Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика"

Автор книги: Гарт Никс

Соавторы: Майкл Суэнвик,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Чарльз Финли,Элизабет Бир,Йен Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 67 страниц)

Левеза выгнула шею и посмотрела на звезды.

Весь следующий день, пока мы шли на восток, они непрестанно мололи чушь. Теперь я жалею, что не прислушалась и не запомнила каждое слово, но тогда тревожилась лишь о том, что Кошка развращает мою Левезу. Я знала, что бесполезно молить ее отказаться от этого безумия, вернуться домой, вновь стать одной из нас. Я всей душой желала Кошке смерти. И никогда не чувствовала себя столь одинокой и бесполезной.

– Не волнуйся, любовь моя, – уговаривала Грэма. – Такая уж наша Левеза. Это ее путь.

Я была слишком зла, чтобы ответить.

Ручей струился вниз, через зеленые холмы, которые внезапно отступили. Мы остановились на вершине последнего, оглядывая бирюзово-серую равнину. Наша дорога заканчивалась. Мы добрались до восточных склонов, выходивших к морю. Трава была высокой, мягкой и густой, поэтому мы щипали ее на ходу, и я надеялась, что молоко вернется. Жеребята, включая Чуву, принялись бегать по лугам, словно уже оказались дома. Мы сумели! Мы дошли! Теперь все будет хорошо!

Форчи продолжал подгонять нас, уводя как можно дальше от Котов. Все же мне казалось странным, что здесь, на равнинах с высокой травой, не водилось других Котов. Мы продолжали настороженно принюхиваться, но в воздухе стоял только сладкий свежий запах сорванных и пережеванных трав.

Форчи заржал, призывая раскинуть лагерь, только когда солнце начало садиться. Мы с Грэмой пошли назад, она жевала мою гриву и называла бедняжкой.

– Левеза всегда любила новые идеи. А Кошка ими полна.

– Да, она хочет, чтобы мы рожали новых детей, ей на поживу!

Я притянула Чуву ближе к себе и нежно прикусила ее холку.

Мы раскинули лагерь, стали пастись и пить воду, но я не находила себе места и все бродила вокруг. Наконец все же вернулась к нашему фургону, опустилась на землю и попыталась покормить Чуву, но ничего не вышло. Я заплакала. Потому что высохла, как старая трава, и никто не мог мне помочь. Я чувствовала себя одинокой и заброшенной. И вдруг услышала, как поет Левеза! Поет, лежа рядом с Кошкой. Беззаботная, гордая… То, что до сих пор ее сдерживало, ушло навсегда. Она не любила меня. Не любила никого, кроме своих измышлений. Она использовала меня и бросила.

Чува тоже потеряла покой. Я немного отвлеклась, убаюкивая ее. Наконец ее дыхание стало размеренным, едва слышным и пахло сеном, свежим и сладким. Молодое доверчивое существо, целиком зависящее от меня. Ее длинное, узкое лицо покоилось на моем боку.

А я лежала и слушала песни Левезы о восходе, пастбищах, прогулках в поле – именно те песни, которые мы поем, когда молоды и полны сил.

Влюблены.

Сон не приходил, покой не приходил.

Я повернулась, и Чува мгновенно шевельнулась, а Грэма застонала. Я не даю им заснуть. И неожиданно я преисполнилась решимости остановить все это. Пойду туда и верну свою подругу.

Я бесшумно вылезла из-под фургона.

Все было тихо. Замолчали даже птицы и насекомые: ни звезд, ни луны. И все же мне почудились какие-то звуки.

Я встала на дыбы, чтобы выглянуть из-за щитов, и увидела на горизонте свет и поднимавшийся к небу белый дымок. Сначала мне показалось, что это остатки непогашенного пожара, но потом поняла: трава горела с другой стороны. Неужели я слышала выстрелы? И мяуканье?!

Я уже хотела поднять тревогу, когда ко мне подошел Форчи.

– Фуфуфум, – тихо произнес он. – Это Кот дерется с Котом. Наши преследователи забрели на территорию другого прайда.

Мои плечи словно покрылись льдом. Мы стояли, наблюдая и прислушиваясь, и наши настороженные уши, казалось, притягивали звуки.

Битва между Котами.

– Ты можешь еще немного поспать, – сказал он. – А я предупрежу Левезу, чтобы прекратила пение.

Но я уже не знала удержу:

– Мне нужно вбить немного здравого смысла в голову этой женщины!

– Удачи!

Форчи отодвинул повозку, чтобы дать мне пройти.

– Будь осторожна.

По мере того как я приближалась к фургону, шум становился громче: рычание, рев, плач, шипение, как при лесном пожаре. Словно весь окружающий мир сошел с ума.

Я молча побрела по тропе, заранее репетируя свою речь. Все, что я должна ей сказать. Я попрошу ее вернуться к Чуве и табуну и позволить Кошке самой бороться за выживание. Я скажу ей: выбирай, я или эта Кошка. Я заставлю ее вернуться. Заставлю быть благоразумной.

Я была уже на полпути, когда облака, закрывшие луну, разошлись, и я увидела ЭТО.

Сначала мне показалось, что Левеза просто обихаживает ее. Обихаживает?!

Меня затошнило при мысли о том, чтобы гладить и расчесывать что-то, воняющее смертью и кровью.

Но я ошиблась. Кошка не ела два дня. Раненая и голодная, она теряла силы. А у Левезы из грудей сочилось молоко.

Я увидела, как она кормит грудью Кошку.

Земля подо мной покачнулась. Я не подозревала, что на свете может существовать подобное извращение. Никогда не слышала о том, чтобы Лошадь решилась на такое. Но что это за пугающее превращение? Превращение вида, матери, ребенка? Моя Чува голодает, а эта Кошка, это чудовище питается конским молоком? И Левеза кормит ее, словно любящая мать?

Меня едва не вырвало.

Я подавилась, тихо вскрикнула, споткнулась и закашлялась. Наверное, эти двое встрепенулись и увидели меня.

Я развернулась и галопом помчалась обратно, повторяя снова и снова:

– Мерзость, мерзость, мерзость!

Должно быть, я завизжала и услышала ответные, доносившиеся из лагеря крики. Ко мне подковыляли Венту и Линдалфа.

– Аква, дорогая!

– Аква, что стряслось?

Глаза у них были злые.

– Что она наделала теперь?

Они жаждали услышать дурные вести о Левезе.

Я рыдала, вопила, завывала и пыталась отбиться от них.

– Она не отдает свое молоко Чуве, зато кормит Кошку!

– То есть как это «кормит»?

Я не могла ответить.

– Охотится. Да, мы видели. Убивает птиц для этой твари!

– Мерзко. Ты права, бедняжка Аква!

Я с трудом вдохнула, но голос мне изменил, и вместо слов из горла вырвался визг.

– Это не охота!

Изо рта пошла пена и вместе со слюной разбрызгалась по губам и подбородку.

– Уф-ф-ф!

В этот момент я желала, чтобы трава колола ее тысячью игл. Чтобы в глотку ей насыпали горящих углей. Чтобы ее сожрали. Чтобы пришли Коты и осуществили все свои жуткие угрозы. Да-да-да, разорвите сначала Кошку, а потом Левезу! Пусть зовет меня и услышит в ответ:

– Ты это заслужила!

Рядом оказалась Грэма.

– Аква, успокойся. Ляг, – примиряюще заржала она. Я плюнула в нее, выпуская наружу дремавшую в душе бурю. И снова взвизгнула, охваченная страхом, ужасом и чем-то вроде тошноты.

– Она кормит Кошку грудью!

Молчание.

Потом кто-то хихикнул.

Я боднула головой ту, которая, по моему мнению, имела наглость засмеяться.

– Кормит грудью. Взрослую Кошку!

Грэма ничего не сказала.

– Слышала когда-нибудь о таком, повитуха?! – заорала я на нее. Мои глаза округлились, зубы заныли от желания вонзиться в плоть. Я была обозлена на всех и вся.

Грэма отступила. Форчи вышел вперед:

– Что тут за шум?

Я все рассказала. Подробно. Каждую деталь. Венту укусила меня за хвост, чтобы удержать на месте. Остальные терлись об меня носами.

– Бедняжка. И это ее подруга!

– Довольно! – велел Форчи и, повернувшись, зашагал к фургону Левезы.

– Он прав, – кивнула Венту. Старый Пронто схватил винтовку.

Мы последовали за Форчи с шумом, подобным каменному обвалу.

