Текст книги "Бесславные дни (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Гарри Тертлдав
Бесславные дни

Спасибо Кириллу Дееву за перевод. Текст взят с его странички http://samlib.ru/d/deew_k_s/ На русском языке роман публикуется впервые в сборнике «Свистать всех наверх» .

I

Одним серым дождливым утром в первую неделю марта 1941 года у железных ворот Императорского Военно-морского училища в Токио остановился автомобиль. Из окна машины показался молодой коммандер, невысокий даже по японским меркам – всего 160 см – и такой худой, что казался не тяжелее 45 кг. Два старших матроса, стоявшие на карауле у входа (оба были выше коммандера на полголовы) при его появлении немедленно вытянулись.

   – Господин, предъявите, пожалуйста, документы, – произнес старший караула, закидывая за плечо винтовку и освобождая правую руку.

   Какое-то время караульный изучал документы, затем кивнул и вернул их владельцу.

   – Благодарю, господин. Всё в порядке. – Он повернулся к напарнику. – Открыть ворота для коммандера Гэнды.

   – Hai, – ответил второй матрос и принялся выполнять приказ.

   Гэнда поспешил в восточное крыло здания. Он спешил всегда и всюду, земля буквально горела у него под ногами на каждом шагу. По пути он едва не поскользнулся на мокром полу, но сумел удержать равновесие. Мелкий дождь не сумел смыть сажу с красных кирпичных стен домов. Наверное, ничего, кроме пескоструйной машины не смогло бы.

   У входа в восточное крыло сидел петти-офицер, перед ним лежал журнал. Гэнда снова достал удостоверение. Петти-офицер внимательно его осмотрел. "Коммандер Гэнда прибыл для встречи с адмиралом Ямамото", – записал он в журнале, затем бросил взгляд на часы на стене и вписал время.

   – Распишитесь, господин коммандер, – обратился он к Гэнде и протянул ручку.

   – Да, да. – Гэнда всегда пренебрежительно относился к бюрократии и формальностям. Он накарябал в журнале своё имя, затем сломя голову бросился по коридору, пока не добежал до лестницы. Несмотря на скромные габариты, по лестнице он взбежал, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Он даже не выдохся, когда поднялся на третий этаж, может, самую малость.

   Когда он проходил в кабинет, сидевший у телефона капитан с любопытством посмотрел на него. Гэнда не только не посмотрел в его сторону, он вообще не заметил взгляда офицера. Все мысли коммандера были заняты предстоящей встречей.

   Он постучал в дверь.

   – Войдите. – Голос адмирала Ямамото прозвучал низко и грубо.

   Сердце дернулось в груди, и Гэнда вошел. Войдя, он поприветствовал главнокомандующего Объединенным флотом Японии. Исороку Ямамото ответил ему тем же. Он оказался не выше Гэнды, но на этом физическое сходство между ними заканчивалось. Ямамото был широкоплечим, даже бочкообразным. У него было телосложение борца, он словно был создан для битвы с врагами. Его седые волосы были коротко острижены, обнажая широкое грубое лицо. Два пальца на левой руке он потерял в битве с русскими при Цусиме в 1905 году, Гэнда родился на год раньше.

   Он махнул рукой на кресло и спросил:

   – Ну, коммандер, что задумали? – Как и Гэнда, он очень не любил тратить время попусту.

   Гэнда облизнул губы. Ямамото мог выглядеть и часто выглядел угрожающе. Однако молодой человек всё же задал волновавший его вопрос:

   – Господин, если будет война с Соединенными Штатами, каковы наши шансы?

   Ямамото ответил откровенно:

   – Надеюсь, этой войне не бывать. Ежели мне прикажут сражаться, не оглядываясь на последствия, я уверенно смогу биться полгода, от силы год. Но я совершенно не уверен в том, что будет через два, а то и через три года. Надеюсь, нам хватит духу не ввязываться в войну с американцами.

   – Вы так считаете, несмотря на запланированный удар по Перл Харбору? – поинтересовался Гэнда. В разработке этого плана он участвовал с самого начала.

   Адмирал Ямамото медленно кивнул.

