Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика"

Автор книги: Гарт Никс

Соавторы: Майкл Суэнвик,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Чарльз Финли,Элизабет Бир,Йен Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 67 страниц)

На улице уже совсем стемнело. Осенний дождь прекратился, а от невидимой земли таинственно и плодородно пахло мокрыми листьями. Керри помогла доктору Эрдману усесться в ее старенькую «тойоту» и села за руль. Пока они возвращались в дом престарелых, она увидела, насколько он устал. Эти студенты слишком много от него хотят! Довольно с них и того, что он раз в неделю читает лекцию для самых продвинутых, обучая их всей этой физике, и нечего им требовать, чтобы он еще и…

– Доктор Эрдман?

Долгое и жуткое мгновение она думала, что он мертв. Его голова перекатывалась по спинке сиденья, но он не спал. Открытые глаза закатились. Керри дернула руль вправо и резко остановилась у обочины. Он еще дышал.

– Доктор Эрдман? Генри?

Никакой реакции. Керри сунула руку в сумочку, нашаривая мобильник. Потом сообразила, что быстрее будет нажать его «тревожную кнопку». Она быстро расстегнула пуговицы его куртки… но коробочки срочного вызова под ней не было. Она опять схватилась за сумочку, начиная всхлипывать.

– Керри?

Он уже сидел – темная фигура рядом с ней. Она включила свет в салоне. Его лицо, похожее на изрытый трещинами ландшафт, было ошеломленным и бледным. Зрачки стали огромными.

– Что произошло? Расскажите. – Она пыталась говорить спокойно и все примечать, ведь это было очень важно, чтобы написать как можно более подробный отчет для доктора Джемисона. Но она стиснула его рукав.

Он накрыл ее пальцы своими. И с удивлением ответил:

– Не знаю… Я был… где-то?

– Инсульт? – Это было то, чего они все боялись. Не смерти, но стать беспомощным, жалким остатком прежней личности. А для доктора Эрдмана, с его живым умом…

– Нет, – решительно ответил он. – Что-то иное. Не знаю, что. Ты уже позвонила в девять-один-один?

Телефон так и остался в ее руке.

– Еще нет, я не успела…

– Тогда не звони. Отвези меня домой.

– Хорошо, но как только мы приедем, вам надо показаться врачу. – Несмотря на произошедшее, ей понравилось, насколько твердо она это произнесла.

– Уже половина восьмого. Все врачи разъехались по домам.

Как оказалось, не все. Едва войдя с доктором Эрдманом в вестибюль, она увидела мужчину в белом халате, стоящего возле лифта.

– Погодите! – крикнула она так громко, что несколько человек повернулись к ним – вечерние посетители, амбулаторные пациенты и незнакомая Керри медсестра. Врач тоже не был ей знаком, но она подбежала к нему, оставив у главного входа опирающегося на ходунок доктора Эрдмана.

– Вы врач? Я Керри Веси, я везла доктора Эрдмана – пациента, Генри Эрдмана, а не врача – домой, и тут у него случился какой-то приступ, и сейчас он вроде бы в порядке, но кто-то должен его осмотреть, он сказал, что…

– Я не врач, – сказал мужчина, и Керри посмотрела на него с тревогой. – Я невролог, ученый.

Она собралась с духом.

– Все равно, лучше вас нам в это время никого не найти. Пожалуйста, осмотрите его! – взмолилась она, поражаясь собственной смелости.

– Хорошо. – Он подошел следом за ней к доктору Эрдману. Тот нахмурился – Керри знала, что он не любит подобной суеты. Невролог, похоже, сразу это уловил и приятным голосом сказал: – Доктор Эрдман? Я Джейк Дибелла. Не пройдете ли со мной, сэр?

Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал по боковому коридору. Керри и доктор Эрдман направились следом. Они шли нормальными шагами, но люди все равно за ними наблюдали. Мы просто идем мимо, тут не на что смотреть…ну почему они все равно пялятся? Почему люди такие вампиры?

Но вообще-то, они не такие. Это просто говорит ее страх.

«Ты слишком доверчива, Керри», – сказал ей доктор Эрдман на прошлой неделе.

