Текст книги "Блеск и будни"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Глубокий сон Сибил нарушил шум. Она села в кровати. Спальня не была освещена, но от газовых фонарей на площади Понтефракт через окна проникало достаточно света, чтобы разглядеть, что в ее комнату вошел мужчина.

– Кто это? – прошептала она с дрожью в голосе.

Мужчина подошел ближе к ее кровати. Теперь она разобрала, что это Адам. На голое тело он накинул халат. Глаза дико сверкали.

– Адам? – прошептала она. – Что такое?

Он уже находился у ее кровати, вперив в нее широко раскрытые, дикие глаза.

– Я видел его, – прошептал он.

– Кого?

– Твоего любовника, Эдгара Масгрейва. Это правда, не так ли? Он отец Генри!

Она уставилась на него, испугавшись. Вдруг он бросился на нее, схватил за горло своими сильными руками, прижал к подушке и начал душить.

– Это правда, не так ли? – повторил он, почти рыдая. – Ты – шлюха! Это правда, не так ли?

– Адам… – задохнулась она.

– Признавайся! ПРИЗНАВАЙСЯ!

– Да…

Она почти не дышала. В ее голове все поплыло. «Он меня убьет», – подумала она.

Но тут вдруг он ее отпустил. Она жадно хватала воздух. Он стоял возле кровати, дрожа от ярости.

– Генри не должен узнать об этом, – прошептал он. – Понимаешь? Никогдане должен узнать.

Потом он повернулся и вышел из темной спальни.

– Мадам, – обратился к Лизе служащий гостиницы, – дежурный сказал, что в фойе находится маркиза Понтефракт и она спрашивает, не примете ли вы ее.

Сибил! Лиза была потрясена.

– Конечно, проводите ее сюда.

Служащий поклонился и вышел. Лиза закрыла дверь и поспешила из гостиной во вторую спальню номера. Открыла дверь и увидела в кресле миссис Паркер.

– Она спит, – прошептала няня, подходя к двери.

– К нам сейчас поднимется леди Понтефракт. Если Аманда проснется, то не выпускайте ее из спальни.

– Она не проснется. Она так обессилела, бедняжка. – Миссис Паркер закрыла дверь. Лиза подошла к зеркалу и посмотрелась в него. По какой-то причине ей хотелось выглядеть получше. Сибил! Наказание судьбы.

В дверь постучали. Лиза подошла к двери и открыла ее. Это пришла Сибил, которая прекрасно выглядела в собольей шубке – на улицах Лондона шел снег, стояла ледяная стужа. Какое-то мгновение обе женщины молча смотрели друг на друга. Потом Сибил сказала:

– Теперь я вижу, почему мой муж так околдован вами. Вы даже более прекрасны, чем я предполагала. Разрешите войти?

– Прошу вас.

Сибил вошла в номер, огляделась, пока Лиза закрывала дверь. Потом сняла шубку и перчатки. На ней было великолепное красное платье. На груди красовалась брошь – камея с бриллиантами по краям.

– Я решила, что для нас пришло время встретиться, – начала Сибил. – Я не собираюсь закатывать сцену.Я не люблю этого. Но нам надо как-то договориться. Видите ли, вчера ночью меня чуть не убил муж.

Лиза вспомнила, что говорил ей Адам в этой же самой комнате всего несколько дней назад.

– Почему? – спросила она, жестом указывая на кресло. Сибил села.

– Знаете, он вполне способен на это. В его роду были ненормальные. Например, сестра его бабки была убеждена, что она лысый орел, и, прыгнув с крыши дома в имении Торнов, разбилась насмерть. Потом, посмотрите, что он сделал в Индии. Да, публика в восторге от того, что он замаскировался под индуса, но он пошел на такой поступок, на который не отважится здравомыслящий человек. Можете себе представить, он завел себе комнату в подвальном помещении Понтефракт Хауза, которая заполнена разными костюмами для маскировки. Он переодевается либо в нищего, либо в волынщика и бродит по самым жалким трущобам Лондона. Боюсь, что он сходит с ума, а вчера ночью…

Она замолчала, в глазах отразился панический страх.

