Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика"

Автор книги: Гарт Никс

Соавторы: Майкл Суэнвик,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Чарльз Финли,Элизабет Бир,Йен Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 67 страниц)

В следующие несколько месяцев Кирстен приглашали на интервью в разные колледжи и университеты. Она согласилась стать преподавателем в Орегоне, в прибрежном городе, и послала Джеку фотографию этого университета. Он располагался возле океана, там даже был пляж. Кирстен написала, что ей всегда нравилась вода. И дразнящее напомнила, как они проводили время возле пруда.

Но когда на фотографиях Кирстен он увидел Тихий океан, он смог думать лишь об одном – как бы утопить в нем лучемет. Ведь можно поехать к ней в гости… нанять лодку… отплыть на глубину…

Нет. Джек ничего не смыслил в мореплавании, к тому же у него не хватит денег арендовать кораблик, способный плавать вдалеке от берега. «Сколько уже лет я готовлюсь? – спросил он себя. – Разве мне не полагается быть готовым к любой непредвиденной ситуации? И вот у меня самая-самая настоящая миссия, а толку от меня никакого».

А потом Кирстен прислала ему по электронной почте приглашение – отправиться с ней на морскую прогулку на яхте.

Как оказалось, у дедушки и бабушки Кирстен – тех самых, к кому она ездила на остров Ванкувер перед тем, как они с Джеком расстались, – есть мореходная яхта. Когда Кирстен была в гостях у дедушки и бабушки, она каждый день ходила с ними в море на яхте. Поначалу она это делала, чтобы отвлечься от мыслей о Джеке, а потом обнаружила, что ей очень нравится рассекать волны под парусом.

С тех пор она приезжала к бабушке и дедушке каждое лето и училась азам мореходной науки. Потом прошла курсы яхтсменов. Получила необходимые лицензии. Теперь Кирстен имела необходимую квалификацию, чтобы ходить в море самостоятельно… а дедушка и бабушка, решив сделать внучке подарок и пожелать ей удачи на новой работе, одолжили ей на месяц яхту. Они запланировали прийти на яхте в Орегон, провести там несколько дней, а потом вылететь в туристическую поездку по Австралии. Затем они вернутся и поплывут обратно домой, а Кирстен до их возвращения могла пользоваться яхтой. Вот она и спросила Джека, не хочет ли он стать моряком в ее экипаже.

Когда Джек получил это приглашение, оно его буквально взбудоражило. Прежде Кирстен ни слова не упоминала о яхте. Поскольку она жила в их родном городке, в письмах Джеку она в основном писала о старых школьных друзьях.

Джек даже снова начал представлять ее школьницей; он провел выходные с взрослой Кирстен, но писанина об одноклассниках замутила Джеку ее мысленный образ. И мысль о девчонке-зубрилке в роли капитана яхты показалась ему абсурдом.

Но эта проблема была мелочью по сравнению с подозрительной своевременностью ее приглашения. Джеку требовалась яхта, и вдруг у Кирстен она неожиданно появляется. Принять такое совпадение было почти невозможно.

Он подумал о неведомых инопланетянах, сделавших лучемет. Не могли ли они как-то повлиять на события? Если лучемет разумен, то не мог ли он подстроить такое совпадение?

Кирстен часто находилась рядом с лучеметом. Во время их первой поездки к пруду, когда они лежали полуобнаженные, лучемет лежал рядом в рюкзаке Джека.

Он подумал о Кирстен в тот день. Такая открытая. Такая уязвимая. И лучемет всего в нескольких дюймах от нее. Не мог ли он пробудить в ней интерес к яхтам… повлиять на ее решение согласиться на работу в Орегоне… даже на решение ее бабушки и дедушки одолжить ей яхту? Не он ли направил жизнь Кирстен таким образом, чтобы она оказалась готова, когда стала нужна Джеку? И если лучемет на такое способен, то что он сделал с самим Джеком?

Нет, все это ерунда и чепуха, решил Джек. Оружие есть оружие. Оно не управляет людьми. Оно их только убивает.

И все же Джек не мог избавиться от какой-то жутковатости – как по отношению к Кирстен, так и по отношению к лучемету. Все эти годы, пока Джек готовил себя на роль героя, Кирстен каким-то образом делала то же самое. И ее программа самосовершенствования сработала даже лучше, чем у Джека. У нее теперь была яхта, а у Джека – нет.

