Текст книги "Век"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

Схватив Тони за руку, он провел его через толпу к маленькому алькову за овальной комнатой. Негр в белом пиджаке стоял за стойкой бара, около стойки высокая женщина разговаривала со служанкой.

– Розина! – позвал ее Фаусто. – Посмотри, кого я привел вам, – это мой брат Тони!

Женщина повернулась. Она действительно выглядела очень величественной в отделанном кружевами шикарном вечернем платье от Пуаре и ожерелье из бриллиантов и жемчуга, в ее крашеных золотистых волосах гордо покачивалось черное перо. Розине было за шестьдесят, но лицо ее, сохранившее красоту благодаря хорошему массажу, храбро бросало вызов возрасту. К тому же она знала, как скрыть за искусным гримом неизбежные «гусиные лапки» вокруг глаз. Она улыбнулась и протянула руку Тони.

– Добро пожаловать, – сказала она низким мелодичным голосом. – Я много слышала о вас от милого Фаусто.

Тони, не зная, что делать, поцеловал ей руку.

– Какое прекрасное лицо, – продолжала Розина, коснувшись его щеки рукой с тщательным маникюром, – оно так похоже на твое лицо, Фаусто, правда, может быть, в нем больше утонченности. Но, конечно, по сравнению с Фаусто даже сатир на нашем потолке выглядит святым Франциском... Вы испуганы, молодой человек?

– Немного...

– Не надо бояться. Мы дадим вам Йоланду. Это очаровательное создание! Она приехала к нам два года назад из Пульи. Почти не имела опыта, за исключением нескольких незамысловатых любовных историй, но очень быстро развилась во всех отношениях. Селестина, приведи Йоланду, – обратилась она к служанке, – она в третьей комнате.

Селестина сделала книксен и быстро ушла. Розина собиралась сказать что-то Тони, но ее прервал вопль, донесшийся из овальной комнаты. Они повернулись и увидели, как сенатор Бонкомпаньи налетел на высокую пальму, росшую в кадке из голубого фарфора. Сенатор повалился на спину и радостно икал, уставившись в потолок. Розина нахмурилась.

– Сенатор, как всегда, перебрал. Хотя человек, состоящий в родстве с половиной римской знати, должен, казалось бы, уметь пить шампанское.

Она приказала бармену помочь сенатору подняться на ноги. Между тем Тони разглядывал редкой красоты девушку в белом платье, которую Селестина вывела из комнаты номер три.

– Это Йоланда, – шепнул Фаусто, – лучшая проститутка в этом борделе. Она тебе нравится?

Тони, пораженный ее красотой, кивнул. Спустившись вниз, девушка подошла к ним.

– Это Йоланда, – сказала Розина. – Йоланда, дорогая, это брат Фаусто – Тони.

– Он у нас девственник, – предупредил Фаусто. – Доставь ему счастье...

Проститутку Анджелину привели в восторг сильное молодое тело Фаусто и его юная страсть, которая была упоительно грубой по сравнению с неуклюжей суетливостью большинства ее клиентов среднего возраста. Даже запах его пота нравился ей. Она обхватила ногами его талию, ощущая острое мучительное желание. Когда все кончилось, она сказала:

– Неправильно получать деньги за такое наслаждение.

Фаусто рассмеялся и оделся. Около двери прислушался, но ничего не услышал. Он оперся на перила балюстрады и стал ждать. Пианист внизу начал наигрывать мелодию «Кленовый лист». Спустя десять минут дверь открылась, и Тони вышел на галерею. Его лицо было бледнее обычного.

– Ну? – спросил Фаусто. – Тебе понравилось?

Тони не сказал ни слова. Он пошел вниз по ступеням, Фаусто последовал за ним. Когда они вышли на улицу и взяли велосипеды, Фаусто не выдержал.

– У тебя должна быть хоть какая-то реакция! – выпалил он.

– Что, по-твоему, я должен сказать? – рассердился Тони. – Да, мне понравилось это! Теперь тебе стало легче?

– Хочешь прийти сюда еще раз завтра вечером?

Тони не ответил. Он сел на велосипед и поехал к дому.

На следующее утро он объявил матери, что решил принять сан священника.

ГЛАВА 20

Лорна и Барбара Декстер, пятнадцати и тринадцати лет соответственно, стояли в дверях танцевального зала и наблюдали за танцующими с нескрываемым любопытством, свойственным юности. Люсиль преуспела в своих планах: ее городской дом на перекрестке Семьдесят третьей улицы и Пятой авеню стал достопримечательностью, а ее званые вечера вошли в моду. Правда, реализуя свои планы, она потратила буквально миллионы, но приобретения были значительными. Вкус у нее был безошибочный, а обстановка в доме первоклассная. На стенах танцевального зала, освещенного великолепной хрустальной люстрой, висели портреты графа и графини Дерби в полный рост кисти Лоренса[45], что давало танцующим возможность ощутить себя почти что накоротке с досточтимой английской аристократкой. Но среди танцующих можно было увидеть и здравствующих титулованных особ, включая двух виконтов и целую россыпь баронетов. Люсиль, может, и была выскочкой, но умела добиваться своего.

– Обладает ли отец привилегией убедиться в том, что уроки танцев, за которые он платит, приносят свои плоды?

Лорна улыбнулась, увидев отца:

– Я так надеялась, что кто-нибудь пригласит меня!

– Ты же знаешь, что ты неофициальная гостья. А кроме того, ты должна сейчас делать уроки.

– О, папочка, я уже сделала их.

Они закружились в вальсе, смешавшись с толпой. Оба выглядели чудесно: Лорна в своем белом платье и стройный Виктор с висками, тронутыми сединой.

– Ты очень красивая, Лорни, – назвал он ее домашним уменьшительным именем.

– Спасибо, папа! Ты считаешь, я смогу разбивать сердца?

– Без сомнения. У тебя будет возможность проверить свое очарование на твоих римских кузенах в следующем месяце.

Ее глаза сверкнули.

– Мы едем в Рим?

– Да. Мой брат и княгиня Сильвия женятся. Наконец-то.

Лорна хихикнула:

– Дядя Франко, наверное, ужасно безнравственный. Не могу дождаться, когда увижу его. Я думаю, это просто отлично, когда в семье есть кто-то безнравственный. Мы всеедем в Рим?

– Да.

– И мама тоже?

– Да.

Она помолчала секунду. Потом робко спросила:

– Вы будете ссориться с мамой?

Виктор поморщился. Вальс кончился, и звуки быстрого фокстрота избавили его от необходимости отвечать на вопрос.

Он ушел с вечера незадолго до полуночи, вышел через дверь, выходящую на Семьдесят третью улицу, сел в свой лимузин «Грейт Эрроу» и велел шоферу Клоду везти его на Пятьдесят четвертую улицу. Как все американцы, Виктор был помешан на автомобилях, и эта великолепная машина была одной из его радостей в жизни. Сейчас он сидел на кожаном сиденье, а Клод вез его к дому, расположенному между Медисон и Пятой авеню. Когда они доехали до места, Виктор вышел из машины и приказал шоферу заехать за ним через час. Он отпер парадную дверь своим ключом, поднялся на второй этаж, зашел в спальню и включил свет. Джулия Ломбардини повернулась в постели и зевнула:

– Как вечер?

Он присел на кровать, обнял ее и начал целовать:

– Без тебя там было скучно.

– Но ты все же пошел туда.

– Да, все же пошел.

Она оттолкнула его несильно. Он взглянул на нее:

– Ты без ума от меня.

– Нет, это не так. Если я и без ума от кого-нибудь, так только от себя самой.

– Джулия, не надо. Я виноват...

– О, я не хочу говорить об этом. Спокойной ночи.

Она снова вытянулась на кровати и уставилась в потолок.

Виктор взял ее за руку:

– Нет, давай поговорим об этом.

– Зачем? О чем еще говорить? Мы обсуждали эту тему сотни раз. Мы в безвыходном положении. Это тупик. Ты не разведешься с Люсиль из-за детей, а я, наверное, упустила все возможности выйти замуж потому, что живу с тобой.

– Послушай, Джулия, – прервал он ее. – Я не романтичный идиот, который считает, что любовь все побеждает. Я полностью осознаю, что я сделал с тобой, и, поверь мне, понимаю проблемы, вызванные этим. Но мои дети растут, через несколько лет я, вероятно, смогу развестись с Люсиль и жениться на тебе, а это – мое самое заветное желание. Я знаю, как больно тебе бывает. Бог свидетель, какая это смертельная скука для меня, но я вынужден соблюдать какие-то приличия, хотя бы ради детей. Так что в действительности все не так безнадежно. А пока у тебя есть моя любовь, если она что-то для тебя значит.

Джулия сжала его руку:

– Ты прекрасно знаешь, как много значит для меня твоя любовь. Я очень люблю тебя, Виктор. Мне кажется, что я полюбила тебя, как только увидела в первый раз.

– Не говори так! Боже, я влюбился в Люсиль с первого взгляда, и это оказалось самой большой ошибкой в моей жизни.

– Ну хорошо, возможно, это случилось со второго взгляда. Как бы то ни было, я люблю тебя, мой восхитительный мужчина. Но мне нелегко быть любовницей. Вот – меня передергивает, даже когда я просто произношу это слово! Я, Джулия Ломбардини, девушка, которой каждый присудил бы звание «Мисс, воспитанная в самых строгих правилах», являюсь любовницей. Невероятно! До сих пор не могу поверить в это. Иногда я думаю, что мне следует возлежать на тигровой шкуре с розой в зубах.

– Я куплю тигровую шкуру, и мы посмотрим, как ты на ней будешь смотреться.

– Кроме того, я хочу иметь детей. Я ведь не становлюсь моложе.

Виктор выглядел смущенным. Он встал и начал раздеваться.

– Я нарушила все установленные правила, – продолжала Джулия, – потому что любила тебя.Думаю, узнав о том, что твой брат открыто живет с той женщиной в Риме, я постаралась внушить себе, что мне удастся сделать то же самое в Нью-Йорке, но я не могу... Мои дядя и тетка тяжело перенесли это...

– Я знаю, – мрачно произнес Виктор.

Он лишился дружбы и поддержки Этторе Ломбардини и его газеты, и это было ударом для него, но страстная любовь к Джулии заставила его принять этот удар.

– Я не в силах ждать столько лет. И не буду ждать, Виктор.

Раздевшись, он лег на кровать рядом с ней и обнял ее. Как всегда, она упивалась его запахом, его прикосновениями и объятиями.

– Я не могу потерять тебя, – шепнул он, целуя ее.

– Но ты можешь потерять меня...

18 ноября 1910 года лайнер «Мавритания» судоходной компании «Кьюнард», считавшийся чудом века и одним из самых аристократических пароходов на североатлантических судоходных линиях, вышел из нью-йоркской гавани; через четыре с половиной дня он должен был достичь Саутхемптона. Среди пассажиров первого класса были мистер и миссис Виктор Декстер из Нью-Йорка и трое их детей: Лорна, Барбара и Дрю, миссис Моффит, которая должна была следить за детьми, и горничная Люсиль Аделаида, уроженка французской Канады, в чьи обязанности, помимо всего прочего, входило заботиться о гардеробе Люсиль, состоявшем из четырнадцати чемоданов фирмы Вуиттон. В первый день плавания море было неспокойным, и Люсиль с позеленевшим от качки лицом вынуждена была оставаться в постели. Но на следующий день она вышла из своей каюты, полная решимости испробовать все удовольствия, доступные пассажирам первого класса на самом чудесном в мире лайнере.

У Виктора возвращение в Италию спустя тридцать лет вызывало смешанные чувства. Он вспомнил себя – двенадцатилетнего мальчишку, который отправился в Нью-Йорк на корабле «Сервия», неграмотного, неопытного мальчишку, испуганного, не знавшего ни слова по-английски... Его ассимиляция в новом мире, его продвижение наверх к завоеванию прочных позиций в банковском мире англосаксонских протестантов, его растущее как на дрожжах личное состояние – все это доставляло ему удовольствие, и он гордился своими достижениями. Но его семейная жизнь потерпела полное фиаско. Независимо от того, насколько успешно Виктор ассимилировался в новом мире, он сохранил свойственное итальянцам чувство уважения к семейным институтам. Тот факт, что нью-йоркское общество стало весьма терпимым к разводам, не сделало для него мысль о разводе менее отталкивающей. Не говоря уже обо всем другом, его ужасало то, как развод отразится на детях. С другой стороны, его брак с Люсиль был головоломкой, решать которую ему становилось все труднее и труднее. Кроме того, он так сильно любил Джулию, что мысль о том, как компрометирует ее то странное положение, в которое он ее поставил, приводила его в отчаяние. Как сказала Джулия, это был тупик. И это причиняло Виктору такую боль, что он не мог в полной мере ощущать ту радость, которую вызывало у него возвращение на родную землю.