В маленькой комнате на втором этаже он тяжело уселся на один из трех складных металлических стульев. Тут были только стулья, серый картотечный шкаф, уродливый металлический стол, и больше ничего. Керри, по натуре любительница обустраивать гнездышко, поджала губы, и доктор Дибелла это тоже заметил.

– Я здесь всего лишь несколько дней, – чуть смущенно пояснил он. – Не успел обустроиться на новом месте. Доктор Эрдман, можете рассказать, что произошло?

– Ничего. – Он напустил на себя привычную высокомерность. – Я просто ненадолго задремал, а Керри встревожилась. Честное слово, не из-за чего так суетиться.

– Вы заснули?

– Да.

– Хорошо. Такое уже прежде случалось?

Доктор Эрдман чуть помедлил с ответом. Или ей показалось?

– Да, иногда. Мне уже девяносто,доктор.

Дибелла кивнул, явно удовлетворенный услышанным, и обратился к Керри:

– А с вами что случилось? Это произошло тогда же, когда заснул доктор Эрдман?

Ее глаз… Так вот почему люди в вестибюле на нее пялились. Встревожившись за доктора Эрдмана, она совсем позабыла о своем подбитом глазе, но теперь он немедленно напомнил о себе пульсирующей болью. Керри ощутила, что краснеет. За нее ответил доктор Эрдман:

– Нет, это произошло не в то же время. И в аварию мы не попадали, если вы это имели в виду. Глаз Керри с этим никак не связан.

– Я упала, – сказала Керри, поняла, что никто ей не верит, и вызывающе задрала подбородок.

– Хорошо, – дружелюбно согласился Дибелла. – Но раз уж вы здесь, доктор Эрдман, то мне хотелось бы попросить вас о помощи. И вас, и как можно больше других добровольцев из вашего заведения. Я здесь потому, что получил грант от «Фонда Гейтса» через Университет Джона Хопкинса, и исследую изменения электрохимии мозга во время церебрального возбуждения. Я прошу добровольцев уделить мне несколько часов на проведение совершенно безболезненного сканирования мозга, пока они рассматривают всевозможные изображения и фильмы. Ваше участие станет помощью науке.

Керри увидела, что доктор Эрдман собирается отказаться, несмотря на магическое слово «наука», но потом он заколебался:

– А какие виды сканирования?

– Эшера-Пейтона и функциональный магнитный резонанс.

– Хорошо. Я буду участвовать.

Керри моргнула. Это не было похоже на доктора Эрдмана, считавшего физику и астрономию единственными «настоящими» науками, а все остальные лишь бедными пасынками. Но этот доктор Дибелла не собирался упускать нового подопытного. Он быстро сказал:

– Превосходно! Завтра утром в одиннадцать. Лаборатория 6В, в больнице. Мисс Веси, сможете привести его туда? Вы родственница?

– Нет, я здесь сиделка. Зовите меня Керри. Я смогу его привезти. – По средам она обычно не ухаживала за доктором Эрдманом, но она договорится с Мари и поменяется сменами.

– Замечательно. Пожалуйста, зовите меня Джейк.

Он улыбнулся ей, и у Керри в груди что-то дрогнуло. И не только потому, что он был красив – темноволосый, сероглазый и широкоплечий, – но и потому что обладал мужской уверенностью и легкими манерами, а на левой руке у него не было кольца… идиотка.Никакого особенного тепла в его улыбке не было, все чисто профессиональное. Неужели она всегда будет оценивать каждого встреченного мужчину как возможного любовника? Неужели она настолько в этом нуждается?

Да. Но он не проявил к ней интереса. И в любом случае он образованный ученый, а она работает за минимальную зарплату. Она точноидиотка.

Она доставила доктора Эрдмана в его квартирку и пожелала ему спокойной ночи. Он выглядел каким-то отдаленным, погруженным в свои мысли. Когда она спускалась на лифте, на нее навалилось нечто вроде отчаяния. На самом деле ей так хотелось остаться и смотреть телевизор вместе с Генри Эрдманом, спать на его кушетке, по утрам варить ему кофе и разговаривать с ним. А не возвращаться в свою обшарпанную квартиру, запираться на все замки, чтобы не вломился Джим, но никогда при этом не ощущать реальной безопасности. Она скорее осталась бы здесь, в доме для чахнущих стариков, – и насколько это неестественно и грустно?