Совпадение или нет, но Джек не мог смотреть в зубы дареному коню. Он ответил Кирстен, что с восторгом принимает ее приглашение. И лишь потом сообразил, что их пребывание вдвоем на яхте будет иметь сексуальный подтекст. Он расхохотался.

– Какой же я идиот. Мы пошли по второму кругу.

Как и в тот день у пруда, Джек думал только о лучемете. А Кирстен думала о Джеке. Ее приглашение не было разрешением на любые действия с его стороны, но недвусмысленно намекало: «Давай побудем вместе и посмотрим, что из этого получится».

Когда дело касалось Кирстен, Джек всегда медленно улавливал исходящие от нее сигналы. Очевидно, решил он, лучемет притупляет мои чувства. Но на сей раз он подумал это в шутку.

* * *

Настало лето. Джек ехал на запад, в багажнике лежал лучемет. Оружие стояло на предохранителе, но Джек все равно ехал так, словно вез ядерные отходы. Он много раз возил его из университета в родной город и обратно, но ему предстояла более длительная поездка по незнакомым дорогам. И еще это была последняя и окончательная поездка, которую Джек планировал совершить с лучеметом. А если тот не хотел, чтобы его выбросили в море, то с его стороны не исключены какие-нибудь козни. Но обошлось.

Почти всю поездку Джек напряженно размышлял, как рассказать Кирстен о лучемете. Можно тайком пронести его на борт и потом незаметно выбросить, но Джек чувствовал, что обязан рассказать ей правду. Уже давно пора. Кроме того, это плавание могло стать началом их новых отношений. И Джек не хотел начинать их, делая что-то тайком от Кирстен.

Значит, он должен раскрыть свою самую глубокую тайну. За ней последуют остальные секреты: что произошло с Диной, что реально было на уме у Джека в тот день у пруда и из-за чего увяла их Первая Любовь. Джек обнажит свою вину перед женщиной, которая пострадала от ее последствий.

Наверное, она выбросит его за борт вместе с лучеметом. Но он все равно ей обо всем расскажет, пусть даже она его из-за этого возненавидит. Он хотел, бросая лучемет в море, сбросить и с души груз всего, что там накопилось.

* * *

В первый день плавания Джек ничего не сказал о лучемете. Вместо этого он без остановки болтал о всякой чепухе. Впрочем, как и Кирстен. Так странно находиться вместе, выглядеть почти так же, как в школе, но быть при этом совершенно другими людьми.

К счастью, у них хватало практических дел, чтобы заполнить время. Джеку требовался скоростной курс морской подготовки. Он быстро учился – Кирстен была хорошим преподавателем. Кроме того, долгосрочная программа Джека по тренировке на роль героя хорошо подготовила и его ум, и мышцы. На Кирстен произвело впечатление, что он знал азбуку Морзе и отлично разбирался в морских узлах.

– Ты был бойскаутом? – поинтересовалась она.

– Нет. Когда я был мальчишкой, то захотел научиться развязываться, если меня когда-нибудь похитят шпионы.

Кирстен рассмеялась. Она подумала, что Джек пошутил.

Тот первый день они держались вблизи от берега. При этом они никогда не оставались в одиночестве – всегда виднелись другие яхты и катера, и люди на берегу. Когда настал вечер, они вернулись в гавань и отправились ужинать в ресторан с видом на море.

– Так куда мы отправимся завтра? – спросил Джек.

– А куда бы ты хотел? Вверх вдоль побережья, вниз или в открытое море?

– Почему бы не в море? – ответил Джек.

Вернувшись на яхту, они разговаривали далеко за полночь. Каюта была только одна, но с двумя раздельными складными койками. Не договариваясь заранее, они выбрали себе по койке. И он, и она обычно спали обнаженными, но в плавание каждый прихватил импровизированную «пижаму», состоящую из футболки и спортивных трусов. Они посмеялись и над одеждой, и над совпадением, и над собой.

Целоваться на ночь они не стали. Джек мысленно об этом пожалел. Он понадеялся, что Кирстен тоже об этом жалеет. Выключив свет, они разговаривали еще час, став друг для друга голосом в темноте.

* * *

На следующий день они взяли курс на запад. Каждый ждал, что другой предложит до темноты повернуть обратно. Никто не предложил. Чем дальше они удалялись от берега, тем реже им попадались другие суда. К закату Джек и Кирстен уже знали, что они снова остались наедине. И никто в мире не помешает им сделать то, что они решат сделать.

