Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика"

Автор книги: Гарт Никс

Соавторы: Майкл Суэнвик,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Чарльз Финли,Элизабет Бир,Йен Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 67 страниц)

– Как вы сюда попали? – вопросила она. – И как же камеры? – на предприятии везде были камеры.

Он показал маленькую баночку со спреем:

– Особая краска. С ее помощью все выглядит расплывчатым, словно в тумане. Охранники такие ленивые, нынче никто из них не склонен идти и проверять, – он на мгновение умолк, ему явно претила этическая сторона предпринятого им шага.

– Госпожа Джейлинг, вот отвертка, нужно открутить вот этот компьютер от стены.

Компьютер? Он явно имел ввиду коробку с аккумулятором.

Байю выпучила глаза и воскликнула:

– Господин Вэй! Да вы вор!

– Скорее корпоративный шпион, – покачала головой Джейлинг.

– Я патриот, – сказал он. – Только молодежи этого не понять. Сядь на кровать, – махнул он пистолетом в сторону Байю.

Оружие опасений не внушало и казалось таким крошечным, словно игрушка, но все же Джейлинг решила, что Байю поступила правильно, когда села, подчиняясь приказу.

А сама она опустилась на колени перед ящиком, который пытался открутить господин Вэй – ее собственным аккумулятором. Он висел справа, так что естественно, что грабитель начал с него. А она было уже сроднилась со своим агрегатом, хоть утечки порой обесточивали его, но все же аккумулятор снижал затраты электроэнергии, а следовательно, и ее долг. Со вздохом она отвинтила его от стены. Господин Вэй за ней наблюдал.

Осторожно, чтобы не коснуться контактов, Джейлинг сняла аккумулятор со стены. Клетки производили заряд, и когда он был сгенерирован, коммутатор касался мембраны, и они разряжались. Все происходило автоматически, и никто не знал, когда это случится. Ну а мистер Вэй будет очень разочарован, когда поймет, что добыл совсем не компьютер.

– Поставь на стол, – велел он.

Джейлинг подчинилась.

– А теперь сядь рядом с подругой.

Джейлинг опустилась на кровать рядом с Байю. Приглядывая за девушками, Вэй боком подошел к био-аккумулятору, открыл крышку, куда закладывали объедки, и попытался туда заглянуть, одновременно не спуская с подруг глаз.

– Где тут панель управления? – спросил он и поднял коробку, причем ладонь пришлась как раз на то место поврежденного корпуса, где торчали контакты.

– Стукните корпусом о стол, – посоветовала Джейлинг. – Порой крышка заедает, – на самом деле никакой крышки не было вовсе. Но ей только что пришла в голову замечательная мысль. Она надеялась, что клетки какое-то время не разряжались.

Господин Вэй нахмурился и аккуратно стукнул ящиком по столу.

Электрические органы торпединид, электрических скатов, могут примерно за минуту сгенерировать разряд напряжением в 200 вольт. Выходная мощность равняется примерно 1 киловатту, и хотя обычного человека не убьет, но током ударит сильно. Господин Вэй тут же одеревенел и упал, сжимая коробку и дико подергиваясь. Один… два… три… четыре… Господина Вэя все еще терзали судороги. Джейлинг и Байю переглянулись. Джейлинг осторожно обошла вокруг распростертого на полу мужчины. Пистолет выпал из пальцев, и девушка его подняла. Грабитель все еще дергался. Интересно, не умрет ли он? Или уже умер, а подпрыгивать его тело заставляет электричество? Джейлинг не хотела, чтобы он умирал. Она посмотрела на маленький пистолет, при виде которого ей сделалось еще хуже, а посему она выкинула оружие в окно.

Наконец мистер Вэй выпустил коробку с аккумулятором.

– Он мертв? – шепнула Байю.

Джейлинг боялась его коснуться. И не могла понять, дышит ли он или нет. Наконец мужчина застонал, и обе девушки даже подпрыгнули от неожиданности.

– Жив, – заключила Джейлинг.

– И что же нам теперь делать? – спросила Байю.

– Связать, – предложила Джейлинг. Хотя она пока что не знала, что предпринять затем.

