Текст книги "Блеск и будни"
Автор книги: Фред Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Нана Саиб, самостийный махараджа Битура, полулежал на диване и ложками поедал мармелад фирмы «Джеймс Кейлер и сыновья» из вазы и одновременно смотрел, как Лакшми, девушка-науч, томно исполняет танец живота. Несмотря на всю свою ненависть к англичанам, Нана Саиб пристрастился ко многим английским продуктам, включая мармелад. Его запущенный дворец располагался в небольшом городке Битур, в нескольких милях от реки Ганг и города центральной Индии Каунпура.
В комнату вошел дворецкий Нана Саиба, сложил свои ладони в традиционном поклоне и сказал:
– Ваше Высочество, приехал лорд Азимулла и просит принять его.
Нана Саиб сел, вытер губы, а Лакшми скромно прикрыла свою наготу вуалью. Поскольку Нана Саиб настаивал на том, что он является махараджей Битура, англичане официально не признавали за ним этого титула, хотя и потакали ему, чтобы он не шумел, то он произвел Азимуллу в «лорды», создавая тем самым свой «липовый» двор.
– Проси.
– Слушаюсь, Ваше Высочество.
Нана Саиб слез с дивана, застегнул камзол на своем довольно большом животе. Вскоре в комнату вошел Азимулла и поклонился. Его левое плечо было перевязано. Нана Саиб почувствовал, что его обычно спокойный доверенный слуга нервничает.
– Ну, – обратился он, – бриллиант у тебя?
– Хозяин, я – презренный пес, который больше не заслуживает, чтобы на него нисходила ваша благосклонность. Я хуже червя…
– Что случилось? – закричал Нана Саиб.
Азимулла подбежал к своему толстому хозяину, упал перед ним на колени и стукнулся головой об пол. Азимулла знал, как можно умиротворить Нана Саиба. Но он знал также, что находится в большой беде.
– О, Божество! Эта английская собака всех нас провела. Бриллианта не оказалось в банке Калькутты…
Нана Саиб схватил бамбуковую трость.
– А где же он?
– Видимо, он прятал его в особняке сэра Карлтона Макнера, в котором он провел ночь…
– Ты выпустил его из виду?! – взревел Нана Саиб и начал бить Азимуллу тростью по спине.
– Нет, нет, Ваше Высочество. Мы стерегли дом всю ночь напролет. Но во втором часу утра, перед рассветом, ворота распахнулись, и Торн Саиб вылетел из них на лихом скакуне…
– И вы его не остановили? – завопил Нана Саиб, еще сильнее колотя его тростью.
– Мы стали его преследовать, конечно, Ваше Высочество. Но арабские кони не такие быстрые, а жеребец Торна Саиба летел, как пущенная стрела. И вскоре он исчез из виду.
– Трус! Собака! – Нана Саиб продолжал ожесточенно бить тростью новоиспеченного «лорда». – Ездил ли ты в Лакнау? Ты же знаешь, что именно туда повез он этот бриллиант!
– Положение в стране из-за мятежа обострилось. В Лакнау пускают одних англичан. Поэтому я решил поступить умнее – приехать сюда. С вашего позволения, Лучезарный, осмелюсь сказать: захват большого бриллианта теперь не так важен, как возможный захват самой Индии.
Нана Саиб замер, тяжело дыша, с его круглого лица стекал пот.
– Что ты хочешь этим сказать?
– У меня есть новости, сэр. Бахадур Шах согласился стать предводителем восставших, но, как вы знаете, этот старый маразматик не может так вдохновить сипаев,как это можете сделать вы.
Нана Саиб отер лицо рукавом.
– Ну? И что ты предлагаешь?
Азимулла приподнял голову от пола, чтобы взглянуть на Нана Саиба. Вся его рубашка была в крови.
– У Каунпура стоят четыре национальных полка, – продолжал Азимулла. – Первый, пятьдесят третий и шестьдесят шестой полки национальной пехоты и второй полк кавалерии. В общей сложности около трех тысяч солдат. На каждого европейца там приходится по десять индусов…
– Да-да. Я это знаю, – прервал его Нана Саиб. – Ими командует генерал-майор Уилер.
