Текст книги "Князь Олег"

Автор книги: Галина Петреченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Ингварь стоял как вкопанный, пораженный гневной отповедью Олега. Он почувствовал, как лицо его покрылось багровыми пятнами, и, стыдясь собственной злости, он неловко протянул руку в сторону князя. Олег не сдвинулся с места, лишь недоуменно поглядел на Ингваря и, горько вздохнув, тихо заметил:

– Слово черное душу травит одинаково сильно: и того, кто говорит его, и того, кому оно предназначено.

– Что делать, если разум почернел от слабости? – едва слышно спросил Ингварь.

– Учись ловкости с добрым сердцем, – просто ответил Олег и посоветовал: – Зависть воронью ядом змеиным не вытравить. Добро надо творить силой духа!

Олег с недоумением еще раз оглядел Ингваря и безнадежно подумал: «Ну в кого ты такой?», а вслух сказал:

– Иди-ка к богатырям. Выбери самого сильного и мне для душевной беседы приведи.

Ингварь повернулся к выходу.

– Нет, стой! – опомнился Олег. – Сам с богатырем перед боем разговаривать будешь! Ведь ты будешь командовать боем! Вот и подумай, какие слова ты скажешь силачу, начинающему бой за твои права в Киевской Руси!

Ингварь повернулся к Олегу.

– Прости, дядя! – с тоской произнес он. – Может… не надо мне…

– Нет! – крикнул Олег. – Я не хочу быть обидчиком наследника! Нынче ты сам решишь свою судьбу! Иди к богатырям! Немедленно! – гневно приказал Олег и указал княжичу на выход.

– Ленк, милый! Дай обниму тебя, молодец! – Несмотря на столб пыли, взметнувшийся от резкой остановки коня Ленка, Олег бросился навстречу лазутчику и смахнул радостную слезу. – Каков молодец! Сумел удрать от тиверцев! – радостно воскликнул Олег и крепко обнял молодого посла. – Ну, рассказывай! Как там?

Ленк, смущенный приветствием Олега в присутствии самых знатных воинов, тихо проговорил:

– Ну и народ!..

– А я предупреждал! – горячо и радостно снова воскликнул Олег. – Как я рад видеть тебя! Ну, говори, говори! Да не смущайся. Здесь все свои!

– Ни на что не соглашаются! – выпалил Ленк, глядя только на князя Олега.

– Мечом угрожали?

– Не только мечом…

– Вот как?! – воскликнул Олег. – А с хазарами якшаются! Сколько они им платят?

– Они вообще ничего не хотят говорить…

– Отчего?

Ленк пожал плечами и растерянно проговорил:

– Мне показалось…

– Что? Что показалось? – подбодрил его Олег.

– Что у них только что были хазары… или кто-то из кочевников.

– Это хуже, – заметил Олег. – Придется еще одну разведку послать и выяснить, где стоят хазары, или по крайней мере узнать, далеко ли они ушли отсюда.

– А может, они схитрили, чтобы ты напугал нас? – спросил Стемир.

– Да! – воскликнул Олег. – И такое бывает!

– Не ведаю, – замялся Ленк и раздумчиво проговорил: – Но, по-моему, тиверский вождь был слишком разозлен тем. что они собрали дань хазарам, а теперь явились еще мы. По дороге я заглянул в их дома и дворы, там действительно пусто.

– Что ж! – медленно проговорил Олег. – Придется отложить бой на неделю. Но биться с тиверцами будем! – твердо закончил он. – А вслед за ними возьмемся и за хазар. Ингварь! – обернулся он к княжичу. – Вели послать разведку, узнать, где хазары спрятались. А мы идем на терновое поле.

Вернувшиеся через пять дней усталые разведчики рассказали, что хазар поблизости нет. Это известие очень обрадовало Олега.

– Завтра в бой, Ингварь. Взбодрись, сынок! – возбужденно проговорил Олег, встретив княжича.

Княжич нахмурился.

– Что ты словно ночь? – спросил Олег и улыбнулся.

– Веселиться нечему, – ответил княжич.

– А я думаю, печалиться нечему, – опять улыбнулся Олег. – Богатыря облюбовал?

– Да, – хмуро ответил Ингварь. – Я выбрал Бушу.

– Того, что при ссоре с отцом шкуру вола разодрал на части, но отцу ни одного грубого слова не сказал? – медленно проговорил Олег.

– Да.

– Что ж! Парень хорош! Сила в руках необыкновенная… А ты говорил с ним? – спросил Олег, тревожно глядя в угнетенное лицо княжича.

– Говорил… да… – тускло ответил Ингварь, стараясь не глядеть дяде в глаза.

– Что «да»? – осторожно переспросил Олег.

– Да не умею я так говорить, как ты, – вспылил Ингварь.

– Почему?

– Не знаю!

– Я считаю, – терпеливо начал объяснять Олег, – что ты не думаешь с душой о людях, а добрая душа всегда подскажет в нужный момент нужные слова.

– Как это?.. – не понял Ингварь. – Душа? Не слышу я ее у себя! Не слышу! И слов душевных, как ты, для всех не нахожу!

– Ну, сынок, и настроение у тебя перед боем! Пойдем-ка на поле битвы, покажешь мне, где какие полки расставишь, куда лучников, куда конницу определишь, – сухо предложил Олег, взяв княжича за плечи одной рукой, а другой, якобы ненароком, звякнул тяжелой наследственной цепью Рюрика о кольчугу племянника.

– Я уже был там… Уже продумал, – нехотя заметил Ингварь. поняв суть нечаянного жеста дяди и успокоив звон серебра на груди.

– Вот это молодец! Ну и что у тебя получилось? – спросил Олег, с трудом оторвав взгляд от сокола, изображенного на овальной бляшке Рюриковой цепи.

– Вроде получилось, – немного оттаявшим голосом ответил Ингварь и скупо объяснил дяде: – Сначала бой начнут лучники. Они попытаются нарушить строй вражьей конницы, затянуть ее к нам, а потом в бой вступит наша конница. Ну, а дальше… видно будет.

– Что ж! План неплохой. Но имей в виду, что они могут выставить не одну конницу. Не забывай, что тиверцы – степняки. У них коней на всех хватает. Как бы нашим лучникам туго не пришлось, – назидательно проговорил Олег.

Ингварь вздрогнул от этих слов.

– Что же делать? Опять ты все знаешь, – раздраженно заметил он.

– Да не горячись! – повысил голос Олег. – Всегда надеешься на кого-то другого. А нынче все, понимаешь, все зависит от тебя! И ты обязан помнить н знать то, что знает каждый дружинник в отдельности и все, вместе взятые! – как можно спокойнее посоветовал Олег и оглядел взъерошенного княжича.

– Ну и что! – опять вскипел Ингварь. – Что изменится, если у них все равно конницы больше тысяч на десять, чем у нас, и они сделают все, чтобы мы исчезли с этой земли, яко обри[53]53
  Обры, или авары, – племя, обитавшее в VI–VII вв. н. э. в Дакии, «великие телом и гордые умом», исчезли в нашем отечестве в VIII – нач. ІХ в.; моровая язва извела сей народ.


[Закрыть].

– Не смей нас сравнивать со злодеями и насильниками! – возмутился Олег. – Не всегда побеждают числом! Чаще побеждают умением терзать, изматывать врага, сберегая свои силы. Вот сейчас и продумай, что ты будешь делать, если у них конницы больше, чем у нас. Кого надо послать на их конницу? Кого? Думай, думай, княжич дорогой!

Ингварь вонзил длинные пальцы в спутанные светлые волосы и мучительно задумался.

– Ладно! – устало проговорил Олег. – Думай одни. А то я смущаю тебя. Думай обо всем! – И Олег неожиданно оставил Ингваря одного.

…Солнце двигалось к полудню, а бой был еще не закончен. Славно начал сражение Бутята. Мощным рывком свалил он тиверца с ног, подмял его под себя, скрутив руки, и быстро одолел противника. Тот попытался схватить Бутяту за ногу, да, наткнувшись на крепкие мышцы богатыря, вздыбил спину. Теперь подняться от земли он уже не мог: Бутята, используя минутную слабость соперника, пригвоздил его к земле мощной хваткой обеих рук. Тиверский князь Тирай не выдержал и гаркнул что было сил:

– Оставь живым нашего! Бой! – Это означало: право начать бой принадлежало дружине киевского князя.

Ингварь так расставил дружину; спереди – конница, по флангам – лучники, чтоб могли с тылов помогать коннице громить врага. В засаду отправил десять тысяч ратников на конях и с секирами под главой упрямого Свенельда.

Единым ударом врезалась многотысячная конница Ингваря в ряды тиверцев. Но те даже не дрогнули. Ряды их не смялись и не сдвинулись назад. Началось тяжелое, изнурительное сражение. Кони ржали, вздымались, храпели, падали замертво, пронзенные копьями. Их всадники с тяжелыми мечами старались метко разить врага, но и тиверцы были смелы и выносливы.

Много падало храбрых бойцов с обеих сторон.

Лучники русичей пытались и врассыпную, и монолитно врезаться в ряды противника, но каждый раз оказывались далеко отброшенными тиверской конницей.

Олег со Стемиром, наблюдая с холма за ходом боя, были озабочены таким поворотом дела, но вмешиваться в тот порядок событий, с которым княжич пока справлялся, до поры до времени не хотели. Решили полностью испытать Ингваря. Пока все шло хоть и тяжело, но довольно верно по правилам воинского дела. Остальное должны решить выносливость или хитрость соперников.

К вечеру заметно ослабела дружина княжича. Тиверцы воспряли духом и стали теснить врага.

Ингварь растерялся и начал отступать с дружиной.

Олег было рванулся на помощь княжичу и его дружине, но Стемир облегченно вздохнул и удержал Олега на месте, показав конницу Свенельда, спешащую на помощь княжичу.

Через минуту они увидели, как огромное войско Свенельда раскололось на две цепи, замыкая врага в клещи.

– Каков молодец! – восхищенно заметил Олег. – И как это он вовремя вышел из засады!

– Когда сердцем думаешь, всегда соображаешь! – убежденно и весело ответил Стемир.

Вскоре Свенельд со свежими силами смял ряды противника и так далеко отбросил их, что видевшая эту короткую, но беспощадную битву дружина Ингваря, не ожидая команды княжича, повернула на помощь Свенельду. Крича и посвистывая, стала она добивать тиверцев, затмевая темноволосых своими длинными синими волосами, развевающимися на свежем ветру, и стараясь взять в плен князя Тирая.

Олег не вытирал счастливых слез. Давно он не видел такого тяжелого боя. «Какие молодцы! Какие храбрецы! Какие удальцы! – не переставал он восхищаться своими дружинниками. – Да для таких ничего не жаль… Какие молодцы!

Но где же Ингварь? – лихорадочно подумал он, но, увлекшись картиной боя, решил: – А… там видно будет… Главное дело сделано… Тиверцы под нами… Хазары, глядя на них, окончательно присмиреют… Хоть здесь будет покой… А там, глядишь, и подвиг Аскольда повторить можно будет: принудить греков к достойной торговле с нашей страной!» – неожиданно промелькнула в его голове тщеславная задуют, и Олег подставил свое лицо резкому порыву ветра.

…Ингварь знал, что дружина победила благодаря смелости и находчивости Свенельда. Какими только словами он не ругал себя! Поставить Свенельда в засаду и забыть! «Все выжидал! И прождал! Дружина устала, отступила, а Свенельд сам, не ожидая моей команды, спас всю дружину! Уж лучше Свенельд, чем Олег», – неожиданно заключил Ингварь и продолжал бранить себя последними словами. Он лихо отъехал на коне в лес и там дал волю своей злости. Выхватив меч, он начал яростно рубить встречающиеся на пути кустарники и деревья до тех пор, пока силы не покинули его…

Он опомнился, когда опустилась черная ночь… Неподалеку от него конь жевал сочную лесную траву… Меч выпал из его руки и валялся рядом с ним. И как только он не проткнул себя им, упав в беспамятстве с коня?! Ингварь потрогал голову, цела! Попробовал подняться: больно и тяжело. Слава Богу, что упал не на пень и не на камень. Словно знал, куда упасть: в густую, мягкую траву! Ингварь провел рукой по груди: ни звона тяжелой цепи о кольчугу, ни бляшки с соколом… Он грустно усмехнулся, затем вспомнил все и… завыл, как зверь, глотая соленые слезы, катаясь по траве, вырывая ее с корнями и в отчаянии разбрасывая ее в разные стороны..

Неожиданно он успокоился.

Лежа на земле и глядя в звездное небо, он вдруг вспомнил картину далекого детства.

Однажды он уговорил дядю Олафа – ведь тогда еще так звали великого князя. – взять его с собой на охоту. Богатыри, друзья великого князя, решили охотиться на медведя. Охота была удачной, и все, развеселившись, забыли про Ингваря. А он пошел в лес: робко, кустик за кустик, елочка за елочку, да так и ушел. Вдруг он увидел, что прямо на него идет разъяренная медведица. Ингварь в страхе так заорал, что всполошил весь лес. Вовремя подоспевший дядя Олаф с дружинником Никифором-христианином опрокинули медведицу и закололи ее. Ингварь, страшно напуганный предсмертным ревом медведицы, сам заревел. Ему жалко было и медведицу, и ее медвежонка, и самого себя. Олег, запыхавшийся, усталый, но довольный собой, схватил Ингваря и, прижав его к своей груди, ласково проговорил:

– Чего ревешь-то!

– Жаль медведицу, – сопя, ответил Ингварь.

– А не жаль было бы, если б медведица тебя съела? – страшно округлив глаза, басом спросил Олег.

– Жа-а-аль, – выл княжич.

– А чего же воешь? Учись жалость к себе вовремя побеждать!.. – сердито посоветовал тогда дядя Олаф и, крепко обняв племянника, спокойно проговорил: – Ну полно, полно, сынок, самое страшное… впереди!

И как ни странно, Ингварь часто с удивлением думал: что же может быть впереди страшнее этого? И только сейчас понял, что страшнее всего – поражение.

Становясь молодым соперником Олега, Ингварь часто задавал себе вопрос, что же такое жизнь. И, наблюдая зверей в лесу, глядя на людей вокруг себя, в конце концов понял, что жизнь – это беспощадная борьба. «Если люди – враги, то это понятно, но если люди – родственники, связанные одной заботой – выжить, неужели и тогда между ними должна быть вражда? Неужели, когда отец умер, оставив меня младенцем, Олег принял сына своей сестры как врага?.. – Ингварь вздрогнул от этой мысли. – Нет! Не может быть! Он был мне почти отцом! Нельзя напрасно копить злобу на него… Олег, может быть, и не рад тому, что я есть, но и смерти моей вряд ли хочет… Я должен быть справедлив и к себе, и к нему. Да, он испытал меня, и я никто, пока он жив… Он создал такое государство, о котором никто из русичей и не мечтал! Вот только зачем, коли на усмирение подвластных народов нужны такие усилия, которые нам не выдержать?.. – с горечью подумал княжич и вытер лицо рукавом. – Уж я-то точно этого не выдержу!» – пробубнил он, затем тяжело встал и, приведя в порядок свою одежду, стал пробираться сквозь лесную чащобу к своим, чтобы открыто сказать великому князю Олегу: «Я не гожусь в князья, дядя!..»

Долго Олег делал вид, что ничего страшного не произошло, тем более что Свенельд нашел в лесу цепь княжича, но Олег, взяв ее, сказал, что не вернет пока, дабы не напоминать Ингварю о бое с тиверцами.

Наступила зима и властно раскинула свои покрывала на крышах домов и теремов.

Особенно красивы морозные узоры были на окнах княжеской гридни, где в глубокой задумчивости сидели великий князь Олег и его племянник Ингварь, глядя на незатейливую игру огня в очаге.

Тяжело было Олегу смотреть в глаза племяннику еще и по той простой, казалось бы, причине, что Ингварь, несмотря на то, что избрал себе в невесты дочь Вальдса из Плескова и ждал, когда она подрастет, в то же время положил глаз на старшую дочь Олега, Ясочку, которая как-то быстро выросла и необыкновенно похорошела.

Она вдруг стала забегать к отцу тогда, когда он проводил в гридне военные советы и подолгу беседовал с воеводами. Как-то однажды Ясочка не выдержала и крепко отчитала отца за то, что он наказал Ленка! Ох уж этот богатырь-красавец! И разговаривал-то с Ясочкой всего один раз, но после этого разговора подошел к великому князю, низко поклонился ему, да и попросил разрешения взять Ясочку в жены.

Олег решил не отказывать Ленку. Послал гонцов в Новгород сообщить Дагару, что его сын Ленк, рожденный иудейкой Бовой, берет в жены Ясочку, старшую дочь великого князя Олега-Олафа…

Три года уже счастливо живут Ленк и Ясочка в отдельном тереме и однажды принесли дедушке Олафу его первого внука, нареченного в честь прадеда Рюриком! Три года минуло, как Олег-Олаф вошел однажды проведать свою первую жену и не нашел в себе силы уйти от нее. Все простила терпеливая и любящая Рюриковна, окружившая заботой и вниманием двух его младших дочерей от Экийи.

Не желая липший раз бередить сердечные раны племянника, Олег грустно посмотрел на него и неожиданно спросил:

– Может… еще испытаешь себя?

– Нет! – зло ответил Ингварь и вдруг объявил: – Я пришел предупредить тебя: осенью женюсь. Готовь дары на свадьбу.

Олег долго смотрел на Ингваря, и во взгляде его было все: понимание, сожаление, огорчение и… возмущение.

– Значит, в дружине служить больше не хочешь? – голос Олега дрогнул.

– Да! – Ингварь не собирался играть в прятки. И так все ясно. Трудно было только начать разговор.

– А… если со мной что-нибудь случится? – загремел вдруг Олег.

– Ты caw в это не веришь, – спокойно возразил Ингварь.

– Гляди каков! – недовольным тоном заметил Олег и помрачнел. – Клянешь меня? – тихо вдруг спросил он Ингваря.

– Нет, – честно ответил княжич. – Наверное, по-другому нельзя. Ты есть ты… Я бы все равно так управлять не смог.

– Ты сердцем так думаешь? – осторожно сказал Олег. Неожиданно он почувствовал прилив нежных чувств к Ингварю, ибо знал: княжич льстить не будет.

– Клянусь Перуном! – Заверение княжича прозвучало для Олега как гром средь ясного неба, и князь внимательно оглядел его.

– О, не клянись! – тихо попросил он и вдруг спросил: —Как же быть с малой дружиной? – Олег боялся окончательно обидеть Ингваря и не высказал своего мнения.

– Тут решать нечего, – устало, но вместе с тем с громадным облегчением произнес Ингварь и пояснил: – Ведь есть Свенельд! Тебе, я думаю, он по нраву.

– Свенельд? – Олег удивился. – Ты можешь обратиться за помощью к совету славянских вождей, воевод и купцов, если потребуется! Ведь ты – княжич!

– Могу, но не хочу, – примирительно ответил Ингварь.

– Ну и напрасно! – вдруг опять вскричал Олег. – Ты должен требовать дружину! Ты же княжеский сын! А ведешь себя как безнаследный истукан!

Ингварь отшатнулся, как от удара.

– Да разозлись же ты! – загремел Олег. – Ужель Свенельд умней тебя! Опомнись, Рюриков отрок, ведь ровесники могут засмеять тебя! – наступал на племянника Олег.

Ингварь разозлился и вспыхнул:

– Именно смеха я и боюсь! Но только не от друзей, а от дружины! Как ни повернусь, как ни улыбнусь, думаю: вот так делает дядя Стемир. Как ни скажу, как ни прикажу, думаю: вот так говорит князь Олег. Не могу я ни говорить, ни делать ничего! – закричал он. – То одному вторю, то другому. Своего никак не отыщу! Слышишь? И никогда не найду! Как почну речь говорить перед дружиной, то думаю, сейчас смеяться будут. Скажут, зачем передразниваешь именитых людей! Не могу я! Не могу! Не мо-гу! Слышишь? И не спрашивай меня больше, ни о чем! И не требуй от меня ничего, не то я убью себя! – крикнул Ингварь и впервые не испугался ни своего крика, ни своей угрозы.

Олег опешил.

Он давно догадывался о причинах робости Ингваря, но боялся сам себе сознаться в этом. Сейчас отступать было нельзя.

– Значит, всему виной мои дела и слава Стемира? – рассеянно переспросил он. – Это легко исправить. Нынче же забирай все! – резко предложил Олег и решительно направился к порогу гридни.

Ингварь, потрясенный и опустошенный своим признанием, молча наблюдал за князем.

– Стемира мне! – громко приказал Олег слуге. Он распахнул двери гридни и стал спокойно ждать друга.

Ингварь прозрел неожиданно, как будто сильная вспышка молнии озарила его душу и ум: «Если такой человек, как Олег, мой любимый дядя и князь, перестанет с этой минуты быть князем, то произойдет огромное, непоправимое горе… Никто из русичей не ходит так величественно и просто, как дядя Олег, никто не сделал столько для государства русичей, сколько этот необыкновенный человек! Отнять у него Киевскую Русь, забрать его дружину и все, что он здесь создал?!»

– Нет! – закричал вдруг Ингварь и бросился к Олегу. – Прости! Ради всех богов, прости!

Олег вздрогнул и отшатнулся от племянника, пытаясь понять его душевный порыв. На то, что Ингварь сможет справедливо оценить все Дела его, Олег не надеялся. Он вгляделся в лицо княжича и испугался: глаза Ингваря были мокрыми от выступивших слез.

– Прости! – прошептал княжич, схватив Олега за руку. – Прости, – умоляюще повторил он и, не дождавшись ответа, выбежал из гридни князя…

Нынче, как и всегда в последнюю неделю червеца[54]54
  Червец – июнь.


[Закрыть], маленький, деревянный и уютный Плесков весело бурлил. Приближался самый любимый летний праздник – Ивана Купалы. Праздник, которого ждали и который отмечали все жители города без различия возраста, но, конечно, более всех бурлила молодежь.

Плесковяне глубоко верили, что солнце, дающее силу растениям, с особой полнотой отдает ее. когда само достигает высшей силы. Именно поэтому существовал обычай собирать травы в летний праздник солнцестояния, в это время им приписывалась чудодейственная сила, а явлениям природы – божественный промысл. Но солнце действует не только на растительный священный мир. Солнце освящало и воду. Отсюда славяне верили и в целительность купания во время летнего солнцестояния, которое неизбежно должно дать здоровье не только телу, но прежде всего душе купающегося человека. Часто в эти летние ночи обмывались водой, чтобы в чистоте встретить восходящее светило. Любили в праздник Ивана Купалы и жечь костры, через которые прыгали удалые молодцы и вокруг которых водили хороводы девушки, распевающие песни, посвященные солнцу, любви и героям-соплеменникам.

Вот и сегодня все население города вышло на берег реки Великой и шумно готовилось к ночному веселью.

Парни раскладывали хворост, распевали озорные песни, ловили проходивших мимо девушек, шептали им на ухо заветные слова, украдкой целовались, лихо прыгали через высокие пеньки или неглубокие овражки.

Девушки готовили угощение на полянах и тоже распевали песни. Украдкой поглядывали на парней, переговаривались и без конца возбужденно хохотали.

Приближалась ночь. Все ждали ее, чтобы, сказав заветные слова богам, войти в волшебную воду.

И вот полночь!

Парни с шумом побежали на северную сторону берега реки, девушки – на южную. Сбросив с себя одеждах, парни восславили Святовита и Радогоста, а затем дружно бросились в прохладные воды Великой. На берегу горели костры и факелы, освещая купавшихся.

Спустя час после всеобщего купания вытащили из-за леса чучело Мары, божества холода и смерти, для того чтобы утопить его в реке.

Самые смелые парни схватили страшное чучело и поплыли с ним на середину реки, где вода была заметно холоднее и течение быстрее. Общими усилиями они намочили чучело, и, когда оно ушло на дно, парни с чувством выполненного долга, гордые, уставшие, поплыли к берегу, откуда разносился запах приготовленной девушками пищи.

Звонкие голоса девушек приглашали всех к нехитрым угощениям, расставленным на полянах. Здесь было вяленое мясо, рыба, лесные орехи в скорлупе и очищенные, орехи, варенные в диком меду, медовуха, хлеб, печеные яйца и овсяная цежа.

После ночного купания желающих угощаться было много. Под общий шум и несмолкающие шутки угощение было съедено. Вскоре грянул хор, и вот уже все водят вокруг костров хороводы, прославляющие Перуна, Велеса и Даждьбога.

