Текст книги "Блеск и будни"
Автор книги: Фред Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОЙНА
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Йи-вау! Война! Йи-вау!
Восемнадцатилетний Зах Карр мчался галопом по обсаженной деревьями въездной дороге плантации «Феарвью», размахивая шляпой и завывая подобно привидению с погоста. Шарлотта Уитни, заслышав шум, поторопилась выйти на белую веранду.
– Началась война, Шарлотта, – крикнул Зах. – Генерал Боргард открыл огонь по форту Самтер! Мы поколотим этих дрянных янки, заставим их просить у нас пощады!
– Да, я слышала об этом.
Это происходило в пятницу, 12 апреля 1861 года. Зах соскочил со своего коня и бегом влетел на веранду.
– Что-нибудь не так? – спросил он. – Не замечаю в тебе радостного возбуждения.
– Я думаю о Клейтоне. Гадаю, станет ли он воевать теперь, – когда война фактически у нашего порога.
– Клейтон? Конечно, он будет воевать.
– Не будь чересчур в этом уверен. Ты не читал его писем. Эти ребята-северяне в Принстоне заморочили его голову всякими идеями и совсем его запутали. Он даже написал мне, что совсем не уверен, что стоит бороться за сохранение рабства. Можешь себе представить, чтобы такоесказал юноша – южанин? Конечно, я не посмела передать папе, что Клейтон проявляет нерешительность в своей приверженности нашему великому делу. Если бы папа узнал об этом, он бы наверняка пришел в ярость и заставил бы меня отказаться от помолвки с Клейтоном. Но, Зах, я так влюбилась… Ах, все так перепуталось.
Зах взял свою будущую невестку за руку.
– Шарлотта, дорогая, не забивай свою милую головку мыслями о Клейтоне. Я знаю своего брата. Когда папа позовет его домой, то из его головы тут же вылетит вся эта северная чушь и он будет драться за Виргинию. Ведь наша семья живет здесь аж с 1691 года. Против этого он не попрет. Вот увидишь. Клейтон настоящий сторонник южан, и храбрее его не бывает.
Шарлотта задумчиво улыбнулась.
– Надеюсь, что ты прав.
Кризис обострился из-за того, что в президенты выбрали относительно малоизвестного человека – Авраама Линкольна. И хотя лично Линкольн всегда ненавидел рабство, но раньше он проявлял осторожность, не выступая с нападками на эту социальную организацию из-за боязни, что подтолкнет южные штаты к сепаратизму. Несмотря на эту тактику, он стал олицетворять в глазах рабовладельцев руководство антирабскими настроениями Севера, а заодно и все остальное, что они ненавидели на Севере. Поняв, что контроль над федеральным правительством теперь ускользнул из рук экономических кругов Юга, возможно, навсегда, Южная Каролина вскоре после выборов приняла законопроект об отделении от Федерального союза. Из-за больших расстояний, которые надо было преодолевать во время национальных выборов на допотопных средствах передвижения, произошла пятимесячная заминка между самими выборами нового президента и его фактическим вступлением в должность. Поэтому в течение пяти очень важных месяцев страна двигалась по инерции под руководством нерешительного президента Буканана, сочувствовавшего южанам.
Поэтому, когда 4 марта 1861 года Линкольн принял присягу, вступив в должность, события стали развиваться с головокружительной быстротой. В южных штатах имелась федеральная собственность. Одним из видов такой собственности и был форт Самтер на острове в Чарльстонской бухте. Когда Вашингтон попытался отправить снаряжение в Самтер, генерал Боргард потребовал, чтобы форт сдался южанам. После отказа коменданта, майора Андерсона, генерал открыл огонь из своих батарей по форту, тем самым начав самую кровавую войну в истории Америки. Каждый четвертый из принявших в ней участие так и не дожил до ее исхода.
– Сенатор Уитни – я бы даже сказал генерал Уитни – предложил мне офицерское звание, – сообщил Клейтон, когда вместе с Захом и отцом сидел за ужином на ферме Карров.
Тремя днями раньше Клейтон возвратился из Принстона. Он был вынужден добираться на лодке до Норфолка, затем ехать на поезде до Ричмонда, где его ждал отец с каретой, в которой они и отправились домой.