– Верно, Лучезарный. Но прошел слух, что генерал Уилер боится. Все ангрезибоятся, находясь в таком меньшинстве. Но генерал Уилер доверяет вам. Если вы поедете в Каунпур и предложите ему свое содействие, сделаете вид, что вы его друг, мы сможем проникнуть в центр города и захватить руководство над мятежом. А когда мы захватим Каунпур, то сможем потом взять Лакнау и Дели. И тогда вся Индия станет вашей.
На лице Нана Саиба появилась улыбка. Может быть, Азимулла подвел его с Адамом и бриллиантом, но ловкий помощник сейчас показал ему, как стать во главе большого мятежа.
– Да, – мягко отозвался он, – именно так и надо поступить. Мы превратимся в червоточину в яблоке ангрези.Индия! Она станет моей! – Он потряс кулаком. – Встань, лорд Азимулла. С рассветом мы выезжаем в Каунпур.
Азимулла поднялся на ноги.
– Что случилось с твоим плечом?
– Меня задела пуля Торна Саиба.
– Мы посчитаемся с Торном Саибом. Ты прав: Индия гораздо важнее большого бриллианта. Но скоро мне будет принадлежать и то и другое.
Адам скакал на Занзибаре. Перед ним и Эмилией поднимались клубы красной пыли, закрывая пылающее жарой небо.
– Кто-то приближается, – сказал он, прикрывая глаза рукой. Солнце палило нещадно. Воздух прогрелся до сорока градусов. – Похоже на пару дюжин туземцев.
– Это наше первое настоящее испытание, – сказала Эмилия, оглядываясь по сторонам. Они находились посередине выжженной равнины, почти совершенно лишенной растительности. – Здесь не спрячешься. Запомните: вы сорвали себе голос.
Они двигались по Великой магистрали длиной в полторы тысячи миль, которая разрезала всю Индию по диагонали – от Калькутты на юго-востоке до Пешавара, возле северо-западной границы с Афганистаном. Пока у них все шло довольно гладко. Как и условились, Эмилия встретила Адама возле Барракпора. Приехав в город, они обнаружили, что гарнизон разбежался, а загородный дом генерал-губернатора разграблен. Жители города рассказали Эмилии, что из-за распространяющегося мятежа лорд Каннинг с охраной решил оставаться в Калькутте и оттуда руководить сопротивлением восстанию. Хотя Адам первоначально думал передать бриллиант лорду Каннингу, чтобы не подвергать Эмилию опасностям, теперь он считал, что у него нет другого выхода, как продолжать двигаться в Лакнау. Азимулла и его бадмашесмогли появиться в любой момент, поэтому остаток дня они гнали лошадей во весь опор по Великой дорожной магистрали. Отдохнули только после захода солнца в небольшой низине недалеко от дороги, где чахлые деревца дали им ненадежное укрытие. Вечером они услышали топот копыт. Мимо проскакала группа всадников.
– Это Азимулла, – шепнул Адам Эмилии. И действительно, это был Азимулла, направлявшийся в Битур.
Когда отпала угроза встречи с подонками Нана Саиба, беспокойство Адама за Эмилию начало ослабевать. Неловкость, с точки зрения правил приличия, от того, что он путешествует вдвоем с юной девушкой, пропала, когда они спокойно поехали по просторам Индии. Несомненно, родители Эмилии просто умирали от беспокойства за репутацию дочери, но Адам и не собирался воспользоваться удобным случаем, чтобы совратить ее. Ирония заключалась в том, что хотя он пошел на сближение с Лакшми, девушкой– науч,без всяких раздумий, Эмилия – молодая английская барышня – была для него поистине неприкасаемой…
Когда группа туземцев приблизилась к ним, Адам предложил:
– Давайте съедем с дороги и пропустим их.
Съехав с дороги, они остановились, но бородатый мужчина, по-видимому вожак, поднял руку и натянул поводья своей лошади. Остановилась вся ватага, подняв новые клубы пыли. Адам заметил, что они были хорошо вооружены ружьями и саблями. На некоторых была форма национальных солдат, хотя они оторвали знаки различия, и Адам понял, что это мятежные сипаи.
