Текст книги "Князь Олег"

Автор книги: Галина Петреченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Да потому, что глазам моим больно от твоей красоты! – с такой горечью сказал Айлан, что Олег дрогнул, услыхав его тихие, пропитанные безнадежной, безысходной тоской слова, и задержал свои шаги.

– Красив и ты, монах, хотя в зрелом возрасте, что для меня совсем не страшно, – ответила она тоном, который напугал отца не сердечной страстью, а холодной рассудительностью.

«Откуда в ней эта ложь и желание понравиться старику? – ужаснулся Олег, наблюдая за дочерью и не зная, что же предпринять. – А ведь она его не любит, ибо слишком много говорит… Слава Святовиту! Вразумил красавицу! Поиграть с огнем ей захотелось, что ж, дело молодое… Но только лучше б с молодыми парнями, а не с черноплащевыми монахами!» – гневно решил вдруг Олег и вышел из-за своего укрытия.

– Вот ты где, моя Вербочка! – проговорил он, щадя в дочери чувство достоинства. – Ты забавляться с Харальдом останешься или тут о Христе с Айланом будешь говорить? – спросил он, стараясь не показать дочери, что давно следил за ней.

Верцина охнула, ощутив стыдливый прилив крови к лицу и обрадовавшись, что темнота мешает отцу и Айлану увидеть ее смущение.

– Что тебя задержало возле монаха, доченька? – требовательно продолжил Олег, чувствуя упорное желание дочери остаться тут.

Айлан, повернувшись к Олегу, стоял широко расставив ноги, будто знал, что сейчас ему нужнее боевая стойка, нежели униженность монаха.

– Ты не все слышал, отец, – тихо и жестко вдруг проговорила Верцина. – Так выслушай все! Я давно люблю Айлана, ибо в нем, единственном, увидела настоящего мужчину!

– Замолчи, неразумная! И иди к сестре! – крикнул Олег на дочь, но та, выслушав приказ отца, не сдвинулась с места.

– Отец, я ему дала клятву Перуна и Радогоста, что буду изути только его! И что бы ты ни сказал, отец, я не изменю своего решения никогда!

Олег, потрясенный неукротимой решимостью дочери, смотрел то на нее, то на Айлана и захлебывающимся от негодования голосом повторял:

– Да знаешь ли ты, что связывает этого монаха с тобой? – Он схватил Верцину за руку и потащил домой.

– Какого мужчину ты увидела в этом греке? – грозно спросил Олег Верцину, когда насильно ввел ее в свою гридню и усадил на скамью.

– Такого, в котором есть и сила духа, и сила любви! – упрямо ответила Верцина. – Я знаю, что он любил нашу мать…

– Откуда ты знаешь? – быстро спросил упавшим голосом Олег.

– Айлан сказал, – тихо ответила она.

Олег в сердцах выругался.

– Но он не убивал ее! Она выпила наперстянку из-за тебя, отец! Это ты! Ты во всем виноват! – закричала Верцина и отскочила от отца как ужаленная. – Ты отнял у него мою мать, женился на ней. используя силу своей власти здесь, а теперь еще и меня хочешь у него забрать?! Не слишком ли сурово ты расправляешься с бедным беззащитным монахом?

Олег ринулся на нее, пытаясь заткнуть ей рот, но она отскочила от него в сторону и снова прокричала отчаянным голосом:

– Не смей! Тебе никто не мешал тешиться ни с хазарской иудейкой, ни со своими наложницами! Не подходи ко мне, а то я переполошу весь Киев!

Олег застыл на месте и вдруг грузно покачнулся. В голове вдруг появилась боль, в ушах – звон, а перед глазами замелькали маленькие огненные точки. Верцина испуганно наблюдала за отцом, резко изменившимся в лице, и, бледная, протянула к нему руки.

– Прости, отец, – едва слышно прошептала она. – Ты… я… не хотела этой ссоры…

– Ты действительно любишь его или только жалеешь? – тихо, с понурой головой спросил Олег дочь.

– А твоя хазарская иудейка, отец, была моложе меня, но она очень сильно любила тебя! – плача, проговорила Верцина и бросилась в объятия отца.