   – Считаю. Если там мы преуспеем, то сможем выиграть немного времени. Его может хватить на захват Филиппин, Голландской Ост-Индии и Малайи, что позволит создать оборонительный рубеж для удержания завоеванных территорий. Может быть. Сам я в это не верю, но это вполне вероятно.

   – Если США продолжат использовать Гавайи в качестве форпоста, нам придется труднее, – заметил Гэнда. Его густые выразительные брови при этом дернулись вверх.

   – Намного труднее, – согласился Ямамото.

   – Тогда зачем ограничиваться лишь авиаударом по Перл Харбору? – продолжал мысль Гэнда. – Американцы восстановят силы и нанесут ответный удар.

   Ямамото снова кивнул.

   – Всё так. Это один из моих аргументов против проведения этой операции. Если между Японией и США начнется война, нам будет недостаточно ни захвата Гуама с Филиппинами, ни даже Гавайев с Сан-Франциско. У меня есть сомнения относительно того, насколько наши политики уверенны в окончательном результате и их готовности пойти на необходимые для этого жертвы.

   Разговор зашел дальше, чем ожидал Гэнда.

   – Может, вернемся к обсуждению вопроса Гавайев? – предложил он. Улыбку на лице Ямамото можно было бы счесть снисходительной. Он махнул рукой и молодой человек продолжил: – Удар по Перл Харбору должен сопровождаться десантом. Если мы займем Гавайи, американцы потеряют свою самую удобную базу. Если мы собираемся нападать, делать это нужно решительно.

   Ямамото задумался и сел. Его лицо не выражало совершенно ничего. Он был превосходным игроком в бридж и покер. Теперь Гэнда понимал, почему.

   – Никто не вправе обвинить вас в узости мышления, коммандер, – наконец, произнес Ямамото. – Скажите, вы уже обсудили этот вопрос с контр-адмиралом Ониси?

   Именно этого вопроса Гэнда предпочел бы не слышать.

   – Да, господин, обсудил, – не без грусти ответил он.

   – И на его взгляд..?

   – На его взгляд, в данный момент у нас недостаточно сил, чтобы атаковать в восточном и южном направлении одновременно, – с ещё более явной грустью произнес Гэнда.

   – Контр-адмирал Ониси – лётчик, – сказал Ямамото. – Это жесткий, решительный человек. Если он полагает, что у нас ничего не выйдет, с его мнением нужно считаться. Как вы ответили на его возражения?

   – Ответил, что против американцев полумеры не сработают, господин, – сказал Гэнда. – Хорошо ли, что наш удар лишь разозлит нашего врага? Никак не хорошо, я считаю. Если мы намерены ударить, мы должны вонзить свой меч по самую рукоять. Пусть американцы переживают, как обезопасить своё западное побережье. Если они потеряют Гавайи, возможно, они не станут думать об ответном ударе.

   И снова на лице адмирала Ямамото не отразилось ни тени того, о чём он думал.

   – Как вы считаете, сколько нам потребуется людей для десанта на Гавайи после авиаудара? – спросил он.

   – Если всё пройдет по плану, они будут раздавлены, – ответил Гэнда. – Одной дивизии численностью 10-15 тысяч человек будет достаточно.

   – Нет, – Ямамото замотал головой. Его глаза светились гневом. Гэнда понял, что он что-то упустил. И Ямамото напомнил ему, что именно: – У американцев на Оаху две пехотные дивизии. Даже при превосходстве в воздухе, одной нашей дивизии не удастся выкинуть их оттуда. Если мы намерены выполнить задуманное, ошибки быть не должно. И в этом вы абсолютно правы.

   Гэнда не понимал, радоваться ему или бояться. Флот мог набрать дивизию из своих собственных ресурсов. Но, чтобы собрать силу, о которой говорил Ямамото...

   – Армия придет нам на помощь, господин? Свои главные цели они видят в Китае и на юге – на Филиппинах и в Голландской Ост-Индии. Они всегда сторонились чего-то нового. – О наземных войсках он говорил с тем презрением, свойственным всем потомственным флотским офицерам.

