Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Фридрих Незнанский Кровная месть

Часть 1

1

 Когда мне позвонил заместитель генерального прокурора России Костя Меркулов и сообщил, что широко известный в узких кругах Семен Семенович Моисеев наконец собрался уходить на пенсию, это стало причиной моего уныния. На моих глазах уходила эпоха прежнего следствия, время значительных личностей и ярких талантов. На смену им шли компьютеризованные молодые люди, которые до седин готовы были жевать жвачку и решительно отказывались от спиртного и сигарет. Типичными представителями этого поколения были Сережа Семенихин и Лариса Колесникова, молодые следователи входящие в мою следственную бригаду. С невыразимым бесстрастием они споро нажимали кнопки своих персональных компьютеров, и, хотя иногда их информация помогала решать проблемы с совершенно неожиданных сторон, особого вдохновения я от этого не испытывал. Кто-то утверждал, что у них роман, но я совершенно не мог представить их в постели.

   Семен Семенович Моисеев принимал «соболезнования» в своем кабинете криминалистики, который терял всякий смысл в случае его ухода. Наливал по старой привычке он, под столом, и, судя по его раскрасневшемуся лицу, я был не первым в потоке сочувствующих.

   – Итак, – потребовал я, отказываясь от предложенного на закуску крекера, – признавайтесь честно, что вас сломило?

   – Сашенька, вы же знаете мои проблемы, – стал причитать он, и я сразу понял: что бы он ни сказал, причина ухода в другом.

   – Семен Семенович,– сказал я,– да, мы пережили свою эпоху, мы больше не можем угнаться за прогрессом, а уж о розничных ценах я просто помолчу. Но скажите, кто кроме вас найдет мне тот роковой след на пуговице или вернет из пепла содержание обличительного письма? Нет уж, дорогой вы наш, если уходить, то всем вместе. Извольте дождаться, когда приблизится пенсионный возраст у людей, которые искренне к вам привязаны.

   Лицо старого прокурора-криминалиста выражало душевное расстройство.

   – Да, – сказал он, – все говорят одно и то же. Это только доказывает, что я выбрал точное время.

Я горестно вздохнул.

   – Никто лучше меня не понимает вас, – сказал я. – Я сам уже чувствую себя лишним. Эти ребята у компьютеров медленно, но верно задвигают меня за шкаф.

   – Сашенька, нельзя противостоять прогрессу, – ответил на это Семен Семенович.– Извините, но вся моя работа всегда строилась на научных данных криминалистики и криминологии. Но вы же знаете, недавно я допустил грубую ошибку. Да-да!.. Из-за моей ошибки едва не посадили невиновного человека!

   – Только не надо мне вешать лапшу на уши, – сказал я чуть грубее, чем хотел. – Ваше методическое заключение по делу было верным, а расследование дела – не совсем адекватным. Этого Шихарева просто-напросто отмазали.

– И у вас есть доказательства?

   – Вам нужны доказательства? – возмутился я. – Да вы же первый и являетесь таким доказательством!

   – О нет, – вздохнул он. – Я всего лишь старый идеалист, не понимающий целесообразности неадекватного судопроизводства и директивного права.

   – Ну хорошо, мы еще обсудим это, – сказал я. – А сейчас меня интересуют вещдоки по убийству Горелова.

   – Ага! – Он поднял палец. – Хоть кому-то я сегодня понадобился для дела. Да, у меня есть для вас кое-какие забавные фактики.

– Пуля? – спросил я.

   – Как и предполагалось, это пистолет зарубежного образца, причем не самая новая модель. Я не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что в деле был трофей Отечественной войны.

– Парабеллум? – спросил я.

– Вальтер.

– Ребятишки копаются в своих компьютерах, ищут файлы похожих случаев. Их уже много, похожих случаев, вы знаете?

   – Это называется прецеденты, – сказал Моисеев. – Они такие молодцы, эти ваши ребятишки. Пусть заодно поищут и следы моего вальтера.

   – Не убежден, что это возможно. Вряд ли во время войны вели идентификацию оружия по всем параметрам.

   – Там есть нюанс, – заметил Моисеев многозначительно. – Похоже, этот пистолет очень долго пролежал на складе, в бережном хранении.

   – Следы смазки на поверхности пули?– спросил я ехидно.

   – Когда вы его найдете, поставите мне бутылку коньяка в компенсацию за вашу недоверчивость,– сказал Моисеев. – Впрочем, компьютер вам этого не определит.

   – Я знаю одно, – сказал я. – Это не тот наган, которым убили Кручера, и тем более не тот маузер, из которого замочили Клементьева с его телохранителями. Нет никаких оснований сваливать все в одну кучу.

– А кто сваливает? – поинтересовался Моисеев.

   – Меркулов, – ответил я. – Он убежден, что тут действует одна команда.

   Семен Семенович, как всегда, наморщил лоб и сдержанно вздохнул.

– Вот как. А я полагал, что это моя догадка.

   – Как бы не так, – усмехнулся я. – Я сам размышлял в этом направлении, но когда получил аналогичное указание от руководящего лица, то сразу стал противником этой версии. Это инстинкт, знаете ли.

   – Не знаю, что вас тут смущает, Саша, – сказал Моисеев, – ведь выстраивается очень стройная картина. Вы обратили внимание на то, кого убивают этим залежавшимся оружием?

   – Даже если бы я этого не сделал, мне бы подсказали, – заметил я.

– Я вижу, вы чем-то недовольны?

   – Мог ли я когда-нибудь предположить, что работа под началом Кости Меркулова станет для меня каторгой? – вздохнул я.

– Вы преувеличиваете, – пробормотал Моисеев.

   – Отнюдь. Я сам уже слышал от него речи о вырождении правоохранительных органов. Он вынашивает вздорную идею о следующем поколении, понимаете? Придут юнцы вроде Сережи Семенихина и сбросят нас с корабля законности.

   Моисеев ехидно рассмеялся. Тут я вспомнил, что и сам только что говорил нечто подобное, и потому этот смех меня не удивил. В тот же момент в комнату вплыл вышеупомянутый Сережа Семенихин собственной персоной, и это было похоже на мистику. Сережа осмотрел нас, как мебель на выставке, сделал несколько жевательных движений и произнес надменно:

– Мы нашли вашу «пушку», Александр Борисович.

   – Не понял, – сказал я. – Она что, валялась в коридоре прокуратуры?

   – Мы нашли ее происхождение,– отозвался Сережа снисходительнее. – Лара влезла в файл КГБ. Эти пистолеты находились на спецхранении на складах КГБ.

Я вскочил. Семен Семенович победно глянул на меня.

   – Вот так-таки взяла и влезла в секретную информацию? – спросил я недоверчиво.

   – Нет проблем, – сказал Сережа, продолжая сосредоточенно жевать резинку.

   – Семен Семеныч, – сказал я, выходя, – я не прощаюсь!

   Лара Колесникова была девушкой, приближенной к идеалу. Высокая, стройная, с пышной прической и большими глазами, она имела все шансы окрутить меня, если бы только захотела. В свое время я приложил немало усилий к тому, чтобы она этого захотела, но желания этой девушки представляли для меня черный ящик. Один раз я пригласил ее в ресторан, где она заказала овощной салат и боржоми, и, когда во время танца я обнял ее слишком нежно, она усмехнулась и надула пузырь из жвачки. Я вполне мог бы тогда отвезти ее куда-нибудь на ночь, и, думаю, она бы не стала возражать против такого продолжения, но, представив ее жующей в постели, я мгновенно лишился необходимой предприимчивости. Тем более что мои отношения с Ириной еще не дошли до того, чтобы во что бы то ни стало искать ей замену. Я позволял себе влюбляться легко и беззаботно, но по-настоящему любил одну лишь законную супругу.