В те первые дни войны у обеих воюющих сторон парила путаница, но несмотря на это Клейтон убедился, что война действительно идет, потому что вынужден был добираться до дома кружным путем. К тому времени Соединенные Штаты раскололись на два разных лагеря.
– Генерал хочет взять меня в свои адъютанты и предложил мне капитанский чин.
– Примешь ли ты это предложение? – спросил Зах, с беспокойством глядя на своего старшего брата. Он помнил, что ему сказала всего неделю назад Шарлотта относительно колебаний Клейтона по вопросу о рабстве.
Клейтон положил на тарелку куриную ножку и вытер губы. Старый фермерский дом был обставлен замечательными старыми предметами, иные из них несколько поколений принадлежали семейству Карров. Над камином висел портрет матери мальчиков. Клейтон припомнил почти беспрерывные споры в колледже о рабстве. Там, в Принстоне, у него зародились серьезные сомнения. Но теперь, когда он вернулся на ферму Карров, сидел в своем доме жарким весенним вечером, разве оставался у него какой-либо выбор?
– Да, – ответил он без особого энтузиазма.
– Урра! – воскликнул Зах. – Я знал, что ты поступишь именно так. Я сказал Шарлотте, что ты настоящий южанин.
– Разве были какие-то сомнения в твоей решимости воевать? – спросил Брандон Карр, наливая в стакан вино из хрустального графина.
– Ну, в колледже мы много спорили о рабстве. Но нет, по-настоящему я никогда не думал отказываться воевать, коли уж дело дойдет до войны.
– У меня тоже были сомнения по поводу некоторых особенностей рабства, – заметил отец, ставя на место графин и закрывая его пробкой. – Я ясно указал твоему будущему тестю, что не одобряю его жестокого обращения с рабами. И не так давно, когда Пинеас хотел отправить меня в Англию и подкупить основного свидетеля по делу о миссис Кавана, чтобы он дал ложные показания, я сказал ему, что не стану заниматься грязными делами. Поэтому вместо меня они послали Роджера Уарда. Но без рабства Юг опустится до состояния хаоса, поэтому у нас нет иного выхода, надо драться. – Он повернулся к младшему сыну, сидевшему по его левую руку. – Однако, Захарий, поскольку Клейтон становится под наши знамена, тебе придется оставаться дома.
– Но, па…
– Никаких возражений, сын. Я старею и не могу один управиться со всем хозяйством. Клейтон будет воевать, поддерживать честь нашей семьи. Никто не усомнится в твоем мужестве, Захарий, если ты останешься дома. Все знают, что ты не трус.
«Трус, – подумал Клейтон. – Именно так они бы окрестили меня, если бы я уклонился от армии. Проклятье, пусть они как безумные рвутся на эту войну, но я покажу им, что я тоже не трус».
– Ой, Клейтон, – воскликнул Зах, – теперь ты сможешь жениться в офицерской форме! Разве это не здорово?
– Завтра с утра нам надо будет отправиться к портному во Фредериксбург, – напомнил Брандон. – Я читал, что издан справочник о форме одежды в армии конфедератов. Цвет должен быть темно-серый, хотя я слышал, что при окраске некоторые ткани приобретают желтовато-коричневый цвет, как орех. Уверен, что тебе прекрасно пойдет любой цвет мундира, Клейтон. Не сомневаюсь, что Шарлотта будет гордиться своим женихом, как я горжусь своим сыном.
Хотя вовсю распространялись домыслы, что Линкольн попытается установить блокаду портов Юга, этого пока не случилось, и для богатых южан типа Уитни жизнь по-прежнему представляла собой полную чашу. Так что свадьба капитана Клейтона Карра с Шарлоттой Уитни вылилась в необычайно роскошное торжество и, по существу, стала одним из крупнейших событий предвоенного Юга. Господь благоволил этому торжеству прекрасной погодой и безоблачным небом. Глядя как из съезжавшихся карет высаживались изысканно одетые гости – цвет аристократии Виргинии – перед парадным входом в роскошный особняк на берегу реки Раппаханнок, только самые отчаянные пессимисты могли представить себе, что весь этот блеск вскоре будет сметен страшнейшим ураганом истории.
