Текст книги "Бесславные дни (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

   Затем торпеда угодила в другой крейсер (или в линкор – Синдо не мог разобрать) и разнесла ему нос. Синдо пожалел, что самолетов было слишком мало, чтобы уничтожить их всех. Он лишь пожал плечами и, когда оказался подбит очередной эсминец, закричал от радости. Но, несмотря на эту радость, он понимал, что им очень повезло. И всё же, американский авианосец потоплен. Значит, оно того стоило. У японского флота в гавайских водах было полно подлодок. Может, им удастся добить тех, кто сумел уйти от самолетов.

   Это уже не было заботой Синдо. По крайней мере, не напрямую. Здесь он сделал всё, что мог. Уцелевшие торпедоносцы уходили обратно на северо-восток. Он последовал за ними, как учили. Их навигационное оборудование лучше, чем у него.

   Летя над водами Тихого океана, он улыбался. О преследовании он не беспокоился. Всё прошло, как на учениях.

   Первая волна не задела казармы Скофилда. Слушая радио и глядя на столбы дыма со стороны аэродрома Уиллера, Флетчер Армитидж чувствовал себя оскорбленным.

   – Что за хрень? – кричал он. – Неужели желтомордые не считают нас достойными нападения?

   Мало по малу старшие офицеры приходили в себя после сильного удара. Пришел приказ выдвигаться на оборонительные рубежи. 28-й пехотный полк направился в Ваикики. 98-й полк береговой обороны (ПВО) двинулся в Канеохе. 13-й батальон береговой обороны вместе с 19-м пехотным полком отправился на север, защищать пляж между Халеивой и Ваимеа.

   Они спешили, несмотря на то, что были полностью готовы к переезду. И всё же время шло. Вместе с остальными Армитидж вдруг понял, что настоящая война отличалась от учений. Скорость принятия решений возрастала в разы. К сожалению, из-за этого множество людей бегали туда-сюда, будто цыплята после встречи с топором.

   – Шевелись, ядрёна мать! – орал Флетч на сержанта на 15 лет старше его. – Ты же знаешь, как цеплять орудие к грузовику. Сколько раз ты это проделывал?

   – Примерно, миллион, сэр, – тихо отозвался сержант. – Но ни разу, когда это было действительно надо. Не как сейчас. – Он взглянул на свои трясущиеся ладони, словно те его предали.

   Это была далеко не единственная проблема в батальоне. Армитидж поблагодарил бога, что не случилось худшего. По крайней мере, им удалось поставить на колеса все 105мм орудия. Все орудийные расчеты погрузились в машины. Все пехотинцы надели каски и были вооружены винтовками. На север они выдвинулись около двух пополудни.

   Едва они тронулись, как начали громыхать стоявшие у казарм орудия ПВО, выплевывая в небо снаряды. Сквозь рев двигателей машин, Армитидж расслышал нараставший рокот самолетов.

   – Они просто так решили пострелять, что ли? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался он.

   Ответ пришел сам собой, вместе с рвущимися неподалеку бомбами. Грузовик остановился, да так резко, что сидевшие в кузове люди попадали друг на друга.

   – Ёб вашу мать! – крикнул кто-то.

   Флетч закричал на водителя:

   – Хули ты делаешь? Езжай, давай!

   – Не могу, сэр, – ответил шофер. – Машина впереди получила прямое попадание и её разнесло. Дорога заблокирована.

   – Значит, объезжай, – проревел Армитидж.

   – Попробую, сэр, – с сомнением отозвался водитель.

   Армитидж пожалел, что не имел хорошего обзора. Сидя в кузове накрытого оливковым тентом грузовика, он с тем же успехом мог сидеть в банке тушенки. Внезапно осколок снаряда прорезал брезент всего в 15см от его головы и он решил, что такого обзора ему не надо.

   Водитель истошно завопил:

   – Истребители! Япошки!

   Они летели достаточно низко, чтобы Флетч мог услышать рев их двигателей даже сквозь урчание моторов грузовиков. Послышался стрекот пулеметов. Спустя мгновение, водитель снова закричал.

