больше, чем надо, тяжеловаты, мои были получше в твоем возрасте, но тоже хороши… Мужчины хотят именно этого, они просто с ума сходят от этого. – Она еще раз удовлетворенно осмотрела девушку и произнесла: – Невероятно, что ты еще девочка… Посмотри на себя в зеркало, ты можешь быть довольна собой…
Да, Кэтрин была довольна собой, но это было какое-то новое удовлетворение, которого она прежде никогда не испытывала. Ей не хотелось отрывать взгляда от зеркала; она вдруг осознала, как сильно желает такую женщину мужчина, и она радовалась своей соблазнительности.
– А где же моя сумочка? – Вдруг испуганно спросила она.
– Погоди, сейчас принесу…
Вернувшись, старуха принесла не только сумочку, но и большой флакон с пробкой в виде короны, которую она отвинтила, чтобы Кэтрин понюхала духи.
– Самая лучшая туалетная вода… Это – тоже подарок твоего молодого человека… – Еще раз осмотрев девушку, Илона скомандовала: – Ну, а теперь – в постель.
Кэтрин легла, Илона еще раз поцеловала ее, выключила свет и вышла из комнаты.
Потом – Кэтрин так и не смогла понять, сколько же прошло времени, – открылась дверь, и девушка, к ее собственному удивлению обнаружила, что руки стали самостоятельными, поднимались, как бы освобождаясь от нее самой, ему навстречу…
Сумеречно-бело сияли эти руки в темноте… Это было последнее, что она увидела в ту ночь. Неожиданность первой встречи, первого поцелуя, которая не кончается, так как сладость встречи все возрастала. А затем – после краткой неловкости и небольшой боли, что само собой разумеется, – началась неожиданность, вечная неожиданность…
Выслушав рассказ Кэтрин очень внимательно, Кейт поинтересовался:
– А потом вы уехали из Нью-Йорка?
Девушка кивнула.
– Да… Так получилось, что я убежала от родителей, потом связалась с одной нехорошей компанией, начала принимать наркотики… Там же и познакомилась со своим будущим мужем. И если бы не Сэм, – произнесла она, таким тоном, будто бы оправдываясь за ту неловкость, которую причинила этим рассказом о своей первой ночи с мужчиной Джаггеру.
Желая перевести разговор на другую тему, Тиммонс произнес:
– Джаггер, – он обернулся к частному детективу, – вы сказали, чтобы в концерне я вел себя так, будто бы ничего не знаю…
Тот кивнул.
– Да, после такого лирического отступления, которое произошло благодаря Кэтрин, трудно собраться с мыслями…
– Я все о своем деле, – напомнил Тиммонс.
– Знаешь что, – произнес собеседник, – я, конечно же, сделаю все, что могу… Более того, я не возьму с тебя даже причитающегося в подобных случаях гонорара… Все-таки, как ни крути, а ты мой родственник… Будет хорошо тебе – будет хорошо и Барби – а ведь свою племянницу я очень люблю, своих детей у меня нет и, насколько я понимаю, – он внимательно посмотрел на сидевшую напротив Кэтрин, – и не предвидится… Кэтрин хмыкнула.
– Правильно понимаешь…
– Значит, ровно через неделю позвони мне… И не забудь – с телефона-автомата…
Ужин, он же – обед прошел в разговорах о разных пустяках. Кэтрин рассказала Кейту еще несколько историй из своей жизни – на этот раз, может быть, и не таких лирических, но также довольно любопытных. Кроме того, они, на взгляд Сэма, были более приличными, чем предыдущая.
Уже в машине, заводя двигатель, девушка обернулась к Тиммонсу и сказала:
– Знаешь что – не обращай на меня внимания… Ладно?.. Вообще я как-то очень давно заметила, что у людей, чья профессия связана со словом, вроде журналистов, юристов и школьных учителей много комплексов на этот счет… А слова это и есть слова, они только дурачат… Я думаю, мы с тобой обязательно подружимся – мы ведь почти родственники?
И она вновь подмигнула Кейту.
Ровно через неделю Тиммонс, как и было условлено, позвонил в бюро дяди своей жены. Трубку подняла Кэтрин.
– А, привет, – сказала она ему, как старому знакомому, – ты, наверное, хочешь поговорить с Сэмом?
– Да.
– Сейчас позову… А что ты такой мрачный? Что-нибудь случилось?
В то утро Тиммонс действительно был в тяжелом расположении духа, и на это были свои причины. Однако он предпочел не распространяться о них…
– Ничего утешительного, – произнес Джаггер, взяв трубку, – я несколько дней назад встречался со своим старым приятелем из дорожного отдела полиции… Я не поверил своим ушам, он сказал, что в полицейском компьютере о тех странных случаях нет абсолютно никакой информации!
– Не может быть!
– Я сказал ему то же самое… Мой приятель утверждает, что это действительно так… Представляешь – люди действительно погибли, а информации нет совершенно никакой!
– Что это может быть?.. – настороженно поинтересовался Кейт.
– Скорее всего, кто-то проник в компьютер и стер все файлы, – произнес частный детектив. – По-моему, у этих ребят свои люди повсюду – в том числе и среди полицейских чинов… Ладно, не отчаивайся, – поспешил успокоить родственника Джаггер, – я попробую что-нибудь узнать и по другим каналам…
– По каким же?