На второй вечер он и Люсиль были приглашены на ужин к капитану. Это событие побудило ее надеть свое самое красивое вечернее платье и лучшие драгоценности. За круглым столом она сидела слева от капитана, почетное место справа от него было отдано маркизе Лансдоун. Люсиль легко перенесла это небольшое унижение, так как ее соседом слева оказался сам маркиз, и близость к этому скучающему и наводящему скуку аристократу была, по мнению Люсиль, несомненно, ее удачей в социальном плане. С плохо скрываемым отвращением Виктор наблюдал, как его жена увивается вокруг его светлости.

После ужина Люсиль и маркиз отправились в комнату для игры в карты. Люсиль обнаружила, что единственной страстью его светлости, помимо охоты на лис, был бридж. Виктор собирался пойти в курительную комнату за сигарой, когда заметил миссис Моффит, которая стремительно приближалась к нему, причем ее обширная грудь колыхалась от возмущения.

– Мистер Виктор, – ее ирландский акцент стал заметнее в солидных переходах английского лайнера, – я бы хотела, чтобы вы поговорили со своей старшей дочерью! Она ведет себя просто неприлично, но совсем не желает слушать меня!

– Лорни? Неприлично? Полноте, миссис Моффит.

– Но это правда! Она сейчас в главном салоне, разговаривает с этими юнцами из Гарварда, у которых лишь одно на уме... Я сказала ей, что ей нечего с ними делать, но она проигнорировала меня. Бог знает, что может случиться, прежде чем мы прибудем в Саутхемптон!

Виктор постарался сдержать улыбку:

– Думаю, что Лорни не станет падшей женщиной...

– Ах, как вы можете быть так уверены? Ей всего пятнадцать лет! Когда я была в ее возрасте, я никогда даже не глядела на мужчин. Высокомерные и развратные чудовища – вот кто они! Конечно, я не имела в виду вас... Если вы не поговорите с ней, я снимаю с себя всякую ответственность за то, что произойдет!

Виктор вздохнул:

– Хорошо, миссис Моффит. Я поговорю с ней.

Он вошел в главный салон. Лорни сидела за роялем и играла «Сияй, полная луна», а четверо студентов в смокингах, облокотившись на крышку рояля, громко подпевали ей.

– По-моему, вы сказали, что она разговаривает с ними? – спросил он у миссис Моффит.

– Это еще хуже! – сердито буркнула она. – Это как в пивном зале. Ни одна леди не появится на публике таким образом.

Виктор протиснулся сквозь толпу и подошел к роялю как раз в тот момент, когда песня закончилась под аплодисменты пассажиров.

– Папа! – воскликнула Лорни. – Правда, мы хорошо исполнили песню? Это команда из Гарварда. Они собираются участвовать в дебатах с командой оксфордского студенческого союза. Это Фрэнк, Чарли... э-э-э, Джерри?

– Правильно, – ответил юноша в очках с сильными линзами, – и Роберт.

– А это мой отец.

Виктор пожал им руки.

– Мы узнали, сэр, что вы возвращаетесь в Италию спустя тридцать лет, – сказал Джерри.

– Да, это так.

– А правда, – спросил второй юноша, – что ваш брат – самый известный в Италии социалист?

– И это верно.

– А вы не думаете, что социализм опасен?

– До тех пор, пока он не выходит за рамки семьи, он не опасен. А теперь, юноши, могу я купить вам пива?

Предложение было принято с энтузиазмом. Миссис Моффит была шокирована.

– Я узнала от миссис Моффит, что сегодня вечером Лорни распевала песни с какими-то гарвардскими студентами, – сказала Люсиль, укладываясь в кровать в час ночи.

– Она играла для них на рояле, – ответил Виктор, читавший на своей половине кровати «Холодный дом» Диккенса, взятый из корабельной библиотеки.

– А ты не думаешь, что мог бы быть лучшей дуэньей, если бы не покупал пива для тех юнцов?

Виктор отложил в сторону книгу. Снаружи волны Атлантики мерно бились о корпус корабля.

– Не понимаю, почему я не должен был этого делать. И потом, мне нравится миссис Моффит, но она немного старомодна. Не думаю, что какой-нибудь мужчина дотронулся до нее с тех пор, как ее муж отдал Богу душу в дублинской пивной двадцать лет назад.

– Тем не менее я считаю, что девушки в таком возрасте, как Лорни, не должны флиртовать со студентами.

– Флиртовать! Она просто прекрасно проводила время.

– Она слишком молода, чтобы оставаться наедине с мужчинами. Я понимаю, что у тебя... как бы это сказать... средиземноморское представление о морали, но я рассчитываю на то, что ты воспитаешь наших дочерей надлежащим образом. Я не хочу, чтобы у Лорны была плохая репутация, а в наши дни это может легко случиться.

– А что ты подразумеваешь под средиземноморским представлением о морали?

– Виктор, давай будем откровенными. Я придерживалась современных взглядов в отношении мисс Ломбардини. Хотя мне всегда казалось, что ты мог бы быть более оригинальным и не делать свою секретаршу любовницей.

– Я не искал оригинальности. Я искал немного тепла и любви – качества, которые я, черт побери, не мог найти в тебе.

– О, я знаю: холодная, жесткая Люсиль. – Она зевнула. – Извини, от морского воздуха так устаешь... Так вот, дело в том, что я не хотела, чтобы дети знали о тебе и мисс Ломбардини. Я действительно считаю очень важным, чтобы они уважали своего отца. Только Богу известно, сколько слов я потратила, пытаясь объяснить им, почему их дядя Франко жил восемнадцать лет с княгиней Сильвией, не вступая с ней в брак! Конечно, мы должны сделать скидку на иностранцев. Однако в существующей ситуации – я имею в виду и тебя и Франко, – думаю, чрезвычайно важно бережно относиться к Барбаре. Несомненно, рано или поздно они узнают о тебе, и мы должны подготовить их к этому шоку...

– Как? При помощи лжи?

– Да, лжи. Ты не можешь иметь и то и другое. Очевидно, ты не в состоянии жить без мисс Ломбардини... Очень хорошо. Но я не позволю разрушить жизни моих детей только потому, что у них беспутный отец.

Ее холодное высокомерие привело Виктора в бешенство.

– Каким образом их жизни могут быть разрушены оттого лишь, что я полюбил доброе, великодушное, прелестное создание, так не похожее на их мать?

– Говори потише!

– Если мне надо, я буду кричать, черт побери! Ты говоришь о морали, а как насчет твоей морали? Ты флиртуешь с любым, кто носит штаны, особенно если у него есть титул, вроде сегодняшнего напыщенного идиота маркиза.

– Да, я флиртую, Виктор. Но я не сплю с ними. В этом – огромная разница между тобой и мной.

Он медленно повернулся к ней:

– Молю Бога, чтобы ты завела себе любовника.

– Но этого не будет, милый. Хотя бы один человек в семье должен стараться быть порядочным. Но и, конечно, пока у меня нет любовника, а у тебя есть любовница, тебе будет довольно трудно развестись со мной, так ведь? – добавила она с улыбкой.

– Неужели тебе так нужно остаться со мной?

– Мне нужны твои деньги. И моя доля в банке, которую ты украл у меня, не говоря уж о банке, который ты украл у моей семьи.

– Украл? Я заплатил тебе пять миллионов долларов за ту долю, и плачу до сих пор...

– Но банк принадлежит тебе, Виктор, «Декстер-банк». Мое семейное имя теперь стало твоим.

– Если тебе нужны деньги, я готов дать тебе прекрасное отступное.

Она внимательно на него посмотрела, потом произнесла:

– Нет. Развода не будет. Пока. Ты еще недостаточно богат, мой милый.

На лице у нее вновь появилась саркастическая улыбка.

– Спокойной ночи, Виктор, – она потянулась к ночнику, – приятных сновидений.

И выключила свет.

Они провели три дня в Лондоне и Париже, осмотрели их, затем отправились поездом в Ниццу, а оттуда – в Италию. По мере того как поезд приближался к Риму, волнение Виктора возрастало. Он предвкушал встречу с братом, но не был уверен, узнает ли его, несмотря на то что оба обменивались фотографиями. Когда поезд подъехал к перрону Римского вокзала, Люсиль первая увидела Франко.

– Это он! – воскликнула она, показывая на высокого мужчину в элегантном длинном приталенном пальто и шелковой шляпе.

Рядом с ним стояла княгиня Сильвия, выглядевшая величественно в своей огромной шляпе, окутанной белым шифоном, развевающимся на прохладном ветру первых дней декабря.

– Ты посмотри на княгиню Сильвию! Какая великолепная женщина! – продолжала Люсиль, когда заскрипели тормоза и поезд наконец остановился.

– Это кузен Фаусто? – спросила Лорна. – Он же обалденно красивый!

– Лорна, не употребляй дешевый сленг, – наставительно сказала ее мать. – Кроме того, это может быть и Антонио, его брат-близнец.

– Он тоже обалденный, – ахнула Барбара, – они все обалденные! Мне уже нравится Италия!

Когда Виктор сошел на перрон, Франко кинулся к нему с распростертыми объятиями, восклицая взволнованно:

– Витторио, mio fratello[46]!

Виктор осознал, что вот уже многие годы никто не называл его Витторио. «Время, – подумал он. – Мы все – пленники времени».

И вот они уже обнимали друг друга, целовались и плакали. «Все это выглядит так по-итальянски!» – думала Люсиль, глядя на них.

– Ты несчастлив, или я не прав? – спросил Франко спустя шесть дней.

Они вместе с Виктором сидели в саду палаццо дель Аква и курили послеобеденные сигары. Дни после приезда Виктора были заполнены прогулками по городу, зваными ужинами, балами и приемами.

Весь Рим, казалось, лез из кожи вон, чтобы сделать приятное брату синьора Спада. Римские газеты провозглашали историю успеха Виктора в Америке «торжеством итальянского национального характера», хотя «Либерта» хранила молчание по этому поводу (из скромности, а может, из приверженности к социалистическим взглядам). Виктора позабавила не только крошечная фигурка короля Виктора Эммануила (тот был вынужден использовать лесенку, чтобы сесть на лошадь), но и почтительное выражение лица Люсиль в присутствии королевской семьи. Это было захватывающее и изматывающее времяпрепровождение, и Виктор получал такое удовольствие от всего этого, что вопрос брата застал его врасплох.

– Несчастлив? Конечно, я счастлив, Франко.

– Тогда почему же ты не разговариваешь с женой?

Виктор посмотрел на звезды на ясном зимнем небе.

– Наверное, у нас не очень много тем для разговора. А когда они появляются, мы начинаем кричать.

– Я подумал, что у вас не все гладко в отношениях. Ты больше не любишь ее?

– Не знаю. Когда-то я любил ее так сильно, что не могу поверить в то, что между нами все кончено. Увидев ее впервые, Франко, я подумал, что она самая красивая девушка в мире. Она была умна, обаятельна и... – Он вздохнул. – Но сейчас она интересуется только деньгами и титулами. Не знаю, может быть, я тоже изменился.

– У тебя есть другая женщина?

– Да, я очень люблю ее. Но с разводом будут трудности.

– Могу себе представить. Брак! Я всегда думал, что это ловушка. Возьми меня и Сильвию: мы жили вместе восемнадцать лет, и у нас были прекрасные отношения. Конечно, были ссоры, но мы любим друг друга. Завтра мы поженимся, и, возможно, все наши прекрасные отношения полетят к чертовой матери.

– Этого не будет, если ты по-настоящему любишь ее. А по моим наблюдениям, ты ее любишь.

Франко бросил сигару на землю.

– Я люблю Сильвию больше, чем самого себя, – тихо произнес он. – А теперь пойдем к дамам?

– Мне не нравится твоя невестка, – сказала Сильвия час спустя, после того как Декстеры вернулись в гостиницу. – Она жуткий сноб.

