355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гарт Никс » Лучшая зарубежная научная фантастика » Текст книги (страница 54)
Лучшая зарубежная научная фантастика
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 23:51

Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика"


Автор книги: Гарт Никс


Соавторы: Майкл Суэнвик,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Чарльз Финли,Элизабет Бир,Йен Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 67 страниц)

Гарт Никс {26}
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
(Пер. Ольги Ратниковой)

Я уже довольно давно жил в этом городе; я залег на дно, оправляясь после неудачной поездки, которая оказалась, если воспользоваться метким выражением моего бывшего товарища Храсвелга, «безнадежным дерьмом».

Несмотря на то что зрение мое почти полностью восстановилось, я еще носил повязку на глазах. Она была сделана из редкого материала, сквозь который я мог видеть, но выглядевшего как кусок плотного черного льна. Точно так же я продолжал хромать, хотя «отрастил» себе новую левую ступню. Это давало мне повод пользоваться тростью, которая, разумеется, была не просто палкой из мореного дуба, покрытой резьбой с изображениями плутовских сцен и странствий торговца.

Я ненадолго снял квартиру поблизости от пляжа – жилье было дорогое, но без него я не мог обойтись; я нуждался в солнечном свете, который заливал маленькую гостиную, и в прохладном, влажном ветре с моря, врывавшемся в открытые окна.

К несчастью, через месяц ветер начал приносить с собой запах гниющих водорослей. С каждой неделей запах становился все сильнее, и массы водорослей, собиравшихся за линией бурунов, начали сбиваться в кучи и переплетаться друг с другом, несмотря на старания спасателей уничтожить эти уродливые, вонючие зеленые «плоты».

Я, разумеется, знал, что происходит. Водоросли представляли собой внешнее проявление моего старого противника, неторопливого, хладнокровного врага, который, в конце концов, догнал меня. «Догнал» – оперативное выражение, точно так же, как водоросли были лишь видимой частью деятельности моего врага. Быстрая проверка с помощью альманаха и магнита показала, что все известные пути из этого мира были для меня закрыты, запечатаны прочными печатями, с которыми я не мог быстро справиться.

Обычно я каждое утро я наблюдал за продвижением водорослей, выпивая первую чашку кофе, откинувшись на спинку белого пластикового стула и закинув якобы больную ногу на другой стул. Два стула были единственными предметами мебели в квартире. Я спал в гамаке, который соорудил в ванной.

Когда я решил, что на следующий день водоросли достигнут нужной стадии зрелости и породят слуг, я купил в кафе на первом этаже, кроме своего обычного черного кофе, тройной эспрессо-макиато в тяжелом бокале из жаропрочного стекла. Поскольку я жил над кафе, мне всегда подавали напитки в соответствующей посуде. Бариста, обслуживавший меня, был японцем; по утрам он работал с кофе-машиной, а остальную часть дня занимался серфингом. Он поставил чашки в картонный футляр для еды «на вынос» и спросил:

– У вас сегодня гости?

– Пока нет, – сказал я. – Но скоро ко мне придут. Кстати, сегодня я бы не стал выходить в море… и завтра тоже.

– А почему?

– Из-за водорослей, – объяснил я. – Они ядовиты. Идите на другой пляж.

– А вы откуда знаете? – удивился он, подавая мне поднос. – То есть я хотел сказать, вы же не…

– Я не вижу их, – подтвердил я, отошел от прилавка, развернулся и медленно направился в сторону двери. – Но я чувствую их запах. Они ядовиты, это точно. Не ходите туда.

– Хорошо, спасибо. И кстати, приятного аппетита.

Я медленно поднялся к себе, поставил кофе на пол. Свою чашку перед одним белым стулом, макиато – перед другим. Сегодня мне не придется закидывать на него ногу.

Мне пришлось некоторое время подождать, пока не подует бриз, но когда он ворвался в комнату и пошевелил мои волосы, которые нужно было подстричь несколько недель назад, я заговорил.

– Привет, Анакс. Я купил тебе кофе.