Клейтон смотрелся лихим воякой в своей новой серой офицерской форме с завитками золотых нашивок на рукавах. Шарлотта прелестно выглядела в своем подвенечном платье, украшенном гирляндами фиалок, с огромной юбкой чуть ли не шести футов в диаметре у подола, со шлейфом, растянувшимся еще на восемь футов, свадебная вуаль спускалась каскадом кружевных волн со шляпки, украшенной цветами, – все было безупречно скопировано с модели подвенечного платья английской принцессы, которую Элли Мэй нашла в книге Годли «для дам».Когда прозвучали брачные клятвы и жених нежно поцеловал невесту, все женщины в зале не смогли удержаться от слез умиления.
Потом начались обильные угощения, сопровождаемые бесконечным числом бутылок французского шампанского из хорошо укомплектованного подвала Пинеаса. Около сотни гостей предались нескончаемым утехам еды, питья и танцев на протяжении всего дня до позднего вечера. Большинство юных молодцов, включая Заха, основательно «нагрузились», если воспользоваться одним из множества американских синонимов слова «напились». Но Клейтон в ожидании брачной ночи в гостинице Фридериксбурга оставался почти трезвым. Они с Шарлоттой проведут десятидневный медовый месяц в Хот-Спрингс, штат Виргиния, после чего он явится к своему тестю для прохождения воинской службы.
– Клейтон, – обратился Пинеас, отводя капитана в сторону, – когда ты возвратишься, у меня для тебя будет приготовлено дело.
– В чем оно заключается, сэр?
– Ты помнишь миссис Кавана с плантации «Эльвира»?
– Очень хорошо помню.
– Как тебе известно, она прислала указания из Шотландии Билли Деври дать вольную всем своим рабам. Он это и сделал, несмотря на сильное противодействие других рабовладельцев. Тогда мы мало что могли поделать с этим, но теперь другое дело. Я обсуждал ее поступок с властями в Ричмонде, и мы решили конфисковать плантацию «Эльвира», а помещения превратить в госпиталь для армии.
– Сэр, законно ли это?
– Новое правительство решило подойти к миссис Кавана как к предательнице интересов Конфедерации из-за ее прошлых денежных переводов аболиционистам. Да, это законно. Конечно, мы надеемся, что нам не понадобится много госпиталей, но боюсь, что их потребуется все-таки больше, чем мы сейчас располагаем. Плантация «Эльвира» нам пригодится. Мои подчиненные сейчас составляют список ее рабов. Мы намереваемся выловить как можно большее их число и заставить их потрудиться на Конфедерацию. Домашних слуг вернем в особняк на плантации «Эльвира». Они будут использоваться в качестве обслуживающего персонала госпиталя. Когда ты возвратишься из Хот-Спрингс, первое твое задание и будет заключаться в том, чтобы выловить домашних слуг.
– Очень хорошо, сэр.
– А пока хочу сказать, что мне очень приятно твое присоединение к нашей семье, а также хочу пожелать тебе прекрасного медового месяца. Но, – он понизил голос, – относись понежнее к Шарлотте. Мы с матерью пытались объяснить ей, чего она может ждать сегодня ночью, но боюсь, что не сумели как следует сделать это. Не думаю, что она понимает, что именно ты будешь делать с ней. Гм, полагаю, что у тебя раньше были отношения с женщиной?
Клейтон покраснел, как мак.
– Да, сэр.
– Гм, да. Ну, это хорошо. Когда я был молодым человеком, то считалось, что джентльмен должен иметь некоторый опыт в этом деле. Но теперь, с этой чертовой щепетильностью, нельзя уже назвать «ножкой» ножку от рояля. Ситуация становится все более смехотворной. Ну, а теперь возвращайся к гостям, веселись. Но к Шарлотте будь повнимательнее.
– Конечно, сэр. Спасибо, сэр.
Клейтон присоединился к веселящимся гостям, удивляясь странной настойчивости Пинеаса. Он уже пытался отправить Лизу Кавана на виселицу. Не добившись этого, он теперь решил конфисковать ее имущество. Его тесть выглядел таким величавым и радушным. Но Клейтон понял, что в душе он – дикий бык.