И что же все-таки случилосьс доктором Эрдманом по дороге из колледжа?

3

Теперь уже второй раз. Генри лежал без сна, гадая, что же чертовщина творится у него в мозгах. Он привык полагаться на этот орган. Его колени стали жертвами артрита, слуховой аппарат постоянно нуждался в настройке, а в простате завелась медленно растущая раковая опухоль, которая, как сказал врач, не убьет его еще долго после того, как его убьет что-то другое – тоже мне, профессиональное врачебное представление о хорошей новости. Но мозг его оставался ясным, и ему всегда доставляло величайшее удовольствие хорошо им пользоваться. Даже большее, чем секс, еда и брак с Идой, хотя он ее очень любил.

Господи, в чем только возраст не заставит человека признаться.

А какие годы были лучшими? Тут сомнений нет: Лос Аламос, работа в «Операции Айви» с Уламом, Теллером, Карсоном Марком и остальными. Возбуждение, отчаяние и восторг при разработке «Колбасы», первое испытание ступенчатой радиационной имплозии. День, когда бомба была взорвана на атолле Эниветок. Генри, будучи младшим членом команды, разумеется, не был на атолле, но он, затаив дыхание, ждал результатов с острова Богон, где испытывалась вторая. Он радовался, когда Теллер, зарегистрировав ударную волну взрыва на сейсмометре в Калифорнии, послал в Лос Аламос телеграмму из двух слов: «Родился мальчик». Сам Гарри Трумэн потребовал ту бомбу, «чтобы иметь гарантию, что наша страна сможет защититься от любого возможного агрессора», и Генри гордился, что работал над ней.

Ударные волны. Да, вотна что были похожи два сегодняшних происшествия: на ударные волны в мозгу. Слабая волна в квартире, и более мощная в машине Керри. Но из-за чего? Это мог быть только какой-то сбой в его нервной системе – то, чего он больше всего боялся, гораздо сильнее, чем смерти. Конечно, преподавать физику аспирантам – это и сравнить нельзя с работой в Лос Аламосе или Ливерморе, да и большинство аспирантов – но не Халдан – болваны, но Генри это нравилось. Преподавание, чтение журналов и отслеживание новостей в сети оставались его связью с физикой. И если какая-то неврологическая «ударная волна» повредила его мозг…

Заснул он очень нескоро.

* * *

– Господи, милочка, что с твоим глазом?

Эвелин Кренчнотед сидела со своей приятельницей Джиной Как-там-ее в крошечной приемной возле кабинета доктора О'Кейна. Генри бросил на нее хмурый взгляд. Очень в характере Эвелин ляпнуть такое и смутить бедняжку Керри. Никогда в жизни Генри не попадалась настолько бестактная баба, хотя он был знаком со многими физиками, а они тактичностью не отличались. Но физики хотя бы не лезли в чужие дела.

– У меня все хорошо, – ответила Керри, постаравшись улыбнуться. – На дверь наткнулась.

– О, милочка, как же такое случилось? Вам надо показаться доктору. Я уверена, что он сможет выкроить несколько минут, чтобы вас осмотреть, хотя, наверное, он уже отстал от графика, мне вообще-то не было сегодня назначено, но он сказал, что сможет втиснуть и меня, потому что вчера произошло что-то странное, о чем я хотела его спросить, но время, на которое он мне назначил, уже должно было начаться пять минут назад, и вас он должен будет принять потом, он уже осмотрел Джину, но она…

Генри уселся и перестал слушать. Эвелин все трещала и трещала скрипучим голосом, напоминающим звук бормашины. Он представил ее на Эниветоке взлетающей на грибовидном облаке взрыва и продолжающей трещать. Облегчение наступило, когда дверь кабинета открылась и вышла женщина с книгой в руке.

Генри уже видел ее прежде, хотя и не знал ее имени. В отличие от большинства местных старых перечниц, на нее стоило посмотреть. Разумеется, она не блистала сияющей красотой молодости, как Керри, – этой женщине было уже как минимум за семьдесят. Но стояла она прямо и грациозно, седые волосы спадали на плечи простыми волнами, а скулы и голубые глаза все еще были хороши. Однако Генри не нравилось, как она одевалась – это напоминало ему ребячески тупых демонстрантов вокруг Лос Аламоса в пятидесятые и шестидесятые. Сейчас женщина была одета в белую футболку и длинную хлопчатобумажную крестьянскую юбку. На шее висело ожерелье из бусин и ракушек, на пальцах несколько колец тонкой работы.

– Эрин! – воскликнула Эвелин. – Как прошел осмотр? Все в порядке?

– Прекрасно. Обычная проверка.

Эрин слегка улыбнулась и пошла по коридору. Генри присмотрелся, чтобы увидеть обложку ее книги. «Тао Те Чинь». Его пронзило разочарование. Одна из тех.

– Но у тебя сегодня не была запланирована проверка, как и у меня. Так из-за чего ты… – Эрин быстро пошла прочь с застывшей на губах улыбкой. Эвелин возмутилась: – Ну, такое я называю откровенной грубостью! Ты видела, Джина? Стараешься быть приветливой с людьми, а они…

– Миссис Кренчнотед? – Из двери кабинета высунулась голова медсестры. – Доктор вас сейчас примет.

Эвелин неуклюже поднялась и вошла в кабинет, продолжая говорить. В наступившей после этого благословенной тишине Генри сказал Керри:

– Интересно, как это выдерживал мистер Кренчнотед?

Керри хихикнула и махнула в сторону Джины, приятельницы Кренчнотед. Но Джина заснула на стуле, и это хотя бы объясняло, как онаэто выдерживает.

– Я очень рада, что вам как раз на сегодня назначено, доктор Эрдман, – сказала Керри. – Вы ведь расскажетеврачу о том, что произошло вчера в машине?

– Да.

– Обещаете?

–  Да.

Ну почему все женщины, даже тихая малышка Керри, так настаивают на регулярных визитах к врачу? Да, врачи были полезны, когда обеспечивали его таблетками, чтобы машина ехала дальше, но Генри считал – к врачу надо идти, только если чувствуешь что-то неладное. Более того, он совсем забыл об этом запланированном регулярном осмотре и вспомнил лишь, когда Керри позвонила и сказала – как удачно, что ему назначено всего за час до того, как он должен прийти в лабораторию к доктору Дибелла. При обычных обстоятельствах Генри вообще отказался бы идти, но решил спросить доктора Джемисона о происшествии в машине.

К тому же могло статься, что эта дура Эвелин Кренчнотед хоть раз, да оказалась в чем-то права.

– Керри, может быть, тебе стоитпопросить врача осмотреть тот глаз?

– Нет. Я в порядке.

– А Джим звонил или снова крутился вокруг с тех пор, как?..

– Нет.

Она явно не хотела об этом говорить. Наверное, смущается. Такую ее сдержанность Генри мог уважать. Он мысленно составил перечень вопросов для Джемисона.

Но когда Генри вошел в кабинет, оставив Керри в приемной, и когда выдержал все неизбежные скучные процедуры: медсестра измерила кровяное давление, дала ему помочиться в чашку и облачила в дурацкий бумажный халат, в комнату вошел не Джемисон, а бесцеремонный, невозможно молодой парень в белом лабораторном халате и с развязными манерами.

– Я доктор Фелтон, Генри. Как мы сегодня себя чувствуем?

Он уткнулся в медицинскую карту Генри и даже не взглянул на него. Генри скрежетнул зубами:

– Полагаю, вам это известно лучше, чем мне.

– Немного раздражены? Кишечник нормально работает?

– Мой кишечник в порядке. Спасибо за заботу.

Тут Фелтон поднял на него холодные глаза:

– Сейчас я прослушаю ваши легкие. Кашляните, когда я вам скажу.

И Генри понял, что не сможет. Если бы парень сделал ему выговор («По-моему, сарказм здесь неуместен»), то он хоть как-то отреагировал бы. Но такое полное равнодушие, такое обращение, словно Генри был ребенком или идиотом… Он не сможет рассказать этому бесчувственному юному хаму о происшествии в машине, о тревоге за свой разум. Общение с Фелтоном его попросту унизит. Может быть, Дибелла окажется лучше, пусть даже он и не медик.

Одним доктором меньше, один на очереди.

* * *

Дибелла оказался лучше. Но чего ему не хватало, так это организованности.

В «Мемориальном госпитале Редборна» он сказал:

– А, Доктор Эрдман, Керри. Добро пожаловать. Боюсь, с диагностическим сканированием ничего не получится. Я думал, что зарезервировал для вас время на приборе, но меня, похоже, вычеркнули из графика, или что-то в этом роде. Поэтому мы сможем провести сканирование Эшер-Пейтона, но не глубинное сканирование. Мне очень жаль, я… – Он беспомощно пожал плечами и пригладил волосы.

Керри сжала губы в тонкую ниточку:

– Доктор Эрдман приехал сюда специально ради вашего сканирования, доктор Дибелла.

– Зовите меня Джейк, пожалуйста. Знаю. А сканирование Эшер-Пейтона мы проведем в вашем доме престарелых. Мне действительно очень жаль.

Губы Керри так и не разжались. Генри всегда удивляло, насколько страстно она могла защищать своих «жильцов-подопечных». И почему обычно мягкая Керри так набросилась на молодого ученого?

– Я встречусь с вами в доме престарелых, – смиренно добавил Дибелла.

В св. Себастьяне он закрепил электроды на черепе и шее Генри, надел ему на голову шлем и уселся перед компьютером, чей экран был обращен в сторону от Генри. Когда в комнате погас свет, на белую стену начали проецироваться изображения: шоколадный пирог, метла, стул, автомобиль, стол, стакан – сорок или пятьдесят изображений. Генри ничего не нужно было делать, только сидеть, и он заскучал. Наконец картинки стали интереснее – горящий дом, эпизод войны, отец, обнимающий ребенка, Рита Хейворт. Генри усмехнулся:

– Вряд ли ваше поколение хотя бы знает, кто такая Рита Хейворт.

– Пожалуйста, не разговаривайте, доктор Эрдман.

Сессия продолжалась еще минут двадцать. Когда она закончилась, Дибелла снял шлем и сказал:

– Большое вам спасибо. Я вам действительно очень признателен.

Он начал снимать электроды с головы Генри. Керри стояла, глядя на него.

Сейчас или никогда.

– Доктор Дибелла, – сказал Генри. – Хочу вас кое о чем спросить. Точнее, рассказать. Об инциденте, который случился вчера. Дважды. – Генри понравилось слово «инцидент», оно прозвучало объективно и объяснимо, как полицейский отчет.

– Конечно. Говорите.

– В первый раз я стоял у себя в квартире, во второй раз ехал в машине с Керри. Первый инцидент был слабый, второй более выраженный. Оба раза я ощутил, как нечто движется сквозь мой разум, наподобие своеобразной ударной волны, не оставляя последствий за исключением, возможно, легкой усталости. Никакие из моих способностей, кажется, не пострадали. Надеюсь, вы сможете объяснить, что произошло.

Дибелла задумался, держа свисающий электрод. Генри ощутил запах липкого геля, которым тот был смазан.

– Как я вам вчера говорил, я не медик. Судя по всему, вам следует обсудить это с вашим лечащим врачом в доме престарелых.

Керри, которую огорчило, что Генри этого не сделал, добавила:

– В машине он словно потерял сознание, и у него закатились глаза.

– Моего врача сегодня утром не было на месте, а вы рядом, – сказал Генри. – Можете вы просто сказать, не указывают ли такие симптомы на инсульт?

– Расскажите о них еще раз.

Генри рассказал, и Дибелла сказал:

– Если бы это был микроинсульт, то вы не испытали бы такой сильной реакции. А если бы это был более серьезный инсульт, ишемический или геморрагический, то он проявился бы как минимум во временном ухудшении вашего состояния. Но вы могли пережить какой-то сердечный приступ, доктор Эрдман. Думаю, вам нужно срочно сделать кардиограмму.

Сердце, а не мозг. Что ж, уже лучше. Все же по спине Генри холодком прокатился страх, и он понял, насколько сильно ему хочется жить так, как сейчас, несмотря на все болячки и ограничения. Но все же он улыбнулся и ответил:

– Хорошо.

Вот уже лет двадцать пять он знал, что стареть – занятие не для слабаков.

* * *

Керри отменила встречи со всеми своими подопечными, связавшись с ними по мобильному, и провела Генри через все последующие и бесконечные больничные ритуалы – административные и диагностические, а также самую вездесущую медицинскую процедуру – ожидание. К концу дня Генри уже знал, что сердце у него в порядке, в мозге нет тромбов или кровоизлияний, и у него не имелось никаких причин падать в обморок. Теперь они так называли случившееся: обморок, вероятно, из-за низкого содержания сахара в крови. Его записали на тест выносливости к глюкозе на следующей неделе. Болваны. Не было у него никакого обморока. С ним случилось нечто совершенно иное, уникальное.

А потом это случилось опять. Такое же, и все же совершенно иное.

Уже около полуночи Генри лежал в кровати, совершено вымотанный за день. Он подумал, что хотя бы сегодня сон придет к нему легко. И тут он, совершенно внезапно, был извлечен из усталого сознания. На этот раз не было ни яростных рывков, ни закатившихся глаз. Просто он неожиданно оказался не в своей темной спальне, не в своем теле и не в своем разуме.

Он танцевал, порхая на пуантах высоко над полированной сценой, ощущая, как напрягаются мышцы спины и бедер, когда он сидел, скрестив ноги, на мягкой подушке, которую он вышил подшипниками, крутящимися на заводском конвейере напротив солдат, стреляющих в него…

И все исчезло.

Генри рывком сел, обливаясь в темноте потом. Он стал нашаривать ночник, промахнулся, и лампа с грохотом свалилась с тумбочки на пол. Он никогда не танцевал на сцене, не вышивал подушки, не работал на заводе и не воевал. И он сейчас не спал. Это были воспоминания, а не сны – нет, даже не воспоминания, потому что они были слишком яркими и живыми. Это были переживания, настолько яркие и реальные, словно все это происходило только что, и происходило одновременно. Переживания.Но не его.

Лампа все еще светилась. Он с трудом свесился с кровати и поднял ее. Когда он поставил ее на тумбочку, она погасла. Но все же он успел заметить, что при падении шнур лампы вырвало из розетки – задолго до того, как он за ней наклонился.

* * *

Корабль все больше возбуждался, прорехи в пространстве-времени и возникающие из-за этого флоп-переходы становились крупнее. Каждый аспект этого существа напряженно стремился вперед, прыгая сквозь флуктуации вакуума во вспышках радиации, которые появлялись то вблизи одной звездной системы, то вблизи другой, то в глубоком черном холоде, где не было звезд и гравитации. Корабль не мог двигаться быстрее, не уничтожая или ближайшие звездные системы, или собственную целостность. Он мчался так быстро, как мог, посылая перед собой еще более быстрые щупальца квантово-сцепленной информации. Быстрее, быстрее…

Ему не хватало скорости.

4

В четверг утром собственный разум показался Генри таким же ясным, как и всегда. После раннего завтрака он уселся за столиком на кухне и стал проверять контрольные работы своих студентов. В каждой квартире дома престарелых имелись кухонька, она же столовая, чуть более просторная гостиная, спальня и ванная. Поручни на стенах, нескользкие полы, назойливо радостные цвета и коробочки внутренней связи напоминали жильцам, что они стары – как будто кто-либо из них, с издевкой подумалось Генри, мог об этом забыть. Однако Генри не очень-то возражал ни против размеров квартирки, ни против постоянного наблюдения. В конце концов, ему прекрасно работалось в Лос Аламосе, хотя все там было тесным и ветхим, а в атмосфере так и витала паранойя. Большая часть его жизни прошла внутри его головы.

Для каждого набора задач с неполными ответами – скорее всего, такими окажутся все, кроме ответов Халдана, хотя Джулия Хернандес хотя бы попыталась применить новый и математически интересный подход – он пытался проследить ход мысли студента и увидеть, где тот допустил ошибку. Через час такой работы он проверил две контрольные. Над головой проревел самолет, взлетевший в аэропорту. Генри сдался. Он не мог сосредоточиться.

Вчера возле лазарета ужасная Эвелин Кренчнотед сказала, что у нее не был назначен плановый осмотр, но врач «втиснул» ее в график, потому что «вчера произошло что-то странное». И еще она упомянула, что у этой постаревшей красотки-хиппи, Эрин как-там-ее, тоже был внеплановый осмотр.

Однажды, на обязательном собрании амбулаторных пациентов, Генри увидел, как Эрин вышивает.

Анна Чернова, самая знаменитая жительница дома престарелых, была балериной. Это знали все.

Он понял, что глупо даже мыслить в этом направлении. Что он тут за гипотезы разводит? Про какую-то телепатию? Ни одно респектабельное научное исследование еще ни разу не подтвердило такую теорию. Кроме того, за три года пребывания Генри в доме престарелых – и все эти годы Эвелин и мисс Чернова тоже здесь жили – он никогда не ощущал ни малейшей связи с ними или интереса к ним.

Он попытался снова заняться проверкой контрольных работ.

Трудность состояла в том, что у него имелись две точки данных: его собственные «инциденты» и внезапный всплеск незапланированных врачебных осмотров, и никаких вариантов, как или связать, или устранить любую из них. Если он сможет хотя бы удовлетвориться тем, что визиты Эвелин и Эрин к врачу были связаны с чем-то иным, чем его ментальные проблемы, то останется лишь одна точка данных. Но одна – это аномалия. Две есть индикатор… чего-то.

Сегодня был день, когда по своему расписанию Керри не помогала Генри. Он встал, опираясь на ходунок, доковылял до стола и отыскал книжечку со списком жильцов. У Эвелин не оказалось ни номера мобильного телефона, ни адреса электронной почты. Это его удивило – такая зануда наверняка захотела бы получить как можно больше способов досаждать другим. Но некоторые из жильцов, даже через несколько десятилетий существования новых технологий, все еще настороженно относились к тому, что не было им знакомо с детства. Придурки, решил Генри, который однажды проехал четыреста миль, чтобы купить один из первых наборов для сборки в домашних условиях примитивного персонального компьютера. Он запомнил номер квартиры Эвелин и заковылял к лифту.

– О, Генри Эрдман! Заходите, заходите! – воскликнула Эвелин. Она выглядела удивленной, и не без основания. И – о, боже! – за ней сидели в кружок женщины, чьи стулья были стиснуты, как молекулы под гидравлическим сжатием, и что-то вышивали на цветастых клочках ткани.

– Я не хотел вмешиваться в ваше…

– О, это всего-навсего рождественские эльфы! – воскликнула Эвелин. – Мы в этом году решили пораньше начать работу над праздничным гобеленом для вестибюля. Старый совсем обветшал.

Генри не смог вспомнить праздничного гобелена в вестибюле – если только она не имела в виду то кричащее бугорчатое одеяло с Санта-Клаусом, протягивающим младенцев ангелам-хранителям. Волосы у ангелов были из ватных жгутов, из-за чего они напоминали палочки для чистки ушей.

– Не беспокойтесь, это неважно.

– Нет-нет, заходите! Мы как раз говорили о… и, может быть, вы больше о нем знаете… о знаменитом ожерелье, которое Анна Чернова хранит в офисном сейфе, том самом, что царь подарил…

– Нет, я ничего об этом не знаю. Я…

– Но если вы хотя бы…

– Я вам потом позвоню, – с отчаянием перебил ее Генри.

К его ужасу, Эвелин опустила взгляд и застенчиво прошептала:

– Хорошо, Генри.

Женщины захихикали. Генри побрел обратно по коридору.

Он размышлял над тем, как бы узнать фамилию Эрин, и тут она вышла из лифта.

– Извините! – окликнул он ее через весь коридор. – Можно с вами минутку поговорить?

Она направилась к нему, уже с другой книгой в руке и сдержанным любопытством на лице:

– Да?

