Текст книги "Блеск и будни"
Автор книги: Фред Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Значит, это новый наследник? – размышляла вслух леди Сибил Хардвик. – У него удивительно романтическая внешность. Мне нравятся черные волосы. Смуглые мужчины кажутся мне такими привлекательными.
– Да, он красив, – согласилась леди Рокферн, стоявшая рядом с величавой красавицей. Они находились в большом салоне Понтефракт Холла, комнате поистине дворцового великолепия, и смотрели через одно из высоких окон на Адама, только что спрыгнувшего с лошади по кличке Грейлинг, в то время как конюх придерживал ее за уздечку. – Красивый, но на него находит… Я заметила это всего за два дня. Он вспыльчив и не стесняется показывать свое настроение. Но я видела также, как он задумчиво смотрит на огонь камина, тоскуя вроде влюбленного Гамлета. Кто знает, что у него на уме?
– Ох, а кто знает, что вообще на уме у молодых людей? Но мне нравится форма его головы.
– Я так и подумала, что он понравится тебе, дорогая Сибил. Конечно, в графстве так много говорят, что между тобой и Эдгаром Масгрейвом существует глубокая привязанность. – Сидония играла с собеседницей в кошки-мышки. Ей хотелось заполучить самую лучшую невесту для племянника, и, по мнению Сидонии, никого не было лучше Сибил, дочери графа Неттлфилда, этой красавицы с зелеными глазами, роскошными каштановыми волосами и безупречной родословной, хотя род ее нынче изрядно обеднел.
– Мы с Эдгаром друзья детства, – пояснила Сибил, все еще не отводя взгляда от Адама, который разговаривал с конюхом. – Конечно, мы вместе ездим верхом на прогулки, явы знаете, что он сопровождал меня в качестве кавалера на многих балах. Но я не жду от Эдгара предложения, если вы намекаете на это. Всем известно, что Эдгар ищет себе богатую невесту, а я слишком бедна, чтобы заинтересовать его.
– Восхищаюсь твоей проницательностью, так же как и твоей откровенностью. Тогда и я буду с тобой откровенна. Ведь я знаю тебя на протяжении всей твоей жизни, так же как и твою семью. Ничего не могу представить себе более удачного, чем если бы наши семьи – во многих отношениях соседи – объединились. Положение, которое мой племянник займет теперь в обществе, окажется для него трудным, если он не возьмет в жены женщину, чувствующую себя в высшем свете непринужденно. Надеюсь, ты понимаешь меня. Адам воспитывался без благословения любящих родителей и не получил образования джентльмена. Ты бы идеально подошла ему, дорогая Сибил. Конечно, если ты им заинтересуешься.
Сибил продолжала наблюдать за Адамом. «Господи милостивый, – думала она, – ну разве можно им не заинтересоваться? Он действительноудивительно красивый мужчина…»
– Мне вряд ли стоит указывать на то, что Адам унаследует значительное состояние, – продолжала Сидония.
Сибил слегка улыбнулась.
– О деньгах можно не говорить, – отозвалась она. – Я об этом хорошо знаю и покривила бы душой, если бы сказала, что деньги не содержат в себе дополнительной привлекательности. Графиня Понтефракт – кто бы ни оказался ею – станет одной из виднейших леди в нашей стране, так что и ваш племянник является наиболее желаемым призом. Но я не пойду за него замуж только из-за одних денег. Пусть я бедна, но не опущусь, как это делает Эдгар, до охоты за богатыми женихами. Нет, я выйду замуж по любви или вообще останусь незамужней. Если между вашим племянником и мною возникнут нежные чувства, я с радостью приму его предложение, коль он удостоит меня такой чести. В противном случае мы так и останемся соседями и, надеюсь, друзьями.
«Она гордая, – подумала Сидония. – А Адам своевольный».
– Опять же восхищаюсь твоей прямотой, – произнесла она вслух. – Ну что же, посмотрим, как будут развиваться события. Ах, мистер Хоукинс принес нам чаю.
Сидония взяла Сибил за руку и отвела ее в угол салона, где мистер Хоукинс – дворецкий – давал распоряжения двум слугам, которые расставляли чайные приборы. В сложной иерархии слуг к дворецкому всегда обращались со словом «мистер», чтобы подчеркнуть его начальственное положение среди других, слуг.