Ветер закружился вокруг моей головы, изменил направление на двести семьдесят градусов, вылетел в окно, через которое проник, и снова ворвался в то же окно. Я почувствовал, как пол дрожит у меня под ногами, и на мгновение ощутил головокружение.

Анакс, полностью Анаксарте, был одним из моих старых друзей. Мы выросли вместе и вместе сражались в двух масштабных затяжных войнах, одна из которых еще медленно угасала, время от времени оживляясь несколькими сражениями, хотя начавшие ее стороны уже давно заключили перемирие.

Я не видел Анакса больше тридцати лет, но мы время от времени переписывались и дважды за все эти годы разговаривали. Мы много говорили о встрече, о рыбалке со старыми приятелями, но так и не увиделись.

Я знаю, что раньше он, когда мог, обязательно отвечал на мой зов. И поэтому, пока кофе остывал у пустого белого стула, сердце мое сжалось, и я погрузился в печальные мысли. Не потому, что потерял союзника в борьбе с врагом, а потому, что лишился еще одного друга.

Я сидел на солнце час, и тепло ненадолго отогнало мою меланхолию. К концу этого часа ветер снова изменился, он дул вокруг меня против часовой стрелки. Наконец, он стих и воздух стал неподвижным.

Несмотря на отсутствие ветра, я чувствовал вонь водорослей. Они испускали отвратительный, навязчивый запах, из тех, что проникает сквозь запечатанные пластиковые мешки и герметичные крышки, запах разложения и распада.

С каждой минутой положение мое ухудшалось. Я взял трость и снова спустился в кафе. Бариста, работавшая днем, не знала меня, хотя я довольно часто видел ее в окно. Она ничего не сказала по поводу моего заказа, хотя я сомневаюсь, что у нее часто спрашивали латте с соевым молоком, из которого после приготовления следовало вылить половину и добавить обычного молока.

У себя в квартире я повторил зов; на этот раз в груди присутствовал холодок – неприятный ледяной комок где-то между сердцем и ребрами.

– Балан, – негромко произнес я. – Балан, твое молочное пойло готово.

Ветер проник в квартиру и унес мои слова, но, как и в первый раз, ответа не последовало, никто не появился в пустом стуле. Я ждал целый час, чтобы убедиться в том, что друг не придет, затем вылил свернувшееся соевое питье в раковину.

Сейчас я уже четко видел водоросли у рифов. Это был огромный длинный цельный кусок, протянувшийся вдоль всего пляжа. Спасатели оставили попытки разрезать его с помощью своих надувных лодок, и в песок, на расстоянии двадцати метров друг от друга, были воткнуты две таблички с надписями «Купание запрещено». Не то чтобы там было много желающих искупаться – пляж был почти пуст. Зловоние отпугивало всех, кроме одинокой дежурной спасательницы и рыбака, который уныло бродил вдоль берега в поисках участка, свободного от водорослей.

– Два старых друга покинули меня, – прошептал я, обращаясь к солнцу; губы мои были сухи, и слова с усилием срывались с языка. Мы никогда не задумывались серьезно о своем будущем, особенно когда были в космосе, среди планет, когда были свободны. Настоящее было для нас всем, у нас не было прошлого, не было будущего. Никто из нас не знал, что ждет нас впереди.

В третий раз я осторожно спустился вниз. Перед кафе собралась дюжина человек, небольшая толпа, которая расступилась, давая мне пройти; я услышал приглушенные слова насчет слепоты и того, что следует пропустить незрячего человека.

Люди наблюдали за водорослями, стараясь не дышать.

– Вон, смотрите, этот кусок всплыл прямо из воды!

– Он как живой!

– Может, там внутри газы, все-таки они разлагаются…

– …посмотрите только на эти комки, которые поднимаются на поверхность…

– …это газ, может, метан. Или сероводород… нет… я просто предполагаю. Кто-то должен это знать…

Слушая возбужденные возгласы, я понял, что позвал на помощь слишком поздно. Водоросли почти достигли стадии катализа и очень скоро должны были выпустить слуг, которые отправятся на берег искать свою жертву.