– Я знаю. Бедный Виктор. При всех своих успехах он кажется несчастливым. Но дети у них очень милые.

– О, просто прелестные. Думаю, Лорна влюбилась в Фаусто.

Сильвия забралась в широкую кровать в стиле барокко с четырьмя витыми столбиками, поддерживающими изысканный балдахин. Франко лег на постель со своей стороны.

– Женщины неизбежно будут влюбляться в Фаусто, – сказал он. – Ему досталась моя мужская притягательность, а Тони – твой ум.

– Означает ли это, что я не притягательна?

– Совсем не притягательна. Например, если бы я был джентльменом, я бы и не подумал о том, чтобы переспать с тобой накануне свадьбы. Но, как ты знаешь, я не джентльмен. И ты так меня притягиваешь, что я не могу совладать с собой.

– Не кажется ли тебе, что после восемнадцати лет совместной жизни уже поздновато стремиться к воздержанию?

– Безусловно.

Он поцеловал ее:

– Я люблю тебя, Сильвия. Сейчас, когда мы вот-вот станем пожилой семейной парой, до противности респектабельной, я хочу напомнить тебе, что считаю тебя самой замечательной женщиной из всех, встречавшихся мне когда-либо в жизни.

– И я люблю тебя, – прошептала она. – Я полюбила тебя в тот самый день, когда ты попытался похитить меня.

– Ты знаешь, я тогда был напуган до смерти.

– Я знаю. Но мне ты показался тогда самым шикарным мужчиной на свете. Я и сейчас думаю так, хотя ты жутко растолстел.

– Ты собираешься посадить меня на диету?

– Нет, что ты. Я люблю тебя таким, какой ты есть, со всем твоим весом.

– Толстый, далеко не юный и солидный. Звучит как конец света, правда?

– Нет, это всего лишь начало.

Франко начал страстно ласкать ее.

Венчание состоялось на следующий день в церкви Святого Джованни в Латерано.

Кардинал дель Аква совершил брачный обряд. На свадебной церемонии присутствовали лишь члены семьи, так как княгиня Сильвия мудро решила, что ее религиозное соединение с Франко после восемнадцати лет совместной жизни не стоит превращать в карнавал. Тем не менее десятки репортеров ждали у дверей этой великолепной церкви, чтобы сфотографировать прибытие и отъезд свадебного кортежа. В тот вечер в палаццо дель Аква состоялось одно из самых знаменитых событий года. Три сотни гостей, включая королевскую семью, заполнили огромные комнаты старинного здания, чтобы выпить сотню бутылок шампанского «Дон Периньон» и поглотить восемьдесят килограммов зернистой икры, тысячу зажаренных овсянок и около сорока запеченных молочных поросят. Длинная мраморная галерея была превращена в танцевальный зал, в одном конце которого играл оркестр из пятнадцати музыкантов. Так что когда Лорна Декстер танцевала с Фаусто, ей подумалось, что весь этот вечер был будто волшебная сказка.

– Не могу вообразить что-нибудь более прекрасное, чем этот вечер. – В голосе Лорны звучал восторг. – Может быть, только свадебная церемония. Она была такой чудесной, что я почти решила стать католичкой.

– Мне кажется, мой отец выглядел скованным, – сказал Фаусто на своем школьном, но сносном английском языке.

– А мне он показался очень импозантным.

– Что ж, он наконец бросился в воду.

– Ты хочешь сказать, в омут?

Фаусто усмехнулся:

– Извини. Это значит, что он не может теперь передумать?

– Да. Что-то вроде этого. Как бы то ни было, он, вероятно, не так уж возражал против соединения с церковью, так ведь?

– Думаю, что он мог быть против. Церковь ненавидит социалистов, поэтому отец ненавидит церковь.

– О, это ужасно запутано. А ты социалист?

– Я – империалист. Хочу, чтобы Италия была великой империей, как Англия. Тогда люди будут относиться к нам, итальянцам, с уважением.

– Я уважаю итальянцев. Я люблю Италию! Но я наполовину итальянка, поэтому, думаю, у меня это естественное чувство.

– Тогда ты должна научиться говорить по-итальянски. Я научу тебя. Скажи: Lei е una bella ragazza.