   – Они могут считать, что торопить войну с США не нужно, – сказал Ямамото. – Могут. А могут, наоборот, с нетерпением ждать, когда можно будет скинуть американцев с занимаемых ими позиций. Если мы выберем южное направление, продвижение там окажется медленнее. Но полагаю, вы правы, коммандер. Когда мы опрокинем американцев, ответить нам будет некому. Некому! Цена победы на востоке – это победа везде. Где, скажите, у нас будет такая же возможность?

   Гэнда с огромным трудом скрывал внутреннее ликование. Он был далек от уверенности, что ему удастся убедить старика в верности намеченного пути. Контр-адмирал Ониси этого разглядеть не смог. Однако Ямамото был из того поколения, которое сражалось в Русско-Японской войне, свидетельством чего была его искалеченная рука. Та война началась с внезапного нападения японцев на русский Дальневосточный флот в Порт-Артуре. Он прекрасно понимал преимущества внезапного удара и был способен их просчитать.

   Ямамото понимал. Но понимали ли остальные? Воодушевленный, Гэнда позволил себе поинтересоваться:

   – Вы уверены, что сможете убедить армию содействовать нам?

   Без помощи армии ничего не выйдет. Ямамото только что ткнул Гэнду носом в этот факт. Его это раздражало. Эти армейские олухи могут лишить Японию самой благоприятной и единственной, по мнению Гэнды, возможности сразиться с США и победить.

   Адмирал Ямамото подался вперед. Он был невысоким человеком, тем не менее, казалось, будто он занял весь кабинет, взглянул на Гэнду сверху вниз, хотя на самом деле их глаза находились на одном уровне.

   – Это уже моя забота, коммандер. – Голос Ямамото скорее принадлежал ками, нежели человеку. Гэнда поспешил отсалютовать. Когда Ямамото говорил подобным образом, кто смел усомниться в его словах? Никто. Ни единая душа.

   Из трубы паровоза вылетело облако угольного дыма, и локомотив остановился на вокзале Эсаси, что на северной оконечности Хоккайдо. Позади него с грохотом замер эшелон. Капрал Такео Симицу выглянул в окно и помотал головой.

   – На дом не очень похоже, да?

   Бойцы его отделения быстро замотали головами вслед за ним.

   – Не, не, – единогласно ответили они. Симицу имел полное право побить их, если те вздумают создавать проблемы. Впрочем, этой привилегией он пользовался гораздо реже, чем прочие младшие командиры. Этот круглолицый крестьянский сын очень долго не мог получить повышения, так как командиры считали, что он слишком добродушен для капрала.

   Один из бойцов, тощий невысокий парень по имени Сиро Вакудзава произнес:

   – Лучше бы я остался в Хиросиме. Она в сотнях километров к югу отсюда, и мы бы не сидели тут, дрожа от холода. – Остальные снова закивали. Угольная печь, стоявшая впереди пассажирского вагона, не обогревала ничего, кроме себя самой.

   – Хватит бухтеть, – одернул его Симицу. – Мы не посрамим честь пятой дивизии. – Его отделение было лишь крошечной частью этого огромного формирования, но он никоим образом не хотел никого подводить. И он искренне так считал, ибо не хотел терять лицо перед друзьями, соседями и роднёй. Вся их дивизия была набрана в округе Хиросимы.

   Сидевший у прохода Вакудзава, вытянулся и тоже посмотрел в окно. Какое-то время он просто наблюдал, затем разочарованно помотал головой.

   – Что-то потерял? – с неожиданным для самого себя любопытством поинтересовался Симицу.

   – Волосатых айнов, – ответил Вакудзава. – Они ведь должны жить на Хоккайдо, так же? У них бороды отсюда. – Он коснулся пальцами кожи под глазами. – Досюда. – Затем он постучал себя по груди.

   Капрал Симицу отвел взгляд.

   – И ты хотел увидеть их посреди вокзала? Что у тебя вместо мозгов? Если они здесь и работают, им приходится бриться, чтобы выглядеть похожими на остальных. У меня тоже борода. – Он очень гордился своей пышной бородой. – Но я же бреюсь.

   Другие солдаты начали смеяться над Вакудзавой. Капрал посмеялся, значит и они должны. Это смутило Вакудзаву. Умно с его стороны. Он всего лишь новобранец, солдат первого года службы, у которого не было ни прав, ни привилегий. Если бы он заступил за черту, ему бы устроили взбучку. Её ему устроят в любом случае – чисто для профилактики.

   Лейтенант Осами Ёнэхара – командир взвода, к которому принадлежало отделение капрала Симицу, поднялся и скомандовал:

   – На выход! Барахло с собой! В колонну по четыре стройсь! Живо! Давай! Давай!

   Он никогда не переставал кричать. На бедре у него болтался офицерский меч. Он был очень образованным человеком и образцовым офицером, что делало пропасть между ним и теми, кем он командовал в два раза шире. Симицу из-за этого не переживал. Офицеры должны командовать, а рядовые подчиняться. Механизм работал именно так.

   С севера дул противный холодный бриз. Складывалось впечатление, будто он шел прямиком из Сибири. Капрал Симицу тут же начал стучать зубами. Кто-то позади него произнес:

   – Почему нам не выдали зимнюю форму? У меня яйца уже в живот залезли.

   – Тихо там! – выкрикнул Симицу достаточно громко, чтобы начальство его услышало и не усомнилось, что он на своем месте.

   – Вперед, шагом-арш! – Голос принадлежал командиру полка подполковнику Митсуо Кудзикаве. Солдаты тронулись с места. Симицу понятия не имел, куда они направлялись. Но он и из-за этого не переживал. Тем, кто наверху, виднее. А он должен лишь следовать за тем, кто шагал впереди.

   Они маршировали по улицам Эсаси. Встречавшиеся по пути женщины и рабочие, замирали и таращились прямо на них. Некоторые рабочие были одеты в костюмы и шляпы по западной моде, а женщины, наоборот, носили не платья, а кимоно. Симицу подумал, что людей в западной одежде дома было больше, чем здесь. При каждом шаге его висевшая за плечом винтовка ударялась о лопатку. Его это раздражало, но ничего поделать он не мог.

   Здания вокруг станции тоже были построены по западному образцу. Убогие строения из кирпича и бетона. Вскоре 11-й полк вошел в старую часть города. Крыши домов здесь были кривыми. Кирпич сменило дерево и бумага. Симицу это казалось более осмысленным. В случае землетрясения кирпичные строения упадут прямо на голову. К тому же чисто японские дома выглядели интереснее, чем те, что были построены по западным стандартам.

   Когда они добрались до бухты, домов в западном стиле снова стало большинство. Они шагали мимо цехов, как до этого шли мимо вокзала. Эти здания выглядели более крепкими и основательными, нежели их японские аналоги. Да и сами механизмы, либо идея их создания, тоже пришли с запада. Возможно, в знакомых силуэтах было бы чуть больше домашнего.

   Над головой вопили чайки. Они сбивались в огромные стаи и набрасывались на рыбацкие лодки, стараясь что-нибудь украсть. В нос ударил запах морской соли вперемежку с вонью сточных вод.

   Симицу поднялся на пирс и оказался возле большого торгового судна. На его корме хираганой и латинскими буквами было написано название: "Нагата-мару". Он поднялся по трапу. По металлической палубе застучали каблуки сапог. Матросы смотрели на него так, будто к ним на борт поднялась обезьяна. Он взглянул на них в ответ, чтобы показать, что он ничуть не напуган. На берегу он знал, что делать. Но здесь вотчина моряков. Может, они не считали его обезьяной. Может, он для них, как... груз.

   – Сюда, – приказал лейтенант Ёнэхара и провел бойцов в трюм. "Нагата-мару" перевозил грузы. В этот раз грузом будут люди. Помещение трюма было заставлено нарами из необработанного дерева. На каждом из них валялся соломенный матрас. Все матрасы были пронумерованы. Ёнэхара проверил их.

   – Мой взвод будет здесь, – выкрикнул он так, чтобы его голос был слышен среди гомона и стука подошв наверху.

   Два отделения заняли верхний ярус, два нижний. Капрал Симицу со своими бойцами отправился на верхний. Он не был до конца уверен, хорошо это или плохо. Они находились под верхней палубой и, в случае чего, будут постоянно биться головами о сталь, зато сверху на них ничего не прольется.