Я хотел попросить хозяина кафе, невысокого, бородатого человека, которого служащие всегда называли «мистер Джефф», налить мне бокал бренди или, на худой конец, виски. Лучше всего мне подошел бы хороший арманьяк, но я сомневался, что он у них есть. Кафе не имело права продавать спиртные напитки, но я знал, что где-то у них припрятан алкоголь для личного пользования Джеффа. От него часто пахло спиртным.

Но, как я уже сказал, было слишком поздно. Обычно Паламед откликался на приглашение выпить двойной бренди, но в глубине души я знал, что он тоже отступился от меня. Я очень давно не получал от него писем и теперь понял, что с моей стороны ошибкой было не узнать, как у него дела.

– Кто-то должен сделать что-то с этими водорослями, – пожаловался коренастый молодой человек, который обычно парковал свою спортивную машину у входа в кафе. – Воняет ужасно.

– К утру их не будет, – произнес я. Я не хотел говорить голосом пророка, но слова мои прозвучали громко и грубо, словно удар бронзового колокола, и все разговоры прекратились.

Люди посмотрели на меня – и те, кто стоял снаружи, и те, кто находился в кафе. Даже собака, дремавшая у столика на улице, вытянула шею и искоса взглянула в мою сторону. Собравшиеся замолчали – так молчат смущенные люди, которые, сами не зная почему, желают оказаться в другом месте и боятся того, что должно произойти в следующий момент.

– Я… биолог, – продолжал я обычным голосом. – Такие водоросли – известное явление. За ночь они рассеются.

Тишина продолжалась еще несколько секунд, затем разговоры возобновились, но уже тише. Даже парень со спортивной машиной стал вести себя скромнее.

Я сказал правду. Так или иначе, но водоросли должны были скоро исчезнуть, и весьма вероятно, я исчезну вместе с ними, думал я.

Время шло, и зловоние становилось все сильнее. Кафе закрылось, персонал и клиенты спаслись бегством в места, где можно было дышать. Около пяти мои соседи тоже начали покидать свои жилища, и в это время прибыла пожарная бригада, люди из водоохранного отдела, полиция и несколько бригад телевизионщиков.

Через час на берегу остались только пожарники в респираторах; они переходили от дома к дому, проверяя, все ли покинули помещения. На северном краю пляжа журналисты брали интервью у какого-то человека – без сомнения, это был эксперт, пытавшийся объяснить, почему ядовитые миазмы сосредоточились именно в этом месте и рассеивались на расстоянии трехсот метров от центра пляжа.

Перед наступлением темноты поперек улицы примерно в восьмидесяти метрах от моей квартиры натянули ленту с надписью «проход запрещен» и трилистниками, знаками биологической опасности. Пожарники постучали ко мне в дверь и окликнули меня хриплыми голосами, приглушенными масками, но я не отозвался, и они ушли. Возможно, они видели меня с пляжа, но, несмотря на респираторы, решили не задерживаться в отравленной атмосфере. Море булькало и кипело от ядовитых паров, и на волнах покачивались комки водорослей размером с ресторанный холодильник. Через некоторое время комки начали отделяться от основной массы водорослей, и волны понесли их к берегу, словно брошенные лодки; за ними тянулись щупальца водорослей, напоминавшие лассо с липучками.

Солнце садилось за город, а я наблюдал за водорослями, мысленно прикидывая, где именно они высадятся на берег. Когда солнце село, уличные фонари и прожектора, обычно освещавшие пляж, не зажглись, но это меня не волновало. Темнота была мне не просто другом, а близкой родственницей. Однако отсутствие искусственного освещения вызвало беспокойство у бригад по работе с опасными веществами, особенно после того, как они не смогли включить свои портативные генераторы и прожекторы, а грузовик, который они хотели отправить по улице, заглох и остановился, едва успев отъехать от обочины.

Я насчитал тринадцать комков, но в море их наверняка было еще больше, или остальные так низко сидели в воде, что я не заметил их. Мой враг был умен, он никогда не недооценивал меня, а может быть, решил, что я смогу позвать на помощь.