Левеза и Кошка стояли в фургоне, выжидая.

– Отдайте винтовки, – велел Форчи.

– Мы не можем…

– Я не прошу. Я приказываю.

Левеза смотрела на него так, словно лунный свет по-прежнему светил ему в лицо. Вздохнув, она протянула ему винтовку.

– И ту, что у Кошки…

Левеза покорно отдала ему оружие.

– А теперь вылезай из фургона и иди в табун.

– А Мэй?

Такое сожаление, такая теплота, такое сочувствие к кровожадному зверю!

Слюна свернулась, сердце увяло, во рту стоял вкус желчи.

– Она взяла Кошку себе в подруги. Я не хочу, чтобы она возвращалась.

Голова Левезы дернулась. Во взгляде застыло изумление.

– Все ее выдумки! Все ее ложь!

Я ощутила, как поднимаюсь на дыбы, и взбрыкнула. Взбрыкнула, чтобы убежать от собственного сердца, от всего, что видела, от того, что так терзало меня. Я устала. Была напугана. Хотела, чтобы она была, как все.

О, наше детство, когда мы, украшенные лентами, галопировали по холмам!

– Она готова скормить мое дитя этой проклятой Кошке!

Снова поднявшись на дыбы, дергаясь, я издала звук, подобного которому не исторгала раньше. И не знала, что способна на такое.

Все равно что рожаешь, а ребенок идет горлом. Некая жуткая извивающаяся тварь, сплетенная из звука, который необходимо родить. И она вышла из меня, слепая и безголовая. Неустанная, воющая родовая схватка, забрызгавшая всех пеной, словно я была морем.

Они завелись.

Даже Форчи.

Все.

Мы объединились, закрывшись, как ворота. Прижимаясь друг к другу плечами и боками. Мы нагнули головы. Мы наступали. Левеза взглянула мне в глаза и была смята. Раздавлена. Уничтожена. Она знала, что ее ждет, хотя я еще ни о чем не подозревала. И знала, что зачинщицей всему была я.

Продолжая наступать, мы толкнули носами фургон. Подставили под него головы и перевернули. Левезе и Кошке пришлось выпрыгнуть. Они неуклюже пошатывались, чтобы сохранить равновесие.

Беззубая Кошка зарычала. Левеза покачала головой:

– Друзья…

Мы были глухи. Мы набросились на них и принялись бодать.

Левеза оскользнулась и упала на колени. Форчи поднялся на дыбы и ударил ее копытами по голове. Она встала и повернулась. Форчи, Венту, Райо, Пронто, все оскалились и вонзили зубы в ее ягодицы. Выворачивая ноги, она пустилась бежать.

Кошка из последних сил метнулась вперед и прыгнула ей на спину. Левеза убежала, унося ее, вызывающе поводя хвостом. И молочный свет поглотил их, словно они утонули. Несколько минут мы еще слышали стук рассыпавшихся камней, но потом и он пропал в шорохах предгорий.

Грэма, не сказав ни слова, ринулась за ними. Я увидела, как она тоже исчезла. На равнине не оказалось Котов. Некому было схватить их. А горизонт пылал…

Табун дружно шагнул влево, развернулся и направился к лагерю. Мы ощущали некое довольство, странную сытость, восторг и благополучие. Словно отныне и навек оказались в безопасности.

Я заглянула под фургон. Чува подняла голову:

– Что это было, мамочка?

– Ничего, милая, ничего.

Форчи тихо велел нам пускаться в путь, пока Коты отвлеклись. Мы разобрали щиты и сложили инструменты. Мужчины поставили фургон Левезы на колеса, а старый Пронто надел на себя упряжь. Никогда еще мы не собирались так тихо, быстро и спокойно. О случившемся не упоминалось. Горизонт пылал чьей-то чужой страстью.

Чува, весело потряхивая гривой, отбежала пощипать травку. Она ни разу не спросила о Левезе или Грэме. Словно их не существовало.

Мягкое сияние все шире распространялось над пампасами.

Берегом ручья мы дошли к морю и пошагали по песку. Он выдавливался между пальцами. Мы действительно увидели Черепах. Я бы расспросила их о кислотах, особенно кислотах в батарейках, но они клали яйца и поэтому всего пугались.

