Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

   – Подмазали кого надо, – предположил сосед по площадке.

   Он больше других знал о пребывании Леши в квартире Ани, потому что однажды, сам будучи в подпитии, решил выступить против шумного поведения соседей. Ему за это побуждение досталось по физиономии, и потому теперь он был исполнен злорадства и веры в справедливость.

   Грязнов не покидал квартиры Леши, чувствуя во всем этом деле какую-то натяжку и пытаясь в этом чувстве разобраться. Время от времени оперативники звали его послушать отдельные показания свидетелей, но общей картины это пока не проясняло. Убитого часто видели в компании молодых людей, отпивающихся около продуктового магазина и в близлежащей пивной. Однажды он выходил из иностранной машины, за рулем которой была шикарная женщина. Пару раз видели, как друзья тащили его домой пьяным. Что-то это никак не вписывалось в психологический портрет киллера Бэби.

   А вокруг продолжали кипеть страсти, приходили и уходили ответственные чины, щелкали вспышки фоторепортеров, скороговоркой произносили тексты телевизионные ведущие. Дроздов оставил на время дело о похищении любовницы известного биржевого магната и приехал сам удостовериться в случившемся, но он тоже в отличие от Дьяконова удовлетворения не испытывал.

   И уже поздно ночью, когда все работы на месте происшествия были закончены, дверь опечатана и служебные машины разъезжались от подъезда, появилась Лариса Колесникова и поймала Грязнова за рукав.

– Слава!.. Ой, простите, господин майор...

   – Ничего, – хмыкнул тот. – Слава мне больше нравится. Что, Турецкий уже в курсе?

   – Я не о том, – сказала Лариса. – Я возила в морг Люсю Берлинскую. Помните, свидетельницу по делу Маркаряна. Она видела Бэби в лицо!

– И что? – насторожился Грязнов.

Лариса судорожно вздохнула и почему-то улыбнулась.

– Это не он.

   – Та-ак!.. – протянул Грязнов и почувствовал, что сам начинает улыбаться.

29

   Теплой краснодарской ночью закончился, как я его потом назвал, голубой период нашего следствия и начался период розовый. Я себе спокойно спал, не подозревая ни о чем плохом, происходящем в это время в Москве, как вдруг меня поднял телефонный звонок. Несмотря на обширную практику, я все еще не привык к ночным звонкам и потому реагировал не слишком приветливо.

– Что там еще?

– Простите, мне нужен Александр Борисович Турецкий.

– Вам повезло, – я широко зевнул. – Это я.

– Вы знаете Семенихина Сергея Андреевича?

   Я почему-то решил, что это какой-то глупый розыгрыш и немедленно начал плести – какую-то чушь о том, что знаю Семенихина Сергея Андреевича как отпетого алкоголика, злостного неплательщика алиментов и носителя вируса СПИД. На том конце провода это, чувствовалось, произвело какое-то странное впечатление.

– Простите, это вам из больницы «Скорой помощи» звонят. Сергей Андреевич у нас с тяжелыми телесными повреждениями. Он просил сообщить вам об этом.

   Некоторое время я приходил в себя. Нельзя сказать, что в этот момент я гордился своим чувством юмора.

– Давайте адрес, – сказал я. – Еду.

   Я слишком смело пообещал прибыть туда немедленно, потому что пришлось долго ловить такси. Ночная жизнь города совершенно замерла, и случайная машина подошла к гостинице лишь через час. Мы проехали по указанному адресу, и я еще долго пробивался к Сереже в палату, потому что была ночь и его соседи благополучно спали. Дежурный врач сообщил мне, что повреждения незначительные, сломан палец на ноге и есть подозрения на сотрясение мозга.

– Говорить он способен? – спросил я

   – Да, вероятно, если не спит. Он очень вас ждал и долго не мог заснуть. Но сейчас, может, уже и спит.

– Проверьте, – сказал я.

   Он прошел в палату и вернулся, на мой взгляд, слишком быстро.

– Спит, – сказал он. – Вам придется подождать. Вслед за ним из палаты донесся чей-то голос, и врач

смущенно покраснел.