Алгернон де Вер, первый граф, дал указание своему архитектору не жалеть средств на строительство Понтефракт Холла. Сын портного из Йорка, Алгернон был ослеплен огромным состоянием, которое он составил себе в Индии, и решил поразить всех у себя на родине. К счастью, его архитектор, в свое время работавший с гениальным Робертом Адамом, уже построившим – или собиравшимся построить – такие замечательные парадные дома, как Сион Хауз, Кедлстон, Хервуд и Остерли, обладал хорошим вкусом и ясным видением, поэтому смог создать великолепие без помпезности. Большой салон превратился в главный зал всего дома, место небывалой красоты. Стены обтянули малиновой шелковой парчой. У дверей сделали классические отводы с изощренной резьбой, позолоченными пилястрами и фронтонами, на высоких окнах висели дорогие занавеси из голубого шелка. Окна же выходили на парадные террасы, фонтан и большую лужайку. Все стулья и диванчики были изготовлены в деликатном стиле эпохи Людовика XVI, с изящными ножками и подлокотниками с позолотой, сидения и спинки обтянуты тканью бледно-персикового цвета. Огромный ковер, по размерам самого зала, сотканный в прекрасном классическом стиле с ярким красно-голубым узором. Но гордостью этого зала стал великолепный плафон, сочетание золотистого, голубого, малинового и кремового цветов, с овальными рисунками классических фигур, которые были выполнены известной художницей Анжеликой Кауфман.
– Должна предупредить тебя, он сказал мне, что влюблен, – Сидония села на диванчик и стала разливать чай из серебряного чайника, – в какую-то там Лизу, дочь приходского священника в Уайкхем Райз. Конечно, подобная партия абсолютно исключается, но действовать надо осторожно. Как я уже сказала, на Адама находит, а мы, дорогая Сибил, очень хорошо знаем, что сердце мужчины подвержено капризам. К счастью, мне удалось отговорить его от намерения пригласить это существо, Лизу, на бал в субботу вечером. Я объяснила, что это было бы несправедливо по отношению к ней, так как у нее нет подходящего наряда. Впрочем, в действительности я подумала, что бедная девушка окажется совершенно не в своей тарелке. Ему не понравились мои слова, но в конечном итоге он сдался, что дает вам, моя дорогая, свободу действий. Но тише, кажется, он приближается… А-а, вот и он! Добрый день, дорогой Адам. Ты как раз подоспел к чаю. Хочу познакомить тебя с одной из наших соседок, с леди Сибил Хардвик.
Адам окинул взглядом Сибил. Средства ее были весьма скромны, но она обладала хорошим вкусом. Бледно-голубое шелковое платье и короткий жакет представляли собой последний крик парижской моды. Хотя она сидела, Адам понял, что у нее прекрасная фигура.
– Леди Сибил живет в Неттлфилд Парке, – продолжала Сидония. – Ее отец, лорд Неттлфилд, – милейший человек. В субботу вся семья пожалует на наш бал.
Адам подошел поцеловать руку Сибил.
– Тогда, надеюсь, – произнес он, – я смогу удостоиться чести танцевать с вами, леди Сибил?
«Браво, – подумала Сидония. – Отличное начало».
– Однако, – продолжал Адам, – хочу предупредить вас: я танцую ужасно. Даже хуже, чем ужасно. Я совершенно не умею танцевать, если не считать нескольких поворотов.
Сибил одарила его самой соблазнительной улыбкой:
– Значит, я должна буду научить вас танцевать, верно? – пропела она. – И даже не возьму за это с вас плату.
«Толково сказано», – подумала Сидония.
«Он не остолоп, – решила Сибил, – напротив, даже очень интересный человек».
«Я пошел навстречу тетке Сидонии, – думал Адам, – ибо знаю, что она пытается навязать мне эту женщину. Не стану попусту огорчать тетушку, но будущей графиней Понтефракт станет Лиза. Тетя не догадывается об этом, но завтра я отправлюсь в Уайкхем Райз, чтобы сделать ей предложение».
Начавшийся вечером штормовой ветер к середине ночи превратился в настоящую бурю. Лиза промокла до костей и продрогла. На ней была только черная шаль поверх синего платья, к груди она прижимала небольшую сумку с некоторыми вещами, прихваченными с собой из отцовского дома. Она понимала, что эта ужасная ночь совсем не годилась, чтобы идти в Понтефракт Холл, но так боялась, что отец может погнаться за ней, что не видела для себя иного выхода, как попытаться как можно скорее добраться до Адама. С трудом ковыляя по дороге, преодолевая порывы дождя, гонимого сильным северным ветром, измазав в грязи подолы своих юбок, она в конце концов решила, что должна найти какое-то укрытие, хотя бы на время, пока не улучшится погода. Хотя на торфянистой равнине жило не так много людей, она знала, что недалеко находится коттедж фермера-арендатора, известный под названием Грандж. Ей почему-то казалось, что там проживал фермер-скотовод по имени Макги или Макдаф, и хотя ей не улыбалась мысль провести ночь в доме незнакомого человека, она поняла, что выбора у нее нет. Хотя возможность того, что отец пустится за ней в погоню, оставалась, она все-таки сбросила ее со счетов из-за отвратительной погоды.
Через пять минут она заметила коттедж и прибавила шагу в его направлении. Дом был покрыт соломой, с которой ручьями стекала вода. Лиза не могла укрыться от этих потоков из-за отсутствия карниза и начала торопливо барабанить в массивную дверь. Через несколько минут ей открыл огромный бородач в красной фланелевой ночной рубахе. В руке он держал керосиновую лампу, которую приподнял, чтобы рассмотреть лицо Лизы.
– Скажите мне, ради Бога, что вы делаете на улице в такое время и в такую погоду?
– Иду в Понтефракт Холл и…
– Заходите скорее, а то я тоже промокну насквозь! Проклятье, что за ночь! Держу пари, что вы ищете укрытие на ночь.
Он захлопнул за нею дверь и задвинул засов. Дрожащая от холода Лиза прохлюпала по низкой комнате к печке, в которой догорали дрова. Мужчина торопливо последовал за ней, чтобы подбросить в печку новых поленьев.
– Меня зовут Стрингер Макдаф. А вас, мисс?
– Лиза Десмонд.
– Десмонд? Не родственница ли вы приходскому священнику храма Святого Жиля?
– Я его дочь.
– Ах! И почему же дочка приходского священника оказалась на торфяных болотах в такую ночь?
Он зажег еще лампу, и она увидела, что в комнате мало мебели, но у нее достаточно веселый вид с самодельными занавесками на окнах. Она решала, что же сказать ему, так как правду говорить было нельзя.
– Я иду навестить родственника лорда Понтефракта, – объяснила она, полагая, что такой ответ по крайней мере недалек от истины.
– Хотите посетить набоба? Вы выбрали не самый короткий путь. И почему же вы идете пешком к такой важной птице?
Она заметила, что он косо и плотоядно посматривает на нее.
– Дома ли миссис Макдаф? – холодно спросила она.
Он ухмыльнулся:
– О нет, мисс. Я холостяк. Для меня большое удовольствие, когда кто-нибудь зайдет, особенно если забредет такая красивая девочка, как вы. Но вы насквозь промокли! Может быть, вы снимете свою одежду, чтобы просушить ее? Давайте я сейчас принесу вам одеяло… Нет, даже лучше, если вы пойдете в спальню. На моей кровати лежит одеяло. Завернитесь в него и приходите сюда, а я налью вам рюмочку виски для согрева.
Она посмотрела на него, прекрасно понимая, что происходит в голове Стрингера Макдафа. С другой стороны, если она не снимет с себя промокшую одежду, то может серьезно заболеть, что повредит ее будущему ребенку. Взгляд Лизы остановился на длинной железной кочерге, прислоненной к каминной решетке. Она решила, что в крайнем случае осадит Макдафа этой кочергой.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Воспользуюсь вашим предложением.
Она направилась к двери в спальню.
– Вот, возьмите эту лампу.
Он подал ей керосиновую лампу. Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Поставив лампу на низкий комод, она присела на край смятой кровати и стала развязывать шнурки своих башмаков.
– Ну и каша заваривается, – пробормотала она, снимая левый башмак и переворачивая его, чтобы вылить воду на дощатый пол. На вид Макдафу было лет тридцать, и он казался сильным мужиком. Но если у него возникли идеи о том, чтобы положить ее с собой в кровать…
Именно в этот момент она услышала стук в переднюю дверь коттеджа, настойчивый грохот. Она замерла, прислушиваясь. Макдаф открыл дверь. До нее донеслись голоса. Потом к спальне стали приближаться шаги. Дверь отворилась.