– Замолчи! – с болью попросил Олег и грустно подумал: «Наверное, нет никого несчастнее меня на этом свете! Ну почему боги так упорно сталкивают меня с этим монахом?!»

– Отец! Как он владеет мечом! А сколько знает обо всем…

– Молчи, прошу тебя!

– Нет, отец! Я первый раз говорю с тобой! А вдруг в последний?

– Почему, доченька моя?

– Потому, что потом некогда будет. К свадьбе готовиться будем…

– А я подумал, что ты забавляешься с ним…

– О нет, отец! Он берег себя для меня! Я это чувствовала всегда…

– Когда?

– Когда он строил храм, когда ухаживал за могилой Аскольда, когда маму хоронил…

– А вдруг это месть?

– Нет! Я люблю его глаза, я люблю его руки. Я люблю его проповеди!..

– Но ты не приняла втайне от меня христианскую веру?

– Еще нет, да он и не требует этого от меня…

– А он любит тебя? – с горечью глядя в глаза дочери, спросил Олег.

– И ты еще спрашиваешь, отец?!

Олег закрыл глаза, и Верцина поняла, что победила отца в борьбе за свой выбор.

Глава 9. Поход на греков

Отшумели одна за другой свадьбы средней дочери Олега Верцины с христианским проповедником в Киеве Айланом и младшей дочери Верланы с дружинником Любаром.

Князь Олег прятал сумрачный взор от своего нежеланного зятя, отдав ему дочь за большое вено: пятьсот солидов золотом заплатил Айлан великому князю Киевской Руси, выложив почти все пятнадцатилетнее жалованье, которое получил от Византийского патриаршества за сохранение Киевской епархии под своим началом.

В отместку зятю-христианину, постоянно молящемуся дома и в храме Илии Пророка, Олег с Бастарном решили поставить новый идол Перуну и тщательно следили за ходом его изготовления. Во всех крупных торговых городах, подчиненных Олегу, был объявлен новый пошлинный налог. Решено было украсить камень-молнию, которую будет держать огромный идол в своей могучей деревянной руке, рубинами и карбункулами.

Прошло полтора года, и идол Перуну был готов. Его установили во дворе дома великого князя Киевской Руси все силачи дружины Олега под надзором верховного жреца Бастарна, который выбрал для этой цели южный угол Олегового двора, где приказал первоначально насыпать небольшой холм речного песка, затем набросать на него мелких камней и покрыть все это толстым слоем глины.

Окропив место родниковой водой, Бастарн велел поставить великое и грозное божество.

Когда все было закончено, Бастарн приказал вывести мальчиков, обутых в лыковые лапти, и утаптывать глину вокруг истукана. Потом велел присоединиться к ним силачам дружины Олега, и Мути постарался сделать все, как повелел верховный жрец. Когда все было выполнено, верховный жрец, довольный работой силачей, приказал отойти от изваяния и предоставил возможность солнцу обогреть нового идола Киева.

– Наши далекие предки, гипербореи, считали, что если солнце не увидит нового жителя в первые часы его существования, то это может обернуться большой бедой для новорожденного, – пояснил Бастарн и любовно оглядел киевского Перуна.

Перун, подставленный жарким лучам киевского солнца, засиял рубиново-карбункуловой молнией, проходящей от поднятой правой руки идола до его пояса.

Олег, Бастарн и ратники великого князя вгляделись в волнующее душу, меняющееся выражение лика изваяния грозного божества и поняли, что оно получило в это мгновение душу от солнца.

– Здравствуй, киевский Перун, на Руси! – взволнованно приветствовал идола князь и низко поклонился ему.

Все силачи и «Лучеперые» князя охотно повторили приветствие и отвесили киевскому Перуну такие же уважительные поклоны, что и их предводитель. Отныне и навсегда, поняли они, в Киеве появился новый, облаченный в одежду из дерева богожитель, поклоняться которому обязаны все ратники стольного города.

Мути долго стоял в стороне от Олега, жадно всматривался в одеяние и обувь идола, искусно изготовленные киевскими древоделами и кузнецами, и старался прочувствовать всем сердцем величие духа Перуна. Но лишь отчуждение чувствовал силач в грозном идоле, и он забеспокоился. Чего-то другого вдруг потребовала его душа.

– Святовит! – с трудом выговорил Мути, показав четыре пальца на руке и ткнув ими в свое лицо.

Олег все понял.

– Рядом с Перуном должен быть Святовит? – переспросил Олег силача.

И тот радостно кивнул.

– Надо отдать должное и другим богам, которым поклоняются наши народы, – в раздумье проговорил Олег и хотел было уже поделиться этой мыслью с верховным жрецом, как тот сам подошел к великому князю и, указав на жертвенный поднос, укрепленный возле ног Перуна, тихо проговорил:

– Ты должен уже нынче принести жертвы Перуну и успеть до полета хвостатой гостьи-звезды принести жертвы и Святовиту.

Олег недоверчиво смотрел на Бастарна и не знал, верить ему или нет.

– А она не упадет на нас?

– Хвостатые звезды никогда никуда не падают. Это особые звезды. У них особая миссия, великий киевский князь! И нам, жрецам, прибавляется с их полетом много хлопот, – устало проговорил Бастарн и терпеливо напомнил: – Не забудь про жертвоприношения! Их надо принести богам до прилета хвостатой звезды. Ты запомнишь?

Олег кивнул.

– Ну, вот и хорошо. Жду ночью всех у себя на прорекалище, – распрощался жрец и покинул двор великого князя.

Она появилась не в полночь, а намного позже, когда иззябшие от ночной свежести люди притомились и едва не прозевали ее появление. Она была яркая, двигающаяся по западной части неба, со странным огненным, длинным, тонким, копьеобразным хвостом.

Хвостатая звезда оттолкнулась от киевского Перуна и полетела на юго-восток! И принесла весть о неизбежном событии!

– Каком? – удивленно допытывался Олег у Бастарна. – Ты мне должен дать ясный ответ.

– Только завтра утром я смогу тебе ответить. А теперь идите спать, – повелел жрец, и никто не посмел его ослушаться…

А на следующий день Олег в ожидании предсказания жреца о будущей его жизни пошел на пристань посмотреть, как поступает дань из городов, и по пути встретил Свенельда.

Рыжеволосый богатырь весело поздоровался с великим князем и быстро спросил:

– Не видел ли ты, великий князь, вчера ночью летящую огненную звезду, несущую с собою копье?

– Нет, не видел, – соврал Олег.

– Но жрецы-то небось видели? – не унимался Свенельд.

– Может, и видели, да Бастарн еще не дошел до меня!

– А я вдруг проснулся, будто меня кто в бок толкнул. Глянул в окно! Аж не поверил своим глазам! Летит, а не падает, как бывает в серпень месяц! Хвост горит, светится и превращается в копье прямо на глазах! Ну и чудо! Век такого не видел! К чему бы это, князь? – беспокойно спросил Свенельд. – К радости аль к горю?

– Для тебя – к радости, Свенельд, – серьезным тоном сказал Олег и предложил со вздохом: – Возьми малую дружину! Ходи за данью!

Свенельд остановился, удивленный.

– Князь! Но у тебя есть Ингварь, зятья…

– У Ингваря дружина дремлет, живет за счет моих сборов, а я который день хожу на пристань и вижу, что ладей с данью причаливает с каждым разом все меньше и меньше! Ингварь никах от своей молодицы оторваться не может! Ленк и Любар с лазутчиками охраняют наши границы! А про христианина и говорить не хочу! – в сердцах сказал Олег. – Возьмись ты, сходи разок. Если получится, пойдешь еще раз! Не получится – буду искать другого. Вон смотри, опять всего две ладьи на приколе! Это ведь от уличей прибыли! Нет, не могу я спокойно на все это смотреть! – Олег, расстроенный не на шутку тем, что южные племена плохо платили дань, уныло смотрел на две ладьи, сиротливо приткнувшиеся носами у причала, отведенного для купеческих судов.

– Хорошо, князь, я берусь, – неожиданно согласился Свенельд. – Только бы Рюрикович не обиделся…

– Пусть только попробует! – сердито сказал Олег и приказал Свенельду самому набрать себе людей в дружину.

– А дружина Ингваря разве не сгодится? – не понял Свенельд.

– Пусть охотятся! Останутся с голым задом, тогда подумают, как возле бездеятельного князя жить! – горько проговорил князь, обняв Свенельда. – Пусть все увидят, кто теперь самый надежный человек у великого князя Киевской Руси! – бодро заявил он, увлекая Свенельда на улицу купцов…

– Хочу сказать тебе, великий князь Олег, что через год пойдешь ты в большой поход на греков, – проговорил Бастарн, сидя напротив князя в его гридне.

– Но греки дань пока хоть и плохонькую, но дают, да и там моих людей сколько служит! Что-то ты, Бастарн, не то вычислил по полету хвостатой небесной гостьи, – недоверчиво промолвил Олег, боясь обидеть верховного жреца. Он любил его за честность, ум и мудрость, которой, как ему казалось, не владел даже глубоко почитаемый им Бэрин.

– У тебя мало времени, великий князь! – настойчиво заявил Бастарн. – Греки не выполняют условий договора, заключенного с ними Аскольдом.

– Но и я его не выполняю! – откровенно признался Олег. – Почему ты хочешь, чтобы я пошел на греков?

Бастарн глубоко вздохнул и грустно сказал:

– Это воля богов! И я обязан довести эту волю до тебя. Нигде ни в чем не ошибаясь! А знаешь ли ты, каково это? – хмуро спросил он, глядя на Олега мудрым взглядом, в котором тот прочел безысходность и полную подчиненность сверхмогучей силе.

– Ты знаешь, кто посылает нам эти хвостатые звезды? И как часто они несут грозные вести? – спросил вдруг Олег жреца, с пытливой зоркостью вглядываясь в глаза Бастарна.

– Нет, – искренне ответил жрец. – Я не знаю, кто их посылает, но раз в сто лет они появляются и приносят на землю разрушение и войны.

– Но почему?! – удивился Олег.

– Благодаря войнам у людей меняются нравы. Пока люди не умеют очищать свои души заботой о ближнем! – грустно пояснил Бастарн.

– Значит, христиане все-таки правы, заботясь о своих душах, – удивился Олег. – Разве нет для нас другого пути?

– Есть! Путь любви к людям! Но этот путь не дается сильным людям, которые не могут любить никого, кроме самих себя, а потому мешают всеобщей любви! – с горечью пояснил Бастарн.

Олег обиделся, приняв все на свой счет.

– Но я люблю свою дружину и семью!

– Вот поэтому тебя боги и выбрали для похода к грекам. Те много говорят о любви к людям, но сами нарушили заветы своего Христа.

– Но я не хочу идти в поход! – сознался Олег. – Годы уже не те… А Ингварь смотрит только под подол своей плесковской красавице…

– Хорошо, пока не думай об этом, – посоветовал Бастарн. – Но дружину приготовь! Проверь их вооружение, поговори с Аскольдовыми воеводами, которые ходили с ним на греков…

– Но почему?! Почему ты уговариваешь меня, Бастарн? Ты, который всегда был против всяких походов? – горячо воскликнул Олег, не понимая верховного жреца.

– Да потому, великий князь Олег, что это твой единственный путь, чтобы ступить на тропу богов! – медленно и грустно объяснил Бастарн.

– А Аскольд?..

– Аскольд имел другие цели, идя на греков.

– А если греки пришлют все же дань? – улыбнулся Олег.

– Я нынче мало спал, великий князь Олег. Отпусти меня отдохнуть. Я тебе сказал, к чему тебе следует быть готовым! – проговорил Бастарн и, не дождавшись согласия князя, покинул его гридню.

…В императорском дворце в Константинополе царил переполох. В эту жаркую летнюю ночь все приближенные царя наблюдали полет страшной, с длинным светящимся хвостом звезды.

Для всех было совершенно очевидно, что появление этой копьевидной звезды предопределяло какие-то неблагоприятные события в будущем.

Император Лев, только что проводивший в покои императрицу Зою вместе с младенцем, сыном Константином, подошел к столу, на котором была расстелена большая древняя карта звездного неба, и вместе с астрологом Зосимом и своим братом Александром склонился над ней.

– Чего нам ждать? – беспокойно спросил молодой император, тревожно поглядывая на сосредоточенное выражение лица постаревшего астролога.

– Это может быть смерч, или землетрясение, или наводнение, или длительная, изнурительная война, или вспышка смертоносного заболевания, – тихо перечислял астролог Зосима, поглядывая то на карту звездного неба, испещренную расчетами и множеством линий, проведенных во всевозможных направлениях от одного созвездия к другому, то на братьев.

– Откуда следует ждать напастей? – с любопытством спросил император Александр, разделявший со своим старшим братом право управления страной.

– По всей видимости, беда придет с северо-востока.

Император Лев посмотрел широко раскрытыми – карими глазами на младшего брата и недоуменно сказал:

– Мы с императором Александром обсудим это. Скажи только, как долго будут продолжаться эти беды? – надменно спросил он.

– Не менее трех лет, – ответил астролог, поправив на голове свою черную широкополую шляпу.

– Тогда придется отменить распоряжение об отправке дани русичам и использовать этот товар для покупки металла, чтобы хотя бы закрыть нашу гавань от неприятеля. Мне рассказывали, что цепь в Суде в нескольких местах повредилась; надо ее подлатать, – небрежно заметил младший брат-император, получив согласие старшего брата-императора.

Братья недовольно переглянулись, зная, что не смогут подготовить за такой короткий срок ни стратиотов, ни турмархов, ни клайзнархов, ни даже патриарха Евфимия: слишком хорошо стали жить все в последние пять лет. У всех на уме только развлечения, богатая, сытая жизнь, и лишь кое-кто иногда позволяет себе редкую роскошь – не обжорство, а тихую философскую беседу, но и то на ту тему, которую изберет старший брат, император Лев. Так как расшевелить эту изнеженную длительным бездействием, заевшуюся верхушку византийского общества, чтобы она испугалась страшного пророчества астролога Зосимы? Ведь не поверят, а если и поверят, то лень и любовь к праздности все равно сделают свое черное дело… О великий Йогве и славный Христос! Помогите!

– Надо сообщить раввинам, пусть предупредят своих прихожан о беде, – спохватился император Лев и посоветовал императору Александру: – Завтра пригласи к себе патриарха Евфимия, а затем соберем всех сановников на совет. Будем думать сообща, как защитить страну от беды! – провозгласил он.

– Что ты сказал, Ленк? Повтори медленнее, – попросил Олег, усаживая своего любимого зятя на широкую беседу возле теплой печи, стоявшей в центре малой гридницы, где великий князь любил сумерничать с самыми дорогими ему ратниками. – Начни еще раз с того момента, когда ты встретился с лазутчиком в Константинополе, – тепло проговорил он, любуясь загорелым богатырем.

И Ленк неторопливо поведал великому князю о своей поездке в Царьград и о коварном решении двух братьев-императоров не посылать больше дани русичам.

– Жди, великий князь, возвращения своих соплеменников из Византии, – заключил свой отчет Ленк.

– Я так и знал, – вздохнул Олег. – Придется тряхнуть стариной и сходить к этим лицемерам! Ведь они уже который год недодают нам то, что обязаны давать! Думал, исправятся! – проворчал Олег.

– Они говорят, что у Айлана мало прихожан и великий князь Киевской Руси не признает их бога! – улыбнулся Ленк.

– Я не изменяю своим!.. И пусть благодарят меня за то, что я ни иудеев, ни христиан, ни даже пять семей магометан ни словом, ни делом не обижаю! Пусть все живут в мире и согласии! Князь Олег из-за веры никого преследовать не собирается! Пусть каждый испытает себя в своей вере!

– Но оба брата-императора и патриарх Евфимий очень обрадовались вести, что один из зятьев великого киевского князя…

– Можешь не продолжать, сынок! Только сам великий князь этому не рад! И совсем не якшается он с этим зятем, потому и среднюю доченьку редко видит! – горько проговорил Олег и тяжело вздохнул. – Никогда не думал я, что семья так нужна стареющему князю! – еще раз вздохнув, откровенно признался Олег. – Пока я твоего сына-озорника не потискаю в руках, мне и жить не хочется.

– А что, у Ингваря с Ольгой нет детей? – с осторожным любопытством спросил Ленк, тряхнув выгоревшими волосами.

– Пока им Радогост посылает только любовь, – вздохнул Олег. – А ты загорел там, в гаванях Византии!

Как отдохнешь, расскажешь мне, где у них стоят богатые храмы, какие к ним ведут дороги: сухопутные или понтийские. В общем, готовься, сынок, потрясем мы греков за одно место! А то куда не повернешься, все в Киеве только Аскольдовы геройские походы в Царьград и вспоминают! Думают, что князь-русич Олег ни на что, кроме строительства защитных сооружений, не пригоден!

– Пригоден, пригоден! – тихо и ласково прервала горячую речь своего мужа Рюриковна и остановилась в дверях малой гридни. – Вы что это одни сумерничаете? – осторожно спросила она, кутаясь в теплый убрус.

– Уже перестали секретничать, мать, – улыбаясь ей, ответил Олег и поднялся княгине навстречу. – Смотри, какой чернотой покрылся зять, плавая по южному морю!

– Вижу! Отпустил бы ты его, Олег! По нему так Ясочка с сыном соскучились! – умоляющим тоном проговорила Рюриковна.

– Отпускаю, отпускаю! Но пусть все мои лазутчики сначала в горячей бане попарятся, а затем и к женам идут! – приказал Олег, обняв Рюриковну за плечи, и выпроводил дорогого зятя из гридни.

– Дядя! Что происходит в Киеве? Все торопятся куда-то? – растерянным и в то же время взволнованным голосом спросил Ингварь, входя во двор дома великого князя и кланяясь сначала Перуну, а потом дяде.

– Ты прав! Мы торопимся сотворить великое и грозное! Поход на греков затеваем. Пойдешь с нами или Киев останешься сторожить? – без обиняков спросил Олег, искоса оглядывая племянника.

Ингварь вздрогнул, он привык в последнее время чаще смотреть на пышную веселую зелень весеннего Киева и любоваться красавицей женой, которая научила его проникать в самую сердцевину каждого растения, каждой бабочки и каждой былинки и совсем отлучила от ратных дум мужа, чьи голубые, ясные глаза слегка затуманились сейчас, увидев во дворе дяди груду копий, остроту наконечников которых тщательно проверял дядя. «Как я отвык от всего того, что любого мужчину в дружине великого князя делает витязем! – с горечью и страхом подумал Ингварь. – Хочу ли я идти походом на Царьград? Нет! Конечно, нет! Не хочу видеть ни грабежей, ни крови! Хочу быть с Ольгой всегда и везде! Весь смысл моей жизни только в ней!.. Но как сказать об этом дяде? Унизит или засмеет…»

– Что-то ты, племянник, долго молчишь! Стало быть, все еще не налюбился! – беззлобно заметил Олег и, глубоко вздохнув, вдруг зло спросил: – Как поживает твоя дружина, что под Свенельдом ходит? Знаешь ли ты хоть, какую дань она сбирает?

Ингварь молчал. Он не знал, сколько добра добыла его дружина, но чувствовал, что немало, ибо видел, как бывшие его ратники приоделись. Ну и что? Пусть хоть во сто крат больше соберут, только бы его не дергали!

– Ну, молчи и дальше! Только что ты будешь делать, когда великим князем станешь, в ум не возьму! Ведь не будет же тесть тебя всю жизнь содержать! – не сдержался Олег.

– Могу я тебя спросить, дядя? – решив перевести разговор на другую тему, вежливо спросил, немного помолчав, Ингварь.

– Слушаю тебя, – немного сконфуженно проворчал Олег, подумав: «Чего я от него хочу! Без живых корней ведь рос парень!»

– Почему ты решил на греков сходить? Неужели так уж важно для тебя повторить дело Аскольда? – удивленно спросил Ингварь.

Олега не обидел вопрос племянника. Он встал напротив Ингваря и, чеканя каждое слово, проговорил:

– Во-первых, спокойно стали жить, племянник! А это опасно для любого князя, который владеет такой дружиной, как я! Во-вторых, Царьград обидел меня! Мне, великому князю Киевской Руси, который помог Царьграду, дал ему лучших воинов, чтобы наладить армию и флот, не платят положенной дани! За коварство надо мстить, сынок! И в-третьих, запомни, Ингварь, на всю жизнь: казна робких народов принадлежит смелым! – изрек напоследок Олег и зорко посмотрел в потемневшие глаза племянника.

– В твоей грозной речи, дорогой дядя, я не услышал одного, – тихо сказал Ингварь, не отводя пытливого взгляда от цепких глаз Олега: – Зова твоей доброй и созидающей души!

Олег вздрогнул. Да, когда-то он обвинял Аскольда в злодействе и разрушении, а теперь вот сам затевает большой грабительский поход! Но коль боги велят идти по пути, указанному ими, то что можно сделать?

– Мы бессильны перед волей богов, Ингварь. У меня нет выбора, сынок, ибо страна, которая держится на порядке, идущем от секиры, и должна питаться действием секиры! Аскольд это понял раньше меня, – виновато проговорил Олег. – Законы силы всегда заразительны, хотя быстрее всех и ведут к гибели, – горько добавил он и жестко завершил: – Но это не значит, что, понимая, какое пагубное дело я затеваю, я откажусь от него. Никогда! Я захотел испытать вкус кровавой победы! Я жажду большой войны! И я начну ее! – гордо заявил он, глядя прямо в глаза племяннику.

Ингварь смотрел на изменившееся выражение лица своего дяди, родного брата своей матери, и не узнавал его. Всегда смелое, открытое и доброе, лицо Олега приобрело вдруг заостренные, жесткие черты и словно окаменело. «Какая сила так изменила дядю? Неужели непреклонный дух киевского Перуна так проник во все поры его души, что сумел вытеснить из нее то чистое, светлое и озорное, что притягивало к дяде толпы людей? Как они будут друг другу смотреть в глаза? Нет, это не брат моей матери. Это только великий князь Киевской Руси! Без прошлого и будущего!.. Я не могу ему сейчас сопутствовать!..» – горько решил Ингварь, круто повернулся и покинул двор князя.

«В лето 6914 от сотворения мира иде Олег на Цареград…»

Да, идет великий киевский князь Олег на Царьград и ведет с собою огромную рать, состоящую из воинов племен, подданных ему в Киевской Руси: здесь и новгородцы, финские жители Белоозера, и воины ростовской мери, здесь и знатные кривичи, и храбрые северяне, озорные поляне киевские, лукавые радимичи, терпеливые дулебы, скрытные хорваты и задумчивые тиверцы – все либо под командованием воевод своих, либо под главою именитых русичей. Они и конны, и людны, и оснащены тремя видами оружия, и кто водою плывет на стройных лодиях, омытых перед походом священной ключевою водой верными женами, кто на резвых конях скачет западным берегом Понта, к Царьграду идет.

День идут, не пение птиц слушают и не на солнце да луну поглядывают, а лишь на стремена коней, что хранят прощальные поцелуи ласковых жен, с которыми надолго распрощались и любить которых вечно обещались…

Вот конница под предводительством Карла и Веремида миновала пристани Переяславца и ступила на землю Семи Славянских Племен, территория которых объединяла древнейшие земли певнинов, дакийцев, мезийцев, сердов и кробизов, которые уже стали забывать своих языческих богов и поклонялись Христу. Кроме древнейших народов, на землю Балкан проникли волжские булгары, которые утвердили веру в Христа, под предводительством царя Симеона, и царство Семи Славянских Племен стало именоваться Болгарией.

Отважный меченосец Карл направил конницу в древний город Томы, который первым был на их пути после Переяславца.