Я тоже думал, что смогу позвать на помощь, это была глупость, ошибка, порожденная старой дружбой, опасностями, давным-давно встреченными вместе, перепиской с друзьями. Я никак не думал, что мои товарищи, пережив две войны, могут погибнуть в мирной обстановке. Я был убежден, что они пали жертвами некоего врага, поскольку трансформации, которым мы подверглись во время обучения, почти исключали смерть от болезни или несчастного случая.

– Анакс, Балан, Паламед, – прошептал я. Наверное, на древесном некрополе появился аккуратный ряд из трех новых деревьев смерти, с табличками у подножия, на которых написаны их имена. Возможно, какой-нибудь нефиней [93]93
  В Ветхом Завете – пленные, которых сделали служителями при храмах, они носили воду и рубили дрова.


[Закрыть]
прямо сейчас вырезает на табличке мое имя и готовит саженец. Они всегда знают обо всем заранее, эти водоносы и дровосеки.

Я отогнал эти мрачные мысли. Если мое время пришло, подумал я, значит, такова судьба, но я не стану ждать в темной квартире, сдавшись на милость победителя, подобно дряхлому королю, который слишком устал и ослабел, чтобы сопротивляться убийцам.

Я снял с глаз тряпку и повязал ее вокруг шеи – вообще-то это и был шарф. Из одежды я оставил только его, сбросил белые хлопчатобумажные брюки, белую футболку и белье.

Палку я осторожно сломал о колено и снял две деревянные трубки со спрятанной внутри шпаги. Я взял оружие и по традиции отсалютовал своим врагам на пляже.

Покончив с церемониями, я придал своей коже, волосам и глазам темно-зеленый цвет, почти черный, как ночь, и, на мгновение сосредоточившись, нарастил вокруг защитный слой молодой коры, стараясь не сделать ее слишком твердой и накладывая слои таким образом, чтобы она не мешала движениям. Новички часто совершали ошибку, наращивая слишком толстую броню, и в результате оказывались хорошо защищенными, но совершенно неповоротливыми. Со мной такое произошло в далекой юности, и с тех пор я был осторожен.

Поднялся слабый ветерок, и мерзкий запах водорослей изменился, стал даже приятным. Я насчитал тринадцать мягких шлепков, исходивших со стороны пляжа, и понял, что комки-узлы открылись.

Не было смысла привлекать тварей в город, и я просто отправился по улице в сторону пляжа; по пути я остановился, чтобы молча попрощаться с кафе. Кофе у них был неплохой.

Я дошел до перил, окружавших место для прогулок, замер около большого камня, на котором восседала бронзовая русалочка, и оглядел пляж. На небе светили звезды, но луны не было, и я подумал, что море и песок необыкновенно прекрасны. Людям следует чаще выключать фонари, хотя даже тогда они не будут видеть того, что вижу я.

Тринадцать возникли из своих комков – хотя мне скорее следует называть их стручками. Теперь, как следует разглядев их, я понял, что шансов выжить у меня еще меньше, чем я предполагал. Я ожидал встретить громоздкие, грубые имитации женщин, похожие на болгарских штангистов, вооруженные тяжелыми двуручными топорами. Эти топоры могли наносить сокрушительные удары, но я надеялся, приложив некоторые усилия, избежать их.

Однако мой враг послал гораздо более совершенных солдат – думаю, он помнил о том, что я много раз пресекал его попытки прекратить мою деятельность. На этот раз передо мной были те, кого давно исчезнувшие обитатели этого мира называли валькириями, женщины по внешнему виду высокие, стремительные, с длинными руками и ногами. Выросты-сенсоры, видневшиеся у них над головой, можно было принять за крылатые шлемы, а экзоскелеты, окрашенные в ржавый цвет, – за доспехи.

Они подняли свои топоры – двадцать шесть топоров, потому что у них было по одному в каждой руке – и отсалютовали мне. Я ответил на приветствие и стал ждать, пока та валькирия, что была на несколько секунд старше остальных, произнесет обязательную фразу. В ней вину за столкновение возлагали на противника, предлагали ему взять на себя ответственность за побочный ущерб и обычно приказывали сдаться.

– Скримир, отступник, клятвопреступник и изгой!

Я наклонил голову.

– Тебе приказывали вернуться восемь раз; за тобой посылали шесть раз.

Неужели так много? Я потерял счет. Прошло слишком много лет, за это время я успел посетить тысячи миров.

– Отдай свой меч!

Я покачал головой, и, прежде чем я выпрямил шею, валькирии атаковали, устремились на полной скорости к молу, наверху которого я стоял. Шестеро из них резко остановились у самой стены, еще шесть вскочили им на спины, чтобы перепрыгнуть через перила. Последняя, старшая, осталась позади в позе командира.

Отступая, я снес двум головы, и обезглавленные валькирии растерялись на мгновение – их основные сенсорные аппараты покатились на песок. Повинуясь своим инстинктам, они застыли на месте, и если бы не остальные, я бы сразил их в эту минуту. Но остальные уже были наверху, они атаковали меня со всех сторон, пока я прыгал и вертелся, отступая к дороге, разрубая рукояти их топоров, тыча в их волокнистую плоть, но их оружие, в свою очередь, откалывало длинные щепки от моего тела.

Если они смогут окружить меня, подумал я, мне конец, и я сражался так, как не сражался со времен войны. Я вертелся, прыгал, скользил под припаркованными машинами и над ними, вокруг урн для мусора и шестов с флагами, меняя руку, пинаясь, делая выпады, используя все трюки и секреты, известные мне.

Этого оказалось недостаточно. Умело нанесенный мощный удар угодил мне в колено, когда я срубал очередную голову, и мгновение спустя я лежал на земле, и на ноги мои обрушилась еще дюжина ударов. Я перекатился и, извиваясь, попытался отползти в сторону, но это было бесполезно. Валькирии пригвоздили меня к земле и начали обстругивать мое тело.

Последнее мое личное воспоминание – это зрелище звездного неба, шелест волн, слышный сквозь удары топоров, и чарующий запах моря; вонь гнилых водорослей исчезла навсегда.

Там, где я сейчас нахожусь, я не чувствую запахов и ничего не вижу. Я могу различать свет и тень, чувствую движение воздуха, улавливаю приятное ощущение влаги на моих конечностях – на земле и под землей.

Я не могу говорить, то есть могу, но весьма примитивно; я в состоянии лишь передавать какие-то сигналы без слов.

Но я не одинок. Паламед тоже здесь, и Балан, и Анакс. Они выросли высокими, они затеняют меня, но это ненадолго. Я снова стану могучим, и однажды мы снова понадобимся Им…и тогда, перешептываемся мы, прикасаясь к корням друг друга и шелестя листьями, тогда из наших сердец родятся новые путники, и мы отправимся вперед, выполнять приказы наших хозяев, и, возможно, когда-нибудь мы, четверо друзей, снова станем свободными.

Джеймс Алан Гарднер {27}
ЛУЧЕМЕТ: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
(Пер. Андрея Новикова)

Это рассказ о лучемете. Что это такое, мы объяснять не будем, скажем только: он испускает лучи.

Это опасные лучи. Если они попадут вам на руку, рука засохнет. Если они попадут вам в лицо, вы ослепнете. Если они попадут вам в сердце, вы умрете. Все должно быть именно так, иначе это будет уже не лучемет. Но это лучемет.

Лучеметы попадают к нам из космоса. Этот принадлежал капитану инопланетного звездолета, пролетавшего через нашу солнечную систему. Корабль остановился, чтобы набрать водорода в атмосфере Юпитера. Во время дозаправки экипаж взбунтовался по причинам, которые мы понять не сможем. Мы никогда не сможем понять инопланетян. Если кто-нибудь потратит целый месяц, объясняя нам мысли инопланетян, мы решим, что поняли, но это будет не так. Наши мозги знают только, как быть человеком.

Хотя мысли инопланетян для нас непостижимы, смысл их поступков может быть легко уловлен. Мы способны понять «что», хотя и не «почему». Если бы мы увидели, что происходит на корабле инопланетян, то поняли бы, что экипаж пытается завладеть лучеметом капитана и убить его.

Была борьба. Лучемет много раз стрелял. Корабль взорвался.