Джек попросил Кирстен остаться на палубе. Он спустился в каюту и достал из своего багажа лучемет. Поднялся с ним на залитую закатным светом палубу. Но не успел он заговорить, как Кирстен сказала:

– А я уже видела эту штуковину.

– Что? И где? – потрясенно уставился на нее Джек.

– Много лет назад в лесу возле нашего города. Я пошла погулять. И увидела, как это лежит в небольшом кратере, словно упало с неба.

– Правда? Ты тоже его нашла?

– Но я к нему не прикасалась. Сама не знаю почему. Затем услышала чьи-то шаги и убежала. Но воспоминание осталось очень ярким. Таинственный предмет в кратере в лесу. Ты даже представить не сможешь, как часто я пыталась написать про это стихи, но ничего не получалось. – Он взглянула на оружие в руке Джека. – Что это такое?

– Лучемет. – В тусклом закатном свете он разглядел клубок водорослей, плывущий недалеко от яхты. Джек понял оружие и выстрелил. Водоросли взорвались ярким пламенем, ослепительным на фоне темных волн.

– Лучемет… – повторила Кирстен. – А можно мне попробовать?

* * *

Через какое-то время, держась за руки, они бросили лучемет в воду. Он утонул безо всяких протестов.

Еще намного позже они лежали, обнявшись, и разговаривали. Джек сказал, что лучемет сделал его таким, каков он есть. Кирстен сказала то же самое:

– Пока я его не увидела, я писала стишки о самой себе – цветастую размазню о своих переживаниях, как и любая девочка-подросток. Но лучемет дал мне нечто иное, о чем я могла писать. Я видела его всего лишь минуту, но это была минута из тех, что остаются в памяти навсегда. Мне очень хотелось отыскать слова для выражения того, что я увидела. И я стала переписывать свои поэмы, пытаясь сделать их лучше. В этом и заключалась разница.

– Я тоже ощущал, что меня побуждают действовать, – признался Джек. – Иногда я гадал, не обладает ли лучемет способностью воздействовать на человеческое сознание. Может, он промывал нам мозги, заставляя стать такими, какие мы сейчас?

– А может, это лишь суп из топора, – возразила Кирстен. – Знаешь эту сказку? Некто заявил, что может сварить суп из топора, а на самом деле он хитростью заставлял людей класть продукты в горшок. Может, и лучемет такой же. Ничего не делал, а просто лежал себе, как топор из сказки. И все сделали ты и я – сделали себя такими, какие мы есть, – а лучемет тут за уши притянут.

– Может быть, – сказал Джек. – Но мы здесь благодаря такому количеству совпадений…

– Думаешь, лучемет манипулировал нами, потому что хотел, чтобы его выбросили в Тихий океан? Но зачем?

– А вдруг даже лучемет устает убивать? – Джек вздрогнул, подумав о Дине. – Может быть, он ощущает вину за смерть всех, кого убил, и хочет оказаться в таком месте, где ему никогда не придется убивать снова.

– Ты не виноват в смерти Дины. Я серьезно, Джек. Это было ужасно, но ты не виноват. – Она тоже содрогнулась, но тут же заговорила радостнее: – А вдруг лучемет все это организовал, потому что он неизлечимый романтик? И хотел нас соединить. Тогда он был нашей личной свахой со звезд.

Джек поцеловал Кирстен в нос:

– Если это так, то я не возражаю.

– Я тоже. – Она поцеловала его в ответ.

И не в нос.

* * *

Глубоко под ними лучемет все еще опускался в холодную черноту. Внизу, на морском дне, лежали обломки космического корабля, взорвавшегося столетия назад. Обломки прилетели к Земле от Юпитера. Из-за крошечной разности в траектории они упали в тысячах миль от того места, куда упал лучемет.

Сейчас он падал точно на эти обломки… но что в этих обломках таилось или почему лучемет захотел с ними воссоединиться, мы не узнаем никогда.

Мы никогда не поймем чужих. Если кто-то потратит месяц, объясняя нам мысли инопланетян, мы решим, что поняли.

Но это будет не так.

Горд Селлар ^{28}
ЛЕСТЕР ЯНГ И БЛЮЗ «ЛУНЫ ЮПИТЕРА»
(Пер. Евгения Зайцева)

Когда в свою первую ночь на Земле после полетов на жабьих кораблях Птаха завернул к Минтону, [94]94
  Имеется в виду известный джаз-клуб Генри Минтона.