– В своем заведении я не держу черных шлюх, – объясняла сердитая мисс Роуз, дородная, весом в триста фунтов, хозяйка известного борделя в Йорктауне. – За кого вы меня принимаете, за дерьмо? Заведение обслуживает только белых джентльменов.
– Но бывают некоторые джентльмены, которым изредка подавай черную штучку, – возразил Клейтон.
Этот разговор происходил жарким вечером три дня спустя после его возвращения.
– Согласно моей информации у вас служит женщина по имени Дулси, прежде бывшая рабыней миссис Джек Кавана с плантации «Эльвира». У меня на руках армейский приказ о возвращении всех бывших рабов миссис Кавана под юрисдикцию армии.
Клейтон вручил раскипятившейся мисс Роуз приказ. Пока она читала его, он оглядел безвкусную обстановку борделя с ярко-красными ворсистыми обоями и круглыми, как глобусы, газовыми фонарями. В холле слонялась группа привлекательных белых девушек в различной степени раздетости, двое из них сидели на круглой кожаной кушетке в центре зала. Одна рыженькая послала воздушный поцелуй красивому капитану. Другая вроде бы случайно подняла нижнюю юбку, чтобы открыть для обозрения интимные места. Клейтон жадно смотрел на все.
– Ладно, – проворчала мисс Роуз, возвращая приказ и понижая голос. – Но прошу вас как офицера и джентльмена не разглашать, что среди моих девочек есть и черненькие. Я взяла ее только потому, что она весьма привлекательна и отчаянно нуждалась в заработках. С моей стороны это было проявлением милосердия, капитан. Надеюсь, вы понимаете это?
– О, да. Конечно.
Мисс Роуз, одетая в зеленое шелковое просторное платье, пропотевшее под мышками, заметила блуждающий взгляд Клейтона, и слегка улыбнулась.
– Капитан, желаете немного потрудиться? – шепнула она. – Можно устроить за счет заведения. Как мой вклад в наше славное дело.
Клейтон замялся.
– Я женатый человек, – сказал он.
– И все наши клиенты тоже.
Клейтон думал о Шарлотте, оказавшейся ледышкой в их первую брачную ночь. Правда, в конце их поездки она начала понемногу оттаивать. Ему не следовало бы начинать изменять ей. Он был офицером, а не кадетом, и он любил свою молодую жену.
– Пожалуйста, приведите ко мне женщину по имени Дулси.
– Хозяин – барин. Но вы упускаете возможность попробовать одну из лучших путанок в краю Дикси. Лотт, – позвала она сочную блондинку. – Пойди, разыщи Дулси. Скажи ей, пусть соберет свои вещи. Она будет работать на армию.
– Она уже переспала с половиной армии, – отозвалась Лотт, другие девушки захихикали.
Через несколько минут из помещения в глубине здания появилась одна из самых, пожалуй, эффектных негритянских девушек, которых когда-либо видел Клейтон, хотя назвать ее негритянкой было бы явной неточностью, поскольку кофейно-молочная кожа выдавала в ней большую долю крови белого человека. Она выглядела лет на восемнадцать, и в обтягивающем шелковом платье с оборками и соблазнительными разрезами ее шикарная фигура выглядела просто сенсационно. Клейтон почувствовал со смущением, что его штаны начинают натягиваться в паху, когда она подошла к нему.
– Что это за разговоры о том, чтобы меня опять сделать рабыней? – сердито спросила она. – Я уже не рабыня! Меня законно освободила миссис Лиза, и у меня имеются подтверждающие это документы!
– Виноват, любезная, но вы только что были лишены свободы армией конфедератов, – пояснила мисс Роуз. – Вот приказ, все по закону. Просто изменились порядки!
Дулси вызывающе посмотрела на Клейтона.
– Куда вы меня забираете? – спросила она.
– На плантацию «Эльвира», по приказу генерала Уитни. Тамошний особняк превращен в госпиталь. Вы будете работать там медсестрой по этажу.
– Медсестрой? Не хочу быть медсестрой для больных мужчин, нет, сэр! Можете передать своему генералу Уитни, чтобы он проваливал ко всем чертям! Я свободная!
– Как уже сказала мисс Роуз, вас лишили свободы, – терпеливо объяснил Клейтон. – Вам придется пойти со мной. У меня дюжина солдат, которые дожидаются у подъезда, поэтому не заставляйте принуждать вас.
Дулси уставилась на него.
– Минутку, – произнесла она. – Я знаю вас. Вы не масса ли Клейтон, который приезжал на бал к миссис Лизе на плантацию «Эльвира» с мисс Шарлоттой Уитни?
– Совершенно правильно. Теперь она моя жена.
– Ха! Стало быть, вы поженились. Ха!
Дулси измерила взглядом шестифутовую фигуру Клейтона. Заметила некоторый непорядок в его штанах.
– Давай, Дулси. Собирай свои вещи.
Она слегка улыбнулась.
– Похоже, у меня нет выбора, верно?
Она повернулась и пошла в глубину здания, многозначительно покачивая своими бедрами.
Мисс Роуз заметила испарину на лбу Клейтона.
– Ну разве это не штучка? – шепнула она.
– Папа сегодня приедет домой? – спросила четырехлетняя Аманда Кавана, когда Лиза встала на колени возле ванночки и стала мыть ее губкой.
– Только в субботу, дорогая, – ответила Лиза. – Ты же знаешь, он приезжает по субботам.
– О, хочу, чтобы он приехал скорее. Я так скучаю, когда его нет с нами.
– Мы все по нему скучаем.
– Почему он не может находиться здесь постоянно, как все папы?
– Ты знаешь почему, Аманда. Я уже сто раз объясняла тебе, что у него дела в Лондоне. – Лиза использовала этот предлог, чтобы объяснить недолгое присутствие Адама в его шотландском доме. Она остро сознавала, что эта отговорка становилась все менее убедительной: Аманда слишком часто спрашивала об этом.
– А папа привезет мне подарок из Лондона?
– Уверена, что привезет. Он всегда это делает, верно? Он ужасно тебя балует.
– О мама, я не избалованная. Я самая славная девочка на всем свете. Сам папа сказал мне это!
Лиза засмеялась и поцеловала светлокудрую головку дочери.
– Вот поэтому-то, моя сладкая Аманда, ты и избалованна.
Аманда чихнула, и Лиза нахмурилась.
– Ты чихнула уже пятый раз. Боюсь, что ты можешь простудиться. Миссис Паркер, нам стоит уложить ее в кроватку и дать ей лекарство.
– Нам не стоило разрешать ей играть сегодня на пляже, – заметила седовласая няня с добрым лицом. Она подошла и вынула Аманду из ванночки. – Сейчас слишком сыро.
– Да, боюсь, что ты права. Я буду на первом этаже. Спокойной ночи, дорогая.
Она еще раз поцеловала Аманду, потом вышла из детской, оклеенной яркими обоями с картинками на сказочные сюжеты, и спустилась на нижний этаж. Восьмикомнатный каменный коттедж, который Лиза под влиянием викторианской сентиментальности назвала «Отрада сердца», представлял собой светлый и очаровательный домик. Из окон большой гостиной и столовой открывался прекрасный вид на залив, на песчаные пляжи Клайда, уходящие большими косами в Ирландское море на западном берегу Шотландии. В восемнадцатом столетии это строение имело меньшие размеры и выглядело более примитивно – обычной рыбацкой хижиной. Деду Адама приглянулись эти дикие и очаровательные места и он перестроил коттедж, превратив его в виллу для летнего отдыха на берегу моря. С тех пор как Лиза въехала сюда четыре года назад, Адам тоже вложил крупную сумму в реконструкцию дома, провел водопровод и канализацию, установил отопление и оборудовал новую кухню. Лиза разбила небольшой сад напротив окон кухни, напоминавший ей садик в родительском доме в Уайкхем Райз, насадила цветов вокруг всего коттеджа, и цветы прекрасно разрослись в дождливом климате, хотя им и не хватало солнечного света.
Лиза полюбила этот коттедж и эти места. Ее скандальная известность и слава Адама сделали совершенно ненужным укрывательство под вымышленными именами. Местные жители узнали, кто они такие, еще до того, как Лиза распаковала свои вещи. Первый год они ощущали на себе враждебные взгляды, получили даже несколько грязных анонимок. Но со временем отношение местных жителей изменилось. Лиза предстала перед ними замечательной матерью, чей роман с Адамом выглядел капризом судьбы. В конце концов, все стали относиться к ним дружелюбно, а многие молодые шотландцы смотрели на них как на обаятельных знаменитостей.