Форчи привел нас к чудесному пастбищу, далеко на юге, на берегу озера, рядом с морем. Так что соленая и пресная вода были рядом. Вокруг высились скалы, служившие защитой от Котов. Здесь круглый год шли дожди и росли колосья овса. Копая землю, мы нашли толстые пласты ржавчины: теперь запасов металла хватит на несколько жизней.

Зачем же нам покидать это место?

Мы ждали зова, побуждающего нас отправляться в странствие, но годы шли. А его все не было.

Форчи заставил нас выстроить каменную стену на перешейке, соединявшем наш полуостров с материком. Теперь нападение Котов нам больше не угрожало. Когда Форчи умер, мы назвали его нашим величайшим новатором.

На вершине высокого холма мы отыскали поваленную статую Предка с разбитым лицом и вытянутыми руками, словно приветствующего Предков после возвращения со звезд.

Никто не приходил ко мне по ночам, чтобы приласкать или прикусить холку и назвать «дорогой». Полагаю, меня коснулось что-то странное, сделавшее странной и меня. Я приняла бы и бродягу низшего ранга, только они не могли перебраться через стену. Правда, у меня была моя Чува. Они приводила мне сначала своих детей, прося благословить, а потом и внуков, хотя они так и не понимали, кем я для них была. Их дети понятия не имели, что я все еще жива. Одиночество донимало меня сильнее, чем больные суставы, и я жаждала снова пуститься в странствия, забыть о душевной боли…

В табуне никто не говорил о Левезе. Не упоминал ее имени. Временами прибегали наши оставшиеся на свободе названые братья, которых встречали радостными криками. Перед тем как двинуться дальше, они рассказывали о новых чудесах в прерии. Но мы и об этом скоро забывали.

Но как-то на закате я увидела совершенно необычное создание, пробиравшееся к нашей лагуне. Оно имело вид изящной и красивой молоденькой девушки с прекрасной фигурой, хотя и чрезмерно длинным туловищем. Она пила воду, а когда подняла голову, грива откинулась назад: верхняя часть лица, та, что над глазами, отсутствовала. Как ужасно видеть, что столь молодая девушка так изуродована! Она заржала, с надеждой и страхом, и я нашла слова утешения, а потом спросила, как ее зовут. Но она не могла говорить.

Лошадь. Я смотрела на чистокровную лошадь. Ногам стало холодно. Неужели они вернули и Предков?!

– Левеза? – спросила я.

Она подняла и опустила голову, и мне показалось, что создание знает это имя. Но оно вдруг испугалось, встрепенулось и ускакало в ночь, совсем как кто-то… когда-то.

Тут послышался шелестящий звук, словно разом тасовали тысячи карт. Из-за деревьев выступили десятка два таких же созданий и, наклонив длинные шеи, стали пить. Их ноги отгибались назад.

– Это Аква? – тихо спросили из полумрака.

На фоне горящего неба мне был виден только силуэт двухголового высокого чудовища. Я с трудом распознала очертания винтовки.

Она обучила одно из созданий возить ее на спине. Теперь она всегда сидела прямо, а руки были свободны.

Я потеряла дар речи.

Где-то за деревьями прогрохотали повозки.

– Здравствуй, любовь моя.

Из меня вытекала кровь воспоминаний; непрерывный поток крови. Воспоминаний о ней: как она говорила, как пахла, как вечно заходила слишком далеко и как все эти годы я жалела о том, что не пошла с ней.

– Мы отправляемся на юг, найти Медведей и получить письменность. Хочешь с нами?

Я потеряла дар речи.

– Все совершенно безопасно. По пути мы купим им какой-нибудь еды.

Думаю, именно слово «безопасность» послужило спусковым крючком. Я смущенно и боязливо хихикнула. Напилась сладкой воды и последовала за ними. Мы обрели письменность, и теперь я могу записать все, что со мной случилось.

Пол Макоули ^{21}
ГОРОД МЕРТВЫХ
(Пер. Ольги Ратниковой)

Вот как Мэрилин Картер познакомилась с Аной Далтовской, Королевой Крыс. Близился вечер, когда она проезжала мимо бесконечных рядов древних могил. Кладбище инопланетян, Город Мертвых, находилось среди пустыни, к западу от небольшого городка под названием Уголок Джо. Мэрилин увидела на обочине ухабистой дороги накренившийся пикап с поднятым верхом. Она остановилась и спросила у женщины, копавшейся в моторе, не нужна ли ей помощь. Та ответила, что ее, скорее всего, потребуется отбуксировать в город, поскольку этот пикап – одно название, – который ей следовало продать на металлолом сто лет назад, совершенно отказывается заводиться.