– Да, но убийство! – воскликнула Лиза, которая села рядом с Сибил. – Возможно, вы правы, что он стал душевно неуравновешенным, но, конечно, Адам не способен…

– Вы думаете, он не удавит меня, чтобы заполучить вас? – прервала Сибил, повернувшись к ней. – Вы недооцениваете свое воздействие на него, моя дорогая. Его встреча с вами донельзя раздула старое пламя. Если бы только, – она помолчала в нерешительности, на ее лице появилось выражение грусти. – Если бы только он любил меня так же, как вас.

– Вы его любите, не правда ли?

– Очень. Я изо всех сил старалась завоевать его, и до недавнего времени мне вроде бы удавалось это. Но потом… – Опять она остановилась в нерешительности. – Я поступила ужасно по отношению к нему, когда он уехал в Индию.

– Это касается вашего сына? – спросила Лиза.

Сибил удивленно взглянула.

– Вы знаете?

Лиза кивнула.

– Он рассказал мне об этом в Шотландии. Он уже давно подозревал, что Генри не его сын.

– Он не его сын, – подтвердила Сибил. – Он сын Эдгара. Теперь, когда Генри подрос, не остается никаких сомнений в этом. Он сын Эдгара. Ах, это исключительно моя вина… но я теперь ничего не могу поделать, лишь испытываю страх. Не знаю, что мне делать! Я подумала, что, может быть, вы сумеете заставить его образумиться.

Лиза встала.

– Вы поступили правильно, – наконец произнесла она. – Мы должны позаботиться, чтобы он не причинил вреда. Хочу написать Адаму записку и попрошу вас отнести ее ему. В ней я напишу ему, что у нас нет никаких перспектив для совместной жизни. Я даже покривлю душой и напишу, что не хочу быть с ним вместе в будущем. Уверена, что он никогда не тронет вас. Я вместе с Амандой собираюсь уехать в Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк, – повторила Сибил. – Почему именно в Нью-Йорк?

– Там я пережду войну и тогда смогу получить назад свою собственность в Виргинии – или то, что от нее останется. – Сама она знала, почему она выбирает Нью-Йорк. Она думала о молодом человеке, которого встретила в поезде. – Может быть, вы подождете внизу? Мне будет не так-то легко написать это письмо.

Сибил поднялась.

– Да, конечно. – Она направилась к своей шубке и перчаткам. Надев их, она обернулась к Лизе, на лице которой было страдание.

– Уже многие годы, – тихо сказала Сибил, – я ревновала к вам. Боюсь, что когда гневалась, говорила о вас неприятные вещи. Теперь вижу, как я ошибалась… Вы прекрасный человек, Лиза. Для меня унизительно говорить это, но, возможно, мой муж был бы счастливее, если бы женился на вас.

– Думаю, что Адам женился очень удачно.

Сибил подошла к Лизе, взяла ее за руки и прислонилась щекой к ее щеке.

– Спасибо, – шепнула она. И ушла. Лиза закрыла дверь. Она привалилась к двери, закрыв глаза. Потом тяжело вздохнула и направилась к письменному столу, который стоял у окна, из которого открывался вид на здание парламента. Сев за стол, она стала смотреть на открывающийся из окна вид и думать о политической карьере Адама. Она надеялась, что он будет счастлив. Вынув из стола лист чистой бумаги, взяла ручку.

«Дорогой Адам» – начала она письмо. Но чернила расплылись в закапавших слезах. Она достала другой лист бумаги и начала письмо сначала.

Часом позже Сибил вернулась в Понтефракт Хауз. Уже в дверях она спросила дворецкого, который открыл ей:

– Дома ли мой муж, мистер Ридли?

– Да, миледи, он в своем кабинете.

– А сыновья?

– Лорд Артур в детской с мисс Патридж, а лорд Генри в учебной комнате занимается с французским преподавателем.

– Спасибо.

Он принял у нее шляпку и шубку, и она направилась к кабинету Адама. Подойдя, постучалась.

– Войдите.

Она открыла дверь и вошла. Адам сидел за письменным столом и читал парламентский доклад об условиях труда на текстильных фабриках Англии. Увидев жену, он встал.

– Я посетила миссис Кавана в ее гостиничном номере, – сказала Сибил, подходя к столу. – Она просила передать тебе вот это письмо. – Она протянула Адаму конверт. Тот смотрел на пес с изумлением.

