Текст книги "Бесславные дни (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

   – Учась в школе, вы занимались каким-нибудь спортом?

   – Так точно, сэр. Стоял на второй базе в бейсбольной команде и играл на позиции защитника в баскетбол.

   – А футбол?

   Джо помотал головой.

   – Иногда перебрасывал мяч в парке, но я не очень крепкий. – Это, конечно, было преуменьшение. – Я никогда не просился в команду. А почему вы спрашиваете?

   – Игра в команде, – пояснил Ландквист. – Баскетбол, это хорошо, но футбол лучше. В бейсболе делается особый упор на координацию, но с остальным там неважно.

   К беседе подключился другой член комиссии:

   – Второму бейсмену и шорту она нужнее всего. Чтобы сделать дабл-плей им приходится действовать вместе. – Познания этого человека говорили о том, что, в своё время, он играл на позиции среднего инфилдера. Он был абсолютно прав, поэтому Джо кивнул. Вместе с Дэнни Фитцпатриком, который играл шорт-стопом, они подобрали бессчетное количество граунд-болов и тренировали дабл-плеи до тех пор, пока не могли выполнять их с закрытыми глазами.

   Ландквист что-то записал.

   – Вы когда-нибудь летали? – спросил он.

   – Нет, сэр, – ответил Джо, гадая, сколько же проблем ему это принесет. И всё же, что думал Ландквист, он не знал. У этого человека было самое невыразительное лицо, какое только встречал Джо. Играть с ним в покер он бы точно не сел.

   – Но водите машины вы так же хорошо, как и чините их?

   – О, да, сэр. Получил права в шестнадцать.

   – Аварии?

   – Не было.

   – Штрафы?

   – Только один. – Джо подумал было соврать, но его могли проверить. Штраф, может, никакого вреда и не нанесет. Но если его поймают на лжи, его песенка спета.

   Глава приемной комиссии зашуршал бумагами.

   – Смотрю, у вас тут есть рекомендательные письма. – Он посмотрел на них и отложил в сторону. – От начальника и обоих школьных тренеров. Они вас хорошо знают?

   – Если они не знают, то никто. – Джо подумал, что было бы неплохо получить рекомендации от более важных персон, политиков или судей, например. Но беда в том, что таких людей он не знал. "Я обычный Джо", – подумал он и слегка улыбнулся.

   – Ещё один вопрос: зачем вам всё это?

   – Зачем? Сэр, когда япошки напали на Перл Харбор, на следующий день мой отец решил записаться в армию. Как и я, он хотел дать им отпор. Его не взяли, потому что ему 45 лет, у него больная спина и плечи. Но не могу описать, как я горжусь им. Его поступок заставил меня задуматься. Когда мы начнем бить японцев, кто будет в первых рядах? Пилоты палубной авиации, такие же как я. Вот, зачем мне всё это.

   Человек, похожий на шорта, заметил:

   – А паренек смышленый.

   От этих слов Джо показалось, будто он стал трехметрового роста. Гениальным умом он, конечно, не славился, но и законченным тупицей не был. Если они собирались сажать в кабины истребителей высоколобых очкариков, ему здесь не место.

   – Не подождете снаружи? – попросил его Ландквист. – Мы хотим обсудить вашу кандидатуру без вашего участия. – Джо задумался над услышанным. Может, этот Ландквист и холоден снаружи, внутри он не такой жесткий.

   Сидя за дверью, он слушал, как они переговаривались. Если приложить ухо к двери, можно даже разобрать отдельные слова. Но Джо этого делать не стал. Иначе, это может стать одной из причин отказа в зачислении. Разумнее будет этого не делать. Через десять секунд из-за угла вышли двое в форме матросов и прошли мимо него. Они обратили на него не больше внимания, чем на кусок линолеума. Но если бы он стоял, прильнув к двери, разговор был бы совсем иным.

   Хотелось закурить, но доставать пачку "Лаки Страйк" он не рискнул. Ему не хотелось заходить в кабинет с окурком в зубах, ведь, как обычно, его пригласят в самый разгар перекура.