Все это произошло много веков назад, еще до телескопов. Люди на Земле еще ходили в шкурах. Юпитер они знали только как точку в небе. Когда звездолет взорвался, точка стала чуть ярче, затем такой же, как прежде. Никто на Земле этого не заметил, даже шаманы, которые считали, что точки на небе важны.

Лучемет во время взрыва уцелел. Лучемет должен быть прочным, иначе это не лучемет. Взрыв швырнул лучемет от Юпитера, в открытый космос.

Через тысячи лет лучемет долетел до Земли. Он упал с неба как метеор, раскалился при падении добела, но не сгорел.

Лучемет упал ночью, во время метели. Летя со скоростью тысяч миль в час, лучемет упал в заваленный снегом лес. Снег растаял так быстро, что превратился в облачко пара.

Метель продолжалась. Кое-чему ничто не может навредить, даже лучеметы.

Лишенные разума снежинки сыпались на землю. Если они касались лучемета, то испарялись, отнимая у него тепло. Оружие также излучало тепло, плавя вокруг себя снег. Талая вода стекала в мелкий кратер, возникший после падения лучемета. Вода и снег охлаждали оружие, пока его избыточная температура не снизилась. Миллионы новых снежинок засыпали кратер, спрятав лучемет до весны.

* * *

В марте оружие нашел мальчик по имени Джек. Ему было четырнадцать лет, и он шел через лес из школы. Шел он медленно, размышляя о своей непопулярности. Джек презирал популярных учеников, и все, что они делали, его не интересовало. Тем не менее он им завидовал. Потому что их не мучило одиночество.

Джек хотел, чтобы у него была подружка. Чтобы он стал более важным. Он хотел бы знать, что делать со своей жизнью. Вместо этого он в одиночестве брел через лес на окраине города.

Лес этот не был диким или огороженным. Его пересекали тропки, которые протоптали дети, игравшие в прятки. Но весной эти тропки были раскисшими, и люди предпочитали в лес не ходить. Вскоре Джек стал больше тревожиться не о несправедливости мира, а как бы не угодить в липкую грязь. И широко обходить раскисшие участки, продираясь сквозь еще хрупкие после зимы кусты.

Ломались веточки. Щепки прилипали к куртке. Он все дальше отклонялся от привычных троп, надеясь, что отыщет дорогу из леса, ломясь напрямик, а не проглотив гордость и вернувшись.

Тут Джек и наткнулся на место, где упал лучемет. Увидел кратер. И нашел сам лучемет.

Он привлек внимание Джека, но тот не понял, что это такое. Конструкция была слишком чужой, чтобы распознать в нем оружие. Металл почернел, он не был черным – создавалось впечатление, что некогда он был другого цвета, но завершил эту фазу своего существования. Пистолетная рукоятка грушеобразная, размером с теннисный мяч. Ствол, длиной с руку Джека, был прямым, но усеян снаружи десятками шишечек и утолщений, как вересковая трость. Спусковой кнопкой служил выступающий пузырь, на который следовало нажать. Пузырь можно было закрыть прочным металлическим колпачком для предотвращения случайного выстрела, но этот предохранитель был снят – вот уже много веков, со времен той схватки на корабле.

Капитан-инопланетянин, некогда владевший этим оружием, мог считать его красивым, но для человеческих глаз лучемет напоминал грязную мокрую палку с шишкой на конце. Джек мог пройти мимо, не бросив на него повторного взгляда, если бы тот не лежал в опаленном кратере. После падения лучемета растительность в кратере выгорела. Скоро в нем вырастет новая весенняя поросль, сделав кратер менее заметным. Но сейчас лучемет выделялся на фоне обугленной земли, как змея в дорожной выбоине.

Джек поднял лучемет. Хотя тот и выглядел как дерево, он был холодный, как металл. На ощупь он был твердым: не тяжелым, но солидным. Он создавал впечатление хорошо изготовленного предмета. Джек повертел его в руках, разглядывая со всех сторон. Когда он посмотрел вдоль ствола, то увидел хрустальные линзы с сотнями мелких граней. Джек потыкал в них мизинцем, подумав, что линзы – кусок стекла, который кто-то затолкал внутрь. Ему пришло в голову, что это, возможно, игрушка – водяной пистолет, потерянный беззаботным ребенком. Если это так, то более дорогой игрушки Джеку видеть еще не доводилось.