Незаметно хороводы перешли в игры. Девушки становились на южную сторону поляны, а парни – на северную. Разыгрывали очередь. Первыми начинали парни. Они выкликали самую озорную девушку, завязывали ей глаза платком, кружили на месте и, если после этого она шла к девушкам, а все должны были в это время молчать, и хватала какую-нибудь из них, то парни за это вели ее купаться или целовали. Но если она шла в сторону парней и дотрагивалась до одного из юношей, то свою жертву она вела в круг и давала любое приказание, которое парень обязан был исполнить. Приказания, как правило, были шуточные, озорные. Эта игра была особенно любима и вызывала всеобщее веселье еще и потому, что парни и девушки в ней были равны. Все зависело от случая…

Но вот кончилась короткая ночь. Мужики притащили белого петуха и подожгли его на костре. Этой жертвой, угодной солнцу, приветствовали рассвет и пели хвалебную песнь Даждьбогу, олицетворявшему силу солнца, затем – Святовиту, вершителю всех людских судеб, после чего наступала пора удали парней. Они становились в очередь и начинали прыгать через потухающие костры. Расступилась толпа. Оживились девушки. Каждая переживает за своего парня, желает ему удачи, обещает поцелуи, ласки. Парни подбодрились! И началось! Прыжок! Удача! Хохот! Подружка летит к другу и у всех на глазах целует его. Он берет подругу на руки и забегает с ней на новую очередь. Следующий! Эх, не допрыгнул…

– Эх, горе великое! Перун проклянет меня! И зачем я обещала целовать тебя! – кричит его подружка и закрыв лицо, прячется за девушек. Все смеются. Неудачник не сдается, бежит снова в очередь. И так до тех пор, пока либо не добьется своего, либо силы не иссякнут…

Но вот раздался звон бубенцов. Что это? Из-за леса, с восточной стороны, медленно под общий восторг выехала великолепная тройка коней, покрытых разного цвета покрывалами: белым, желтым и красным. А на ней – огромный золотистый шар – Солнце, которое торжественно катилось навстречу своему супругу – Месяцу. Встретившись, они объехали присутствующих, осыпая всех зеленой травой и окропляя водой.

Так прошла заключительная церемония всеобщего праздника, означавшая единство сил природы и ее зависимость от небесных светил. После этого пожилые люди пошли домой отдыхать, а молодежь разошлась с песнями по лесу и полянам собирать травы…

Было уже совсем светло.

Очень юная девушка, немного уставшая, медленно брела по густому зеленому лесу и искала целебные травы. Неожиданно дорогу ей преградил высокий красивый парень.

– Что ищешь, красавица? – надменно спросил парень и оценивающим взглядом окинул девушку.

Девушка вздрогнула. Огляделась: совсем одна. И шум гуляния стих. Напугалась. Но ответила спокойно, с достоинством:

– Ищу папоротник. Кажется, здесь он должен расти? – И девушка покраснела.

– Кажется, да, – ответил парень, явно забавляясь ее смущением, одновременно любуясь ее красотой и пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Кто ты? – решилась спросить девушка, опередив этим вопросом парня, а сама подумала: «Судя по одежде, сын купца или какого-нибудь состоятельного мужа. – Она спокойно оглядела юношу. – Глаза синие, лукавые, кудри русые, бедовые, улыбка завлекательная… зубы ровные, белые, нос прямой. Губы, как у девицы… Бороды еще нет… Молод, значит… Красив!..»

– Пропусти меня, – обратилась она к парню и весело улыбнулась, поймав себя на мысли: «Хочу быть серьезной, а не получается… Глаза, ох и глаза!»

– А зачем тебе папоротник? – спохватился парень н взял девушку за руку.

– Хочу понимать язык всего растущего! – серьезно ответила девушка, мягко высвободив свою руку.

– Как это? – не понял парень.

– А так… Сейчас, например, вон там дубы меж собой разговаривают, но я не слышу, о чем они говорят, так как у меня нет папоротника. А вот если у меня будет веточка папоротника, то я пойму разговоры деревьев, увижу даже, как они переходят с места на место, и… многое другое, – охотно объяснила девушка и снова посмотрела в его синие глаза.

– О чем же могут говорить дубы? – расхохотался парень, невольно прислушиваясь к шороху леса, одновременно чувствуя притягательную силу быстрого, испуганного взгляда девушки.

– Напрасно ты смеешься, – обиделась девушка. И со всем пылом верующей души начала быстро-быстро говорить: – Ты думаешь, они не видят? Ничего не чувствуют? Пошли! – Она схватила парня за руку и повела к дубу. – Сорви любой листочек! – потребовала она, и парень ей повиновался. – Посмотри-ка на лист! Лучше! И слушай! – снова строго потребовала она.

Парень повиновался, внимательно разглядывая лист дуба.

– Смотри, пока лист сохраняет еще соки своего отца, он крепок и красив. Но он уже трепещет! Он понял, что уже обессилен! Смотри лучше! Сейчас… он умрет. Все… Погасла жизнь. Но он успел сказать, что ты – убийца. Ты не слышал? – Девушка испытующе посмотрела на оторопевшего парня. – Но ты видел! А все дерево? Сколько оно могло видеть за эти многие лета? Оно не просто видело! Оно переживало, мучилось вместе с людьми!

Парень пожал плечами, сразу став очень серьезным.

– Да понимаешь ли ты, что очень-очень надо, чтобы они заговорили! – горячо воскликнула девушка. – Рассказали нам о людских подвигах, о своей мудрости! О, как я хочу быть… мудрой! – искрение созналась она.

Парень был окончательно ошеломлен. Он смотрел на эту юную, но такую необычную девушку, и вся его былая удаль незаметно исчезла. И еще этот загадочный шум леса…

– Что ты молчишь? – спросила девушка озабоченно.

– Я думаю, какая ты…

– Какая? – повеселела девушка.

– Сколько тебе лет? – с любопытством спросил он.

– Много, – досадливо ответила она. – Уже пятнадцатое лето!

– А как зовут тебя? – Парень опять осмелел и взял ее за руку.

– Ольга, – рассмеялась она, видя его удивление. – Ведь я первая спросила тебя, кто ты, а ты не ответил. – И она опять радостно засмеялась, сама не понимая причины своей радости. – А тебя как зовут? – лукаво поглядела она на красавца.

– Борис.

– Сын… князя Святослава… Муромского? – почему-то со страхом спросила Ольга.

– Да-а, – удивленно подтвердил парень.

– Той весной перебрались в наш город? – допрашивала Ольга.

– Да-а, – совсем ничего не понимая, ответил парень. – А ты почем знаешь? – наконец спросил он.

– Это ты ничего не знаешь: новенький! А мы знаем даже… почему у твоего отца лицо в шрамах, – тихо, медленно, но торжествующе произнесла Ольга. Она уже поняла, что этого не следовало бы говорить, и испугалась собственной смелости.

– Нет, этих новостей стоя я не вынесу, – растерянно сказал Борис. – Я сначала сяду. Уж больно много я нынче дивлюсь. Садись и ты! – потребовал он.

Но Ольга осталась стоять. Ей нравился парень, но сидеть с ним на поляне нельзя.

Борис потер лоб рукой и удивленно посмотрел на Ольгу.

– До чего ж ты хороша! – тяжело вздохнул он. – Но почему ты говорить перестала? Так почему у моего отца шрамы на лице?

– На тризне поцарапал мечом? – тихо спросила в ответ Ольга, отводя взгляд от манящих глаз парня.

– На тризне, – подтвердил Борис. – А мы-то думали, что это наша родовая тайна. Ох-хо-хо! Да как же ты все знаешь? – удивленно спросил он.

– Дубы рассказали! – лукаво ответила Ольга и тихонько рассмеялась.

– Не смейся! Признайся, кто сказал? – серьезно попросил Борис.

– Я сказала. Не спрашивай боле, – осеклась Ольга и подставила лицо свежему ветру, а глазами обласкала чудесный дремучий лес.

– Неужели ты веришь в это? – Борис указал рукой на дуб.

– А ты нет? – Ольга широко развела руками, словно подбадривая лес.

– Я сомневаюсь. Бывало, веришь-веришь, загадаешь чего-нибудь, ждешь-ждешь, а чуда нет! Как же всегда-то верить?

– Эх ты! А я не сомневаюсь! Я набираюсь ума да мудрости от всего, – сказала она торжествующим тоном и озорно крутанулась на одной ноге.

– Даже от папоротника? – усмехнулся Борис.

– И от него тоже! – убежденно и серьезно ответила Ольга, перестав смеяться.

– А по ком вы так печалились? – немного погодя спросила Ольга и опять испугалась своей смелости.

– Когда? – не понял Борис.

– Лета… два назад… По ком такую тризну справляли?

– По матери моей, – тихо ответил Борис.

– Так вот почему твой отец на наших женщин не смотрит! – догадалась Ольга. – Он так любил ее, что Муром без нее стал ненавистен ему? О, какое горе! – Ольга подошла к Борису и погладила его склоненную голову. – И ты уже третье лето без материнской ласки? – И в ее глазах затрепетал лес.