Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

57

   С утра, когда я явился в прокуратуру, настроение мое было весьма рассеянное. Об убийстве Соснова я уже знал, Грязнов поднял меня поздно вечером и отвез на Кутузовский, где проживал покойный депутат, чтобы самому убедиться в том, что наша история имела продолжение. Я смотрел на лужи крови в свете фонарей, разглядывал следы пуль на служебной машине и тяжело вздыхал. Мы еще не разобрались с убийством Чекалина и Тверитина, а тут еще это.

– Все уверены, что это опять Бэби, – говорил Грязнов.

– Кто – все?

– Наши эксперты из НТО, оперы и Шура Романова.

– Шура? – удивился я. – Она тоже в курсе?

   – Это не Бэби, Саша, – промолвил Грязнов тихо. – Его шлепнул кто-то другой. Бэби никогда не пользовался автоматом.

Я посмотрел на него угрюмо.

– Свидетелей нет?

– Откуда? – он махнул рукой.

– Ну работайте, – сказал я и отправился домой. Признаться, мне уже надоела вся эта круговерть вокруг Бэби, и я был просто счастлив оттого, что список завершен и наш неуловимый убийца должен заканчивать свою эпопею. О том, чтобы его поймать, уже и речи не было, тема Бэби в прокуратуре стала просто запретной. Я думал о том, что при моем непосредственном участии рождался новый миф, которому суждено было пережить наше поколение. Досадно было только, что «Народная совесть» уцелела со всеми своими генеральными планами на будущее, но мы уже успели понять, что это организация серьезного масштаба и наших совместных усилий в этом направлении явно не хватало.

   У меня уже скопилось немало дел, не связанных ни с «Совестью», ни с Бэби, и я безмятежно занимался ими, пока мне не позвонил дежурный и не связал с абонентом, который требовал следователя, занятого делом Бэби. Я, конечно, поморщился, но отказаться от разговора не посмел.

   – Алло, – услышал я возбужденный женский голос, – с кем я говорю?

   – Следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович, – представился я чинно, чтобы произвести впечатление.

   – Здравствуйте, – сказала женщина. – Я хочу вам сказать, что я знаю, кто такая Бэби... Да-да, не перебивайте меня. Это Нина Шимова, проживающая сейчас в Строгине, по этому адресу...

   Я немедленно нажал кнопку вызова в своем столе – это был сигнал, чтоб мой разговор зафиксировали и одновременно выяснили, откуда говорит эта женщина, а сам сказал:

   – Я понимаю направление ваших мыслей, дорогая... Кстати, а с кем я говорю?

   – Это неважно, – буркнула она сердито, но тут же представилась: – Меня зовут Анна Назарова. Я говорю правду.

   – Дорогая Аня, – сказал я, – но ведь вы должны знать, что все это время Нина Шимова была за границей...

   – Ничего она не была, – надрывно выкрикнула Аня. – Все это время мы жили на «Полежаевской», где Лешу Дуганова убили потом. К ней Феликс ходил, козел старый. Потом он нас на Юго-запад переселил, там еще кого-то убили. Теперь-то я знаю, это все она!.. Она сама призналась.

   – Она призналась в этом вам? – спросил я машинально, уже начиная трепетать от очевидной догадки.

   – Не мне,– буркнула Аня,– а вашему Сереженьке... Он, к вашему сведению, у нее любовник Они вчера еще какой-то ключ тут нашли...

– Какой еще Сереженька? – спросил я, холодея.

   – Ваш, прокурорский,– выкрикнула Аня.– Нечего сказать, воспитали кадры...

   После этого она начала плакать и вскоре бросила трубку. А я еще некоторое время сидел, прислушиваясь к коротким гудкам, и ошеломленно все это переваривал. Теперь я вспомнил, что Нина Ратникова была инструктором по стрельбе в краснодарском управлении милиции, что это она сидела напротив убитых Чекалина и Тверитина, что Соснов был виновен перед нею, потому что обманул ее. Но Сережа!..

   Положив трубку, я тяжело поднялся и пошел к Меркулову. Этот телефонный звонок вдруг перевернул все дело, надо было принимать решительные меры, а для этого были нужны санкции начальства.