   Это решение тоже оказалось правильным, потому что через пару минут дверь действительно открылась.

   – Заходите. Присаживайтесь, – позвал его Ландквист. Его лицо, как обычно, не выражало совершенно никаких эмоций. Он мог одновременно и зачислить Джо в академию, и арестовать и отправить прямо в Алькатрас.

   Повисла тишина. Джо сильнее, чем обычно захотелось закурить. Он бы успокоил нервы и бешено колотящееся сердце. Наконец, его терпение иссякло и он спросил:

   – Ну и?

   – Ну, мы решили отправить вас на психологическое тестирование, – сказал Ландквист. – Если они не покажут никаких тараканов у вас в голове, флот попробует сделать из вас летчика.

   – Благодарю, сэр! – Эти слова показались Джо какими-то глупыми и бессмысленными. На самом деле, ему хотелось бегать по потолку от счастья.

   – Сразу скажу, ничего не обещаю, но вы вроде ничего, – продолжал офицер.

   Похожий на инфилдера человек добавил:

   – Ты первый, кто сразу подготовил все необходимые документы. А это хороший знак. Знал бы ты, сколько народу трижды приходило сюда, собирая всё, что нужно. Опять же, ничего не обещаю, но предполагаю, что ты пройдешь комиссию.

   – Зайдите к петти-офицеру за соседней дверью и запишитесь на прием к психологу в течение этого года. Удачи.

   Джо снова поблагодарил его и вышел из кабинета. Он едва касался ногами земли. Казалось, он мог взлететь безо всякого самолета. Петти-офицер, носивший на рукавах впечатляющие нашивки за долгую службу, записал его на тестирование. То, что Джо прошел приемную комиссию, его нисколько не удивило. Судя по всему, его вообще было трудно чем-то удивить.

   Оказавшись на улице, Джо ожидал, что прохожие будут показывать на него пальцем и говорить: "Смотрите, вон тот парень, который сорвёт с Тодзё все медали!". Разумеется, ничего подобного не было. В его внешнем виде не было ничего такого, что показывало бы, что он прошел комиссию. Седовласый мужчина на углу улицы в каске с буквами "ГО" – "Гражданская Оборона" – свидетельствовал о том, что шла война. А Джо нет.

   На том же углу стоял пацан в шортах, который раздавал "Экзаминер".

   – Японцы продолжают высаживаться на Филиппинах! – раз за разом повторял он. – Читайте подробности!

   Джо дал ему 5 центов и взял газету.

   Он читал "Экзаминер" на всём пути обратно на работу, в автомастерскую. Вокруг было полно уткнувшихся в газеты людей, гораздо больше, чем до войны. Они то и дело сталкивались друг с другом, бормотали извинения и шли дальше, не отвлекаясь от чтения.

   Новости были не очень хорошие. Флот минировал порты восточного побережья, опасаясь вторжения немцев. Конгрессмены размышляли о недостаточно строгих правилах отключения электроэнергии. И нацисты и коммунисты объявляли о своей победе в России.

   Поддержка русских сейчас выглядела забавно. Отец Джо был поклонником Муссолини, пока тот не снюхался с Гитлером и терпеть не мог Сталина. Но США и Советский Союз отныне сражались на одной стороне, нравилось это кому-то или нет.

   – Как прошло, Джо? – спросил шеф, когда он вошел в мастерскую.

   – Думаю, неплохо, мистер Скальци, – ответил Джо. Семьи Доминика Скальци и Кросетти прибыли из одной деревни, что к югу от Неаполя. Конечно, это была не единственная причина, почему он работал здесь, но и она сыграла свою роль. – Спасибо за рекомендацию. Я собрал все бумаги и им это понравилось.

   – Отлично. Здорово. – Скальци закурил "Кэмел". Джо не понимал, как он их курил. Они были такими крепкими, что на груди вырастали волосы. Владелец мастерской был невысоким круглым человеком с седеющими усами. Он выпустил кольцо дыма, затем выдохнул сизое облако. – Надо было написать, что ты жалкий бездельник. Тебя бы не взяли и ты бы ещё немного у меня поработал.