Вожак обратился к ним на хинди. Адам показал на свое горло, потом на Эмилию. Она ответила на хинди. На мгновение наступило молчание. Вожак подозрительно смотрел на Адама, который несколько раз кашлянул. Потом бородач подъехал к Адаму вплотную и, приставив саблю к его груди, опять начал что-то тараторить на хинди. Эмилия отвечала ему, гневно возвысив свой голос. Мужчина наклонился и провел пальцем по щеке Адама. Несомненно, он пытался удостовериться, не перекрашена ли она. Потом он схватил Адама за шиворот, порвав на нем рубашку, – обнажилась часть его груди. Он внимательно рассмотрел грудь Адама, и тот поблагодарил Господа и предусмотрительность Лакшми, которая покрыла краской все его тело.
Мужчина ухмыльнулся. Он повернулся к спутникам, что-то крикнул и вонзил шпоры в бока лошади. Ватага рванула дальше, оставив Эмилию и Адама в облаках пыли.
– Он думал, что вы ангрези,потому что не разговариваете, – объяснила Эмилия. – Если бы ваша краска не оказалась столь замечательной, они бы прикончили нас обоих.
Адам стер пот со своего лба.
– Я обязан вам своей жизнью, – сказал он.
Она взглянула на него и заметила:
– Я не позволю вам забыть про это.
– Расскажите мне о своей жене, – попросила Эмилия на следующий вечер, съев дахи бара,которое они купили у уличного торговца в соседнем городишке Султанпуре, в центральном штате Индии Уттар Прадеше. Эмилия и Адам сидели в роще чинар и ужинали при свете луны. Было почти десять вечера. Лошадей они привязали к одному из деревьев.
– О моей жене? – повторил Адам, заканчивая свою порцию дахи бара —смеси бобов, йогурта, специй, сдобренных манго, – завернутой в большие листья. – Почему это вас заинтересовала моя жена?
– Ясно почему – меня интересуете вы. Красивая ли она?
– Сибил? Да, она красавица.
– Вы любите ее?
– Ну, Эмилия… Думаю, что это слишком личный вопрос.
– При сложившихся обстоятельствах не могу себе представить, какой вопрос не носит личного характера!
– Вы в чем-то правы. Давайте скажем так: думаю, что моя жена – настоящая дама, женщина утонченная и благородная.
– Но вы не ответили на мой вопрос. Любите ли вы ее?
Адам вздохнул.
– Я восхищаюсь ей, – наконец произнес он. – Я уважаю ее. Меня даже влечет к ней.
– Но любите ли вы ее?
– Я… Нет, – наконец сознался он. – Нет, думаю, я не люблю ее.
– Тогда почему же вы на ней женились?
– Женщина, которую я действительно люблю, куда-то пропала. Боюсь, что я потерял ее навсегда.
– Кто она такая?
– Девушка, которую я знал с раннего детства. Очень дорогой и близкий мне человек. Поверьте мне, Эмилия, я не горжусь тем, что сделал. Я женился на Сибил, будучи уже влюбленным, и она это знает. Думаю, что это ее ужасно задело. И виноват в этом только я. Единственное, что я сделаю, когда возвращусь в Англию, – это постараюсь как-то вознаградить ее за это.
Эмилия испытала чувство удовлетворения. Если Адам не любит свою жену, что она и подозревала, тогда за него можно побороться. И ничего на этом свете Эмилия Макнер не хотела больше, чем любить Адама Торна.
На следующее утро они продолжили путь в Лакнау, пытаясь преодолеть как можно большее расстояние в прохладные часы. Но не проехали они и сорока минут, как натолкнулись на вызывающее ужас свидетельство того, что могло бы накануне произойти и с ними. Они проезжали через жаркую, пыльную равнину Уттар Прадеша, когда увидели в небе стаю стервятников. Когда они подъехали к перевернутой на бок карете, Адам предупредил ее:
– Это зрелище может быть не из приятных.
