Текст книги "Блеск и будни"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Может быть, нам сделать все это вместе?

Он немного подумал.

– Хорошо. Утром мы поговорим с ним.

– Ты… немой папа? – поразившись, Генри вытаращил глаза.

– Не твой.

Адам сидел на краю кровати сына. Сибил стояла рядом, с волнением наблюдая эту сцену.

– Значит, тот человек вчера… Мистер Масгрейв..?

– Твой папа – он, – негромко подтвердила Сибил.

Генри взглянул на мать, потом опять на Адама. По его щекам потекли слезы.

– Ты был моим героем, – прошептал он. – Кем же ты стал теперь?

– Надеюсь, ты позволишь мне оставаться твоим папой, – сказал Адам. – Для меня ты был сыном, и всегда будешь им.

– А Артур твой сын? – спросил Генри.

– Да.

– Значит, наследником станет он, а не я.

Адам и Сибил обменялись взглядами.

– Мы хотим, чтобы наследником продолжал оставаться ты, – сказала Сибил. – Иначе, ну, может возникнуть скандал.

Сидевший на кровати мальчик как будто оцепенел. Он долго молчал. Потом сказал:

– Я должен хорошенько заботиться об Артуре, правда? Я должен быть особенно честным по отношению к нему, потому что ко мне несправедливо переходит так много от него. Я не хочу обманывать своего собственного брата. – Он опять посмотрел на родителей. – Ах, мама и папа, зачем же вы это сделали?

Адам наклонился и обнял его.

– Сможешь ли ты простить нас? – прошептал он.

После долгой паузы он попросил:

– Разрешите мне побыть одному…

Адам отпустил его и поднялся. Сибил наклонилась и поцеловала сына. Потом они вышли и тихо притворили за собой дверь.

Они молча ждали в зале. Через некоторое время они услышали, как Генри начал всхлипывать.

Они пошли по залу, стараясь не притрагиваться друг к другу. Потом Адам взял ее за руку.

– Ему это надо было сказать, – шепнул он.

– Знаю. Но я почувствовала себя такой… низкой.

– Эдгар попросил меня стать его женой! – воскликнула на следующей неделе Эмилия Макнер в гостиной Понтефракт Хауза. Она выглядела особенно привлекательно в темно-синем шелковом платье.

– Поздравляем, – сказал Адам. – Настоящее ураганное ухаживание.

– Не правда ли? Но, ах, Адам, я так влюбилась. И Дизраэли добивается рыцарского звания для Эдгара, поэтому я стану леди Масгрейв.

– Да, Диззи сообщил мне, что его назначают новым английским консулом во Флоренции.

– Эдгар с ума сходит по Италии и говорит мне, что я тоже полюблю эту страну. Не правда ли, все вышло великолепно? – Она повернулась к Сибил, которая сидела на диване. – Вы знаете, леди Понтефракт, я должна вам признаться… Одно время я была влюблена в вашего мужа. Я бесстыдно бросилась ему на шею. Я просто краснею, признаваясь в этом, но я ведь даже сняла номер в «Кларидже» и пригласила Адама на обед. Намерения мои, – она с вызовом посмотрела на Адама, – были неблаговидные. Но ваш муж оказался настоящим джентльменом. Думаю, именно тогда я разлюбила его. – Она засмеялась. – Удивительная вещь жизнь, не правда ли?

– Но вы влюбились в Эдгара? – спросила Сибил.

– О, да. Он замечательный человек. Конечно, я не слепая, вижу его недостатки. Думаю, что он немного мошенник. Но некоторая жуликоватость делает его еще более привлекательным. – Она опять посмотрела на Адама. – Ваш муж тоже был когда-тов некоторой степени проказником, – добавила она довольно сухо. – Кстати, Адам, Эдгар попросил меня передать вам вот эту записку. Не знаю, о чем она.

Она вынула из своей сумочки конверт и передала его Адаму. Тот открыл конверт и извлек оттуда записку, где было написано: «Понтефракт, я согласился на сделку с Дизраэли. Я получаю титул и консульство во Флоренции. Вы получаете моего сына. Передайте Сибил, что она может больше не высылать мне денег, поскольку приданое Эмилии превратило меня в богатого человека. Вы оба можете успокоиться. Я буду помалкивать и больше не играть в такие игры. В конце концов, мы должны быть достойны Империи, так ведь?» И подпись: «сэр Эдгар Масгрейв».

Все это выглядело настолько цинично, что Адам не мог сдержать улыбки. Он вспомнил, что ему однажды сказал Дизраэли: «Зачем же тогда нужна Империя, если вы не можете в ней купить своим бедным родственникам и врагам работу и титулы?»

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

– В Геттисбурге завязалась схватка! – зычно крикнул своим солдатам капитан Зах Уитни. – Некоторые из наших ребят отправились сегодня утром в город, чтобы купить башмаки, и наткнулись на кавалерию янки. Генерал Ли приказал всем ротам двинуться в город. Вперед марш!

Это происходило в нестерпимо жаркое утро 1 июля 1863 года. Когда рота Заха двинулась вперед, то в отдалении послышались залпы артиллерийских орудий. Прошлой зимой после битвы при Фредериксбурге Пинеас Уитни позаботился о том, чтобы Заха произвели в офицеры. И поскольку Шарлотта и Клейтон погибли, Пинеас и Элли Мэй усыновили Заха, сделав его своим наследником, если останется что-нибудь из того, что можно будет унаследовать.

Обе стороны предчувствовали, что кровавая война приближается к какому-то апогею. Череда побед генерала Ли опустошила Виргинию, и командование южан решило, что боевые действия следует перенести на вражескую территорию. Поэтому восставшие вторглись на территорию Пенсильвании через долину Шенандоа, и последние недели прошли довольно приятно. Пенсильвания была такой же обильной, как и Виргиния до войны. Большинство здешних фермеров охотно, хотя некоторые со страхом, продавали продовольствие солдатам Юга, принимая в качестве оплаты деньги Конфедерации. Повстанцы бросились за покупками, быстрее всего раскупали ботинки и сапоги, потому что кожа на Юге почти совсем пропала из продажи. Пинеас перевел своему приемному сыну пять тысяч долларов в ассигнациях Конфедерации, часть своих взяток наличными, которые хранились в сундуке в подвальном помещении дома на плантации «Феарвью». Зах купил себе отличные ботинки, столь необходимое нижнее белье, дюжину кусков мыла, а в одной из таверн города Чамберсбурга, где-то в долине Самберленд, к юго-западу от Гарисбурга, устроил обед из жареного мяса для своих коллег офицеров. Тот факт, что на все это он израсходовал большую часть пяти тысяч долларов, показывает цену денег Конфедерации за пределами Юга. Но теперь желудок его был полон, он ощущал себя чистым, хорошо обутым и был готов немного прославиться.

На следующее утро после того как пришли сообщения о столкновении у Геттисбурга, он подумал, что, возможно, ему выпадет шанс прославиться. Но, маршируя по шамберсбургской дороге впереди своей роты, он также опасался и того, что может с ним произойти. Он вспомнил нагромождение ужасных трупов в ту ледяную ночь декабря прошлого года под Фредериксбургом. Зах знал, что через несколько часов или даже раньше он может и сам превратиться в труп, и хотя он старался не думать об этом, настроение было прескверным. Его лицо заливал пот, когда они приблизились по нестерпимой жаре к Геттисбургу. Зах был мужественным человеком, но и ему было страшно.

Примерно в одиннадцать часов утра Зах начал различать широкий хребет горы к востоку, где проходило сражение. Он назывался хребет Макферсона, хотя Зах и не знал этого. Высота хребта достигала четырехсот футов, и с одной точки их движения Зах заметил, что хребет рассекала расщелина, прорытая в этой небольшой горе для железной дороги. Когда солдаты Заха проходили мимо другого холма, называвшегося хребтом Герр, то они увидели солдат в серых мундирах повстанческой армии, которые бежали с холма по направлению к хребту Макферсон, пересекая извивающийся ручей Виллоуби Ран.

– Вот туда нам и надо, друзья! – зычно крикнул он своим разгорячившимся и запылившимся солдатам. – Враг на этом хребте! Присоединимся к нашим у излучины ручья!

Испустив знаменитые воинственные возгласы повстанцев, рота рассыпалась и побежала вместе с другими с примкнутыми штыками, зарядив и держа ружья наготове.

Как и под Фредериксбургом, во время сражения беспокойство и страх сменялись у Заха нарастающим возбуждением. Вопли, стоны раненых, трескотня выстрелов и несносная июльская жара создавали у солдат приподнятое настроение. Федеральные войска на хребте Макферсон находились под командованием генерал-майора Джона Ф. Рейнольдса, у которого были веские основания удерживать хребет. Поскольку повстанцы наступали с запада, хребет Макферсон прикрывал все подходы к городу Геттисбургу. Небольшая рощица примерно в центре хребта обеспечивала защиту янки. Они могли вести оттуда продольный огонь по неприятельским колоннам, которые продвигались по шамберсбургской дороге, или на юге по феарфилдской дороге, или по обеим дорогам сразу. Самая уязвимая сторона позиции Рейнольдса заключалась в ее открытости для артиллерийского огня с правого фланга, со стороны Оук Хилл к северу, и к нападению пехоты, которая в качестве прикрытия могла бы воспользоваться высокой пшеницей соседних полей. Именно в этом месте Зах повел в атаку своих людей. Бегом устремившись через пшеничное поле, не обращая внимания на пули, свистевшие над его головой, на пот, от которого взмокла вся его одежда, он думал, какое это было бы счастье остаться в живых.

Когда Зах выбрался из пшеничного поля, он увидел всю панораму битвы. Повстанцы в серых мундирах массированно наступали на хребет Макферсон, шла горячая схватка.

– Вперед на холм! – громко скомандовал он своим людям. – Враг наверху! Вперед на холм!

Они карабкались до тех пор, пока не оказались в радиусе вражеского огня. Тогда и они открыли пальбу, останавливаясь, чтобы перезарядить свои энфилдские винтовки, как учил их Зах, делая по три выстрела в минуту. Все смешалось, но у Заха было такое впечатление, что его потери пока были небольшими. Но он не мог оглядываться назад. Как командир, он рвался вверх на холм и продвигался так быстро, что через несколько минут обнаружил, что оторвался от своих людей и потерял их, или, если сказать точнее, все повстанцы перемешались, слившись в одну большую массу стреляющих, издающих возгласы солдат.

Зах остановился за деревом, чтобы отдышаться и перезарядить ружье. Он увидел федерального офицера на лошади примерно в ста футах от себя, которого окружали еще несколько офицеров. Зах не знал, кто это такой, но он выглядел важно. Зах прицелился и выстрелил. Лошадь офицера попятилась назад, а сам всадник свалился вперед на землю. Окружавшие его офицеры тут же соскочили со своих коней и подбежали к упавшему. Зах ухмыльнулся.

– Думаю, я накрыл его, – пробормотал он.

И действительно, он попал в него и сразил. Но капитан Захарий Уитни не мог знать, что он только что застрелил генерал-майора Джона Ф. Рейнольдса, федерального командующего войсками на хребте Макферсон. Благодаря глупой, слепой удаче, что всегда бывает решающим фактором во время войн, Зах обеспечил войскам Конфедерации большой успех в первой же стычке в первый день трехдневной битвы под Геттисбургом. После полудня федеральные войска начали отступать, перегруппировываться на следующем хребте к востоку, на Семинари Ридж. К сумеркам федеральные войска, в первую очередь ударная железная бригада, последний раз попыталась удержаться на хребте Семинари. В течение семи или восьми минут разгорелась, возможно, самая отчаянная схватка между артиллерией и пехотой на близком расстоянии без малейшего прикрытия с обеих сторон. Повсюду жужжали и свистели пули, грохотала канонада. Беспощадная схватка – дым, пыль, кровь, обломки… Железная бригада полегла почти целиком. Двадцать четвертая мичиганская бригада потеряла восемьдесят процентов личного состава. К вечеру хребет Семинари оказался в руках конфедератов, а янки отступили в Геттисбург, пытаясь занять новые позиции на кладбищенском холме, рядом с раскрытыми воротами кладбища Эвергрин к югу от города.

Когда вымотавшийся, но веселый Зах попытался уснуть, он думал, что сражение закончилось, возможно, закончилось и сама война, и что его любимое дело восторжествовало.

Зах ошибался.

– Похоже, что федеральные войска одержали победу около этого небольшого городка в Пенсильвании, – прочитала Лиза заметку из газеты три дня спустя. Они сидели на крылечке дома на берегу океана в штате Нью-Джерси, который Алекс снял на лето.

– У Гутенбурга? – спросил Алекс, сидевший в инвалидной коляске. Ему на плечи была наброшена шаль, чтобы укрыть его от прохладного морского ветра.

– Нет, дорогой, у Геттисбурга. Армия генерала Ли бежит обратно в Виргинию, бежит «спотыкаясь», если можно так сказать. Это похоже на его разгром, потери с обеих сторон ужасающие.

– Северу уже пора бы и победить, – с трудом проговорил Алекс. Хотя он оставался частично парализованным, но выздоровление после паралича шло неплохо, и его речь значительно улучшилась. У него даже немного порозовели щеки. – Это хорошо для бизнеса, – продолжал он. – Как дела… на бирже?

– Вчера акции поднялись на несколько пунктов, но сегодня после получения новостей о победе цены просто взлетят. Мы можем заработать на этом кучу денег.

Он наблюдал, как на пляже играли в мяч дети. Выдалось великолепное утро. Воды Атлантики сверкали серебром в лучах солнца.

– Какие… акции… ты приобрела? – спросил он.

– Алекс, ты знаешь, что я ничего не понимаю в бизнесе. Я все отдаю на усмотрение Джима. Последний раз, когда я разговаривала с ним, он сказал, что закупает большое количество акций какой-то железной дороги или что-то в этом роде.

– Не очень-то… доверяйся Джимми. Он хитрая лиса.

– Но ты сам доверял ему.

– Да, но я его контролировал.

– Дорогой, он для нас зарабатывает так много денег! Вот только на прошлой неделе он прислал мне двадцать тысяч долларов.

Алекс взглянул на нее с удивлением.

– Сколько… сколько денег ты… инвестировала через него?

Лиза отложила в сторону газету «Нью-Йорк таймс»,мысленно ругая себя. Алекс все еще не знал, что она продала его магазин.

– Мисс Лиза, – обратилась к ней Лиля, выплывая покачиваясь из покрашенного белой краской домика на крылечко.

– Ваш ребенок опять весь обмочился. Клянусь, что этот мальчик поливает, как из реки Гудзон.

– Ты сменила ему пеленки? – спросила Лиза, благодарная за то, что ее прервали. Шесть недель назад она родила замечательного мальчика, которого назвали Сомерсет.

– Да, мэм. Не хотите ли вы еще чашечку кофе?

– Нет, спасибо.

– А вы, мистер Алекс? Налить вам еще кофе?

Алекс покачал головой.

– Лиза, будете ли вы кормить ребенка?

– Конечно.

– Тогда я пойду застелю кровати. Разбужу эту соню Аманду. Девочка совсем изленилась.

Лиля вернулась в дом. Алекс продолжал смотреть на жену.

– Сколько… денег? – повторил он.

Лиза сделала несколько шагов к перилам крыльца. Ветерок раздул ее золотистые кудри.

– Ну, несколько тысяч долларов, – соврала она.

– Нельзя заработать… несколько тысяч долларов за один месяц… вложив несколько тысяч долларов.

Она обернулась к нему.

– Алекс, я без конца повторяю тебе, не беспокойся о делах. Доктор очень доволен твоим выздоровлением, но о делах ты не должен волноваться.

– Магазин, – продолжал он. – Ты взяла… деньги под залог магазина?

– Нет, в магазине все обстоит нормально.

Он посмотрел на нее с подозрением.

– Я хотел бы… вернуться в город.

– Мы не можем это сделать. Там жарко, вспыхивают мятежи. Об этом сообщается в газетах… что-то из-за нового закона о призыве в армию. – Она подошла к нему, наклонилась и поцеловала его. – А теперь, пожалуйста, расслабься. Ты крепнешь с каждым днем. Доктор говорит, что к Рождеству…

– Лиза, не продала ли ты магазин, а?

Она выпрямилась.

– Почему это тебе пришло в голову? – вопросительно заметила она. – Конечно, нет.

– Я соскучился по магазину, – произнес он задумчиво.

Лиза понимала, что когда-нибудь он узнает о продаже. «Но не теперь», – думала она. Она знала, как дорог ему магазин «Синклер и сын», но у нее не было выбора. Джим Фиск предложил ей от имени «Джордана и Марша» два с половиной миллиона, и она просто не могла не согласиться. Теперь, однако, у нее появились новые тревоги. Она позволила Фиску пустить почти все деньги на ценные бумаги биржи, и хотя она питала большое доверие к его деловым способностям, цены на бирже так прыгали вверх и вниз, что иногда ее охватывал большой страх, а что если?.. Что если Джим Фиск ошибся? Что если окажется, что он скорее плут, чем гений бизнеса? Что если Лиля права?

Но ей больше некому было довериться.

– С днем рождения тебя, Алекс! – поздравила она его тремя днями позже, когда Лиля внесла большой белый торт в столовую летнего коттеджа.

– С днем рождения, папа! – повторила Аманда.

Алекс расслабился в своей инвалидной коляске и попытался улыбнуться. Лиза вместе с санитаром одели его в просторный белый костюм для такого случая, но Алекс не проявлял особой радости.

Лиля поставила торт перед Алексом.

– Загадай желание, дорогой, – улыбнулась Лиза.

Алекс обиженно посмотрел на нее.

– Хочу, – произнес он, – хочу… опять оказаться в своем магазине.

Потом он наклонился вперед и дунул. Погасли только семь из тридцати двух свечей.

– Миссис Синклер?

Кто-то постучал в дверь спальни. Лиза зевнула и посмотрела на часы на ночном столике. Было уже почти четыре часа утра. Прошла неделя со времени дня рождения.

– Да?

– Это Джо.

– Боюсь, что что-то случилось.

Сон с нее как рукой сняло.

– О Господи… Иду…

Вывернув фитиль керосиновой лампы повыше, она вылезла из кровати, набросила на себя халат, надела шлепанцы и торопливо направилась к двери. За дверью стоял санитар Джо.

– Что случилось?

– Думаю, что у него случился еще один удар.

– Он…

Джо кивнул.

– Умер от сердечного приступа, так же как его мать.

На мгновение она зажмурилась, прислонясь к косяку двери.

– Он был таким хорошим человеком, – произнесла она. – Как это несправедливо.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МИР

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В туманную промозглую ноябрьскую ночь 1868 года у клуба «Карлтон» в Лондоне остановилась карета, из которой вышел Бентли Брент. Огромный бородатый мужчина вошел в клуб. Вручив шляпу и плащ с капюшоном привратнику, он сказал ему:

– Меня ждет лорд Понтефракт.

Привратник провел его в библиотеку. Адам поднялся с кожаного кресла и пожал руку своему старому приятелю. Мужчины сели рядом друг с другом и заказали себе виски.

– Ну, – начал Адам, как там в Америке?

– Америка бурно развивается. По крайней мере, ее Север. Теперь, когда они покончили с системой рабовладения, похоже, что страна переживает экономический бум.

– А как поживает моя Лиза?

– Ну, что же, старина. Мне хотелось бы то же самое сказать и о ней. Но случилось ужасное.

– Что же именно?

– Приехав в Нью-Йорк, я отправился в ее дом на Пятой авеню. Огромная, дурацкая махина, больше похожа на собор в Солсбери. Можно представить себе, какие у этих американцев понятия о вкусах!

– Да, да, но что же произошло?

– Адам, я стараюсь рассказать обо всем как можно лучше. Когда я позвонил и мне открыл дворецкий, я сразу же понял, что что-то изменилось за последние полгода. Дверь мне открыл другой человек. Я спросил, как и раньше, миссис Синклер, а молодой человек ответил мне: «Она больше не живет здесь. Она продала этот дом два месяца назад такому-то мистеру…» Фамилию я забыл. Поэтому я спросил дворецкого, где же проживает миссис Синклер теперь, и он ответил мне, что она с детьми переехала в гостиницу «Давен-порт».

– Где это?

– В старой части Бродвея, не очень хорошая гостиница, к сожалению. Ну, место довольно респектабельное, но уже не то, если вы понимаете, что я хочу сказать. Лиза с детьми снимает двухкомнатный номер на втором этаже.

– Две комнаты? – воскликнул Адам. – Но у нее ведь были миллионы! Куда девались ее деньги?

– Их спустил Джим Фиск. Она сказала мне, что поручила этому авантюристу вложить все свои деньги в ценные бумаги, и все они накрылись в тяжбе из-за железной дороги в районе озера Эри. Вы наверняка читали об этом?

– Что-то видел в газетах… не обратил особого внимания…

– Самая крупная афера в истории Уолл-стрита. Она призналась, что сглупила, и чувствует за собой большую вину, что потеряла все деньги. Но ничего не попишешь, деньги исчезли. Чтобы рассчитаться с долгами, ей пришлось продать свой особняк на Пятой авеню.

– А как же плантация в Виргинии?

– Тоже ушло. Дом сожгли янки в последний год войны, землю продала проходимцу с Севера по три доллара за акр. Юг опустошен. Разгром им обернулся тем, что они стали нищими, как церковные мыши. Действительно, печальная история.

– Вы говорите, что она осталась без средств?

– Знаете, у нее нет деловой жилки. Но ведь она не больше, чем обыкновенная женщина. Все еще чертовски хороша собой. Но разве может женщина правильно распорядиться деньгами? Нелепо даже подумать такое.

– А Аманда? Как она?

– Ну, она в порядке. Ей теперь одиннадцать лет, как куколка, но избалованна, Адам. И должен сказать, что ей совсем не нравится быть бедной. Подрастает также Сомерсет, сын от Алекса Синклера. Ему пять, красивый мальчик, но ей приходится воспитывать двоих детей всего в двухкомнатной квартире в гостинице. Как можете представить себе, это нелегко. К счастью, ей оказалась верна цветная служанка Лиля, которая не ушла от нее.

– Тогда на что же они живут?

– Вот в этом отношении получилось любопытно. Она живет в достатке, несмотря на то, что потеряла все деньги. Вы помните сына раба, за обучение которого она платила?

– Конечно. Пианист Гавриил Кавана.

– Она рассказала мне, что весной прошлого года он был в Нью-Йорке, пытался организовать концерт. Из этого ничего не вышло, ему никто не захотел сдать помещение. Он заехал к ней и предложил ей любую сумму денег, которые ей понадобятся. Какая ирония судьбы, верно? Но она отказалась взять деньги. Любезно сказав ему, что пока не нуждается в благотворительности. Я тоже предложил ей денег, потому что был убежден, что вы это одобрите, но она отказалась взять их и у меня. Лиза очень гордая женщина.

– Гордость – это приятно, но гордостью за квартиру не заплатишь. Так на что же она все-таки живет?

– Она стала актрисой.

Адам поразился.

– Актрисой?

– Ну, вы же знаете, она потрясающая женщина.

– Но актрисы…

– Надеюсь, вы не хотите сказать «непристойные», старина?

Адам не стал скрывать своего смущения.

– И получается ли у нее это? – наконец спросил он.

Бентли вздохнул.

– Она ужасна, —ответил он. – Она дала мне билет на представление, в котором выступает, – кажется называется «Вновь обретенная добродетель». Я пошел посмотреть этот спектакль. Она держит себя на сцене так, как будто проглотила аршин, с трудом запоминает слова своей роли. Справедливости ради надо сказать, что это была лишь вторая ее роль, но все равно, я не думаю, что из нее получится примадонна. Забавно то, что зрителям она понравилась, потому что чертовски мила.

– Об этом ты можешь мнене рассказывать, сам знаю. Значит, Лиза артистка? Некоторое понижение после Пятой авеню.

– Да, конечно. Но она довольно широко известна. Все знают, кто она такая. Только из-за нее и раскупают билеты.

– Возможно, но мне не нравится, что она и Аманда живут в гостинице. Очень не нравится.

Бентли заказал себе вторую порцию виски, потом наклонился еще ближе к собеседнику.

– Послушайте, Адам. Диззи стал премьер-министром, вам светит большой политический пирог. Не начинайте вынашивать новые затеи.

Адам холодно посмотрел на него.

– Я не считаю, что, помогая близким мне людям, я «вынашиваю затеи».

– Я не хотел вас обидеть. Просто желаю вам добра.

– Бентли, всю жизнь я пытался уяснить для себя, что же лучше всего для меня, но так и не определил этого.

– Я бы сказал, что пост вице-короля Индии лучше всегодля вас.

– Да, полагаю, что вы правы. Но Диззи продолжает отделываться обещаниями. Во всяком случае, пока что этого поста он мне не предоставил.

– Разве не в этом заключается существо политика?

Адам засмеялся. Он знал, что ему надо сделать в сложившейся ситуации. Каким бы счастливым он не чувствовал себя с Сибил, он продолжал оставаться верным рыцарем Лизы.

* * *

Узколицый молодой человек с пушистыми черными усами сидел в четвертом ряду партера театра на Бродвее и сосредоточенно смотрел спектакль. Шла переводная пьеса Муссе «С любовью шутить нельзя». По нью-йоркским меркам вещь не совсем пристойная. В главной роли выступала несколько заносчивая французская актриса по имени Эдвиг Мерсье, но молодой человек не отрывал глаза от служанки, которую играла Лиза. Девятнадцатилетний студент Йельского университета, приехавший домой в Нью-Йорк на рождественские каникулы, никогда раньше не видел такой ослепительной красавицы. Впервые в жизни он дико и страстно влюбился.

Когда занавес в конце спектакля закрылся, зрители вежливо похлопали вышедшим на сцену ведущим артистам. Но когда вышла и поклонилась Лиза, которая выглядела очень привлекательно в черном платье служанки, сшитом так, чтобы получше показать ее ноги, то зрительный зал, почти целиком заполненный мужчинами, включая студенческую молодежь, просто взорвался. Лиза, может быть, и не стала хорошей актрисой, но она научилась срывать аплодисменты, – соблазнительно улыбаясь, она посылала зрителям воздушные поцелуи. За кулисами мадемуазель Мерсье, примадонна, готова была задушить ее.

– Сука! – прошипела она. – Если вы еще раз вылезете передо мной в последнем акте, я укушу вас! – И чуть не бегом отправилась в свою гримерную.

В зале толпа медленно растекалась по проходам. Молодой человек по имени Джеффри Шенберг прошел в гардероб, чтобы получить шляпу и пальто, потом стал проталкиваться через толпу к выходу на морозную декабрьскую улицу. Он нервничал, но твердо решил познакомиться на этот раз с этой женщиной, которая в программе спектакля была названа «Елизавета Синклер». Он выскочил в переулок, вошел в служебную дверь для артистов, дал пожилому привратнику пять долларов, потом за сценой пошел к артистическим комнатам. Если бы ему даже и не сказали, где находится ее комната, он бы легко определил местонахождение Лизы, когда увидел у одной из дверей шесть студентов примерно своего возраста. Английская красавица-блондинка быстро завоевала Нью-Йорк.

– Посмотрите-ка, кто идет? – воскликнул один из студентов колледжа, когда заметил Джеффри. – Джеффри Шенберг решил, что сможет познакомиться с божественной миссис Синклер. Думаю, ребята, есть над чем похохотать, верно? – воскликнул старшекурсник из Гарвардского университета, весьма неточно изобразив английский акцент. Остальные прыснули со смеху, а Джеффри вспылил.

– Что же вы нашли во мнеотрицательного? – спросил он.

– Ах, скажите, надо лиобъяснять ему?

– Пошел ты к дьяволу, ван Брант.

Теодор ван Брант надел пенсне и изучающе осмотрел длинный, аристократический нос Джеффри.

– Может быть, мы, христиане из Гарварда, проучим этого йельского еврейчика, чтобы он проникся к нам некоторым уважением? – сказал ван Брант, подойдя к Джеффри и толкнув его. Джеффри тоже толкнул парня в грудь. Брант хотел ударить его, но Джеффри, который в институте занимался боксом, занял оборонительную стойку, сделал выпад правой и ударил в благородный нос ван Бранта. Пенсне со звоном свалилось на пол. Остальные накинулись на Джеффри, и началась потасовка. Подбежали некоторые рабочие сцены, стараясь растащить драчунов, но тут отворилась дверь артистической комнаты и появилась Лиза, укутанная в желтую японскую накидку. Завидев ее, драчуны остановились, как будто в класс вошла учительница.

– Что здесь происходит? – спросила она с досадой.

– Просто некоторые преданные вам поклонники пытаются защитить вас от дерьма, – объяснил ван Брант, отряхивая свои рукава, презрительно усмехаясь над Джеффри. – Мы – группа студентов из Гарварда, пришли засвидетельствовать вам свое уважение и просить разрешения проводить божественную миссис Синклер в «Дельмонико», устроив в ее честь ужин с шампанским…

– У вас течет кровь! – воскликнула Лиза, показывая на нос Джеффри, у которого из одной ноздри сочилась кровь. – Право, вы, мальчики, как дети! Идите сюда, молодой человек, я дам вам мокрое полотенце.

Джеффри, с трудом веря своей удаче, протиснулся через студентов, высокомерно улыбнулся, искоса взглянув на ван Бранта.

– Садитесь, – велела Лиза, закрывая дверь и показывая на стул возле гримировального столика. Он послушно сел, а она, намочив полотенце в раковине, подала его, сняв с его головы цилиндр. – Откиньте голову назад. – Он поступил, как она сказала, и приложил полотенце к носу. – Ну, из-за чего все это вышло? И кто такой этот гарвардский хлыщ?

– Тед ван Брант, – пробормотал Джеффри через полотенце. – Его отец владеет пароходной компанией. Тед провел целый месяц в Лондоне и теперь может имитировать речь Дизраэли.

Лиза засмеялась.

– Он не первый американец, который забавляется этим. И не последний. Как я понимаю, вы не из Гарварда?

– Из Йельского университета.

– А зачем вы пришли за сцену?

– Сказать вам, что… что я влюбился в вас…

Лиза отняла от его лица запятнанное кровью полотенце, в ее глазах был гнев.

– Кровь остановилась. Можете теперь уходить. И прекратите влюбляться в артисток. Это кончится тем, что вы попадете в беду, и ваш отец отшлепает вас.

Джеффри поднялся со стула.

– Это несправедливо, миссис Синклер. Мне уже девятнадцать и я знаю, что делаю. Разрешите мне пригласить вас на обед. Когда вы ближе узнаете меня, то убедитесь, что мои чувства к вам не просто мимолетный каприз зеленого юнца, но глубокое и искреннее увлечение.

– Да, уверена в этом. Как вас зовут?

– Джеффри Шенберг.

– Это фамилия как будто бы мне знакома.

– Мой отец – Отто Шенберг, президент банка и трастовой компании «Шенберг».

Выражение лица Лизы похолодело.

– Уолл-стрит, – выговорила она, как будто выплевывая слова. – Благодарю вас, друг мой, но я на всю жизнь насытилась общением с Уолл-стритом. А теперь отправляйтесь домой и спросите у отца, не знает ли он, как я могу вернуть свои деньги у этого растолстевшего подлеца, Джима Фиска. Вот ваша шляпа.

Она практически насильно сунула шляпу ему в руки, потом села за гримировальный столик, чтобы снять с себя грим.

– Значит, вы потеряли какие-то деньги, связавшись с Фиском?

– Какие-тоденьги?! Он начисто обчистил меня! Почему, вы думаете, я пошла на сцену? Мне бы следовало послушать Лилю.

Джеффри был озадачен.

– Кто такая Лиля?

– Моя служанка. Она сказала мне, что Джим Фиск дерьмо, и оказалась значительно более дальновидной, чем я.

– Ну, Джим Фиск – дерьмо! Я согласен с этим. Но мой отец очень честный человек.

– Не сомневаюсь. Я ужасно устала, поэтому если вы не возражаете…

Она взглянула на его отражение в зеркале.

– Миссис Синклер, не найдете ли вы время пойти со мной поужинать завтра вечером?

Она вздохнула.

– Джеффри, я на десять лет старше вас, у меня двое детей. Поэтому не будем предаваться пустым фантазиям. Поверьте, вы зря тратите свое и мое время.

Он нахмурился.

– Большинство женщин находят меня очень привлекательным, – возразил он. – Даже более пожилые чем вы женщины.