   – Не очень-то и долго, – возразил Джо. – Если бы меня не взяли на флот, то быстро прибрали бы по призыву.

   – Я сказал, немного. – Доминик Скальци был очень аккуратным человеком, каким и должен быть хороший автомеханик. Он указал большим пальцем на раздевалку рядом с мастерской. – Иди, переодевайся. Раз уж ты пока здесь, давай, работай. Почисти карбюратор в машине мистера Яблонски. А то он уже неделю ноет.

   – Попробую, – ответил Джо. – Как по мне, карбюраторы на 38х "Плимутах" – говно полное.

   – А меня не волнует твоё мнение. Давай, иди, чисти. – Роба Скальци была очень похожа на форму матроса – такая же синяя. Только над верхним карманом был пришит белый овал с надписью "Дом". У самого Джо была такая же, только не именная.

   Он тоже закурил, пока снимал пиджак и брюки и надевал джинсовый рабочий костюм. Перед выходом он смыл окурок в унитаз. Джо решил перед чисткой промыть карбюратор в бензине. А бензин и курево очень плохо сочетались.

   Он промыл карбюратор, затем вентили и шланги, после чего проверил, чтобы в механизмы не попало ничего постороннего. Потом он перебрал карбюратор. Джо знал, что делать. Руки работали автоматически. Он уже закончил сборку и установил карбюратор на место, и только потом понял, что же именно сделал.

   В замке зажигания торчал ключ. Джо завел "Плимут" и удовлетворенно кивнул. Двигатель звучал гораздо лучше, чем когда Яблонски пригнал машину в мастерскую. Он позвал шефа. Скальци подошел, вытирая пальцы о грязную тряпку. Он тоже послушал двигатель и показал Джо большой палец. Тот ухмыльнулся. День обещал быть замечательным.

   Капралу Симицу нравилось, что сейчас дела шли намного лучше, чем неделю назад. Нападение со стороны западных гор заставило американцев отступить ещё дальше. Им так и не удалось выровнять фронт и создать единую линию обороны, какая была у них возле казарм Скофилда и Вахиавы. Если повезет, они этого так и не смогут.

   Впрочем, они не сдавались. Впереди, в ананасовом поле сеял смерть пулемет. Симицу присел в окопе. Рано или поздно, граната или мина уничтожит пулеметный расчет. Тогда они снова двинутся вперед. Либо, пойдут в атаку ещё раньше, если офицер прикажет. И если ему прострелят голову или оторвёт ногу... тогда звездочку на красно-золотой воротничок получит какой-нибудь другой дурак.

   Пока же... Пока же, Симицу закурил, достав сигарету из пачки, взятой с трупа американского солдата. Вкус табака оказался очень мягким. "Ты посмотри, американцы даже здесь лучше нас", – подумал капрал. Ему платили 20 йен в месяц. Это примерно 4 доллара 60 центов. Симицу подумал, сколько же платили американским капралам. Явно больше, чем ему.

   Он осторожно высунул голову и осмотрелся. Он видел позицию пулеметчиков – за мешками с песком возле ручья. Тот, кто устанавливал эту позицию, знал, что делал. Без помощи минометов вывести его из строя практически невозможно. Гранатами закидать тоже не получится – они расстреляют любого, стоит ему высунуться для броска.

   Капрал быстро сел обратно в окоп. Он не собирался никому приказывать покончить собой ради других. Лейтенант Ёнэхара попробовал, и что от него осталось? Ничего, кроме рыдающих родственников дома.

   Разумеется, полковник Фудзикава, или любой другой офицер мог приказать наступать и они бы подчинились. И что тогда с ними со всеми будет? Всё в руках кармы. Так, по крайней мере, думал сам Симицу.

   – Сюда! Вперед! Тут чисто! – Кричали по-японски откуда-то справа. Не просто по-японски. Это был хиросимский диалект – родной для Симицу. Старый хиросимский диалект. Складывалось впечатление, будто кричавший, перед тем, как попасть в армию, всю жизнь провел на отдаленной ферме. Симицу казалось, что сегодня так говорят только дряхлые старухи.