– СУКА! – рявкнул ее отец. Он загородил собой весь дверной проем. С его черной сутаны стекала вода. В правой руке он сжимал кнут.
– ШЛЮХА!
Он затопал к ней, замахнулся кнутом. Она закричала, а он принялся стегать ее по голове и плечам. Она соскочила с кровати и попыталась пробежать мимо него к двери, но он схватил ее за руку и швырнул на середину комнаты. Она стукнулась о сундук, продолжая издавать вопли.
– Папа, не надо… ребенок…
– Ты хочешь сказать, ублюдок! – заревел он, принявшись опять стегать ее. Она попыталась закрыть лицо левой рукой. Кнут щелкал очень больно. – Три часа назад к нам домой пришла мать Кроуфорд и пыталась шантажировать меня! – бушевал он, продолжая стегать ее. – Она сказала, что расскажет по всему Йоркширу, что дочь преподобного Десмонда – ПОТАСКУХА!
– Папа, перестань…
– Я убью тебя, проститутка… ПОТАСКУХА!
– Нет, ты этого НЕ СДЕЛАЕШЬ!
Она схватила керосиновую лампу и запустила ею в него. Лампа попала ему в грудь и разбилась. Она с ужасом увидела, как его грудь охватило пламенем. Он скорчился, завопил, когда вспыхнула его борода. Шатаясь, он подался назад, выронил кнут.
– О Господи… Папа! Мистер Макдаф, принесите же воды… О Боже!
Отец повалился навзничь на кровать, теперь почти весь охваченный пламенем. Она схватила подушку и начала колотить по нему, сбивая пламя. В комнату с кувшином влетел Макдаф. Он выплеснул воду на Десмонда, но теперь загорелось постельное белье.
– Убирайся! – завопил он.
Панически испугавшись, она бросилась к двери. «Я погубила отца!» Эта мысль промелькнула в ее голове. У двери она обернулась. Макдаф сорвал стеганое одеяло, висевшее на стене, и накрыл им кровать, загасив языки пламени. Но маленькую комнату заполнил ужасный запах, и когда тяжело дышавший арендатор сдернул с кровати одеяло, Лиза поняла, что это за запах – запах поджаренного человеческого тела. Лицо ее отца обуглилось, вверх поднимались струйки дыма.
– Он… – прошептала она.
– Да, скончался. И, держу пари, что это не самый легкий путь, чтобы покинуть этот мир. – Он швырнул стеганое одеяло на пол, потом подошел к одному из окон и растворил его. В комнату ворвались ветер и дождь. – Комната вся провоняла, – сказал он, подходя к Лизе. – Давайте ее немного проветрим.
Она как бы помертвела, затем прошла в переднюю комнату, а он затворил за нею дверь. Она смотрела на пылающие дрова и удивлялась, почему не может плакать.
– Теперь я начинаю понимать, в чем дело, – произнес он. Он стоял рядом с ней, глядя на нее со странным выражением на лице. – Ваш отец постучал ко мне в дверь, чтобы узнать, не укрылись ли вы здесь от непогоды. А у вас под сердцем зародилась новая жизнь. Как вы объясните все это в полиции?
– В полиции?
– Ну как же, у нас тут появился труп, вы ведь не забыли об этом? Я должен сообщить властям о том, что произошло. Предстоит любопытный судебный процесс. Представляю, какие появятся заголовки в газетах: «Незамужняя мать убивает приходского батюшку».
Ее глаза расширились:
– Убивает? Вы же видели, что произошло. Я лишь защищалась.
Стрингер Макдаф улыбнулся.
– Да, конечно. И присяжные клюнут на эту байку.Байку незамужней девчонки, которая позволила уложить себя? Когда адвокаты и следователи закончат с вами, они будут помирать с хохоту, хохотать до самой виселицы.
Она побелела.
– До виселицы… Но это несправедливо…
– А что справедливо в этом прогнившем мире? – спросил он, подходя к входной двери и снимая брюки с крючка на стене. – Тут либо ты, либо я, моя красавица. Полиция будет утверждать, что один из нас убил твоего отца, но я первым изложу, что тут случилось. Я дьявольски уверен в том, что не хочу качаться на виселице.
– Подождите! Пожалуйста!