   Трюм всё заполнялся и заполнялся. Матрасы на койках лежали очень близко друг к другу. Если кто-нибудь захочет повернуться, он обязательно ударится о соседа.

   – Напихали нас, как сардины в банку, – произнес капрал Симицу.

   Его бойцы закивали. Все разлеглись по матрасам. Трое или четверо тут же принялись играть в карты. Молодой солдат по имени Хидео Фурута сказал:

   – Могло быть и хуже, господин капрал.

   – И как же? – поинтересовался Симицу. Ему казалось, что хуже уже некуда.

   Фурута вдруг понял, что ошибся. На его широком с оспинами лице отразился гнев на собственную глупость. Однако он сумел найти подходящий ответ:

   – Если бы стояла жара, палуба над нами раскалилась бы добела.

   Он прав. Могло быть и хуже. Когда ты прав, тебе становится легче, особенно, когда ты первогодка.

   – Сходи-ка, чаю принеси. – На палубе, на импровизированной кухне он заметил большой чайник.

   – Есть, господин капрал! – Радуясь, что Симицу его не ударил, Фурута спрыгнул с койки и побежал по узкому проходу к лестнице, которая вела на палубу. Там он нос к носу столкнулся с прибывающими солдатами.

   – Непростая работенка! – выкрикнул кто-то. Эта фраза имела несколько смыслов: во-первых, что работа действительно сложная. Во-вторых, крикнувший мог завидовать кому, кто занят делом или, наоборот, отмечал, что кому-то не повезло её получить. То, как это было сказано намного важнее того, что именно было сказано.

   Фурута вернулся с кружкой чая спустя, казалось, вечность. Симицу подумал наорать на него за медлительность, но решил не утруждаться. Учитывая скученность, парень сделал всё, что мог. Кстати, парни из его отделения, что в данный момент наслаждались чаем, думали точно так же.

   Солдаты разбредались по трюму, и там становилось всё жарче и душнее и безо всякого солнца, нагревавшего верхнюю палубу. Иллюминаторов не было – зачем они вообще нужны на сухогрузе? Свежий воздух поступал лишь из люка, из которого спускались солдаты.

   Лейтенант Ёнэхара со взводом не остался. У офицеров были собственные каюты. Но в тесноте находились даже они. Младших офицеров, вроде командиров взводов селили по двое. Капрал Симицу не особо завидовал их положению. "Shigata ga nai", – подумал он. Что по-японски означало: «Ничего не поделаешь».

   Солдаты перестали заходить. Как им удалось запихнуть в "Нагата-мару" целый полк? Симицу, впрочем, не удивился. Зашумел двигатель, палуба над головой Симицу и всё судно начало дрожать. В армии врачи поставили ему несколько пломб. Сейчас казалось, что пломбы эти тряслись вместе с сухогрузом.

   Как только "Нагата-мару" отчалил от пирса, началась качка. Бойцов тут же начало тошнить. Трюм наполнился едким запахом блевотины, смешиваясь с вонью сотен солдатских тел. Бойцы с зеленеющими лицами едва успевали добежать до борта, где их рвало.

   К удивлению Симицу, собственный желудок его совершенно не беспокоил. Раньше он никогда не выходил в столь бурное море. Плавание не приносило ему удовольствия, но и особых мучений он не испытывал.

   Никто ему не докладывал, куда направлялось судно. Если командиры захотят, чтобы он что-то узнал, они дадут знать. До тех пор, его задача – поддерживать порядок в отделении. Те, кто был в состоянии есть, доставали припасы: рис, консервированные водоросли и бобы, вместе с маринованными сливами, редисом и всем тем, что обычно брали с собой солдаты.

   Каждое утро лейтенант Ёнэхара выводил взвод на палубу на зарядку. Выбираться наружу было непросто, но приказ есть приказ. Серые тяжелые воды Охотского моря и такое же серое низкое небо наглядно демонстрировали Симицу, насколько далеко он оказался от дома.