   Но, если там был проход... Он вскочил и закричал:

   – Вперёд! Добьём этих янки!

   Он оказался не единственным, кто поднялся на ноги. Крик услышали ещё несколько солдат. Они поднялись и побежали вперед и направо. Всех их тут же срезал американский пулемет. Симицу вдруг осознал, что и сам стоит на ногах в прямой видимости вражеских пулеметчиков. Он бросился на землю и тут же принялся окапываться.

   Среди воплей раненых, кто-то крикнул:

   – Zakennayo! – Видимо, это кто-то из гавайских японцев.

   Симицу продолжал окапываться. Он тоже выругался. Ещё до высадки им говорили, что японцев на Гавайях больше, чем представителей иных этнических групп. По его собственному опыту, так и было. Некоторые японцы были родом из Хиросимы. Именно поэтому 5-я дивизия, набранная из этого региона, и высадилась на Оаху первой. Ещё говорили, что местные японцы будут счастливы видеть эти острова под властью Восходящего Солнца.

   Это... было уже не столь очевидно. Те, кто постарше, конечно, радовались при виде японских солдат. Те же, кто помоложе и родились уже здесь, относились к ним иначе. Этот, например, уже убил несколько человек. "Взять бы его живьем...", – с нетерпением подумал Симицу.

   Он снова выругался, отбрасывая перед собой комья земли. Американцы и эти японские гавайцы его раздражали. Он крепко сжал саперную лопатку. Ну, конечно, этот гад говорил так, будто прилетел с обратной стороны луны. Почти у всех местных японцев был старомодный акцент. Либо они сами, либо их предки были крестьянами и их речь здесь не менялась так, как в самой Японии.

   Симицу вырыл окоп почти в половину того, из которого он недавно выбрался, как услышал свист мин, летевших на американский пулемет. Два взрыва подряд добавили ему бодрости, но не настолько, чтобы высовываться из окопа. Стоило ему показаться, как янки бы сразу же отстрелили ему голову.

   – Попали. Безопасно. Вперед! – снова послышалась впереди японская речь. На этот раз, капрал остался на месте. Что бы такое сделать с этим парнем, если удастся его поймать? С ним можно будет повеселиться даже лучше, чем с обычным пленным.

   Повсюду закричали:

   – Лежать! Не высовываться! Это ловушка! – Однако Симицу всё равно услышал топот солдатских сапог. За ним раздался стрекот пулемета, после чего вокруг снова начали ругаться и кричать. Симицу добавил в общий хор пару собственных ругательств. Теперь он ругался на своих так же яростно, как и на американцев. Один раз их удалось обмануть, но второй...

   – Лежать, baka yaro! – выкрикнул он. Тупые дебилы, они заслужили пулю.

   На пулеметный расчет снова полетели мины.

   – Нихрена не попали! – издевался фальшивый японец. Может, конечно, всё это полнейшая чушь и мины уничтожили пулеметное гнездо. Однако капрал Симицу не горел желанием подниматься и выяснять это самостоятельно.

   Больше он не слышал, чтобы его боевые товарищи поднимались в атаку. Капрал облегченно выдохнул. Кое-кто всё же способен учиться. Те, кто оказался неспособен, сполна заплатили за собственную тупость.

   Вскоре пулемет снова начал стрелять, на этот раз куда-то влево. Когда ему ответил другой пулемет, Симицу даже не поднял головы. По ананасовому полю в сторону американских позиций грохотал танк. Его стрелок-радист бил прямо по противнику. Вражеские пули отскакивали от брони танка, высекая из неё искры и больше ничего. Никакого вреда.

   Грохочущее механическое чудище замерло на месте. Ствол пушки на башне опустился вниз. Последовавший выстрел попал прямо перед мешками с песком. Враг сражался храбро. Американцы продолжали стрелять по танку. Правда, толку в этом не было. Танк снова выстрелил, попав в мешки и разметав их по сторонам. Даже тогда пулемет продолжал огрызаться, но уже недолго. У стрелка-радиста и башенных пулеметов появился отличный сектор обстрела.