Ствол и линзы были изготовлены настолько тщательно, что тонкая и искусная работа становилась очевидной.

Джек вертел оружие, пока не произошло неизбежное – он нажал на спуск. Лучемет выстрелил.

Он мог погибнуть, но в тот момент Джек случайно направил ствол от себя. Из оружия вырвался луч и пробил ствол клена в десяти шагах от него. Выстрел оказался беззвучным, и хотя Джек ясно увидел луч, он не смог бы сказать, какого тот цвета. У него не было цвета, луч просто был, как холод ветра или сила тяжести. И все же Джек не сомневался, что увидел нечто, вылетевшее из ствола и ударившее в дерево.

Хотя сам луч не поддавался описанию, его эффект был очевиден. В стволе клена возникла круглая дыра в том месте, где кора и древесина превратились в шипящую плазму. Плазма расширилась с высокой скоростью и под высоким давлением, взорвав остатки окружающего ствола. Луч был бесшумным, но не взрыв. Щепки и кипящий кленовый сок брызнули в стороны, а ствол оказался перерублен. Нижняя часть ствола и корни остались на месте, равно как и верхняя часть ствола с ветками. Между ними возник просвет, наполненный горячими расширяющимися газами.

Лишившись опоры, верхняя часть клена упала, тяжело рухнув назад. Клен с треском врезался в деревья позади, ломая их ветки своими голыми после зимы ветвями. Джеку показалось, что лес остановил падение клена, подобно тому, как солдаты подхватывают раненого товарища, не дав ему упасть.

Джек все еще держал лучемет. Он посмотрел на него с изумлением. Его разум не мог осознать произошедшее.

Он не бросил оружие, испугавшись. Не попробовал выстрелить снова. Он просто смотрел.

Это был лучемет. Ничем другим он быть не мог.

* * *

Джек стал гадать, откуда могло взяться это оружие. В этих лесах побывали инопланетяне? Или это оружие, созданное по секретному правительственному проекту? Не захочет ли владелец его вернуть? Не обыскивает ли он, она или оно эти леса прямо сейчас?

У Джека возникло искушение бросить лучемет обратно в кратер и убежать, пока не явился владелец. Но есть ли поблизости этот владелец? Кратер указывал на то, что оружие упало из космоса. Джек видел фотографии метеоритных кратеров – этот не выглядел точно таким же, но все же очень похоже.

Джек посмотрел вверх. Он увидел обычное послешкольное небо. Никакого НЛО там не было. Джек смутился – зачем он вообще туда смотрел?

Он снова осмотрел кратер. Если он оставит оружие там, а владелец его не заберет, то рано или поздно его найдет кто-то другой – вероятно, дети, часто играющие в лесу. А они могут случайно выстрелить друг в друга. Будь это обычный пистолет, Джек никогда не оставил бы его лежать в подобном месте. Он принес бы пистолет домой, рассказал про него родителям, и они сдали бы пистолет в полицию.

Следует ли ему поступить так же с лучеметом? Нет. Этого ему делать не хотелось.

Но не знал он и того, чего ему хотелось. В голове у него вертелись вопросы, начиная с «Как мне следует поступить?», сменяясь на «В опасности ли я?», и «Существуют ли реально инопланетяне?».

А через некоторое время он поймал себя на другой мысли: «Насколько мощное это оружие?» Этот вопрос заставил его улыбнуться.

Джек решил, что никому не расскажет о лучемете – не сейчас, а может быть, и никогда. Он принесет его домой и спрячет там, где его не смогут найти, но где он будет под рукой, если возникнут проблемы. А какие проблемы? Инопланетяне… шпионы… суперзлодеи… кто знает? Если лучеметы реальны, то разве не возможно что угодно?