   Впрочем, ему было о чем беспокоиться. Японские пулеметы разодрали брезент кузова в клочья. Неплохо прошлись они и по людям и по металлическому каркасу машины. Четверо или пятеро солдат, сидевших в конце кузова, начали одновременно, кричать и ругаться. В лицо и в ухо Флетча ударило что-то горячее и липкое. Появился металлический запах крови.

   Когда грузовик ударился о ехавшую впереди машину, люди снова закричали. После встречи с "Зеро" столкновение оказалось не таким уж страшным. В отличие от бензиновых двигателей, их дизельный не вспыхнул. В любом случае, Флетчер скомандовал:

   – Нужно выбираться.

   Спорить с ним никто не стал. На самом деле, солдаты буквально бросились к выходу. Некоторые были ранены, другие объяты паникой. К тому времени как он сумел выбраться сам, вся его форма была заляпана кровью, хотя ранен он не был.

   Над головой по-прежнему гудели японские самолеты. На колонну зашел ещё один истребитель, поливая её огнем из пулеметов.

   – Ложись! – закричали вокруг. – В укрытие!

   Флетч не стал этого делать, даже, когда пуля угодила в грудь солдату в нескольких метрах от него. Звук при этом был, словно бейсбольной битой разбили арбуз. Солдат схватился за грудь и упал. Флетч вытащил "45-й" и выстрелил в японца. Шансов попасть в истребитель у него было не больше, чем самому сесть за штурвал, но он сделал всё, что мог.

   Пехотинцы тоже начали стрелять по противнику. У них хотя бы появилась надежда. Начни стрелять в воздух, глядишь и повезет. Тем временем, звенья истребителей рвали колонну на куски. Бомбардировщики закидывали их снарядами, а истребители на бреющем прочесывали пулеметами. С каждым их пролетом гибло всё больше людей и загоралось всё больше грузовиков.

   Кто-то неподалеку закричал:

   – Да где наши самолеты-то?

   – Мудак ты тупой! – рявкнул на него Флетч, указывая на погребальный костер, в который превратился аэродром Уиллера. – А где они, по-твоему, блядь? Мы получили самый подлый удар за всю мировую историю.

   Послышался всё нарастающий свист снаряда. Когда так звучит артиллерийский снаряд, значит он направляется именно к вам. Армитидж полагал, что авиабомба звучит так же, однако самолично выяснять это не собирался. Он бросился на землю и мгновение спустя раздался взрыв.

   Ударная волна подняла его вверх и швырнула в сторону, словно профессиональный борец. Легкие, казалось, были готовы вырваться наружу сквозь рот и ноздри. На языке появился вкус крови. Контузия может убить, даже не причиняя заметного вреда. С трудом поднявшись на ноги, он осознал, что только что произошло.

   Людям, которые оказались ближе к воронке, повезло меньше. Увиденное было похоже на витрину мясной лавки. Впрочем, мясо в лавке лежало спокойно и не дергалось, пытаясь собрать себя обратно. Мамку оно тоже не звало.

   Флетч согнулся, ощутив острый приступ рвоты. Затем он закричал:

   – Санитар! Санитара сюда! – То же самое орали повсюду.

   Он снова наклонился, на этот раз над раненым. Непослушными пальцами, он вскрыл бинт и перевязал солдату рану. Затем, буквально заставляя себя, сделал ему укол морфином. Раненый вздохнул, но лекарство начало действовать и он успокоился.

   Рядом с ним сержант пытался штыком перерезать другому раненому горло. Оценив, что бомба сделала с остальным телом пацана, Армитидж лишь кивнул. Сержант, по сути, облегчал ему страдания.

   Сержант трижды провел лезвием штыка по траве, пытаясь стереть кровь, затем посмотрел на Флетча.

   – Ну и как нам теперь добираться до места назначения, сэр? – поинтересовался он.

   Колонна превратилась в бойню. Повсюду горели грузовики. Некоторые валялись на боку или кверху колесами. Орудия перевернуты и погнуты.

   – Да хер бы его знал, сержант, – ответил Флетч. – Дело в том, что последние несколько минут я пытался выжить и ни о чём другом не думал.

   – Ага, – согласился сержант. – Но, может, пора подумать, как считаете?

   Флетч снова огляделся. Повсюду он видел разгром и смерть. Он посмотрел на небо. Японских самолетов видно не было, ну и слава богу. Но это не означало, что твари с шариками на крыльях не вернутся. Американских самолетов, впрочем, он тоже не видел. Это его не удивило. Япошки должно быть стерли их с аэродрома, как ребенок стирает мел с доски. Как, блин, им воевать, когда сверху в любой момент могли налететь узкоглазые? Он совершенно не представлял. Но он заставил себя кивнуть так, чтобы это не было похоже на отчаяние.

   – Да, сержант. Ты прав. Надо попробовать.

   В воскресенье Хиро Такахаси вывел «Осима-мару» так же, как и в любой другой день. Слово «выходной» для него ничего не значило. Выходные придумали хоули. По его мнению, работа есть работа и для неё хорош любой день.

   Может, Хироси и Кензо считали иначе. А если и считали, то сказать ему у них не хватало духу. Если бы он отправил их в море, а сам остался дома спать дальше, возможно, сказали бы. Но, как часто бывало, его собственный пример вынудил их молчать. Если он пожелал, или даже настоял на том, чтобы встать до рассвета и отправиться в бухту Кевало, как они могли отказаться? Не могли. Пока не могли.

   Когда "Осима-мару" выходила в море, некоторые сампаны, наоборот, возвращались на пристань. Несколько человек рыбачили ночью, они выслеживали огоньки нехуса и, следовательно, охотившегося на них тунца. На рынке они окажутся раньше всех и разумеется получат больше денег. Но и расходы их тоже возрастут. Хиро, например, не нужно было переживать за топливо в генераторе, который питал освещение. Ночью и работать тяжелее, но эта сторона волновала старого рыбака меньше всего.

   Он поставил бочку с гольянами на дно сампана. Наглая крачка дернулась вниз, пытаясь украсть рыбину. Хиро взмахнул шляпой. Белая птица с большими черными глазами улетела в сторону Ваикики.

   – Поздняк, птичка! – сказал Хироси. Кензо рассмеялся. Хиро лишь пожал плечами. Он завел двигатель "Осима-мару". Сампан дернулся и задрожал. Они направились в море. В той стороне, где находился Даймонд-Хед, небо только начало желтеть. Потом оно порозовеет и взойдет солнце.

   Сегодня он вышел достаточно рано, чтобы встретить рассвет. Ещё до того, как выглянуло солнце, он добрался до оборонительного района. Нынче среди старых рыбаков принято жаловаться на своих ленивых бестолковых сыновей. Но этим утром у Хиро не возникло к ним никаких претензий. Они делали всё, что он говорил, и делали своевременно.

   Об этом он им говорить не стал. Не хотел, чтобы они задирали носы. К тому же, зачем хвалить их за то, что они и так должны делать? Если бы он так поступил, они бы начали требовать похвалы за каждую мелочь. Они, конечно, её ждали, но будут разочарованы. Он не из тех людей, кто разбрасывается хвалебными словами попусту. Никогда не был и никогда не будет.

   "Осима-мару" покачивалась на волнах, а сыновья без устали болтали на своем непонятном английском. Когда нужно было заговорить с отцом, они переходили на японский. Для них это был всего лишь деловой язык. Болтать просто так с ним они не хотели. За эту неделю, когда переговоры в Вашингтоне окончательно зашли в тупик, тем для разговоров стало ещё меньше. Как бы он ни пытался повернуть их в сторону Японии, они на всё смотрели с американских позиций.

   Хиро вгляделся вдаль, высматривая рыбные места. Хироси последовал его примеру, хотя получалось у него заметно хуже. Кензо смотрел назад, туда, откуда они приплыли. Хиро чуть не сказал младшему сыну "Поздняк уже", но сдержался.

   Вдруг Кензо указал на север, в сторону Оаху и закричал:

   – Смотрите!

   Серьезность его возгласа заставила Хиро обернуться.

   – Господи Иисусе! – воскликнул он, хотя считал себя буддистом и синтоистом, а не христианином. Черные тучи на горизонте не несли ничего хорошего.

   – Это не Гонолулу. Он западнее, – сказал Хироси. – Это Перл Харбор. Видимо, склад с боеприпасами взорвался.