Она попыталась спорить с ним, но бесполезно. Он натянул брюки поверх своей ночной рубахи, надел башмаки, накинул на плечи плащ, а на голову надвинул шляпу и вышел из дома, хлопнув дверью. Порыв ветра опять распахнул дверь в спальню. Она уставилась на почерневшую кровать со страшным телом своего отца. Одну ладонь она поднесла к щеке.
– О, что я наделала! – прошептала она. Потом нахмурилась. – Важнее другое: что мне надо делатьтеперь?
Двое индусов присели на корточки на террасе Понтефракт Холла и подсматривали в нижнюю часть высокой застекленной двери за шикарно разодетыми танцорами в зале. Очень смуглые – один почти совсем черный, – но одеты они были в европейскую одежду, выделяясь лишь бородами и тюрбанами на головах.
Из зала доносились великолепные мелодичные звуки вальса Вебера «Приглашение к танцу», сочиненного в 1819 году. Зал для танцев по другую сторону прихожей представлял собой еще один шедевр архитектурного оформления. Золотисто-белые стены поддерживали сводчатый потолок, с которого свисали две великолепные люстры. Оркестр из восьми человек, нанятый Сидонией, располагался в конце зала и играл примерно для пятидесяти гостей, которые пожаловали, чтобы познакомиться с наследником Понтефракт Холла.
– Чоукидар, —шепнул один из сикхов и оттолкнул своего товарища, на которого падал струившийся из окна свет. Как раз в это время один из сторожей лорда Понтефракта проходил возле террасы…
– Поздравляю! – воскликнула леди Сибил Хардвик, танцевавшая с Адамом. – Вы великолепно вальсируете. Вы, несомненно, мой лучший ученик.
– Я ваш единственныйученик, – угрюмо отозвался Адам. На нем был новый черный фрак и белый шелковый бант, безупречно завязанный Сидни, камердинером деда.
– Ах, вы очень скромны, сэр, – улыбнулась Сибил. Она выглядела восхитительно в своем платье цвета слоновой кости, с широкой юбкой, лежавшей не менее чем на четырех нижних юбках, которые, в свою очередь, покоились на железном каркасе, называвшемся кринолином, неприятно ударявшим Адама по коленям. Вооружившись до зубов, Сибил позаимствовала у матери ожерелье Неттлфилд, две нитки розового жемчуга с бриллиантами, которые украшали ее действительно великолепную грудь. Глубокое декольте, обнажавшее ее плечи и грудь в такой степени, в какой она посмела сделать это, к ее удовольствию, привлекло немало взоров со стороны мужчин в зале.
Она сделала пробор в своих блестящих каштановых волосах, закрутила их в пучок сбоку, выпустив из-под него целые гроздья завитушек. От нее исходил соблазнительный запах лондонских духов «Английские фиалки», единственных духов, которыми пользовались только представители высшего общества. Она решила ослепить Адама. Но ее озадачило то, что новый наследник поместий Понтефракта казался озабоченным и рассеянным. Несомненно, мысленно Адам Торн находился где-то в другом месте, что только усиливало стремление Сибил сосредоточить его внимание на себе. Леди Рокферн сказала ей, что у него склонность к гамлетовским грустным настроениям, и, вероятно, она не ошибалась. Но подобная черта делала его для Сибил еще более привлекательным.
– Какая красивая пара, – мурлыкала леди Рокферн, восседая на мягком кресле у стены между графом и графиней Неттлфилд. – Сибил такая красавица!
– Ах, дорогая Сидония, ваш племянник такой яркий, – ответила леди Неттлфилд. – Он привлекателен чуть ли не до неприличия.
– Ну что же, знаете ли, чистая нормандская кровь. – Леди Рокферн блаженно улыбнулась, не ведая, что в ее собственных жилах течет кровь на четверть индусская. – Она производит на свет самых красивых людей.
– Какая жалость, что лорд Аугустус погиб, – произнес лорд Неттлфилд, краснолицый мужчина лет пятидесяти, который, употребляя ежедневно по две бутылки красного вина, набрал несколько лишних десятков фунтов. – Но для Адама, наверное, было приятным сюрпризом узнать, что теперь он стал наследником. Какие ослепительные перспективы открываются теперь перед ним! – «И какое счастье, если Сибил сумеет прибрать его к рукам, – подумал он. – Конечно, де Веры – безнадежные выскочки, но сто тысяч в год! Интересно, насколько мне удастся уменьшить приданое…»
– Его отец, кажется, безнадежный пьяница? – вопросительно произнесла Каролина, леди Неттлфилд, сухопарая красавица в аметистовом бархатном бальном платье с двумя перышками в седых волосах за диадемой Неттлфилдов – одной из немногих драгоценных вещиц семьи, которые ей удалось сохранить, не дав мужу заложить ее. На левой щеке леди Неттлфилд красовалось пятнышко в форме сердца – пережиток моды ее юности.
– Не стану возражать, – согласилась Сидония. На ее лошадином лице появилось выражение сурового неодобрения. – Увы, Персивал, насколько я знаю, не обладает чертами характера, могущими спасти его душу. Он ленивый, вздорный, материально плохо обеспеченный выпивоха.
– Но все-таки он джентльмен, – заметил лорд Неттлфилд, которому стало не по себе от сознания того, что леди Рокферн практически описала его самого. —Как христиане мы должны быть милосердны.
– Леди Рокферн сказала мне, что вы влюблены, – обратилась Сибил к Адаму, когда он провожал ее на террасу подышать свежим воздухом. В бальном зале стало душно от сотен свечей и разгорячившихся танцоров. – Кто же эта счастливая дама?
– Ее зовут Елизавета Десмонд, – ответил Адам, подводя свою спутницу к каменной балюстраде, откуда открывался вид на фонтан. – И если я кажусь несколько рассеянным сегодня, то это потому, что вчера получил о ней ужасные новости.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Увы, очень серьезно! Лизу обвиняют в убийстве отца.
– Убийстве? – Услышанное потрясло обычно невозмутимую Сибил. – Неужели это возможно?
– Ни в коем случае! Я знаю Лизу как самого себя. Она не способна на насилие. Не может убить никого, тем более своего отца. Я съездил вчера в Уайкхем Райз, чтобы сделать ей предложение, и застал в селении всеобщий переполох. Это событие потрясло всех.
– Могу себе представить! Полиция задержала ее? – Сибил не относилась к разряду злых женщин, но все-таки не могла не почувствовать некоторого облегчения от того, что ее соперница попала в серьезную переделку.
– Нет. Она куда-то пропала. Полиция разыскивает ее по всему Йоркширу. Видно, она страшно перепугалась. Я… – Он зажмурился и сжал кулаки, опершись ими на каменную балюстраду. Сибил начала понимать глубину его привязанности к дочери приходского священника. К своему удивлению, она почувствовала, что в ее сердце появилось чувство ревности.
Он открыл глаза, и она увидела в них слезы.
– Я должен защитить ее, – медленно выговорил он. – Видите ли, когда я еще был ребенком, я поклялся стать ее рыцарем. Знаю, что это звучит глупо, но тогда я серьезно дал эту клятву и серьезно отношусь к ней до сих пор.
– Не думаю, что это звучит глупо, – возразила Сибил. – Думаю, что это очаровательно старомодно и романтично. – «Хотелось бы мне, чтобы он стал моимрыцарем», – подумала она.
– Простите, – извинился Адам, – я не собирался отягощать вас своими проблемами.
– Au contrarie [1]1
Напротив (фр.).
[Закрыть], мистер Торн, я восхищена тем, что вы сочли возможным довериться мне. Надеюсь, что наша дружба – простите мою смелость, что я произношу это слово, – со временем окрепнет, а ничто так не способствует развитию дружбы, как взаимное доверие.
– Вы очень добры, леди Сибил, – относитесь ко мне с таким пониманием…
– Пожалуйста, называйте меня просто Сибил.
Он посмотрел на нее при мерцающем лунном свете. Хотя он и был совершенно ослеплен красотой Лизы, в его глазах другие женщины бледнели в сравнении с ней, он все-таки должен был признать, что Сибил великолепна.
– А меня называйте просто Адам. Во всяком случае, я пытался убедить шерифа в том, что вышла какая-то ошибка, но, похоже, имеется свидетель. Просто не знаю, что делать. Ничего не могу придумать лучшего, как оставаться здесь и надеяться, что Лиза найдет способ дать о себе весточку…
Прогремел выстрел. Сибил и Адам повернулись в сторону обширного парка. Ночь выдалась довольно облачная, но ветер разогнал тучи, обнажив луну, и в ее свете можно было различить две бегущие по лужайке фигуры.
– Простите, – бросил Адам и кинулся к одной из лестниц, огибавших балюстраду. Раздался второй выстрел, и Сибил охнула, когда увидела, что один из бегущих споткнулся и упал. Из-за угла огромного особняка выбежали еще два человека. Это были сторожа. В руках они держали ружья и стреляли из них.
– Что такое? – спросил отец Сибил, выходя на террасу вместе с несколькими другими гостями.
– Должно быть, браконьеры.
– Проклятые нахальные попрошайки!
Адам сбежал с лестницы и помчался к упавшему человеку. Он обратил внимание, что у того на голове было надето что-то белое, но как раз в этот момент тучи опять закрыли луну. Сторожа выстрелили еще два раза в сторону бегущего, но он успел убежать в лесную чащу, с трех сторон примыкавшую к парку.
Адам подбежал к упавшему одновременно со сторожами.
– Это чертов индус! – воскликнул один из сторожей, показывая на белый тюрбан.
На спине упавшего Адам увидел пулевую рану. Он припал на колено, чтобы повернуть его.
– Осторожно, хозяин, эти чернокожие вероломны.
Адам взглянул на говорившего. Уже второй раз при нем произносили это слово с тех пор, как он узнал, что и в его жилах течет индийская кровь, и он начинал ненавидеть это слово.
– Он индус, – подчеркнуто заявил Адам. – Бегите и постарайтесь поймать второго.
– Слушаемся, сэр.
Оба сторожа побежали дальше, а Адам перевернул индуса на спину. Он был убит. Что-то выпало из его правой руки и лежало рядом с трупом. Адам поднял с земли бриллиант «Глаз идола».
– Дедушка! – прошептал он.
Вскочив на ноги, он сунул бриллиант в карман и помчался назад в дом. Теперь все гости вышли на террасу и наблюдали развертывающуюся драму. Адам бежал, пытаясь подавить в себе панические настроения. За эти несколько дней он привязался к старику, стал о нем заботиться, хотя до этого всю жизнь его ненавидел. Адам видел, что дед испытывал искреннее раскаяние за свое прежнее отношение к матери Адама и к нему самому. Как сказал сам лорд Понтефракт, за грехи ему пришлось заплатить гибелью сына и всей его семьи. Теперь, узнав, что индусы как-то раздобыли большой бриллиант, Адам опасался худшего. Он посмотрел на окна третьего этажа, где была спальня его деда. Там было темно. Лорд Понтефракт слишком ослабел и не мог присутствовать на балу. Обычно в такое время он уже спал. Можно было бы предположить, что шум разбудил его, но… Адам поднялся по зигзагообразной лестнице на террасу, где стояли его тетка и лорд Неттлфилд.
– Что случилось? – спросила леди Рокферн.
– Два индуса, – произнес он тяжело дыша и не останавливаясь.
– Индусы? – фыркнул лорд Неттлфилд. – Мерзавцы! Что этим индусам понадобилось здесь?
Адам влетел в большую прихожую, пробежал по мраморному полу и стал подниматься по внутренней лестнице. Он промчался мимо большой картины Пуссена, висевшей на стене первой лестничной площадки, поднялся на третий этаж дома. Здесь спальни соединялись увешанными картинами коридорами. Адам понимал, что если индусам удалось пробраться на крышу особняка – любой достаточно ловкий человек мог бы легко подняться туда по толстой водосточной трубе, – то тогда им ничего не стоило пробраться внутрь дома: надо было просто сломать замок на двери, ведущей на чердак. Оттуда по лестнице можно спуститься на половину слуг на верхнем этаже дома. Там сегодня никого не было, поскольку все слуги находились внизу, обслуживая гостей. И потом…
Он распахнул дверь в спальню лорда Понтефракта.
– Дедушка!
Зажег свечу и ахнул. В комнате все было перевернуто как после грабежа: ящики вывернуты на пол, крышка конторки взломана, картины сброшены со стен… Он увидел, что полотно с пейзажем отодвинуто в сторону, дверца сейфа раскрыта.
Адам медленно подошел к большой кровати, высоко подняв над собой серебряный подсвечник. Свет упал на кровать, и он увидел старика. Казалось, что тот спит.
– Дедушка!
Молчание. Адам склонился над кроватью и содрогнулся. На шее старика он увидел шелковую тесьму, а рядом лежала монетка.
Индусы удавили его, как это делают таггис.
На груди лорда Понтефракта лежала записка. Адам взял ее. Там было написано: «Кали отомщена».
