Текст книги "Век"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Огастес буквально побагровел от гнева:

– Как ты смеешь так говорить со мной?

– Я должен был сделать это давным-давно.

– Ты неблагодарный...

– Знаю: «воп», «итальяшка», «макаронник» – выбор богатый.

– Если уйдешь из банка, я сделаю так, что ты никогда не сможешь получить работу на Уолл-стрит!

– Тогда я куплю тележку, и по вашему клубу пройдет восхитительный слух, что приемный сын Огастеса Декстера торгует апельсинами и бананами в Маленькой Италии.

– Так ты меня шантажируешь? – прогремел Декстер.

– Возможно. Согласитесь дать ссуду Вольпи, и я забуду все, что здесь было сказано. Или по крайней мере не повторю за стенами этого кабинета.

Огастес заставил себя успокоиться. Виктор почти с интересом наблюдал за мучениями тщеславного банкира. Наконец старик схватил прошение о ссуде и на место прежней резолюции вписал другую. После этого швырнул бумагу Виктору:

– Вот, черт тебя побери, я разрешил выдать ссуду. Но если Вольпи ее не вернет, виноват будешь ты!

Виктор посмотрел на надпись, сделанную банкиром: «Одобряю. О. Д.», и убрал кулаки со стола.

– Он выплатит, – сказал он спокойно. – Я передумал уходить. Всего доброго... отец.

Он направился к двери.

– Виктор!

Он остановился и обернулся.

– Подойди сюда на минутку.

Он вернулся к столу:

– Сэр?

Огастес боролся с собой. С огромным трудом он преодолел себя и сказал:

– Садись.

Виктор снова сел. Пауза длилась довольно долго. Потом Огастес произнес:

– У тебя когда-нибудь возникал вопрос, как я начал свое дело?

– Вы заработали деньги на бирже.

– Верно, но ты не знаешь, откуда у меня взялись деньги для игры на бирже. Никто не знает, даже твоя мать. Я никому не рассказывал, потому что, откровенно говоря, стыжусь. Во время войны я украл в Джорджии драгоценности и золотые часы, которые позже продал в Нью-Йорке за сорок тысяч долларов. Точнее, не украл, а купил у старого негра за тридцать долларов, но это равносильно краже. Ты удивлен?

– Немного. Больше всего меня удивляет, что вы мне об этом рассказали.

Огастес откинулся назад.

– Я поступил так, потому что мне импонирует твое мужество, Виктор. Даже когда я совершенно не согласен с тобой, мне нравится, что ты отстаиваешь свою точку зрения. У меня всегда было перед тобой преимущество, но теперь ты знаешь, что я начинал как воришка, и это, возможно, несколько уравнивает наше положение. – На лице банкира появилась слабая улыбка. – Надеюсь, с этих пор мы сможем устраивать настоящие потасовки.

Виктор рассмеялся:

– Я тоже. И мне по душе с вами бороться.

– Хорошо. – Огастес нахмурился. – После твоего отъезда в доме стало ужасно тихо, есть ли хоть какой-нибудь шанс, что ты вернешься?

Виктор колебался. К его собственному изумлению, мысль о том, что по нему кто-то скучает, очень его тронула.

– Я еще не думал об этом, сэр.

– Как бы то ни было, не забудь о дне рождения своей матери в следующую среду. На обед соберутся все члены семьи. Элис будет очень больно, если ты не придешь.

– Я обязательно приду. Я не забуду, – пообещал Виктор, вставая, и добавил: – А Люсиль приедет из Вассара?

– Да, надеюсь. Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно, сэр. Всего доброго и спасибо за ссуду.

Он покинул кабинет и вышел на улицу.

* * *

– За Виктора! – С этими словами доктор Диффата поднял стакан кьянти, и около дюжины других итальянцев, сидевших за обеденным столом в доме доктора, встав, присоединились к его тосту. – За нашего жильца, который прекрасно говорит по-английски, который помог Сальваторе взять в банке ссуду!

– Салют! – хором крикнули остальные и выпили.

У Виктора, сидевшего между Джанни Диффатой и его отцом, хватило такта вести себя скромно. Но он был доволен.