   Капрал Симицу выскочил из окопа.

   – Вперед! – выкрикнул он. – Шевелись! Может, удастся захватить японского гавайца и воздать ему по заслугам! – Если что и было способно вытащить бойцов из окопов, так это мысли о мести.

   Так и случилось. Они преодолели ручей и выбежали на разбитую позицию пулеметчиков. Их почти никто не поддерживал. Японские солдаты пробежали несколько сотен метров, пока вражеский огонь не вынудил их снова залечь. Симицу был горд тем, сколько им удалось пройти за один рывок. Но человека, который заманил их в ловушку, им найти не удалось. Этот гад и не подозревал, насколько же ему повезло.

   Как и у большинства девятнадцатилетних жителей Гонолулу, у Кензо Такахаси были друзья японцы, хоули, китайцы, филиппинцы и те, в ком было всяких кровей понемногу. Все они общались друг с другом в школе. Многие родители хотели бы, чтобы их дети общались только с представителями своей национальности. Но на Гавайях всё было по-другому, поэтому полукровок среди детей было большинство.

   Его друзья не-японцы, а иногда и японцы, звали Кензо просто Кен. Его это вполне устраивало. Кен – вполне нормальное американское имя, к тому же американцем он был таким же, как и японцем. Обедая с родителями, он пользовался палочками-хаси, чтобы есть лапшу и сырую рыбу. Если же он ел в компании друзей, то не отказывался от жареных цыплят и спагетти с фрикадельками. Такая еда ему нравилась даже больше. Как и его брату Хироси.

   Но после нападения на Перл Харбор... Внезапно, все его друзья-хоули больше не пожелали с ним знаться. Не потому, что большую часть времени он проводил на борту "Осима-мару". Конечно, он много и тяжело трудился каждый день, но дело было не в этом.

   По возвращении в залив Кевало, он иногда видел людей, с которыми провел 4 года на занятиях по математике, английскому, истории и естествознанию. Он их видел, а они... если они были белыми, то его они не замечали. Иногда они даже специально поворачивались к нему спиной. Подобное поведение было ему как ножом по сердцу.

   Когда же они с отцом и братом подходили к причалу, они выстраивались в очередь, чтобы купить у них рыбу. Тогда они, конечно же, обо всём забывали. Особенно, когда все понимали, что эта рыба была единственной свежей пищей, которую можно было достать в Гонолулу.

   Особенно тяжело ему было переживать перемены в поведении Элси Сандберг, которая вела себя так, словно никогда его не знала. Благодаря алфавитной рассадке его парта стояла прямо позади её всё время, пока они учились вместе. Алфавит сыграл с ним и более жестокую шутку: стройная голубоглазая блондинка Элси была чирлидершей местной футбольной команды, у неё были отличные оценки по английскому и истории, а ему лучше давалась математика и естествознание. Они проводили много времени, помогая друг другу. Несколько раз ходили в кино, держались за руки. Однажды он её даже поцеловал. Он даже раздумывал пригласить её на выпускной, но, когда Кензо, наконец, собрался с силами, его уже опередил футбольный полузащитник. Когда она сообщала ему о своем отказе, в её голосе звучало неподдельное сожаление.

   Теперь же... он для неё всего лишь гнусный япошка. Ему хотелось то плакать, то разбить что-нибудь, то кого-нибудь побить.

   – Это же нечестно, блин, – жаловался он брату предыдущим вечером. – Я такой же американец, как и она. – То, что в их семье по-английски говорили только они с братом, позволяло им общаться, не боясь быть подслушанными.

   Брат закурил сигарету. Он глубоко затянулся и ответил:

   – Хреново дело, это точно. Со мной то же самое творится.

   – Хреново? И всё? Чего хорошего в том, чтобы пытаться стать американцам, если долбанные хоули никогда тебе этого не позволят? – Он ткнул пальцем в пачку "Честерфилда". – Дай мне одну.

   Хироси дал ему сигарету и наклонился, чтобы прикурить. Когда Кензо затянулся, Хироси спросил:

   – Ну, а какой у нас выбор? Хочешь ходить и восхвалять Хирохито, как отец?