– Ты… видела Лизу? – промолвил он.

– Да, это для меня явилось огромным открытием. Она понравилась мне, я ею восхищаюсь.

Они сели. Адам вскрыл конверт и прочел:

10 декабря 1861 года

Мой дорогой Адам!

Я решила уехать вместе с Амандой в Америку. Не буду лгать тебе и утверждать, что не хотела бы быть с тобой: ты бы мне ни за что не поверил, если бы я даже и написала об этом. Думаю, что не было другой пары на свете, которая была бы так близка друг к другу, как мы с тобой. Но мы должны думать не только о себе. Как я уже пыталась объяснить тебе в Шотландии, мы поступаем ужасно по отношению к Аманде. Мы должны поставить интересы наших детей выше своих собственных, как бы горячо мы ни любили друг друга. Возможно, мы своего рода Ромео и Джульетта, любовь между которыми была предписана звездами. Но ведь страсть Ромео и Джульетты привела их лишь к могиле. А если любовь становится разрушительной, то тогда, возможно, даже любовь – самое сладостное и нежное чувство – приобретает уродливый характер. Если и есть смысл в жизни, то, несомненно, он заключается в воспитании детей, чтобы создать им все возможности расцветать в этом мире. И ты, конечно, должен подумать о своих двух сыновьях.

Встретив Сибил, думаю, ты должен начать с ней все сначала. Она на самом деле любит тебя и желает тебе только добра. Никогда не смей – повторяю, никогда – причинять ей боль. Если моя любовь что-то значит для тебя, то имей в виду, что ты лишишься ее навсегда, если сделаешь с ней что-либо постыдное или безобразное. Помни, что ты мой верный рыцарь и должен продолжать вести себя по-рыцарски, хотя я и ухожу из твоей жизни. Теперь я понимаю истину того, что мой бедный отец часто повторял во время своих проповедей: легко быть злым и очень трудно в этой жизни оставаться добрым. Адам, мы должны оставаться добрыми.

Я помню, однажды сказала тебе, что расстаться с тобой один раз значит пережить адские муки, а расстаться дважды равносильно смерти. Сейчас мы расстаемся вторично и, да, я испытываю смертельные муки, когда пишу эти строки. Но это надо сделать! Ты не должен пытаться увидеть меня вновь. Ты должен вычеркнуть меня из своей жизни. Когда я устроюсь в Америке, я позабочусь о том, чтобы ты мог увидеть Аманду.

Я никогда тебя не забуду, никогда тебя не разлюблю. Ты – моя жизнь. Ты сказал прошлым летом, что мы встретимся на том свете. Думаю, любимый мой, обязательно встретимся. Возможно, наша любовь неземная, предназначена не для этого безобразного мира, а для другого, более прекрасного. И там мы обязательно соединимся.

До встречи там, люблю тебя.

Твоя верная Лиза.

Он положил письмо на стол и встал. Сибил наблюдала, как он подошел к одному из высоких окон, выходивших на задний двор, где держали экипажи. Он долго молчал, стоя к ней спиной. Она видела, как он несколько раз украдкой вытирал слезы. Наконец он повернулся к ней.

– Прости за то, что было прошлой ночью, – произнес он хриплым голосом. – Я не знал, что делаю… В голове у меня помутилось. Во всяком случае… – Он подошел к ней и, взяв ее руку, поднес ее к своим губам. – Отныне можешь совершенно меня не опасаться. – Она заметила, что его глаза покраснели от слез. – Пойдем, – предложил он. – Поднимемся и посмотрим на наших детей.

Она поднялась и поняла, что наконец-то ее муж целиком принадлежит ей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Захарий Карр вскочил на кровати в спальне второго этажа на ферме «Карра». В июне 1862 года выдалась жаркая, душная ночь, окна были распахнуты, что и позволило ему услышать топот конских копыт. Спрыгнув с кровати и, подбежав к окну, он выглянул на улицу. К дому неслась примерно дюжина всадников, в руках у некоторых факелы. Прогремел выстрел.

– Налетчики-янки! – крикнул он, приседая. Пуля вдребезги разбила одно из верхних стекол. Раздались другие выстрелы, он кинулся, чтобы надеть брюки. До него донеслись крики:

– Поджигай бунтовщиков! Спалим их!

Натянув брюки, он сунул ноги в башмаки, не потрудившись завязать шнурки, и побежал в зал второго этажа. В неясном лунном свете он разглядел, что отец уже наполовину сбежал с лестницы.

– Па! Янки! – выкрикнул он.

– Захвати ружье! – рявкнул Брандон, видя, что Зах собирается спускаться по лестнице. Он знал, что армия генерала Макклеллана сражается с солдатами Ли к северо-западу от Ричмонда. Макклеллан переправил армейскую группу «Патомак» вниз по реке того же названия на лодках, потом через Чезапикский залив к форту Монро на самом краю большого полуострова, который разделяет реки Йорк и Джеймс. Потом солдаты маршем углубились на полуостров к городу Меканиксвиль, где они и столкнулись два дня назад с войсками Ли и где все еще продолжалось большое сражение. Зах слышал, что налетчики-янки воспользовались этой ситуацией – они носились по всей Виргинии, сея хаос.

Зах заскочил в кабинет и схватил со стены ружье. По всему дому распространился запах дыма. Набив карманы патронами, Зах вбежал в кухню, но вынужден был попятиться – кухня была в огне.

– Па! – завопил он. – Ты где? Па!

Через огонь пламени он видел, что задняя дверь была распахнута, и решил, что его отец выскочил наружу, чтобы отбиваться от налетчиков. Но сейчас через кухню пройти было невозможно. Вся задняя часть дома занялась огнем. Зах бросился в переднюю гостиную и выглянул в окно. Никого. Крики и выстрелы смолкли, теперь он слышал только потрескивание пламени, которое распространялось дальше, хруст сгоревшего и обваливающегося дерева. Он подбежал к парадной двери, открыл ее и выглянул. Никого. Лунный свет отражался в спокойно текущей реке Раппаханнок.

Он вышел на улицу и обежал угол дома. Вдали он увидел налетчиков, которые скакали по полям, возвращаясь на север. Он побежал к задней части дома, которая быстро превращалась в огненный ад. На заднем дворе он увидел отца, который лежал на земле лицом вниз. Из своего квартала прибежали отдельные рабы.

– Несите воду! – крикнул им Зах, когда бежал к отцу. – Берите ведра и носите воду!

Встав на колени возле отца, он осторожно перевернул его. Одна пуля пробила ему лоб, другая прошла через шею.

– Сволочи! – завопил он, обратившись к северу. – Проклятые янки, ублюдки! Вы мне поплатитесь! Гады!

Языки пламени лизали темное небо, а полукруглый месяц с безразличием взирал на эту картину.

– Мистер Синклер, вас желает видеть миссис Кавана.

Алекс Синклер, присев возле клиента, булавками закалывал ему манжеты. Вопросительно посмотрел на говорившего.

– Кто вы сказали?

– Миссис Кавана, – повторил молодой продавец. – Потрясающая женщина. С английским акцентом. Говорит, что познакомилась с вами в Шотландии в прошлом году, в поезде.

Он поднялся, на его лице заиграла улыбка.

– Миссис Кавана! Прошу прощения, мистер Вандербилт. Джерри, займитесь этим джентльменом…

Алекс торопливо вышел из хорошо оборудованного мужского отдела универмага, где он лично обслуживал таких нью-йоркских знаменитостей, как Уильям Генри Вандербилт, сына командующего военно-морским флотом Аугуста Бельмонта, Вана Ренссалерса и других шишек. Хотя Алекс вместе с матерью являлся хозяином магазина, он был таким сгустком энергии, что от его внимания не ускользала ни одна деталь, какой бы незначительной она ни была, как, например, манжеты или обшлага для мистера Вандербилта. Но красота Лизы произвела на молодого торговца такое сильное впечатление, что он даже рискнул обидеть сына богатейшего в Америке человека, чтобы поскорее увидеть ее.

И он в этом не разочаровался. Лиза рассматривала серьги в витрине магазина, когда Алекс подошел к ней.

– Миссис Кавана!

Она обернулась и, улыбнувшись просто ослепила его.

– Помните ли вы меня? – спросила она.

