Текст книги "Блеск и будни"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Голый фермерский мальчуган спрыгнул с камня и, зажав нос рукой, шлепнулся, как ядро, в воду пруда, расположенного в сосновом лесу. Он переплыл на другую сторону, потом медленно, по-собачьи, вернулся на середину и там перевернулся на спину. Стоял жаркий день позднего лета. Прошло три дня после сильнейшей бури, что обрушилась на северные районы Англии. Легкий ветерок шелестел в ветвях величественных сосен, наполняя воздух их сладковатым запахом.

Из-за ствола сосны выглядывала Лиза, грязная и уставшая. Две ночи она пряталась на чердаке амбара, тряслась от ужаса не только из-за того, что она сделала со своим отцом, но и из-за боязни, что ее найдут полицейские. Наконец минувшей ночью она решила, что у нее нет другого выхода, кроме как продолжать свой путь к Понтефракт Холлу. «Адам, – мысленно произносила она, – мой верный рыцарь. Никогда он не был мне нужен так сильно, как теперь».

Она дождалась темноты, выскользнула из амбара и направилась в сторону дороги. Лиза умирала с голоду. Проходя мимо сада, она сорвала незрелое яблоко и с жадностью съела его, хотя от кислоты ей сводило рот. В ее голове засела навязчивая мысль: Адам знает, что надо делать.

Знает ли он? Она замедлила шаг. Что он сделает? Если он не передаст ее властям, то станет соучастником преступления.

Эта мысль заставила ее остановиться. Сознание того, что она может впутать любимого человека в уголовное дело, оказалось для нее таким же ужасающим, как и понимание, что сама она совершила уголовный поступок – хотя и нечаянно.

Она присела на камень и стала взвешивать варианты своего поведения. Если она не пойдет к Адаму, то куда же ей тогда идти? В Лондон.

Лондон с миллионами людей, с безликими толпами. Лондон, где ей легче всего будет скрыться. Потом она напишет Адаму, и он к ней приедет. Они спокойно смогут встретиться в обстановке большого города. А что потом?

«Не все сразу», – сказала она себе и решила идти на юг. Вначале ей надо добраться до Лондона, а это не так-то легко сделать.

К рассвету, по ее расчетам, она прошла около пяти миль. Она выбилась из сил, натерла ноги, измазалась и проголодалась. И тут она увидела хвойный лес. Прекрасное место, чтобы спрятаться на день. Она направилась в прохладную тень. «Я превращаюсь в вампира, – подумала она. – В чудовище, которое рыскает по ночам».

Она почувствовала себя лучше среди прохладных, издающих сладковатый запах сосен. Лес был полон жизни: птицы, зайцы, белки. Она даже увидела вдалеке оленя, который с любопытством посмотрел на нее и прыжками скрылся из виду. Когда она углубилась в лес на расстояние мили, то легла на сухую сосновую хвою и заснула.

Проснувшись, она почувствовала себя посвежевшей, но по-прежнему очень голодной. Она посмотрела на верхушки сосен и увидела, что солнце поднялось уже очень высоко. Она поднялась и пошла дальше, решив, что, оставаясь в лесу, она может продолжать путь и днем, особенно не опасаясь.

Вот в это время она и заметила фермерского мальчика, который сбрасывал с себя одежду, чтобы искупаться. Прячась за стволом, она остановила свой взгляд на его одежде.

Она сообразила, во что она может переодеться для маскировки.

– Arrêtez vous! Arrêtez la diligence! [2]2
  Остановите! Остановите дилижанс! (фр.).


[Закрыть]Остановите!

Молодой француз колотил тростью с серебряным наконечником по крыше кареты и кричал, высунувшись в окно. Толстый кучер с досадой повел глазами и натянул вожжи, остановив четверку лошадей. Экипаж замер посреди сельской дороги. Люсьен Делорм – именно так звали единственного пассажира – открыл дверцу и спрыгнул на землю.

– Мальчик, эй, мальчик! – обратился он к грязному крестьянскому пареньку, шагавшему по дороге, – куда ты идешь?

– В Лондон, – ответила Лиза, осторожно осматривая Люсьена. На французе, которому на вид было лет тридцать, была дорогая одежда – желтовато-коричневые брюки и прекрасно сшитый серый камзол. Отлично завязанный галстук скрепляла булавка с жемчугом. Черная бобровая шапка отливала на солнце мягким блеском.

– Я тоже направляюсь в Лондон, – сказал он. – Хочешь, я подвезу тебя?

В кармане штанов мальчика Лиза нашла перочинный ножичек. Она ужасно намучилась, но все же сумела подрезать свои светлые волосы, чтобы завершить маскировку. У нее и представления не было, почему этот незнакомец проявляет такую любезность, но, возможно, Бог услышал ее молитву.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр. Да, с восторгом принимаю ваше предложение.

– Прекрасно. Забирайся в карету. Ты составишь мне компанию. – Улыбаясь, Люсьен поднялся в экипаж вслед за Лизой и крикнул кучеру: – Поезжайте!

Раздалось щелканье кнута, и карета тронулась.

– Как тебя зовут, молодой человек? – спросил Люсьен, усевшись напротив Лизы.

– Чарли, – ответила она, быстренько придумав себе новое имя.

– Чарли? Очень приятное имя. А сколько же тебе лет?

– Восемнадцать, сэр.

– Ты голоден, Чарли?

– О да, сэр, – с большой искренностью ответила Лиза.

– Вот, угощайся. – Он открыл плетеную корзинку, стоявшую рядом с ним на кожаном сиденье. – Jambon – ветчина? Колбаса? Э-э… как у вас называется? Чертово яйцо? Угощайся, Чарли. А я налью тебе хороший стаканчик красного вина, а? Ты хочешь немного вина?

Лиза чуть не нырнула в корзинку, засунула себе в рот сразу два яйца, приготовленных со специями, и стала глотать их с такой жадностью, что чуть не подавилась. Она кивнула в знак согласия и издала звук, приблизительно похожий на «пожалуйста». Люсьен, вытаскивая пробку из бутылки «Côtes du Rhona» и наливая ей вина в небольшой стакан, не мог оторвать от нее глаз.

– Tiens, бери, ты are проголодался, – он причмокнул, подавая стакан. Карета подпрыгнула на ухабе, и вино выплеснулось из стакана на колено Лизы. – Merde! Ваши дороги в Англии такие cahotant… ухабистые. Подожди, я вытру вино на твоих штанах…

Лиза взяла стакан, а он вынул салфетку из корзинки и начал вытирать ее грязные черные штаны.

Лиза залпом выпила вино, гадая, почему он так чертовски любезен.

Его рука стала поглаживать ее бедро.

– О, сэр, мои штаны все равно грязные, – сказала она, отстраняясь от него.

– Мне нравится твоя нога, – его шепот был полон страсти.

Лиза опешила.

– Сэр, перестаньте, я же… мужчина!

– Да, и мне хочется покрыть тебя поцелуями. Ах, Чарли! Ты пробудил во мне такое желание, просто сводишь меня с ума… Merde! – Он чуть ли не завизжал. Рукой он шарил уже между ее ног. – Ты что, евнух?!

– Никакой я не евнух! – завопила она, схватила увесистый кусок колбасы из корзины и начала им отбиваться от него. – Я женщина!

– Перестань! – крикнул он, откидываясь на спинку своего сиденья и уклоняясь от ее ударов. – Перестань бить меня! Ты мне испортишь камзол! Но если ты женщина, почему ты одета как юноша? Ты совсем сбила меня с толку.

Лиза швырнула колбасу назад в корзину и попыталась успокоиться, голова же ее лихорадочно работала.

– Ну, я… убежала из дома, – объяснила она, не очень отходя от истины.

Люсьен пялил на нее глаза. Через некоторое время он хихикнул. Хихиканье перешло в громкий смех. Потом смех прекратился, он наклонился к ней и стал изучать ее лицо.

– Ты очень красивый юноша, – тихо произнес он. – И, должно быть, великолепная женщина. Я бы с удовольствием одел тебя. Да, да… Я бы для тебя смоделировал прекрасные платья… – Он выпрямился, сложил руки на груди. – Чарли, – сказал он, – не хотел бы ты поехать со мной в Париж?

– В Париж? – повторила она деревянным голосом. Лиза совершенно не понимала этого странного молодого мужчину.

– В Париж, где я разрабатываю эскизы одежды для самых благородных женщин Франции, включая саму императрицу. К несчастью, у большинства из них скверные фигуры. Буду хорошо платить тебе.