Возвращаясь домой, Джек настолько погрузился в разные «что если?», что его едва не сбила машина. Он подошел к дороге, отделявшей лес от соседних домов. Как и на большинстве дорог в этой части городка, где жил Джек, движение по ней не было оживленным. Джек вышел к ней из леса, и неожиданно всего в паре шагов от него промчалась спортивная машина. Джек отпрыгнул назад, водитель нажал на клаксон. Джек ударился плечом о ствол дуба, и на этом происшествие завершилось, если не считать выброшенного в кровь адреналина.

После этого Джек целую минуту простоял, опираясь о дерево и ощущая, как у него колотится сердце. Как всегда бывает в тех случаях, когда несчастье едва не случилось, все обошлось: Джек еще не подошел настолько близко к дороге, чтобы попасть под машину. И все же он долго не мог успокоиться. Как глупо было бы погибнуть под колесами в тот же день, когда он нашел такое чудо?

Джеку следовало бы остерегаться. Что, если бы вместо машины угрозой стал жукоглазый монстр? Джек должен был быть настороже и готовым ко всему. Он мысленно прокрутил инцидент снова, только на сей раз он ушел от опасности небрежным сальто, а не врезался в дерево. Вот как полагается обманывать смерть, если у тебя лучемет: с небрежной легкостью героя.

Но Джек не умел делать сальто. И он сказал себе: я Питер Паркер, а не Человек-паук.

С другой стороны, Джек только что обрел большую силу. И большую ответственность. Как и Питеру Паркеру, ему надо хранить тайну своей силы, опасаясь трагических последствий. В случае Джека за ним могут прийти инопланетяне. Быть может, его и его семью похитят шпионы или правительственные агенты. И неважно, какими бы надуманными эти события ни казались, существование лучемета доказывало, что мир – это не парк для прогулок.

Той ночью Джек напряжено размышлял: что же делать с лучеметом? Он представлял, как отстреливает террористов и главарей банд. Если он избавит мир от мерзавцев, им станут восхищаться красивые девушки. Но едва Джек представил, как врывается в убежище террористов, то понял, что почти немедленно будет убит. Лучемет обеспечивал невероятную огневую мощь, но совершенно не защищал. Кстати, если бы Джек нашел в лесу обычный пистолет, ему и в голову не пришло бы носиться с ним, убивая плохих парней. А чем лучемет отличается от пистолета?

Но он отличается. Джек не мог выразить разницу словами, но она была столь же реальна, как вес оружия в его руке. Лучемет изменил все. В мире, где есть лучемет, могут также быть летающие тарелки, обворожительные тайные агенты… и герои.

Герои, которые умеют уходить от приближающихся спортивных машин, делая сальто. Герои, способные справиться с любой опасностью. Герои, заслуживающие обладания лучеметом.

Когда Джек был еще мальчишкой, он воспринимал как само собой разумеющееся, что станет героем: смелым, умелым и важным. Эта вера как-то сама собой рассеялась. Он позволил себе смириться с тем, что он обычный. Но теперь он не был обычным: у него есть лучемет.

Так что придется соответствовать. Ему надо быть готовым к встрече с жукоглазыми монстрами и гигантскими роботами. Теперь это уже не детские мечты, а реальная вероятность в мире, где существуют лучеметы. Джек мог представить, как он бежит через город, стреляет в инопланетян и спасает планету.

Подобные мысли казались вполне здравыми, когда Джек держал лучемет, – словно оружие наполняло его голову фантазиями. Прикосновение к лучемету наполняло Джека амбициями.

У любого оружия есть ощущение предназначения.

* * *

Джек тренировался стрелять при любой возможности. Чтобы его никто не увидел, он уезжал за город, на участок в двадцать акров, которым владел его двоюродный дедушка Рон. Кроме Джека туда никто не ходил и не ездил. Дядя Рон когда-то собирался построить на своей земле дом, но так и не построил. Теперь Рон жил в пансионате для престарелых. Семья Джека намеревалась продать участок, когда старик умрет, но у Рона, хотя ему и было за девяносто, здоровье было крепкое. И пока здоровье у дяди Рона не кончится, участок оставался в полном распоряжении Джека.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache