Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

35

   Они позвонили мне в воскресенье утром. В субботу я допоздна задержался на работе, увлеченный моими неутомимыми помощниками, которые искали свои, компьютерные пути поиска Бэби, и потому на дачу собрался ехать с утра в воскресенье. Поэтому, когда рано утром раздался звонок, я уже завтракал.

   – Александра Борисовича Турецкого можно к телефону? – раздался вкрадчивый мужской голос.

   – Безусловно, – ответил я. – Он, собственно, уже у телефона. С кем имею честь?

   – Вы, может, меня уже не помните, – заговорил мужчина извиняющимся тоном. – Я из Краснодарского управления внутренних дел. Мы с вами беседовали об убийстве капитана Ратникова. Майор Деменок Артем Иванович. Я тут случайно в Москве оказался, дай, думаю, позвоню, авось не забыли.

   – Не забыл, Артем Иванович, – сказал я благодушно, хотя в тот момент вспоминал его внешность с трудом. – С чем вы у нас?

   – Да мы, собственно, к вам, Александр Борисович. Пока у меня выходные, я решил к вам человека привезти одного. Может, вам будет интересно с ним поговорить.

   Мне заранее было неинтересно. Я лихорадочно соображал, как мне вежливо и тактично избавиться от нечаянных гостей, но тут Деменок сказал:

   – Это Сорокин Витя. Бывший сослуживец Коли Ратникова.

   Признаюсь, я не сразу вспомнил, о ком идет речь. Но, вспомнив, сразу оставил все свои дачные затеи, назвал им свой адрес, объяснил, как ко мне добираться, и немедленно стал звонить на дачу, предупреждать Ирину о невозможности там появиться ввиду неотложных дел. При этом надо было учесть, насколько вредно могло сказаться мое отсутствие на нервной системе будущего ребенка. Но моя жена слишком хорошо меня знала и обещала не нервничать по пустякам. Я поцеловал ее в трубку, и она захихикала.

   Гости появились где-то через час, то есть добирались вдвое больше, чем это того требовало. Не так уж плохо для провинциалов! Деменок был таким же скучным и серым, каким он показался мне в Краснодаре, а вот так лихорадочно разыскиваемый нами Витя Сорокин представлял собой мечту геббельсовской пропаганды – стройный высокий блондин с голубыми глазами. Впрочем, воплощенный сверхчеловек вел себя не слишком уверенно, растерянно оглядывался по сторонам и нервно жевал жвачку.

   Я пригласил их на кухню, напоил кофе, накормил яичницей, а по ходу всего этого ритуала Деменок рассказывал о делах краснодарского управления, о цифрах раскрываемости преступности и интересовался самочувствием Сережи Семенихина. Последнее вернуло меня к делу, я позвонил Сереже и приказал пулей лететь ко мне.

   – След Бэби, – произнес я ключевое слово, и он побил все рекорды передвижения воскресным городским транспортом.

   Они уже допивали кофе, когда появился Сережа, и Деменок радостно с ним обнялся. Сам Сережа не стремился к излиянию чувств, но, подружившись с майором во время своего пребывания в больнице Краснодара, был с ним вполне приветлив.

   – Это Виктор Сорокин, – сказал я, ткнув пальцем в супермена. – Помнишь, кто это?

– Конечно, – кивнул Сережа.

   – Давай, Витя, – сказал я, – выкурим по сигаретке и поговорим.

   Как всякий приличный супермен, Витя не курил, но к разговору был готов. Собственно, ради этого разговора он и приехал в Москву, позволив Деменку себя уговорить. Дело капитана Ратникова тоже жгло его сердце.

   – Я успел поработать с ним только год, – сказал он. – Чего там говорить, человек был душевный. Я и дома у него бывал, и жену его знал... Да она у нас в управлении работала – инструктором по стрельбе. Такое вдруг на нее свалилось!..

   – Почему же вы не довели дело до конца? – спросил я без укора.

Он пожал плечами.

   – Так ведь прекратили расследование. Как Щербатого убили, так и закрыли.

   – А вам известно, – спросил я, – что с тех пор убили еще шесть человек, присутствовавших на месте убийства?

– Нет, не известно, – сказал он осторожно. – И кто же их?

   – Как раз над этим мы и работаем, – сказал я. – У вас есть на этот счет какие-нибудь соображения?

Он задумчиво покачал головой.

– Нет у меня соображений. Напрасно это...

– Почему напрасно?

– Ни при чем они.

– А кто при чем?

Он глянул на меня, как бы очнувшись, и заулыбался.

   – Так откуда же мне знать, гражданин следователь! Я-то вообще за тридевять земель от всего этого был.

Я кивнул.

– И как вы туда попали? За тридевять земель? Он пожал плечами.

   – Пригласили. Я ведь в десанте служил, в диверсионной группе. Вызвали в военкомат, предложили. Наши армяне сколачивали группу, обещали хорошо платить.

– Армяне сколачивали или военкомат? Он усмехнулся.

   – Ну вы же знаете, как это делается. Военком на этом, наверное, тоже кое-что получил, а как же. Рыночная экономика ведь. – Тут он вздохнул.

– И не обидели вас армяне? – спросил я.

   – Как сказать, – произнес хмуро Сорокин. – Я ведь оттуда сбежал.

– Как – сбежали? – удивился я.

   – Своим ходом, – Сорокин усмехнулся. – Я вербовался инструктором в лагеря. Мне людей убивать ни к чему. Какая между ними разница, что армяне, что азербоны эти. Такие же черные, такие же говорливые и платят одинаково. Я ведь их всех до сих пор своими считаю.

– Чего же пошли?

   – За деньгами, конечно, – усмехнулся он. – Наобещали ведь горы... А там ни обмундирования подходящего, ни оружия нормального. На третий день меня в бой бросили с ребятами. А как стрельба пошла, там уже пьянеешь, там уже за жизнь свою борешься. Прорвались мы, вошли в их аул, или как там... Старухи плачут, детей на руках держат, старики волками смотрят... Армяне сразу по домам пошли, боевиков разыскивать – крики стоят, плач!.. Они ведь дикие все, что те, что эти. Собрали человек пятнадцать молодых парней и тут же всех расстреляли. Я так и не понял за что.

–     Долго вы там воевали?

   – Да почти с полгода, – вздохнул Сорокин. – То в заслоне стоим, то на прорыв идем. В этих горах война чисто бандитское дело – засады сплошные, мины...

– А как же ты сбежал? Почему просто не ушел?

   – Уйдешь оттуда, как же... Контракт на год, а пунктов о преждевременном прекращении действия не предусмотрено. Они умные, эти вербовщики. На покойниках большие деньги экономят. Из десятка парней до конца года доживают три – пять человек.

– Но ты решил уходить. Почему?

   – Кисло стало, – сказал Сорокин уклончиво.– Один гад девочку изнасиловал и потом штыком приколол. Армянин. Наши видели, хотели его на месте кончить, так не дали. Устроили суд, увезли его. Ничего ему не было...

– Вас это возмутило?

   – И меня, и ребят. Конфликты начались... Потом, когда одного нашего с пулей в затылке из боя принесли, тут мы задумались. Ну и рванули.

– На ту сторону?

   – А куда же!.. Там всего две стороны, гражданин следователь. Нас потом по их телевидению показывали, все про зверства армян расспрашивали. Если по совести, так там не одни армяне зверствуют. Но мы, сами понимаете, говорили то, что они от нас ждали. При другом раскладе они могли нас к стенке поставить, ведь так?

   – Скажите-ка,– включился в разговор Сережа,– вы там, в Баку, встречали русских пленных?

   – Ну были там ребята вроде нас, – сказал Сорокин. – Нас ведь тоже опять уговаривали воевать, только уже на другой стороне.

   – Не встречались ли вам такие фамилии – Тверитин и Чекалин? – спросил Сережа, явно угадав при этом мой вопрос.

   Некоторое время Сорокин вспоминал, потом покачал головой.