Когда все сели, он поднялся и оглядел стол. Среди гостей были: Сальваторе Вольпи, маленький жилистый человечек, пьяный не столько от вина, сколько от радости по поводу получения ссуды; рядом – такая же жилистая жена Вольпи Тереза; за ней дородный, с огромными кулаками, Пауло Назоне из Неаполя, владелец маленькой строительной фирмы; его жена, толстуха Аннунциата, которая весь обед бросала на Виктора чересчур ласковые взгляды; падре Луиджи Санторе, пастор маленькой церкви Святой Розалии возле военной верфи, расположенной в самом сердце бруклинской Маленькой Италии; professore[20] Примо Гонзага, кругленький преуспевающий адвокат, чей интерес к улучшению финансового положения его друзей-иммигрантов носил отнюдь не бескорыстный характер, поскольку бедные не могут оплачивать услуги адвокатов; его жена Каролина и двое друзей Джанни – девятнадцатилетний Марко Фоско и семнадцатилетний Малыш Винни Тацци. Все они ели в изобилии приготовленную превосходную стряпню миссис Лукарелли и пили много кьянти доктора Диффаты.

– Друзья мои, – обратился к собравшимся Виктор. – Я не мастер произносить речи. Поэтому скажу Сальваторе только одно: пусть процветает твоя бакалейная лавка!

Он поднял стакан, и все присутствовавшие воскликнули хором:

– Buona fortuna[21]!

Сальваторе опять вскочил, на этот раз бросившись, огибая стол, к Виктору.

– Друзья! – закричал он по-итальянски. – Пусть все знают! Я, Сальваторе Вольпи, никогда не забуду, как мне помог ты, Витторио! Никогда! Если тебе понадобится моя помощь, скажи, что я могу для тебя сделать, и я сделаю это. Все, что угодно! Сальваторе Вольпи честью клянется: все, что угодно!

Подойдя к Виктору, этот бакалейщик из Калабрии, которому был тридцать один год, к смущению юноши, поклонился ему, потом обнял и расцеловал.

– Чертов герой, – ухмыльнулся Джанни Диффата, идя с Марко Фоско, Малышом Винни Тацци и Виктором по освещенной газовыми фонарями улице. Когда обед закончился, Джанни уговорил Виктора пройтись с ними за компанию. Вечер был по-весеннему ясен и прохладен, и Виктор ничего не имел против прогулки на свежем воздухе. Но Джанни Диффата не привык разгуливать без цели. «Интересно, что он задумал», – терялся в догадках молодой сицилиец.

– Professore уже поговаривает, что тебе надо заняться политикой, – продолжал Джанни по-итальянски. – Как тебе это, Марко: наш Виктор – конгрессмен или даже президент?

– Да, – согласился Марко, здоровенный сын булочника, даже после бритья выглядевший заросшим щетиной. – Президент Виктор Декстер. Будет всех кормить салями в Белом доме.

Трое юношей рассмеялись, но на лице Виктора появилось скучающее выражение.

– Во-первых, – сказал он, – политика меня не интересует. А во-вторых, даже если бы интересовала, я не смог бы стать президентом, потому что родился в другой стране.

– Тогда поменяй этот проклятый закон, – предложил Джанни.

– В-третьих, тебе следует говорить по-английски.

– Я люблю говорить по-итальянски. Ты мог бы перестать меня воспитывать.

– Уже перестал. А в-четвертых, я устал и хочу спать. Я возвращаюсь назад.

– Нет, не возвращаешься, – возразил Джанни, беря его за руку, – у нас с Марко и Малышом Винни свои планы на этот вечер.

Марко схватил Виктора за другую руку, и, хотя оба юноши держали его не слишком крепко, Виктор подумал, что попытка вырваться только осложнит дело. Джанни то и дело хвастался, что участвовал в драках, чаще всего с «моками» – евреями в Вильямсбурге. Что касается Малыша Винни, то Виктор видел, как в матче по боксу, устроенном месяц назад Сицилийским союзом, этот парень, ростом всего пять футов два дюйма, расправился с соперником на полфута выше. В последнее время Виктор уже с трудом выносил Джанни. Поначалу молодому сицилийцу казалось, что сын добряка и умницы доктора Диффаты не может быть таким законченным болваном – это было бы просто издевательством над природой, – но за три месяца знакомства Виктору не удалось обнаружить у Джанни никаких качеств, которые возмещали бы его недостатки, за исключением добродушного юмора, впрочем довольно грубого. Все попытки повлиять на Джанни высмеивались или игнорировались им. Его интересовали только еда, выпивка, девушки и драки.