   Может, когда-нибудь он станет хорошим рыбаком. Он верно определил направление дыма. Кензо сказал:

   – Жаль, у нас тут нет рации. Узнали бы, что произошло.

   Хиро узнавал этот вопрос и пришел к выводу, что рация – слишком дорогое удовольствие, не стоившее своих затрат. Он сказал:

   – Что бы там ни было, к нам оно отношения не имеет. Нам нужно работать.

   Ни Хироси, ни Кензо с этим спорить не стали. Если бы стали, Хиро стукнул бы их лбами, даже если для этого ему бы пришлось вытянуться на цыпочках. Некоторые вещи делать просто необходимо, и он бы сделал всё, что нужно, ни секунды не сомневаясь.

   Шло время, "Осима-мару" отплывала всё дальше. Столб дыма на севере скрылся за горизонтом. Хиро о нём уже и позабыл. Он всё узнает, когда вернется домой. Сейчас нужно ловить рыбу. Если сыновьям хотелось обсудить дела в Перл Харборе, пускай, лишь бы от работы не отвлекались.

   Он направил сампан к удачной по его мнению точке. Слишком уж много там собралось птиц. Это означало, что там есть мелкая рыба. А где мелочь, там и тунец, который ей кормится. Хиро заглушил двигатель. Сампан проплыл по воде и замер, один посреди Тихого океана, лишь едкий запах дыма притянуло с севера. Что бы там в Перл Харборе ни случилось, дело серьезное.

   И вновь Хиро заставил себя отбросить посторонние мысли. Он взял бочку с гольянами и высыпал рыбу в море. Оказавшись в воде, мелкие рыбешки тут же бросились врассыпную.

   – Давайте, берите удочки и посмотрим, что сегодня получится, – сказал он сыновьям.

   Снасть тоже отправилась за борт. Хиро показалось, что вон те большие крюки не были похожи на гольянов, скорее на тунца.

   Как только они начали выуживать рыбу, Хиро понял, что сегодня будет очень удачный день. Огромные аку и крупные ахи сваливались с крюков, словно переспелые фрукты. Снять, выпотрошить, убрать, высыпать прикормку, чтобы привлечь ещё больше тунца.

   Миновал полдень, рыбаки его едва заметили. Обычно, Хиро и сыновья прерывались на обед, как бы ни шел улов. Но не сегодня. В этот день сыновья работали почти так же машинально, как и их отец. Хиро уже даже начал думать, что под весом рыбы лодка может начать тонуть. Но он лишь пожал широкими плечами. Бывало и хуже.

   В районе часа дня Кензо остановился и снова указал в сторону Оаху. Он ничего не сказал, да и говорить смысла не было. Огромные черные тучи всё говорили сами за себя. Даже отсюда, за много-много миль, они тянулись высоко в небо.

   Хироси тихо присвистнул.

   – Что-то там случилось очень нехорошее, – сказал он. – Либо линкор взорвался, либо пожар на топливном складе.

   – Интересно, сколько пострадавших, – добавил Кензо. – Столько дыма, без них явно не обошлось.

   Хиро Такахаси ничего не сказал. Он просто смотрел на дым. Когда "Осима-мару" уже не могла вмещать в себя рыбу, он завел мотор и направил сампан обратно в бухту Кевало. Он был не из тех людей, кто станет делать какие-то выводы, не имея на то веских оснований. Но ему было интересно, что несчастный случай мог устроить такой пожар. И он сомневался, что это был несчастный случай.

   Хироси указал на восток.

   – Вон другой сампан. Может, они знают, что произошло. Повернем к ним, отец?

   В другой раз Хиро помотал бы головой и продолжил бы путь в Гонолулу. Но гигантский столб дыма приковывал к себе внимание. Не говоря ни слова, он направил "Осима-мару" к другой лодке.

   Рулевой развернул свою неопрятную, выкрашенную синей краской лодчонку левым бортом. Он взмахнул грязной фуражкой и что-то прокричал. Хиро не понял ни слова. Он приложил к уху ладонь. Рулевой снова что-то выкрикнул. Хиро поморщился от отвращения. Естественно, он ничего не понял – тот говорил по-английски.

   – Он спрашивает, что случилось в Перл Харборе? – перевел Кензо.

   Хироси не скрывал разочарования.

   – Я думал, он нам скажет, – сказал он по-японски, затем перешел на английский, чтобы прокричать что-то рулевому другого сампана. Люди на том борту изобразили раздражение. Они хотели узнать то же самое у Такахаси.

   Кензо тоже крикнул что-то по-английски. Затем заговорил по-японски:

   – Когда подойдем ближе к бухте, встретим больше лодок.

   – Hai. Honto, – отозвался Хиро. Он прав. Каким-то образом младшему сыну удавалось говорить по-японски с английскими интонациями. Дело не в акценте, японские учителя сделали всё, чтобы он говорил лучше, чем Хиро, который был лишь крестьянином. Однако по тому, как он составлял фразы, любой мог расслышать в его речи влияние другого языка. Не то, чтобы он говорил неправильно, просто он говорил... иначе. Хиро совершенно не понимал, что с этим делать. У Хироси была та же проблема, но заметно это было не сильно.

   Оба сампана направились на север. Разумеется, остальные мару тоже спешили в бухту Кевало. Для японцев всё, что ходило по воде называлось "мару". Хоули всегда смеялись над привычкой одинаково называть и утлые лодчонки и большие суда. На одной из них экипаж радостно скакал, едва не выпрыгивая из брюк.

   Хироси указал прямо на них.

   – Вот, они точно знают.

   – Да. – Хиро повернул штурвал. Впрочем, заметили их не только с "Осима-мару". В этот раз говорил Хиро.

   – Что там? – спросил он, указывая на северо-запад, в сторону Перл Харбора.

   У рыбаков на том сампане была рация. Новости, которые они получали, приходили и на английском и на японском. Хиро понял не всё. Но главное до него дошло: Японский Императорский Флот напал на ВМС США в Перл Харборе и нанес сокрушающий удар.

   Первой его реакцией была гордость.

   – Именно так действовал адмирал Того против русских в Манчжурии, когда я был молод, – сказал он.

   Хироси и Кензо какое-то время сидели молча. Затем старший сын вежливо обратился к Хиро:

   – Но, отец, в тот раз ты не жил в Манчжурии.

   – Внезапное нападение – это самый подлый способ начинать войну, – не заботясь о вежливости, добавил Кензо. – Так поступает только Гитлер.

   Хиро моргнул. В "Японском вестнике", "Гавайском рыбаке" и других японоязычных изданиях, которые он читал, о Гитлере отзывались очень хорошо. Авторов больше беспокоили коммунисты. В английских разве иначе?

   Он указал на очевидную для него вещь:

   – Это не Гитлер. Это Япония.

   Сыновья переглянулись. Никто не желал ничего говорить. Наконец, Хироси произнес:

   – Отец, мы же американцы.

   Кензо кивнул.

   А я нет! – хотелось выкрикнуть Хиро. Сыновья должны это понимать. Но он всё равно ничего не сказал. Если бы сказал, между ним и сыновьями распалась бы какая-то связь. Осознавая это, он промолчал. Реико бы его поняли, они люди одного поколения, в отличие от сыновей.

   Хироси осторожно продолжил:

   – После этого нападения всем японцам – и на Гавайях и на материке – придется несладко. Толстосумы решат, что мы только этого и хотели. Они решат, что мы в этом виноваты. И они заставят нас платить по чужим счетам. – Его брат продолжал кивать с угрюмым выражением на лице.

   – А когда японцам на Гавайях жилось хорошо? – спросил Хиро. – Когда нас не заставляли платить по чужим счетам? И всё было бы ещё хуже, если бы японское правительство не подавало постоянные жалобы на плантаторов. Вы этого не помните, так было ещё до вашего рождения.

   – Ты, что, не понимаешь, отец? Сейчас всё это неважно, – сказал Кензо. – Мы воюем с Японией.

   "Мы воюем с Японией". Эти слова пронзили сердце Хиро, словно кинжал. Он и сыновья теперь по разные стороны пропасти. То, что не сказал он, произнес Кензо. Хиро с Японией не воевал. Япония была его родиной. Всегда была, несмотря на то, что он уехал оттуда ещё в молодости. Управлявшие Гавайями хоули четко дали понять, что он никогда не станет американцем, как бы ни пытался.

   Сыновья могли сколько угодно считать себя американцам, хоули считали иначе. Для образованных японцев здесь не было подходящей работы. Влиться в общество они не могли. И в армию пойти тоже. Ни в 24-ю, ни в 25-ю дивизию японцев не допускали, хотя представителей других гавайских народов там хватало. И Кензо и Хироси должны были об этом знать. Но почему-то предпочитали не думать.

   Хиро тоже старался не думать о последствиях нападения на Перл Харбор. Он просто молча направил "Осима-мару" в гавань. Настоящая ссора ещё впереди. Сейчас, в открытом море, она никому мне нужна.

   Вместе с ними на север спешили другие сампаны. Та, на которой стояла рация, была больше, и двигатель на ней стоял мощнее. Очень быстро они вырвались вперед. Это их и сгубило. Жужжание в небе переросло в полноценный рёв. Тёмно-зеленый истребитель с белыми американскими звездами на крыльях и фюзеляже спикировал на шедший впереди сампан. Взревели пулеметы. Самолет ушел вверх.

   – Господи Иисусе! – снова воскликнул Хиро. Сыновья с ужасом смотрели вперед. Атакованный сампан замер, покачиваясь на водах. Хиро провел "Осима-мару" мимо него. Двое рыбаков были убиты, одного буквально перерезало очередью пополам, другому раскроило череп. Третий держался за простреленную ногу.

   – Они решили, будто мы нападаем! – крикнул он. Четвертый рыбак каким-то чудом не пострадал. Он стоял посреди лодки с застывшим изумлением на лице.

   – Давайте, – обратился Хиро к сыновьям, стараясь не обращать внимания на запах крови. – Нужно им помочь.

   – А если самолет вернется? – спросил Кензо.

   Хиро обреченно пожал плечами.

   – Если вернется, то поймете, что хоули думают о том, какие из вас американцы.

   Ни Кензо, ни Хироси не нашлись, что на это ответить. С трудом сдерживая рвотные позывы, они перебрались на другой сампан.

   – Вперед! Вперед! – орал лейтенант Ёнэхара. – Шевелись! Пошел! Пошел! Не тратить ни минуты! Ни секунды!

   Из трюма "Нагата-мару" выбежала толпа японских солдат. Когда-то давно, на уроках в школе, капрал Такео Симицу слушал рассказ о кровообращении. Говорят, в крови есть какие-то маленькие штуки, которые ходят по организму туда-сюда.

   Корпускулы! Вот как они называются. Но точно утверждать он бы не решился, особенно спустя столько лет. Корпускулы эти, впрочем, не были столь тяжелы, чтобы утянуть его на дно, как это могли сделать каска и винтовка с примкнутым к ней штыком, когда они перебегали из трюма на десантные баржи.

   Опустившаяся ночь тоже не облегчала задачу. "Нагата-мару" весь день шел полным ходом и лишь к ночи остановился. Это и другие транспортные суда выгружали солдат и технику где-то неподалеку от северного побережья Оаху. Симицу полагал, что капитаны и штурманы знали своё дело. Иначе...

   Кто-то наступил ему на ногу. Мысли о капитанах и штурманах тут же улетучились.

   – Аккуратнее, – рявкнул он.

   – Простите, – совершенно неискренне сказал солдат.

   – Простите, капрал, – одернул его Симицу. Солдат от неожиданности охнул. Ещё было слишком темно, чтобы отличать лица, а по голосу капрал солдата не узнал.

   "Нагата-мару" качался на тихоокеанских волнах, поднимаясь и опускаясь разом на 2-3 метра. Позади Симицу кто-то выблевал весь вчерашний ужин. От запах рвоты капралу и самому захотелось блевать. И снова он нашел, на что отвлечься. Сильная качка никак не облегчит пересадку на баржи.

   Командир взвода, впрочем, беспокойства не проявлял.

   – Ничего страшного, – говорил лейтенант Ёнэхара. – Мы можем грузиться и при более высоких волнах.

   – Да, ну? Ну, попробуй, я посмотрю, – съязвил один солдат, скрывавшийся от наказания во тьме. Другой солдат наступил в лужу рвоты и выругался.

   Взвод Ёнехары приближался к парапету, поэтому капрал Симицу решил, что остальной полк спускался на баржи с борта. Либо так, либо судно перевернется и они утонут. Если бы они находились в японских водах, то поступили бы именно так. Здесь в подобном риске необходимости не было.

   – Подождите! – крикнул матрос. Качка, судя по всему, его вообще не волновала. – Баржа подходит. На неё вы и пересядете.

   Капрал Симицу гадал, откуда он об этом узнал. Стояла кромешная тьма. Что-то холодное и твердое уперлось ему прямо в пупок. Перила. Он рефлекторно за них ухватился. Правой рукой он держался за железо, левой за канат.

   Он стоял, надеясь, что напиравшие сзади люди не вытолкают его за борт раньше времени. Матрос без предупреждения хлопнул его по спине.

   – Пошел. Давай! Не задерживайся!

   – Hai! – ответил Симицу, перелез через перила и, держась за канат, начал опускаться вниз, пока нога не нашла опору в виде сетки. Если бы он был обезьяной, умеющей работать ногами так же как и руками, всё было бы проще. Он же, наоборот, спускался медленно и осторожно.

   – Непростая работенка! – сказал солдат, спускавшийся рядом. Симицу кивнул. В этот раз выражение не было никакой метафорой, его можно было смело понимать буквально.

   У самого борта "Нагата-мару" качался на волнах десантный катер "Дайхацу". Он был около 15 метров в длину и 3 метра в ширину с крепкими деревянными бортами. Под корпусом у него был сдвоенный киль. За исключением пары пулеметов на носу и стального щита, защищавшего штурвал, катер ничем не отличался от рыбацких лодок, которые ловили сардин где-нибудь во Внутреннем море.

   Перепрыгнуть с транспорта на катер оказалось той ещё задачей. Симицу вцепился в сеть. Ему совершенно не хотелось быть раздавленным двумя бортами. Если он попадет туда, с поверхности его придется соскребать.

   – Давай! – воодушевляюще крикнул солдат с катера. – Повисни. Я возьму тебя за ботинки и подстрахую.

   Последнее, о чём думал Симицу, так это вытащить ноги из сетки и повиснуть. Он хмуро подумал, что иного выбора у него не было. Сколько он так провисит, с его-то ношей? Как скоро рухнет в воду?

   – Шевелись! – крикнул он солдату на катере.

   – Держу! – ответил тот и взял его за ногу. – Отпускай. И спустишься.

   Симицу неохотно подчинился. Он упал... прямо на катер. Встав на ноги, он облегченно рассмеялся.

   – Arigato, – сказал он.

   – Do itashimashite, – ответил солдат и махнул рукой. – Не спеши радоваться. Помоги товарищам.

   Хороший совет, Симицу поспешил им воспользоваться. Ни один солдат не упал между "Нагата Мару" и десантным катером. Паре человек это чуть было не удалось, спрыгивая, люди смеялись, толкались и без конца повторяли "Непростая работенка!".

   На катере собралась вся рота. Если бы Симицу не видел этого сам, никогда бы не поверил. Лейтенант Ёнэхара выглядел довольным.

   – Всё по графику, – сказал он. – С минуты на минуту выдвинемся на Оаху.

   – Я думал, мы направляемся на Гавайи, – подал голос один солдат.

   – Оаху – это один из гавайских островов, – пояснил командир взвода. – Там очень удобный залив и там американцы держат свою армию. Отобьем у них этот остров и все Гавайи наши.

   Судя по словам лейтенанта, будет несложно. Симицу облегченно выдохнул. Ему очень хотелось, чтобы всё прошло легко. Говорят, самолеты с авианосцев отлично поработали в гавани и по остальным рубежам обороны. Симицу прослужил уже достаточно, чтобы не верить слухам. Но на этот раз ему очень хотелось, чтобы они оказались верны.

   На корме катера глухо заурчал дизельный мотор. Катер оттолкнулся от "Нагата-мару". На его место встал следующий. Движение сопровождалось сильным толчком и качкой, более сильной, чем на сухогрузе. Желудок Симицу подступил к горлу. Я не дам слабину, одернул он сам себя. Несколько солдат извергли наружу содержимое своих желудков.

   Катер в составе целой флотилии себе подобных шел к берегу, а темный горизонт на востоке постепенно начал бледнеть. На большинстве катеров сидели солдаты. На некоторые также погрузили гаубицы и легкие танки. Симицу надеялся, что они хорошо закреплены. Если орудия начнут болтаться, они могут перевернуть катер и тот утонет.

   Остальных волновало совсем другое.

   – Если сейчас появятся американские самолеты, мы тут как на ладони, – сказал сержант. Возражать ему никто не стал, потому что он был прав. Какой пилот откажется от столь легкой мишени, как медленно ползущий к берегу катер?

   – Американцы будут ждать нас на берегу? – поинтересовался Сиро Вакудзава.

   Ещё один хороший вопрос. Симицу не знал, как на него ответить. С того момента, как оперативная группа начала утюжить Оаху прошел уже день. Посчитали ли американцы этот удар единственным, или всё-таки ждут наземного вторжения? Симицу бы ждал, но он не знал, как думали американцы.

   Лейтенант Ёнэхара ответил на этот вопрос по-своему:

   – Неважно, есть ли на берегу американцы или нет, рядовой. Если они там, мы их разгромим. Если нет – пойдем вглубь острова, найдем их и разгромим. Ясно?

   – Ясно, господин. Благодарю, господин. – Вакудзава мог сколько угодно тупить и дурачиться, но он не был настолько глуп, чтобы проявлять неуважение к офицеру. Тот, кто решался на подобное, очень быстро жалел, что появился на свет.

   Небо стало ещё светлее. Солдаты принялись указывать вперед и кричать "Земля!".

   – А вы чего ожидали, когда садились на катер? – поинтересовался Симицу. – Что нас бросят посреди океана? – Бойцы засмеялись. Некоторые, вероятно, не думали, что их посадят на десантные катера. Большинство солдат поступало так: они воспринимали окружающую обстановку по мере её изменения и не беспокоились ни о чём, пока что-либо не произойдёт.

   – Тут так тепло и воздух так приятно пахнет, – сказал Вакудзава. – Здесь погода явно лучше, чем на Курилах.

   – Hai! – согласились с ним несколько солдат. Может, в Сибири погода была хуже, чем на Курилах, а может и нет. В конце концов, на северных островах дуют именно сибирские ветра.

   Пулеметы на катерах начали стрелять. Симицу проследил за полетом трассеров и заметил самое ужасное, самое жуткое, что можно представить в жизни. На флотилию катеров заходило звено американских истребителей. Их орудия начали мигать. Пули поднимали из воды фонтанчики брызг. С других катеров послышались крики, значит, не все пули попадали в океан.

   Внезапно американцы прекратили атаку и бросились врассыпную. За ними, подобно соколам, устремившимся за голубями бросились японские истребители. Такео Симицу издал бессвязный крик радости и облегчения. Один американский самолет загорелся и, крутясь, упал в воду. Сразу же следом за ним рухнул другой. Что случилось с третьим самолетом, Симицу не заметил, но обратно тот не вернулся. А остальное неважно.

   – Встречу пилотов этих "Зеро", куплю им столько сакэ, сколько они смогут выпить! – провозгласил Вакудзава. – Я уж думал, нам конец.

   – Флот не позволит, чтобы нас уничтожили, – сказал лейтенант Ёнэхара. Он мог бы сказать и больше. Вакудзава продемонстрировал не только отсутствие уверенности, но и недостаток боевого духа. Однако командиру взвода удалось их восстановить. Может, он тоже был встревожен. Симицу знал, что был, но виду офицер не показал.

   Он посмотрел на юг. Солнце уже выглянуло из-за горизонта, осветив пустынные пляжи, пальмы за ними и покрытые джунглями горные склоны в глубине острова. Перед глазами Симицу предстал самый прекрасный пейзаж, что он когда-либо видел. Здесь всё казалось таким умиротворённым. Впрочем, это ненадолго.