– Что это значит?

– Ты красивая девушка.

Лорне это очень понравилось.

ГЛАВА 21

Джулия Ломбардини нервничала. В своем лучшем платье и элегантной шляпе она сидела за угловым столиком в маленьком итальянском ресторанчике в Гринвич-вилидж и ждала Виктора. Как много маленьких ресторанчиков они с Виктором посетили за последние шесть лет! У Джулии были серьезные опасения, когда она позволила ему стать ее любовником, но в личных отношениях все оказалось гораздо лучше, чем она ожидала. У каждого из них был свой отдельный мир. В офисе она была исполнительной секретаршей и была уверена, что лишь немногие люди в банке подозревали, что они любовники. Но вечерами, когда он уходил от семьи, у них был общий мир – романтический и полный веселья. Они тысячу раз ужинали в ресторанчиках наподобие этого – пили вино, смеялись, болтали, держались за руки... а затем возвращались в квартиру на Пятьдесят четвертой улице, которую Виктор снял на ее имя для занятий любовью. Он был ее первым любовником, и она обожала его. В действительности быть его любовницей оказалось для нее менее страшным, чем она думала. И все же оставалось чувство вины, приходилось идти на всяческие уловки.

Сегодня вечером Джулия нервничала, и у нее ныло сердце, так как она должна была сказать ему, что он был ее первый и последний любовник.

Виктор опоздал на десять минут. Она напряглась, когда увидела его в дверях ресторана. Он подошел к столику, поцеловал ее, потом сел и заказал вино.

– Как приятно видеть тебя, – сказал он, взяв Джулию за руку. – Как твоя простуда?

– Так ты получил мое послание?

– Конечно. Я не застал тебя в офисе. Ты знаешь, что я не могу работать без тебя. Но сейчас тебе получше?

– У меня все в порядке. Как было в Риме?

– Свадьба была потрясающей. Никогда в жизни я не пил столько шампанского, и под утро у меня была адская головная боль. – Он вытащил из кармана небольшой сверток. – Я купил это для тебя в Риме. Надеюсь, тебе понравится.

Джулия развернула сверток, когда официант разливал вино. Внутри оказалась черная бархатная коробочка. Она подняла крышку, взглянула на маленький бриллиантовый лук. Виктор заметил, как широко раскрылись у нее глаза.

– Это очень красиво, – произнесла она.

– Тебе действительно нравится?

Джулия захлопнула крышку:

– Конечно, нравится, но я не могу принять его. Отдай это Люсиль или одной из своих дочерей.

В нем шевельнулось подозрение.

– Джулия, в чем дело? Почему ты избегаешь меня с тех пор, как я вернулся? У тебя не было сегодня простуды...

– Нет, я сказала неправду.

– Тогда в чем дело?

– Виктор, я выхожу замуж.

Он не произнес ни слова, но в его глазах она заметила боль.

– Его зовут Чезаре Риццо, – продолжала она. – Он занимается импортом вин в Бруклине. Я была знакома с ним некоторое время. Когда ты уехал, он попросил меня о встрече, и я согласилась. Мы встречаемся почти месяц. Три дня назад он спросил меня, не выйду ли я за него замуж. И я сказала – да.

Наступило долгое молчание.

– Ты любишь его? – наконец спросил Виктор.

– Нет. Он нравится мне. Он приятный человек и будет мне хорошим мужем. Я рассказала ему о тебе. Я была честна с ним.

– Не знаю, что и сказать. Я... – Внезапно его охватил гнев. – Ты не можешь это сделать, черт побери! Мы так любим друг друга!

– Виктор, это длится шесть лет. Шесть. Мне почти тридцать лет. Да, я люблю тебя и, наверное, никого в жизни не буду любить так, как тебя. Но я не могу ждать вечно, пока ты разведешься с Люсиль. А ты ведь не собираешься разводиться с ней сейчас?

– Она не даст мне развода! Мы серьезно поссорились на лайнере по пути в Италию. Я сказал ей, что отдам ей все, что она захочет! Но она не хочет развода, по крайней мере сейчас...

– Сначала ты не хотел развода, теперь она... А где же тут место для меня? Нигде.