– Конечно. Лондонский экспресс. Вашу дочь похитили, но я узнал из газет, что все закончилось хорошо. Добро пожаловать в Нью-Йорк. Добро пожаловать в магазин «Синклер и сын».

– Спасибо. Весьма приятный магазин, такие красивые вещи… Мне нравятся эти золотые сережки, но цена для меня несколько высока. – Ее глаза озорно сверкнули. – Помнится, вы сказали, что дадите мне скидку, вот я и жду ее от вас.

Он рассмеялся.

– Я – болтун, – заметил он. – Но вы правы, я обещал и не отказываюсь от своих слов. Более того, я вам дам просто феноменальную скидку. Боб, – он обратился к хорошо одетому молодому продавцу, который стоял за прилавком. – Заверни в подарочную упаковку эти серьги для миссис Кавана. Бесплатно.

Лиза посмотрела с удивлением.

– Мистер Синклер, я не могу принять этого!Я просто ищу что подешевле.

– Ничего нет дешевле подарка. И вы их можете надеть сегодня же вечером, когда мы вместе пойдем ужинать.

Она рассмеялась.

– Помнится, вы сказали, что довольно бесцеремонны. Теперь я вижу, что вы были правы. Но, мистер Синклер…

– Просто Алекс.

– Алекс, я вас совершенно не знаю. Существует ли миссис Синклер?

– Да, моя мама. К несчастью, ее парализовало, она почти не говорит, но составит нам компанию. К тому же, у меня лучший повар в Нью-Йорке. Где вы остановились?

– В гостинице на Пятой авеню.

– Самый шикарный отель в городе! Восхищаюсь женщинами, которые любят первоклассные вещи. А теперь мне обязательно надо возвратиться к мистеру Вандербилту.

Он направился в мужской отдел.

– Алекс.

Он обернулся.

– Что?

– Я не дала вам своего согласия.

На мгновение на его лице отразилось беспокойство. Потом сверкнула самоуверенная улыбка.

– Но вы же не можете ответить отказом.

И он заторопился дальше.

– Ну, что вы скажете о Нью-Йорке? – спросил он в этот же вечер, сидя напротив Лизы в столовой дома своей матери на Восточной 14-й улице, недалеко от магазина на Юнион Сквер.

– Здесь грязно, – ответила Лиза, положив на свою тарелку жареную перепелку.

– Грязно? Но то слово. Мне приходится частным образом нанимать подрядчиков, чтобы отвозить на свалку мусор.

– Я думала, что площадь Мэдисон является центром города, но сегодня утром на улице перед гостиницей я видела, как свинья пожирает капусту.

– В трущобах водятся беспризорные свиньи. Иногда они могут даже забрести в богатые районы города.

– И движение! Такое же ужасное, как в Лондоне.

– Кто-то подсчитал, что за один день в центре города по перекрестку проехали пятнадцать тысяч экипажей. Но, Лиза, разве это не волнующий город, с его запахами и всем остальным?

Его энтузиазм был заразителен.

– Да, волнующий, – признала она.

– Вы долго проживете здесь? Какие у вас планы?

Ее планы… Очень простые: найти мужа, чтобы Адам наконец отказался от надежды заполучить ее и прекратил бы свои безумные угрозы в адрес Сибил. Лиза спрашивала себя, может ли этот энергичный мужчина, сидящий напротив нее, стать ее мужем. Но было что-то странное в этой комнате, обитой темными панелями: старая женщина в черном молча сидела в инвалидной коляске в конце стола, седые волосы покрыты черной вуалью, блестящие черные глаза не отрывались от Лизы. Мать Алекса, Наоми Синклер, выглядела гораздо старше своего возраста в пятьдесят два года. Алекс объяснил, что удар состарил ее. Действовало на нервы присутствие такой развалины, а ведь когда-то она была красавицей. Мать Алекса сидела, ссутулившись, на своей коляске, рот свис набок, руки узловатые и безжизненные, но глаза просто прилипли к Лизе. Хотя Наоми не могла говорить, но враждебность к гостье была очевидной. Лиза жалела эту женщину, но молила Бога, чтобы та перестала смотреть на нее.

– Мои планы заключаются в том, чтобы попытаться возвратить принадлежащую мне в Виргинии собственность, если эта война когда-нибудь закончится, – ответила она, отпивая прекрасное вино «Шабли», которое налил ей дворецкий. Дом Синклеров из коричневого камня не был особенно богатым. Большинство домов в Нью-Йорке похожи друг на друга, но ни один из них не идет ни в какое сравнение, например, с таким величественным особняком, как Понтефракт Хауз. Но Лиза приметила, что все в этом доме – серебряная посуда, хрусталь, мебель – было самого высокого качества. Кто-то в этой семье покупал только лучшее, и она подозревала, что таким человеком был Алекс. Беглого взгляда на его магазин было для нее достаточно, чтобы понять, что перед ней был человек с хваткой и обходительностью продавца.

– Ах, война. Должен признаться, что я изменил свое мнение относительно того, что война мешает бизнесу, – сказал Алекс. – Она оказалась баснословно выгодной для бизнеса – наш магазин никогда не приносил таких доходов. Понимаете, поскольку Федерация блокировала Юг, мы перестали получать оттуда хлопок для одежды. Вот почему в прошлом году я ездил в Манчестер, покупал там мануфактуру, рубашки, платья для своего магазина, потому что не мог достать этот товар здесь, в Штатах.

– Встречались ли вы с моим зятем Горасом Белладоном? – прервала она его.

– Да, действительно встречался, мне и в голову не пришло, что вы родственники.

– Он женился на моей старшей сестре Леттис, а вернее сказать, Леттис женила его на себе. Убеждена, что он был замешан в похищении моей дочери.

– Этому я могу поверить. Горас произвел на меня впечатление человека не очень щепетильного. Я припоминаю, газеты писали, что похищение было как-то связано с признанием Англией Конфедерации. Но, по слухам из Вашингтона, это им больше не светит, а это приятные новости для Севера.

– Часто ли вы ездите в Вашингтон?

– Все чаще и чаще. Видите ли, война приобретает совершенно другой характер. В нынешней войне сражаются не только профессиональные армии где-то па поле боя, а остальная часть страны занимается своими делами как ни в чем не бывало. Нынешняя война затягивает всех, и бизнесмен становится почти таким же важным элементом ее, как и солдат. Правительство в Вашингтоне находится в страшном смятении – половина конгрессменов совсем потеряли голову, а старый Эйб представляет собой настоящую карикатуру. Они не могут руководить этой войной, потому что она оказалась гораздо более сложным делом, чем они себе представляли. Им нужны одеяла, обмундирование, палатки, то есть все, что продает мой магазин. Поэтому я снял номер в гостинице «Уиллард» в Вашингтоне и достаю для правительства все это снаряжение. Например, в мае прошлого года федеральные войска взяли город Мемфис в штате Теннесси. Ну, я знал одного дилера по хлопку в Мемфисе, поэтому я поехал туда и помог ему пробраться через военные заставы. Война просто губит плантаторов-южан. Мы обнаружили многих плантаторов, у которых накопились буквально тонны хлопка на складах, и они горели желанием продать его. Я взял кредиты и закупил на два миллиона долларов прекраснейшего хлопка на Юге. Мы тайком перевезли его в Мемфис, потом я переправил его пароходом в Новую Англию, там из него соткали то, что требуется правительству, и я продал Вашингтону готовые изделия, заработав миллионный барыш.

– Целый миллион?! – воскликнула она. – Огромный доход.

Он пожал плечами.

– Пятьдесят процентов прибыли. В магазине я получаю по сто процентов. Я же пошел на риск, почему же я не должен заработать? Если бы меня поймали на фронтовой линии, то мятежник Джонни вполне мог бы хлопнуть меня из ружья. Я не стыжусь ничем из того, что сделал. Больше того, я этим горжусь. А, вот и десерт. Надеюсь, что вам понравится этот пудинг!

Дворецкий внес дымящийся пудинг на серебряном блюде. Когда раскладывали десерт, Лиза сообразила, что этот хваткий молодой человек, сидящий напротив нее, не только наживается на войне, но и в какой-то степени является пиратом. Несмотря на это, его рассказ ее заинтересовал.

– Миссис Синклер, пора ложиться спать, – сказала медсестра, которая вошла в столовую вместе с дворецким. Алекс подошел и поцеловал мать.

– Спокойной ночи, мама, – пожелал он ей.

– Спокойной ночи, миссис Синклер, – присоединилась к нему Лиза.

Полные ненависти глаза Наоми просто вонзились в ее сердце.

– Почему ваша мать недолюбливает меня? – спросила Лиза часом позже, когда Алекс вез ее в своем шикарном экипаже на площадь Мэдисон.

– Откуда вы это взяли?

– За время всего ужина она ни разу не оторвала от меня своего взгляда, и ее взгляд был отнюдь не доброжелательным.

Алекс, сидевший рядом с нею, вздохнул.

– Мать никогда не скрывала своих симпатий или антипатий. Думаю, из-за вашего английского акцента. Мой отец был шотландцем, жившим в Белфасте, а мать – ирландка до мозга костей и ненавидит англичан. В Белфасте отец держал магазин, но после того, как картофельный голод практически разрушил его бизнес, он привез нас сюда, и начал все сначала в Нью-Йорке. Семь лет назад он умер. С тех пор делами занимаюсь я.

– У вас нет ирландского акцента. Я думала, вы настоящий американец.

Он улыбнулся.

– Ну, видите ли, я сохраняю немного акцента для святого дня ирландцев, но остальную часть года не допускаю этого. В Нью-Йорке на ирландцев смотрят, как на дерьмо, и они предпочитают заниматься извозом.

– Надеюсь, вы не испытываете ко мне антипатии из-за того, что я англичанка?

– Ну, как вы думаете, что я могу ответить на это? А вот и ваша гостиница.

– С вашей стороны было очень мило пригласить меня на ужин. И мне очень понравились серьги.

Он вышел из кареты и помог ей спуститься, швейцар-негр открыл дверь отеля. Ее шляпка вздрагивала на ветру, она улыбнулась ему.

– Доброй ночи, Алекс, – она протянула ему руку.

– Разрешите предложить вам рюмку коньяка? – спросил он, поднося ее руку в перчатке к губам.

– Пожалуй, нет.

– Хотите, я покажу вам завтра город?

– Но вы так заняты…

– Заеду за вами в десять утра. Возьмите с собой дочку, и я устрою для вас экскурсию по высшему разряду. А потом мы пообедаем в ресторане «Делмонико».

– Очень любезно с вашей стороны, но…

– Вы просто не можете отказаться. – И опять самоуверенная улыбка.

Она засмеялась.

– Вы неисправимы, но правы. Не могу. До завтра в десять.

Она вошла в гостиницу, пытаясь сообразить, хочет ли она заарканить его или нет. Но каковы бы ни были ее намерения, становилось все более очевидным, что он попался на крючок.

После того как Адам освободил свою похищенную дочь, Пинеас Тюрлоу Уитни решил, что благоразумнее уехать из Англии, поскольку он совершенно правильно заключил, что там признание Конфедерации не пройдет. Он переплыл пролив Кале и отправился в Париж, где он надеялся встретить более дружественный прием со стороны правительства императора Наполеона III.

Но у него ушло более трех месяцев только на то, чтобы получить аудиенцию у императора, что само по себе показало шаткость позиции императора. Французское правительство втянулось в мексиканскую авантюру с эрцгерцогом Максимилианом, которого поддерживал Луи Наполеон. Но французский император всячески воздерживался от того, чтобы встать на чью-либо сторону в Гражданской войне в Америке.

– Но, сир, руки Линкольна связаны, пока он воюет с Конфедерацией, – упорствовал Пинеас, сидя возле письменного стола императора во дворце Тюильри. – Поэтому Франции выгодно признать нас. И, если вы позволите мне дерзость, – помочьнам оружием и деньгами… Франция стремится создать в Мексике империю. Если вы признаете Конфедерацию, то на северной границе у вас окажется дружественная страна и союзница. Мексиканская империя и Конфедерация Штатов Америки являются естественными друзьями и торговыми партнерами.

– Это верно, – вслух размышлял император, который сидел за письменным столом в центре простого, без излишеств кабинета и курил сигару. Напротив стоял мраморный бюст матери императора, королевы Гортензии. – С другой стороны, месье Уитни, что будет, если счастье улыбнется Линкольну?

– Этого не случилось до сих пор и не произойдет в будущем. У него бездарные генералы.

– Да, но ему может повезти и подвернется умелый генерал. Исход войны всегда непредсказуем. Если Линкольн победит, то у Мексики на северной границе появится враждебная страна. Потом, существует ведь Англия. Если Англия признает Конфедерацию, тогда я не стану колебаться. Но Англия пока этого не сделала, и мой посол сообщает мне, что и не признает. Поэтому… – Он пожал плечами, выпуская дым к высокому потолку.

Пинеас понял, когда покинул Тюильри, что его миссия провалилась. Европейские державы останутся нейтральными несмотря на все его усилия – несмотря даже на похищение Аманды. Неудача этой операции возмутила его. Он просто бесился от отчаяния, потому что под хладнокровной и невозмутимой внешностью скрывалось исполненное ненависти сердце. Он ненавидел проклятых аболиционистов, ненавидел Север, ненавидел Линкольна, ненавидел то, во что мог превратиться Юг после победы федералистов. Тот Юг, где освобожденные рабы когда-нибудь бросят вызов господству белого человека.

Но пока ему ничего не оставалось другого, как возвратиться восвояси и делать все, что в его силах, для поддержки дела южан, хотя теперь он начинал сознавать, что надежды на победу южан сокращались, несмотря на их военные победы.

Пинеасу Тюрлоу Уитни надо было возвращаться домой хотя бы потому, что у него кончились деньги. И Север, и Юг печатали бумажные деньги и облигации во все ускоряющемся темпе, чтобы финансировать войну, но в Европе существовал золотой стандарт, и жить в Европе было дорого. Когда в Париже у Пинеаса иссякла золотая валюта, ни один банкир не пожелал принять кредитное письмо или чек, выписанный на банк Юга. Суровый факт заключался в том, что так же, как у Пинеаса кончались настоящие наличные деньги, так же они иссякали и в южных штатах.

Заложив в ломбард большую часть своей одежды, золотые часы и бриллиантовые запонки, чтобы оплатить проезд домой, он сел на второсортную посудину, отплывавшую от Шербура на Бермуды, базу, откуда британцы проникали через блокаду федерального военно-морского флота. Там он сел на одно из таких суденышек и в середине ночи высадился возле пункта Мобайл. «Как беглый уголовник, – горестно подумал он, – а я ведь бывший сенатор Соединенных Штатов, бывший посол!» Это уязвляло. Она направил телеграмму на плантацию «Феарвью», сел на поезд до Ричмонда, на вокзале которого его встретил Элтон, его престарелый кучер.

– Мы вас ожидали вчера, генерал, – сказал Элтон, беря саквояж своего хозяина. – Мы не думали, что поезд опоздает на целые сутки. Похоже, что машинисты уже не знают, что они делают.

– Паровоз сломался, а у них не оказалось какой-то детали, – раздраженно объяснил Пинеас. – Мне не хочется, чтобы ты говорил о неприятном, Элтон.

– Да-са, генерал.

Они приехали в «Феарвью» в середине ночи.

«Ну точь-в-точь, как уголовник», – подумал Пинеас. Ночь выдалась холодная и снежная. Наступало утро 7 ноября 1862 года, того самого дня, когда Линкольн передал командование федеральными войсками генералу Бернсайду.

– Думаю, что все уже легли спать, генерал, – сказал Элтон, слезая с козел. – Дома находятся и масса Клейтон с мисс Шарлоттой…

– Что ты хочешь сказать? – Пинеас смотрел на темный силуэт особняка, вылезая из кареты. Закрытая туманом луна повисла над трубами дома, в котором он родился, над домом, который он любил шестьдесят лет.

– Ну, мисс Мэй велела мне помалкивать, потому что хотела сама передать вам плохие вести. Но пока вы ездили в Европу, налетели налетчики-янки и сожгли дом Карров. Массу Брандон застрелили насмерть. Масса Зах ушел в армию. А масса Клейтон и мисс Шарлотта переехали сюда к мисс Элли Мэй. Все довольно плохо – мисс Шарлотта в интересном положении, а масса Клейтон мало на что годится с одной ногой, к тому же все время пьян.