   – Нет, не встречались. Да там, гражданин следователь, под своими фамилиями не ходят.

   Я вспомнил, что у меня дома находятся копии документов из личных дел этих самых Чекалина и Тверитина, доставленных нам из ФСК по ходатайству майора Скачкова. Я забрал их домой в папке с бумагами, думая поразмышлять о деле на дачном досуге. Оказалось – кстати.

   Я достал из папки фотографии предполагаемых убийц и протянул Сорокину.

– А может, все-таки видели?

   Он взял фото в руки, присмотрелся, и по тому, как изменилось его лицо, я понял – мы попали в точку! Сердце мое гулко забилось.

   – Видел, – буркнул он. – Эти подонки в Баку охранниками в лагере работают. Зверье, поганки...

   – Оба? – спросил я.

– Он кивнул.

– Они ведь кореша! Говорят, в России им делать нечего.

– Это да, – сказал я и откинулся на спинку кресла. Сережа Семенихин довольно улыбался, и я, наверное, тоже.

   – Они как-то связаны с делом капитана Ратникова? – спросил Деменок, тоже разглядывая фотографии бывших гэбэшников.

   – Самым непосредственным образом, – сказал я. – Это и есть убийцы капитана

   У майора Деменка после этих слов вытянулось лицо, а Витя Сорокин озадаченно раскрыл рот, покачал головой и произнес:

– Вот не знал!..

   Гостей мы проводили со всеми почестями, потому что получили от них важнейшие данные. Весь вечер просидели с Сережей у меня дома, планируя дальнейшие действия. На следующее утро я едва дождался появления начальства. За отсутствием Кости Меркулова, занявшегося социальными провокациями, мое дело курировал второй заместитель генерального прокурора тоже бывший мой коллега по городской прокуратуре, Пархоменко Леонид Васильевич. Я ворвался к нему в кабинет, когда он только снимая плащ, вешая его в шкафу.

   – Леонид Васильевич, нужна дипломатическая акция, – начал я с ходу.

   Он пренебрежительно скривился. Наши отношения складывались по-разному, прямых конфликтов не было, но он представлял другую, не меркуловскую культуру, И потому сблизиться мы не могли принципиально.

   – Чего у тебя, Турецкий? Все шлангом прикидываешься, «стрелков» своих ищешь?..

– Есть информация, – сказал я, – что особо опасные преступники, разыскиваемые за убийство милиционера с семьей в Краснодарском крае, находятся в Азербайджане, в Баку. Я хотел бы узнать, какие у нас возможности потребовать их выдачи?

   – Возможностей у нас полно, – буркнул заместитель генерального прокурора. – Потребности нету. Ты что же, расследуешь убийство сотрудника милиции из Краснодара?

– Это убийство связано с нашим делом.

– Каким боком?

   – Наш Бэби связан с этим краснодарским убийством. Он убивает всех проходящих по тому делу подозреваемых.

Пархоменко усмехнулся и покачал головой.

– И что? Ты хочешь продолжить дело твоего Бэби, да?

   – Мы же договорились, я продолжаю искать Бэби, – напомнил я несколько обескураженно.

   – Кончилась наша договоренность, – рявкнул он грубо. – Хватит дурака валять! Полгода твое следствие на месте топчется, еще хочешь побездельничать? Давай, дружок, впрягайся-ка ты в настоящее дело? В общем, заканчиваем мы с твоим Бэби. Кончено!

   – Минутку, – я начинал закипать. – Решение о продолжении следствия было принято на совещании у генерального, и дать новое указание о прекращении дела может только сам генеральный.

   – Ты что? – сощурился Пархоменко. – Решил меня на место поставить? Я тебя знаешь куда задвинуть могу? Сашенька...

Я наклонился к нему и ответил в его же стиле:

– Обломится тебе, Ленечка...

Он даже рот раскрыл. Потом закрыл и кашлянул.

   – Ладно, не будем бодаться, – сказал он уже другим тоном. – Есть указание генерального прокурора включать тебя в работу по уральскому делу. Будешь помогать Сиренко. Там работы воз, разбираться и разбираться... Дело запутано неимоверно. Все, ступайте.

   – Извольте дать мне письменное указание о прекращении дела, – потребовал я столь же официально. – Председатель депутатского комитета законности и правопорядка Соснов Вадим Сергеевич держит наше дело под личным контролем, и мне будет важно сослаться на документ, подписанный замом генерального, когда он начнет нас долбать на сессии.

   – Ты чего, больной? – Пархоменко опять вернулся к своему стилю. – Ты под кого роешь, паря? Ты же под себя роешь, не понимаешь?

   – Я рою единственно под нарушителей законности, – отвечал я с достоинством.– И вообще, известно ли тебе, Леня, что Костя Меркулов теперь каждый день с Президентом завтракает? Ты, наверное, думал, он в опале, да?

   Последняя информация его задела. Не то чтобы они с Костей были смертельными врагами, но было время, когда Костя перед ним отчитывался и исполнял его начальственные указания. Несколько лет назад Пархоменко занимал должность начальника следственной части Мосгорпрокуратуры, а «важняк» Меркулов находился у него в подчинении. Он натянуто улыбнулся.

   – Я радуюсь успехам своих товарищей, Турецкий, – сказал он. – А что касается письменного указания о прекращении дела в отношении убитого преступника, то оно поступит к вам немедленно. Не смею вас задерживать.

   Я возвратился в свой кабинет преисполненный негодования и, когда обнаружил там Лаврика Гехта, вернувшегося откуда-то с Камчатки или Чукотки, почему-то рассердился еще больше. Бедняга Лаврик был исполнен самых дружеских чувств, привез мне сувенир, какое-то существо из моржового клыка, именуемое Евражкой, а я лишь очень сухо поблагодарил, откланялся и ушел в компьютерный зал.

   – Нашу бригаду расформировывают, – сказал я Ларисе и Сереже, уже сидевшим за своими экранами.

– Как? – испугалась Лариса.

   – Дело наше приказано прекратить, – сказал я. – Считается неприличным тратить народные деньги на удовлетворение частного любопытства.

   – Они не верят в то, что Бэби жив? – спросил Сережа, продолжая жевать жвачку.

   – Теперь мы будем заниматься мафиозными делами уральских финансовых групп. Подлоги, контрабанда, дача взяток в особо крупных размерах. Будет что посчитать на ваших арифмометрах.

Сережа не ответил, а Лара сказала:

– Это несправедливо. Я кивнул.

   – Зато целесообразно. Они собираются потушить огонь, заливая его бензином. Пусть попробуют.

   – А Бэби? – спросил Сережа. – Мы ведь с ним чуть не познакомились. За местонахождение этих подонков он бы сдал нам весь Народный Суд.

   – А вот это им не надо, – злорадно проговорил я. – Я начинаю думать, что этот самый совестливый орган тоже является элементом государственной политики.

   – Ну, Александр Борисович, – покачала головой Лариса.

   Именно в этот трагический момент в зале появился сияющий Слава Грязнов, принесший мне забытого в кабинете Евражку.

   – Ой, какая очаровательная обезьянка! – воскликнула Лара, всплеснув руками.

   – Это Евражка, – авторитетно пояснил Грязнов. – Чукотский домовой. Чего это вы взгрустнули?

   – Дело Бэби прекращают ввиду смерти обвиняемого, – сказала Лара. – Вся наша работа насмарку.

   – Представляешь, – объяснил я, – мы нашли этих гадов, убийц Ратникова. Все, даже ФСК, считают их убитыми, а они благоденствуют в Баку. Вот была бы приманка для Бэби!

   – Все, – сказала Лариса замогильным голосом. – Нет больше Бэби.

   – Но дело его живет, – сказал Грязнов, продолжая ухмыляться.

Я посмотрел на него с недоумением.

– Ты чего это сияешь, как блин.

   – Прошу прощения, – кивнул Грязнов. – У вас трагедия, у нас трагедия... В стране убивают каждую минуту несколько человек, представляете!

– О чем это ты? – с подозрением спросил я. Грязнов ткнул себя пальцем в грудь.

   – Знаешь, Саша, сердце старого сыскаря после определенного количества раскрытых дел начинает работать в собственном режиме. Вот, дернуло меня посмотреть сводки по Брянской области, что там, дескать, происходит? И что ты думаешь?

– Ну? – выдавил я;

   – Верно, – вздохнул Грязнов с печалью на лице.– Гражданин Люсин, он же Луценко Григорий Яковлевич, убит уже около недели назад. Кстати, из пистолета системы «Макаров».

   Я обессилено выдохнул и сел в кресло. Лара засветилась, и даже Сережа Семенихин удовлетворенно улыбнулся, продолжая жевать жвачку.

36

   Теперь каждую минуту, даже лежа в постели, Феликс Захарович панически ощущал, как затягивается на его шее зловещая петля страха и подозрительности. Он уже не мог по-прежнему беззаботно выйти прогуляться или посидеть на лавочке в скверике, потому что кожей чувствовал, как сразу несколько пар враждебных глаз бдительно наблюдают за ним. Он знал, что такое попасть под подозрение коллегии, и не питал на этот счет иллюзий. Ему было необходимо вырваться из-под этого наблюдения, даже если оно существовало лишь в его воображении.

   Он даже не думал о том, что подошла к концу его длительная карьера, в которой он совершил так много разных поступков, руководствуясь верой в истинность избранного пути. Иногда эти думы наплывали на него с безысходной тоской вкупе, но он гнал их, потому что осталось дело, которое он не успел завершить.

   Однажды, собравшись с духом, он все же выбрался из дому, посидел на лавочке, наслаждаясь весенним солнцем и игрой детей на площадке неподалеку, а потом, проходя мимо троллейбусной остановки, неожиданно запрыгнул в отходящий троллейбус. Глянув в заднее окно, он сразу вычислил одного из наблюдателей, немедленно кинувшегося к телефону-автомату, да и другой, на машине, тоже высветился отчетливо. Чтоб не привлекать к себе внимания, они не использовали радиофицированных машин, и это давало небольшой шанс.

   Он вышел у станции метро, вместе с толпой пассажиров вошел туда, а вместе с другой толпой вышел на другой стороне. Неподалеку стоял трамвай, и Феликс Захарович немедленно сел в него. Трамвай увез его на окраину, и там он пересел на автобус до другой станции метро.

   Вопрос был в том, сообщил ли Лихоносов коллегии о его «внучатой племяннице». В излишней верности идее органического общества Ваню Лихоносова обвинить было нельзя, он очень скептически относился к проекту, да и руководящие лица не вызывали в нем благоговения, но отколоться не смел, потому что его финансовый успех зависел от решений коллегии. Феликс Захарович добрался до дома на Юго-западе пешком от предыдущей автобусной остановки, поймал какого-то малыша и попросил его отнести записку Нине. Проводив его взглядом, Феликс Захарович вздохнул, повернулся и отправился подальше от дома, где временно проживали Нина с Аней.

   А в доме в это время было вот что. Как только утром Аня отправилась на работу, прикрыв свое отсутствие там солидной справкой, сработанной Феликсом Захаровичем, в дверь позвонили, и Нина увидела через глазок улыбающуюся физиономию давешнего «соседа». Она открыла, и Ваня Лихоносов вошел к ней вместе со своими личными телохранителями. Нина растерянно впустила их, спросив только:

– Что-нибудь, случилось?

   – Ничего особенного, – ухмыльнулся Ваня Лихоносов, без спроса усаживаясь в кресле у стола. – Я ищу своего давнишнего приятеля, Феликса Захаровича Даниленко. Он мне срочно нужен.

   – Почему вы ищете его здесь? – спросила Нина, начиная успокаиваться.

   – Только не говорите, что вы его не знаете, – сказал Лихоносов. – Только вчера он сказал мне, что вы его внучатая племянница, сбежавшая от мужа-алкоголика. Хочу сказать, вы не похожи на женщину, которая бегает от мужа.

– Что вам надо? – спросила Нина.

   – Хотел бы узнать, кто вы, милочка? – сказал Лихоносов. – Документы у вас хоть и надежные, но они из конспиративного резерва нашей конторы. Вам их дал Феликс, не так ли?

– Я не буду вам отвечать, – отрезала Нина. Лихоносов жизнерадостно рассмеялся.

– Вы слышали, ребята? Она не будет отвечать!..

   – Она будет отвечать, шеф, – сказал без улыбки один из охранников.

   Нина глянула на него испуганно и поежилась. Ей это удалось.

   – Я не знаю, почему вы себя так ведете? Ну и что?.. Даже если я и не его внучатая племянница, разве я не могу рассчитывать на его поддержку?..

   – Хотите сказать, что у вас связь? – спросил Лихоносов, радуясь.

   – Я не обязана вам отвечать, – проговорила Нина смущенно. – Я ведь не проститутка какая...

   – А ваша подружка здесь на каких ролях? – спросил Лихоносов. – Или старика хватает на двоих?

   Нина помолчала, собираясь с мыслями. Ей было противно говорить то, что она говорила.

– Ну и что?.. Есть же разные способы...

   – Солнышко, – воскликнул Лихоносов. – Она же лесбиянка! Я с такими красотками работал, когда ты еще в школу ходила. Замечала, у нее губа дергается?

Нина пожала плечами.

– И что?

   – И то. Это от вожделения. Если бы вы с дедушкой затеяли какие-нибудь непозволительные игры, она бы тебя убила. Единственно, что я могу в этом плане представить, так это то, что старик любовался вашей любовью.

Нина вздохнула, покачав головой.

– Не отпирайся, – сказал Лихоносов. – Так?

   Нина вскинула голову, собираясь возмутиться, но передумала.

– Так, – сказала она, смущенно глядя в сторону. Лихоносов понимающе кивнул и рассмеялся.

   – Ай-ай-ай, – сказал он. – Вот вам налицо вырождение правящего класса. А ведь это гвардия, орден меченосцев!.. Новое общество строят.

– Вы все узнали? – спросила Нина.– Может, хватит?

   – Это еще только начало, – сказал Лихоносов со вздохом. – Вы еще должны рассказать, кто вы такая, откуда взялись, как познакомились с Феликсом, как часто он здесь бывает, и главное – даты, адреса, телефоны.

– У нас нет телефона, – буркнула Нина.

   – Только дурой не притворяйтесь, – бросил с презрением Лихоносов. – По какому телефону вы звонили Феликсу?

   Охранники уже расслабились, расселись на тахте и на стуле, разглядывали бедную обстановку квартиры и кривились. Их клиенты, как правило, проживали в других условиях.

   Разговор продолжался тягостно и томительно. После долгих проволочек Нина назвала телефон, по которому звонила Феликсу на автоответчик, назвала некоторые точки, где они встречались. Долго рассказывала о конспиративных правилах, которым он ее якобы учил. Когда Лихоносов, резвясь, попросил рассказать о ночных оргиях, она отвечать решительно отказалась, и это послужило темой почти пятнадцатиминутного препирательства, в котором помимо самого Лихоносова с радостью приняли участие и охранники со своими пошлыми шутками. И когда раздался звонок в дверь, Нина попыталась вскочить, но Лихоносов сделал знак оставаться на месте. Он послал к двери одного из охранников, и тот на всякий случай вынул пистолет. Он о чем-то поговорил через дверь, потом открыл и втащил в квартиру испуганного упирающегося мальчика.

– Дяденьки, вы что, не надо!.. – бормотал он жалобно. Охранник протянул Лихоносову записку, переданную для Нины.

   – Успокойся,– сказал Лихоносов мальчику.– Никто тебя не тронет. Мы из милиции, ловим преступников. Понял?

Он развернул бумагу и прочел:

   – «Опять пришла пора цветения кактусов. Двенадцать». Интересный текст, а?

   – Это он сам написал, – сказал мальчик, шмыгнув носом.

– Где он?

– Он стоял внизу, у соседнего подъезда.

– Справа, слева?

– Вон там, – указал мальчик рукой.

   – Ну-ка, ребятки, быстро, – приказал Лихоносов своим охранникам, и те резво вскочили.– И ты, мальчик, ступай, – добавил Лихоносов для мальчика. – Спасибо тебе, ты нам очень помог.

   Счастливый мальчик ушел, а Лихоносов поднялся, потягиваясь.

   – Ну что, девушка. Подходит время последнего акта. Ваш извращенный воздыхатель скоро будет у ваших ног.

– Зачем вам это надо? – спросила Нина устало.

   – У меня в этом деле свои интересы, – сказал Лихоносов. – Дед должен работать на меня, и мне нужно накинуть на него удавочку. Не волнуйтесь, он будет жить, и даже ваши игрища будут продолжаться, но уже под мою музыку.

Он торжествующе улыбнулся.

– Только непонятно, почему вы используете для свиданий кодированный текст. Он что, записал вас в штат своим агентом?

– Да, – сказала Нина мрачно.

   – Понятно, – усмехнулся Лихоносов. – И здесь кумовство.

   – Это не кумовство, – возразила Нина. – Я работала... Я вам сейчас покажу!..

   Она открыла ящик письменного стола и стала доставать какие-то бумаги.

– Вот, – говорила она лихорадочно. – Вот еще... Лихоносов глянул на нее снисходительно.

   – Ладно, ладно. Я тебе верю. Конечно, именно таких агентов он и набирает. У тебя, наверное, и кличка была соответствующая?

– Да, – кивнула Нина.

– Ну и как тебя кликали?

– Бэби, – сказала Нина.

   Она дала ему время удивленно повернуться к ней и увидеть направленный на него ствол «Макарова» с глушителем. Потом пуля попала ему в глаз, и он больше ничего не видел.

   Охранники возвращались поодиночке, потому что отрабатывали разные направления возможного бегства Феликса Захаровича. Ни тому, ни другому не повезло с поисками, но одно то, что они вернулись с перерывом в несколько минут, было для них значительным везением. Если бы они вернулись вместе, то Нине пришлось бы их убить, а так хватило резиновой дубинки. Она хороша тем, что достаточно даже не очень сильного удара, надо только знать, куда бить.

   Потом она в пять минут собрала сумку и поспешно покинула квартиру на Юго-западе, решив больше никогда сюда не возвращаться. Ее волновала судьба Ани, которая должна была вернуться вечером после работы, но она надеялась позвонить ей из автомата.

   Феликс Захарович ждал ее в условленном двенадцатым вариантом месте, неподалеку от Битцевского парка. Он читал газету, сидя на лавочке автобусной остановки. Нина села рядом и протянула ему удостоверение личности Вани Лихоносова. Тот недоуменно взял.

– Это еще что такое? А-а...

– Знаешь его?

   – Конечно,– усмехнулся Феликс Захарович.– Мой ученик и помощник. Это он у тебя был?

– Да, – сказала Нина.

Феликс Захарович понимающе кивнул.

   – Он хотел накинуть на тебя удавку, – сказала Нина. – Служебные интриги, не более.

   – Более,– сказал Феликс Захарович. – Гораздо более, милая моя. Следствие вышло на убийство Люсина.

Нина пожала плечами.

   – Рано или поздно это должно было произойти, – сказала она.

– Он был один?

– С ним были гориллы.

– Что ты с ними сделала?

– Гориллы валяются без сознания.

– А он?

Нина промолчала.

   – Ну что ж, – сказал Феликс Захарович. – Светлая память. Надо уметь удавки накидывать.

   – Я должна позвонить Ане, – вспомнила Нина. – Она еще ничего не знает.

   – Нет, никаких звонков, – предупредил Феликс Захарович.– Я постараюсь ее предупредить. Пусть возвращается на собственную квартиру, рассказывает что хочет про свое отсутствие, а у тебя другая планида.

– Что с нею будет?

   – Пропасть не дадим, – уверенно отвечал Феликс Захарович. – Теперь так. Слушай внимательно, что ты немедленно должна сделать...

   Она слушала, и вместе с изумлением от яркости приближающейся новой жизни ее не покидала какая-то томительная тревога. Все, что предлагал Феликс, было прекрасно, но она не была уверена, что имеет право на это. Ей казалось, что главное дело еще не закончено.

– Когда я смогу вернуться? – спросила она. Он рассмеялся.

   – Ты погоди, окунись во все это, ощути... Может, тебе и возвращаться не захочется.

– И все-таки?

   Он некоторое время молчал. Он дарил ей новую жизнь, но она осталась Бэби. От этого никуда не денешься.

   – Пережди какое-то время, – сказал он. – По самочувствию... Как почувствуешь, что можно, так и возвращайся.

   Они поднялись. Наступил момент прощания, и Феликс Захарович ощутил, как заныло сердце.

– Ты будешь меня встречать? – спросила Нина.

   – Непременно, – сказал Феликс Захарович. – Даже если... – Он недоговорил.

   – Ничего с тобой не случится, – улыбнулась Нина. – Ты бессмертный.

   – Разве что, – сказал он. – Все, милая. Мы теперь долго не увидимся.

«Никогда», – вопило его сердце.

   – Тем приятнее будет встреча, – Нина заглянула ему в глаза. – Не беспокойся, дед. Я очень скоро вернусь. У меня предчувствие.

   Она поцеловала его в гладко выбритую щеку, и он прослезился.

– Прощай, – произнес он еле слышно.

   Она поднялась на подножку автобуса, помахала ему рукой и уехала.

   Он же долго сидел все на той же скамейке, приходя в себя. Ему было очень тяжело, он переживал огромную душевную потерю, но одновременно радовался тому, что успел провернуть отход Нины за мгновение до полного раскрытия. Это была победа, и ему было чем гордиться. Но это было и поражение, потому что теперь, после гибели Лихоносова, его жизнь и карьера были закончены. Он не строил на этот счет иллюзий.

   Теперь ему не было нужды скрываться от слежки. Он вернулся домой на такси, поздоровался с соседями, тяжело поднялся по лестнице на второй этаж, открыл дверь и вошел.

   Двое парней немедленно подхватили его под руки и буквально втащили в комнату, где находились генерал Чернышев и сам Председатель. С ними был невыразительный щуплый человечек, скромно сидевший в углу, и Феликс Захарович с ужасом вспомнил, что это самый лютый комитетский палач.

   – Присаживайтесь, Феликс Захарович, – начал Председатель. – Расскажите нам про Бэби.

   Феликс Захарович упал в кресло, не в силах вымолвить ни слова. Это был настоящий конец.

– Что вас интересует? – едва проговорил он.

   – Где он? – рявкнул Чернышев. – Сегодня он убил Лихоносова!

– Я не знаю, – тихо сказал Феликс Захарович.

   Надо было только решиться. Не надо было ничего кусать, резать вены или глотать. Игла с ядом была в его перстне на руке, и надо было только решиться. Он много раз представлял, как это будет.

   – Старый негодяй, – проговорил генерал. – Кого ты думал обвести вокруг пальца?

– Вы намерены отвечать? – спросил Председатель. Феликс Захарович молчал.

   – Что ж, – сказал Председатель. – Вы же знаете, что вас ждет.

   Парни ухватили его за руки и принялись пластырем приматывать их к ручкам кресла, а он все еще не мог решиться, все еще ждал чего-то. И только после того, как виновато улыбающийся палач шагнул к нему, он повернул перстень, нажал куда надо и ощутил спасительный укол в основании пальца.

   К удивлению собравшихся, он вдруг улыбнулся и сразу обмяк Палач кинулся к нему, пощупал пульс, глянул веко и разочарованно произнес:

– Я так и знал. Он отравился!..