   После зарядки, бойцы в основном лежали на матрасах. Ходить тут было некуда. Некоторые настолько ослабели, что могли лишь лежать и стонать. Другие играли в карты, пели, либо спали, будто впавшие в спячку животные, в общем, делали всё, лишь бы время тянулось побыстрее.

   Курильские острова выглядели подобием Японских: разбросанные в тихоокеанских водах куски скал, тянущиеся в сторону Камчатки. Итуруп затянуло туманом, он выглядел пустынным, как и все остальные острова. Когда "Нагата-мару" причалило в заливе Хитокаппу, на Симицу это место не произвело впечатления. Он лишь надеялся как можно скорее сойти на берег. Если бы командир взвода не сообщил, где они, он бы этого так и не узнал.

   Он надеялся сойти с судна и размять ноги. Но сходить на берег не разрешалось. Отправлять письма тоже запретили. Запрещено было практически всё, за исключением выхода на палубу и зарядки. Каждый раз, когда Симицу появлялся на палубе, в заливе оказывалось всё больше судов. Это были не только транспортные суда. К флоту присоединялись огромные боевые корабли, оснащенные большими пушками и громоздкие авианосцы.

   Намечалось нечто грандиозное. Возвращаясь в трюм, солдаты принимались гадать, что же именно. Никто так и не высказал верного предположения.

   На Гавайях тоже можно быть несчастным, как и в любом другом месте. Тем, кто приезжает сюда с материка, поверить в это трудно, но так и есть. Морское путешествие из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса занимает 5 дней. Каждый день людям приходится переводить часы на полчаса назад, так что сутки занимают 24,5 часа. Добравшись, вы оказываетесь в двух с половиной часах от западного побережья и в пяти с половиной часах от восточного.

   Когда на горизонте появляется кратер Даймонд-Хед или шпиль башни Алоха, вы заселяетесь в добротный отель. Вы едите превосходную пищу. Пьёте... чуть больше, чем обычно. Впрочем, не напиваетесь. Вы... счастливы. Вас восхищает бирюзовое небо, море цвета сапфира и изумрудная земля. Среди деревьев поют незнакомые тропические птицы. Вы наслаждаетесь идеальной погодой. Здесь никогда не бывает слишком жарко или слишком холодно. Что с того, что пойдет дождь? Всё равно, солнце вернется. Вы захотите стать бродягой и жить тут до конца своих дней. Если удастся встретить смуглую, красивую полинезийку, которая пожелает остаться с вами, тем лучше.

   Гавайи – это место, которое бог создал после того, как потренировался на Рае. Как тут можно быть несчастливым?

   У первого лейтенанта Флетчера Армитиджа с этим никаких проблем не было.

   Во-первых, Армитидж – для друзей Флетч – был зеленоглазым рыжеволосым молодым человеком, чьё лицо было обильно усыпано веснушками. Там, где веснушек не было, его кожа была белой как молоко. Он терпеть не мог тропическое солнце. Он не загорал, а сгорал.

   Во-вторых, три недели назад от него ушла жена. Он так и не понял, почему. Он не был уверен, что Джейн тоже понимала, почему. Он не был уверен даже, что вообще кто-нибудь был способен это понять. Джейн ничего ни о ком не говорила. Она сказала, что в их крошечной квартире в Вахиаве чувствует себя подавленной. Сказала, что он не уделяет ей достаточно времени.

   Это заявление его вымораживало, несмотря на то, что найти холод на Оаху – это надо постараться.

   – Господи, я с тобой каждую секунду, если не занимаюсь пушками! – выкрикнул он. Он служил в 13-м батальоне полевой артиллерии 24-й дивизии. "Везучая дюжина" – как бойцы сами себя называли. – Когда ты говорила "Согласна", то знала, что выходишь замуж за офицера.

   Она лишь пожала плечами. Она была невысокой упрямой блондинкой.

   – Этого недостаточно, – сказала она. Квартира досталась ей, и в связи с его отсутствием она, видимо, чувствовала себя не такой подавленной. Она поговорила с юристом. Как ей удалось оплатить услуги адвоката из своей учительской зарплаты, было за гранью понимания Флетча, но если такая возможность была, она ею воспользовалась. Всегда пользовалась.

   В свою очередь, Флетчеру досталась жесткая койка в общежитии для неженатых офицеров под названием казармы Скофилда, и бар, траты в котором скоро превысят судебные издержки Джейн. Некоторые офицеры, которые были в курсе его проблемы, выражали ему поддержку. Остальные же, вдруг не пожелали иметь с ним никаких дел. Почти все они были женаты. Возможно, они боялись, что он сделает нечто неподобающее. Он и делал: служил в армии. Если что-то и способно перемолоть брак в порох, так это служба.

   Он сидел за барной стойкой и потягивал виски в компании Гордона Дугласа, ещё одного лейтенанта из их батальона.

   – Она же знала, блин, что я офицер, – опустошив уже несколько стаканов, невнятно пробормотал он. – Она же знала. Знала, что мне приходится приглядывать... за всем этим. – Он взмахнул рукой. В тот момент он ещё не до конца понимал, что собирался сделать.

   Дуглас в ответ важно кивнул. Он был похож на защитника школьной футбольной команды, кем и являлся 10 лет назад. Он был родом из Небраски – откормленный на кукурузе здоровяк.

   – Ты ж понимаешь, что могло быть хуже, – медленно произнес он. Он пил с Армитиджем с самого начала.

   – И как же? – с пьяным вызовом поинтересовался Флетч. – Куда уж хуже-то, блин?

   – Ну... – его товарищ уже пожалел о сказанном. Однако он уже выпил достаточно, чтобы не держать рот на замке, поэтому продолжил: – Было бы хуже, если бы мы больше времени проводили на полигонах. Тогда бы она видела тебя ещё реже и ушла значительно раньше.

   – Ага. Если бы. – Мысли Флетча переключились на другую проблему, более старую, чем проблема с женой (или старше его осознания этой проблемы, что не одно и то же). – Не надейся особо.

   – Мы делаем всё, что можем. – Голос Гордона Дугласа звучал неуверенно, потому как ему не хотелось спровоцировать очередной пафосный монолог.

   Но так и случилось. Флетч взорвался.

   – А мы делаем? Делаем? Как по мне, что-то не видно. Наша армия годится только для парадов, уж не смывайся. – Он замолчал, обдумал собственные слова и попробовал ещё раз: – Не... сомневайся. – Вот. Так лучше. Он продолжил: – Армия для парадов. А если на самом деле придется воевать? Что будем делать, если окажемся не на параде?

   – Всё будет как надо. – Дуглас всё ещё чувствовал себя неуверенно, однако не остановился: – К тому же, с кем нам воевать? Никто в здравом уме на Гавайи не сунется, ты же сам знаешь.

   Армитидж допил виски и махнул бармену-филиппинцу повторить. Не дожидаясь заказа, он сказал:

   – Не нравится мне эта херня с япошками. Им не по душе, когда мы шурудим у них на заднем дворе.

   – Это же бред, – ответил его приятель. – Если эти пиздюки что-нибудь устроят, мы хлопнем их уже к середине следующей недели. И не смей мне возражать.

   – Ага, блин, мы их размажем. – Насколько сильно бы ни был пьян Флетч, он прекрасно знал о мощи обороны Гавайев. В казармах Скофилда расквартированы две дивизии. В Форте Дерусси, что рядом с пляжем Ваикики расположилось командование береговой артиллерии со штабом, здесь, неподалеку от казарм в Уиллере летчики и, в качестве вишенки на торте – Тихоокеанский флот. – Нужно быть психом, чтобы связываться с нами.

   – Можно хоть на жопу поспорить, – сказал Дуглас. – Так чего ты взъелся-то?

   Армитидж пожал плечами.

   – Просто, жаль... – Его голос внезапно стих. Он жалел о многих вещах, о том, что тревожило его сильнее, чем готовность бойцов в казармах Скофилда отразить маловероятное нападение. Не из-за этого он взъелся. Они с Джейн были женаты пять лет. Он к этому уже привык. Но последние три недели оказались тяжелее всего. Он сделал глоток. – Жизнь – говно, ты в курсе?