– Меня зовут Ана Далтовская, – добавила женщина, протягивая перепачканную машинным маслом руку.

– Мэрилин Картер, – представилась Мэрилин, и они обменялись рукопожатиями.

– Ну конечно, вы наш новый полицейский. Этот неисправимый сплетник, Джоэль Джумонвиль, рассказывал мне о вас, – заметила женщина. Ей было где-то за шестьдесят, она была невысокой, крепкой, одежду ее составляли рубашка цвета хаки, голубые джинсы и высокие сапоги. Коротко стриженные седые волосы походили на перья взъерошенной птицы, а от проницательного взгляда явно ничто не ускользало. – Вот только про собаку он не говорил. Это полицейская собака? Однажды мне пришлось столкнуться с полицейской собакой в Порту Изобилия. На вокзале. Она приказала мне не двигаться с места, пока ее хозяин обыскивал меня – уж не знаю, что он там искал.

Джет, черный лабрадор, стоял в багажнике «форда бранко», принадлежавшего Мэрилин, и с большим интересом наблюдал за разговором.

– Это простой пес, – ответила Мэрилин. – Он не умеет говорить, ничего такого. Мы можем подбросить вас в город, если хотите.

– Наверняка Джоэль вам рассказывал, что я сумасшедшая старуха и живу чуть ли не в самом крысином гнезде, – заговорила Ана Далтовская, когда они ехали в Уголок Джо. – Я стара, это верно, вы и сами видите. Я изучаю общественных крыс – это тоже правда. Но я не сумасшедшая. На самом деле я – единственный человек в этой пустыне, обладающий здравым рассудком. Все остальные думают только о том, как бы найти сокровища и разбогатеть или как бы выманить сокровища у тех, кто их нашел. Это как раз и есть безумие – но вы, конечно, можете со мной не согласиться.

– Полностью согласна, потому что я приехала сюда не за этим, – сказала Мэрилин.

Она стала полицейским случайно. Однажды вечером она остановилась в Уголке Джо переночевать и сидела в придорожной закусочной, размышляя о своих делах, время от времени прихлебывая пиво и краем уха слушая доморощенных музыкантов, наяривавших блюзы двадцатого века. Какому-то здоровяку не понравилось то, что сказал бармен, и он попытался вытащить беднягу из-за стойки за бороду. Мэрилин вмешалась и уложила буяна на пол, после чего владелец бара, Джоэль Джумонвиль, угостил ее бифштексом за счет заведения. Джоэль был бывшим астронавтом и, подобно Мэрилин, воевал в Третьей мировой. Ему принадлежали два небольших мотеля, он отвечал за местную радиостанцию и веб-сайт, а еще был – по всеобщему молчаливому согласию, а не по результатам голосования – мэром города. Они с Мэрилин как следует выпили и принялись за воспоминания о войне, а к концу вечера она дала обещание занять место городского полицейского на один год. Парень, который служил на этой должности раньше, недавно уволился – он нашел в одной из могил кусок какого-то сплава, который оказался сверхпроводником, работающим при комнатной температуре.

Когда Мэрилин выиграла в лотерею билет на космический корабль-ковчег, она представляла себе свое будущее несколько иначе.

Это было время головокружительных событий; недавно закончилась Третья мировая, к людям прибыли представители Пастухов и в обмен на право занять остальную часть Солнечной системы дали выжившим простой термоядерный двигатель и доступ к системе кротовых нор, [77]77
  Кротовая нора – гипотетическая топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой «туннель» в пространстве. В научной фантастике кротовые норы создают возможность межзвездных путешествий (а иногда и путешествий между вселенными) за приемлемое для человека время.


[Закрыть]соединявших пятнадцать красных карликов класса М. [78]78
  Звезды спектрального класса М имеют низкую температуру (2000–3500 К, что в два раза ниже температуры Солнца), их масса в три раза меньше солнечной.


[Закрыть]Это было недолгое время анархии, марионеточных королевств, постоянно сражавшихся между собой эмиратов и героически-безумных попыток построения всевозможных утопий; время интенсивных научных исследований, высоких целей и низкого фарса. Подобно всем выигравшим в лотерею, Мэрилин представляла себе, как начнет все с нуля, мечтала об экзотике, о приключениях. Однако вскоре после прибытия в Порт Изобилия, расположенный на планете Первопроходец, оставшись почти без денег, никого не зная, она устроилась работать в охранную фирму – именно этим она занималась до того, как покинуть Землю. Она охраняла особняки городских богатеев, служила телохранителем у их жен и детей. Некоторые из них заработали бешеные деньги на продаже новых технологий или научных открытий, основой для которых служили беспорядочные останки инопланетных устройств и машин; другие были просто бандитами, паразитировавшими на неустойчивой экономике Порта Изобилия. Последним клиентом Мэрилин был некий албанский бизнесмен, участвовавший в сомнительных сделках с недвижимостью; после того как взорвали его машину, Мэрилин пришлось в спешке уносить ноги из города, потому что семья погибшего заподозрила ее в соучастии. Она направилась на запад вдоль берега единственного на Первопроходце континента и в конце концов оказалась в Уголке Джо. Однако, как она объяснила Ане Далтовской, задерживаться здесь она не собиралась.

– Когда закончится год, я поеду дальше. Мне предстоит исследовать целый мир. И не один.

– Ха! Если бы мне давали по евро каждый раз, когда я слышу эту фразу, я бы разъезжала по пустыне на современном джипе, а не на этой колымаге, которая хуже тележки с ослом. Да, многие люди думают, что они здесь только временно, однако никак не могут найти повод уехать, – усмехнулась Ана.

Ана оказалась биологом; она приехала в западную пустыню, чтобы изучать сообщества крыс, и жила на свои сбережения и на деньги, полученные от продажи каких-то странных маленьких фигурок. Как и Мэрилин, она выросла в Лондоне, но общими у них были только пол и родной город. Мэрилин, дочь медсестры и машиниста метро, провела детство и юность в Стритеме, [79]79
  Район на юге Лондона.


[Закрыть]а родители Аны, русские эмигранты, поэты, сбежали от послевоенных сталинских чисток и поселились в Хемпстеде. [80]80
  Престижный район на северо-западе Лондона, где расположены самые дорогие особняки, а также многие музеи и другие достопримечательности.


[Закрыть]Однако вскоре между женщинами возникла дружба. Ана была выдающейся представительницей многочисленного отряда оригиналов Уголка Джо. Но она также принадлежала к легиону мужественных, разумных и совершенно лишенных страха женщин, которые перед Третьей мировой войной занимались наукой и прекрасно выполняли свою работу во всех уголках мира. Мэрилин встречала нескольких таких отважных женщин во время службы в армии и восхищалась ими. В тот вечер они неплохо провели время в баре, обмениваясь воспоминаниями о войне, беседуя о Лондоне, о том, как им удалось выжить в Третьей мировой, а на следующий день, в свой выходной, Мэрилин с радостью отправилась в лагерь Аны, расположенный в пустыне, в пятидесяти километрах от Уголка Джо, на северной окраине Города Мертвых.

К тому времени Джоэль Джумонвиль успел поведать Мэрилин немало небылиц о Королеве Крыс. Если верить ему, однажды старуха пристрелила бандита, пытавшегося ее ограбить, разрезала его тело на куски и скормила своим крысам. Фигурки, которые она продавала, чтобы заработать на хлеб, якобы были найдены в трюме древнего космического корабля; также, по слухам, Ана приручила и вырастила котенка тигона; [81]81
  Тигон, или тигролев – гибрид тигра-самца и львицы.


[Закрыть]а еще она научилась входить в сады крыс и оставаться при этом невредимой. Джо был заядлым болтуном и талантливым сочинителем, так что Мэрилин воспринимала его истории с изрядной долей недоверия. Но, затормозив у хижины Аны, на одной из террас, изрезавших каменистый склон, она с изумлением заметила хозяйку, копавшуюся на самом краю крысиного сада. Сад протянулся до самого дна долины, по которой когда-то протекал широкий ручей, и представлял собой чащу агав, утыканных желтыми листьями, напоминавшими мечи. Кое-где виднелись колонны засохшей грязи – позднее Мэрилин узнала, что это вентиляционные отверстия – и вдоль их краев стояли на задних лапах по нескольку крыс-часовых; также в саду располагалась огромная насыпь с плоской верхушкой, и дыра посередине, без сомнения, вела в недра крысиного гнезда.