Но Лиза понимала, что время бежит очень быстро. Хотя она и была счастлива, довольствуясь эпизодическими ласками Адама, но подрастала Аманда и задавала все больше вопросов. Аманда хотела знать, почему у нее папа «не как у всех». В довершение многочисленных тревог Лизы в эту ночь у Аманды поднялась температура. Послали за врачом. Ничего страшного не произошло, просто сильная простуда, но Аманда расплакалась в кроватке, зовя папу. «Что будет, – думала Лиза, – если Аманда заболеет серьезно? Что будет, если, избави Бог, она пострадает в несчастном случае? Что если она умрет, а Адама не будет рядом?» И ее собственное личное счастье оправданно ли, если у ребенка нет «папы, как у всех»? Хотя Лиза обожала Адама, все же она нередко подумывала о том, чтобы возвратиться вместе с Амандой в Виргинию, предъявить права на свою собственность и, может быть, попытаться найти нового мужа. Но этому помешала начавшаяся там гражданская война. Поэтому, решила она, ей надо отдаться на волю Божью.
Но сейчас, сидя возле кроватки Аманды, слыша ее плач и вопросы о папе, Лиза чувствовала, что в недалеком будущем ей придется изменить свою жизнь.
– Я получила письмо от своего доверенного Билли Деври, – сообщила Лиза Адаму в следующую субботу во время их прогулки по прелестному пляжу перед коттеджем. – Он пишет мне, что сенатор Уитни стал теперь генералом армии конфедератов, и что он реквизировал особняк на плантации «Эльвира», превратив его в госпиталь для раненых солдат.
– Законно ли это? – спросил Адам.
– Билли утверждает, что я ничего не смогу сделать. Уитни близок к Джефферсону Дэвису и является одним из наиболее влиятельных людей Конфедерации, поэтому он может спокойно делать все, что ему заблагорассудится. Но меня особенно возмущает то, что он выловил большую часть моих бывших рабов и загнал их в рабочие бригады, которые обслуживают армию повстанцев. И он задаром заставил работать в госпитале Лиду, Чарльза и Дулси.
– Иными словами, он опять обратил их в рабство.
– Вот именно.
Стоял великолепный июньский день. С косы Клайд дул свежий ветерок. Но хотя и манило войти в воду, на пляже не было ни души – шотландцы считали, что в океане могут купаться только ненормальные. Лиза колебалась, сообщать ли Адаму другую новость из письма Билли, потому что это было связано с очень важными вещами в их взаимоотношениях. Во всяком случае, так она думала. Гражданская война, которая продолжалась уже два месяца, затронула жизни тысяч людей, в том числе и жизнь самой Лизы.
– Другая проблема, – продолжала она, решив все-таки сказать все до конца, – заключается в том, что они лишили меня также доходов.
Адам посмотрел на нее с удивлением.
– Каким образом?
– Опять же козни генерала Уитни. Билли пишет, что он добился конфискации Конфедерацией всех моих акций и облигаций, хранившихся в банке Ричмонда, и замене их облигациями Конфедерации, которые, вероятно, не будут приносить никакого дохода, пока не победит Юг. Поэтому я лишилась доходов. И это особенно неприятно потому, что мои деньги теперь помогают Югу, хотя я вложила их в ценные бумаги Федерации.
– На какие только чертовы проделки они не идут! Конечно, я обеспечу тебя любой нужной суммой…
– Нет! – Она остановилась, придерживая свои светлые волосы, которые теребили порывы ветра. – Судьба нам подарила четыре года замечательного счастья, пусть Сибил и занимала большую часть твоего времени. Но я была счастлива, в частности, еще и по причине своей финансовой независимости. Я не состояла в «содержанках». Знаю, что это мелочь в том, что многие считают «аморальным» сожительством, но для меня это важно. Ах, этот Уитни – чудовище, а не человек! Он отравляетмне жизнь! К тому же, не надо забывать и о Гаврииле. Он так хорошо учится в школе, а теперь у меня нет денег, чтобы платить за его обучение.
Она рассказала Адаму о Мозесе и о том, что она помогает воспитанию его сына в школе квакеров в Глочестере, штат Массачусетс.
– Знаешь, – сверкнул глазами Адам, – мы с тобой не скандалили четыре года. Не вступали даже в мелкие пререкания, верно?
– Мы жили, как в раю.
– Ну, думаю, нам придется все-таки поссориться.
– Но не из-за денег!
– Нет, именно из-за денег. Ты для меня практически жена, ты мать моей дочери. Почему ты не хочешь добровольно принять от меня деньги?
– Потому что не хочу делать этого. Хочу вести себя с этаким особым благородством. А по правде, просто я… ну, ценю свою независимость, хотя независима и не в полной мере.
– Знаю, что ты имеешь в виду, и люблю тебя за это. Но факт остается фактом, ты нуждаешься в деньгах, и если ты не хочешь принять их от меня в качестве подарка, то возьми их в долг, на какое-то время. Эта война долго не протянется, и из того, что я читаю и слышу, к сожалению, можно сделать вывод, что победят южане. Когда это произойдет, ты вернешь мне долг. Что в этом неразумного?
Она вздохнула.
– Наверное, ты прав. Я возьму в долг. Ах, Адам, какой ты замечательный человек, не удивительно, что я полюбила тебя.
Он обнял ее и расцеловал.
– Теперь, когда мы утрясли этот неприятный вопрос, мы можем поговорить и о более приятных вещах. Давай искупаемся.
– Ты сошел с ума. Вода еще ледяная.
– Я знаю, как тебя согреть после купанья.
– Нет. Есть еще одно дело.
Он отпустил ее.
– Что такое?
Они продолжали идти по пляжу.
– Оно касается Аманды, – продолжала Лиза. – Мы виноваты перед ней. Отец бывает с ней только эпизодически. И хотя местные жители относятся к нам как… ну, как бы там они к нам ни относились, все равно негоже так воспитывать ребенка. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.
– Я люблю Аманду! Обожаю ее!
– Но дело-то не в этом. Как мне объяснить ей, где ты проводишь большую часть своего времени? Как мне ей объяснить, что у тебя другая семья, что у тебя теперь двасына, которые приходятся ей сводными братьями? Она даже не знает об их существовании. Как я объясню ей, кто же я такая? А ведь когда-то ей надо будет узнать об этом.
– Ты создаешь ненужные осложнения, – кисло произнес он.
– Конечно, я все усложняю. Но я должна позаботиться об Аманде, как и ты обязан подумать о Генри и об Артуре.
Он остановился и вновь обнял ее и расцеловал. Ветер раздувал и переплетал их волосы, когда они стояли обнявшись на пустынном пляже.
– Мы что-нибудь придумаем, – наконец, прошептал он. – Но я не отпущу тебя. Ты и я неразрывны.
Она слишком отчаянно любила его, чтобы говорить еще что-то. Во всяком случае, в данный момент.
В душную жаркую ночь 15 июля 1861 года по виргинскому берегу реки Потомак скакал галопом молодой человек в темном костюме и черной шляпе. Незадолго до полуночи он увидел, как среди деревьев на берегу реки дважды сверкнул огонек. Молодой человек, капитан Клейтон Карр из армии штата Виргиния, направил коня туда. Выдалась темная ночь, хотя отдаленные вспышки зарниц создавали некоторое тусклое освещение. Из-за деревьев вышел человек, вскинул ружье. Клейтон натянул уздечку коня.
– Палметто, – негромко произнес он.
– Гремучая змея, – отозвался встречный и опустил свое ружье. – Давайте мне своего коня. Лодка находится вон там внизу.
Клейтон тут же спрыгнул с коня, подал уздечку «гремучей змее». Потом побежал в кустарник, споткнулся, чуть не упал на грязный причал, возле которого сидел в лодке на веслах мужчина.
– Влезайте, – шепнул гребец. – Только сначала оттолкните лодку.
Клейтон сделал, как ему велели, оттолкнул лодку от берега и прыгнул на корму.
– Садись на скамейку, осел, а то мы перевернемся, – скомандовал мужчина. Клейтон повиновался, и мужчина начал грести, держа лодку поперек реки. Клейтон, изучавший классическую литературу в Принстоне, представил себе, что плохо различимый гребец – Харон, и он перевозит его через реку Стикс. Сравнение не было таким уж фантастическим, как могло бы показаться, поскольку, возможно, его ждала смерть на вашингтонской стороне Потомака.
– Я могу ждать здесь только до рассвета, – прошептал гребец, когда нос лодки ткнулся в берег. – Если вы к тому времени не возвратитесь, то рассчитывайте только на самого себя.
– Я вернусь, – нервничая, заверил Клейтон. Если его схватят, то янки наверняка решат, что он шпион, и повесят его. Выбравшись на берег, он нашел приготовленную для него лошадь. Отвязав ее, он прыгнул в седло и отправился в Вашингтон.
Клейтон добровольно вызвался выполнить это поручение. Его тесть, генерал Пинеас Уитни, неодобрительно отнесся к добровольному согласию Клейтона, назвав его «глупым риском», но генерал Боргард настаивал на своем. Информацию, которую Клейтон должен доставить из Вашингтона, возможно, обеспечит Югу победу в войне. И это соображение взяло верх. Пусть у Клейтона имелись сомнения относительно рабства, но он был полон решимости доказать, что он отнюдь не трус.
Несясь во весь опор среди темной ночи, мысленно он обдумывал сложившуюся ситуацию. Война продолжалась уже четвертый месяц. В Вашингтон с севера были стянуты тысячи солдат, но пока что они ничего не сделали, если не считать, что превратили Вашингтон в еще более грязный и вонючий город. Некоторые полки разместились в самих помещениях Капитолия. А тем временем столицей Конфедерации был провозглашен Ричмонд. И поскольку он находился чуть более чем в ста милях от Вашингтона, на Севере нарастали настроения двинуть федеральные войска на Юг, сокрушить или захватить Ричмонд и покончить с восстанием. Эти настроения усиливал тот факт, что большинство ополченцев добровольно записались на службу только на три месяца, а этот срок почти истек. Если федералисты не примут быстрых мер, ополченцы разойдутся по домам, открыв Вашингтон для наступления конфедератов, армия которых расположилась к югу от Вашингтона, в двух городах – Сентрвиль и Манассас вдоль спокойно текущего ручья Булл-Ран.
Генерал французского происхождения, Боргард получал информацию из различных источников в Вашингтоне, но главным его источником была элегантная вдова по имени миссис Роуз О'Нил Гринхау, которая проживала в доме «в радиусе полета пули» от Белого дома, как многозначительно сказал об этом Боргард Клейтону. Пятью днями раньше, 10 июля, Боргард получил от миссис Гринхау закодированное послание, которое привезла очаровательная черноволосая девушка по имени Бетти Дювалл. В этом послании говорилось, что новый командующий федеральными войсками в Вашингтоне, генерал Ирвин Макдауэлл, разработал план наступления на армию Боргарда в Манассасе, и что она сможет передать план диспозиции его войск и маршрутов их продвижения в ночь на 17 июля.
Вот тут-то Клейтон и сделал заявку на свое место в истории, вызвавшись съездить в Вашингтон и привезти такую информацию.
Можно было бы предположить, что в такой чрезвычайно серьезной ситуации Вашингтон превратится в неприступную крепость, но на деле все было наоборот. Добровольцы-северяне, которые горели желанием «отстегать мятежников», были по преимуществу молодыми фермерами с традиционной для американцев неприязнью к дисциплине и даже неверием в нее. Немногие подготовленные офицеры закончили военную академию в Вест-Пойнте. Это учебное заведение американцы недолюбливали из-за царившего в нем духа европейского милитаризма. Количество выпускников Вест-Пойнта поредело, потому что многие перешли на сторону южан. Командующие противостоящих сторон – Макдауэл и Боргард вместе учились в Вест-Пойнте. В результате федеральные войска мало уделяли времени подготовке, предпочитая заниматься пьянством и охотиться за «бабцом» в злачных районах города. Корреспондент лондонской ТаймсУильям Говард Рассель, который освещал Крымскую войну и мятеж в Индии, знал, что такое хороший солдат. Он пришел в ужас от неряшливых хулиганов, называвших себя федеральными солдатами. Посетив однажды форт Конкоран в столице, он увидел солдата, который вошел в неохраняемый пороховой склад с зажженной трубкой!