Проводом от магнитофона Джейлинг связала ему запястья. Когда она брала его за руки, мужчина начал хватать ртом воздух и слабо сопротивляться. Потом девушка взяла со своей постели наволочку и разрезала с одной стороны так, чтобы в прорезь прошла голова.

– Посади-ка его, – сказала она Байю.

– Сама сажай, – Байю не хотела прикасаться к мужчине.

Джейлинг потянула мистера Вэя вверх и посадила.

– Тогда одень ему на голову наволочку.

Наволочка должна была служить чем-то наподобие смирительной рубашки, и когда Байю ее натянула через голову на плечи, руки господина Вэя плотно прижались к телу.

Джейлинг вынула из его кармана бумажник с удостоверениями личности.

– Интересно, зачем грабителю понадобилось брать с собой бумажник? – спросила она. – У него шесть удостоверений личности, и в одном из них значится, что он мистер Вэй.

– Ничего себе! – воскликнула Байю. – Дай взглянуть. Также он господин Ма. Господин Дзанг. Дважды господин Лю. И господин Куй.

Господин Вэй моргнул слезящимися глазами.

– Как ты думаешь, а сердце у него не больное? – размышляла вслух Байю.

– Не знаю, – сказала Джейлинг. – Если бы так, то он бы, наверное, уже умер?

Байю обдумала предположение.

– Байю! Смотри, сколько денег! – Джейлинг вывернула содержимое бумажника и подсчитала деньги. Почти восемь тысяч юаней!

– Отпустите меня, – слабо проговорил господин Вэй.

Джейлинг обрадовалась, что он заговорил. И вообще, хорошо, что с ним вроде как все в порядке. Ибо она понятия не имела, что бы они сделали с трупом. Ведь объяснить, откуда в их комнате взялся мертвец, им навряд ли бы удалось. И все бы закончилось кошмарным долгом. Или же тюрьмой по обвинению невесть в чем.

– Может, позовем коридорную и расскажем, что он к нам залез? – предложила Джейлинг.

– Давай, – согласилась Байю.

– Не надо! – тут голос господина Вэя окреп. – Вы не понимаете! Я из Пекина!

– Как и мой отчим, – кивнула Джейлинг. – А я из Баодина. Это примерно в часе езды на юг от Пекина.

– Я работаю на правительство! Это правительственные деньги!

– Не верю, – заявила Джейлинг. – Зачем вы влезли через окно?

– Секретные агенты всегда входят в окно, да? – переспросила Байю и захихикала.

– Потому что это контрреволюционное предприятие! – воскликнул господин Вэй.

Байю прикрыла рот рукой. Да и Джейлинг тоже смутилась. Больше никто не употреблял слов вроде «контрреволюционный».

– Предприятие! Здесь производят продукцию, которая могла бы способствовать могуществу Китая!

– Разве это не здорово? – спросила Байю.

– Только никому нет дела до Китая! Их только деньги заботят. Вместо того чтобы использовать продукцию в своей стране, они продают ее в Америку! – говорил он. В углу рта собралась слюна. Теперь он был похож на сумасшедшего. – Посмотрите, что здесь творится! Все чиновники помешаны на гуаньси! – Речь шла о связях. Взятках. Хотя каждому известно, что Китаем правит гуаньси.

– Так вы, может, ведете расследование коррупции? – предположила Джейлинг. Ведь нынче модно вести изыскания такого рода. Отчим говорил, что обычно случалось так, что кто-то из сильных мира сего серчал на своего шурина или кого-то еще, и того обвиняли в коррупции.

– Некому вести расследование, – простонал господин Вэй.

Байю с Джейлинг переглянулись.

– В моем офисе в провинции Гуаньдун, – объяснил господин Вэй, – раньше числилось двадцать человек специальных агентов. Теперь остался только я и госпожа Янг.

– Все умерли от птичьего гриппа? – предположила Джейлинг.

– Нет, – покачал головой он. – Все уехали работать по контракту в Саудовскую Аравию. На Ближнем Востоке платят огромные деньги. Гораздо больше, чем в Китае.

– Почему же вы с госпожой Янг не поехали работать в Саудовскую Аравию? – спросила Байю.

Джейлинг ожидала, что господин Вэй сейчас произнесет революционную речь. Только он лишь понуро склонил голову.