– Кажется, проснулся...

   Сережа лежал на койке с перевязанной головой и с синяками под глазами.

   – Александр Борисович,– сипел он,– мне надо вам сказать...

   – Спокойно, – приказал я. – Ты разбудишь людей. Доктор, эта кровать на колесиках?

   – Не хотите ли вы выкатить его в коридор? – возмутился дежурный врач.

   – Именно это я и хочу сделать, – сказал я. – Помогайте!

   Его возмущение вырвалось наружу каким-то бульканьем, но я уже двигал кровать, и ему оставалось только помогать. Мы выкатили Сережу в коридор, и я сел на стул рядом с ним.

– Теперь излагай, – сказал я. – Кто это был?

   – Они остались на положении платных агентов... – стал рассказывать Сережа. – Я нашел их в списке действующих агентов под новыми кличками.

– Кого? – спросил я.

   – Тех, кого уволили... После суда их взяли на работу снова, понимаете?

   – Понимаю, – согласился я. – Но суд их оправдал, Сережа. Они даже могли подать встречный иск и возместить потери. Тут нет криминала.

   – Они виновны в более серьезном преступлении, – отвечал Сережа упрямо. – Иначе зачем они на меня напали?

   – Так это они на тебя напали? – спросил я с изумлением.

– Да. Я слышал кличку Птенчик.

   – А как они могли так быстро все узнать? Я имею в виду твою причастность к следствию.

– Утечка, – сказал Сережа.

– Что они от тебя хотели?

   – Просто пьяная истерика. Они обвиняли меня в том, что такие, как я, сломали им жизнь. Этот самый Птенчик был готов меня убить, но друзья его увели.

– Хорошенькое дело, – сказал я.

   —Александр Борисович, – прошептал Сережа устало, – если их сейчас прижать, можно узнать про капитана Ратникова.

– В самом деле?

   – Я не хочу вас учить, – Сережа страдальчески поморщился. – Просто сделайте это, пожалуйста. Прижмите их.

   – Да,– сказал я, поднимаясь.– Против волшебного слова устоять трудно. Я еще зайду.

   Я вошел к дежурному врачу, который собирался устроиться на кушетке, показал ему свое удостоверение и сел за телефон. Прежде всего я поднял майора Скачкова и ввел его в курс дела. Вторым номером я задействовал дежурного по управлению ФСК и затребовал в больницу ответственных лиц. Потом я таким же образом поднял начальство ГУВД. Картина перед ними предстала страшная: следователя по особо важным делам Генпрокуратуры избили во вверенном им городе. Переполох поднялся немалый, и вскоре в больницу явились и заместитель начальника ФСК, и заместитель начальника ГУВД полковник Коршиков, с которым я тоже был уже знаком. На них лица не было.

   – Я распорядился об усиленном патрулировании, – сообщил Коршиков.– Уже есть первые задержанные. Ваш коллега сможет их опознать?

– Сможет, – сказал я, – когда поймают кого надо. Андрей Федорович, должен вам заявить, что утечка прошла из вашего учреждения.

Контрразведчик покраснел от смущения.

– Из чего это вытекает? – спросил он хмуро.

   – Из показаний потерпевшего, – ответил я. – Его избили те самые сотрудники, чьи личные дела мы сегодня с вами смотрели.

– Не может быть, – пролепетал он испуганно.

   – Более того, – сказал я, – эти славные парни продолжают находиться у вас на службе, в списке секретных агентов. Будьте любезны предоставить органам милиции их адреса, для того чтобы взять их немедленно.

   Рядом возник майор Скачков, слушавший меня строго и внимательно.

   – Это невероятно, – сказал он. – Андрей Федорович, вы что-нибудь знали об этом?

   – Как я мог об этом знать? – чуть ли не плача сказал контрразведчик. – Работа с агентами ведется на уровне личных контактов!.. Разве мне докладывают, кого они там себе вербуют?

   – Успокойтесь, Андрей Федорович, – с ласковой заботой произнес полковник Коршиков. – Распорядитесь дать нам адреса, и мы сами все сделаем.

   Я был готов спорить, что полковник внутренней службы ликовал от того, что у его коллеги неприятности. Поскольку Андрей Федорович не спешил с действием, трубку телефона сорвал Скачков. Он вызвал дежурного по управлению и почти закричал на него:

   – Немедленно разыщите старшего лейтенанта Харченко и доставьте в компьютерный зал. Прикажите ему поднять личные дела, которые разыскал московский следователь. Жду доклада об исполнении в течение получаса!

Андрей Федорович при этом только глубоко вздохнул.

   – Ситуация становится угрожающей, – заявил Скачков, поглядывая на Андрея Федоровича с неприязнью. – Налицо то самое сращивание уголовных элементов с правоохранительными органами, о котором говорили на последнем совещании.

   – Вы лучше меня знаете, – огрызался Андрей Федорович,– что мало поменять начальство. Местная система безопасности была коррумпирована сверху донизу, и изменить ее по-щучьему велению в мгновение ока невозможно.

Полковник Коршиков кашлянул.

   – Сажать надо, – сказал он. – Так что, мне поднимать ОМОН?

   – Нет необходимости, – сказал Скачков. – Мы сами их заберем. Александр Борисович, не лучше ли нам отправиться в помещение управления ФСК?

   – Николай Витальевич, – сказал я, – но ведь вы же понимаете, что преступление носит характер сугубо уголовный. Я не вижу тут политического мотива. Нет необходимости тревожить покой контрразведки. Единственно, что меня интересует, так это утечка информации. Эти парни узнали о находке Семенихина раньше меня.

   – Это мы выясним в ближайшее время,– пообещал Скачков.

   – Было бы замечательно, – кивнул я и, повернувшись к Коршикову, приказал: – Вызывайте ОМОН, господин полковник.

   Старший лейтенант Харченко появился на рабочем месте ровно в назначенное Скачковым время, но для того, чтобы допустить его к работе на компьютере, потребовалось присутствие Андрея Федоровича как минимум. Только после этого стали известны адреса предполагаемых преступников и спецгруппы ОМОНа пошли на захват. Троих полусонных, дышащих похмельным перегаром мужчин доставили в дежурную часть ГУВД уже под утро.

   – Сдурели, начальники? – говорил один из них, проходивший у нас под кличкой Хахаль. – Выспаться бы дали, со мною щас толковать бесполезняк!..

   – А чего вы хотели? – интересовался второй, по кличке Шершень. – Может, мне адвокат понадобится!

   – Козлы вы, – процедил упоминаемый Сережей Птенчик, действительно ангельского вида мерзавец. – Позвоните в контору, вам там жопу разорвут...

   Я слушал их кивая. Коршиков сидел рядом за столом, а в комнате вместе с нами находились мордовороты из ОМОНа.

   – Короче, – сказал я, – контора от вас отрекается, ребята. С такой сволотой, говорят, дел не имеем. Теперь мы с вами будем дела иметь.

   – А ты что за фрукт? – недоуменно покосился на меня Хахаль.

– Давайте, Сергей Николаевич, – предложил я Коршикову, – берите на себя этого недоспавшего юношу, а я оставлю себе Птенчика. Господин Шершень пусть пока отдохнет.

   Мы разошлись по кабинетам, и я насел на Птенчика. Как я и предполагал, это был лидер всей команды, бывший капитан службы безопасности, крутой и хамоватый. Он еще не очень понимал положение, в котором оказался, и именно этим я должен был воспользоваться.

   – Тебе не повезло, Птенчик, – я сочувственно покачал головой. – Ты вляпался в опасное дело. Следователь, которого ты нынче отметелил, набит полномочиями по самые унта. Расследуется дело о государственном терроризме, понимаешь, чем тебя зацепило?

   – Срал я на ваш терроризм, – отвечал он нагло. – И говорить ничего не буду. Ночные допросы запрещены законом, буду жаловаться прокурору края.

   – Это не допрос, – сказал я. – Так, собеседование. Допрос будет в Москве. Знаешь, что такое психоделические средства расследования?

   Это его проняло, глаза у него испуганно забегали. Еще бы не забегать! Я бы и сам испугался, потому что тоже не имел понятия, что такое психоделические средства дознания. Я их придумал минуту назад, и звучало это красиво.

– На пушку берешь, – скривился он. – При чем тут я?

   – Я же тебе объясняю, – терпеливо сделал я новый заход.– Следователь приехал копать дело, по которому два раза на дню министр отчитывается у Президента. А тут вы навалились. Случайно?

   Он помолчал, глядя на меня с ненавистью. Я вполне мог допустить, что он был готов убить Сережу Семенихина. Ни за что, просто – хочется.

   – Кончай давить, командир, – сказал он. – Чего ты от меня хотел?

– Били следователя? – спросил я прямо.

– Ну? – сказал он. – Ведь не убили.

– А кто навел?

   – А,– догадался он,– продолжаете органы чистить? Без меня.

   – Да мы уже об этом через пятнадцать минут будем знать, – сказал я.

– Тогда и спрашивать незачем, – отрезал Птенчик.

   – Ну и как мне это определить? – спросил я. – Терроризм? Бандитизм?

   – Да простая хулиганка это,– сказал Птенчик.– Он нам нагрубил, вот мы и вспылили немного.

Я покачал головой.

   – Хорошо жить хочешь. Но я тебе не дам хорошо жить. Раскрутим тебя по полной, со всеми забытыми делами. Сам понимаешь, нам по этому делу жертвы нужны.

   Я говорил очевидные мерзости, но это была игра, и играть в нее следовало по правилам, известным ему. Так что он меня понял правильно.

   – Чего звереешь, командир? Где я тебе дорожку перешел?

   – Ты мне до лампочки. Но ты крайний оказался. Знаешь, какой подарок тебе готовится? Убийство при отягчающих обстоятельствах.

   Тут он испугался, это было очевидно. Я в его глазах был истинным пауком, каким и должен был быть следователь, и мои паучьи намерения выглядели очень убедительно.

– Какое еще убийство? – прохрипел он.

   – Сам знаешь, – сказал я. – Убийство капитана Ратникова.

   Я пристально смотрел на него и потому не мог не заметить, как вспышка искреннего недоумения перешла в явное облегчение. Птенчик не был замешан в том убийстве, но что-то про него знал.

   – Бона куда тебя занесло, – сказал он насмешливо. – Только тут ваши не пляшут, гражданин следователь. Примеривали ко мне это дело, да отвалили.

– Кто примеривал? – спросил я недоверчиво.

   – Нашлись доброхоты, – усмехнулся Птенчик – Не в пример тебе, душегубу. Правительственная комиссия шила мне этого капитана, да не пришила.

– Соснов? – спросил я.

   – Он, родимый, – просипел Птенчик с ненавистью. – Коллега!..

– Им не удалось, – сказал я, – так, может, мне удастся.

   – Спохватился, – буркнул Птенчик – Чего ты завелся с этим капитаном, дядя? Раскрыто дело-то!_

– Кем раскрыто? – искренне изумился я.

   – Кем надо, – ответил он неохотно. – И хлопцы эти уже свое получили. Все там уже закончено.

   – Да говори же толком! – не выдержав, рявкнул я. – Я же ради этого и приехал!

Он криво улыбнулся.

– А ты у самого Соснова спроси, – сказал он.

   Я сразу остыл. Депутат Соснов давно уже привлекал мое следственное внимание, и я не мог не согласиться с предложением Птенчика.

   Вошел милицейский сержант и положил передо мной записку от Скачкова. Впрочем, это был целый протокол. Он действительно определил, что от старлея Харченко информация о работе Сережи Семенихина с личными делами агентов дошла до некоего капитана Оганесяна, который работал с ними и держал эту троицу на коротком поводке. Он испугался, что будет раскрыта его забота о бывших сослуживцах, и позвонил на квартиру Хахаля, чтобы предупредить. Он хотел только, чтобы они на время покинули город. Но они некстати гуляли с бабами, и потому предупреждение было воспринято очень воинственно. Птенчик сам выяснил, где расположился московский следователь Семенихин, и они втроем направились поговорить с ним по-мужски. Ждали его в холле гостиницы, попивая пиво. Как только он появился, они подхватили его и вывели на задний двор. Из желания попугать выросла жестокая драка, и Сережа в бессознательном состоянии был доставлен «скорой помощью» в больницу. Теперь капитан Оганесян посыпал голову пеплом и божился, что взял их на работу из сострадания.

   Я велел отправить Птенчика в камеру, а сам вышел позвонить Скачкову. Меня интересовало, что стало с оставшимися двумя агентами, отданными под суд в ходе того памятного разбирательства. Скачков сообщил, что компьютерный зал опять опечатан, но первое, чем там займутся наутро, будет информация о судьбе агентов.

Полковник Коршиков вышел, потягиваясь.

– Есть дело, господин следователь, – сказал он.

– Да? Слушаю.

   – Я забыл вам сказать, – добавил он виновато. – Тут из Москвы информация пришла... Вашего Бэби убили при задержании.

– Как? – переспросил я. – Уже?

– Да, – подтвердил полковник, кивая. – А вы не рады? Я не ответил. Чего мне было радоваться, если в этой поездке я искал следы того самого Бэби, которого уже без меня вычислили, вернее убили, в Москве. Я был крайне разочарован, но нашел в себе силы поблагодарить полковника и попросил у него машину, чтобы меня доставили в гостиницу досыпать.

   Наутро я сначала заехал в больницу и заглянул к Сереже Семенихину, так и оставленному на койке в коридоре. Он не спал.

– Нашли? – спросил он.

– Нашли, – ответил я. – Они уже признались.

– А в убийстве?

Я покачал головой.

   – Это не они, Сережа. Но они дали наводку, как найти тех... Впрочем, сейчас это уже не так важно.

В его глазах мелькнула тревога.

– Почему не важно?

   – Потому что, – сказал я, – пока мы здесь роемся в этом дерьме, в Москве нашли и убили Бэби.

   Я вдруг заметил, как он закусил губу чуть ли не до крови, и испуганно спросил:

– Сережа, ты чего? Может, доктора вызвать?

   Он повернул ко мне перебинтованную голову с заплывшими глазами и холодно улыбнулся.

– Это неправда, Александр Борисович. Бэби жив.

– Это правда, Сережа. Вся Москва уже гудит.

–     Попомните мое слово, – сказал Сережа. Я не стал с ним спорить.

30

   Теперь они требовали от него подробный отчет о деятельности Алексея Дуганова, кличка Бэби, с обязательным приложением биографии, характеристики и детального описания всех его убийств. Проблема была в том, что Феликсу Захаровичу ничего не было известно о жизни Алексея Дуганова, кроме эпизодов, рассказанных Аней Назаровой. Судя по всему, он и появился-то в Москве гораздо позже, и в биографии его не было никаких следов достаточной физической и профессиональной подготовки. Это был просто альфонс, покоритель женских сердец и к тому же пьяница. Мальчик приехал пожить красивой жизнью, и сделать из него рокового убийцу было сложно.

   На помощь ему пришли утренние газеты, где было не только изложение прошедшей операции, но и предварительная информация о Дуганове. Родом он был из-под Тамбова, учился в техникуме, служил в армии, в строительных войсках. Был женат, развелся. У себя дома влип в какое-то дело с ограблением квартир, уехал в Москву прятаться и искать лучшей жизни. Нашел ее в лице Ани Назаровой. Был компанейским парнем, подружился со всеми окружающими алкашами. Бабы к нему липли как мухи, и он им не отказывал во внимании. Чуть побольше ума и опыта, и он смог бы действительно хорошо устроиться. Газеты полагали, что агрессивность была у него в крови, но из чего это следовало, понять было трудно.

Ко всему появился Ваня Лихоносов.

– Ты уже знаешь? – спросил он, принеся кипу газет. Феликс Захарович холодно кивнул.

   – Они его пристрелили при задержании. Интересно все получается, а?

– Да, – сказал Феликс Захарович.

– Ты даже не расстроился?

   – К этому шло, – пожал плечами Феликс Захарович. – Что толку протестовать?

   – Он был твоим лучшим агентом,– сказал Лихоносов. – Теперь ты можешь хоть что-нибудь рассказать о нем?

Феликс Захарович указал на газеты.

– Вот они тебе все расскажут. Ты с чем пришел? Лихоносов пожал плечами.

   – Во-первых, с соболезнованиями. Я понимаю, как ты к нему привязался.

– А во-вторых?

   – Во-вторых, во исполнение решения коллегии я обязан входить в должность твоего заместителя, Феликс. Я договорился на сегодня в своей фирме на первую половину дня. Можно начинать.

Это было совсем некстати.

   – Компьютер ты знаешь, – сказал Феликс Захарович. – Пошуруй пока сам. У меня утренний моцион, проход по магазинам.

– Может, мне сходить? – предложил Лихоносов. Феликс благодарно улыбнулся, но качнул головой.

– Это же моцион. Я и без того днями из дома не выхожу, а ты у меня хочешь последнюю возможность отнять. Посиди пощелкай, я скоро приду.

   Моцион как таковой существовал в действительности, но Феликс Захарович в последние дни позабыл о нем. Хватало и других забот. Для видимости посетив пару продовольственных магазинов, он прошел через черный ход в одном из них, вышел во двор дома, в котором снимал конспиративную квартиру с телефоном-автоответчиком. Он ждал звонка от Нины, но она молчала, и это его беспокоило. До нее не могла не дойти информация об убийстве «Бэби». Зато вместо звонка Нины там было записано гневное обращение хозяйки квартиры в Мытищах.

   – Знаете, Глеб Евгеньевич, я уже устала от вашей подопечной. У нее постоянная истерика, она все время плачет... Как посмотрела телевизор, где говорили об убийстве террориста, так и плачет. Больная, что ли?

   Сидя в казенном кресле на убогой конспиративной квартире, Феликс Захарович вдруг осознал, что он не является мастером оперативных мероприятий. И хотя подставка Леши прошла гладко, но проблемы росли с каждой минутой. Надо было что-то делать с Аней. Надо было объясняться с Ниной. Наконец, квартира эта была казенная, и сюда могли прийти чужие люди и прослушать все его сообщения. Он не был готов в одиночку противостоять организации.

   Но надо было действовать. Он позвонил к себе домой, объяснил Лихоносову, что встретил знакомого и сидит у него пьет чай, после чего отправился в Мытищи. Приехав туда, долго ждал местный автобус и был изрядно помят в давке. Все это надо было стерпеть, потому что он не был уверен, что его машина не начинена какой-нибудь электроникой. Наконец он добрался до нужного дома, и рыдающая Аня накинулась на него с упреками:

   – Я хочу домой!.. Я не хочу здесь оставаться!.. Где Нина?.. Почему его убили, скажите мне!

   И все это сопровождалось судорожными всхлипываниями, слезами и активной жестикуляцией. Феликс Захарович терпел.

   – Ты не понимаешь, – сказал он негромко, но со значением. – Ты думаешь, кто его убил?

– Кто? – озадаченно спросила она.

   – Мафия, – сказал Феликс Захарович. – Они Нину искали.

   —

– Но по телевизору сказали, что какой-то террорист...

   – Это для дураков, – отмахнулся Феликс Захарович. – Это было нападение группы боевиков, а уже потом нагрянули спецназовцы. Лешу убили бандиты, но для следствия лучше, чтобы думали по-другому. И ты хочешь в такую напряженную минуту туда вернуться?

Аня судорожно вздохнула и всхлипнула.

– Я не знаю... Мне страшно. Зачем они его убили?

   – Убрали как свидетеля,– буркнул Феликс Захарович. – Сиди здесь и не высовывай носа. Там уже вышли на их след, надо подождать чуть-чуть. Нина передавала тебе привет и просила слушаться меня.

   – Могла бы хоть записку написать, – обиженно буркнула Аня.

   – Какая записка? – зашипел возмущенно Феликс Захарович. – Ты не понимаешь, как это опасно?

   Она не понимала, но была готова понять. Эта проблема понемножку решалась, надо было только поощрить хозяйку на терпение к «бедной девочке» выплатой непредусмотренного премиального пособия, и та пообещала заботиться о ней, как о родной дочери. Феликс Захарович поехал в Москву.

   Время шло к полудню, и он смело вернулся домой – Лихоносов должен был скоро уходить.

   – Извини, Ваня, дела,– сказал Феликс Захарович. – Поешь со мной? Правда, у меня только кефир да булочки.

   – Спасибо,– отвечал тот не без некоторого раздражения.– Пошуровал я в твоей программе... Неужто это все Синюхин делал?

   – На него пять институтов работало, – с теплотой сказал Феликс Захарович. – Тут столько всего заложено!..

– И когда я получу ключи? – спросил Лихоносов.

   – Когда время подойдет,– ответил Феликс Захарович. – Будешь кефир?

   – Спасибо, – Лихоносов поднялся. – У меня другая диета. Когда мы увидимся?

– Я всегда к твоим услугам, – сказал Феликс Захарович.

   – А ты знаешь, – не отставал Лихоносов, – хотя я и не пробрался через ваши заслоны, но кое-что уловить успел. Твоя программа развивается.

   – Этого не может быть, – твердо заявил Феликс Захарович.

Лихоносов улыбнулся, не скрывая торжества.

– Ну хоть чем-то я смог тебя удивить.

   – Да, ты меня удивил, – согласился Феликс Захарович. – Но ключей ты пока не получишь. Будешь у Председателя, передавай поклон.

Тот что-то бросил на прощание и ушел.

   Феликс Захарович не торопясь выпил кефир, заев его булочкой, посмотрел газеты, принесенные Лихоносовым, даже вознамерился вздремнуть. Но уже через три минуты он открыл глаза, поняв, что нет смысла обманывать самого себя. Нужно было поскорее ехать к Нине.

   Сил на общественный транспорт уже не оставалось, и он, проверив, нет ли за ним хвоста, взял такси. Водитель покосился на него с подозрением, у Феликса Захаровича была внешность бедного пенсионера, но тот буркнул:

– Плачу, плачу...

   Нина скрывалась в однокомнатной квартирке в спальном районе на Юго-западе, но Феликс Захарович остановил машину загодя и добрался до места на автобусе. Он предусмотрительно постоял в соседнем подъезде, чтобы еще раз проверить, нет ли за ним хвоста, и только после этого перешел в другой, где на одиннадцатом этаже находилась квартира Нины.

   Шел второй день ее заточения, но то, что она узнала из телевизионных передач об убийстве «Бэби», ее ошеломило. Еще больше она изумилась, когда показали фотографию Леши. Конечно, он был изрядный негодяй, но не убивать же его за это. Она даже порывалась выбежать, позвонить Феликсу и потребовать объяснений, но быстро поняла, что именно теперь ей и надо сидеть не высовываясь. Ее положение изменилось кардинально, и надо было решить, как ей поступать дальше.

   Когда появился Феликс Захарович, она готовила себе обед. Холодильник был забит полуфабрикатами, и готовка не требовала особых сил.

– Будешь обедать? – спросила она после приветствия. Он некоторое время наблюдал за нею, пытаясь угадать,

смотрела она сегодня телевизор или нет.

   – С удовольствием,– ответил он на приглашение. – Есть там что-нибудь молочное?

– Каша, – отвечала Нина и стала греть молоко.

   – Какая ты хозяйственная, – похвалил Феликс Захарович. – Квартира сразу ожила.

   – Только пыль стерла да полы помыла, – сказала Нина. – Чай или кофе?

   – Кофе тут, по-моему, какой-то мерзкий, – сказал Феликс Захарович. – А чай приличный. Давай чай.

   Это было вроде детской молчанки, кто первый не выдержит и проговорится. Феликс Захарович даже улыбнулся, и Нина заметила это.