[Закрыть]он был трезв как стеклышко, имел новехонький саксофон и голову, до отказа забитую совершенно безумной музыкой. Он даже успел где-то разжиться отличным костюмом и превосходным «Конн-альто». [95]95
  Альт-саксофон произведенный «Конн».


[Закрыть]Как сейчас помню, это было в сорок восьмом, когда все мы – не исключая и меня – просто с ума сходили с Конна и Кинга, и только самые начинающие лабухи гудели на трубах от Селмера.

Но не пиджак с накладными плечами и не инструмент вызывали удивление; наш приятель был абсолютно чист. И, поверьте, я ни капли не преувеличиваю: от него теперь не несло ни травкой, ни выпивкой, ни даже жареной курятиной. Проклятье, его ж и прозвали-то Птахой – или, иначе, Курицей – как раз из-за того, что этот продукт он готов был поглощать в любых количествах. Это был какой-то совсем другой Чарли Паркер. [96]96
  Чарли Паркер (1920–1955) – джазовый саксофонист.


[Закрыть]Возникало такое чувство, будто он вдруг подался в аскеты. Теперь он прямо держал спину и не бубнил, разговаривая с вами. И в глазах его больше не было прежнего затравленного, вечно испуганного выражения.

По правде сказать, я даже не узнал его, когда он завалился к Минтону. Было уже почти три часа ночи, регулярный джем-сешн шел полным ходом, и сейчас на сцене лабали парни из Филли. [97]97
  Филли – шутливое название Филадельфии.


[Закрыть]Ну, вы знаете, ребята, одетые как деревенские негры воскресным утром и обожающие исполнять весь этот прадедушкин филадельфийский свинг. Музыка мягкая и приятная, хотя и устаревшая задолго до 1948-го. Но даже в Нью-Йорке, столице бибопа [98]98
  Свинг и бибоп – различные направления в джазе.


[Закрыть]и единственном месте, где жабы набирали джазовых исполнителей, в те времена еще хватало старичья, одетого в «зуты», [99]99
  Костюм фасона «зут» отличался мешковатыми брюками с короткими штанинами и пиджаком, доходящим до коленей.


[Закрыть]пошитые еще лет пять назад, и пытающегося играть Колмана Хокинса, Джонни Ходжеса и Лестера Янга, [100]100
  Имена легендарных джазовых музыкантов.


[Закрыть]весьма популярных в былые времена. Сторонники бибопа составляли довольно мощное течение, но старикашки продолжали относиться к нам с пренебрежением, называя то, что мы играли, «музыкой для китайцев» и мурой.

Так вот Птаха, который, напомню, был абсолютно трезв, вдруг начал исполнять нечто такое, чего я лично никогда прежде не слышал. И я вам скажу, что когда он поднялся на сцену и поднес саксофон к губам, раздалась такая мелодия… проще говоря, мы там все чуть с ума не посходили. В те времена мы все были кем-то вроде безумных ученых от звука. Когда мы гурьбой отправлялись в сортир и кто-нибудь испускал газы, любой из нас тут же безошибочно узнавал ноту этого звука. И тогда все дружно и единовременно провозглашали ее, покатываясь со смеху.

– Ми-бемоль, Джек. Ты только что пропердел ми-бемоль.

И в тот вечер каждая третья мелодия начиналась с ми-бемоль.

Но вот мотивы, которые наигрывал Птаха, проклятье – я никогда не слышал, чтобы кто-то так складывал ноты. А ритмы были настолько сложными, что даже мне приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы уловить все их оттенки. Он исполнил стремительный свинг из тридцати семи нот, равномерно разбросанных по четырехдольным тактам. Таким психам, как мы, это понравилось, и тогда он начал включать в мотив все эти половинные подстройки, четверть тона, мультифонию и тому подобные безумства. И, несмотря на все это, он свинговал.

Все просто с катушек послетали, до того было здорово. А Птаха только усмехнулся, что твой король, и произнес с тем высокомерным британским акцентом, которым порой любил щегольнуть:

– Дамы и господа, вы только что услышали музыку будущего. Дебютное исполнение состоялось на кольцах Сатурна, и если вам что-то не понравилось, можете прямо сейчас подняться сюда и поцеловать меня в царственный черный зад.

Стариканам в «зутах», конечно же, не понравилось, но перечить никто не осмеливался. Все хорошо помнили по тем временам, когда Птаха еще не успел отправиться в свое путешествие по солнечной системе, что он никому и никогда не спускал обиды.

Честно скажу, все это меня малость пугало, но мне только сильнее хотелось побывать на корабле жаб и выяснить, какую же музыку играют там, наверху. О том, что эти существа порой вербуют лабухов, слышали все, но на этом мои познания и заканчивались. Так уж вышло, что на тот момент я не был лично знаком с Чарли Паркером и понимал: он не станет мне ничего рассказывать. С другой стороны, этой ночью на барабанах сидел Макс Роуч, [101]101
  Максвелл Роуч – джазовый перкуссионист.


[Закрыть]с которым мы уже пару раз пересекались в клубе у Минтона, поэтому я решил поговорить с ним.

Макс успел полетать с жабами за год или два до того. Что ж, он бросил на меня такой взгляд, точно заранее знал, чего я желаю и о чем собираюсь расспрашивать, но все равно позволил присоединиться к нему за столиком. Я поспешил заявить, что хочу побывать на одном из кораблей и что мне надо узнать, как это сделать.

– Это такая же аудитория, как и в любом другом месте, – произнес Макс, пожимая плечами. – Кто угадает, что им понравится? Вопрос не по адресу.

– Но ты же побывал там…

– Угу, – кивнул он, но не сказал более ни слова.

– Так какую музыку для них играл ты?

– Пойми, парень, тебе просто стоит продолжать играть, что играешь, – привычно тихим, спокойным голосом ответил Макс. Это и в самом деле был один из самых классных и задушевных музыкантов всех времен и народов. – Порой они нанимают даже лабухов, играющих действительно замшелый свинг; вроде того, что в старые деньки исполняли «Duke's» или Билли Экстин. Черт, да иногда они и вовсе заказывают что-нибудь наподобие погребальных песен Нового Орлеана или подбирают музыканта, подделывающегося под Джелли Ролла Мортона. И с той же легкостью могут обратить внимание на людей, играющих по-настоящему классный бибоп. Невозможно предугадать, что им понравится. Но в любом случае ты ничего не забыл на их кораблях. От этого у людей крыша протекает.

Он простучал барабанными палочками ритм по столешнице и завершил его легким касанием моего стакана с бурбоном. Бзынь.

Теперь-то я понимаю, но тогда мне показалось, что он просто пытается отшить меня. Я предположил, что количество мест ограничено, и Макс вешает мне лапшу на уши, чтобы приберечь билетик для более знакомых ему людей.

– О чем это ты? – спросил я. – Ты посмотри на Птаху! Вспомни, каким он был, когда улетал? Да он же выглядел, как будто вот-вот сдохнет от передозировки, [102]102
  Реальный Чарли «Птаха» Паркер скончался в результате героиновой зависимости.


[Закрыть]а сейчас – ты же сам видишь!

Оглянувшись, я заметил, что Паркер сидит за одним столиком с Дизом, Майлзом, Монком, Артом Блейки и Толстухой Наварро, а еще рядом с ними расположились белокожие девицы из тех, что вечно вились у Минтона. Вся компания хихикала точно старушки на лавочке. По-видимому, кто-то только что сказал что-то смешное. Птаха сбросил лишний вес и был подтянут, свеж и лучился здоровьем, чего и в помине не было, когда он улетая из Камарильи. Этому музыканту впереди предстояла еще долгая жизнь.

– Парень, Птаха всегдабыл особенным, – сказал Макс. – Такая уж порода. К тому же, его там подлатали.Они настолько нуждались в нем, что просто разобрали на части, а потом перебрали по новой. А многие лабухи… – Он помолчал, словно не мог подобрать нужные слова, и в его взгляде внезапно проявилось затравленное выражение, которым раньше славился Птаха. Глаза Роуча словно пытались увидеть, что у меня внутри. – Пойми, большинство никогда не возвращается домой. То что там творится… ты даже представить себе не можешь.

Пока мы говорили, в комнате стало довольно тихо, и по голосу Макса я понял, что тот исповедуется мне. Он и в самом деле не любил вспоминать о жабьих кораблях и не собирался никому их рекламировать. Оглядевшись, мы оба поняли, что взгляды всех собравшихся устремлены на двери клуба, где возвышалась огромная, толстозадая жаба, рассматривавшая нас в ответ.

Немногие музыканты тех дней помнили, как выглядят эти существа. Прошло не мало лет с тех пор, как они последний раз высаживались лично, а их портреты не передают и половины правды. Представьте себе здоровенную лягушку, натянутую на человеческий скелет. Разве что глаз больше, и руки выглядят странно. У них нет пальцев, только нечто наподобие щупалец на конце этих чертовых лап, а еще они перемещаются на двух ногах. Так вот эта жаба была толстой и носила «зут», скроенный специально под его фигуру, а с ним – шляпу и весь остальной прикид, от чего у меня реально чуть крыша не поехала. Он заявился в компании еще трех или четырех белых мажоров, усевшихся за спешно расчищенный для них столик.

Эта жаба курила длинные, черные сигареты по четыре-пять штук зараз, вставив их в длинные мундштуки. И все его гребанные глаза постоянно скользили по залу, точно говоря: «ну и где, нахрен, музыка?». Теперь, получив возможность взглянуть на него поближе, я увидел, что и кожа, и черты лица, и даже костюм существа немного расплываются, будто на неудачно проявленной фотографии. Жаба очередной раз выпустила дым и огляделась.

Никто не говорил ни слова.

Но все музыканты почуяли большие возможности, и особенно те парни из Филли. Они поспешили к сцене и принялись наяривать свой убогий, дурацкий свинг. Но пожилая жаба только откинулась на спинку стула, продолжая попыхивать медленно таящими сигаретами и пронзая длинным, синеватым языком колечки дыма. На кончике языка также располагалась пара крошечных черных глаз, неотрывно следивших за исполнителями.

Я не мог точно сказать, заскучал ли наш слушатель или же наслаждается представлением, но все стало ясно, весь этот балаган надоел Птахе. Он тронул за плечо Телониуса Монка, и тот кивнул, направляясь к сцене. Все хорошо помнили, что случилось той январской ночью 1946-го в клубе «Three Deuces»; [103]103
  Знаменитый чикагский клуб, чье название неоднократно обыгрывалось в наименованиях джазовых групп, музыкальных альбомов и текстах песен.


[Закрыть]общеизвестно, как жабы реагировали на музыку Монка.

Так вот этот Телониус, он просто взбежал к пианино, уселся, и взгляды всех собравшихся устремились на него. Люди вели себя тихо и задумчиво. И тут, проклятье, Монк вскидывает свои руки в драматическом жесте, точно собрался лабать сонату Бетховена или что-то в том же духе и, как только все окончательно заткнулись, начал играть.

«Смешать, но не взбалтывать». [104]104
  Одна из самых известных композиций Телониуса Монка.


[Закрыть]Превосходная мелодия – самую малость резкости и заворотов. Вступление он отработал безо всяких изысков: основную мелодию выводила правая рука, а старомодный блюзовый перебор – левая. Инопланетянин резко подался вперед. Всем было известно, до чего любили эти существа Джелли Ролла Мортона, Дюка Эллингтона и тому подобные прадедушкины ритмы.

Дважды сыграв основной мотив, Монк перешел к импровизациям, и вы бы только видели ту широченную лыбу, с которой он сидел за пианино. Он начал лабать все эти свои выверты, выдавая странную, путанную мелодию, снова и снова выбивая из инструмента кластеры [105]105
  Кластер – многозвучие, получаемое за счет нажатия сразу нескольких клавиш пианино при помощи кулака, ладони, или локтя.


[Закрыть]и одновременно создавая аккомпанирующие, сложные ритмы.

Жаба, едва заслышав эти звуки, вскочила, выронила сигареты, а потом прижала одну лапу к лицу, закрывая огромные, основные глаза, а вторую – к затылку. Раздался стон, звучащий разом на несколько голосов, и из носа существа потекла синеватая хрень. И вот тогда чужак решил, что пора убираться оттуда ко всем чертям.

Его шатало из стороны в сторону, но он все же сумел открыть дверь, трясясь всем телом точно наркуша во время ломки. Следом за ним вымелись и все эти белые мажоры, нацепившие на рожи встревоженное выражение. За ними выбежал и явно испуганный Тедди Хилл, в те времена заведовавший музыкальным клубом Минтона. А Птаха, глядя на все это, смеялся как одержимый.

– Чертовы жабы никогда не выдерживали Монка, – заливаясь хохотом, произнес Макс. – Да, чел, это было круто!

Спустя пару недель ко мне в гости заглянул мой приятель Джей Джей, сжимавший в руках объявление, найденное им на одном из фонарных столбов. Он зачитал мне текст, пока я чистил зубы.

– Нанимаем джазовых исполнителей любых инструментальных специальностей… в интергалактическую эстрадно-танцевальную гильдию… Просим обращаться только цветных американцев, особое предпочтение отдается молодым и талантливым людям, играющим в стиле бибоп. Если вы уже нанимались в один из предыдущих туров, пожалуйста, не обращайтесь к нам. Заключаются однолетние (с возможностью продления) контракты. Посмотрите на Солнечную систему! Сыграйте на лунах Юпитера! Побывайте там, где никто не будет дышать вам в затылок! Нажмите ЗДЕСЬ, если желаете получить более подробную информацию.

Я сплюнул пену, отложил электробритву и поинтересовался:

– И? Где будет прослушивание?

Джей Джей коснулся пальцем слова «ЗДЕСЬ», и лист на секунду очистился, а потом на его поверхности возникла карта.

– На западе пятьдесят второй. В «Onix». [106]106
  52-я улица в Нью-Йорке стала культурным центром джазовой культуры в 40-е годы XX века. На ней располагалось множество именитых джаз-клубов. В том числе и «Onix».


[Закрыть]

–  Чего? – я был в шоке. В те времена отправиться в «Onix» на прослушивание было столь же разумно, как целой толпой негров с детьми и телками путешествовать вдоль Миссисипи. Да возле «Onix» вечно тусовалась толпа офэев, [107]107
  Офэй (ofay) – жаргонное и оскорбительное наименование представителей белой расы. Точное происхождение и значение не известно. Существуют две основных версии: а) это понятие имеет осмысленное значение в одном из африканских диалектов (но такой язык найден не был); б) это искаженное слово «foe» (враг). Тем не менее обе версии в научных кругах считаются сомнительными.


[Закрыть]как называл их мой отец, и эти ублюдки все до последнего были такими прожженными расистами, что становилось совсем не смешно.

– Ты слышал меня. «Onix».

– Вот черт. И во сколько?

– «Onix»?! – это была моя баба, Франсина. До того она что-то готовила на кухне, а тут вдруг настолько тихо появилась за спиной Джей Джея, что тот услышал ее шаги когда было уже поздно. Она посмотрела на него взглядом, который словно говорил: «Хрен ты у меня получишь сегодня бекон к завтраку».

Франсина протиснулась мимо моего приятеля и, уперев руки в боки, заявила:

– Это на что ты там подписываешься? Хочешь свалить в космос, а меня бросить здесь вместе с ребенком? – Она погладила руками огромный живот.

– Франсина… – начал я.

– Нет, Робби, даже не пытайся меня задобрить. – Она покачала головой так, словно запредельно устала. – Проклятье! Вот говорила мне мама держаться от тебя подальше. Дескать, от музыкантов одни неприятности и только.

Я посмотрел на Джей Джея и мотнул башкой в сторону двери. Тот спокойно кивнул и оставил нас наедине. Франсина молчала, пока не услышала, как защелкивается замок.

– Робби, детка, – наконец произнесла она, глядя прямо на меня своими очаровательными карими глазками. – Ты непойдешь сегодня на прослушивание в «Onix».

Честно, мне было тяжело, но я знал, что уже давно пора целиком и полностью рвать с этой бабой. Да, я понимал, что она станет отличной мамой, вот только не для моих детей. На самом деле все было кончено задолго до этого.

Так что я просто посмотрел на нее и сказал:

– Я видел спрятанные письма. Те, что ты держишь в своем ящичке для носков.

– Какие еще письма? – совершенно искренним тоном произнесла она, но я видел, что она притворяется. Лжет.

– Ох, Франсина, девочка, не парь мозги. Не вчера родился. Может и на прошлой неделе, но всяко не вчера. Я все знаю о тебе и о Торнтоне. И давай ты не будешь мне сейчас вешать лапшу на уши: дескать эта его влюбленность не взаимна. Ты ведь не просто так решила перевязать его письма ленточкой и спрятать. Да и даты я тоже видел.

Она немного опустила плечи.

– Детка, я… – Она замолчала. Лгать уже было бессмысленно, и Франсина прекрасно это понимала. К тому же, как понимаю, она и сама устала от вранья. В конце концов, эта девочка была не столь уж и плоха.