– Она – секретарь. А я – бухгалтер.

Потом добавил еще более слабым голосом:

– Она собирается в Кувейт, где будет работать на господина Лю.

Похоже на то, что бухгалтеры на Ближнем Востоке не требовались. Бедный господин Вэй. Неудивительно, что из него получился такой скверный секретный агент.

– Испарился дух революции, – сказал он, и в глазах его появились самые настоящие, всамделишные слезы. – Знаете ли вы о том, что площадь Тяньаньмэнь построена добровольцами? После основной работы люди приходили и мостили ее. Теперь же народ обратил взоры к Гонконгу.

– Никому нет дела до тех немногих стариков, что все еще живут в Пекине, – вздохнула Байю.

– Верно! Когда-то у нас была сильная армия! Но теперь ее заботят лишь принадлежащие ей заводы и фермы! Они хотят, чтобы мы вышли из Таджикистана, потому что конфликт мешает им получать прибыль!

Идея показалась Джейлинг не лишенной смысла, но стоит признать, что новости она терпеть не могла, а поэтому все равно не знала, почему войска оказались в Таджикистане. Кажется, дело было в террористах-мусульманах. А о мусульманах ей было известно лишь то, что они продают на улицах отменно вкусную еду.

– Разве вы не хотите быть патриотками? – вопросил господин Вэй.

– Вы ворвались в мою комнату и попытались украсть мою – ведь вам известно, что это не компьютер, так? – сказала Джейлинг. – Это био-батарея. Их продают американцам. Сеть супермаркетов «Уолмарт».

Господин Вэй застонал.

– С особым проектом мы не работаем, – изрекла Байю.

– Но вы же говорили, что работаете, – запротестовал он.

– Ничего подобного, – отрицала Джейлинг. – Это вы так предположили. Откуда вы узнали, что это моя комната?

– В справочнике перечислены все служащие компании, – устало ответил он. – В воскресенье показывают кино, все или в зале, или гуляют в городе. Я уже много недель наблюдаю за зданием. Сегодня я следовал за вами до самого рынка. На прошлой неделе я познакомился с девушкой по имени Пингли, которая много болтала обо всем, но не работала на особых проектах. Я посадил вас на автобус, прежде я трижды рассчитывал время пути. В моем распоряжении был один час и пятнадцать минут, чтобы добраться сюда, взять коробку и выбраться наружу.

– Нам повезло с пересадкой, – объяснила Байю.

Господин Вэй был так удручен, что даже не ответил.

– Мне казалось, что правительство должно помогать служащим, – сказала Джейлинг. – Если бы нас поймали, то непременно оштрафовали, и мы бы глубже завязли в долгах.

Она просто болтала. Говорила, говорила и говорила. Слишком много. Так странно. Как и то, когда кто-то умирает. Случается что-то из ряда вон выходящее: в соседней комнате умирает отец, и в то же самое время происходят самые обыденные вещи. Готовится чай, а мама на следующий день открывает ателье и плачет, плачет, и в то же время шьет одежду. Заходят люди и делают вид, что ничего не замечают. И вот сейчас то же самое. Господин Вэй вломился с револьвером, а они разглагольствуют о компании «Новая жизнь».

– В долгах? – переспросил он.

– Мы должны компании, – уточнила она. – Причем все сотрудницы. Нас нанимают и обещают платить, но потом вычитают за еду, форму и общежитие, что в общей сложности стоит всегда больше, чем мы зарабатываем. Именно поэтому сегодня мы пошли танцевать рэп. Чтобы заработать денег и расплатиться. И уйти отсюда.

Заушник от очков господина Вэя был замотана скотчем. Почему Джейлинг не обратила на это внимание в ресторане? Может, потому что мелочи замечаешь тогда, когда страшно. Когда от птичьего гриппа умирает отец, вдруг обращаешь внимание не то, что нужно постирать чехлы на маминых креслах. И задаешься вопросом: нужно ли стирать или же умрешь прежде, чем займешься домашней работой.

– Девушка Пингли говорила мне то же самое. Это противозаконно.

– Конечно, – согласилась Байю. – Только кому до того дело.

– Вы можете разоблачить правонарушителей? – спросила Джейлинг.