   Константин Дмитриевич в этот момент вел беседу с финскими прокурорами, напряженно при этом улыбаясь и без нужды кивая. Когда я вошел к нему почти без стука, он недоуменно поднял на меня голову, но понял, что у меня крайний случай, и поспешно передал финнов представителю Московской прокуратуры. Финны уехали смотреть Бутырскую тюрьму, а Костя обратился ко мне:

   – На тебе лица нет. Что, нашли убийцу Соснова? Между прочим, генеральный уехал объясняться с самим.

   – Нашли, – сказал я и стал рассказывать ему о звонке Ани Назаровой. Теперь я даже вспомнил, что именно так звалась подружка убитого Алексея Дуганова, пропавшая после убийства. Вот как она всплыла!

   Костя слушал меня с каменным лицом. Едва я закончил, он потянулся к телефону, но тот зазвонил раньше, чем он взял трубку.

   – Да? – рявкнул Костя раздраженно. – Да, я слушаю... Что такое?

   Судя по всему, там ему сказали что-то еще более интересное, потому что брови у него полезли вверх.

   – Вы сознаете, что вы говорите?– сердито произнес он. – Вы что же, прослушиваете телефоны прокуратуры? Вы знаете, чем это чревато?

Он еще послушал, потом сказал:

   – Я ничего не могу вам обещать, Александр Александрович. Вы занимаетесь своим делом, а мы своим. Честь имею...

   Он бросил трубку в раздражении. Будучи человеком весьма хладнокровным, он редко выходил из себя, но теперь вышел.

– Рогозин, что ли? – спросил я. Костя кивнул.

– Он уже прослушал ваш разговор с этой девкой, – сказал он, – и решительно требует, чтобы мы не вмешивались. Операция по захвату Бэби уже началась.

   Он перевел дыхание, поднял голов и посмотрел на меня.

– Насколько это вероятно, Саша?

   – На сто пятьдесят процентов, – ответил я. – Мне следовало догадаться раньше.

– Да, – вздохнул он. – Вот Сережа догадался...

   – Это просто какой-то кошмар, – поразился я. – На кого бы я в жизни не подумал, так это на него.

   – Погоди-ка, – вдруг опомнился Меркулов. – Что там она говорила про ключ?

– Говорила, что они нашли ключ, – сказал я.

– Саша, – сказал Костя. – Ведь они ее убьют!

   Я подумал, кивнул и немедленно достал бумажник, куда сунул когда-то визитную карточку Нины Шимовой.

– Звони, – сказал я и стал диктовать телефон.

   Костя тотчас стал набирать номер. Один раз набрал, другой...

– Занято.

   – Они оборвали линию,– предположил я.– Надо ехать.

   – Езжай, – распорядился он. – Я позвоню Романовой, пусть пошлет своих людей. Она нам живой нужна, Саша!

   Я торопливо сбежал вниз и в коридоре остановился как вкопанный. Навстречу мне неторопливо шел Сережа Семенихин, привычно жуя жвачку.

   – Здравствуйте, Александр Борисович,– сказал он.– Что-нибудь случилось?

   – Как тебе сказать, – пробормотал я. – Случилось. Зайди к Константину Дмитриевичу, он хочет с тобой поговорить. У меня, извини, важное дело.

– Хорошо, я зайду, – пообещал он

   Может, мне и стоило немедленно крутить ему руки и тащить в кутузку, но я этого не любил и потому предоставил все объяснения Меркулову. Конечно, мне было неприятно, что мой воспитанник так прокололся, это сулило многие неприятности, да и разочаровываться не хотелось, но во всем этом повороте было какое-то романтическое откровение, после которого Сережа Семенихин для меня перестал быть жующей машиной.

Я запрыгнул в машину и погнал в Строгино.

   А в это время к дому Нины уже подъехали три крытые машины с автоматчиками, и по команде офицеров те быстро оцепили весь дом. Группа захвата, громко топоча сапогами, кинулась вверх по лестнице. Вскочившего охранника стволом автомата прижали к стене, а потом только предъявили документы, которые его успокоили.

– За кем это? – только и спросил он.

   Аня первая услышала шум на улице и выглянула в окно. Увидев машины, бегущих солдат, она сразу все поняла и немедленно начала плакать.

– В чем дело? – встревоженно подошла к ней Нина. Она тоже глянула в окно и нахмурилась.

– Что там происходит?

   – Нинуля, прости меня, – заплакала Аня во весь голос. – Я тебя предала...

   Она упала на колени и отчаянно зарыдала, начав биться головой об пол. Нина подняла ее, спрашивая:

– Кого ты предала? Что такое ты говоришь, дуреха?..

   – Тебя, – рыдала Аня. – И Сережу твоего тоже... Про Бэби сказала, про Феликса, про все... Прости меня, родная моя...

   Она опять бухнулась на колени, но на этот раз Нина просто оттолкнула ее. В дверь уже начали бить прикладами. За дверь она не опасалась, но продолжение могло быть и круче. Она быстро достала из сумочки браунинг, из тайника в столе извлекла «стечкина», открутив и отбросив ненужный уже глушитель. Сдаваться она не собиралась.

– Спрячься, – рявкнула она Ане. – Быстро, ну!..

– Нина, они же убьют тебя, – с ужасом произнесла Аня.

– Значит, есть за что, – сказала Нина.

   В этот момент раздался взрыв, и входная дверь слетела с петель. В проем метнулись какие-то фигуры, но Нина хладнокровно выстрелила несколько раз, – двое упали, остальные отскочили назад.

   – Сдавайся, Бэби, – крикнул кто-то с лестничной площадки. – Мы сейчас гранату бросим –  Нина не ответила. И действительно, в квартиру влетела граната, но со слезоточивым газом. Нина сразу стала задыхаться и метнулась к окну. Аня же, закашлявшись, кинулась к двери, и автоматная очередь скосила ее. Нина распахнула окно, и тотчас в нее стали стрелять с улицы. Обложили. Она трижды выстрелила из «стечкина», и трое бравых автоматчиков упали, остальные поспешно попрятались. Она выскочила на лоджию, поспешно перебралась через декоративный барьер на соседнюю и через открытую дверь ворвалась в квартиру соседей. Хозяйка, немолодая женщина в цветастом халате, сушившая феном волосы, отчаянно закричала, когда увидела ее с пистолетами, но Нина рявкнула:

– К стене, быстро! – И та поспешно отпрыгнула.

   Нина распахнула дверь и выбежала на лестничную площадку. Эта квартира была уже в соседнем подъезде, и у Нины сохранялся мизерный шанс вырваться. Она бросилась вниз, в гараж, подбежала к своей машине, и здесь ее остановил окрик:

– Стоять! Бросить оружие, я стреляю! Здоровенный тип в пятнистой форме нацелил прямо ей в лицо автомат, и пистолеты невольно выпали у нее из ослабевших рук Тут же к ней подскочили, бросили на землю, сцепили руки за спиной наручниками. Бэби был пойман.

   Полковник Рогозин подошел к ней, лежащей на бетонном полу, пнул слегка ногой и усмехнулся.

   – Все, ребята, спасибо, – выдохнул он. – Скажите там, что операция закончена

– Куда ее? – спросил офицер в камуфляже.

   – Ступайте, – сказал Рогозин. – Мне с ней надо поговорить.

   Офицер отдал честь и ушел. Рогозин, кряхтя, поднял ее, поставил к стене. Некоторое время он смотрел на нее с неподдельным изумлением, вытирая при этом руки носовым платком.

   – Так это правда? – спросил он. – Ты и есть легендарный Бэби?

   Нина не отвечала. Падая, она разбила себе губу и теперь была занята тем, что вылизывала рану.

   – Вот что, девочка, – заговорил Рогозин. – Я знавал Феликса. Мы работали вместе.

– Что вам от меня надо? – спросила Нина.

   – Ключ, – сказал он. – Сообщи мне ключ, который вы вчера нашли, и я позабочусь, чтобы ситуация изменилась.

– Вы меня убьете, – сказала Нина

   – Нет, – покачал головой Рогозин. – Я ведь был доверенным человеком твоего Феликса. Они его убили, но я-то жив. Я буду мстить за него.

– Хорошо же вы мстите, – буркнула Нина.

   – Я тут ни при чем, – сказал Рогозин. – Ты сама выбрала свой путь, ты знала, на что шла Но я смогу тебе помочь, если ты поможешь мне. На тебе столько убийств.»

   – Нет, – сказала Нина – Вы ничего не докажете. Когда убивали Соснова, я была уже дома.

   – А при чем тут Соснов? – неожиданно улыбнулся Рогозин. – Соснова ты не убивала я знаю. Соснова убил я.

Нина посмотрела на него испуганно.

   – Ну не я, – сказал Рогозин. – Мой человек, конечно. Соснов пал жертвой большой смены поколения. Он ведь тоже хорошо знал Феликса. – Рогозин усмехнулся.

– Я вам ничего не скажу, – сказала Нина.

   – Ты не понимаешь, – сказал Рогозин. – Тебя не просто будут пытать. После нашего допроса ты станешь психически ненормальной. Ты все расскажешь и окажешься в психушке, потому что не сможешь жить среди людей.

   – Валяйте,– безразлично проговорила Нина.– Не знаю, что я смогу вам рассказать в таком состоянии, но сейчас я не скажу ни слова.

   – Скажешь, – сказал Рогозин. – Эй, Николаша... Поди сюда, милый.

   Из темноты вышел грузный человек Нина изумленно на него уставилась, потому что это был Бук. Но Рогозин тоже удивился.

– Эй, ты кто такой? Где Жмурин?

   – Нету больше Жмурина, – сказал Бук хмуро. – И тебя нету, падла...

   Он выстрелил из пистолета с глушителем, и Рогозин охнул и упал. Нина осела вдоль стены и заплакала.

   – Ну-ну, успокойся, – поднял ее Бук. – Еще не все кончено, девочка. Они все еще там. Ждут, пока начальник закончит разговор.

   Он расстегнул наручники, найдя ключ в кармане пиджака у Рогозина, поднял ее и понес к машине.

– Который тут твой Конек-Горбунок? – спрашивал он.

   – Вон, – сказала Нина указав на свой «джип». – Как ты здесь оказался?

   – Да вот оказался, – сказал тот. – Если бы ты сразу мне открылась, может, и не было бы ничего этого. А теперь даже не знаю...

Они сели в машину, Бук завел мотор.

   – Будем прорываться, – сказал он. – Шансов очень мало, но настрой есть. Как ты?

– Давай, – сказала она.

   Бук нажал на газ, и Нину вжало в спинку сиденья. Машина вылетела вверх по пандусу и выскочила на площадку, где стояли машины и бродили люди с автоматами. Поднялись крики, но Бук прорвался через эту толпу и выбрался на подъездную дорогу. Там стоял крытый «Урал», но Бук объехал его по тротуару. По ним стреляли, и несколько пуль даже угодили в машину.

   – Пока нормально, – воскликнул Бук, глянув в зеркало заднего вида.

   Машина ГАИ с включенной сиреной развернулась и загородила им дорогу, но и здесь Бук выскочил на тротуар, вспугнув пешеходов.

   – Было бы здесь метро, – сказал он, – у нас бы были шансы...

   – Наплевать на шансы, – сказала Нина, чувствуя, как в ней поднимается азартный озноб активности. – Гони, и все тут!..

   Лавируя среди машин, Бук свернул в сторону центра и выругался, потому что здесь начиналась огромная пробка. Он выскочил на встречную полосу и погнал машину, предупреждая всех сигналом. Оказалось, мост был уже перегорожен рядом машин и цепь автоматчиков уже дожидалась их.

   – Вот гады! – воскликнул Бук, стал разворачивать машину и, только развернув, увидел, как следом за ними катит целый кортеж. – Ну, что? – спросил он.

– Жми, – сказала Нина.

   Он мрачно кивнул, нажал на газ, и «джип», рванув с места, помчался прямо на преследователей. Первая же машина затормозила и пошла юзом, но ее Буку еще удалось обойти. Зато другая врезалась им в борт, а следом третья, прямо в лоб. Нину бросило на стекло, рассыпавшееся от удара, и она вылетела из машины, переломав ноги. Бук вылетел в дверь, упал на асфальт и откатился метров на шесть. В горячке Нина поднялась на руках, оперлась спиной на покореженную машину и увидела, как ее окружают вооруженные люди, что-то ей возбужденно крича. В последний момент она вскинула руку, выставив два пальца, как ствол пистолета, и сразу из нескольких стволов ее буквально разорвали на части автоматные очереди. Так она и погибла, бывший старший лейтенант милиции, жена своего замученного мужа и мать своих убитых детей. Вся в крови, с растрепанными волосами и огромными раскрытыми остекленевшими глазами, она была прекрасна.

58

   Я подъехал, когда все уже было кончено и движение машин по мосту возобновилось. Место происшествия было огорожено, машинам в сторону Строгина приходилось пробираться по узкому проходу вдоль тротуара, и потому там получилась пробка. Слава Грязнов тоже был здесь, сидел на ступеньке служебной машины, сняв фуражку, и курил. Телевизионщики уже снимали убитую, и милиционеры не решались их отогнать. Костя Дьяконов ходил и о чем-то распоряжался, но от интервью решительно отказывался. Конечно, ведь первым делом его бы спросили, кого же убили в тот, первый раз.

   Сообщник Шимовой остался в живых, и его увезли в больницу вместе с раненными в операции милиционерами и сотрудниками президентской комиссии. Убитую почему-то долго не увозили, и все ходили вокруг нее кругами, стараясь на нее не смотреть. Я распорядился, чтоб ее накрыли и поскорее увозили. Ее остекленевший взгляд приводил всех в смятение.

– Что с тобой, Слава? – спросил я, подойдя к Грязнову. Он выбросил сигарету и вздохнул.

   – Полный порядок, Саша. Эти подонки опять выкрутились.

   – Я вижу, ты потрясен? – заметил я, усмехнувшись. – А ведь можно было догадаться, а? Лопухнулись мы, Слава...

   – Знаешь, о чем я все время думаю?– спросил он вдруг. – Вот если меня кто-нибудь пристрелит, так ведь за меня и отомстить-то некому. А?

   – Брось, – сказал я. – Если тебя это успокоит, то я могу пообещать...

   – Нет, ты прямо скажи, – настойчиво повторил он. – Много у нас таких жен, а?

   Я смотрел на него, на майора Славу Грязнова, которого знал уже много лет, и поражался тому, что этот очень легкомысленный в отношении женщин дядя, оказывается, тайно всегда мечтал о верной боевой подруге. Меня вдруг отчаянно потянуло к моей Ирине, и я отвернулся. В деле не осталось вопросов, оперативники уже составляли протоколы и мне там больше нечего было делать.

   – Ты что-нибудь знаешь об убийстве квартирного маклера в Кривоколенном переулке? – спросил я Грязнова.

   Грязнов поднял голову, посмотрел на меня рассеянно и сказал:

– Потом, Саша, все потом. Ты напиться не хочешь?

   Я махнул на него рукой и уехал. Конечно, убитая Бэби тоже стояла у меня перед глазами, но вокруг нее кипело столько страстей, что хотя бы мне следовало оставаться хладнокровным. Да, я хотел бы, чтобы моя Ирина была столь же верна мне, но представить ее с пистолетом в ночном подъезде было диковато.

   Когда я вошел в кабинет к Меркулову, то Сережа Семенихин все еще был там. Он столь же невозмутимо жевал жвачку и поблескивал стеклами очков. Они еще не знали о гибели Бэби.

– Что? – спросил Меркулов, глянув на меня.

– Все, – сказал я

   Сережа тоже посмотрел на меня с ожиданием, и я гадал о том, как он отреагирует.

– Она убита, – сказал я. Он перестал жевать.

Меркулов громко вздохнул и поднялся, отойдя к окну.

   Я впервые увидел, как Сережа Семенихин вынимает изо рта жвачку, заворачивает ее в бумажку и кладет в пепельницу. В этом было что-то ритуальное. Потом он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Я вдруг ошеломленно заметил, как по его каменному лицу текут слезы.

   Костя склонился к селектору и вызвал в кабинет секретаршу. Галина Викторовна появилась с блокнотом и первым делом сказала:

   – Константин Дмитриевич, люди ждут. Вы им всем назначали встречу.

   – Да-да,– сказал он, кивнув.– Извинитесь перед людьми и отпустите их. Сегодня приема не будет.

– Да? – отметила она и спрятала блокнот.

   – И еще, Галочка, – сказал Костя. – Раздобудьте нам бутылку водки и три стакана.

Она чуть улыбнулась и спросила:

– Наверное, и какую-нибудь закуску?

– Не надо закуски, – сказал он со вздохом.

Она вышла. Я сел в кресло, вытянул ноги и произнес:

   – Прошу прощения у высокого начальства, но я как-то выпадаю из всеобщей скорби. Да, мне жаль эту женщину, да, я тронут ее решительной верностью, но на ней столько крови!..

Тут я вспомнил ее окровавленное тело и осекся.

   – Да, это ужасно, – кивнул Меркулов. – Что мы будем делать с Сережей?

– А какие тут варианты? – спросил я.

   – Вариант первый,– сказал Меркулов,– уволить из рядов. Вариант второй – привлечь к уголовной ответственности за разглашение служебной тайны. И наконец, вариант третий: оставить все как есть.

   – Как это – оставить все как есть? – воспротивился я.– Ладно, я не кровожаден и сажать его не собираюсь, но он ведь предал нас! Он соучастник убийства Чекалина и Тверитина, разве не так?

   – Правильно, – кивнул Меркулов. – Еще и соучастие в убийстве. Он явный пособник! Четвертый вариант. Что ты предлагаешь?

Сережа всхлипнул.

– Я за увольнение, – буркнул я, не глядя на него. Меркулов кивнул. Он думал о другом.

   – Скажи, Саша, а что бы делал ты, если бы убили твоего любимого человека, да еще и детей, а потом поспешно закрыли бы дело, не особенно усердствуя в расследовании? Если бы вся эта система проехалась по тебе так, чтоб косточки хрустнули, что бы ты потом делал, чтоб хоть как-то сохранить в себе чувство достоинства? Смог бы ты остаться человеком при этом всеобщем свинстве и равнодушии?

   Голос у Кости уже почти дрожал, и тут очень кстати вошла Галина Викторовна с бумажным пакетом. Мы молча дождались, пока она выйдет, и Костя достал бутылку, открыл ее и разлил по стаканам.

   – Ладно, – сказал я. – Все правильно, она молодчина. Но ведь мы эту молодчину ловим почти полгода, Костя. И при всем моем уважении я не могу забыть о том, что мне и дальше следует отлавливать убийц, какими бы благородными и распрекрасными ни были их цели.

– Довольно, – сказал Костя. – Помянем.

   Он пододвинул стакан Сереже, и тот послушно взял его. Я и не предполагал, что он пьет что-то, кроме «Пепси-колы».

   – Помянем по-мужски,– сказал Костя,– удивительную женщину.

   Мне хотелось сказать, что я вполне согласен с ними со всеми, что судьба Нины Ратниковой трогает меня и мне самому хочется плакать оттого, что я оказался участником ее убийства, но вместо этого взял стакан с водкой и выпил. Водка была хорошая.

   – Оставим это, – сказал Костя мудро. – Об этой Бэби еще пойдут легенды, и нам всем предстоит в них участвовать. Но у нас еще не решены некоторые проблемы.

– Какие проблемы? – переспросил я.

   Водка пошла хорошо, и я уже думал о том, не кликнуть ли нам Галину Викторовну снова.

   – У нас остался Суд Народной Совести,– напомнил Костя. – Теплая компания народных радетелей с массой социальных аттракционов в своих пятилетних планах.

   – Да хватит тебе, Костя, – сказал я.– Ты лучше меня понимаешь, что этот проект запущен с благословения если не Политбюро, то, во всяком случае, высшего руководства.

– Пусть так, – сказал я – Но что мы можем сделать?

   – Здесь и возникает фигура Сережи Семенихина, – сказал Костя, присаживаясь в кресло рядом с Сережей. – Сережа, ты меня слушаешь?

– Да, Константин Дмитриевич, – тихо ответил тот.

   – Наш Сережа единственный владеет ключом к компьютерной программе, открывающей коллегии Суда выходы на фонды, – сказал Костя. – Я думаю довести эту информацию до нашего общего знакомого Александра Александровича Рогозина.

Я вздохнул.

   – Думаю, он в ней уже не нуждается,– сказал я.– Александр Александрович пал смертью храбрых в боях за Бэби. Он стал последней жертвой Нины Шимовой.

   На лице Семенихина возникла слабая улыбка, а Костя нахмурился.

– В любом случае они будут его искать, – сказал он. —

Они перехватили телефонное сообщение, а там о ключе говорилось прямым текстом.

– Что это нам дает? – спросил я. Сережа кашлянул и произнес:

– Возможность внедрения.

   – И вы ему верите? – удивленно спросил я. – Он только что всех нас предал.

Сережа сухо кашлянул и ничего не сказал.

– У нас нет выбора, – сказал Костя.

   – Александр Борисович, – произнес Сережа жалобно, – я вас не предавал. Я, можно сказать, пошел на контакт. Ведь мы хотели выйти на коллегию...

– Помолчи, – сказал ему Костя.– Что скажешь, Саша?

– Нам будет трудно замять этот скандал, – сказал я.

   – Нет необходимости, – сказал Костя. – Мы уволим его за серьезное нарушение дисциплины. Они ведь знают, что ключ у него.

Я вздохнул.

– Чего мы этим добьемся, Костя?

– Раскроем «Народную совесть», – сказал Костя. Я покачал головой.

– А генеральный будет об этом знать?

   – Он узнает об этом, когда события приобретут необходимый характер, – сказал Костя. – А это произойдет только тогда, когда список состава коллегии будет у нас в руках.

– Ты боишься, – удивился я, – что он сам?..

– Просто боюсь утечки информации, – сказал Костя. Я посмотрел на Сережу.

– Ну что, – сказал я. – Ты готов к этому? Он кивнул.

– Мы об этом уже говорили, – пояснил Костя. Я усмехнулся и покачал головой.

   – В этом есть какое-то сумасшествие,– сказал я.– Трое из прокуратуры против «Народной совести». Что-то в духе этой самой Бэби. Я чувствую, что еще сильно пожалею о своем выборе, но я с вами.

   После этого Сережа Семенихин достал новую пластинку жвачки, привычно сунул ее в рот и принялся жевать. Жизнь возвращалась в свою колею.

   В тот же день я написал на имя Меркулова рапорт, в котором излагал служебное преступление Сергея Семенихина и предлагал без скандала уволить его из рядов как не справившегося с делом стажера. Лариса, узнав об этом, расплакалась, и даже Семен Семенович приходил высказаться в пользу молодого поколения. Но дело было сделано, Сережа был уволен «по собственному желанию», потому что Константин Дмитриевич не пожелал портить судьбу молодому человеку. Потом, со стороны, мы узнали, что он вытребовал тело убитой Нины Шимовой и увез ее хоронить в Краснодар. Тот самый сообщник Шимовой, который тоже пострадал при ее захвате, к делу привлечен не был, и именно он помогал Сереже средствами в этом предприятии. Все наследство Нины Шимовой – ее квартира, счета в банке – по истечении положенного срока перешли государству. Через неделю после того, как Шимова была погребена в Краснодаре, о чем мне сообщил майор Деменок, мы получили от Сережи кодированное сообщение о том, что неизвестные лица ищут с ним контакт. Операция началась.

   Лето заканчивалось. В одно из ближайших воскресений я оказался на даче вместе с Костей, мы привезли ящик баночного пива, потому что моя жена внезапно выказала страсть к этому напитку, но праздник не состоялся, так как пришлось срочно везти Ирину в ближайшее родильное учреждение. Мы предполагали ехать для этого в Москву, но пришлось рожать в Подмосковье. Вопреки паническому ужасу Ирины роды прошли вполне благополучно, и в то же воскресенье она разродилась дочкой. Мы с Костей выпили по этому поводу все пиво, справедливо полагая, что после родов пиво Ирине уже не понадобится.

   А когда я через несколько дней встречал ее с ребенком, то первое, что она мне сказала после обмена любезностями, было:

– Саша, давай назовем ее Нина.

   Конечно, она знала обо всей истории, приключившейся с Бэби, и хотя я преподносил события весьма критически, обаяние Нины Шимовой передалось и ей. Что говорить, если подобные разговоры шли по всей федеральной прокуратуре. Моисеев называл это «эффектом Бонн и Клайда». У меня этот эффект вызывал глубокое раздражение, но, помня о том, что нервные потрясения противопоказаны организму кормящей матери, я подумал и согласился.