   – Боже, нет. Это отвратительно.

   – В наши дни это не просто отвратительно. – Хироси заговорил тише, хотя родители всё равно ничего не понимали. – Это равносильно предательству.

   – Да, знаю я, – бросил Кензо. – Но ему-то ничего не докажешь. Он даже слушать не станет. – Он затянулся и выпустил густое облако дыма. Когда отключали электричество, а радио уже давно не работало, ночи становились очень тихими. Так даже лучше было слышно грозу в отдалении. Только это была никакая не гроза. С каждым днем грохот орудий звучал громче и громче, всё ближе и ближе.

   – Что будем делать, если... наши не победят?

   – Не знаю. – Брат докурил сигарету до такого крошечного окурка, что его стало невозможно зажимать губами. Некоторые пользовали мундштуками или даже прищепками, чтобы выжать из сигарет ещё пару затяжек. Скоро табак закончится. Всё в Гонолулу скоро закончится. Если Гавайи падут, закончится вообще всё. Хироси погасил окурок "Честерфилда" и уставился на пепельницу. – А что мы можем? Постараемся не высовываться. Постараемся удержать отца, чтобы он не рвал рубаху от переполняющей его гордости.

   – Хорошо, что сампанам снова разрешают выходить в море. Когда отец на рыбалке, его нет на улице. Там бы его быстро побили.

   – Зависит от того, в каком районе. Пока он на западной стороне Нууану-авеню, ему ничего не грозит.

   Кензо на это лишь вздохнул. Это было далеко не всё. Пожилые японцы всё чаще выступали в поддержку своей родины. Большинство же молодых, как Хироси и Кензо, поддерживали Америку. Китайцы, филиппинцы и корейцы, населявшие азиатские кварталы всегда агрессивно относились к японцам. Драки случались и до войны. Теперь же...

   Вдалеке снова прогремел гром. Кензо снова вздохнул.

   – Что будем делать, если... если японская армия займет Гонолулу? – Вот. Всё. Он высказал тревожащую его мысль.

   – А что мы можем? – вновь спросил Хироси. Кензо пожал плечами. Ответа у него не было. Но он надеялся, что таковой был у брата.

   Сабуро Синдо смотрел на Гонолулу из кабины «Зеро». Даже с высоты он различал оливкового цвета грузовики, ехавшие по городским улицам. Настало время преподать американцам урок. По его мнению, это время настало уже давным-давно. Его удивляло, почему командиры так долго тянули. Синдо слышал, что в Гонолулу жило много японцев. Может, начальство не хотело, чтобы они пострадали, а может, рассчитывало, что они вынудят американцев сдаться. Но этого не случилось. Синдо считал, что единственный способ вынудить кого-либо сдаться – это со всей силы пнуть его по зубам, пока он не сделал то же самое.

   Гонолулу ожидал именно такой удар.

   Город был защищен. Вокруг истребителей, которые вел Синдо, уже появились облачка черного дыма от зениток. Зенитки – это неприятно. Но, всего лишь неприятно. Важно было, что своих самолетов у американцев не осталось.

   Синдо качнул крыльями остальным "Зеро" и спикировал на город. Остальные последовали за ним. Оливковые грузовики, легковушки, дома, сначала были размером с муравья, затем увеличились до размеров игрушек, а вскоре и до своих настоящих габаритов. Теперь японские самолеты оказались ниже огня зениток. Летчик рассмеялся. Янки не смогут опустить стволы орудий настолько, чтобы их можно было достать.

   Видимо, желая компенсировать этот недостаток, по "Зеро" начали стрелять из ручного оружия. Казалось все винтовки, пулеметы и пистолеты на острове разом целились в них. Под фюзеляжем самолета Синдо вспыхивали искры, мимо летели трассеры. Он, как всегда, не обращал на них внимания. Скорее всего, никто не сможет его сбить. Никому не удавалось вычислить правильное упреждение для такой скоростной машины. Все, кто стрелял по нему, не попадали даже в хвост. Но, если кому-то повезет и он не промахнется... Один раз в Синдо уже попали с земли. Могло быть и хуже. И всё же, поделать с этим он ничего не мог.

