Текст книги "Кровная месть"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

15

   Дроздов появился только во вторник, когда нетерпение начальства достигло высшей точки. Он позвонил мне прямо из аэропорта, и я направил за ним нашу служебную машину. За это время я со своей бригадой перерыл невероятную массу бесполезного материала, и все без ощутимого результата. Результат ожидался лишь от разработки краснодарского следа.

   – Ну и погодка у вас, – заявил Дроздов, появляясь в моем кабинете. – То ли дело на югах, красота!..

   Костя Дьяконов из городской прокуратуры в это время сидел у меня, мы обсуждали дальнейшие ходы, и с его точки зрения появление милицейского пентюха, каким представился ему Дроздов, положения не спасало. Мне пришлось наскоро ознакомить его с краснодарским материалом, и только после этого он включился в работу как настоящий исследователь, а не созерцатель.

   Итак, за прошедшее время из рядов краснодарской милиции были уволены или переведены на другое место службы пятнадцать человек, достаточно близко знавших капитана Ратникова. Пятерых из них Дроздов раскопал и отбросил на месте ввиду бесперспективности. Двое успели погибнуть, благо в рядах органов внутренних дел это теперь не сложно. Из восьмерых оставшихся трое продолжали службу в городах России, один уехал на Украину с целью постоянного проживания, еще один с той же целью уехал в Германию. Интерес для следствия представляли оставшиеся трое. Один из них мне показался особенно перспективным, капитан-оперативник, любитель лихих атак, ранее отличавшийся необычайной решительностью при задержании особо опасных преступников. Он ушел из органов через месяц после убийства Ратникова, то есть успел найти только одного Щербатого. Остальных он разыскивал без прикрытия милицейского мундира, если это, конечно, был он. Второй был менее выразителен, из рядов его уволили за злоупотребление алкоголем, зато именно он на похоронах клялся найти и отомстить убийцам. Дроздов считал это существенным, но я не слишком верил пьяным клятвам. Наконец третий был самым молодым из троицы подозреваемых, он был как бы учеником капитана Ратникова, и хотя ни в чем не клялся да и в оперативной работе отметиться не успел, но основания для преследования убийц у него были.

   – Капитан Кудинов, – рассказывал про первого Дроздов, – по предположениям проживает в Москве и работает в частном агентстве. Капитан Букин, который пьяница, завербовался на работу на Север. Впрочем, это предположение соседей. Наконец, лейтенант Сорокин пошел наемником в Карабах.

– Как я понимаю, это все слухи, и не более.

   – Так точно, – отозвался Дроздов. – Я привожу их как деталь в расследовании. Если правда про Кудинова, то ему легче других было бы обслужить клиентов. Трое последних обнаружены на территории, близкой к столице.

   – Красиво излагает, собака, – произнес Костя Дьяконов со вздохом.

   – Мог и Букин пойти по скользкой дорожке, – заговорил Дроздов, обнаружив благодарного слушателя в лице Кости.– Может, почувствовав всю меру своего падения, он именно в этом решил найти свое возрождение?..

   – Хватит, – сказал я. – Ступай к Семенихину и попытайся обработать свой материал на их машине. У них есть какая-то система идентификации, может, и сработает.

Дроздов ушел, а Костя спросил меня:

– Не слишком ли ты уповаешь на эти ящики?

   – Дорогое оборудование, – сказал я. – Нечего ему простаивать.

   В тот же день к вечеру Грязнов нашел искомого Люсина, последнего представителя заветной восьмерки. Когда захочет, Слава работает с фантастическим везением. Прежде всего он обнаружил московских знакомых Люсина, тоже каких-то аферистов, ныне процветающих на ниве приватизации, и под угрозой расследования их коммерческой деятельности вызнал у них, что гражданин Люсин решительно порвал с прошлым до того, что даже поменял фамилию, имя и отчество. Под легким нажимом они вспомнили новые реквизиты гражданина Люсина, и после дополнительного расследования выяснилось, что наш Люся спокойно себе работает не где-нибудь, а на брянской таможне Поздно вечером Грязнов явился ко мне домой и предложил немедленно отправляться в Брянск. Срочность эта диктовалась тем, что наутро его вызывали к министру с отчетом по делу об убийстве Кислевского. Я с ним согласился, сообщил об отъезде дежурному прокурору Генпрокуратуры, и мы уехали с Киевского вокзала ночным поездом.

   Настроение было такое, будто мы идем по горячему следу. Можно было сомневаться в Кудинове или Букине, но что это один из трех, сомневаться не приходилось. Нам казалось, мы вытянули счастливую карту, оставалось только получить свой выигрыш.

   Гражданина Люсина, или, как он именовался в новой жизни, Луценко, мы обнаружили утром на месте постоянного проживания. Он как раз завтракал, когда мы вошли. Внешне выглядел очень респектабельно, с ним жила женщина, представившаяся женой, и вообще все было так прилично, что мы не решились разоблачать Люсю в атмосфере семейного благополучия. Разговор мы начали, выйдя на улицу.

   – Я уже понял, – кротко сказал Луценко после первых же наших слов. – Вы ко мне по прошлым делам, не так ли?

   – Да, – сказал я. – Будете ли вы отрицать, что вы Люсин Григорий, кличка Люся?

   – Буду, – проговорил он нерешительно. – Вы должны знать, что свое переименование я провел совершенно официально.

– Что-то у нас это не зафиксировано, – бросил Грязнов.

   – Конечно, – сказал Люсин. – Потому что это радостное событие состоялось на территории Украины. Там это даже поощряется.

   – Простите, – сказал я, – значит, вы являетесь гражданином Украины?

   – Вот этого не надо, – возразил Люсин решительно. – Родину я не предавал. Если они так подумали, то только по ошибке.

Мы переглянулись.

   – Люблю я эти командировки,– сказал Грязнов.– Каждый раз узнаешь что-то новое. И поди-ка придерись, а!..

   – Ладно, Люсин, это ваши проблемы, – сказал я. – Вы нам нужны как свидетель. Конечно, не все так думают, но, поскольку обвинение в убийстве вам не предъявлялось, вы проходите по делу как свидетель. Я имею в виду дело об убийстве капитана Ратникова в Краснодаре. Лицо афериста помрачнело.

   – Позвольте полюбопытствовать удостоверением? – спросил он отчужденно.

   Я дал ему удостоверение, он внимательно его осмотрел. Крякнул и вернул, виновато скривившись.

   – Я только на всякий случай. Моя нынешняя работа учит бдительности, знаете ли... Вы говорите, в Краснодаре? Между прочим, прекрасный город. Там, на Кубани, теперь открываются большие возможности.

– Почему же вы оттуда уехали?

   – Как вы понимаете, не по своей воле, – со вздохом отвечал Люсин.

– А по чьей?

   – Был там один жуткий мерзавец по кличке Щербатый, – стал рассказывать Люсин. – Он меня терроризировал. Просто проходу не давал!

   – Не надо гнать туфту, Люсин, – сказал Грязнов. – Ты уехал после убийства Щербатого. В деле есть твой допрос.

   – В самом деле?– переспросил Люсин.– Значит, я что-то путаю.

   – Послушайте, Люсин, – вмешался я, – вы верите, что мы можем значительно осложнить вашу жизнь?

– Верю, – тотчас ответил Люсин.

   – Поэтому давайте начистоту. Что произошло в тот вечер?

   – Это было так давно, – стал ныть Люсин. – И потом, я все уже рассказывал следователю. Я не понимаю, что вы от меня хотите.

   – Так, – сказал Грязнов. – Ладно, Саша, оформляй задержание. Я сам буду его конвоировать.

– Но у вас нет оснований! – вскрикнул Люсин.

   – У нас есть основания, – сказал я. – Речь идет об особо опасном государственном преступлении. Не мне вам рассказывать, как нетрудно сейчас засадить в кутузку любого человека, тем более того, против которого есть улики. А против вас улик предостаточно! Так будете рассказывать?

– Конечно, буду, – буркнул Люсин.

   ...В тот вечер собравшаяся компания вовсе не представляла собой дружный коллектив собутыльников. Одна половина собравшихся угощала другую половину. Первая половина – местные шулера и аферисты, а вторую составляли люди дела, уголовники насильственного уклона. Это была попытка объединить усилия в совместном противостоянии хаосу. Володя Райзман мыслил себя лидером, он надеялся организовать солидный рэкет, и мысли у него были подходящие. Ашот Маркарян брал на себя производственную сферу, а Люсин устремлялся в просторы биржевых спекуляций. Им нужно было солидное прикрытие, и они собирались прикрыться ребятами Щербатого. Все шло к согласию, когда на вечеринке появились незнакомцы. Двое серых, неприметных молодых парней, которые представились Щербатому, назвав несколько имен уголовных авторитетов. Казалось, они заявились только для того, чтобы посидеть у огонька и выпить на халяву. Как бы не так! Люсин сразу почувствовал с их стороны волну недоброжелательности. Он бы с радостью ушел, но это было невозможно. Новые парни как-то быстро оказались лидерами компании, и с их стороны стало ощущаться жесткое давление. Одни уголовники ничего не замечали, привыкшие к такой форме отношений. Наконец возникла тема милицейского расследования капитана Ратникова, который как раз копал и под Володю Райзмана, и под Анюта. После разговоров о том, какой негодяй этот самый капитан, кто-то из вновь пришедших сказал, что капитан этот нынче в своем доме за городом, и хорошо бы было его проучить. Все дружно поднялись и отправились на трех машинах за город – проучить капитана. Никто ясно себе не представлял, во что это может вылиться. Лично он, Люсин, полагал, что все ограничится угрозами. Но вышло иначе.

   Парни эти были почему-то очень злы на несчастного капитана. Сначала они действительно его только пугали, требуя от него чего-то...

   – Стоп! – сказал я. – Тут очень важный момент. Чего они от него требовали?

   – Я не очень понял, – признался Люсин. – Речь шла о том, что он куда-то влез, куда ему влезать не следовало. Кажется, они от него что-то требовали.

– Бумаги, вещи, драгоценности? – спросил я.

   – Что-то такое необычное, – сказал Люсин. – Я перепуган был до смерти, не запомнил.

А дальше началось ужасное. Один из парней стал колоть ножом сына капитана. Сначала только пугая, а потом очень серьезно. Остальное Люсин помнил плохо: хохотал Щербатый, хрипел чего-то капитан, плакали и кричали дети. Потом Люсина увели в машину и увезли. Так для него все кончилось в тот вечер.

– Но продолжилось потом? – спросил я.

– Да, – вздохнул он.

   Уже на другой день после этого ужаса его навестил Володя Райзман и объяснил, что парни, которые втянули их во всю эту заваруху, очень крутые. Что дело это надо забыть как можно скорее, а еще лучше и вовсе свалить. Если дойдет до серьезных разборок, они грозят перестрелять всех свидетелей. Этой же теме был посвящен вечерок в загородном ресторане, где помимо жуликов был и Олег Арбузов по кличке Жбан, тоже присутствовавший на памятной вечеринке. Жбан рассказал, что Щербатый говорил об этих парнях как об очень деловых, но в то же время выходило, что это заезжие исполнители и задерживаться в Краснодаре они не собирались. Однако расследование шло серьезное, и участники дела долго еще чувствовали себя неспокойно, не решаясь предпринимать что-либо. Лишь после убийства Щербатого они сообразили, что расправа началась, и, не сговариваясь, бросились в разные стороны.

   – Так можете вы меня обвинить в том, что я поменял имя?– спросил Люсин, напрашиваясь на сочувствие.– Учтите, до меня дошло, как они поступили с Колей Савельевым и Пеплом.

   Я знал, о чем он говорит. Николай Савельев и Андрей Овчинников, по кличке Пепел, были первыми жертвами «Макарова» в районах ближней досягаемости. Он еще не знал о гибели Жбана и остальных.

   – Я не очень понимаю, почему они вас преследуют, – заметил я. – Дело давно прекращено, да и знаете вы не так уж много.

   – Я тоже не понимаю, – сказал Люсин. – Но что это меняет? Мы ничего не понимаем, а они нас стреляют.

– Вы твердо убеждены, что это те самые крутые парни,

Да?

   – Еще бы не убежден! – сказал он. – Вы извините, но я их видел. Это двое профессиональных убийц, у них в глазах пустота.

– Но они не были знакомы ни с кем из вас?

   – За всех не ручаюсь, – сказал Люсин. – У меня было подозрение, что Щербатый их знает. Когда он попытался поприветствовать их, они сразу начали представляться, чтобы он знал, что они пришли под другими именами. Это уловил не только я, даже Жбан почувствовал. Но он говорил, что Щербатый боится их не меньше нашего.

   – Вы сказали, они начали представляться,– обратил внимание Грязнов. – Что-нибудь вспоминается или как?

   – Это был набор каких-то кличек, – объяснил Люсин. – Дескать, тебе передавали поклон такие-то и такие-то. Ничего не запомнилось.

– Ладно, Люсин, – сказал я. – Как будем дальше жить?

   – Честно, – сразу ответил Люсин. – Я ведь уже полгода как Луценко.

   – А как вы на таможне оказались? – спросил Грязнов, посмеиваясь.

   – Через друзей,– сказал Люсин.– Надеюсь, вам не нужны фамилии? У меня так много друзей, что я их постоянно путаю.

   – Не заблуждайтесь, Григорий Яковлевич, – сказал я. – Меня вовсе не умиляет ваша житейская ловкость. Уверен, что здесь тоже есть в чем покопаться. Но мне некогда, и я оставляю, вас на месте без последствий. Имейте в виду, я сильно надеюсь на ваше сотрудничество.

   – И правильно делаете, – серьезно кивнул Люсин. – На меня можно положиться. Кстати, вам машина шифера не нужна?..

Грязнов лениво потянулся, оглядываясь вокруг.

   – Хорошие у вас места, – сказал он. – Остаться, что ли, разобраться с этой машиной шифера, а?

– Я пошутил, – деланно улыбнулся Люсин.

   – Сидите здесь и не вздумайте дергаться, – предупредил я. – Я не буду ничего сообщать местным органам, но контроль будет налажен, имейте в виду.

   – Как говорит наш Дроздов, вы у нас на дискете, – подсказал Грязнов.

   – Как вы сказали? – неожиданно заинтересовался Люсин.

– Это шутка, – объяснил Грязнов.

   – Да, я тоже веселый человек, – согласился Люсин. – Так вот вам мой подарок в дорогу, господа. Эти парни требовали у Ратникова какую-то дискету. Честное слово, понятия не имею какую.

16

   В один из ближайших дней Нина зашла в квартиру Леши спросить о его самочувствии. Леша не вставал с кровати и крикнул, чтоб открывали и входили. Нина вошла, и он, увидев ее, даже позеленел.

   – Ты чего пришла? – закричал он хрипло. – Ты знаешь, что мне врач сказал? У меня яйца как арбузы распухли!

– С чего бы это? – сказала Нина равнодушно.

   – Ну вот, она еще издевается, – простонал Леша. – Ты думаешь, я шучу? Да я без пяти минут инвалид, садюга ты долбаная!..

   – Леша, мне плевать на твое состояние, – сказала Нина. – Я бы не заплакала, даже если бы ты умер. Я тебя предупреждала и повторяю предупреждение.

   – Слушай, ты! – закричал он. – Да мне посадить тебя ничего не стоит! У меня уже и справка есть, и мент знакомый...

   Нина пожала плечами и вынула из рукава плаща резиновую дубинку. Леша побледнел и пролепетал:

– Ты что, больная? Прикончить меня хочешь, да?.. Она ткнула дубинкой ему в живот и сказала:

   – Ты козел, Леша! Ты не хочешь понимать нормального языка. После того что вы со мной сделали, я бы должна тебя убить. И я тебя убью, когда мне этого захочется, понял?

– Ладно, ладно, остынь, – пробормотал он испуганно. Нина кивнула и резким ударом дубинки разнесла на мелкие кусочки стоявший на тумбочке небольшой магнитофон. Леша крякнул, но не произнес ни слова. Похоже, он бывал в подобных ситуациях и понимал, что ему лучше заткнуться.

Нина наклонилась, похлопала его по щеке и сказала:

– Выздоравливай.

   Это был своего рода психологический экзерсис, проверка формы, и, вернувшись домой, Нина не могла сдержать довольной улыбки. И хотя она безжалостно ломала психологию другого человека, он не вызывал в ней чувства сострадания. Достаточно было вспомнить, как они ее терзали, и это исключало всякое сочувствие.

   Паузы между делами всегда тяготили ее, и она заполняла их посещениями кинотеатров, выставок, концертов. Ее тянуло в толпу, в коллективные переживания, она насыщалась и коллективным смехом, и общей болью. Бывало, она шла в дома престарелых или больницы, разносила конфеты, печенье, сладости. Она пыталась вызвать в себе чувство жалости, но старики всегда раздражали ее, казались ей неблагодарными эгоистами, и на продолжительную благотворительность ее не хватало. Иногда она заходила в церковь, покупала сразу кучу свечей и ставила куда попало. В эти моменты она казалась себе верующей, на глазах ее появлялись слезы умиления, и лики с икон смотрели на нее с пониманием. Но подставить другую щеку она не могла, и после недолгого пребывания под сенью образов она спешила на улицу, чувствуя облегчение в осязании грешного мира.

   Иногда она представляла себя потерявшейся девочкой, сидела в зале ожидания на вокзале и страдала от своей брошенности. В каком-то смысле это было правдой: оставленная без дела, она действительно оказывалась в космическом одиночестве, и лишь наличие Ани дома немного разгоняло непроходимую тьму. И когда в таком состоянии ее застала сомнительной внешности девица с синяком под глазом, предложившая хрипло: «Что, подруга, вмажем слегка?» – Нина подумала и согласилась.

   Девица привела ее в закуток за продовольственным магазином, взяла с нее деньги и на время исчезла. Рядом трое забулдыг распивали свою не первую порцию и оживленно беседовали, широко используя популярные выражения. Нина не успела испугаться, как вновь появилась девица, принесшая бутылку вина и два бумажных стаканчика.

   – Ну давай, – предложила она, разливая вино. – Тебя как зовут?

– Аня, – сказала Нина.

– А меня – Вера. Будем знакомы.

   Вино было мерзкое, крепкое, и, выпив стакан до дна, Нина передернулась от отвращения. Подруга ее скривилась еще пуще.

– Ух, – сказала она. – Зараза!.. Закуси, Анюся.

   Она протянула ей кусок мягкого белого хлеба. Нина взяла и стала жевать. В голове у нее поплыло, настроение сразу поправилось, мир вокруг показался веселым и занятным.

   – Третий день не просыхаю, – сообщила девица. – Вчера кто-то фонарь навесил, так я и не помню кто.

– С чего ты гуляешь? – спросила Нина участливо.

   – А хочется, – усмехнулась Вера. – Сама-то ты тоже не шибко радостная.

   – Теперь я радостная, – усмехнулась Нина. – А еще по одной вмажем, так я и петь начну.

Вера поняла ее по-своему и налила еще по стакану.

– С мужиками как? – спросила она.

– Чего – как?

   – Имеешь дело? У меня есть один кобель на примете, но его кормить-поить надо. Если хочешь, я звякну.

   – Хорошая мысль, – улыбнулась Нина, подняв кверху палец. – Я подумаю...

– Резче думай, – сказала Вера. – Поехали.

   Нина чокнулась с нею бумажным стаканчиком и чуть выплеснула вина на землю. Вера выругалась и тремя глотками выпила свое вино. Нина рассмеялась и опрокинула свой стаканчик, вылив все на землю.

– Ты чего, дура! – рявкнула Вера. – Зачем губить-то?..

   – Чего хочу, то и делаю,– отвечала Нина бесшабашно. – Слушай, Вера, а пошли в «Славянский базар», а? Только я не знаю, где это.

Вера радостно рассмеялась.

   – Ты чего, богатая, да?.. Так подкинь мильончик на бедность.

   – Фиг тебе на бедность, – сказала Нина. – Пропьешь все, стерва синюшная. Говорю тебе, пошли в кабак! Я угощаю.

   – Все, идем, – сказала Вера согласно. – Только давай по-людски, добьем пузырь, и вперед. Ага?

– Наливай, – согласилась Нина.

   Они выпили еще по стаканчику вина, и Нине стало плохо. Вера услужливо поволокла ее куда-то, потом толкнула, и Нина покатилась по ступенькам. Очнулась в полной темноте, испугалась и стала кричать, звать на помощь. Через некоторое время послышались чьи-то голоса, ее осветили фонариком, потом потащили наверх. Она не очень понимала, что с ней делают, до тех пор, пока не оказалась в отделении милиции. Здесь она быстро стала трезветь и на вопросы дежурного отвечала уже почти связно. Вот ее паспорт, вот прописка, только вот сумочка куда-то исчезла... Ничего значительного там не было, косметичка, ключи от квартиры, кошелек. Нет, денег было немного. Тут она вспомнила про Веру, стала соображать, что к чему, но дежурному рассказывать не стала. Пусть порадуется пьянчужка.

Домой она вернулась почти в полночь, и Аня уже лежала в постели. Поднимаясь на ее звонок, Аня перепугалась, долго спрашивала, кто пришел, потом открыла дверь на цепочку, и только после этого, заохав и запричитав, впустила хозяйку домой. Раздеваясь в прихожей с ее помощью, Нина ругала ее разными оскорбительными словами, в основном напирая при этом на ее извращенные влечения, но потом, когда обиженная Аня плача спряталась в кровати, Нина пришла, ухмыляясь, склонилась над нею и спросила:

– Значит, ты моя, да?

   – Да, – дрожащим голоском ответила Аня. – Возьми меня, если хочешь...

Нина грубо икнула и пробормотала:

– Если бы я еще знала, как это делается!.. Спи, курва. Сама она ушла в ванную и попыталась привести себя в чувство. В комнату вернулась вся мокрая и упала на кровать поверх одеяла, заснув мгновенно. Некоторое время Аня испуганно прислушивалась к ее дыханию, а потом принялась раздевать ее, чтобы уложить нормально. Стянула мокрый халат, столь же вымокшую комбинацию, сняла белье. Нина лежала перед нею голая и беззащитная. Аня утробно заурчала и жадно прильнула к ней...

   Наутро Нина была в подавленном состоянии, а Аня, напротив, светилась от радости.

– С чего это ты напилась? – спрашивала она весело.

   – Из познавательного интереса, – сказала Нина. – Слушай, я как себя вела?

   – Прекрасно, – сказала Аня, смеясь. – Ты была нежна и пленительна.

– Приставала, что ли? – не поняла Нина.

   – Не то слово, – отвечала Аня. – Я и не подозревала, что в тебе столько энергии. Ты меня просто изнасиловала!..

Нина посмотрела на нее с подозрением.

   – Стоп, стоп, стоп, – сказала она. – Кто кого изнасиловал? Слушай, рожа помойная, ты что, опять меня вылизывала?

Аня посмотрела на нее с шутливым удивлением.

   – Как можно, что ты! Это же противоречит моральному кодексу строителя коммунизма.

   – Если я тебя еще поймаю, – сказала Нина сипло,– ноги повыдергиваю.

– Сначала поймай, – отвечала Аня бойко.

– Я не шучу, – предупредила Нина.

   – А я тоже не шучу, – отвечала Аня уже не столько весело, сколько надрывно, – да, я тебя целовала, и что? Выгонишь меня? Убьешь?.. Давай!..

Нина мрачно отпила глоток воды и покачала головой.

   – Слушай, – сказала она. – Может, тебе к врачу обратиться?

   – К врачу?– Аня истерично засмеялась.– К какому врачу?

   – Ну к психиатру, наверное, – пожала плечами Нина. – Это же ненормально!

   – Не говори глупости, – раздраженно ответила Аня. – Это исключение, да, но ничего ненормального тут нет. Существует определенный процент людей с тонкой психикой, которым обычные формы отношений не подходят.

   – Хорошо, у тебя тонкая психика, а я при чем? – спросила Нина.

   – А что тебе от моей ненормальности? – пожала плечами Аня. – Я ведь тебя не трогаю. Это все внутри...

   – Как же, внутри, – буркнула Нина. – Трешься постоянно, как кошка. По ночам спать спокойно не даешь. Ведь дождешься, выгоню я тебя! Тем более Леша уже настроен переезжать.

Губы у Ани задрожали, на глазах появились слезы.

–     Зачем ты так? Я же люблю тебя!.. Нина покачала головой, усмехаясь.

   – Дура ты, Анюта. Ладно, ступай на работу, а то опять выговор схлопочешь.

   Аня ушла, а Нина упала на кровать, положив полотенце на голову. Проблемы Аниной психики мало волновали ее, и даже извращенные устремления уже не вызывали в ней первичного брезгливого отторжения. Это была дуреха Анютка со своими дурацкими проявлениями вроде неискоренимой способности бить посуду и рыдать по малейшему поводу. Она превращалась для нее в домашнее животное вроде кошки, которую можно было время от времени гладить, держа на руках, но порою следовало и наказывать. Но вчерашняя история смущала ее неожиданным срывом. Удачный финал подзаборной пьянки был чистой случайностью, и вела она себя при этом недопустимо легкомысленно. Эти паузы ее только расхолаживали.

   Она заставила себя подняться, одеться и начать действовать. Пропажа сумочки не являлась большой трагедией, но принципиально она не должна была допускать с собою такого обращения. У нее было сухо во рту, кружилась голова, ныли суставы, и в желудке совершалось неприличное бурление, но она шла на место вчерашней встречи, как будто там ее ждало освобождение от всех этих неприятностей.

   Зрительная память не подвела ее. Она нашла магазин, тот дворик, где они выпивали с Верой, даже определила, где располагалась вчерашняя соседняя компания забулдыг. Время было раннее, она села на ящик и стала ждать. Милицейский опыт говорил ей, что эта задрыга должна появиться здесь с целью похмелиться.

   Прошло около часу, и немало смурных и перекошенных физиономий прошли мимо нее, прежде чем появилась вчерашняя Вера. Она была не одна, с нею был какой-то субтильный юноша в очках.

– Здорово, – сказала ей Нина, шагнув навстречу. Вера остановилась, словно натолкнулась на стену.

   – Э, Анечка!.. Здорово, милашка!.. Куда это ты вчера отвалилась?.. А я вот кадра подцепила, студента!

– Здравствуйте, – промямлил студент.

   – Значит, так, – сказала Нина, – деньги, которые там были, можешь оставить себе, но сумочку отдай. Иначе я тебя, гадину, на полоски разорву.

– Что происходит? – не понял студент.

   – Помолчи, – сказала ему Вера, отмахнувшись. – Значит, ты меня на полоски разорвешь, да? Ты знаешь, сучара, что я с тобой сделаю?..

– Девочки, вы чего? – испугался студент.

   Вера решительно отодвинула его и шагнула к Нине. Та не стала дожидаться, ударила ее ногой по голени и, когда Вера, охнув, согнулась, ухватила ее за волосы. Для начала слегка ткнула ей коленкой в физиономию, потом спросила:

– Что ты сказала, я не расслышала?

– Пусти, – выдавила Вера.

   Нина отпустила ее, и та распрямилась, вытирая лицо рукой.

   – Ты что же, дуреха, думаешь, я их коллекционирую, – сказала она. – Выбросила я ее сразу же... Иди поищи вон в том ящике.

   – Мне почему-то думается, ты сама хочешь поискать, – сказала Нина, посматривая на нее настороженно.

Вера не стала возражать, пошла к мусорному ящику, на который указала. Наклонившись, подняла палку, и Нина отошла на шаг.

– Ну-ка не дури!

– Что я, рукой там копаться буду? – хмыкнула Вера.

   С постным выражением лица она поковырялась в мусоре, и таки выковыряла оттуда грязную и помятую Нинину сумку.

–Эта?

   Нина взяла сумку, осторожно раскрыла ее и вывернула на асфальт. Оттуда выпали ключи, косметичка, носовой платок и даже кошелек. Пустой, конечно. Нина все это бережно подобрала под насмешливым взглядом Веры и испуганным – студента.

   – Ничего не пропало? – спросила Вера, поигрывая палкой.

   – Кое-что пропало,– сказала Нина.– Выпало, наверное.

– Так поищи, – с улыбкой предложила Вера. Нина холодно улыбнулась в ответ.

– Я думаю, ты это сделаешь лучше.

   Она резко заломила ей руку за спину, ткнула головой в мусорный ящик и, подхватив за ноги, опрокинула ее туда, так что лишь болтающиеся ноги торчали наружу да доносились изнутри какие-то сдавленные стоны.

– Да зачем же так? – чуть не плача говорил студент.

   – А иначе не получается, – отвечала Нина, тяжело дыша после немалого физического усилия.

   Вера выбралась из мусора, вся облепленная картофельными очистками, яичной скорлупой и шелухой от семечек. Она плевалась и ругалась, а рядом заливисто хохотал, хлопая себя руками по ляжкам, беззубый небритый алкаш.

Нина тоже улыбнулась, повернулась и ушла.