Лиза замерла при упоминании оплаты.

– Я не имею в виду древнейшую профессию, – успокоил он ее. – Я говорю о самой новойпрофессии в мире.

– Его светлость составил это завещание только на прошлой неделе, – сказал мистер Барлет, поправляя очки в золотой оправе на своем орлином носу, – что при сложившихся обстоятельствах очень кстати.

Леди Рокферн коснулась глаз носовым платочком. Она и Адам сидели возле письменного стола в обитой панелями библиотеке Понтефракт Холла. Стряпчий сломал красную восковую печать и развернул пергаментный лист. Откашлявшись, он начал читать: «Я, Аугустус Гаскуань Гримторп де Вер, второй граф Понтефракт, находясь в здравом уме, объявляю мою последнюю волю и завещание. Я завещаю моей любимой дочери Сидонии сумму в двести пятьдесят тысяч фунтов. Остальную часть поместья я завещаю во всей полноте своему внуку Адаму де Вер Торну».

«Теперь я богач, – подумал Адам. – Я – третий граф Понтефракт. Невероятно!»

Через двадцать минут после того как мистер Барлет уехал, дворецкий, мистер Хоукинс, закрыл передние двери и обратился к Адаму:

– Милорд, – произнес он елейным голосом, – разрешите поздравить вас по поводу вступления в наследство.

Милорд…Это прозвучало очень странно.

– Спасибо, мистер Хоукинс.

– Если вы не сочтете это дерзким, то разрешите спросить вас уже сейчас… Слуги проявляют некоторое беспокойство…

Адам несколько смутился.

– О чем же?

– Не собирается ли милорд как-то менять обслуживающий персонал?

– А, понимаю. А сколько здесь занято людей?

– В настоящее время в Холле работают пятьдесят четыре человека, включая садовников.

«Похоже на целую армию», – подумал он, удивляясь количеству обслуживающего персонала.

– Можете объявить, что в настоящее время я не собираюсь менять людей и что дополнительно выплачу каждому по десять фунтов по случаю своего вступления в наследство.

Чванливый дворецкий в белом парике и в голубой с золотом ливрее удивился:

– Десять фунтов, милорд? Каждому? Это необычайно щедро, милорд. От имени всех служащих я выражаю вам сердечную благодарность.

Он откланялся. Тетка Адама, стоявшая рядом с ним, взяла его под руку и повела в большой салон.

– Понимаешь ли ты, племянничек, что десять фунтов – это годовой заработок посудомойки? – спросила она его тихим голосом. – Вы можете испортить слуг, сэр. Поступок щедрый, но ошибочный.

– Тетя Сидония, судьба, или как бы это ни называлось, превратила меня в исключительно богатого человека. Когда у меня оказалось всего так много, я не считаю ошибкой поделиться с теми, у кого имеется очень мало.

Она стрельнула в него подозрительным взглядом.

– Надеюсь, ты не придерживаешься радикальных взглядов социалистов?

Он улыбнулся.

– Я даже не знаю, в чем заключаются их радикальные взгляды. А теперь, тетя, мы должны поговорить о вас. Как вы знаете, я уезжаю в Индию. Не знаю, долго ли я там пробуду, но, может быть, не меньше года. Я беспокоюсь о вашей безопасности. Ясно, что приглашение дополнительных сторожей оказалось недостаточным.

– Дорогой Адам, я уже приняла решение, – прервала его леди Рокферн. – Я не собираюсь оставаться в Понтефракт Холле после трагической смерти отца и уже договорилась переехать к леди Холлсдейл, моей дорогой подруге, которая имеет очаровательный дом в Лондоне. Уверена, что буду на Найтсбридже в безопасности от этих презренных таггис.Помимо этого, хозяином Понтефракт Холла стал теперь ты, и я уверена, что молодой человек вроде тебя не захочет, чтобы его стесняла престарелая тетка.

– Это неверно! – воскликнул Адам. – Вы знаете, что вольны оставаться здесь, сколько хотите.

Она улыбнулась и похлопала его по руке.

– Это очень мило с твоей стороны, Адам, но для меня пришло время уехать отсюда. К тому же, Лондон доставляет мне удовольствие. Но нам надо подумать о твоем будущем. Теперь, когда мисс Десмонд пропала при таких загадочных обстоятельствах, что ты собираешься делать?

– Других планов, кроме поездки в Индию, у меня нет.

– Но, Адам, ты пускаешься в путешествие, которое, по твоему собственному признанию, может оказаться опасным. Действительно, Индия – опасное место с ее отвратительной жарой и массой заболеваний. Племянница дорогой леди Холлсдейл, которая вышла замуж за служащего в Калькутте всего два года назад, умерла от холеры. Бедняжке было всего около тридцати лет. Избави Бог, чтобы на нас свалилась новая трагедия после стольких ужасных несчастий, обрушившихся в последнее время на нашу семью. И если с тобой случится что-нибудь в Индии, то наш графский род прервется, потому что других наследников по мужской линии не осталось.

Адам остановился возле полочки прекрасной резной работы. Он полюбил Понтефракт Холл. Ему была неприятна мысль о том, что можно быстро потерять все, что свалилось на него, но он дал деду обещание возвратить бриллиант.

– Тетя, что вы предлагаете?

– Не стану миндальничать, поскольку времени у нас в обрез. Леди Сибил – милая женщина, очень утонченный человек. Родственными узами она связана с самыми благородными семьями нашей страны, и вряд ли мне надо говорить тебе о ее красоте. Другие варианты могут оказаться значительно хуже, племянник. Значительно хуже.

– Но, тетя, даже оставляя в стороне тот факт, что я не люблю ее, ведь мой корабль отплывает через пять недель…

– Конечно, все это нескладно. К тому же, у нас сейчас траур. Но все можно устроить даже при таких чрезвычайных обстоятельствах, особенно если ты не потребуешь приданого от лорда Неттлфилда, который сейчас оказался в трудном положении…

Адам покачал головой.

– Нет, это исключено. Я люблю Лизу Десмонд.

– Но где находится эта Лиза Десмонд? – хладнокровно спросила его тетка.

– Видит Бог, мне хотелось бы знать это, – вздохнул он.

– Адам, мой отец плохо относился к твоей матери, – продолжала тетка. – Но теперь ты сам стал графом Понтефрактом, главой нашего рода. Ты обязан передо мной, так же как и перед собой, позаботиться о наследовании до того, как отправишься в Индию. Ты можешь любить мисс Десмонд, но в нашем положении любовь мало что общего имеет с женитьбой. К тому же Лиза скрывается от закона и совершенно не подходит, чтобы стать твоей женой, даже если ты ее и отыщешь. Хочу настоятельно просить тебя еще раз подумать о Сибил.

– Но даже если я и женюсь на Сибил, нет гарантии в том, что за несколько дней я смогу зачать ребенка.

– По крайней мере такая возможность возникнет. И да будет тебе известно, что у Сибил много ухажеров. Среди них младший сын Уолтера Масгрейва – Эдгар, который без ума влюблен в нее. И лорд Дадли, страшно богатый человек, уже дважды делал ей предложение. Сибил сказала мне, что отказала ему, потому что не любит его и что она хочет выйти замуж по любви. Но незамужней она долго не останется.

– Но, может быть, она меняне любит, – усомнился Адам.

– Ей не так просто полюбить тебя, поскольку ты думаешь только о своей Десмонд. Более того, ты даже не оказал Сибил любезность и не побывал у нее.

– Хорошо, я об этом подумаю, – вздохнул он. – Но тогда я отплыву в Индию не на «Звезде Востока», хотя не буду сдавать билет до последнего момента.

– Не понимаю.

– У меня такое предчувствие, что со «Звездой Востока» произойдет несчастный случай. Я собираюсь написать в это пароходство, чтобы они усилили охрану в индийских доках, когда пароход прибудет туда.

– А, понимаю. Да, это мудро. Куда же ты, Адам?

– Нанесу визит Сибил.

Он продолжал любить Лизу. Но он нес ответственность перед семьей.

Через пятнадцать минут он уже спрыгнул со своего Грейлинга перед Неттлфилд Холлом. Дом, хотя и не такой импозантный и большой, как Понтефракт Холл, был полон своеобразия. Но все находилось в довольно запущенном состоянии, что напомнило Адаму о поместье Торнов. На лужайке перед домом паслись несколько овец, сама же лужайка заросла сорняками. Хотя он уже и привык к великолепно ухоженным лужайкам и садам Понтефракт Холла, Адам вдруг почувствовал какую-то стыдливость за свое богатство и жалость к Сибил и ее семье.

Он заметил ее на дорожке у дома. Она прогуливалась, закрывшись от жаркого солнца бледно-голубым зонтиком, который гармонировал с ее платьем. Адам направился к ней, думая о том, как сильно она отличается от Лизы. В Лизе было что-то естественное, идущее от самой природы, а Сибил держала себя невозмутимо и собранно. Между ними такая же разница, как между художниками Гейнсборо и Рубенсом.

– Мистер Торн, – она улыбнулась, когда он подошел к ней. – Скорее даже лорд Понтефракт. – Она протянула ему руку в перчатке, которую он поцеловал. – Я еще не имела возможности сказать вам, как мы все огорчены смертью вашего дедушки. Из местной газеты я знаю, что полиция пока что не нашла второго индуса.

– Это верно. И сомневаюсь, что найдет. У меня такое ощущение, что он уже на пути в Индию. Разрешите я погуляю вместе с вами, Сибил?

– Сочту за удовольствие. Замечательный день, хотя этим летом много надоедливых мух. Может быть, нам пойти к озеру? Там открываются такие славные виды. Что-нибудь слышно о мисс Десмонд?

– К сожалению, ничего.

Некоторое время они шли молча по направлению к круглому озеру. Он пытался решить, что же ему делать: поддаться ли настояниям тетки и тем самым предать Лизу или сохранить ей верность и, поступив так, подвести семью. В пользу Сибил, конечно, говорило многое, и его влекло к ней. Наконец он сказал:

– Сибил, я не очень умею вести беседу… Я не получил хорошего образования и думаю, что многие люди не сочтут меня даже джентльменом…

– Джентльмена определяют не только манеры. Как говорил лорд Теннисон, добрые сердца значат больше, чем короны.

Адам смотрел на нее и думал, что ее правильный профиль был почти что классическим.

– Возможно, вы правы, – заметил он. – Или, по крайней мере, надеюсь,что правы.

Она улыбнулась ему:

– Теперь, милорд, вы получили свою корону, а как насчет доброго сердца?

Он нахмурился.

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Видите ли, мне вскоре надо отправляться в Индию, и тетка давит на меня, чтобы до отъезда я нашел себе жену. У меня имеются обязательства перед семьей… – Он помолчал. – Я, наверное, не очень хорошо излагаю все это?

– Дорогой лорд Понтефракт…

– Просто Адам.

– Хорошо, Адам. У меня нет ни малейшего представления о том, что вы собираетесь сказать. Посмотрите на этих двух лебедей. Разве они не прекрасны? Трудно даже поверить, что они могут становиться злобными. Но ведь внешность бывает обманчива, правда?

Они остановились на берегу озера. Адам отогнал от своего носа овода.

– Я хочу сказать, не согласились бы вы выйти за меня замуж?

– Но вы же любите мисс Десмонд, – возразила она. – Я никогда не выйду за человека, который любит другую женщину. Пойдемте назад? Туча на горизонте выглядит довольно мрачной.

Она повернулась и пошла к Неттлфилд Холлу, оставив Адама позади. На его лице появилось злобное выражение. Неожиданно он кинулся за ней, схватил ее за правую руку и так сильно повернул, что она выронила зонтик. Он обнял ее и поцеловал. Она тут же оттолкнула его и дала ему звонкую затрещину.

– Не знаю, как вы обращались со своей мисс Десмонд, – сказала она, – но ко мне вы будете относиться с уважением, сэр. – Она подняла с земли свой зонтик. – А при данных обстоятельствах я пожелаю вам всего хорошего.

Она пошла от него прочь. Адам смотрел ей вслед, злость на его лице сменилась удивлением.

– Проклятье, – выругался он.

– Я сделал ей предложение, но она невозможна! – кричал он в этот вечер своей тетке. – Невозможна! Простите, что я огорчаю вас, тетя, но вы должны признать, что я пытался. Нашей семье придется рискнуть и надеяться, что я не погибну от какой-нибудь ужасной болезни в Индии. У этой женщины вместо сердца ледышка.

Сидония сидела в библиотеке возле пылающего камина и вышивала.

– Мне в это не верится, – заметила она. – Что ты ей сказал?

– То же, что говорили мне вы. Что она мне лежит ответственность, и я должен жениться, и не согласится ли она выйти за меня замуж.

– Звучит ужасно романтично. Удивляюсь, как она не упала в обморок от восторга.

Адам быстро посмотрел на тетку.

– Ладно. Признаю, что это выглядело не очень романтично. Но я же не люблю ее! О, вся эта затея просто невозможна. Куда же подевалась Лиза, черт побери? Все было бы очень просто, если бы она… – От отчаяния он махнул рукой, не закончив фразы, потом направился к двери. – Пойду спать, – бросил он. – Спокойной ночи, тетя.

После того как он вышел из комнаты, Сидония положила на рабочий столик спицы, встала и позвонила в колокольчик. Через несколько минут появился дворецкий.

– Миледи?

– Понимаю, что сейчас уже очень поздно, мистер Хоукинс, но попросите Честера подать карету. Я желаю поехать в Неттлфилд Холл.

– Я не выйду за него! – горячо воскликнула Сибил часом позже. – Почему я должна выходить замуж за человека, каким бы он ни был привлекательным. Да, я признаю, что он интересный, но Адам безнадежно влюблен в другую женщину! – Она стояла у камина небольшой гостиной Неттлфилд Холла. Ее обеспокоенные родители сидели на диване с потертой обивкой. Сидония устроилась напротив в кресле, ситец которого весьма поблек.

– Ему надо дать время, Сибил, – урезонивала ее Сидония. – Он упрямый и импульсивный, и он любит эту Лизу с детских лет.

– Все равно как ты с Эдгаром, – вставила леди Неттлфилд, обращаясь к дочери.

Сибил нахмурилась.

– Пожалуйста, не впутывай в этот разговор Эдгара Масгрейва, – попросила она. – За него я тожене пойду.

– Давно пора, чтобы ты вышла хоть за кого-нибудь, – буркнул ее отец, отпив глоток портвейна. – А если хочешь знать мое мнение, то тебе стоит просто кинуться Адаму на шею. Сдается мне, что он обладает всем, что могла бы пожелать здравомыслящая – и даже бестолковая – женщина.

– Но он же меня не любит, – упрямилась дочь.

– Что такое любовь? – фыркнул отец. – Когда ты доживешь до моих лет, то от любви останется лишь туманное воспоминание, как о зуде юношеских лет.

– Что?! – воскликнула его жена.

Лорд Неттлфилд поднялся на ноги, его живот вывалился из расстегнутого сюртука.

– Сибил, ты дважды отказала лорду Дадли, а я оба раза умолял тебя согласиться. Господи, у него же двадцать тысяч акров…

– Лорд Дадли нагоняет на меня скуку, – прервала его Сибил.

– Ах, вот как? Ну, молодая леди, разрешите мне сказать, что ваша несговорчивость начинает надоедать и мне.Мне надо выдать замуж троих дочерей, а это чертовски дорогостоящее занятие. Сидония сказала мне, что можно обойтись без приданого, если ты пойдешь за Адама. Он прекрасный молодой человек, богатый, обладатель титула. Тебе уже двадцать, и ты можешь засидеться в девках. Как ты думаешь, сколько еще таких лакомых кусочков, как Адам, упадет на твою голову?

При упоминании о ее возрасте выражение лица Сибил стало ледяным.

– Возможно, я предпочту остаться старой девой, – выпалила она.

– И жить в задних комнатах за счет своих родственников? Не очень привлекательная перспектива, моя дорогая, – возразил отец. – Нет, Сибил. Ты дьявольски горда. Всегда была такой. Ну, я не стану заставлять тебя венчаться с кем бы то ни было. Но я буду очень огорчен, если твоя глупая гордость помешает тебе пойти за мужчину, за которого любая другая женщина просто ухватилась бы зубами и ногтями. Чрезвычайно огорчишь. Мне больше нечего сказать по этому поводу.

– Конечно, – подхватила Сидония самым любезным тоном, поскольку Сибил чуть не плакала, – ты ведь неравнодушна к Адаму?

– Если хотите знать правду, – выдавила из себя Сибил, – я обожаю его. – Все уставились на нее. – Но неужели вам непонятно, как мне неприятно сознавать, что он думает только о мисс Десмонд?

Наступило молчание.

– Если дело только в этом, – продолжала Сидония, – то для меня, например, совершенно очевидно, что ты должна выйти за него и влюбить в себя. Так уже делали, и не раз.

– Да, – с энтузиазмом поддержал ее лорд Неттлфилд. – Сидония права. Заставь Адама полюбить себя. Соблазни его, черт побери!

– Это шокирует, – пробормотала его жена.

– Любопытный вызов, – добавила Сидония.

Сибил выпрямилась.

– Хорошо, я принимаю этот вызов. Я обвенчаюсь с Адамом. И клянусь, что придет время, когда он полюбит меня больше, чем Лизу Десмонд.

– У тебя очень хорошая природная осанка, моя дорогая, – похвалил Люсьен Делорм Лизу, – но запомни: ты станешь показывать модели самой императрице, поэтому твоя осанка должна стать безупречной, так?

– Я стараюсь изо всех сил, – отозвалась Лиза, которая ходила по кругу, положив книгу на парик, который смастерил для нее Люсьен. Дело происходило в его ателье, на втором этаже дома, расположенного на улице Касетт в Париже. Два сотрудника Люсьена – женщина средних лет и юноша-подросток деловито укладывали изысканные платья в большие кожаные сундуки, а Люсьен наблюдал, как Лиза отрабатывает походку.

– Императрица – самая элегантная женщина в Европе, и если я стану ее портным, то наживу большое состояние. Многое зависит от тебя, моя дорогая: ты будешь демонстрировать мои модели. Поэтому представь себе, что ты сама – императрица.

«Императрица, которая скрывается от закона», – подумала она.

– Henri! Imbécile! Prends garde! [3]3
  Анри! Сумасшедший! Осторожно! (фр.).


[Закрыть]

Юноша чуть не уронил платья на пол.

– Простите, Люсьен.

– Все такие нервные! – простонал Люсьен, заламывая руки. – Вы как будто сговорились расшатать мне нервы! Стройнее, Аделаида! Стройнее! Ты – императрица и должна ступать соответственно. Через два дня мы будем уже в Биаррице показывать модели для Евгении. Всего через два дня! Двигайся, как императрица! Говори: «Я императрица».

– Я императрица, – повторила Лиза, ступавшая так напряженно, что у нее разболелась спина.

– Ваше Величество, прибыл месье Делорм со своей коллекцией одежды, – объявила мадемуазель Бувер, приближенная императрицы.

Мария Евгения Игнасия Аугустина, в прошлом графиня де Монтихо, а теперь императрица Франции, повернулась, сидя за столом в кабинете на своей вилле в Биаррице, и улыбнулась.

– Хорошо. Пригласите сюда месье Делорма.

Очаровательная тридцатилетняя жена императора Наполеона III поднялась. Потрясающая женщина с царственной осанкой, высокая, стройная, с длинной округлой шеей.

Дочь испанского гранда, невестка герцога Альбы, она обладала природным стилем, живостью интеллекта и огненно-рыжими волосами. Ее венчание в 1853 году со вновь провозглашенным императором Франции удивило все царствующие дворы Европы. Но счастье улыбалось этой паре «авантюристов», как их все еще часто называли заочно. Вторая французская империя пребывала в зените своей славы. И как раз прошлой весной Евгения обеспечила преемственность династии, родив мальчика, наследного принца для трона своего отца.

– Ваше Величество, – произнес Люсьен Делорм, кланяясь при входе в зал с высоким потолком, окна которого выходили на Атлантический океан. Евгения протянула ему руку, которую портной поцеловал.

– Месье Делорм, я приготовилась быть ослепленной вашими творениями, – заявила императрица.

– Ах, Ваше Величество, ослепляет ваша красота, – проговорил Люсьен, привыкший к беспардонной лести. – Все мои скромные наряды затмевает ваша улыбка.

– Тогда, возможно, я буду продолжать пользоваться услугами мадам Пальмир, – подзадорила Евгения, намекая на одну из двух официальных портних двора, чью монополию Люсьен надеялся подорвать.

– Но ведь Ваше Величество желает вдохновить промышленность французских мод, а не губить ее серостью, – возразил Люсьен.

Евгения рассмеялась.

– Мой дорогой месье Делорм, вижу, что вы настоящий скорпион с жалом. Но давайте больше не будем попусту тратить время: я с нетерпением жду показа ваших изделий. Где ваши эскизы?

Люсьен хлопнул в ладоши.

– У меня для вас сюрприз, Ваше Величество. Свои работы я называю «живые эскизы».

В зал вошла прекрасная девушка в черном платье и желтом жакете.

– Это Диана, – представил Люсьен. – На ней дневное платье, возможно, удобное для Компьена. – Он говорил о королевском охотничьем шато, расположенном к северу от Парижа.

На лице Евгении отразилось восхищение:

– Какая великолепная идея, месье, – воскликнула она, – показывать модели платьев на живых людях! Я потрясена. И мне также нравится этот наряд. Сколько он стоит?

– Две тысячи франков.

– Не слишком ли это дорого?

– Для императрицы недорого.

Евгения засмеялась. Когда манекенщица повернулась перед ней, большая черная юбка раздулась колоколом.

– Моя следующая манекенщица, Ваше Величество, девушка, которую на прошлой неделе я нанял в Англии. Я наткнулся на нее, когда возвращался после закупок на фабриках в северной части страны. Ее зовут Аделаида.

Лиза сказала Люсьену, что ее зовут Аделаида Маркхэм. Вымышленное имя «Чарли» она заменила на другой псевдоним. Лиза все еще, даже во Франции, со страхом думала о полиции.

Через минуту Люсьен подошел к двери и выглянул из нее. То, что он увидел, встревожило его. Луи Наполеон, император Франции, чьи любовные похождения стали поводом для грязных шуток всей Европы, стоял рядом с Лизой и разговаривал с ней приглушенным голосом, пальцами правой руки подкручивая свои усы. Император был ниже Лизы ростом, непривлекательный человек с непропорционально для своего туловища большой головой, с выдающимся брюшком. Но Люсьен знал, что если тот завлечет эту красивую английскую манекенщицу себе в постель, а Евгения узнает об этом, то его бизнесу с императрицей придет конец.

– Аделаида, – тихо позвал он.

Лиза, одетая в захватывающее дух белое бальное платье, украшенное гирляндами розовых бантов, взглянула на него. Потом сделала реверанс императору и поспешила к Люсьену.

Луи Наполеон погладил свою козлиную бородку, которую стали называть в его честь «императорской». Когда Лиза скрылась в кабинете Евгении, император начал строить планы о том, как затащить эту английскую красотку в свою императорскую постель.

Джек Рандольф Кавана посмотрел в зеркало, и ему понравилось увиденное. Этот хозяин плантации в Виргинии, двадцати девяти лет от роду, выглядел очень миловидно. Он знал это и этим восторгался. Кудрявые от природы каштановые волосы, голубые глаза со стальным оттенком и пушистые усы, которые, как ему казалось, придавали ему лихой вид главаря банды. Сегодня ему хотелось выглядеть особенно лихим, потому что он отправлялся на бал во дворце Тюильри. Приглашение туда он получил через знакомого американца, доктора Гарри Эванса, который работал дантистом императора. Влияние доктора Эванса при дворе было значительным, поскольку зубы Наполеона III были на редкость скверными.

Джек, как его называли попросту, поправил белый галстук, еще раз махнул щеткой по широким плечам своего фрака, потом взял шляпу и белый плащ с шелковой подкладкой. Надев их, он вышел из номера гостиницы «Гранд Отель дю Лувр», самого шикарного нового отеля Парижа, где каждая ночь обходилась ему в двенадцать франков, и начал спускаться в вестибюль. Джеку Кавана принадлежало пять тысяч акров отличной земли в Виргинии. А также триста рабов. Выращивал он главным образом табак, но богачом стал благодаря ловкости своих спекуляций на бирже. Он нажил состояние на железнодорожных акциях, приносивших ему ежегодный доход в сто тысяч долларов – огромные деньги в 1856 году, когда покупательная способность одного доллара была, возможно, в двадцать раз выше, чем стала потом. Джек был одним из богатейших людей американского Юга, и ему нравилось шиковать. В Париж, город с самой «нелестной» репутацией в мире, он приехал впервые и питал большие надежды, что встретит здесь одну из тех прекрасных куртизанок, о которой говорит весь город. Доктор Эванс предупредил его, что шикарных потаскух ко двору не пускают, но что новая любовь императора, английская девушка по имени Аделаида Маркхэм, в этот вечер будет присутствовать в Тюильри. Джек хотел все это увидеть. Его также подзуживало желание завоевать кого-нибудь.