Почуяв запах крыс, Джет пришел в неистовство. К тому моменту, когда Мэрилин удалось его успокоить, Ана, весело приветствуя их, показалась на тропе, ведущей к хижине.

– Рада видеть тебя, дорогая. И твоего милого пса – тоже. А вы случайно не прихватили с собой чаю? У меня кончился два дня назад.

Им пришлось удовольствоваться прогорклым растворимым кофе и плоскими бисквитами, на вкус напоминавшими горелые тосты, – Ана испекла их из молотой коры кактусового дерева. Они пили кофе, сидя на пластиковых стульях под холщовым навесом, трещавшим и хлопавшим на горячем ветру. Войти в сад общественных крыс может любой, сказала Ана Мэрилин. Она расшифровала систему сигналов, которыми обменивались крысы; оказывается, они испускали определенные феромоны, и эти феромоны в основном управляли их поведением. Нанеся на тело немного вещества, которое подавляло секрецию феромонов тревоги и агрессии у крыс-солдат и часовых, Ана могла войти в гнездо, и крысы принимали ее за своего собрата.

Ана долго говорила о жизни общественных крыс, об организации их сообществ в касты, подобные кастам муравьев и пчел, о том, как они создают свои сады.

– Этот сад – самый большой из известных людям, – рассказывала Ана, – он уникален не только потому, что здесь выращиваются исключительно агавы. В русле высохшего ручья выдолблена сложная ирригационная система, состоящая из каналов и насыпей.

Она продемонстрировала Мэрилин записи, сделанные камерами, установленными в многокилометровых туннелях, шахтах и залах гнезда, расположенного под садом. Крысы-рабочие грызли клубни агав размером с автомобиль; бесконечные вереницы других крыс возвращались с глубинного водоносного слоя с полными желудками воды. Плантация грибов перерабатывала испражнения крыс и их трупы; в особой камере крыса-матка, в десять раз превосходившая по размеру рабочих, кормивших ее и ухаживавших за ней, непрерывно, словно автомат, производила на свет слепых, извивавшихся детенышей. В отличие от других гнезд, говорила Ана, здесь живет несколько маток; от него ни разу не отделялись дочерние колонии.

– Когда мы познакомимся поближе, я, может быть, объясню тебе почему. Но хватит о моей работе. Расскажи мне, что происходит в мире.

Мэрилин сообщила Ане самые свежие местные сплетни, а кончила тем, что пообещала привозить ей продукты; старуха обрадовалась, что ей не нужно теперь будет утруждать себя общением с людьми; она была слишком занята работой и как раз сейчас наткнулась на нечто весьма интересное.

Мэрилин привезла в Уголок Джо дюжину фигурок, сделанных из какой-то резины, гладких на ощупь, словно состоявших из узлов. Когда Мэрилин взяла одну из них в руки, у нее возникло приятное ощущение, как будто она погрузилась в некий сон. Она вспомнила детство – когда ей было одиннадцать или двенадцать лет, она любила стоять у раковины, опустив руки в горячую воду, смотреть в запотевшее зеркало и размышлять, кем она станет, когда вырастет. Она продала фигурки одному химику из Нигерии, закупила продукты, забрала из почтового автомата несколько посылок и почту Аны и в следующий свободный день отвезла все это в пустыню.

После пары таких поездок Ана дала Мэрилин небольшую коричневую бутылочку, содержавшую несколько миллилитров маслянистой жидкости – подавителя агрессии, и сказала, что теперь Мэрилин сможет осмотреть могилы, находившиеся в крысином саду.

– Некоторые идиоты пытались перетравить крыс или выкурить их из гнезда. И всех их искусали насмерть, потому что крысы умнее, чем думают люди. Они умеют распознавать яд, и их гнезда прекрасно вентилируются. Но если ты намажешься всего лишь каплей этого раствора, моя дорогая, ты сможешь войти в могилы, не тронутые грабителями, и вынести оттуда все сокровища, какие там найдешь.

Мэрилин пообещала попробовать, но бутылочка так и осталась лежать в отделении для перчаток ее «бранко», среди всякого хлама. Во-первых, она не верила, что жидкость сработает, но точно знала, что после одного-единственного крысиного укуса можно умереть от заражения плотоядными бактериями. А во-вторых, у нее не было желания грабить могилы в поисках всякой дряни. Ее жалованье полицейского было примерно в четыре раза меньше гонорара, получаемого за охрану покойного недоброй памяти албанца, но она бесплатно жила в мотеле «Вперед, на запад!» и часто ужинала у Джо за счет заведения, так что теперь впервые за всю свою жизнь она смогла откладывать кое-что на черный день.

В это время Мэрилин впервые пришло в голову, что она счастлива. У нее была работа, которая ей нравилась, ей нравилось большинство жителей Уголка Джо, а остальных она могла терпеть, и еще ей нравилась пустыня. Когда она не ездила к Ане Далтовской, то проводила время, бродя вокруг могил Города Мертвых, исследуя соляные равнины и овраги, невысокие, размытые холмы, изучая жизнь пустыни, ее крошечные оазисы, растения и животных, встречавшихся только на Первопроходце или завезенных сюда предыдущими обитателями-инопланетянами. Иногда она проводила ночь в пустыне и, лежа в спальном мешке, рассматривала незнакомые созвездия, две стремительно несущиеся по небу луны и сверкающее облако туманности Феникс, растянувшееся у восточного горизонта. Земля находилась примерно в двух тысячах световых лет отсюда, за туманностью; сеть кротовых нор связывала только пятнадцать звезд, но она охватывала весь рукав Стрельца. [82]82
  Один из четырех рукавов галактики Млечный Путь.


[Закрыть]Как это удивительно и странно – она здесь, так далеко от Земли! На чужой планете, в два раза превосходящей по размеру Землю, где предметы весят вдвое меньше, а день длится немногим более двадцати часов. В пустыне, усеянной могилами давно исчезнувшей загадочной расы…

Однажды днем Мэрилин уехала к северному краю Города Мертвых; сидя на плоском камне на гребне невысокой гряды, она ела свой ланч. Внезапно Джет вскочил, проворно подбежал к обрыву и залаял. Через несколько секунд Мэрилин услышала далекий шум мотора. Она торопливо прикончила остатки банана, подошла к псу и вгляделась в раскинувшуюся впереди высохшую плоскую равнину, за которой виднелись холмы, скрытые завесой пыли и дрожащего нагретого воздуха. Среди дюн и кучек камней неровными рядами тянулись древние могилы; кое-где торчали серебристые облачка кустов лебеды и высокие глыбы кактусовых деревьев, на фоне песка выделялись зеленые оазисы крысиных садов. Ближайший сад находился всего в километре отсюда; Мэрилин видела часовых, голых розовых животных размером с кошку, стоявших среди лоскутных плантаций. А дальше к небу поднималось полупрозрачное облачко пыли, оставленное черным «лендровером». Он приближался, крысиные часовые забарабанили по брюху лапками, и донесшийся до Мэрилин слабый звук заставил Джета залаять. Из-под земли в центре сада возникли солдаты, в два или три раза превосходившие по размеру часовых, покрытые чешуйчатой броней, вооруженные загнутыми наружу когтями и мощными зубами; такие челюсти могли легко откусить человеку кисть. Солдаты побежали навстречу джипу, катившему прямо в сад. Машина проехала по крысам, задавив несколько штук, а остальные в клубах пыли устремились за ней и бежали до границы сада, затем резко остановились и уставились ей вслед; машина направилась по участку обнаженной породы к гряде.

Мэрилин подошла к своему «бранко», взяла из рюкзака пистолет, засунула его за пояс шорт и вернулась к Джету, который ощетинился и заливался лаем. «Лендровер» остановился у подножия невысокого крутого обрыва. Задняя дверь приоткрылась, какой-то плечистый блондин вылез из нее и уставился на Мэрилин; второй человек начал карабкаться вверх. Он был очень смуглым, на голове топорщился ежик темных волос; на нем были черные джинсы и белая рубашка с короткими рукавами. Черные татуировки на руках, черные солнечные очки, в которых отражался солнечный диск. Человек произнес: