Текст книги "Блеск и будни"
Автор книги: Фред Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
– Ты знаешь, что наделала эта сука? – закричал он. – Знаешь, что? Она нарочно заразила меня сифилисом! Вот почему у нас родился мертвый ребенок, потому что эта черная сука заразила меня сифилисом, а от меня он перешел к тебе.
– А кто наградил им МЕНЯ? – взвизгнула Дулси, слезая с кровати. – Ты по-всякому обзываешь меня, называешь меня черной сукой, но кто заразил сифилисом Дулси? А? С черными мужчинами я не путалась, могу сказать тебе это. Потому что у черного мужчины не было денег, чтобы пойти в заведение мисс Роуз, да она бы и не пустила их, если бы у них деньги и оказались! Мои клиенты все были белые, Клейтон! БЕЛЫЕ! Я получила этот сифилис от белых, поэтому справедливо, что я его вернула вам! Мы все попались на этом, Клейтон, и белые, и черные. Мы все на этом попались!
Ударившись в слезы, она подбежала к двери и выскочила вон в коридор. Шарлотта, прислонившись к дверной раме, побледнела, как ее ночная рубашка, безмолвно смотрела на своего мужа.
– Ты мне омерзителен, – тихо произнесла она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Много вещей можно отнести к сути огромной, самоуверенной Британской империи. Среди этих вещей вполне можно было бы назвать и лондонские клубы. Там, в прекрасных зданиях правители империи могли удалиться от всего, расположиться в желтовато-коричневых кожаных креслах, потягивать прекрасное очищенное и мягкое виски. Там они погружались в исключительно мужской мир и могли на время забыть про жен, любовниц и детей, съесть кусок прекрасного пирога из дичи, сыграть в трик-трак или вздремнуть в тихой комнате. Лишь немногие клубы носили чисто политический характер. Клуб «Карлтон» на Пэлл Мэлл считался гнездом консерваторов, и когда Дизраэли рекомендовал Адама в его члены, то его тут же приняли. Именно в столовой клуба «Карлтон» Адам угощал обедом своего старого друга по славным дням в Индии Бентли Брента.
– Значит, вы вышли в отставку? – спросил Адам, разрезая фирменный ростбиф.
– Да. Отслужил двадцать лет в Индии, а пролетели они как мгновение.
Бентли вышел в отставку в чине полковника, получив несколько медалей и орден, набрал двадцать фунтов веса с тех пор, как Адам видел его последний раз, а в его черной бороде появилась теперь проседь.
– Что вы собираетесь теперь делать?
– Ах, Адам, я почти об этом не думал. Возможно, я где-нибудь найду себе коттедж и стану выращивать розы, хотя это и не так увлекательно после Каунпура и Нана Саиба.
– Согласились бы вы эпизодически работать на меня? Вам бы пришлось два раза в год ездить в Америку.
– В Америку? – Бентли поморщился.
– Соглашусь с вами, что это не так экзотично, как Каунпур, но мне говорили, что климат там лучше. Понимаете, у меня там живет дочь, более конкретно – в Нью-Йорке. Это моя… родная дочка, если вам понятно, что я имею в виду.
– Кхе. Да, понимаю.
– Мы… э… пытаемся, понятно, особенно не распространяться об этом. Ее мать очень дорогой для меня человек, как и сама Аманда. Я буду оплачивать две ваши поездки в Нью-Йорк в течение года, а вы будете проверять, все ли у них в порядке. Ее мать вторично вышла замуж за мужчину, которому принадлежит универмаг, и похоже, что они счастливы. Но я хотел бы не выпускать их из вида. Я подумал, что, может быть, вы мне поможете в этом.
– С удовольствием, Адам.
– Прекрасно. Мой лондонский агент удалился от дел и я все свои деньги перевел в компанию «Куттс».
– Этот банк обслуживает королевскую семью?
– Да, думаю, что он надежный. Когда я возвращусь из Манчестера, я дам вам детальные инструкции.
– Вы едете в Манчестер?
– Завтра утром. Об этом я тоже хотел бы поговорить с вами.
«Виктория и Альберт» располагался на окраине Манчестера и предназначался для рабочего люда, жившего вокруг. Выдался холодный, ветреный день. Адам вошел в мрачную забегаловку, где несколько мужчин пили пиво за деревянным столом. Адам, небритый и в грязной одежде, подошел к стойке бара и заказал себе пива.
– Вы здесь новенький, – заметил дородный бармен, наливая из бочки высокий стакан.
– Совершенно верно. Ищу работу на здешних фабриках.
– Ну, удачи вам, приятель. Насколько мне известно, сейчас никого не берут. Особенно здесь. Кто-то сказал, что нужен дворник в Мэндевиле, но вас они не возьмут.
– Чем же я нехорош?
– Вы слишком старый. – Адаму было всего двадцать четыре года. – К тому же только дурак согласится там работать.
– Почему?
– У этого места плохая репутация. Старый плут Белладон здесь устраивает показуху, но на других своих фабриках выматывает рабочих до изнеможения, а Мэндевиль, как говорят, самое скверное место из всех. С вас шесть пенсов.
Адам вынул из кармана мелочь и аккуратно отсчитал шесть пенсов. Бармен смотрел, как тот подает ему мелкие монетки.
– Вы очень аккуратно обходитесь с деньгами, верно?
– У меня их не так много, чтобы транжирить.
– Вы говорите, как человек из Йоркшира.
– Правильно, я оттуда. Расскажите мне побольше о мистере Белладоне. Вы сказали, что тут он устраивает показуху. Что вы имеете в виду?
– Послушайте, Горас Белладон – председатель организации производителей, верно? Поэтому когда какой-нибудь навозный жук прилетает сюда из Лондона, чтобы взглянуть что и как, Белладон везет его на здешнюю фабрику, где все чин-чином, все опрятно, у ткачей розовые щечки и приличная зарплата. И навозные жуки улетают обратно в Лондон и представляют там Гораса Белладона чуть ли не святым! Потому что этих шалопаев тут просто ослепили, понятно? Можно смело держать пари, что они и глазом не взглянули на другие фабрики. Особенно на ту, что в Мэндевиле.
– Вы представляете Мэндевиль чуть ли не исчадием зла. – Адам специально вставил слово «исчадие», потому что вычитал его в поэме Уильяма Блейка. Он правильно предположил, что бармен не читал этой вещи.
– Вот именно, приятель. Точнее не скажешь. – Он наклонился и понизил голос, его красное лицо приняло зловещее выражение. – Дурноеместо.
– Что же там дурного?
В забегаловку вошел бородач.
Бармен выпрямился и начал протирать стаканы.
– Не знаю, парень, – вдруг сменил он тон ответов. – И даже если бы я знал, то не стал бы, как дурак, рассказывать вам.
Бородач подошел к стойке бара.
– Добрый день, мистер Гриви, – приветствовал его бармен, подхалимски улыбаясь. – Того же самого?
Вошедший сел на стул рядом с Адамом и с любопытством взглянул на него.
– Того же самого.
Высокий мужчина ростом выше шести футов выглядел таким здоровым, что, казалось, мог скрутить быка. У него были темно-карие глаза, один глаз искусственный, поэтому было затруднительно определить, в какую сторону он смотрит.
– Этот парень ищет работу, – сказал бармен. – Мистер Гриви работает у Белладона. У него более точные сведения.
– Есть ли у вас какой опыт? – спросил Гриви.
– Нет, сэр.
– Я сказал ему, что ищут дворников в Мэндевиле, – добавил бармен.
Мистер Гриви стрельнул в бармена взглядом, потом повернул свои несогласованные глаза опять на Адама.
– Вы хотите поработать дворником? – спросил он.
– Мне не до выбора, сэр. Соглашусь на любую работу, которая подвернется.
Мистер Гриви некоторое время изучающе смотрел в лицо собеседника, как будто пытался что-то высмотреть. Потом заключил:
– На вид вы крепкий парень. Обратитесь к мистеру Хоксвуду на фабрике. Скажите ему, что вас послал мистер Гриви. Он займется вами.
– Вы очень добры, сэр. Ценю вашу помощь. Благодарю вас.
Адам допил пиво, вытер рукавом рот.
– У станции Бартоломью в три часа останавливается рейсовый дилижанс, – сообщил мистер Гриви, все еще глядя на Адама.
– Не могу позволить себе ездить на дилижансах, сэр.
– Тогда как же вы туда доберетесь?
– Мне придется пройтись пешком.
Когда он выходил из забегаловки, мистер Гриви не спускал с него здорового глаза. Когда же Адам вышел на улицу, он сказал скорее себе, чем бармену:
– Клянусь, я видел раньше этого человека.
* * *
Алекс Синклер подал черную бархатную коробочку с надписью «Тиффани и К°» своей жене.
– Со счастливой годовщиной, дорогая, – поцеловал он ее.
– Годовщиной? Какой же годовщиной?
– Мы поженились ровно четыре месяца назад. Неужели ты забыла?
– Алекс, ты просто сумасшедший, – рассмеялась она, но открыла коробочку и ее смех сменился восхищением. В коробочке лежало прекрасное ожерелье из бриллиантов и изумрудов. – Алекс! – восторженно произнесла она. – Неужели для меня?
– Нет, для кухарки. Конечно, я понимаю, что деньги тебе безразличны, но иногда они имеют свои преимущества.
Он вынул ожерелье из коробочки и надел ей на шею. Она сидела у туалетного столика в главной спальне дома на Пятой авеню. Она только что приняла ванну и была одета в банный халат, когда вошел муж и удивил ее подарком. Драгоценные камни казались холодными на голой коже.
– Господи, – прошептал он, наклоняясь над ней. – Эти камешки на твоих грудях действительно могут свести меня с ума. Сними свой халат. Я хочу близости с тобой, когда на тебе ничего нет, кроме ожерелья.
– Но мы договорились – «минутных» вальсов больше не надо. Через час мы должны быть на ужине, а тебе еще надо переодеться.
– К черту ужин. – Он запустил руки под ее халат и сжал груди. – Знаешь, во сколько мне обошлось это ожерелье? Я заслужил некоторого удовольствия…
Она оттолкнула его и поднялась.
– У тебя удивительная способность говорить, что не надо. – Она сердито отстегнула ожерелье. – Алекс, купить ты меня не можешь. Я не продаюсь.
Она бросила ожерелье на кровать и пошла в ванную комнату. Он подбежал к ней, схватил за кисть.
– Ты все еще любишь его, правда?! – выкрикнул он. – Ты все еще любишь Адама?
Она вздохнула.
– Ах, какое это имеет значение?
– Я хочу, чтобы ты полюбила меня, черт подери!
– Я рожу тебе ребенка. Разве это не любовь?
Он поразился.
– Ребенка? Действительно?
– Сегодня после обеда приезжал доктор Логан. Я забеременела.
Его лицо просветлело.
– Почему же ты мне не сказала?
– Еще не успела.
– О, Лиза, Лиза… Значит, я буду отцом! Дьявол! – Он обнял ее. – Прости меня! Мне просто хотелось сделать тебе приятное, а теперь ты меня осчастливила… О, Лиза, обожаю тебя! Скажи, что ты меня любишь!
Она опять вздохнула.
– Хорошо, я люблю тебя. А теперь одевайся. Ты ужасно хотел пообщаться с Асторами, и теперь, когда они, наконец, нас пригласили, нам не следует опаздывать.
– Ты права. Гм… Лиза, ты наденешьожерелье?
Она спокойно взглянула на него.
– Да. – И пошла одеваться. Она знала, что Алекс покупал дорогие украшения не затем, чтобы порадовать свою жену, но и порисоваться ими перед другими.
Через пятнадцать минут, одевшись, она опять возвратилась в спальню, подошла к кровати и надела ожерелье.
– Алекс, ты готов? – спросила она.
Молчание. Она посмотрела на дверь в его ванную комнату. Дверь была слегка приоткрыта. Она подошла к двери и распахнула ее.
– Алекс!
Ее муж, голый и мокрый, лежал лицом вниз на плитках пола. Она бросилась к нему, встала на колени и попыталась нащупать пульс. Он застонал. Она осторожно перевернула его на спину.
– Алекс, что случилось?
Он с трудом раскрыл глаза.
– Лиза… Не знаю… Я вылез из ванной, у меня закружилась голова…
Она протерла его лицо полотенцем.
– Я вызову доктора Логана.
– Нет, не надо. Все будет в порядке… Нам надо ехать к Асторам.
Он сел на полу.
– Алекс, тебя надо показать доктору! Это может быть серьезно!
– Лиза, мне тридцать один год, за всю жизнь я не был болен ни одного дня. Наверное, я переволновался, узнав о твоей беременности. Думаю, упал в обморок. Во всяком случае, сейчас я чувствую себя нормально.
Оба поднялись.
– Обещаешь мне показаться доктору завтра утром?
– Ладно. А теперь не беспокойся. Я оденусь, и мы поедем.
Она вышла из ванной, но не могла отделаться от дурных предчувствий.
– Насколько я понимаю в подобных вещах, у Алекса вчера вечером был микроинфаркт, – сообщил доктор Логан, снимая свои пенсне. Он только что вышел из спальни, где осмотрел Алекса. – Конечно, могло быть что-нибудь и еще. Но, судя по его матери, по наследственности, думаю, что можно предположить возможность сердечного приступа.
– Его матери? – Лиза вспомнила развалину в инвалидной коляске, которая не отрываясь смотрела на нее.
– Существует научная теория, утверждающая, что склонность к сердечным приступам переходит по наследству. Его отец умер от инфаркта в молодом возрасте. Поэтому тревожная вероятность удваивается.
Лиза нервно хлопнула ладонями и отвернулась.
– Он так молод, так энергичен, – воскликнула она. – Я даже выговаривала ему за то, что он слишком носится, слишком торопится. Подумать, что он может…
– Достоверно мы этого не знаем, миссис Синклер. Но думаю, что Алекс должен кое-что изменить в своей жизни, в порядке перестраховки. Ему надо снизить обороты, позаботиться о себе. Я рекомендовал ему несколько дней оставаться в кровати, и…
Дверь из спальни отворилась, и вышел Алекс, одетый в деловой костюм.
– Алекс, доктор Логан велел тебе оставаться в постели!
– Чепуха. Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Спасибо, док. Ценю ваши советы, но я слишком молод, чтобы хоронить меня. Не забудь, дорогая, что на сегодняшний вечер у нас назначен ужин в «Делмонико». До вечера.
Он начал спускаться по лестнице.
– Алекс, – закричала Лиза. – Ты должен послушаться доктора! Тебе надо притормозить!
– Притормозить? Проклятье, если в этом городе притормозить, то тебе крышка.
И он вышел из дома.
Лиза повернулась к доктору.
– Что я могу поделать? – вздохнула она.
– Да, остается только молить Бога…
Фабрика в Мэндевиле была длинным, безобразным строением с высокими трубами. Большая вывеска гласила: «Белладон Текстайлз, Лимитед. Фабрика № 3». Адам, держа кепку в руке, вошел в дверь с надписью «Наем рабочих» и пошел по узкому коридору к окну с железной решеткой. За решеткой в конторке сидел ужасно толстый мужчина с совершенно лысой головой и ел куриную ножку.
– Простите, сэр, – обратился к нему Адам. – Могу ли я видеть мистера Хоксвуда?
– Он перед вами.
– Мне стало известно, что вам нужен дворник. Меня послал к вам мистер Гриви.
Мистер Хоксвуд отложил в сторону куриную ножку.
– Гриви, вы говорите? Ну, тогда другое дело. У дворника трудная работа. Но если вы человек старательный, то в один прекрасный день можете стать надсмотрщиком. Думаю, что мистер Гриви имел в виду для вас именно это. Но, работая пока что на уборке помещений и территории, вы окажетесь на самом дне кучи, даже ниже уборщиц. И рабочий день довольно длинный: с половины шестого утра до половины восьмого вечера. – «Бог мой, – подумал Адам, четырнадцать часов в день!» – У нас две формы оплаты, – продолжал мистер Хоксвуд. – Один шиллинг в неделю плюс бесплатное жилье и питание в общаге…
– В общаге?
– В общежитии. Там спят большинство рабочих. Находятся такие общаги за фабрикой, рядом с бараком столовой, где они едят. Или мы платим два шиллинга и шесть пенсов в неделю и вы устраиваетесь с жильем и едой сами.
– Простите меня, сэр, – заметил Адам, – но в этом практически нет выбора. Разве может мужчина прожить на два шиллинга и шесть пенсов в неделю?
– Поэтому-то более сообразительные ребята выбирают первый вариант оплаты. Сдельщикам мы платим от двух до шести шиллингов в неделю и позволяем им жить в общаге, но дворник оплачивается ниже.
Адам ужаснулся. В бумагах, которые он читал в парламенте, и намека не было на то, что заработки могут быть такие мизерные. А согласно закону о десятичасовом рабочем дне, держать людей на работе по четырнадцать часов было противозаконно.
– Тогда мне лучше тоже оказаться сообразительным, – сделал он выбор.
– Ваше имя и фамилия.
– Адам Филдинг.
– Можете ли вы читать?
– Да, сэр.
– Прочтите вот это и, если согласны, подпишите.
Он просунул под решеткой листок бумаги. Адам взял его и прочитал:
УСЛОВИЯ НАЙМА
Нижеподписавшийся соглашается с тем, что, пока он работает на фабрике «Белладон Текстайлз, Лимитед», он не будет присоединяться ни к какой организации, которая ставит своей целью объединить в профсоюз рабочих компании.
Согласен………………..
– Ну? Будете подписывать? – спросил мистер Хоксвуд. – Если не подпишете, то можете утром не приходить сюда. Мистер Белладон не хочет иметь ничего общего с новоявленными чартистами и радикальными организаторами профсоюзов.
– Это понятно без слов, – ответил Адам, а сам подумал: «Это же настоящее рабство! Неприкрытое рабство».
– Дайте мне перо.
– Надо сказать – дайте мне перо, сэр.
– Дайте мне ручку, сэр.
Мистер Хоксвуд обмакнул гусиное перо в чернильницу и через решетку просунул его Адаму. Подписываясь своей вымышленной фамилией, Адам прикинул, что при таком заработке в один шиллинг в неделю ему бы пришлось проработать примерно 228 лет, чтобы получить свой нынешний доход в сто тысяч фунтов стерлингов.
– Можно ли мне осмотреть фабрику, мистер Хоксвуд? – спросил Адам, подписав бумагу и подсунув ее вместе с пером под решетку.
– Нет причин отказать вам, – ответил толстяк, принимая бумагу и убирая ее в ящик. Он шумно поднял свое огромное тело со стула. – Идите к первым воротам, я впущу вас, и вы сможете посмотреть.
Адам опять вышел на улицу. Преодолевая сильный ветер, он прошел вдоль здания к большим деревянным двустворчатым воротам с надписью «Ворота I». До его ушей даже через закрытые окна донесся рев машин. Он подождал, пока мистер Хоксвуд откроет ворота.
– Заходите, Филдинг, – пригласил он. Адам вошел во двор. – Не правда ли, здесь приятно?
Первое впечатление осталось от жары, шума и вони. Жара на фабрике, машины которой работали от пара, превышала тридцать градусов, а шум – бесконечный рокот тысяч шипящих колес – напоминал настоящий адский гул. Но особенно потрясло Адама то – хотя он и подозревал это, когда касались его возраста, – что в цехе не было никого, если не считать его самого, мистера Хоксвуда и двух сурового вида мужчин с кожаными ремнями в руках, кто был бы старше пятнадцати лет! Мальчики и девочки, грязные, в лохмотьях, семи или восьми лет, составляли основную рабочую силу на фабрике.
– Вон там Клифф Буртон, наш главный надсмотрщик, – во все горло крикнул мистер Хоксвуд, пытаясь перекричать гул. – Пареньки и девчушки уважают его, можете поверить мне. Если они задремлют или ошибутся, отпустят нить, от чего пряжа становится хуже, Бур-тон хлещет их или привязывает к столбу.
– К какому столбу? – провопил Адам. – Как хлещет?
– Хлещет он их кожаными ремнями, которые у него в руках. А привязывает вон к одному из тех толстых металлических столбов, вон там, над нитями. – Он показал на уродливый столб высотой в девять футов. – Эти мелкие негодяи вынуждены стоять там на носках. А в большинстве своем они именно негодяи. Мы два-три раза ездим в Лондон каждый год и набираем их в трущобах. Они живут там в такой грязи, что наши общаги представляются им настоящим раем.
Адам смотрел на детей – у большинства впали щеки, посерели и пожелтели лица, у некоторых проглядывались увечья вроде согнутых ног, страшно вспухших коленок, оторванных пальцев.
– Они все спят в общаге? – прокричал Адам.
Мистер Хоксвуд неприлично подмигнул.
– Ага, парень.
– Мальчики и девочки вместе без надзора?
– Надзора? – Хоксвуд хохотнул. – Никакого дурацкого наблюдения. Некоторые девчушки недурно выглядят, хотя самых смазливых мы посылаем в другое место. Парень вроде вас может вполне порезвиться, если есть такое желание.
Намек был такой непристойный, что Адаму пришлось сдержать себя, чтобы не дать мистеру Хоксвуду по его толстой морде. Ведь этот человек, в конце концов, вводил его в курс дела. Он уже узнал, что Горас Белладон не выполняет закона о десятичасовом рабочем дне, заставляя детей работать по четырнадцать часов. Белладон не соблюдал санитарных правил, превратив цех в непроветриваемую парную баню, и он нарушал закон, принятый в 1844 году, который требовал, чтобы опасные машины огораживались сетками.
Но Адаму предстояло узнать гораздо больше.
– Бернсайд атакует Фредериксбург! – воскликнул Алекс Синклер. Он бросил на стол утреннюю газету и подпрыгнул на стуле, не закончив завтрака в своем каменном доме на Пятой авеню.
– Алекс, куда ты собрался? – спросила Лиза, сидевшая на другой стороне стола.
– Поеду на Уолл-стрит, – ответил Алекс, торопливо направляясь к двери. – Джим Фриск сказал мне, что всякий раз, когда происходит сражение, на бирже творится сумасшествие! Поеду в его контору и постараюсь воспользоваться ажиотажем. До вечера, дорогая.
Послав ей воздушный поцелуй, он выбежал из комнаты в главный зал. И почти тут же она услышала, как хлопнула дверь на улицу.
– Куда он опять полетел? – спросила Лиля, толстая чернокожая кухарка, которая вошла в столовую из кухни с серебряным подносом. – Мисс Лиза, вы вышли замуж за непоседливого зайца, а не за мужчину.
– Думаю, что ты права, Лиля, – вздохнула Лиза.
– Я слышала разговор, что Алексу надо притормозить свою прыть, а он только и делает, что разгоняется все быстрее. Уф! Куда же мне девать его завтрак? А держать нет смысла, потому что сразу не съеденные яйца потом уже никуда не годятся. Хотите взять себе его сосиски?
– Пожалуй, не стоит. Я толстею, становлюсь, как гусыня.
– Мисс Лиза, вы просто в положении. Вам и надо пополнеть. Съешьте еще одну сосиску.
Лиза улыбнулась ей.
– Нет, правда. С меня довольно. Но кофе выпью еще.
– Ну, как хотите. Но, по-моему, вы сильно осунулись.
Лиля поставила поднос на рабочий столик и взяла с него кофейник, чтобы снова наполнить чашку Лизы.
– Мистер Алекс, он сказал мне утром, что снял коттедж на это лето на берегу моря. Отличная новость, потому что Нью-Йорк – это не то место, где можно оставаться летом. Нет, мадам. В июле тут можно просто с ума сойти от жары, даже тараканы падают в обморок.
– Лиля, пожалуйста.
– Да, да. Я не забыла, что вы терпеть не можете насекомых. Во всяком случае, вы, я и этот маленький ангел Аманда, все сможем поехать на берег моря и порадоваться прохладе морского ветра, а мистер Алекс пусть себе носится по городу и зарабатывает деньги. Неужели ему не надоедает все время хлопотать о деньгах? Делать деньги, делать деньги – он думает только об этом.
Лиза засмеялась.
– Думаю, он неисправим.
– Ха. Во всяком случае, на берегу Нью-Джерси он охладится.
В столовую вошла Аманда.
– Доброе утро, мама. Доброе утро, Лиля.
– Доброе утро, дорогая.
– Я приготовлю вкусную яичницу с сосиской, солнышко, – сказала Лиля, когда Аманда поцеловала мать в щеку и села на стул слева от нее. – Последнее время ты кушаешь, как птичка, поэтому я хочу, чтобы ты ничего не оставила на тарелке. Ты хочешь поджаристый ломтик?
– О, да, Лиля. И немного вашего клубничного варенья. Оно такое вкусное.
– Ха, еще бы. Я делала его сама. Так, кто там еще звонит в дверь?
Она вперевалку поплыла в главный зал, а Аманда прикрепила у своей шеи салфетку.
– Чем ты будешь заниматься сегодня? – спросила ее мать.
– Ко мне придет Джимми Брэди, мы с ним будем играть в саду.
– Ну, день сегодня великолепный, приятно поиграть на улице. Тебе нравится Джимми, правда?
– Ну, он ничего, как я думаю. Но он всегда подшучивает над моим акцентом. Он говорит, что я «смешная» иностранка. И очень злит меня этим.
– Скажи ему, что он тебе тоже кажется смешным.
– Уже сказала один раз. Он надулся на целых десять минут.
– Простите меня, мисс Лиза. – На пороге опять появилась Лиля. – Пришел джентльмен из полиции, который хотел бы вас видеть.
– Полицейский?
– Да, мадам.
Лиза поднялась и вышла из столовой. В передней стоял высокий бородатый полицейский, держа свой шлем под мышкой.
– Доброе утро, – приветствовала его Лиза, подходя к нему. – Я – миссис Синклер. Вы хотите видеть меня?
– Да, мадам. Это касается вашего мужа.
– Что-нибудь случилось?
– Боюсь, что да. Несколько минут назад мистер Синклер пытался сесть в свою карету и свалился.
– Алекс!
– Ваш кучер повез его в клинику к доктору Логану. Мы подумали, что при сложившихся обстоятельствах так будет лучше.
Она попыталась сохранить спокойствие.
– Уверена, что вы поступили правильно. Лиля, подай мне шляпу… серую шляпку.
– Да мэм, надеюсь, что у хозяина все будет в порядке.
Она торопливо подошла к стенному шкафу. Лиза опять взглянула на полицейского.
– Спасибо, – поблагодарила она его. – Не могли бы вы вызвать мне экипаж?
– С удовольствием, мадам.
Доктор Логан жил и работал на Пятой авеню, в пяти кварталах от Синклеров, в таком же доме из коричневого камня. Десять минут спустя Лиза уже вышла из экипажа, торопливо поднялась по лестнице и позвонила. Вскоре дверь открыла медсестра.
– Я – миссис Синклер.
– Заходите, пожалуйста.
– Что мой муж…
Медсестра закрыла дверь.
– Он у доктора. Присядьте в приемной, пожалуйста. Доктор Логан сейчас же выйдет к вам.
– Но как мой муж… он в порядке?
– Доктор все объяснит вам сам.
Лиза вошла в приемную. Она помнила, как свалился Алекс в ванной комнате. Она помнила предостережение доктора Логана. Но, как заметила Лиля, чем больше она пыталась остепенить Алекса, тем больше он разгонялся. Когда Джим Фиск открыл брокерскую фирму на Уолл-стрите, Алекс начал играть на бирже, что еще больше взвинтило его лихорадочную деятельность. А теперь вот это. «Ах, эта несносная медсестра! – подумала она. – Почему она ничего мне не сказала?»
– Миссис Синклер?
Она повернулась от высокого окна, из которого открывался вид на Пятую авеню, и увидела, что к ней направляется доктор Логан, вытирая носовыми платком свое пенсне в золотой оправе.
– Как он, доктор? – взволнованно спросила она.
– Присядьте, пожалуйста.
– Ради Бога, пусть хоть кто-нибудь скажетмне! – в отчаянии воскликнула она. – В каком он состоянии?
– В плохом. Боюсь, что у него произошел обширный инфаркт, сильный сердечный удар. Конечно, пока рано говорить с полной определенностью, но, во всяком случае, в данный момент его парализовало.
– Господи, Алекс… парализован!
– Он знал, что такая возможность не исключается. Господь предупредил его.
– Знаю, но он не захотел послушаться нас… Можно мне его увидеть?
– Да, конечно. Но я должен вас предупредить: говорить он может с трудом. Он испуган, что вполне естественно. Его нельзя расстраивать. Никаких слез. Никаких сцен.
– Понимаю.
– Пройдемте вот сюда.
Из приемной он провел ее по коридору в свой кабинет. Алекс без галстука с расстегнутым воротом рубашки лежал на спине на кожаном диване. Сестра снимала с него дорогие полуботинки.
Лиза подошла к нему. Алекс взглянул на нее, в его глазах застыл страх.
– Дорогой… – Она улыбнулась, стараясь не обнаруживать своих опасений, которые усилились, как только она увидела его. Она взяла его руку и слегка пожала. – Все будет хорошо. «О Господи, неужели я говорю ужасную ложь?» Он попытался что-то сказать ей, зашевелил губами. – Не утруждай себя.
– Я…
Она встала на колени возле дивана и прильнула к нему щекой.
– …люблю…
– Тш, дорогой. Пожалуйста. Тебе нуженотдых.
– …тебя.
Она была вынуждена отвернуться, чтобы скрыть слезы.