На вымазанном сажей лице Эмилии был ужас. Они подъехали поближе и увидели на земле рядом с каретой растерзанные тела. Лошадей не было.
– Не смотрите, – предупредил Адам.
– Нет, я хочу посмотреть.
Стервятники, которые клевали один из трупов, теперь расправили широкие крылья и взлетели в воздух. До Адама донесся отвратительный запах. Они подъехали достаточно близко, чтобы насчитать четыре трупа, на которых гнездились кучи черных мух. На спине лежала англичанка примерно тридцати лет, глаза безжизненно уставились на солнце, горло перерезано, кровь залила черный сатин. Рядом с ней лежала женщина помоложе, возможно сестра или соседка, которая спасалась от насилия. У нее были отрезаны нос, уши и груди. Рядом с ними лежали тела двух детей – мальчика и девочки, – возможно, семи или восьми лет, одетые в богатые одежды. Обе светловолосые головки детей были отсечены.
– Господи милостивый, – прошептала Эмилия.
– Я бы не удивился, если бы узнал, что все это сделала шайка вчерашних бандитов, – заметил Адам. Он вспомнил взгляд вожака, когда тот провел пальцем по его щеке.
– Да, – подтвердила Эмилия. – С нами могло случиться… то же самое.
Над ними бесшумно кружили стервятники.
– Грязные побирушки, – выругался капитан Бентли Брент из пятьдесят третьего туземного полка пехоты. Здоровяк с бородой, кадровый офицер, который приехал в Индию вместе с Адамом на «Юпитере», стоял на крыше одного из армейских бараков и рассматривал через бинокль пламя и дым, поднявшиеся над Каунпуром в миле от военного городка. – Они жгут европейские кварталы.
– Да, и одному Господу известно, что они делают с европейцами, капитан, – отозвался лейтенант Ангус О'Гилви, белокурый уроженец Глазго, который стоял рядом и тоже смотрел в бинокль.
– Проклятый Уилер! – воскликнул Брент. – Ну, разве можно было довериться Нана Саибу. Позволить ему и его проклятым головорезам взять под охрану казначейство только потому, что у нас мало людей… Я сказал ему, что он помещает раковую опухоль прямо в кишечнике Каунпура.
Час назад пришло сообщение о том, что Нана Саиб перешел на сторону мятежников в Каунпуре, предал генерала Уилера и англичан, которым он лживо клялся в верности. Укрепленный военный городок состоял из двух главных казарм красного кирпича, каждая вместимостью по сто человек. Одна казарма была с покатой крышей, другая, на которой стояли Брент и О'Гилви, – с плоской, выложенной плитками. Наряду с несколькими другими хозяйственными зданиями, в городке виднелись несколько незаконченных бараков, окруженных хлипкими лесами из бамбука. Весь городок был окружен рвом и четырехфутовым земляным валом, работы на котором еще не были завершены. Городок разбили на открытом месте, на песчаной равнине, к востоку от Каунпура, примерно в миле от реки Ганг. Все в Каунпуре знали, что город находится на грани бунта, и поэтому слабо укрепленный военный городок, открытый со всех сторон и законченный лишь наполовину, считался самым ненадежным местом для европейцев. В течение нескольких дней из Каунпура шел поток людей, ищущих безопасности в бараках военного городка. Мужчины, женщины и дети, неся с собой посильное количество провианта, теперь забили бараки, надеясь отсидеться здесь во время мятежа под защитой индийской армии – или тех ее остатков, которые еще сохранили лояльность. В качестве одного из старших офицеров городка Бентли Брент наблюдал за толпами сбитых с толку, запуганных людей, которые тянулись по равнине под безжалостно палящим солнцем, и предчувствовал неладное. Он знал генерала Уилера как удивительно благодушного человека, который передал Нана Саибу не только казначейство, но и сделал запасы всего на двадцать пять дней. Он был уверен, что «неприятности» дольше не продлятся. Жена генерала была из местных жительниц, и это создавало у него фальшивое чувство безопасности. Бентли Брент определенно считал Уилера круглым идиотом.