   Так или иначе, но ему пришлось учиться стрелять по наземным целям. Со временем, он достиг в этом определенного мастерства. Он не знал, что перевозили в этой колонне, направлявшейся на запад через центр города – людей или боеприпасы. Синдо не было до этого никакого дела. Он всё равно её расстреляет.

   Несколько грузовиков исчезли в огне. "Топливо", – догадался Синдо. Чем меньше американцы его получат, тем меньше у них будет на ходу грузовиков, легковушек и танков. Он ушел вверх и развернулся для очередного захода. Примерно в метре от кабины по фюзеляжу его "Зеро" ударила пуля. Ничего, в него направлено столько стволов, хоть один да должен попасть. Самолет продолжал лететь. Пуля не задела ничего важного.

   Колонна полыхала. Из машин выбегали солдаты, кто-то стрелял в небо, другие искали укрытие. Он стрелял не только по военным грузовикам, но и по гражданским легковушкам на улицах. Он не только пытался замедлить передвижение армейских колонн, хотя это и была первоочередная задача. Ему также было приказано посеять панику в самом Гонолулу. Чем ярче она будет полыхать, чем громче будут выть и стонать жители, тем быстрее американское командование выбросит белый флаг.

   Лейтенант Синдо прибавил газу, и его лицо исказилось в презрительной ухмылке. Японским офицерам не было никакого дела до воплей гражданских. Они будут сражаться до конца, чего бы это ни стоило. Однако американцы были мягкотелыми, женоподобными, слабыми духом. Они позволяли таким незначительным факторам, как гражданское население, влиять на принятие своих решений, особенно в условиях войны. Придется им за это платить.

   Синдо автоматически проверил, не сидит ли кто-нибудь на хвосте. Пилот, который забудет об этом, очень быстро пожалеет. Привычка никуда не делась, даже, когда он прекрасно знал, что у американцев не осталось самолетов.

   Один "Зеро" устремился вниз. Он превратился в огненный шар с длинным дымным шлейфом. Здание, в которое он угодил, загорелось. Даже погибнув, пилот принес пользу делу. Синдо кивнул, отдавая должное его мужеству. Его душа отправится в святилище Ясукуни – Храм мира в Империи, что на холме Кудан в Токио.

   Летевшие с истребителями "Накадзимы" и "Аити", принялись бомбить город. Если гражданских нужно запугать, так тому и быть. Синдо надеялся, что это вынудит американцев сдаться. Он был очень расчетливым воином. Он не считал нужным тратить на задачу больше усилий, чем та требовала.

   Синдо сообщил остальным пилотам эскадрильи:

   – Задача выполнена. Возвращаемся на авианосцы. – Они, конечно, уже давно не базировались на воде, но секретность требовалось соблюдать.

   Оаху – довольно небольшой остров и война на нем была похожа на картину кисти какого-нибудь художника. Даже аэродром Халеивы, находившийся на севере, был всего в десяти минутах лёта от Гонолулу. Линия фронта тянулась совсем близко от гавайской столицы и Перл Харбора. Проход между хребтами Ваиана и Коолау расширялся с севера на юг. Это означало, что американцам придется растягивать линию обороны, делая её тоньше. Японские солдаты лучше всех в мире умели находить слабые места в обороне противника. Да, в армиях других стран было больше тяжелого вооружения. Если бы японская авиация не заняла господство в воздухе и не уничтожила большую часть американских тяжелых вооружений до того, как те вступят в бой, противник сопротивлялся бы более активно. Но сейчас никто не мог поспорить с японцами в маневренности.

   Севернее, на дороге виднелись разрывы снарядов. Американцы старались не допустить, чтобы японцы воспользовались шоссе. Они сражались расчетливо и очень храбро с первого дня боев. Но всё же, положение их с каждым часом становилось всё хуже.