   Лариса исполняла очередную фугу на своем компьютере и, когда я вошел, предостерегающе подняла палец, давая понять, что она закрыта для общения. Я покорно присел на стул у стены.

   – В общем, это резервный склад КГБ, – заговорила она, не дожидаясь моего вопроса. – Оружие в основном, как я поняла, немецкого производства, захвачено в упаковке и складировалось где-то все эти долгие годы. Я могу дать данные складов, но это информация шестилетней давности.

   – Конечно, – сказал я. – Если бы ты смогла забраться в архив НКВД или Третьего управления царской охранки, там тоже можно было бы найти много интересного. Где он теперь, этот КГБ?

   – Не так далеко, как вы думаете, Александр Борисович, – отвечала она холодно. – Там теперь другое название, но люди те же. Простите, что мне приходится вас учить.

   И все это в сопровождении чавкающих звуков, с приветливостью акулы и снисходительностью черепахи. Новое поколение выбирает прокуратуру!

– Я у Меркулова, – буркнул я, поднимаясь.

– Александр Борисович! – окликнула меня Лариса.

   Я остановился, повернулся к ней, но она на меня не смотрела. Главным объектом ее внимания оставался экран компьютера.

   – Мы так мило посидели с вами тогда в кабаке, – пробормотала она рассеянно, щелкая клавишами. – Хочу пригласить вас к себе, у нас небольшой междусобойчик по случаю моего дня рождения. Разумеется, с супругой.

– Спасибо, – отозвался я, немного удивленный. Конечно, я мог понять, что приглашение начальника – это вопрос элементарной служебной целесообразности и моя функция на предполагаемом междусобойчике – быть объектом для изучения. Легко было представить милую обстановку их сборищ: пожуют жвачку, поиграют на компьютерах, послушают музыку, от которой меня тошнит, и после нашего ухода разберут нас по файлам, чтобы определить алгоритм поведения. Но, как серьезный и заботливый начальник, я был обязан заниматься воспитанием подчиненных. Единственное, что меня смущало, так это меню.

   Лара словно слышала мои мысли. Повернувшись ко мне вполоборота, она добавила:

– Специально для вас будет шашлык и бутылка водки.

Я всплеснул руками:

   – Почти комплект. Остается пригласить девушек от «Националя» для полноты ощущений.

   – Не думаю, что ваша жена вполне одобряет ваши вкусы, – произнесла она серьезно и нравоучительно.

Я сглотнул слюну, что-то промычал, кивнул и ушел.

   Константин Дмитриевич Меркулов, стечением обстоятельств оказавшись на высоком посту, чиновником так и не сделался. Некоторое время он пытался противостоять и своему ближайшему окружению, намереваясь привнести в систему человеческие отношения, но сломался очень скоро и махнул рукой. Главным для него было дело, а формальную сторону он предоставил помощникам и подчиненным прокурорам и следователям. В качестве одного из помощников он замышлял использовать и меня, но я отбивался, чувствуя полную неспособность лавировать в лабиринте чиновничьих интриг.

   Однако я не оставлял привычки консультироваться с Костей по делам, находящимся в моем производстве, что вызывало в среде окружающих его подхалимов особый интерес к моей персоне. Секретарша Меркулова некая Галина Викторовна даже научилась приветливо улыбаться, встречаясь со мною. Когда я вошел в приемную, где уже находились посетители, в основном сотрудники прокуратуры, милиции и госбезопасности, она глянула на меня, улыбнулась и кивнула. Я сразу прошел в кабинет.

   Костя курил, стоя у окна. За время нашего близкого знакомства его отношения с табачными изделиями развивались по самой невероятной кривой – от жестокой расправы до либеральных антиникотинных мундштуков и прочих паллиативных мер. Теперь он курил какие-то специальные турецкие сигареты, употребление которых, согласно рекламе, в конце концов вызывало отвращение к курению. Судя по всему, до отвращения было еще далеко.

   – Костя, я по поводу убийства Горелова, – начал я с порога. – Судя по всему, ты был прав. Мои вундеркинды раскопали параллели с другими аналогичными делами. Оружие, которое там использовалось, имеет похожее происхождение.

   – Ты о каких убийствах? – спросил Меркулов. – Извини, но этого добра сейчас больше чем надо.

   – В моем производстве только убийство Горелова, руководителя службы охраны одного из банков. Но в родственные напрашиваются также убийства Кручера, Клементьева, а может, и Гудимирова, и Натансона. Ты сам об этом что-то говорил три дня назад. Я подумываю о соединении всех этих дел.

   Он затушил сигарету, сел к столу и потянулся. Стол был завален бумагами, рядом на тумбочке стояли три телефона с селектором, а на отдельном столике – компьютер, непременный атрибут любого начальственного кабинета. Впрочем, я еще ни разу не замечал, чтобы у кого-нибудь из наших начальников он был включен.

   – Мои ребята каким-то образом залезли в секретную информацию КГБ, – объяснил я. – Эти пистолеты складировались у них, вероятно, на предмет практического использования в удобное время.

Меркулов кивнул.

– Похоже на торговцев оружием, – сказал он.

– А чекисты тут при чем? Меркулов лишь тяжко вздохнул.

   – Ты же понимаешь, когда начали громить комитетчиков, там уже было не до инвентаризации. Это была самая натуральная растащиловка. Что ты хочешь?

   – Я не титан, – сказал я, – и мне хватает работы, но целесообразность дела требует. Надо объединить все эти дела, я так думаю. И хорошенько покопаться. Так будет легче найти виновных.

   – Хорошо, – сказал он. – Я распоряжусь. Тебе передадут все эти дела. Что там с Моисеевым? На что обиделся наш старик?

   – Он, как и я, не может понять, почему оправдали Шихарева.

   – Я сам не могу этого понять, – буркнул Костя. – Так что, надо сразу подавать в отставку?

   – Костя, ты же понимаешь, это не первый случай, – сказал я. – А Семен Семенович в органах уже почти сорок лет, он привык, чтобы люди бледнели при слове «прокуратура». Он привык к авторитету правоохранительных органов. А кто сейчас авторитет, кроме Международного валютного фонда?

   Меркулов горестно кивнул. Раньше я не мог поверить, что начальники рассуждают так же, как и их подчиненные.

Теперь я в это верил. Костя Меркулов оставался нашим единомышленником и этим лишал нас возможности во всем обвинять вышестоящих.

   – Передай Семену Семеновичу, что я... Впрочем, я сам к нему зайду. Держитесь, ребята.

   Разве что пафос был для него внове, но я допускал необходимую меру патетичности, учитывая головокружительную высоту его положения.

2

   Уже поднимаясь по эскалатору, Нина предчувствовала слякотную промозглость ненастного зимнего утра и потому заранее настраивалась на соответствующее восприятие. Ничто не могло ее обрадовать в это утро, и потому надо было приучить себя к мысли, что хорошего ждать ей нечего. Уже больше года жила она в первопрестольной воспоминаниями. До сих пор в глубине души хранила она образ Москвы, рожденный детскими восприятиями. Тогда все казалось волшебным и радостным: и метро, и троллейбусы, и зоопарк, куда водил ее отец. Она наивно надеялась, что, вновь посетив счастливые места своего детства, она вернет ту радость, то сказочное восприятие, которое позволяло ей когда-то не замечать людскую недоброжелательность, грубость, замкнутость. Приехав в Москву около года назад, она первым делом посетила зоопарк, потом Кремль и ВДНХ и с горечью убедилась, что сказка рождается не внешними обстоятельствами, а лишь внутренним состоянием. Сказка давно ушла, и жить ей следовало в том негостеприимном мире, который ее окружал.

   У станции метро волновался своей торговой жизнью небольшой полустихийный рынок, где Нина иногда покупала овощи у веселой и говорливой тетки Аглаи, приезжавшей чуть ли не из Тулы. Одна беседа со словоохотливой торговкой, бывало, возвращала ее к радужному настроению, но теперь тетки Аглаи на месте не оказалось. Нина купила горячий хлеб у торговца с машины и собралась было идти дальше, как вдруг увидела неподалеку соседку Аню Назарову в совершенно растерзанном виде. Волосы у нее были растрепаны, лицо перекошено, глаза красные от слез, а надето на ней было мужское пальто, под которым виднелась комбинация. Она о чем-то жалобно просила у прохожего мужчины в сером плаще, и тот, покачав головой, дал ей какую-то купюру. Аня принялась благодарить, но мужчина, лишь махнув рукой, поспешил удалиться.

   – Анечка, милая, что с тобой?– кинулась к девушке Нина, предчувствуя какое-то несчастье.

   Они вовсе не были близкими подругами и даже познакомились лишь после того, как у Ани протекла вода и залила потолок у Нины. Было разбирательство в ЖЭКе, и уже там Нина определила соседку как безропотную овечку. Потом они вместе белили потолок в ванной комнате у Нины и даже сблизились на какое-то время, но, после того как у Ани появился некий молодой человек, резко не понравившийся Нине, их отношения значительно охладились. Теперь же, увидев Нину, Аня кинулась к ней со слезами.

– Нинуля, солнышко, мне так плохо!.. Давай выпьем, а?..

   – Что еще за дурь? – рассердилась Нина. – Ты скажешь, в чем дело, или нет?

   – Ой, Нина, он меня из дома выгнал!.. – всхлипывая, произнесла Аня и горько зарыдала, уткнувшись ей в плечо.

   Мужчина, торговавший неподалеку сигаретами, крякнул и отвернулся от такого безобразия, а бабка с солеными огурцами сердито буркнула:

– С утра наклюкалась, зараза!..

   Нина поспешила увести соседку подальше от людского равнодушия. Аня продолжала горько плакать. Милиционер, шествовавший по другой стороне улицы, с подозрением покосился на них, но не подошел.

   – Ну рассказывай теперь, – сказала Нина. – Кто тебя выгнал и почему?

   – Он, – всхлипывала Аня. – Леша... Я прибежала сегодня с работы пораньше, а он там с Надюхой Жилиной... На Моей кровати...

   Горькое, воспоминание вызвало новый приступ рыданий. Нина вполне могла ответить на это, что она давно предвидела подобное, что другого и быть не могло, но не та была ситуация, чтобы хвастаться своей интуицией. Конечно, этот самый Леша, исполненный самодовольства провинциал, приехавший в столицу, чтобы завоевать ее, был слишком очевидным негодяем, но ведь эта девочка искренне верила в его любовь. Нина видела ее наивность, и потому Анина обида так больно резанула и ей по сердцу.

   – Ну как же он может выгнать тебя из твоей собственной квартиры? – спрашивала Нина с укором.

   – Он сможет, – плакала Аня. – Он меня по щеке ударил, вот сюда...

   – Потому что ты тюха, – сказала Нина, снисходительно обнимая ее за плечи. – Успокойся, дурочка, мы не позволим ему выгнать тебя.

   – Нина,– всхлипнув еще, предложила Аня,– а давай напьемся? Так, чтобы все забыть!.. А потом я пойду и брошусь под поезд в метро...

   – Ты говоришь глупости, – сказала Нина с укором. – Что за решение, бросаться под поезд из-за какого-то негодяя?

   – Ты бы слышала, как она смеялась! – горько вздохнула Аня.

   – Я надеюсь, последними будем смеяться мы, – сказала Нина. – Так что пошли пока ко мне, и думать забудь про всякие глупости.

   Аня жалобно всхлипнула, после чего вновь заплакала, но уже без прежнего надрыва.

   – А почему ты в белье? – спросила Нина.– Он что, платье с тебя сорвал?

   – Я сама, – вздохнула Аня, понемногу успокаиваясь. – Такое там устроила! Стыдно, знаешь...

   – Вот уж не ожидала от тебя, – заметила Нина с улыбкой.

У подъезда Аня остановилась как вкопанная.

   – Не пойду, – сказала она испуганно. – Они опять смеяться будут!..

   – Да мы ко мне идем, глупышка, – сказала Нина. – У меня тебя никто не тронет. Не волнуйся.

   Нина отнюдь не представляла собой внушительную фигуру, она была тонка и стройна и в свои тридцать с небольшим сохраняла формы подростка. Но Аня привыкла доверять каждому, кто говорил с ней твердо и решительно, так что воздействовать на нее было легко. Это обстоятельство делало поступок Алексея совсем уж подлым.

   Они вошли в квартиру Нины, и та заметила, как Аня испуганно поглядывает на потолок, будто боится, что Леша услышит ее сверху и снова начнет смеяться.

   – Все, успокаивайся, – сказала Нина. – Сейчас сварганим легкий завтрак и будем смотреть телевизор. Ты почему так рано ушла с работы?– спросила Нина.– Случилось что?

Аня горько кивнула.

   – Ну да, случилось... Я беременна. Думала его порадовать!..

   – Ну и дуреха... – проговорила Нина. – Ты умеешь готовить?

   – Да, конечно,– рассеянно отвечала Аня.– Что тебе приготовить?

– На яичницу ты способна?

   Аня кивнула, потом посмотрела на Нину чуть виновато и улыбнулась.

   – Извини, Нинуль, я что-то плохо соображаю. Ты хочешь, чтоб я тебе яичницу приготовила, да?

   – Именно так,– подтвердила Нина.– Я тут выйду по делам. Если мне кто позвонит, скажи, что я буду через несколько минут. Ага?

– Ладно, – вздохнула Аня. – Где у тебя яйца?

   Выйдя за дверь, Нина закрыла ее на ключ, потом решительно пошла наверх. Ей не очень хотелось скандалить, но в нынешней ситуации иначе было невозможно. Она нажала кнопку звонка и почувствовала легкую нервную дрожь. Она еще не знала, что ей следует говорить, а дверь уже открывалась.

   Леша стоял перед ней в джинсах и майке, он был определенно нетрезвый, в углу рта торчала сигарета.

   – Ба! – произнес он весело. – Какие люди! Всегда рад приветствовать женщин твердых и высоконравственных... Только Аньки дома все равно нет, а на меня твои проповеди не действуют.

   – Так и будем через дверь разговаривать? – спросила Нина.

– Ладно, заходи, – буркнул Леша и прошел в комнату.

   Нина вошла, прикрыла за собой дверь, но на замок ее закрывать не стала. Леша хоть и не выказывал агрессивных намерений, но от него можно было ожидать чего угодно.

   – Я не собираюсь читать проповеди,– сказала Нина, входя в комнату. – Это не мое дело. Я зашла узнать, когда ты думаешь съезжать?

– А-а-а...– протянул Леша удовлетворенно,– значит, ты уже в курсе? Тем лучше. Передай моей любимой, что я вовсе не собираюсь ее покидать. И хотя я получил от нее незаслуженную оплеуху, я готов простить ее, но только до следующего раза. Имейте в виду, следующий раз будет последним!

   – Ты что-то не так понимаешь, – сказала Нина чуть насмешливо. – Тебя никто не жаждет возвращать. Тебе следует сваливать отсюда как можно быстрее, потому что участковый уже знает про твой дебош и намерен поинтересоваться твоей пропиской.

   – Вот что тебя волнует, – рассмеялся Леша. – Похоже, ты не в курсе, милашка. Я прописан на этой жилплощади уже две недели! Так что теперь я здесь законный жилец и могу послать твоего участкового так далеко, где он еще никогда не бывал.

– Так она тебя прописала? – ахнула Нина.

   – А ты и не знала? – рассмеялся Леша. – Увы, тут ваши не пляшут.

   – Как это тебе удалось? – спросила Нина. – Сунул кому-нибудь взятку?

Леша легко рассмеялся.

   – Какую взятку, тетя, откуда у меня такие деньги? Просто надо уметь ладить с людьми. Знаешь, кто у нас паспортистка? Очень милая женщина. Я представить не мог, как много она может сделать.

   – Я так и думала. Но имей в виду, она не все может. Я подниму такой скандал, что вас обоих погонят пинками.

   – Да? – с любопытством посмотрел на нее Леша. – Это интересно. И хотя я совершенно не боюсь твоего скандала, но хотел бы знать: а чего ты-то дергаешься?

   – Наверное, потому, что ненавижу таких подонков, как ты, – сказала Нина очень спокойно. – И еще мне нравится Аня, и я бы не хотела, чтобы она плакала.

   – Вот оно что! – радостно засмеялся Леша. – Она тебе нравится!

– Да, представь себе.

   – Признавайся, ведь у тебя к ней томительное чувство притяжения.

– Не говори глупости, – произнесла Нина сквозь зубы.

   – А почему, собственно, глупости? – пожал плечами Леша. – Я давно подозревал в тебе какое-то извращение. Но это только украшает современную женщину.

   – Я не хочу продолжать этот нелепый разговор, – сказала Нина. – Речь идет не о моих извращениях, а о твоих. Ты здесь не останешься, так и знай.

   – Ты так думаешь? – спросил он с явным интересом. – Но пока я не слышал в твоих словах никаких убедительных аргументов. Может, если ты продолжишь свою мысль, получится лучше?

   Нина почувствовала, как внутри нее поднимается волна раздражения против этого беспринципного, наглого и безусловно обаятельного мерзавца. Не желая продолжать разговор, она поднялась, но тут Леша вдруг приблизился к ней.

   – Ты куда? – Он схватил ее за руку. – Разве мы закончили? Ты же не затем пришла, чтобы пилить меня за Анютку. Ведь так?

– Пусти меня, – процедила Нина, пытаясь вырваться.

   – Нет, голуба, от меня еще ни одна женщина не уходила неудовлетворенной. – Он обхватил ее руками, прижал к себе, и его громкий шепот буквально оглушил ее: – Могу признаться, мне нравятся самые невероятные варианты. Почему бы нам с тобой не составить пару?

   – Подумать только, – отвечала Нина насмешливо, – и это после Надюхи?!

   – Да забудь ты эту дуру,– проговорил он сквозь зубы. – Вообще про все забудь. Сегодня наш праздник, детка... Пошли.

   – Как бы не так, – сказала Нина и резко ударила его коленкой в пах.

   Леша заорал от боли, кажется, даже собирался замахнуться и вмазать ей. Но тут он ненароком увидел глаза Нины – и словно получил второй удар, еще сильнее первого. Он мигом отшатнулся от нее и, согнувшись, вернулся в комнату, кряхтя и ругаясь.

   – Ну ты дура, – только и смог проговорить он, покачивая головой. – Так ведь и весь наследственный аппарат порушить можно!

Нина рассмеялась.

   – Меня мало интересует твой наследственный аппарат, – сказала она. – Но если ты не съедешь отсюда в ближайшую неделю, я буду приходить каждый день, и вот тогда тебе придется всерьез задуматься о продолжении своего рода.

– Пошла в жопу, дура, – буркнул Леша со злостью.

   – Я хотела бы убедиться, что ты меня понял.– Она была уже рядом с дверью.

   – Я тебя понял, – отвечал Леша. – Мы решим эту проблему в ближайшее время, будь уверена.

   Нина рассмеялась не столько оттого, что ей было весело, сколько от очевидности той перемены, что произошла с Лешей. Теперь он уже не был роковым любовником, но заурядно злился на свою неудачу и потому терял всю свою инфернальность.

– Я зайду завтра в это же время, – сказала она и вышла.

   – Ну сука, – проскрипел ей вслед Леша. – Я тебе устрою сеанс прямой космической связи...

   Нина спустилась к себе в бодром состоянии и нашла Аню на кухне рыдающей над сгоревшей яичницей.

   – Ну-ну, глупая, – рассмеялась Нина. – Ничего страшного... Сварим макароны с томатным соусом...

– Что он тебе сказал? – спросила Аня, вытирая слезы.

– Как ему удалось у тебя прописаться? Аня горько вздохнула.

– Он обещал на мне жениться

   – Поразительно, – рассмеялась Нина. – Какие же вы, бабы, дуры, даже представить трудно.

Аня виновато улыбнулась, но спросила:

– Почему «вы»? Ты разве сама не баба?

   Нина тяжело вздохнула, задумчиво хрустнула пальцами и произнесла:

   – Нет, я не баба. Ну ладно, ставь кастрюлю с водой, будем варить макароны. Мне никто не звонил?

   – В том-то и дело, что звонил, – сказала Аня. – Пока я с ним болтала, яйца и сгорели...

– Кто звонил? – насторожилась Нина.

   – Твой Феликс, – отвечала Аня. – Представляешь, он меня сразу узнал, расспрашивал о моих делах. Я ему про Лешку рассказала. – При этом она горестно вздохнула.

– Он ничего не просил передать?

   – Да, просил... Он позвонит ровно в двенадцать, у него важное дело.

Нина глянула на часы, было без двадцати двенадцать.

– Есть еще время заняться макаронами, – сказала она. Когда подошло время и зазвонил телефон, макароны только-только закипели, и Нина невольно подумала о том, что без ее участия макароны постигнет судьба яичницы.

   – Помешивай, пожалуйста, – попросила она, взяв трубку.

   – Ты уже дома? – донесся до нее знакомый старческий голос. – Что там у тебя за разборки? Может, надо помочь?

   – Обошлось,– сказала Нина.– Ты давно не звонил. Куда-нибудь уезжал?

   – Да, – ответил он неопределенным тоном, и Нина почувствовала, что он не хочет об этом говорить.– Но вот пришлось вернуться.

   – Значит, дело появилось,– произнесла Нина, уже предчувствуя начало нового дела и даже заранее готовясь к нему.

   – Подарок для тебя есть, – сказал Феликс не слишком охотно. – Признаться, я долго думал, надо ли тебе о нем говорить.

   – Надо, – сказала Нина. – Говори, а то у меня макароны варятся.

   – Короче, – вздохнул Феликс, – появился клиент из твоего списка.

Нина затаила дыхание. – Кто?

– Маркарян.

   Она промолчала, чувствуя, как Феликс на другом конце провода прислушивается к ее дыханию.

– Где? – спросила она.

   – Вечером он гуляет в гостинице «Космос» с неким Григорьевым, – сказал Феликс – Потом поедет отдыхать к приятелю в Шмитовский проезд.

   – Шмитовский проезд?– повторила Нина.– Да, я знаю, где это.

   – Разумеется, ты знаешь, – буркнул Феликс сердито. – Там жил Гудимиров. Я потому и не хотел говорить.

   – Подумаешь, – сказала Нина. – Чушь какая... Сколько времени прошло?

   – Три месяца, – сказал Феликс. – Но дело висит, и это может явиться опасным совпадением.

Нина помолчала.

– Давай адрес, – сказала она наконец. Феликс протяжно вздохнул.

– Ну записывай...