– Ладно, детка, теперь слушай меня, – сказала она. Ее голос подрагивал, но Франсина старалась изображать из себя сильную женщину и вести себя как обычно. – Можно подумать, я никогда не слышала, как ты гуляешь с другой. Не надо делать вид, будто я одна гуляла на сторону.

– Франсина, мы с тобой оба знаем – этот ребенок вряд ли от меня, особенно если учесть, как редко ты мне давала. Потому-то я и хожу по бабам, что не получаю от тебя того, что мне нужно. И что, я хоть раз скандалил? Пытался всыпать тебе по заднице? Нет, я все понимал. Но это… послушай, если ты хочешь, чтобы у твоего ребенка был отец, лучше выйти замуж за того, кто им и является.

– Вот хрень, – сказала она. – Ты-то можешь спокойно бегать налево, зная, что не залетишь. А я-то всего раз или два перепихнулась на стороне, и посмотри, что получила в итоге.

– Понимаю, – я попытался ее обнять, но она отпихнула мои руки.

– Жизнь штука несправедливая, верно? – Я повторил попытку. На сей раз она позволила. У меня просто сердце разрывалось: эти полные слез сахарные карие глаза, эти подрагивающие, обхватившие меня ручки. Но я не был готов к тому, чтобы чужой ребенок называл меняпапочкой, и не имел ни малейшего желания жениться на телке, гуляющей у меня за спиной с другими музыкантами.

Так что, думаю, с моей стороны было в некотором роде ошибкой вести себя с ней столь мягко.

Она начала рыдать, причитая:

– Мне так стыдно, детка. Так стыдно.

Она умоляла и плакала, целовала меня. Обещала, что это никогда не повторится.

– Вот и славно. Надеюсь ты усвоила урок. Думаю, ты станешь хорошей женой Тедди Торнтону, – сказал я, имея в виду автора тех самых писем. Раньше тот играл на ударных, но ходили слухи, что его дедушка помер и унаследовал ему денежный бизнес.

Что еще сказать? Смотрели те фильмы про оборотней, за секунду меняющих обличье? Вот это и произошло с Франсиной. По щелчку пальцев.

– Так ты говоришь, что все равно не останешься? Теперь, после всего этого? – в ее глазах полыхал такой огонь, какой способен разгораться только у женщин.

Я покачал головой.

– Мне нужна эта работа, девочка. Проклятье, да ведь Птаха, Хок и… все эти лабухи, побывавшие там, вернулись домой богаче Рокфеллера. И ты, мать твою, права– я отправляюсь туда.

– Сукин сын! – взревела она, все еще заливая щеки слезами, и схватила настольную лампу, стоявшую возле ванной комнаты. – Готов на все, только бы свалить в космос? Да будь ты проклят!

Она швырнула лампу в меня, но я оказался шустрее и успел отскочить в сторону, так что светильник упал на пол и разлетелся на миллион осколков. Кто бы знал, как этоменя взбесило. Начать хотя бы с того, что это была моялампа, купленная мной на деньги с концертов. Конечно, я знал, что она через пару часов будет как новенькая – инопланетные самовосстанавливающиеся вещи тогда как раз только начинали выбрасываться на рынки, – но я все равно взбеленился, точно мне гвоздь в зад сунули. Ни одной женщине не позволял так со мной обращаться.

Но в тот раз я только кивнул. Тогда мне плевать было, что она разобьет, если только не мои саксофоны. От этой лампы все одно не было никакого толку там, куда я собирался отправиться.

Внутри «Onix» оказался довольно неплохим местечком. Я бы даже сказал – роскошным. Здесь собрались все знакомые мне музыканты, а заодно и несколько тех, с кем бы мне хотелось познакомиться. Тут был и Сонни Роллинз, и Красный Пес, и Арт Татум, и Бэлл Горячие Губки, и много других именитых лабухов.

Мы все собрались в «зеленой комнате» [108]108
  Зеленая комната – гримерка.


[Закрыть]и ожидали своей очереди. Зеленая комната – в тот раз это реально забавляло; конечно, мы всегда ее так называли, вот только в «Onix» во время того прослушивания она и в самом деле была окрашена в этот цвет, да еще за нами наблюдали действительно зеленые жабы. Они сами нас и прослушивали, и решали, кого бы хотели увидеть на своем корабле.