   А вот и Халеива. Город находился за пределами досягаемости большей части американской артиллерии. Японцы по-прежнему могли пользоваться аэродромом Уилера, несмотря даже на то, что американские минометы могли обстреливать южные подходы к казармам Скофилда. Но чем быстрее самолеты и оборудование переедет с авианосцев на сушу, тем скорее флот сможет перевести драгоценные корабли на другие направления.

   "Зеро" мягко сел на полосу. Не впервые Синдо удивился, насколько же просто садиться на суше, по сравнению с авианосцем. Он выбрался из истребителя и спрыгнул на землю. Одетые в хаки техники быстро откатили машину в ангар. Один за другим на аэродром садились участвовавшие в налете на Гонолулу самолеты. Синдо всех пересчитал, удовлетворенно кивнув, когда шасси последнего коснулись земли. Он потерял только одного.

   Лейтенант отправился в штабную палатку. Коммандеры Гэнда и Футида сидели за накрытым картой столом, видимо, принесенным откуда-то из Халеивы. Карта, судя по надписям на английском, тоже была местной. Она была больше и точнее, чем все японоязычные карты, что Синдо доводилось видеть.

   – Где вы её взяли? – спросил он, указывая на карту.

   Минору Гэнда посмотрел на него, на его лице отразилась смесь веселья и смущения.

   – Со станции техобслуживания, – ответил он. – Те собирались её выкинуть.

   – Bako yaro, – выругался Синдо. Нужно быть конченным идиотом, чтобы выбрасывать столь ценные в стратегическом плане вещи.

   – Как прошло? – поинтересовался Гэнда.

   – По плану, – сказал Синдо. Будучи бесстрастным человеком, он все вылеты с начала войны описывал одинаково. Лейтенант продолжил: – Потеряли один истребитель. Я сам видел, как его сбили. Не знаю, как там у бомбардировщиков. А как дела на вашей новой карте?

   – Из порта Перл Харбора присылают всё больше матросов, чтобы те сражались в пехоте, – заговорил Футида. – Можно дать человеку винтовку, но солдата из него всё равно не получится.

   – Hai. Honto. – Синдо склонился над картой. Английского он не понимал, но прекрасно знал топографию Оаху, к тому же командиры уже начали переписывать её на японский. – Что дальше? Ещё один налёт на Гонолулу или на фронте нужна какая-то помощь?

   Родители Оскара ван дер Кёрка вырастили сына вежливым человеком. По большей части, он не обращал на их нравоучения никакого внимания, особенно, когда они рьяно добивались его возвращения домой. Но вежливость всегда была частью их натуры, и они сумели привить её Оскару. Впрочем, прибегать к ней ему приходилось нечасто.

   Со Сьюзи Хиггинс у него быстро появились проблемы.

   Он быстро выяснил, почему она развелась. Ему было тяжело провести с ней даже несколько дней, хотя Оскар был терпеливее большинства других парней. Он никак не мог понять, как она вообще вышла замуж. Конечно, она была милой и веселой, но в мире полно милых и веселых девчонок. Кому как не пляжному бродяге об этом знать?

   Она всегда улыбалась и сияла от счастья, по крайней мере, пока ты точно знал, чего она хотела. Если же это знание ускользало, Сьюзи быстро становилась жесткой и грубой. Разве парень, которого она подцепила не разглядел этого до того, как она потащила его к алтарю и заставила сказать "Согласен"?

   Видимо, нет. Бедняга.

   Сьюзи быстро потеряла интерес к сёрфингу, хотя получалось у неё неплохо.

   – Ты, что, выходишь в море вот так каждый день? – спросила она. – И тебе не скучно?

   Он посмотрел на неё так, будто она спросила, не скучно ли ему от секса.

   – Господи, нет, конечно, – ответил Оскар. – К тому же, людям всё ещё нужны уроки. Как ещё, по-твоему, я должен зарабатывать?

   Сьюзи с недоверием посмотрела на него.

   – Тебе нужно подружку найти, – сказала она.

   – У меня уже есть подружка, разве нет?

   – Её у тебя не будет, если не будешь уделять мне достаточно внимания.

   – Ты пойдешь со мной, – высказал Оскар разумное, с его точки зрения, предположение.