– Меня зовут Генри Эрдман. Я хотел бы задать вам вопрос, который, и я сам это знаю, прозвучит очень странно. Пожалуйста, извините за назойливость и поверьте, что у меня есть веская причина спрашивать. У вас был вчера незапланированный осмотр у доктора Фелтона?

В ее глазах что-то мелькнуло:

– Да.

– А была ли причина этого осмотра связана с каким-либо… ментальным переживанием? Небольшим приступом или, возможно, случаем помрачения памяти?

Унизанные кольцами пальцы Эрин стиснули книгу. Генри машинально отметил, что сегодня это роман.

– Давайте поговорим, – сказала она.

* * *

– Я в это не верю, – сказал он. – Извините, миссис Басс, но для меня это какая-то чепуха.

Она пожала худыми плечами, медленно шевельнув ими под крестьянской блузкой. Подол длинной юбки, с желтыми цветками на черном фоне, разметался по полу. Ее квартирка напоминала хозяйку – развешенные на стенах кусочки ткани, занавес из бусин вместо двери в спальню, индийские статуэтки, хрустальные пирамиды и одеяла индейцев навахо. Генри не понравилась вся эта мешанина, детская примитивность декора, хотя его и затапливала благодарность к Эрин Басс. Она его освободила, потому что ее идеи по поводу «инцидентов» оказались настолько глупыми, что он смог легко выбросить их из головы. Заодно с прочими аналогичными идеями, которые могли у него зародиться.

– Вселенная, как единая сущность, пронизана энергией, – сказала она. – Когда вы перестанете сопротивляться потоку жизни и перестанете хвататься за тришну,вы пробудитесь для этой энергии. Проще говоря, у вас возникнет «внетелесное переживание», которое активирует карму, накопленную в прошлых жизнях, и сплавит все это в единый момент «трансцендентого озарения».

У Генри не было трансцендентного озарения. Он знал об энергии вселенной – она называлась электромагнитным излучением, гравитацией, сильными и слабыми внутриатомными силами – и ни один из ее видов не имел кармы. Он не верил в реинкарнацию и не выходил из своего тела. Во время всех трех «инцидентов» он четко ощущал, что находится в теле. Никуда он из него не уходил – наоборот, в него каким-то образом, похоже, проникли сознания других людей. Но все это чепуха, отклонение от нормы мозга, в котором синапсы и аксоны, дендриты и везикулы просто стали старыми.

Он ухватился за ходунок и встал:

– Все равно спасибо вам, миссис Басс. До свидания.

– Зовите меня Эрин. Вы точно не хотите зеленого чая, пока не ушли?

– Точно. Берегите себя.

Он был уже возле двери, когда она, почти небрежно, сообщила:

– Ах, да, Генри… Когда я во вторник вечером вышла из тела, то в этом состоянии просветления со мной были и другие… Вы когда-нибудь имели близкое отношение – знаю, что звучит это странно, – к свету, который каким-то образом сиял ярче множества солнц?

Генри повернулся и уставился на нее.

* * *

– Это займет минут двадцать, – сказал Дибелла, когда тело Генри начало медленно заползать в ЯМР-томограф. Ему уже доводилось проходить эту процедуру, и она ему понравилась не больше, чем сейчас – из-за ощущений, возникающих, когда тебя засовывают в трубу чуть просторнее гроба. Он знал, что некоторые совсем не могут такое вынести. Но Генри решил – будь я проклят, если дам какой-то железяке себя одолеть, и к тому же труба не окружала его полностью, а оставалась открытой с нижнего торца. Поэтому он сжал губы, закрыл глаза и позволил машине поглотить его пристегнутое ремнями тело.

– Вам там удобно, доктор Эрдман?

– Я в порядке.

– Хорошо. Отлично. Просто расслабьтесь.

К своему удивлению, он расслабился. Из трубы все казалось очень далеким. Он даже задремал и проснулся двадцать минут спустя, когда подвижная кушетка выскользнула из трубы.

– Все выглядит нормально? – спросил он Дибеллу и затаил дыхание.

– Полностью. Спасибо, это хороший исходный материал для моего исследования. Ваш следующий сеанс, как я уже говорил, будет проведен сразу после просмотра десятиминутного фильма. Я запланировал его через неделю.