В Томах праздновался день святого Дмитрия, все жители близлежащих селений спешили на шумную ярмарку со множеством пестрых палаток и длинных деревянных столов, на которых были разложены съестные припасы и изделия из глины, серебра, мехов, тканей и камней. Когда в город вошла конница Карла, словно вихрь пролетел по древним Томам, которые со времен пришествия булгар не помнили такого количества завоевателей и такого жестокого погрома. Сметалось все, что могло пригодиться в походе или для последующего обмена в других городах. Съестное складывалось в особые повозки и сразу же увозилось к ближайшим пристаням или причалам, где ратники передавали еду другим воинам, встречавшим добычу с дикими воплями радости и восхищения. Пир устраивался не теряя времени, прямо в ладьях: изголодавшиеся дружинники жаждали тут же грубо, зверски, немедленно удовлетворить самые низменные и животные инстинкты.

Олег со Стемиром видели все и стремились пока к одному: дать возможность ратникам выпустить из себя пар, ибо слишком долго дружина великого князя занималась созидательным трудом, а про грабительский свой дух забыла, забыла про лихую удаль, про свист ветра в ушах от широкого взмаха меча или секиры над головою дерзкого врага, про необходимость быстро соображать и метко стрелять из лука.

После Томов были разграблены Калатия, Анхиал и Ахтопол. Не миновали общей участи ни храм, ни монастырь, ни молебные избы. Все христианские, иудейские и кое-где даже языческие береговые общины Болгарского царства стонали от варварства грабителей и не знали, где найти от них спасение.

Слух о пришельцах полетел во все края Балканского полуострова и достиг столицы Византийского государства Константинополя.

И вот уже фракийская земля застонала под топотом копыт конницы русичей и вынуждена была отдать себя во власть пришельцев так же безропотно, как это сделала болгарская земля.

«Где же ты, император Лев? Где же ты, император Александр? Где же ты, патриарх Евфимий? Что ж вы бездействуете и не пошлете своего эпарха проверить, как противостоят ваши ойкии и катафрактарии, ваши воины под руководством турмархов и клайзнархов коннице русичей, чьи удаль и лихой натиск стали уже притчей во языцех всех народов, населяющих вашу империю! Что же вы замкнулись ото всех гонцов и не хотите слышать ни стонов, ни плача беззащитных женщин, стариков и детей! Лишь бы жены да наложницы ублажали вас! Лишь бы мудрые беседы ласкали слух ваш! Лишь бы повторяли вы Фотиеву речь. Ну, Фотий! Мудрый воспитатель императорских сынов! Просвещеннейший богослов! Поведай всему миру, чему ты научил братьев-императоров? Поведай своей христомудрой пастве, как можно спастись от полчищ новоиспеченного Ирода? Какими молитвами можно смягчить жестокость ударов его воинов?

«Ох, горе-правители! Найди на вас беспросветная мгла! Два мужа государственных не могут справиться с ордой варваров, которые подчиняются своему повелителю! И как подчиняются!..» – ворчал и бранился многоязыкий византийский народ, пытаясь схорониться от нашествия варваров…

Олег приказал остановиться своей флотилии в какой-то теплой, удобной бухточке и объединиться с конницей, ибо дальнейшие действия по его замыслу требовали совместных усилий.

Он ступил на чужой берег и вдохнул чужой воздух. Он посмотрел в чужое небо и увидел свое солнце! Нет, оно не пепелило его глаза и не жгло ему голову! Оно мудро смотрело прямо в его душу и ничем не укоряло его.

– Благодарю, Ярило! – обрадованно прошептал Олег, поклонившись солнцу, и, выпрямляясь, со спокойным упорством проговорил: – Нынче жертвы принесем Перуну здесь, в водах этой бухты, которую я решил назвать Солнечной.

Окружавшие Олега полководцы внимательно вглядывались в черты лица своего предводителя и старались найти в них признаки волнения или растерянности: шутка ли сказать, ведь до сказочного Царьграда рукой подать, но взять город будет ох как нелегко, и это знает их опытный князь, хотя ни разу не был ни в бухте Золотой Рог, ни в самом городе. Олег зорко и уверенно оглядывал каждого из своих полководцев и осторожно внушал им:

– Я восторгаюсь твоими конниками, Всеволод Радимичский! Ни одного промаха за все время похода! Это говорит о преданности твоих воинов своему полководцу! Надеюсь, Царьград будем брать так же слаженно, как прошли болгарский берег!