– Хорошо, что у вас за план? – спросил Виктор.

– Мы хотим показать тебе наш клуб. Ты ведь не знал, что у нас есть клуб, верно? Этакое ответвление от Сицилийского союза. Пошли, здесь недалеко. Уверен, тебе понравится.

Они отпустили Виктора, и все четверо двинулись дальше.

– А что это за клуб? – поинтересовался Виктор.

– Своего рода братство, но только для нас, итальянцев. Если понравится, можешь вступить и ты.

– Твой отец знает об этом?

– Чем меньше мой старик знает, тем меньше волнуется. И не вздумай ему проговориться, – произнес Джанни небрежным тоном.

– Что будет, если я скажу?

Молодые люди молчали, слышался только стук каблуков по брусчатке тротуара. Потом Джанни ответил:

– Ты ничего ему не скажешь.

– Как называется клуб?

– Названия еще нет.

– К чему вся эта секретность?

Джанни остановился и сказал с раздражением:

– Послушай, Виктор, мы даем тебе возможность к нам присоединиться. Зачем задавать глупые вопросы? Молчи и иди с нами. Посмотри, что к чему, потом, если захочешь, станешь членом клуба, – это будет хорошо. Если не захочешь, тоже неплохо. Единственное, о чем мы просим, – не трепи языком. Ты понял?

– Вполне.

– Тогда пойдем дальше.

Они молча продолжили путь и минут через десять подошли к зданию склада в доках.

– Здесь работает папаша Малыша Винни, – объяснил Джанни. – Он достал нам ключ.

Юноша вытащил ключ, отпер и распахнул дверь. Подождав, пока Марко и Малыш Винни войдут, сделал знак Виктору, чтобы тот последовал за ними. Войдя последним, Джанни закрыл дверь. Грязная масляная лампа освещала проход между тюками, по которому молодые люди пробрались в заднюю часть склада. Там Марко открыл вторую дверь. Виктор увидел контору, освещенную несколькими газовыми горелками. Вокруг овального деревянного стола сидели шесть человек их возраста. Джанни закрыл дверь и со словами: «Это Виктор Декстер, о котором я вам рассказывал. Хороший парень, живет в доме моего отца уже три месяца. Виктор, познакомься с членами клуба» – повел Виктора вокруг стола, представляя сидевшим. Виктор молча пожимал им руки. Затем Джанни придвинул несколько стульев.

– Наш клуб, – сказал он Виктору, когда они сели, – предназначен для лучших времен, пока же у нас особые цели.

– Какие же?

Джанни вытащил из кармана брюк нож и положил его на стол перед Виктором.

– Ты помог Сальваторе Вольпи получить ссуду, и это хорошо. Но скольким еще людям ты сможешь помочь, уговорить своего старика дать им ссуду? Самое большее, двум дюжинам. А нас здесь, в Нью-Йорке, миллионы, и мы, черт возьми, на самом дне. Даже евреи обращаются с нами, как с дерьмом, разве не так?

Виктор пожал плечами.

– К несчастью, да. Так что ты предлагаешь? – Он показал на нож. – Пойти и убить всех евреев в Нью-Йорке?

Джанни ухмыльнулся и оглядел сидевших за столом.

– Неплохая идея, а? – усмехнулся он, и остальные кивнули.

Он снова повернулся к Виктору:

– Я имею в виду, что нам нужно защитить себя и от других врагов тоже, не только от евреев. А словами защититься нельзя. Вот чем занимается наш клуб: мы защищаем себя, своих людей и свою территорию. Это самое главное. Хотя мы делаем и многое другое. Хочешь стать одним из нас?

Виктор оглядел сидевших за столом и спросил:

– Почему всякий раз, когда нас, итальянцев, собирается больше двух, мы первым делом создаем тайную организацию?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что нас влечет к тайным обществам, как пьяниц к спиртному. На Сицилии это мафия. Неужели вы и здесь, в Нью-Йорке, пытаетесь создать мафию?

– Не такая уж плохая идея.

Виктор встал:

– Джанни, я знаю, что творит мафия на Сицилии. Она засадила моего брата в тюрьму на всю жизнь за преступление, которого он не совершал. Как ты думаешь, захочу ли я после этого иметь что-нибудь общее с мафией здесь?

– Никакая мы не мафия! Мы...

– Чем бы вы ни были, идея все та же. Это безумие.

– Безумие? – завопил Джанни. – Когда эти проклятые евреи вышвыривают нас вон из Вильямсбурга? Они заполонили почти весь район, и если никто другой их не остановит, это сделаем мы!

– При помощи ножей?

– Да, черт тебя побери, при помощи ножей! И ружей, и всего остального!

Виктор покачал головой:

– Тогда это хуже, чем безумие. Это глупость.

Малыш Винни Тацци склонился вперед. Со своим почти ангельским красивым личиком, он сошел бы за мальчика из церковного хора, если бы его огромные карие глаза не горели ненавистью к миру, который подавлял его своими размерами.

– Может, ты ножей боишься? – спросил он.

Виктор кивнул:

– Да, боюсь, как и все, у кого есть мозги.

Малыш Винни повернулся к Джанни:

– Ты не говорил нам, что твой друг такое трусливое дерьмо.

– Я и сам этого не знал.

– Нам в клубе поганые трусы не нужны, – сказал Малыш Винни Виктору. – Поэтому лучше уйди.

– Я как раз собирался это сделать.

Он двинулся вокруг стола к двери. Марко Фоско встал и загородил ему дорогу.

– Минуточку, – остановил он Виктора. – Джанни предупредил тебя, чтобы ты не говорил о клубе его старику. Это относится и ко всем остальным.

Он вынул из кармана складной нож, открыл его и поднес лезвие к лицу Виктора.

– Если скажешь кому-нибудь, располосуем твою хорошенькую мордашку.

– Хватит, Марко, – оборвал его Джанни. – Он не проболтается. Он хоть и подлый трус, но paesano[22]. Пусть идет.

Марко сделал шаг в сторону, и Виктор смог подойти к двери. Открыв ее, он оглянулся.

– Можете обзывать меня как угодно, но все вы идете по ложному пути.

С этими словами он вышел.

ГЛАВА 8

Из буфетной, открыв двустворчатую дверь, вышел дворецкий Сирил, а за ним – лакей с серебряным подносом в руках, на котором возвышался праздничный торт с тридцатью шестью свечами. Когда лакей поставил торт перед бледной женщиной во главе стола, сидевшие за ним восемнадцать Декстеров и Эллиотов запели «С днем рождения, дорогая Элис».

– Загадай желание, тетя! – воскликнула Люсиль.

– Да, желание, желание! – хором подхватили остальные.

Загадав желание, Элис набрала в грудь воздуха, чтобы задуть свечи, и зашлась в приступе кашля. Члены семьи застыли в замешательстве, но Элис быстро оправилась.

– Пусть лучше Виктор сделает это за меня, – сказала она со слабой улыбкой.

Обойдя стол, Виктор подошел к приемной матери, задул свечи и со словами: «С днем рождения!» поцеловал ее.

После обеда все перебрались в гостиную, и Элис начала открывать подарки.

– Тебе нравится Бруклин?

– Там интересно.

– А итальянцы дерутся лучше Билла Уортона?

– Скажем, мне бы не хотелось вступать с ними в драку.

– Но ты отлично справился с Биллом! Он с ума сходил от ярости, собирался с несколькими университетскими приятелями найти тебя и как следует вздуть, но птичка уже улетела из клетки. Интересно, куда ты отправился?

Стоявший возле девушки Виктор вспомнил Хористку Дорин и слегка покраснел.

– Э-э... в деловую часть города.

– Достаточно туманное объяснение. А почему ты покраснел? – лукаво улыбнулась Люсиль. – Ты стал таким таинственным – это очаровательно! Бьюсь об заклад, у тебя появилась подружка. Правильно?

– Ничуть.

– Думаю, ты сказал неправду. Ты ведь влюблен, это сразу видно. А она хорошенькая?

– Она красавица.

– Значит, я права: у тебя кто-то есть. Она итальянка?

– Нет.

– Тебе следует привести ее сюда и со всеми познакомить. Кто она?

Он посмотрел на Люсиль и просто сказал:

– Это ты.

У нее широко раскрылись глаза.

На другом конце комнаты приехавший на весенние каникулы из Гарварда Родни Эллиот сидел скрестив ноги, на полу, возле своего младшего брата. Наблюдая за Виктором и Люсиль, он толкнул брата и указал на молодую пару.

– Посмотри-ка на «вопа», – прошептал Родни. – Похоже, он пытается приударить за Люсиль.

– Ты с ума сошел, – проворчал Артур, последний год учившийся в Гротоне. – У Виктора не хватит на это наглости.

– Как бы не так! «Воп» стал меняться. От него можно ждать чего угодно.

– Так, значит, ты любишь меня, – говорила Люсиль полчаса спустя, стоя у окна маленькой, заставленной пальмами оранжереи в задней части дома и разглядывая звезды. – Это, конечно, неправда.

– Нет, правда, – ответил Виктор, стоявший позади девушки, любуясь нежной линией ее шеи, женственным изгибом спины, узкой талией. – Я люблю тебя уже многие годы.

Она обернулась:

– Это было всего лишь увлечение. Наверное, мне надо рассердиться на тебя за то, что ты пытаешься вскружить мне голову. К тому же я практически обручена с Биллом Уортоном.

– Он безмозглый болван, и тебе это известно.

Она рассмеялась:

– Не очень-то лестно ты отзываешься о моем будущем муже!

Он взял обе ее руки в свои:

– Послушай, Люсиль, он тебе не подходит...

– А ты подходишь? – прервала девушка.

Виктор уловил вызов в ее голосе.

– Да, – убежденно ответил он, – я подхожу.

Он обнял Люсиль и поцеловал. Она не сопротивлялась. Ей нравилось ощущение силы, исходившее от его мускулистого тела.

– Я прошу твоей руки, – продолжал он. – Господи, как я люблю тебя, Люсиль... Выходи за меня, а не за Билла... Скажи, что станешь моей женой...

Оттолкнув его, она воскликнула:

– Ты просишь моей руки?!

Предложение вырвалось у Виктора случайно, но он не собирался брать его обратно.

– Да, я прошу тебя стать моей женой!

– Подожди минутку, дай перевести дух! Ты это серьезно? – Девушка подошла к покрашенной в белый цвет железной скамье под пальмами и села.

– Никогда в жизни я не был так серьезен, как сейчас.

– Но ты не успел даже потанцевать со мной и вдруг делаешь предложение! Это невероятно! Кроме того, я не могу выйти за тебя: дядя Огастес наверняка будет категорически против.

– Ну и пусть!

– Но если твое предложение серьезно, как я могу быть уверенной, что ты не увиваешься за моими деньгами?

– Твоими деньгами? – недоверчиво спросил Виктор.

– Мой отец богатый человек. Что же касается тебя, то, хотя мне и не известно содержание завещания дяди Огастеса, я сомневаюсь, что он сделает тебя своим наследником. Поэтому брак со мной был бы для тебя выгоден, не правда ли?

Она понимала, что причиняет ему боль, но ей нравилось это делать.

– Хочешь знать, что я думаю, Люсиль? – ответил Виктор тихо. – Влюбившись в тебя, я сделал самую большую глупость в жизни.

С этими словами он, оставив изумленную Люсиль, вышел из оранжереи. Девушка вскочила и, бросившись за Виктором, остановила его в вестибюле:

– Подожди минуточку, Виктор... Я не хотела тебя обидеть! Просто... Ты никогда меня никуда не приглашал... То есть мы не встречались, и вдруг ты делаешь мне предложение... Это смутило меня...

– Но куда бы я мог тебя пригласить, если, как тебе известно, твои излюбленные места мне не по карману?

– Глупости, ты мог бы повести меня в какой-нибудь недорогой ресторан... Я буду дома еще две недели...

У Виктора отлегло от сердца.

– Как насчет завтрашнего вечера?

– Пожалуй... – Люсиль на мгновение задумалась. На следующий день вечером она должна была идти в оперу с Биллом и его родными, но неожиданно Виктор показался намного интереснее и оперы, и самого Билла. – Хорошо, но только вдвоем. Придется солгать родителям, чтобы они не послали кого-нибудь меня сопровождать, это было бы так скучно! Недалеко от Греймерси-парк недавно открылся один ресторанчик... кажется, он называется «Чез Пол», в нем, должно быть, кормят хорошо и недорого... Давай встретимся там завтра, скажем, в восемь вечера?

Злость Виктора прошла, уступив место волнению.

– Я приду.

– И еще, Виктор, ты замечательно целуешься!

Взяв Люсиль за руку, Виктор повел ее обратно в оранжерею и снова поцеловал.

– Это могло бы стать восхитительной привычкой, – прошептала девушка.

Вдруг позади них кто-то засвистел и захлопал. Виктор выпустил из объятий Люсиль и обернулся: Родни и Артур аплодировали, стоя в дверях оранжереи.

– Продолжай, Виктор! – воскликнул Родни. – Я всегда хотел увидеть, как итальянцы занимаются любовью!

– Родни, – перебила Люсиль брата, – чтоб ты утонул в Гудзоне!

– Но у вас здорово получается! Погодите, вот узнает Билл Уортон... А почему у тебя нет мандолины, Виктор, чтобы спеть Люсиль серенаду? Разве не так поступают в Венеции? Правда, тебе не хватает гондолы...

Первым побуждением Виктора было удавить юнца, но вместо этого он сказал:

– Ты совершенно прав, Родни, жаль, что у меня нет мандолины. Поэтому... Смотри, как поступают влюбленные итальянцы.

Виктор опустился одним коленом на белый мраморный пол, простер к Люсиль руки и запел по-итальянски своим резким баритоном:

Милая Лида!

Рая созданье, луч светлый солнца,

Чудный цветок!

Не зная, стоит ли рассмеяться, Люсиль смотрела на него, завороженная его чудесным безумством.

Ты радость сердца,

Ты упованье, моя царица!

Ты жизнь моя...

Увидишь скоро родное небо,

В своей отчизне ты будешь вновь!

Дам тебе царство, трон и порфиру

И твой венец тебе возвращу,

О-о-о...

Кульминационное «о-о-о» Виктор пропел, жестикулируя с преувеличенной страстностью третьеразрядного итальянского тенора. Теперь уже Люсиль хихикала, но весело стало и ему самому.

Милая Аида,

Рая созданье, луч светлый солнца,

Чудный цветок!

Ты радость сердца,

Ты упованье, моя царица!

Ты жизнь моя...[23]

Молодой сицилиец поднялся с колена, театрально поклонился корчившимся от смеха кузенам, потом подошел к Родни и, любезно улыбаясь, сказал:

– Родни, ты лошадиная задница.

С этими словами Виктор покинул дом Декстеров и направился к себе в Бруклин.

В ту ночь Виктору не спалось. Он ворочался в постели, то мечтая о Люсиль, то с презрением вспоминая о Родни и обо всем с ним связанном, то мучаясь сомнением в своих силах. Денег у него нет, перспектив почти никаких, в банке он получает тридцать пять долларов в неделю. Разве можно при таком доходе ухаживать за наследницей владельца универмага? Ужин с ней в ресторане следующим вечером может стоить половины его недельного жалованья! Конечно, со временем Элис что-нибудь оставит ему, но Огастеса Виктор уже много лет назад перестал принимать в расчет: он не был уверен, что возьмет что-либо от приемного отца, даже если будет упомянут в завещании. Виктор считал себя достаточно образованным, чтобы заработать на пристойное существование, но не более. Люсиль же, он знал, не представляла себе жизни без богатства и роскоши. Тогда с какой стати ему подогревать свои надежды, ухаживая за ней? Это была всего лишь попытка подготовить себя к болезненному поражению.

Около часа ночи Виктор услышал, что вернулся Джанни Диффата. Через несколько мгновений дверь Виктора тихонько отворилась, и молодой человек услышал шепот:

– Виктор! Встань, помоги мне.

Он встал с постели и зажег лампу. Джанни стоял, привалившись к двери. Ко лбу он прижимал красную от крови тряпку.

– Господи, что случилось?

– Мне досталось от евреев... Не мог бы ты меня перевязать? Не хочу пугать своего старика.

– Ладно, давай спустимся в его кабинет.

Виктор схватил ночник, и они поспешно направились через холл в цокольный этаж. В кабинете доктора Виктор поставил лампу на стол и повернулся к Джанни, чтобы осмотреть рану.

– В меня попали камнем, – сказал молодой Диффата, усаживаясь на вращающийся стул отца. – Чертовски больно.

– Подожди минутку, сейчас промою...

Виктор наполнил водой фарфоровую миску, обмакнул в нее губку и начал промывать рану, под которой уже образовалась сине-черная шишка.

– Из-за чего началась драка? – спросил Виктор.

– Мы напали на их клуб.

– Чей?

– «Диких котов» из Вильямсбурга. Клуб этой банды «моков» на Рутледж-стрит. Вчера они налетели на Марко, поэтому сегодня мы ответили ублюдкам. Дрались замечательно, жаль, что ты не видел.

– Нет уж, уволь. Почему они напали на Марко?

– Он приударил за одной из их девчонок. Эта сука сама вешалась ему на шею, но они накинулись на Марко... Проклятые скоты...

– А разве вы вели себя лучше?

– Да, черт возьми! Мы им преподали урок! Боже, поосторожней, больно...

Виктор принялся резать бинт.

– Во всяком случае, больше они нас не побеспокоят, – продолжал Джанни. – Особенно их вожак, здоровенный русский еврей Шумлин, или как его там... У них имена – язык сломаешь.

– О нас говорят то же самое.

– Во всяком случае, этот еврейчик не будет выглядеть так хорошо, как прежде.

– Что с ним случилось?

В слабом свете лампы Виктор увидел на жирном прыщавом лице Джанни ухмылку.

– Я достал этого парня, – прошептал он, проводя пальцем от левого виска по щеке до самого подбородка. – Р-р-аз – и через всю его проклятую физиономию. Шрам останется на всю жизнь.

– Ты глупый «воп», – сказал Виктор тихо. – Не думал я, что когда-нибудь придется произнести это слово! Чего вы добиваетесь? Пытаетесь развязать войну? Вы нападаете на них, разве они не ответят тем же? Как же положить конец насилию? Вы соображаете, что делаете?

Джанни снисходительно улыбнулся:

– Малыш Винни прав: ты и впрямь жалкий трус.

– Надо подружиться с евреями, а не враждовать! И они и мы находимся на самом дне, враждовать между собой глупо!

– Знаешь, Виктор, занимайся своим делом, а я буду делать свое. О'кей? – Джанни поднялся, осторожно ощупывая повязку. – Во всяком случае, спасибо за помощь. Ты оказался неплохой медсестрой. Спокойной ночи.

Глядя вслед Джанни, Виктор покачал головой.

– Глупец, – пробормотал он и начал вытирать следы крови.

ГЛАВА 9

– Витторио Спада!

Вздрогнув, Виктор оглянулся и увидел красивую пухлую женщину в ярко-красном шелковом платье с декольте, отделанным белыми перьями, в бриллиантах, вызывающе блестевших на каждом свободном дюйме ее пышного, смутно знакомого тела. Она только что вошла в небольшой вестибюль ресторана «Чез Пол» на Ирвинг-плейс и теперь подходила к Виктору, протягивая руку в длинной перчатке. Чересчур накрашенное лицо расплылось в улыбке.

– Как поживаешь, дорогуша? Только не говори, что не помнишь меня, милый! Это же я, Хористка Дорин!

Он сглотнул, узнав в женщине проститутку, с которой переспал в декабре. «Господи, – подумал он, – только бы сейчас не вошла Люсиль».

– Ты изменилась, – справившись с собой, произнес Виктор.

– Да уж, дорогуша! – Женщина рассмеялась. – Дорин старается не ударить лицом в грязь. – Она наклонилась к его уху и зашептала: – Завела себе дружка, о котором мечтала всю жизнь!

Окинув взглядом вестибюль, Дорин посмотрела в зал. К ней уже спешил метрдотель. Она обменялась с ним несколькими словами, потом снова повернулась к Виктору.

– Он еще не пришел, – сказала Дорин, – поэтому мы можем поболтать несколько минут. Ты и сам неплохо выглядишь. Помнишь ночь, которую мы провели вместе? Милый, тебя просто невозможно забыть! Но я уже съехала из той грязной норы на Деленси-стрит. Мой парень снял мне славную квартирку на Шестой авеню с окнами на надземку... Он платит за квартиру, покупает мне модные тряпки, украшения... – Она понизила голос и подмигнула, указывая на свой бриллиантовый браслет шириной в два дюйма, надетый поверх перчатки. – Это не настоящие, но кому какое дело... Я познакомилась с моим любовничком сразу после Нового года. В поисках ангажемента заглянула к постановщику одного мюзикла – старая Дорин никогда не теряет надежды, – и меня взяли! Я чуть в обморок не грохнулась от радости! Конечно, шоу получилось так себе, но после первого же представления ко мне подошел этот парень. Он, оказывается, сидел в первом ряду и решил, что я самая хорошенькая штучка после Лили Лэнгтри. Он совсем потерял от меня голову... О, послушай, швыряет деньги направо и налево, о таком парне девушка вроде меня может только мечтать!

И Дорин так громко расхохоталась, что Виктор вздрогнул.

– Ты кого-нибудь ждешь, дорогуша? – внезапно спросила она озабоченно.

– В общем, да.

– О Боже, жену! Или подружку... Не беспокойся, не заставлю тебя краснеть. Пойду в нашу кабинку в ресторане и притворюсь, что никогда в жизни тебя не видела. Не хочу доставлять тебе неприятности. Но было бы неплохо повстречать тебя как-нибудь снова, ты такой милый! Мне всегда нравились итальянцы, у них от природы талант к постельным делам, редкий в наше время. Уж я-то знаю мужчин. Ну пока, дорогуша.

Послав Виктору воздушный поцелуй, Дорин, вертя бедрами, направилась в ресторан, и едва молодой человек вздохнул с облегчением, как в вестибюле появилась Люсиль, чарующе прекрасная в бледно-голубом платье со страусовым боа. После Дорин ее ненакрашенное лицо показалось Виктору девственно чистым. Сицилиец подошел к девушке и поцеловал ей руку.

– Ты очень красива сегодня, – сказал он.

– Спасибо. Ты снова собираешься спеть мне арию Радамеса?

Он рассмеялся:

– Стоит тебе только пожелать.

– Мне ужасно понравилось, что ты назвал Родни лошадиной задницей! По-моему, он стал совершенно невозможен... Что-нибудь не так?

Глядя через плечо девушки, Виктор уставился на только что вошедшего в ресторан мужчину средних лет. Когда тот заметил молодого человека, то побледнел и поспешно, не говоря ни слова, повернул назад.

– В чем дело, Виктор? – спросила Люсиль. – У тебя такой вид, будто ты увидел привидение...

– О, ничего особенного. Пошли поедим, я умираю с голода.

И он повел девушку внутрь, но с его лица не исчезла озабоченность.

Он увидел не привидение, а Говарда Кэнтрелла, старшего кассира из «Декстер-банка».

Просматривая меню, Люсиль беспечно болтала, Виктор же думал о растрате – преступлении, которого банкиры боялись больше ограбления. Он наблюдал за Дорин, сидевшей в кабинке напротив. Женщина все еще пребывала в одиночестве, явно раздражаясь все больше и больше. Добрый, симпатичный мистер Кэнтрелл, обладатель хороших манер и дома в Челси, любитель орхидей и хорового пения... Виктор знал, что у кассира десятки возможностей для растраты, самая простая – брать деньги с так называемых «спящих» счетов богатых старых леди. Таких счетов в «Декстер-банке» было немало, ими не пользовались годами. Кассир легко мог бы внести в дебет небольшие суммы с нескольких таких счетов, подделав квитанции об изъятии, и прикарманить их с полной уверенностью, что владельцы счетов ничего не заметят. Риск в этом случае был бы минимален, так как банк не обладал достаточно действенными средствами защиты от мошенничества со стороны своих служащих. Но все ж... Неужели мистер Кэнтрелл со своими двадцатью семью годами беспорочной службы – растратчик? Невероятно, но факт: Виктор знал, что большинство уличенных в растрате сотрудников прослужили в своих банках не меньше пятнадцати лет. Очевидно, именно многолетняя работа с огромными суммами, как вода камень, подтачивала их честность, и в какой-то момент они почувствовали, что присвоить немного этих денег было бы только справедливо. Может быть, Кэнтрелл потерял голову, очарованный пышными прелестями Дорин?

– Виктор, – сказала Люсиль, – для человека, который хочет произвести на меня впечатление, ты слишком заинтересованно наблюдаешь за той женщиной напротив.

Молодой сицилиец повернулся к Люсиль:

– Извини...

– Ты с ней знаком?

– И да и нет...

– Похоже, она из тех женщин, знакомство с которыми мало кто признает открыто.

Виктор усмехнулся: