Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

7

   Слушания проходили в одном из небольших залов «Белого дома», и, входя туда, я не мог не вспомнить эпопею августовского путча. Самому мне находиться здесь не пришлось, мы «отсиживались» под арестом, приговоренные уже по самому крупному счету, но «Белый дом» Российского Верховного Совета и для нас был символом освобождения. Я не мог не испытывать благоговения перед этой архитектурной громадиной.

   Меркулов расположился в компании с рядом официальных лиц из прокуратуры, Министерства внутренних дел и службы контрразведки, я же разместился среди гостей и ротозеев. Я представить себе не мог, сколько в здании Верховного Совета было этих самых ротозеев – просителей, ходатаев, родственников и знакомых. Все они слушали выступления не слишком внимательно, постоянно ведя между собою какие-то разговоры, обмениваясь бумагами, хихикая и сплетничая. Выступления того стоили, ибо были исполнены формальной презентабельности, без какого-либо намека на реальное решение реальных проблем. Это действительно был социальный театр, и задача его состояла в том, чтобы убедить граждан страны в значительности проводимой здесь работы. Реплики и вопросы депутатов были порой резки и интересны, они вызывали реакцию среди гостей, вплоть до смеха и аплодисментов, но я не видел большого смысла в публичном избиении официальных лиц. Ведь они играли в ту же игру, что и депутаты. В этом ряду Костя Меркулов запомнился, пожалуй, только краткостью своего выступления.

   Когда на него тоже накинулись депутаты, он отвечал им с таким достоинством, что даже среди гостей, которые изначально были настроены против представителей правительства, к нему возникла очевидная симпатия. Я был горд за своего начальника и простил ему заигрывание с молодежью.

   Депутатский буфет вопреки доходившим до меня слухам не потрясал изобилием, но мы перекусили вполне удовлетворительно. Искомый эксперт уже ждал нас в кабинете, куда надо было подниматься на лифте и идти по коридору под бдительным присмотром охранника с автоматом. Кабинет эксперта был небольшой, но уютный, а сам хозяин оказался сухоньким старичком с остатками седых волос на голове и орденскими планками на груди. Меркулов нас представил. Старичок оказался Леонардом Терентьевичем Собко. Рука у него была маленькая и горячая, и при пожатии он пытливо заглядывал в глаза, сразу вычисляя новых знакомых. Чем-то он мне сразу напомнил компьютер Лары и Сережи.

   – Вот работаю, – похвастался он, обводя рукой свой кабинет. – Я ведь был уже лет пять на пенсии, когда меня позвали.

   – Мы к вам зашли не просто в гости, Леонард Терентьевич, – начал Костя. – У нас дело.

   – Могу догадаться, – улыбнулся он. – Что-нибудь связанное с комитетом?

   – Да. Нам стало известно, что после войны были созданы секретные склады, где хранилось трофейное стрелковое оружие. Надо думать, оружие предполагалось использовать в оперативных действиях. Сейчас это оружие начинает всплывать в действиях криминальных.

   Старичок с таким затейливым именем понимающе кивнул.

   – Да, я слышал об этих складах. Это не было очень большим секретом комитета, как вы понимаете. У американцев тоже складируется наше оружие, мало ли... Вы хотите узнать адреса?

– Вряд ли это нам поможет,– сказал Костя Меркулов.– В период реорганизации там все так перепуталось, что теперь концов не найти. Хотелось бы выйти на персоналии, Леонард Терентьевич. Кто и как за все это отвечал, что предполагалось с этим оружием делать, какие были предусмотрены меры на случай чрезвычайный, ну и так далее.

   Старик смешно наморщил нос и втянул воздух. Улыбка, которая последовала за этим, была хитрая и веселая.

   – Константин Дмитриевич, дорогой, я старый, извините за грубое слово, коммунист, и со мной можно говорить открыто. Вы что же, подозреваете комитет в том, что там заранее готовились криминальные базы?

   Я не вполне был согласен с тем, что старые коммунисты представляли собою оплот открытости, но старик глядел в корень. Так глубоко я даже и не смотрел.

   – Вы считаете это невозможным? – спросил Костя осторожно.

   – В комитете не было ничего невозможного, – ответил ветеран сухо. – Но если что-то подобное и готовилось, конспиративность здесь должна была быть повышенной.

   – Вероятно, так оно и было,– сказал Костя,– если принять вашу версию, Леонард Терентьевич. Но возможны и другие варианты. Например, преступная халатность или просто продажа казенного имущества.

Собко вновь захихикал:

   – Не любите вы, господа прокуроры, комитет, да? Не богатый вы мне даете выбор: или криминальный заговор, или преступная халатность. А если и не то, и не другое?

– То есть? – не сразу понял Меркулов.

   Поскольку сам Собко тянул многозначительную паузу, я нашел уместным высказать свое понимание:

   – Леонард Терентьевич хочет сказать, что оружие по-прежнему в надежных руках, не так ли?

   Но даже моя подсказка не вызвала в нем реакции, и он молчал еще с полминуты, пристально глядя на Меркулова. Будто гипнотизировал его. Наконец склонил голову и проговорил:

   – Вопрос в том, что можно считать надежными руками. Тут существуют самые различные мнения, как вы наверное знаете.

   – Но стволы в работе, – напомнил Меркулов. – Мы регистрируем уже шестнадцать жертв!

– Но вы же не думаете, что количество пистолетов на складах измерялось десятками,– сказал Собко.– Шестнадцать выстрелов – это даже не капля в море. Счет шел на тонны.

   – То есть перспектива у нас есть, – усмехнулся Меркулов.

   Старик неторопливо достал носовой платок и высморкался.

   – Думаю, надо вести речь о внеслужебной инициативе, – произнес он. – Я вполне допускаю, что кто-то из лиц, облеченных доверием, в трудную минуту распада нашего славного сообщества... – Он чуть улыбнулся и пояснил: – Я имею в виду Комитет государственной безопасности, как вы понимаете. Так вот, вполне могло случиться так, что кто-то прикрыл эти склады от разграбления в момент разрушения. Вы меня понимаете?

   – Это я понимаю, – кивнул Меркулов. – Но вот каковы его дальнейшие шаги?

   – Об этом вам известно лучше, чем мне, – сказал Собко.

   – Значит, по-вашему, это одинокий герой, выступивший в рыцарский поход против преступности?

   – Я не настаиваю на его одиночестве,– заметил Собко. – Вполне вероятен и круг единомышленников. Почему бы и нет?

Меркулов кивнул, глядя на старика с уважением.

   – Какая-нибудь «Народная воля», – предположил Собко со смешком.

   – Значит, это идеологическое преступление? – спросил Меркулов. – Но все же как вы сами к этому относитесь, Леонард Терентьевич?

   – Друг мой, что вы хотите от старого мухомора? Представьте только, я еще помню выступление товарища Берии на расширенном оперативном совещании! Нас всегда приучали не иметь собственного мнения.

   – Но ведь это преступление! – напомнил Меркулов. – А вы всю жизнь были представителем закона, Леонард Терентьевич. Не могу поверить, чтобы вы могли одобрить эту «Народную волю».

   – Посмотрите на это дело с другой стороны, – посоветовал Собко. – Как вы помните, это название уже было использовано сто с лишним лет назад. Можете ли вы сказать, что деятельность тех террористов была безуспешна?

Меркулов промолчал.

   – Боевики создали новый менталитет, – продолжал Собко почти пламенно. – Они были героями своего времени, и общественное мнение было на их стороне. Как вы полагаете, в нашей нынешней обстановке как отнесется широкое общественное мнение к деятельности новых народовольцев?

– Значит, это заговор? – спросил Меркулов.

   – Не требуйте от меня конкретных выводов, – усмехнулся Собко. – Я очень серьезно отношусь к подписке о неразглашении служебных тайн. Я лишь фантазирую вместе с вами, не более. Если когда-нибудь выяснится, что проект «Народная воля» существует в действительности, я буду удивлен не меньше вашего.

   – Но может, вы вспомните хоть кого-нибудь, кто находился к этому делу поближе? – спросил Меркулов с надеждой.

   – Это не обязанности консультанта, это дело осведомителя, – буркнул Собко. – Но одно имя я могу вам дать. Это мой давний приятель, полковник Синюхин Егор Алексеевич. Расспросите его, если сможете.

   – Что значит – если сможете? – насторожился Меркулов.

   – Ну, могут возникнуть трудности, – усмехнулся Собко. – Вы должны проявить настойчивость.

   Мы распрощались и спустились на лифте вниз. Меркулов мрачно молчал, а когда мы вышли на улицу, сказал:

   – Теперь так, Саша, дальше это дело пойдет под моим пристальным контролем. Запомни, отчитываешься только передо мною.

   – Чего это ты так резко замандражировал? – не понял я. – Тебя этот мухомор напугал? Лично я ему не очень-то верю.

   – Это лишь одно из мнений, – сказал Меркулов. – Теперь вот что. Визит ко мне отменяется или, если хочешь, откладывается. В прокуратуру доберешься сам, а я съезжу по срочному делу в другую сторону. Вопросы есть?

   – Один, и небольшой, – сказал я. – Объясни мне толком, чего ты испугался?

   – Нигде и никому не рассказывай о Собко,– твердо произнес Меркулов. – Мы просто засиделись в депутатском буфете.

– От этих предупреждений мое любопытство разгорается еще больше,– заявил я решительно.– Гражданин начальник, мы в свободной стране, а Большой Брат давно на пенсии!

   – Когда-нибудь ты поймешь, – сказал Меркулов невыносимо отеческим тоном, – что на пенсии он становится еще страшнее.

   На этом мы расстались. Он уехал на своей партийной «Волге», а я поплелся на метро «Краснопресненская». Хотя и просидел молчаливым пнем всю беседу больших начальников, пустым я оттуда не вышел. Конечно, версия о криминальных базах КГБ отдавала дешевой сенсацией и так и просилась на первые страницы газет, но ее разработка сулила немало ярких переживаний. Не то чтобы я соскучился по переживаниям, но мне уже поднадоело плестись след в след за моими арифмометрами. В прямом контакте с противником компьютер редко помогает, и это давало мне некоторое преимущество. Поэтому я в хорошем настроении отправился домой, чтобы, подхватив свою шарообразную Иринку, отправиться на тестовое испытание к Ларисе Колесниковой.

8

   Машина у Феликса Захаровича Даниленко была старенькая, «Жигули» одного из первых выпусков, с корпусом, местами проеденным ржавчиной, с трещиной на лобовом стекле, с тарахтевшим багажником. Ездил он на ней осторожно, но уверенно – опыт вождения исчислялся десятилетиями. В воскресенье, на другой день после телефонного разговора с Ниной, он отправился на Востряковское кладбище, купив по дороге цветы.

   Остановив машину на стоянке у входа, он неторопливо выбрался, привычно огляделся, машинально отмечая двоих парней в серой «Волге», продавщицу цветов, попрошаек Все они могли за ним наблюдать, и это следовало иметь в виду.

   Могила, которую он разыскивал, была в дальнем конце кладбища, и он неторопливо побрел к ней по аллее, мимоходом разглядывая памятники и изредка читая надписи. Пару раз он присаживался на скамейки, чтобы отдохнуть и осмотреться – давно выработанное внутреннее чувство осторожности. Как будто все было спокойно, но дополнительная проверка никогда не бывала липшей. Наконец он свернул с аллеи по тропинке направо, прошел еще немного среди старых могил и остановился у небольшого типового памятника со звездой. Здесь, за небольшой оградой, которую даже Феликс Захарович мог бы легко перешагнуть, стояла скамейка со спинкой, и Даниленко, положив цветы на могилу, присел. Надпись на памятнике гласила: «Синюхин Егор Алексеевич. 11.08.1922 – 23.08.1991».

   Феликс Захарович сидел молча, поглядывая на памятник с каким-то непонятным неодобрением, изредка вздыхал и время от времени оглядывался. Время шло к полудню, небо было ясное, день выдался приятный.

   Он услышал мягкое покашливание и обернулся. Грузный человек лет пятидесяти стоял позади него и насмешливо улыбался.

– Что, Феликс, потерял бдительность, а?

   – Как сказать, – отозвался Феликс Захарович. – Вообще-то я твоих парней уже на входе определил. Один из них передатчиком воспользовался, я и понял, что ты уже поблизости.

– Сделаем замечание, – сказал мужчина, подходя. Он глянул на могилу, постоял молча.

– Кажется, он был твоим приятелем? – спросил он.

– Мы были друзьями, – ответил Феликс Захарович.

   – Я слышал о нем,– сказал мужчина.– Легендарная личность была. Как он умер?

– Инфаркт.

– Он что, был связан с ГКЧП?

– Нет, – сказал Феликс Захарович. Мужчина глянул на него, усмехнулся.

   – Ну-ну, – сказал он. – Если я сяду, эта лавочка не повалится?

   Феликс Захарович молча подвинулся, и мужчина сел рядом. Достал пачку папирос, закурил.

– Слушаю, – сказал он.

– Все готово.

– Когда?

   – В субботу. Он классно все продумал. Это мой лучший агент.

– Кто?

– Бэби.

Мужчина медленно выпустил струю дыма.

– В воскресенье они улетают.

   – Ты сомневаешься в моем агенте? – удивился Феликс Захарович.

   – Ты же сам понимаешь, первая часть операции подходит к концу, – сказал мужчина. – Сейчас очень важно не проколоться.

   – Я это понимаю, – согласился Феликс Захарович. – Я только не понимаю, почему этот Кислевский оказался во главе списка. Я хорошо помню, его имя было во второй сотне. Это уже третий этап, а не первый. Что там произошло?

   – Тебе это интересно?– спросил мужчина, стряхивая пепел.

– Да. Список был утвержден коллегией Суда.

   – Кислевского поставили в первую очередь по личной просьбе Председателя, – сказал мужчина неохотно. – Мне самому это не слишком по душе, но тут какие-то финансовые интриги. Ты можешь выразить протест.

Феликс Захарович пожал плечами.

   – Я не буду выражать протест, – сказал он. – Но мне это не нравится. Стоит один раз отойти от порядка, и начнется произвол.

– Речь идет о большой сумме денег, – сказал мужчина.

   – Меня никогда не интересовали деньги, – буркнул Феликс Захарович.

   – По окончании первого этапа соберется коллегия, – сказал мужчина. – Ты сможешь сказать там все что хочешь. Ты же знаешь, тебя уважают.

– Что слышно о расследовании?

   – Они как-то вышли на информацию по складу. Теперь ищут. В общем, все по плану операции, разве что там примешался еще один клиент, который уже уложил троих человек из «Макарова». Он работает в той же манере, и его приплели к нашему делу. Ты не знаешь, кто это может быть?

   – Нет. Чем это может нам помешать? Пусть ищут, этот парень поведет их за собой.

   – А если это кто-то из наших парней работает самостоятельно? Ведь при такой системе контролировать их невозможно.

Феликс Захарович вздохнул, громко сопя носом.

   – Вам лишь бы контролировать! Пойми ты наконец – это система безотказная! Эти убийства станут кошмаром московской милиции! Стоит завести бюрократию, и дело накроется в течение трех месяцев.

   Мужчина согласно кивнул, поскреб щеку пальцем и сказал:

   – А ты не боишься, что из всего этого может получиться совсем не то, что предполагается по плану операции «Народная воля»?

– А что?

   – Не знаю. Я не понимаю социальной психологии. Эти парни, которые исполнители, они что, по-твоему, нормальные? Пойти и застрелить незнакомого человека – это нормально? Я еще понимаю, когда это исполнение приказа, когда за всем этим высокая целесообразность. Но ведь они никакой целесообразности не ощущают.

   – Ваня, не лезь ты в эти дебри, – усмехнулся Феликс Захарович. – Егор был гением, когда-нибудь человечество поставит ему памятник. Он все рассчитал точно, будь уверен.

   – Я сам в каком-то роде всего лишь исполнитель,– вздохнул мужчина. – Меня устраивает развитие событий, я согласен с выводами анализа, но есть в этом плане что-то пугающее. Такое чувство, что мы растим в инкубаторе Змея Горыныча.

   – Ты погряз в своих коммерческих махинациях, – сказал Феликс Захарович. – Ты забыл вкус оперативных действий. В этой операции роль исполнителей куда значительнее наших коллегий и постановлений. Это они, парни с пистолетами, являются зародышами нового общества. Наша задача дать им вырасти. Да, в каком-то смысле мы растим дракона, но почему это пугает тебя? Ты хорошо себя чувствуешь в закрытом клубе богатеев?

Тот пожал плечами и усмехнулся.

– Не жалуюсь.

   – В этом твоя слабость, Ваня. Очнись и вспомни, на кого ты работаешь.

   – Кстати,– Мужчина достал новую папиросу и закурил. – Это хороший вопрос, Феликс. А на кого мы работаем?

Феликс Захарович хмыкнул, качнув головой.

   – В самом деле, – сказал мужчина. – Вот ты, старый мудрый змий, ты веришь, что эта самая наша коллегия Суда, это собрание клопов и пауков, что они искренне думают о судьбах Отечества?

   – Достаточно того, что об этом думаю я, – сказал Феликс Захарович.

– Но ты ведь работаешь на них!

   – Я не очень понимаю, что тебя беспокоит, – заметил Феликс Захарович спокойно.

   – Ты пойми меня правильно, я готов подчиняться, но дайте же мне личность! Дайте мне вождя, хоть фюрера наконец! А слушать бредни старых маразматиков и делать вид, что меня восхищает их глубокомыслие, – увольте!

Феликс Захарович улыбнулся и кивнул.

   – Все правильно, Ваня. Собственно говоря, ты высказал существо плана операции «Народная воля». Не нервничай, так оно и будет в конце концов. Но что касается старых маразматиков, как ты их назвал... Это не совсем так. В их руках ключ. Они должны открыть дверцу.

   – Скажи, вот ты, один из авторов плана, почему ты не являешься постоянным членом коллегии Суда? Тебя отодвинули, да? Ведь там идет внутренняя грызня, верно? Ведь так, признайся!..

   – Потому что так было определено изначально, – сказал Феликс Захарович. – Ты мыслишь прошлыми категориями, Ваня. И довольно об этом. Держи себя в форме, и рефлексия оставит тебя.

   Он достал из нагрудного кармана пиджака лист бумаги и передал мужчине. Тот взял, развернул, недоуменно посмотрел на Феликса Захаровича.

– Что это?

   – Это ты передашь Секретарю. Здесь приложения к плану завершения первого этапа.

   Мужчина озадаченно повертел в руках лист, пожал плечами.

   – И на каком это языке? Что за детские приемы конспирации?

   – Тебя это сильно беспокоит? – спросил Феликс Захарович, внимательно глядя на него.

Мужчина уловил этот взгляд и нервно хмыкнул.

– Ну знаешь, если мы начнем друг друга подозревать...

   – Начнем, – сказал Феликс Захарович с усмешкой. – Непременно начнем. В конце второго этапа среди нас такое начнется!..

   – Господи, что вы там еще затеяли? – испуганно воскликнул мужчина.

Феликс Захарович рассмеялся дребезжащим смехом.

   – Говорю же тебе, не лезь ты в эти дебри, Ваня. Мы ведь с тобой действуем, как правило, по первому плану, ну иногда разве по второму, и то немножко. А Егор копал глубоко.

   Мужчина поднял голову, посмотрел на могильный памятник, на бронзовую доску с надписью, потом глянул на Феликса Захаровича.

– А он действительно от инфаркта умер?

   – Говорят,– ответил Феликс Захарович и протяжно вздохнул.

Мужчина кивнул.

– Понятно.

   – Будем прощаться? – спросил Феликс Захарович после несколько затянувшейся паузы.– Передавай поклон Председателю.

   – Передам,– сказал мужчина.– Только ты уж меня предупреди, когда у вас по плану должна грызня начаться.

– Если успею, – отвечал Феликс Захарович.

   Мужчина поднялся, рассеянно похлопал старика по плечу и ушел, лавируя среди могил. Феликс Захарович посидел, нежась на солнышке, потом кряхтя поднялся, не поленился подобрать оба брошенных его собеседником папиросных окурка и неторопливо пошел к выходу.

   На шоссе его остановил с текущей проверкой инспектор ГАИ, и Феликс Захарович, не выходя из машины, показал ему удостоверение. Инспектор отдал честь и отпустил его без слов. И хотя даже это было приятно, но Феликс Захарович помнил прежние времена, когда его машину узнавали просто по номеру. Тогда остановка машины гэбэшника для инспектора ГАИ была приравнена к самоубийству.

   Жил он в тихом доме на Пречистенке, где и место для машины у него было постоянное, и соседи подобрались приятные, и магазины нужные все были поблизости. Семьи у него никогда не было, и, выбирая себе квартиру в те годы, когда это было проще, он не гнался за количеством комнат. Две небольшие, но уютные комнатенки вполне его устраивали. В одной был кабинет с библиотекой, телефоном и персональным компьютером, в другой– спальня. Два раза в неделю его навещала штатная уборщица, мыла полы, вытирала пыль, забирала в стирку белье. Феликс Захарович не жаловался на жилищные условия.

Вернувшись с кладбища, он поставил на плиту чайник, приготовил себе бутерброд с сыром, налил стакан минеральной воды и выпил. Потом прошел в кабинет и включил компьютер. Пока аппарат заряжался программой, Феликс Захарович успел налить чашку кофе, поставил ее на деревянный поднос, добавил тарелочку с бутербродом и унес все в кабинет. Там он сел в любимое кресло на колесиках, откусил кусочек от бутерброда и запил глотком кофе. Потом стал щелкать клавишами компьютера. На экране мелькали цифры, символы, рисунки. Добравшись до нужного окна, Феликс Захарович набрал дату и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать. Он успел еще откусить бутерброд и отпить кофе, прежде чем в окне появились цифры телефонного номера. Не сводя взгляда с экрана, Феликс Захарович пододвинул к себе телефон и набрал указанный номер. После семи звонков отозвался автоответчик.

   – Вы говорите с диспетчером связи, – произнес автомат. – Если у вас есть сообщение, говорите после сигнала. Спасибо.

Феликс Захарович дождался сигнала и произнес:

   – Сообщение Франта. Встреча с Василиском состоялась в Зеленом парке. Василиск, кажется, приболел. Бедняга подхватил вирусный грипп. Засолка огурцов продолжается по плану, но Бригадир своевольничает, нарушает распорядок дня. Вопрос по существу: что его связывает с номером сто шесть из прейскуранта? Степень важности вопроса умеренная.

И положил трубку.