В Каунпуре на главной улице города Кандни Чоук Нана Саиба приветствовали как героя сотни туземных жителей. «Нана Саиб! Нана Саиб!» – скандировали они снова и снова, водоворотом кружась вокруг его коня, поднимая вверх сжатые кулаки, а чаще всего ружья и сабли. На жаркой, забитой народом улице попахивало бойней. Торговцы шелком и серебром, магазины которых выходили на Кандни Чоук, стояли в дверях своих лавок или под навесами витрин, и кричали вместе с другими. Нана Саиб, одутловатое, вспотевшее лицо которого разгорелось от возбуждения, помахал руками, призывая к тишине. Через некоторое время шум несколько стих, и он смог говорить.
– Пришло время, – заорал он, – снова объявить священную Индию нашей землей. – Рев одобрения. – Пришло время, – продолжал он, – прогнать шакалов опять в Англию или отправить их к праотцам!
– Смерть им! Смерть! – взревела толпа, многие участники которой все еще оставались в форме индийской армии, хотя большинство сорвали знаки принадлежности к пехоте или кавалерии, а также свои колодки и медали. Бывший сержант с устрашающими усами выскочил из магазина, таща за собой португальского торговца, который безуспешно пытался вырваться из рук сипая.
– Нана Саиб! – завопил торговец, которому можно было дать лет сорок и который был таким же толстым, как самостийный махараджа Битура. – Вы знаете меня, Нана Саиб! Я продавал вам английский мармелад, который вы так любите! Спасите меня, великий человек!
Нана Саиб, сидевший на коне, скосил глаза на кричавшего.
– Да, я знаю тебя, – крикнул он в ответ. – И признаюсь, что люблю английский мармелад. Но клянусь именем богини Кали, что с этого момента никогда больше не притронусь и английскому мармеладу, не возьму в руки английское мыло, не куплю какие бы то ни было английские продукты, пока не сдохнет последний англичанин в Индии, включая их женщин и детей. Смерть им всем! Что же касается тебя, португальская собака, – прощай!
Он провел пальцем по своему двойному подбородку. Толпа загоготала и засвистела, когда сипайвыдернул из ножен свою саблю и тут же рассек горло торговца, который свалился замертво, обдав мундир убийцы своей кровью.
– Смерть! – взвизгнул Нана Саиб, потрясая кулаком. – Смерть неверным!
– Смерть всем неверным! – эхом отозвалась толпа.
– А теперь отправимся в военный городок и перебьем там всех английских шакалов!
– Нана Саиб! Нана Саиб! Нана Саиб!
Скандирующая толпа рванула вперед, людской поток потек по Кандни Чоук, как прорвавшая плотину река устремляется в пропасть ущелья.
В отличие от Каунпура, который был построен сравнительно недавно как пункт расположения гарнизона Ост-Индской компании и был лишен каких-либо достопримечательностей, огромный город Лакнау, расположенный примерно в восьмидесяти милях к востоку, олицетворял архитектурную и историческую ценность. Адам и Эмилия, сидя на конях, осматривали панораму этого города, насчитывавшего свыше шестисот тысяч жителей, который раскинулся на территории в двенадцать квадратных миль по берегам реки Гунди. Они оба были просто ослеплены представшей перед их глазами красотой. Открывшиеся холмы венчались великолепными дворцами, храмами и минаретами, сверкавшими золотыми с голубым куполами.
– Папа говорил, что Лакнау является колыбелью сипаев, —сказала Эмилия, – потому что многие из них родом из Оудха.
– Что за Оудх? – спросил Адам, сгоняя муху со своего носа.
– Когда-то так называлось королевство – Королевство Оудх, а Лакнау был его столицей. Но в прошлом году мы его аннексировали и выкинули короля и всю его семью из дворца, который, по словам отца, королю совершенно не нравился.
– Могу себе представить.
– Теперь этот город стал столицей Уттар Прадеша. Посмотрите-ка на эти великолепные ворота.
Она указала на огромные желтоватые ворота, весьма величественного вида. Центральная арка, соединявшая два стройных минарета, взметнулась на высоту в шестьдесят футов. Все это было окружено красноватой зубчатой стеной, протянувшейся вокруг всего города. Это были Римские ворота, или, по-местному, Руми Дарваза,которые были точной копией ворот в Стамбуле.
– Вы говорили, что главным комиссаром здесь является сэр Генри Лоуренс, – напомнил Адам. – Можно ли ему доверять?
– Ах, уверена, что можно. Папа говорил, что он праведный христианин.
– Существует немало праведных христиан, которым я бы не доверился.
Эмилия с удивлением взглянула на него.
– Неужели вы это говорите серьезно?
– Конечно. Кто затеял здесь всю эту заваруху? Ваш отец говорил, что это дело рук христианских миссионеров, и, думаю, он прав. Мы, англичане, поступаем неправильно, что стараемся навязать свою религию индусам. У них много своих собственных отличных конфессий, и большинство из этих вероучений древнее христианства.
Она заколебалась с ответом.
– Я не знаю, к какойконфессии отношусь сама, – наконец вымолвила она грустно. – Однако давайте поедем и узнаем, сможем ли мы повидать сэра Генри. Может быть, следует заручиться его помощью, когда мы возвратим этот бриллиант.
Они спустились с холма по направлению к городским воротам.
Великая магистраль обычно была заполнена караванами, купцами, солдатами и путешественниками, но на этот раз грязная дорога была удивительно пустынной. Адам хранил молчание, потрясенный ослепительной красотой Лакнау. Этот город не шел ни в какое сравнение с Лондоном.
Ворота охранялись дюжиной английских солдат, половина из них на конях. Когда приблизились Адам и Эмилия, один из них взял ружье наизготовку и крикнул:
– Стой! Туземцев не впускаем и не выпускаем из города, если у вас нет документов, подписанных комиссаром.
– Мы не туземцы, – сказал Адам. – Я граф Понтефракт и прошу аудиенции у сэра Генри Лоуренса.
Солдаты рассмеялись.
– Этот черномазый думает, что он светлый граф, – загоготал один из солдат. – Какая наглость!
– Давай, давай, – поддержал его другой. – Почему бы тебе не назваться герцогом? А может быть, его сиятельством, как насчет этого титула?
– Но он действительно граф, – гневно крикнула Эмилия, сорвав с себя тюрбан и позволив рассыпаться своим золотистым локонам. – А я дочь сэра Карлтона Макнера из Калькутты и Даржилинга. И попрошу вас вести себя прилично!
Солдаты вперились взглядами в ее золотистые волосы, и с их лиц тут же слетели ухмылки.
– Тогда почему вы одеты как туземцы? – спросил сержант, который явно был за старшего.
– Именно это мы и хотим объяснить сэру Генри, – пояснил Адам. – Уверяю вас, я действительно граф Понтефракт.
Его позабавило, как резко изменилось поведение английских солдат. Как меняется погода от перемены ветра, так и их отравленные классовыми предрассудками души тут же склонились перед титулом. Сержант знаком приказал опустить ружья, потом четко отдал честь.
– Простите, милорд, – произнес он, – но обстановка здесь не совсем спокойная. Мы вынуждены принимать меры предосторожности. Но я слышал, что граф Понтефракт находится в Индии, поэтому добро пожаловать в Лакнау. Садбури!
– Слушаю!
– Проводи его светлость в резиденцию.
– Слушаюсь!
Один из конных солдат отдал честь и, дернув уздечку, тронул свою лошадь.
– Прошу следовать за мной, милорд, – любезно произнес Садбури и въехал в ворота. Эмилия опять прикрыла свои волосы тюрбаном и вместе с Адамом поехала вслед за Садбури через ворота в город. За воротами шла обычная жизнь, но Эмилия заметила, что местные жители бросали па Садбури злобные взгляды. Из своего закутка вышел лавочник и что-то прокричал на хинди.
– Что он сказал? – спросил Адам.
– Он крикнул солдату, что тот подохнет через неделю, – ответила Эмилия.
– Находиться здесь противно, – мрачно заметил Садбури. – В этом можно не сомневаться. Они говорят, что если Нана Саиб захватит военный городок в Каунпуре, то двинется сюда.
– Нана Саиб? – переспросил Адам. – Он уже в Каунпуре?
– Говорят, милорд. Этот мерзкий побирушка – прошу прощения, мисс, – этот побирушка предал генерала Уилера и перешел на сторону мятежников. Теперь он и его бадмашесосадили военный городок, где нашли укрытие подданные английской королевы. Говорят, что их положение отчаянное при такой жаре, отсутствии воды и небольших запасах продовольствия. Наши соотечественники гибнут там, как мухи, а трупы сбрасывают в колодцы, поскольку нет места для их захоронения. Трупы начинают мгновенно разлагаться в этом дьявольском климате. Опять прошу вашего прощения, мисс.
Адам подумал, что Нана Саиб создает себе репутацию самого большого злодея в истории Англии. Но не мог не понимать, что одновременно Нана Саиб выглядит героем в глазах индийцев.
Они проехали мимо великолепной усыпальницы Бара Имамбара,возведенной в восемнадцатом столетии королем Оудха Навабом Асафуд-Даулой. Миновали красивый королевский дворец, называвшийся Сердечная Отрада, или, по-местному, Дил Куша, в котором величаво расхаживали павлины. По мере продвижения к резиденции путешественникам встречались только местные жители.
– Куда подевались европейцы? – спросил Адам Садбури.
– Прячутся, – услышал он краткий ответ.
Резиденция, построенная в 1780 году, представляла впечатляющее здание с видом на реку Гунди, окруженное банкетным залом для британских официальных лиц и солдат, церковью, учреждениями, магазинами, конюшнями и частными домами. В этот анклав – а на деле целый город внутри города – можно было попасть только через сводчатые ворота и караульную, известные под названием Сторожевые ворота Бейли. При подъезде к воротам Адам увидел дюжину закованных в кандалы заключенных, рывших траншею вокруг стен резиденции, которые просто ощетинились пушками. Адаму не было необходимости спрашивать, зачем рыли траншею.
За стенами резиденции картина была прямо противоположной по сравнению с Лакнау: Адам видел только белые лица, если не считать иногда мелькавших слуг. Более того, если отбросить в сторону невыносимую жару, можно было подумать, что находишься в Англии, потому что все выглядело, как в Европе: горшки с цветами, опрятно расставленные на верандах, кружевные занавески на окнах небольших домиков. Садбури проводил их до центрального здания и передал там лейтенанту. Молодой офицер провел их через залы с высокими потолками, в которых находилось много чиновников. Они с любопытством и враждебностью посматривали на «индусов». Наконец они пришли в приемную комиссара, где их приветствовал полковник Перкинс. Перкинс, на минутку заглянув в кабинет своего начальника, тут же возвратился и знаком предложил им войти.
– Сэр Генри, – объявил он, – граф Понтефракт и мисс Эмилия Макнер.
Сэр Генри поднялся из-за своего огромного письменного стола, над которым висел портрет королевы Виктории в полный рост, обошел стол, чтобы за руку поздороваться с Адамом. Хотя офицеру, получившему недавно ранг бригадного генерала, был всего пятьдесят один год, он выглядел значительно старше: его суровое лицо, изрытое морщинами и покрытое темным загаром, было окаймлено длинной черной, почти патриархальной бородой.
– Добро пожаловать, милорд, – приветствовал он Адама. Потом с любопытством посмотрел на Эмилию. – А это, значит, дочка моего друга сэра Карлтона? – протянул он. – Знает ли он о том, что вы разъезжаете по Индии переодетой в костюм туземки?
– Нет, не знает. А если бы узнал, то его бы хватил апоплексический удар. Но, видите ли, лорд Понтефракт не говорит на хинди, а я говорю. А когда вы узнаете, зачем мы приехали в Лакнау, то, думаю, согласитесь с тем, что для меня было важно помочь ему.
Через некоторое время сэр Генри неотрывно смотрел на огромный бриллиант, который Адам достал из своего пояса.
– «Глаз идола», – прошептал он, взяв драгоценный камень. – Конечно, я знаю историю о вашем прадеде – кто ее не знает? И вы возвращаете его в храм?
– Совершенно верно. Хотя, может быть, во время мятежа это и не совсем своевременно.
– Наоборот. Это принесет нам большую пропагандистскую выгоду. Конечно, как христианин я с сожалением отношусь к этим языческим конфессиям. Но несомненно, новость о том, что англичанин возвратил драгоценную реликвию Индии, может изменить антианглийские настроения, которые сейчас очень усилились. Если вы позволите, милорд, то я телеграфом попрошу лорда Каннинга распространить эту новость по всей Индии. А пока что я выставлю особую охрану у храма для защиты драгоценного камня, хотя мало кто из индусов рискнет навлечь на себя гнев Кали осквернением храма. Это просто невероятно! Не согласитесь ли вы и мисс Макнер быть моими гостями?
– Спасибо. И если это возможно, я хотел бы лично возвратить этот бриллиант в храм. Таким образом я до конца исполню волю моего деда.
– Это вполне понятно. Во избежание неприятностей мы отправимся в храм в полночь, когда большинство туземцев спят.
Потом Адам будет вспоминать об этом как об одной из самых ярких страниц своей полной приключений жизни, где соединились вся прелесть, таинственность и зловещее величие Индии. Сначала по темным улицам Лакнау быстро проехала процессия: карета с Адамом, Эмилией и комиссаром сэром Генри, окруженная дюжиной офицеров на конях из тридцать второго полка, единственного европейского соединения, расквартированного в Лакнау (Адам узнал, что «надежный» полк по какой-то таинственной причине был размещен в полутора милях от стен города, а менее «надежные» национальные полки сосредоточены ближе к резиденции). Потом прибытие в темный храм Кали, который освещался только четырьмя факелами в руках английских офицеров в красных мундирах и фонарями от кареты сэра Генри. Они все вышли из кареты. Адам взглянул на темные стены храма, на его башни. В прыгающем свете факелов многие изваяния фигур на фасаде храма, казалось, двигались, нагоняя жуть.
Вся группа во главе с сэром Генри вошла в храм, внутренняя часть которого представляла собой нагромождение каменных колонн, все с густой резьбой, показывающей сцены из жизни Вишну и других индийских богов. Адам знал, что индуизм является одной из наиболее развитых религий, что индусы могут веровать как в одно какое-либо божество, так и во все божества, или не верить ни в одного божка из несметного количества божеств индийского пантеона. У этой религии не было единого основателя, наподобие Иисуса или Будды, не было и «священных книг» типа Библии, хотя индусы могли рассматривать в качестве своих «библий» такие книги, как Ригведа, Упанишадыили Бхагавадгита.Возможно, огромная популярность этой религии зиждилась на ее невероятном разнообразии в Индии: ее мог исповедовать кто хочет и как хочет. Как бы там ни было, страстные проявления религиозных чувств находили свое выражение в изобильной резьбе на колоннах, некоторые сцены из которых, как заметил Адам, носили чрезмерно эротический характер, просто граничивший с порнографией. Он взглянул на Эмилию, но ее эти картины совершенно не шокировали, потому что она не понимала, чем же в действительности занимались эти изображенные фигуры людей.
Приблизившись к огромной статуе богини Кали, Эмилия с Адамом вздрогнули от страшного впечатления, которое произвела на них эта огромная, нависшая над ними каменная женщина с красным языком, горчащим изо рта, искаженного отвратительной гримасой. Ее туловище было черным, груди обнажены. Две из ее четырех рук держали меч и отсеченную голову, две другие руки были протянуты ладонями вверх в жесте благословения и защиты, так как Кали была не только богиней смерти, она была также богиней-матерью, могущей проявить нежность.
– Согласно преданию, – сказал сэр Генри, – бриллиант она держала в нижней левой руке.
У постамента статуи было четыре каменных ступеньки. И вот Адам медленно поднимается по ним, не сводя своих глаз с глаз богини, нависшей над ним всей своей громадой. Эмилия, сэр Генри и английские офицеры молча наблюдали за ним. Когда Адам поднялся на верхнюю ступеньку, он поднял руку с огромным бриллиантом, который радужно переливался в отсветах факелов.