   – Люди в большинстве своём – то ещё говно, – согласился Дуглас. – Держись от них подальше, если сможешь. Приветствуй по уставу и шагай себе. Если не можешь, отвечай: "Так точно, сэр". Так оно и работает, братан, – произнес он со всей серьезностью.

   – Ага, наверное. – Голова Флетча качалась то вверх, то вниз. Но на кивки похоже не было. Он словно плакал. Это случилось с ним лишь однажды, когда он переехал из квартиры в общежитие для неженатых офицеров. Тогда он был намного пьянее, чем сейчас. Разумеется, он мог это исправить. Виски в стакане закончился, он махнул рукой повторить.

   – Утром тебе будет очень худо, – заметил Дуглас, опорожняя свой стакан. – Если командование решит устроить стрельбы, тебе надо быть в форме. – Впрочем, он не воспользовался собственным советом и тоже попросил повторить.

   Армитидж пожал плечами.

   – Это будет завтра утром. А сейчас – это сейчас. Если напьюсь, не буду переживать... вообще ни о чём.

   – Посмотри с другой стороны, – сказал его приятель. – Если бы мы сейчас были дома, вокруг скорее всего лежал бы снег.

   – Снег лежал бы, если бы дома находился ты, – возразил Флетч. – Это твоя проблема. А я из Сан-Диего. Я знаю о снеге не больше, чем гавайцы.

   – Ты вырос в городе с военно-морской базой. Ты находишься в месте, где моряков больше, чем где бы то ни было. Хрена ли ты забыл в армии?

   – Иногда мне и самому интересно, – признал Армитидж. Если бы он выпил чуть больше, он бы принялся рассуждать о собственном имени. Единственное, чего не вызывала выпивка – это мыслей о Джейн. Она ушла, и вернуть её не было никакой возможности. Вот поэтому он и пил. Он вернулся к предыдущему вопросу. – Хрена ли я забыл в армии? Делаю, всё, что могу. А ты?

   Гордон Дуглас не ответил. Он положил голову на барную стойку и захрапел. Флетч растолкал приятеля. Сделать это оказалось непросто, ведь он сам уже клевал носом. Вместе они вернулись в общежитие. Патрульные наряды продолжали нести службу. Нельзя сказать, что они прежде никогда не видели пьяного офицера. Тем более двоих.

   Следующим утром, пачка аспирина и несколько литров черного кофе едва смогли развеять похмелье Флетчера. Он решил приготовить сухой тост с кофе. Казалось, съеденное и выпитое заполнило весь желудок. Дуглас выглядел так же, как себя чувствовал, что служило слабым утешением.

   Их на самом деле отправили на стрельбы. Наличие рядом громыхающего 105 мм орудия плохо помогало восстановлению. Он принял ещё аспирина и пожалел, что не умер.

   Хиро Такахаси вместе с двумя сыновьями загружал «Осима-мару» чанами с прикормкой, пока сампан стоял на приколе в бухте Кевало, что к западу от Гонолулу. Такахаси, невысокий, мускулистый загорелый мужчина 55 лет от роду назвал свою лодку в честь местности, которую покинул ещё в начале века. Он наблюдал, как в оцинкованных бочках туда-сюда сновали гольяны. Хиро знал, что праздничным это путешествие не будет.

   Он задумался, понимали ли это его сыновья.

   – Вставайте! Пошевеливайтесь! – выкрикнул он по-японски – на единственном языке, который знал.

   Хироси и Кензо улыбнулись в ответ. Он не заметил, чтобы они двигались быстрее. А должны были. Сыновья были вдвое моложе его самого, но уже были сантиметров на 10 выше. Значит, они должны быть сильнее него. Если и были, он этого не замечал. У них не было того огня в глазах, не было страсти к общему делу, какой обладал Хиро. Он не понимал, почему. Не сказать, что он не пытался зажечь в них эту страсть.

   Выставляя бочку на палубе, Хироси произнес что-то по-английски. Младший брат ответил на том же языке. Образование они получили в американских школах на Оаху. По-английски они говорили с той же охотой, что и по-японски, хотя Хиро и отправлял их в японскую школу после окончания обучения в американской. Они называли себя Хэнк и Кен так же часто, как пользовались теми именами, что дал им отец.