Господин Вэй пожал плечами, по крайней мере, попытался сделать это телодвижение, насколько позволяла наволочка, и сказал:

– Можно попытаться. Только они просто дадут взятки местным властям, и все пойдет прахом.

Все трое вздохнули.

– Хотя, – взбодрился господин Вэй и даже сел немного прямее, – можно связаться с американцами. Их очень расстраивают подобные истории. В прошлом году была такая корпорация «Шестерка Шанхайцев». Американцы сделали о ней документальный фильм, и все западные компании отказались иметь с ней дело. Если мы расскажем им, чем занимается «Новая жизнь»…

– Кто тогда захочет покупать био-аккумуляторы? – закончила его мысль Байю. – Компанию ждут большие неприятности!

– Мы свяжемся с газетой «Нью-Йорк Таймс», компанию ждет глобальное разоблачение! – воскликнул господин Вэй, воодушевляясь все больше. – Мой начальник будет в восторге! Он обожает СМИ!

– И вы сможете устроить крупный показательный процесс, – предположила Джейлинг.

Господин Вэй кивнул.

– Но нам-то что с того? – спросила Байю.

– Когда начнется процесс, руководству компании придется погасить вашу задолженность, – сказал господин Вэй. – И даже выплатить вам изрядную денежную компенсацию!

– Если я позову коридорную и скажу, что поймала шпиона, мне и так дадут большую премию, – сказала Байю.

– Неужели тебя не волнует судьба других девушек, которые здесь работают? – вопросил господин Вэй.

Джейлинг с Байю переглянулись и вздохнули. Заботит ли их это?

– Что они могут с вами сделать? – подала голос Джейлинг. – В любом случае вы наделаете много шума. А нам не придется ждать.

– Послушайте, – предложил он, – вы меня отпускаете, а я оставляю вам все мои деньги.

Кто-то дернул дверную ручку.

– Пожалуйста, – прошептал господин Вэй. – Вы можете стать героями для ваших коллег, пусть даже они никогда не узнают об этом.

Джейлинг сунула деньги в карман. А потом спрятала и бумаги тоже.

– Это вы не можете забрать! – запротестовал он.

– Очень даже можем, – уверенно заявила Джейлинг. – Если через шесть месяцев не разразится шумный скандал о должностных правонарушениях и коррупции сильных мира сего, мы сможем всем рассказать о том, как правительственного секретного агента перехитрили две фабричные девчонки.

– Шесть месяцев? – воскликнул он. – Этого мало!

– Вам же лучше, если полугода окажется достаточно.

За дверью послышался голос Таохуа:

– Джейлинг! Ты там? Что-то случилось с дверью!

– Минутку! – звонко отозвалась Джейлинг. – Когда я вернулась домой, дверь оказалась неисправна.

Потом угрожающе прошипела господину Вэю:

– Даже не думайте рыпаться. Только попробуйте, и мы умываем руки: закричим, и сюда ворвутся.

Вдвоем с Байю они стащили с господина Вэя наволочку. Он начал вставать и опрокинул магнитофон, который с грохотом упал на пол.

– Потише! – прошипела Джейлинг и развязала ему запястья.

– Что происходит? – крикнула из-за двери Таохуа.

– Погоди минутку! – попросила Джейлинг.

Байю помогла господину Вэй встать на ноги. Потом он забрался на стол и схватился за веревку, висевшую снаружи. Мгновение он помедлил, словно подыскивая слова.

– Революция – это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание, – сказала Джейлинг. Это была любимая цитата отца из председателя Мао. – …Она не может совершиться так изящно, спокойно и мягко, так сдержано, добро, учтиво и великодушно. Революция – это восстание, акт насилия, посредством которой один класс свергает другой.

Господин Вэй выглядел так, словно вот-вот расплачется, причем явно не от патриотизма. Он сделал шаг назад и исчез. Джейлинг и Байю выглянули в окно. Он спускался вниз как самый настоящий секретный агент из кинофильма, хотя высота-то была всего в два этажа. На журнале Таохуа все еще красовался отпечаток ноги, и по комнате словно пронесся ураган.

– Они подумают, что у тебя есть бойфренд, – шепнула Байю.

– Ага, – согласилась Джейлинг, вытаскивая спинку стула из-под дверной ручки. – А еще они решат, что он очень богат.

В воскресенье Джейлинг с Байю сидели на пляже. Зазвонил мобильник Джейлинг – отрывок мелодии хип-хоп из M.I.A. Несмотря на воскресный день, с ней хотела поговорить одна девушка из компании «Новая жизнь». Вроде бы выходной, но она все равно ответила.

– Джейлинг? Говорит Ши Мэйли! Из отдела упаковки. Таохуа рассказала мне о твоем бизнесе. Может, ты сможешь мне помочь?

– Конечно. Какой у тебя долг, Мэйли?

– Три восемьсот, – ответила девушка. – Я знаю, что это много.

– Не так все плохо. Многие уже брали ссуды, и тебе я через несколько недель смогу взять кредит.

С помощью капитала господина Вэя Джейлинг и Байю открыли счет в банке. Для начала они откупились сами, а потом открыли небольшой бизнес: стали выкупать девушек, задолжавших компании. Которые впоследствии возвращали им деньги с небольшой надбавкой. Обе подруги устроились на работу: Джейлинг работала в компании, выпускавшей игрушки. Каждый день она садилась за стол, где надевала на тельце маленькой куклы кусочек пластика особой формы, который приходился фигурке как раз в пору; нужно было лишь чуть обрезать. Джейлинг окрашивала его в красный цвет – и вот куколка уже одета в красную юбочку. Скучно, конечно, зато в конце недели она получала зарплату вместо того, чтобы компании задолжать.

Все деньги Джейлинг и Байю шли на ссуды, с помощью которых другие работницы «Новой жизни» могли выбраться из рабства. Больше и больше ссуд – и все больше выплат. Компания послала им угрожающее письмо: якобы они поступают незаконно. Но господин Вэй посоветовал им не волноваться. К подругам приезжали два чиновника, которые показывали им юридические документы и расспрашивали о компании. И пообещали, что скоро «Новую жизнь» призовут к ответу.

Но Джейлинг не особенно верила чиновникам. В конце концов, господин Вэй тоже был из их числа. Еще им звонил иностранный журналист. Он работал на газету «Уолл Стрит Джорнал» и сказал, что пишет статью о нехватке рабочей силы в Китае после птичьего гриппа. Еще он говорил о том, что кое-где на западе поговаривают о рабстве. Говорил журналист на очень хорошем китайском языке. Завтра его статья выйдет в США. Тогда она представила себе руководство компании, которые должны будут что-нибудь сделать или потерять репутацию.

Джейлинг просила Мэйли перезвонить через две недели – хотя, может статься, что через этот срок уже никому не понадобится помощь для того, чтобы уволиться из компании, – и записала в маленьком ноутбуке себе напоминание.

Байю сидела и смотрела на воду.

– Я на пляже в первый раз, – сказала она.

– Правда, океан огромен?

Байю кивнула, погружая ступни ног в белый песок, и сказала:

– Так все говорят, только пока сама не увидишь – не поймешь.

– Ага, – странно, она жила здесь уже несколько месяцев, а Байю больше года, но они никогда не ходили на пляж. А здесь так красиво.

– Мне жаль господина Вэя, – сказала Байю.

– Правда? – изумилась Джейлинг. – Ты что, в самом деле думаешь, что у него была дочь, которая умерла?

– Может быть, – кивнула Байю. – Ведь стольких не стало.

– У меня умер папа.

Байю мельком взглянула на нее краешком глаза, а потом снова обратилась к океану и сказала:

– Моя мама умерла.

Джейлинг удивилась, потому что в первый раз слышала об этом. Они разговаривали обо всем на свете, но про это – никогда. Она обняла подругу за талию, и так они сидели молча, глядя на океан.

– Знаешь, я чувствую себя так неловко, – вдруг сказала Байю.

– Отчего это?

– Потому что нам пришлось украсть капитал, чтобы бороться с компанией. Получается, что мы капиталисты.

Джейлинг пожала плечами.

– Наверное, сражавшимся за революцию тоже приходилось несладко, – сказала Байю. – Хотя тогда многое казалось более очевидным.

– Да, – согласилась Джейлинг. – Они тоже были бедны, и многие умерли.

– Верно, – вздохнула Байю.

Джейлинг поняла, что подруга имела в виду. Было бы здорово… знать наверняка, что хорошо, а что плохо. Только если это знание не грозит превращением в господина Вэя.

Бедняга господин Вэй. Неужели он в самом деле потерял дочь?

– Послушай, – сказала Джейлинг, – мне нужно позвонить. Подожди меня здесь, ладно?

Она чуть прошла по пляжу. Дул сильный ветер, и она повернулась к нему спиной, чтобы загородить мобильный телефон. Так делает человек, который хочет зажечь на ветру спичку.

– Привет, – сказала она в трубку. – Здравствуй, мама, это я. Джейлинг.

Джефф Райман ^{20}
ДНИ ЧУДЕС
(Пер. Татьяны Перцевой)

Имя Левеза [76]76
  Leveza (исп.) – легкость.


[Закрыть]ей совсем не подходило: она была большой и сильной. Не худенькой и легкой. Большие объемы делали ее похожей одновременно и на женщину, и на мужчину: мощью отличались не только плечи, но и бедра, не говоря уже о массивных грудях.

Зато глаза у нее были прекрасными, круглыми и черными. Она, можно сказать, была склонна к размышлениям: челюсти постоянно двигались, словно сопровождая непрерывный круговорот мыслей в голове. И вид она имела такой, словно вечно прислушивалась к чему-то далекому, отстраненному.

Как большинство крупных людей, Левеза легко смущалась, и тогда грива топорщилась на макушке и вдоль спины. Она могла быть жесткой – и одновременно мягкой и доброй. Мне нравилось беседовать с ней. Слышать ее голос, высокий и нежный, хотя в каждом жесте сквозили порывистость и одиночество.

Но этот голос, особенно когда речь шла об опасности! Если Левеза видела Кота, поджидавшего в траве, ее ржание было внезапным, яростным и неукротимым. Все мы, охваченные паникой, мгновенно разворачивались. Ее крик неизменно достигал цели.

Итак, она была африрадором,одним из наших снайперов, и постоянно вставала на дыбы, чтобы обозреть окрестности. Всегда носила с собой винтовку. Всегда служила мишенью. Моя большая храбрая подруга. Ее ягодицы еще больше отяжелели от постоянного стояния. Она могла целый день ходить на задних ногах, как Предки. А ее шкура! Лучшее, что было в ее внешности! Она была поистине неотразима: блестящая, темно-коричневая. И никаких проблесков рыжины, досадного наследства Предков. Такие же яркие ненасыщенные цвета, как почва бескрайней саванны.

Мы были подругами, тогда, в наши Дни Чудес.

Я расчесывала ее так, что каждая мышца подрагивала от удовольствия. Левеза вольготно поворачивалась под зубьями скребницы. Шкура ее растягивалась, как сливочная тянучка. Мы примеряли серьги, завязывали гривы бантиками или заплетали в длинные косы. Но Левеза никогда не довольствовалась простыми радостями или вещами, которые легко понять и принять.

Даже в молодости, еще до наступления брачного возраста, она выглядела серьезной и какой-то взрослой. Я помню, как совсем маленькой кобылкой она лежала у ног жеребцов, пока те курили трубки, играли в шашки и толковали о том, что сделали бы, знай они, как добыть электричество.

Левеза твердила, что мы могли бы изготовить вращающиеся лезвия, чтобы охлаждать воздух или накачивать воду для полива травы; кипятить воду или получать тепло, чтобы высушивать и хранить лепешки из жвачки. Старики посмеивались, слушая ее фантазии.

Мне это казалось бессмысленной игрой, но Левеза умела играть в нее лучше кого бы то ни было. Потому что видела дальше и глубже своими унаследованными от Предков мозгами. Ее названая сестра Венту любила поддразнивать Левезу:

– Интересно, что ты изобретаешь сейчас?

Мы все знали те вещи, над которыми часто задумывалась Левеза. Я, например, ясно запомнила, как обернуть тонкий пласт металла вокруг стержня и с помощью электричества заставить его вращаться. Но кому это нужно? Я любила бегать. Все мы, жеребята, внезапно пускались галопом по высокой траве, чтобы громовой топот наших копыт отдавался эхом от земли, чтобы в воздух поднимались сладкие запахи трав, чтобы еще и еще раз испытать нашу силу. В наших чреслах горел огонь, и мы жаждали доскакать до солнца. Левеза тем временем оставалась в одиночестве и размышляла.

Когда пришла первая течка, это ужасно ей не понравилось. Молодые жеребцы то и дело набрасывались на нее и растягивали губы, чтобы обнажить огромные белые пластины зубов. Когда мужчины постарше подталкивали ее головами в зад, она брыкалась, а если ее пытались оседлать, просто уходила из-под них. И горе тому бродяге, который вообразил бы, что отсутствие статуса означало, будто Левеза благодарна за любые знаки внимания. Одним ударом она посылала жалкий мешок с гремящими костями в высокую траву. Даже бельчата хватались за бока и хохотали:

– Молодая недотрога снова победила!

Но я знала ее лучше остальных. Отнюдь не отвращение к любви делало мою подругу такой сдержанной и осторожной. Речь шла об изобилии любви, перехлестывавшей через край и куда более необъятной, чем могут себе позволить такие, как мы, ибо мы живем в пампасах, где нас едят наши же кузены.

Любовь пришла к Левезе одной теплой ночью, когда луна казалась лужицей пролитого молока. Она никогда не согласилась бы на поспешное соитие с распаленным мужчиной только потому, что воздух в этот момент был насыщен горячими гормонами. Думаю, все дело в игре молочного света в черных глазах, чуть заметно вздернутой верхней губе и долгой, запутанной беседе о природе этой жизни и ее последствиях.

Мы рождены не для любви. Наша участь – спариться, после чего немного постоять бок о бок, согревая друг друга, а потом забыть.

«Интересно, кто отец вот этого?..»

А вот Левеза помнила. И не смогла забыть. Она никому не называла его имени, хотя почти все знали, кто он. Иногда я замечала, как она поворачивает голову к кругу Великих, и в глазах плещется нежность. Они галопировали по полю, играя в хедбол, или серьезно толковали о смазке для осей. Никто не смотрел в ее сторону, но она так и лучилась любовью, а взгляд был неуклонно устремлен на одного из них.

Как-то ночью Левеза дернула меня за гриву.

– Аква, я скоро рожу, – призналась она с вымученной улыбкой, словно поражалась абсурдности такого события.

– О, Левеза, до чего же чудесно! Почему ты не рассказала мне, как это случилось?

Она удивленно и очень громко фыркнула, так что звук эхом перекатился в воздухе.

– Самым обычным образом, подружка.

– Нет, но… ты знаешь! Я ни с кем тебя не видела!

Левеза внезапно застыла:

– Разумеется, нет.

– Но ты знаешь, кто он?

Ее лицо залило молочным светом.

– Да. О, да.

Как ни странно, Левеза тянулась к Предкам сильнее, чем остальные мои соплеменники, и одновременно была ближе всех к животным. Она словно разрывалась в двух направлениях: земля и звезды. Ночь вокруг нас дымилась бесчисленными соитиями, и меня тоже захватило общее настроение. Тогда я была молодой кобылкой, с широкими бедрами и узкими щиколотками. На ходу я перебирала стебли травы, как струны арфы, и все жеребцы из высшего круга подходили и обнюхивали меня. Я удивлялась самой себе. О, я была доступна всем и каждому! Один за другим, один за другим, один…

Я возвращалась, чувствуя себя начисто вытоптанным пастбищем, а она лежала на земле, всем довольная и готовая приветствовать меня. Я покусывала ее за ухо, которое конвульсивно дергалось, словно отгоняя муху, а потом клала голову на ее ягодицы и засыпала.

– Ты странная, – бормотала я, закрывая глаза. – Но будешь добра к моим детям. Мы устроим прекрасный дом.

Я знала, что она полюбит моих детей, как своих собственных.

В том году засушливый сезон так и не наступил. Правда, немного похолодало, и днем уже не так часто шли дожди, но трава не посерела. Когда мы вставали, на ней переливались капли росы, сверкающей и почти ледяной. По ночам иногда моросило, и недолгий дождик был подобен короткой нежной ласке. На этот раз струи ливня не били по крыше нашего павильона. Я помню опущенные ставни, запах травы и теплое дыхание подруги на моих боках.

– Я тоже беременна, – со смешком объявила я несколько недель спустя, гордая и взволнованная. Что же, я была молода. Тогда мне шел четвертый год. И я чувствовала, как толкается в животе мое дитя.

Мы с Левезой вместе посмеялись.

Морозы по-прежнему не наступали. На траву не садился иней, от которого обычно ноют зубы. Мы ждали резкого похолодания, но оно все не приходило.

– Не припоминаю такого странного года, – переговаривались старухи. Они радовались больше всех, потому что их съедали именно во время переселений.

Тот год! Мы варили овсянку для беззубых. И постоянно прихорашивались: бисер, банты, ожерелья, шали и красивые шляпы из травы. Левеза любила слушать песни, которые я сочиняла: первое, среднее и последнее слова каждой строчки рифмовались. Она фыркала, потряхивала гривой и повторяла:

– Как ты это сделала? До чего же умно!

Мы гладили животы друг друга, особенно набухшие соски. Левеза ненавидела свои, огромные, как баклажаны.

– Фу! Какие гигантские! Никто не сказал мне, что они будут мешать на каждом шагу!

Они болели от прилива молока, которое стало сочиться уже в начале беременности. Вокруг нее каждое утро вертелись бельчата, и Левеза совершенно спокойно позволяла им сосать себя, приговаривая:

– Когда появится мое дитя, вам придется ждать своей очереди.

Шли дни и ночи, быстрые, как взмахи птичьих крыльев. Левеза немного раздалась, но не настолько, чтобы отказаться от обязанностей стража. И родила она рано, всего через девять месяцев, в самой середине зимы, в темном феверу, неожиданно для всех. Я спала, когда Левеза потерлась шеей о мое лицо. Я открыла глаза.

– Позови Грэму, – попросила она.

Грэма была повитухой из лошадей высшего ранга.

Я ошеломленно уставилась на нее. Неужели она рожает? Но сроки еще не вышли, да и повитухи не запаслись маслом и настоянной на древесной коре водой.

– Почему именно сейчас? Что стряслось?

К тому времени, когда мы вернулись, Левеза уже опросталась. Напряглась разок, и малыш вывалился на землю: маленький комочек воды, кожи и смазки лежал у самых ее ягодиц. Малыш был крохотным, не доходил мне даже до колена, с белой гривкой и покрытый мягким оранжевым пушком, таким легким, что бедняжка казался безволосым. Никаких челюстей. Как он станет перемалывать траву? Конечности в мягких складках, словно облачка. Грэма молча подняла его ножки. На передних не было копыт, только пальцы, а задние походили на большие мягкие рукавички. Нет, не урод: стройный и по-своему прекрасный. Но хрупкий, беззащитный и уж никак не поможет Левезе подняться выше по иерархической лестнице. В жизни своей не видела ребенка с таким количеством наследственных признаков. Грэма принялась вылизывать его. Я взглянула в личико бедняжки и увидела кожу сквозь реденькие волоски на щеках.

– Привет. Я твоя названая мама. Тебя зовут Кауэй. Да, так и есть, ты Кауэй.

Невидящий взгляд. Он не умел говорить. И почти не способен двигаться. Пришлось поднять его руками. Зубами схватиться было не за что. Ни шкуры, ни меха.

Я уложила малыша рядом с Левезой, и ее лицо просияло любовью.

– Как он прекрасен!

Грэма мотнула головой в сторону перегородки. Мы вышли наружу.

– Я слыхала о таких детях. Иногда это случается. Наследственности сходятся, как при тасовке карточной колоды. Он не научится говорить до двух лет. А ходить будет не раньше трех-четырех!

Четырех?!

Я вспомнила о наших постоянных кочевках.

Грэма пожала плечами.

– Они живут довольно долго, если благополучно минуют пору детства. Лет до пятидесяти.

Я уже хотела спросить, почему до сих пор не видела ни одного такого, но вдруг сообразила, в чем дело. Они не задерживаются в нашем мире, эти нежные ангелоподобные существа.