   – Тебя что-то радует? – спросила она. – У тебя, наверное, все в порядке?

– Более или менее, – подтвердил тот.

   – А где Аня? – спросила Нина. – Куда ты ее отправил? В Салехард или Владивосток?

   – Не так далеко, – усмехнулся он. – Она в Мытищах, у моей хорошей знакомой.

   – Я должна тебе сказать, – произнесла Нина, стоя к нему спиной, – что верю в твою порядочность. Если с нею что-нибудь случится, это подорвет мою веру.

   – Не валяй дурака, – буркнул Феликс Захарович. – За кого ты меня держишь?

   Нина села на табурет напротив него и пытливо посмотрела ему в глаза.

   – Ты ведь его совсем не знал. Как это пришло тебе в голову?

   – Меня Аня просветила, – сказал Феликс Захарович. – Я как раз искал фигуру для подставки. Представь, я думал использовать своих агентов, людей, которые мне безмерно доверяли. Вот до чего я дошел.

   – Феликс, милый, – вздохнула Нина. – Неужели ты не понимаешь, что эта туфта долго не продержится. Что ты думаешь делать дальше?

   – Время работает на нас, – сказал он уверенно. – Скоро начнутся новые приключения неуловимых, и им будет уже не до Бэби.

– А мне что делать?

– Жить, – он улыбнулся. – Ты это заслужила, Нина. Она поднялась к плите и сказала, стоя к нему спиной:

   – Мне не хочется тебя разочаровывать, Феликс, но за тобой должок.

   Он этого ждал, но тем не менее ответ его прозвучал резко:

– Ты с ума сошла. Сейчас это невозможно.

– Ты обещал, – напомнила Нина.

– Но обстоятельства изменились... Она покачала головой.

   – Ничего не изменилось, дед. Я жива, и он жив. Это не может продолжаться долго.

   – Ты должна знать,– сказал Феликс Захарович.– Я сдал им твой «Макаров». И куртку, и винтовку...

Она посмотрела на него изумленно.

– Как ты мог, Феликс? Как ты нашел его?..

   – Прятать надо лучше, – произнес он раздраженно. – Я твой тайник вычислил еще три месяца назад.

– Но ты же знаешь, что он для меня значил?

   – Пойми, Нина, – возразил он, оправдываясь, – игра пошла по-крупному, тут не до самодеятельности. Они должны поверить, что это Бэби!

– Ты все испортил, – она обреченно села.

   – Перестань психовать, – он вскочил. – Придумала себе святыню!.. Это вполне можно сделать и другим оружием.

   – Да, – сказала Нина задумчиво. – Ты ничего не понимаешь.

   – Да понимаю я, понимаю, – махнул рукой раздраженно Феликс. – Может, все мои беды оттого, что я понимаю.

   – Ты меня здорово подкосил, – сказала Нина и поднялась делать ему молочную кашу.

Он наблюдал за ней чуть ли не с восхищением.

   – Слушай, – предложил он. – А давай я сам это сделаю?

– Что сделаешь?

– Люсина. Чтоб тебе не рисковать. Она посмотрела на него насмешливо.

– Ты стрелять-то умеешь?

   – Обижаешь, – сказал он. – Нас каждый год в тир на стрельбы гоняли.

   – Одно дело в тир, – сказала она, – и совсем другое – палить в живого человека.

– Выстрелю как-нибудь, – сказал он беззаботно. Она покачала головой.

   – Это не самый лучший способ испытывать себя, – сказала она. – Это слишком серьезно. И для меня это многое значит.

– Ну нельзя тебе светиться, – почти простонал Феликс Захарович. – Сейчас, когда они думают, что Бэби умер... Ну подожди хоть неделю!

   – Нет! Я и так ждала слишком долго. И запомни, для этого дела мне нужен «Макаров»..

Он с трудом перевел дыхание и буркнул:

– Делай как знаешь. Будь что будет.

Она улыбнулась, поставила перед ним кашу и сказала:

– Приятного аппетита.