Текст книги "Жертвы времени"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

Мечи в руках сражающихся порхали совершенно отдельно от движений их тел, то и дело отражая солнечные блики своей ровной стальной поверхностью. Я потрясенно следил за ними, пытаясь слить эти танцы в единое целое. Я был не единственным, кто наблюдал за происходящим. В тени здания напротив сидели, не отрывая взгляда от поединка, две миловидные девицы, а под деревьями собралось поменьше мере два десятка детей разных возрастов. Все притихли, а женщины напряженно улыбались, понимая, что железо в руках бойцов может и поранить. Мне показалось, что большинство не могло оторвать взгляд от высокого, но я больше глядел на того, кто был поменьше. На Оружейника. Все так же легки оставались его движения, по-прежнему непринужденно меч плясал в руках, а на губах играла легкая улыбка, в то время как на лице его противника появилось раздражение. Пальцы на рукояти все больше напрягались, делая меч неуклюжим. Наконец, Оружейник достал высокого, ударив плоской частью клинка по его руке. Тот дернулся, разжав пальцы, и отступил на шаг назад. Меч со звоном рухнул на мостовую. Высокий тяжело дышал. Приподняв босую ногу, он вытащил осколок камня, который впился ему в подошву. Девушки встали, понимая, что поединок закончен, дети загомонили и бросились в рассыпную. Я стоял ближе других к отдыхающим соперникам и слышал, как Оружейник негромко сказал, похлопав высокого по плечу:

– Отлично, как и всегда. В следующий раз будь повнимательнее, ты опускаешь руку слишком низко, когда останавливаешь парные финты. Даже колени немного подгибаешь, чтобы достать. Это все из-за напряженного запястья и локтя. Разъедини их, они же у тебя не из камня сделаны. Они тоже шевелятся.

Оружейник, улыбаясь, нагнулся, подобрал упавший меч.

– На сегодня достаточно, – он проследил взглядом за камешком, раздраженно отброшенным высоким в сторону и с сарказмом заметил:

– Северный, тебе бы пора привыкнуть к тренировкам.

Ах вот оно что, – подумал я.

– Спасибо, – натянуто поблагодарил маг дня, забирая свое оружие. – Я приду завтра.

– Ну заходи, – добродушно согласился Оружейник, словно и не заметив той ярости, которую зажал в себе человек.

Северный повернулся и подошел к девицами, которые наперебой защебетали, выражая свои восторженные впечатления. Он передали ему жилет и сапоги, мужчина обулся и приобняв девиц, поцеловал одну в щеку. Еще раз кивнул Оруженику, уже расслабленно и бещ враждебности, и увлек их за собой.

Оружейник постоял немного, проводив уходящих взглядом, потом расстроено покачал головой. Он уже развернулся, чтобы зайти в открытую дверь перед собой, но вдруг что-то вспомнил и обернулся.

– Я думаю, ты уже можешь выйти. Если, конечно, ты хотел меня о чем-то спросить, а не просто выглядываешь из-за угла.

Я почувствовал себя неловко, ведь думал, что меня не замечают. Мне казалось, соперники должны быть сосредоточены друг на друге, так когда же он успел заметить меня?

Зная, по-видимому, о чем я думаю, Оружейник проговорил, понизив голос:

– Настоящий воин должен подмечать все вокруг, если хочет выжить, если ты об этом размышляешь. И не стоит смущаться – знание некоторых вещей не обязательно для человека, но может оказаться полезным, когда представиться случай этим знанием воспользоваться.

Я кивнул и подошел к Оружейнику, чувствуя, как от чего-то запылали уши. Честно говоря, все это выглядело немного глупо. Этот человек разительно отличался от моего сверстника Тьери. Я видел в том друга, с которым можно выпить, но не учителя. Если он и валял меня по полу зала, то делал это без нравоучений или подоплеки, просто ради развлечений. Мы были равными и я никогда бы не сказал, что он что-то заставляет меня делать или навязывается.

Оружейник сразу мне не понравился. Он доказал Северному свое превосходство, вызывая бессильную ярость своего ученика. Мне всегда казалось, что это недопустимо. Если ты обладаешь какими-то знаниями, не упивайся ими, а делись.

Оружейник не заметил моих смятенных чувств, и, махнув рукой, взбежал по лестнице, нырнув в темноту дома. С одной стороны он позвал меня за собой, но, быть может, сейчас самое лучшее время, чтобы ретироваться? Повторения произошедшего на кухне не хотелось, но с другой стороны… было любопытно и Мастер к тому же сказал, что это единственный человек в городе, с которым можно говорить сколько угодно.

Я поднялся и заглянул внутрь, щурясь после яркого дневного света.

– Заходи, не стесняйся, я всегда рад гостям, – донеслось из глубины дома. Я шагнул вперед, оказавшись в просторной, абсолютно пустой зале. Пол здесь был отполирован до блеска, казалось, можно увидеть в нем свое отражение. Необычайно скользкий пол. Из зала внутрь здания вело несколько дверей и лестница с резными балясинами. Одна из дверей прямо напротив входа была открыта и там я увидел множество стоек с мечами получше, разложенные на столах мечи похуже – с блеклыми, покрытыми зазубринами лезвиями, и составленные в угол деревянные тренировочные бокены. К стене были прислонены тонкие длинные шесты.

Оружейник отнес туда свой меч, и вышел обратно.

– Если ты об этом думаешь, то в пристройке у меня кузница, – сказал он, пытаясь удовлетворить мой интерес. – В особых случаях оружие я изготавливаю сам, это доставляет мне удовольствие – экспериментировать с различными сплавами. Порою, в этом есть острая необходимость, когда нужно сделать оружие под человека, а не наоборот. Ты знаешь, когда бывает такая нужда?

– Видимо, когда человек недостаточно способен, – усмехнулся я.

– Наоборот, – серьезно отозвался Оружейник, – когда человек превзошел сам себя. Теперь пойдем, отдохнем, а то я напрыгался по солнышку, – он указал в дальний конец залы, где расположилась еще одна дверь. За ней оказалось светлое помещение с двумя удобными плетеными креслами. Еще два кресла стояли у большого – от пола до потолка – окна. Комнату заливал яркий солнечный свет, и в косых лучах металось, беспорядочно перемешиваясь, бесчисленное количество пылинок.

Оружейник распахнул створки, впуская в прохладу комнаты жар разогретого камня. Приветливый ветерок коснулся полупрозрачных занавесок, колыхнув их.

Здесь тоже было оружие на стенах. Большой щит и стрела, с запыленным оперением. Щит был покрыт многочисленными вмятинами, его поверхность – вся исцарапана. Оперение стрелы, присыпанное частицами времени, было когда-то белым, теперь казалось серым от пыли. Наконечник покрывали ржавые оранжево-красные разводы, походившие на старую, давно засохшую кровь или ржавчину.

Всю оставшуюся стену занимало огромное полотнище, изображающее картину из какого-то древнего сражения. Искусный художник наносил тонкие и одновременно яркие краски, создавая глубину и четкость. Только люди, лошади, оружие и кровь. Весь низ картины усеяли изображения мертвых или умирающих людей и животных, чьи тела были истыканы стрелами и копьями, а лица искажены страданиями. Казалось, на поле брани царит хаос. В глазах умирающих бился ужас, лицами всадников, несущихся вперед к победе, владела решимость и гордость.

Я медленно подошел к полотну и невольно притронулся к шероховатой поверхности.

Смерть и опьяняющая победа, смешенная с приторно-тяжелым запахом крови, звон оружия и стоны боли. Рокочущий топот копыт, свист летящих мимо стрел и голос далекого рога. Широкое крыло смерти, скользнувшее по полю боя, и штандарты победителей, колышущиеся на ветру…

Я отошел от стены, дивясь тому, что кровь носом на тот раз не пошла и я не испытал никакой слабости, словно привыкая к этим видениям. Ко мне пришло неожиданное понимание, что я видел нечто, случившееся когда-то много веков назад. Картина эту написал тот, кто побывал в бою, кто собственными глазами видел смерть и проступающие на фоне неба боевые полотна.

Только талантливейший человек мог придать многоликость и реальность этому полотну, но лишь человек, побывавший на той войне, мог вложить в нее нечто настоящее – частичку самого сражения.

Теперь у меня не было сомнений в том, что видения – это некий дар проникать в предметы, а не грубые шутки опьяненного наркотическим дурманом сознания.

Заметив мое хмурое выражение лица, Оружейник предложил немного выпить. Я согласился, не решившись спросить о картине и о щите со стрелой. Мне вдруг показалось, что они непременно должны быть связаны, эти три разные по своей сути вещи. Возможно, этот щит побывал на поле брани, защищая одного из всадников, а эту стрелу извлекли из успевшего уже остыть тела…

Сев в кресло, я понял, что от взгляда Оружейника не ускользнули ни мои размышления, ни синяки, наливающиеся желтизной у меня на шее. Я сделал вид, что не заметил его пристального многозначительного взгляда. Для меня было куда проще не рассказывать о своем постыдном проигрыше, тем более учителю боевых искусств. В его глазах это было бы постыдным промахом и я уверен, Оружейник мог предложить мне тысячу и один разный способ, как защититься от нападения или вывернуться из подобного захвата.

Отметя саркастическое отношение, я заставил себя встретиться с хозяином дома взглядом. И, приняв мою открытость за готовность к разговору, Оружейник спросил, удобно устроившись в кресле и вытянув ноги:

– Тебя привело сюда любопытство или цель?

Только сейчас он позволил себе почувствовать усталость после тренировки и глубоко вздохнул, восстанавливая внезапно сбившееся дыхание. Я восхитился его властью над собственным телом. По мере того, как я продолжал молчать, тревога все росла в нем. Я почувствовал это и ответил:

– Мастер рассказал мне, что вы, дори, единственный человек, который может ответить на мои вопросы.

– О, сынок! – будто возмутился он. – Ко мне уже сто лет так никто не обращается, мне не нужно показное уважение. Ты и я, мы собеседники, так что можешь отбросить все эти предрассудки, – он помахал в воздухе рукой и без перехода заявил: – А Мас как всегда предпочитает держаться в стороне, да?

– Не понял, – опешил я.

– Ну если он перенаправил тебя ко мне, значит ты либо задаешь неудобные вопросы, либо ему как всегда проще отделаться от своих обязанностей, – Оружейник открыто улыбнулся, показывая, что он шутит.

– Дори Мастер не отличается терпением, – сказал я сдержано, – и у него наверняка есть куча дел помимо меня.

– Знаем мы, какие у магов дела, – туманно заявил хозяин дома. – Я тут подумал, ты не хочешь у меня поучиться.

Я подумал, что у Оружейника странная манера вести разговор, он все время перескакивает от одного к другому. И еще он действительно много говорит. Я даже ответить не успел, а он уже начал перечислять:

– Ты долгое время провел без движения и не лишним будет немного поработать над твоим телом, чтобы восстановить подвижность. Я знаю кое-что о человеческом теле, знаешь ли, это полезное знание, когда приходится выковывать из человека оружие. Тебя привлекает оружие?

– Мне нравится шест, – неловко произнес я.

– Мне кажется, ты неплохо управляешься с ножами, – непринужденно заметил Оружейник. – Одна утренняя птичка мне нашептала, ты умеешь ловко метать его в цель.

– Очень смешно, – проворчал я. Неужели Мастер сам рассказал о нашей первой встрече, я бы, к примеру, не стал хвастаться тем, что схлопотал нож, тем более перед таким человеком, который считает себя лучшим бойцом. – Мастер сказал, мне нужно подыскать себе занятие по душе, чтобы не блуждать бесцельно по улицам и не искать неприятности.

– Любое обучение требует много времени и сил, требует воли и интереса. Тебе подойдет меч, я это вижу в тебе, это не моя прихоть. Шест – игрушка, приятная нотка в общей песне, – Оружейник поморщился, отхлебнув из бокала вина. Легкое пренебрежение, с каким он это сказал, убедило меня в том, что моя любовь к красивым и широким движениям шеста для него непонятна. – Тебе придется выбрать нечто одно и отдаться ему всецело, лишь потом я смогу дать тебе и другие навыки.

– Я так не считаю, – резковато ответил я. – Если поставить целью овладеть чем-то в совершенстве, то можно лечь костьми и положить на это всю жизнь. И все равно это будет не предел. Я не ищу совершенства, мне нужно лишь умения.

– Если что-то делать, – это надо делать хорошо, – парировал хозяин дома с жаром.

– Я не хочу, видя на стене арбалет или лук не знать, с какой стороны к ним подступиться, – не сдавался я. – Мой друг говорил, что нужно не бояться нового и быть привычным ко всему.

Я вспомнил улыбчивого Тьери и погрустнел.

– Ты мне нравишься, – усмехнулся Оружейник. – У тебя хороший подход и против слов Мастера я не увидел в тебе скрытости или заносчивости характера. Я знаю многих, кто приходил ко мне лишь с единственной целю – стать лучшим. Таким я даже не брался объяснять, что суть развития в процессе, а не в результате.

– Мне бы хотелось немного узнать о городе, – понимая, что если разговор будет вести Оружейник, то он войдет в обсуждение моего обучения и уже не выйдет оттуда никогда.

– А мне хотелось бы узнать чуть больше о тебе, – похоже, я уже упустил тот момент, когда мог задавать сторонние вопросы. Быть может, я удовлетворю его любопытство и в ответ на это, он раскроет передо мной некоторые законы того места, где я оказался?

– Кто ты, откуда, почему оказался здесь, – продолжал перечислять хозяин дома. – Поделись со стариком свежими новостями, ведь я здесь живу как затворник, а потом расскажи о всех травмах, которое перенесло твое тело, ведь мне обязательно знать каждую мелочь, чтобы не навредить тебе. О спине можешь не упоминать, я знаю.

Я сжал и разжал свободную от бокала с вином ладонь, успокаивая волну злости; поборов ее, ровно спросил:

– Как я понял, Мастер многое успел рассказать обо мне? Я обязательно должен все повторить?

– Может быть, я ищу опровержений? – усмехнулся он. – Тебя ведь зовут Демиан, так неловко вышло, мы не познакомились…

Я лишь кивнул.

– Ну, тогда я рад с тобой познакомиться, Демиан. Знаешь, на самом деле в Форте редко происходит что-то неожиданное и новички, прибывшие из больших городов, которым нечем заняться – тоже редкость. Не думай, что я хочу тебя оскорбить, никогда так не думай. Я могу оттолкнуть, если ты придешься мне не по душе, и тогда у тебя не будет сомнений в этом. Нежелание соприкосновения в общении ни с чем невозможно спутать, уж поверь. Так и с тобой, я чувствую опаску, осторожность и недоверие. Ты здесь чужак и уже ощутил на себе гостеприимство города. Но все это не так, придется начинать все сначала. Вот тебе мое слово: хочешь учиться у меня, будь любезен доверять мне. Мне не нужны твои тайны, я всего лишь хочу понять, как тренировать твое тело. Это очень важно.

– Готов поклясться, что любой мужчина не любит обсуждать подобные вещи, – стараясь говорить шутливо, намекнул я.

– Учителя и врачи, это те, с кем можно разделить любые события, – безапелляционно отрезал Оружейник. – Ты ослаб за время болезни, мне нужно вернуть тебе подвижность, гибкость и силу. Для этого все твои слабые места должны быть известны, ведь обычное незначительное воздействие на единожды сломанную кость или ранее вывихнутый сустав может привести к непоправимым последствиям. Чего в этом тебя удивляет? Я могу пойти другим путем и посмотреть на тебя в деле, а потом всякий раз спрашивать, почему ты реагируешь так, а не иначе, выделяя раз за разом то, о чем сейчас просто прошу тебя сказать вслух…

– И возразить то нечего, – смирился я. – Шестнадцать лет назад у меня был перелом правого предплечья в двух местах, восемь… нет семь лет назад трещина в третьем ребре слева, чуть позднее ранение в правую половину груди с повреждением легкого…

Оружейник укоризненно взглянул на меня, но я не собирался встречаться с ним взглядом. Тогда он сказал просто:

– Ты плохо обращаешься со своим телом. Слишком много всего надо будет обсудить.

Он помедлил, что-то обдумывая, потом сказал:

– А теперь я хочу услышать подробности. Любопытно знать, как это было.

Я отставил бокал и встал. Движение было немного неловким, и нетронутое вино плеснулось на столешницу.

– Как-нибудь в другой раз я с удовольствием расскажу вам последние новости из Гран Сити, а сейчас…

Обращение на вы я выделил с особой твердостью.

– А сейчас ты похож на перепуганного олененка, – усмехнулся Оружейник и тоже поднялся. – Так и будешь шарахаться от всех подряд?

Его движение лишь еще больше напугало меня, заставив закрыться, и я вновь попятился. Мне показалось, он может попытаться заставить меня говорить силой. Совладать с собой было сложно, но я удержался от глупостей, хотя, видят Высшие, мне хотелось развернуться и как можно скорее уйти. С тем, как мне удалось подавить неожиданный приступ испуга, я задумался, в чем была причина происходящего и понял, что необычная сила этого человека давит на меня, вынуждая проявлять неосознанные реакции. Он выводил меня из равновесия взглядами, интонацией, какими-то точно выверенными жестами и делал это специально.

– Присядь, – лукаво предложил Оружейник. – Ты меня прочел. Давай просто поговорим, мне ничего от тебя не надо, но тебе может все же быть интересно…

– Лучше пойду.

Я опустил голову и повернулся, чтобы уйти.

Мягкий и одновременно твердый голос Оружейника заставил меня остановиться.

– Никогда не поворачивайся спиной к тому, в ком не уверен. Если бы на моем месте был кто-нибудь другой, вроде… – он эффектно помедлил и продолжил, – … например Мастера, он бы не упустил такой возможности.

– Я думаю, – холодно отозвался я, – что вам нет смысла пользоваться подобными возможностями. Есть слишком много людей, которые могут и хотят это сделать.

– А я думаю, – подражая моему тону, возразил Оружейник, – что тебе просто не следует им этого позволять.

Наш разговор снова перетек в обмен репликами, каждый из нас доказывал другому что-то свое, но я не хотел оставлять за ним последнее слово:

– Не со всеми стоит меряться силой, ведь так? – спросил я как можно более насмешливо.

– О да, но можно развлечься и померить с ними хитростью, – казалось, хозяин дома доволен тем, что у нас выходит диалог. – Ты будешь удивлен результатом. Сделай ум своим оружием. Сделай слабость своим щитом.

Мне стало смешно – Оружейник пытался исправить то, что сделал в самом начале, разрушив еще не заладившееся между нами общение.

– Ты видел нашу сегодняшнюю тренировку, верно? – хозяин дома повеселел. Я повернулся и взглянул на него. – Да что ты, в самом деле, так въелся на меня? – усмехнулся он. – Я попробовал тебя на зуб, неужели ты обижен? Лучше скажи что-нибудь о человеке, который дрался со мной?

Я повел плечами, потому что мне вдруг стало холодно, а потом спросил о другом:

– Я все верно понял: он дрался, с вами, но вы с ним… – нет?

Глубокая задумчивость тенью скользнула во взгляде хозяина дома. Я прекрасно понимал, что сейчас он занят тем, что оценивает меня.

– Что ж, кажется, вопросом ты ответил на мой. Но еще раз прошу, отбрось ты эти условности. Обращайся ко мне проще, и я, быть может, стану твоим другом…

Нет, спасибо, – чуть вслух не произнес я. Думаю, на моем лице это ответ отразился, потому что Оружейник фыркнул и попросил:

– Ну поясни, что ты имел в виду?

Он сделал большой глоток вина, пристально глядя на меня. Он хотел знать наверняка, был ли это просто вопрос или ответ.

Я сам вдруг подумал, хочу ли я, чтобы Оружейник изменил свое первоначальное мнение. Может, лучше пусть он считает меня трусоватым дурачком? Тогда мне проще будет от него отделаться – я уже понял, что отношения у нас не заладятся. Вряд ли опытный боец захочет иметь дело с таким, как я. Пустив пыль в глаза, я смело смогу сказать Мастеру, что причина моего бездействия не в том, что я не желаю учиться, а в том, что Оружейник не желает учить меня…

Определенно, я мог бы попытаться разыграть какую-нибудь комедию, но для обмана Оружейника понадобится настоящий талант. К демонам все, скажу как вижу!

– Северный проиграл, когда решил, что это бой, а не тренировка. Отнесись он по-другому к тому, что делал, его бы не огорчила потеря оружия. Нет ни проигрыша, ни победы, когда смысл в самом действии.

Казалось, Оружейник расстроен. Он допил свое вино и потер лоб.

– Что же, ты прав. Он сверх меры корыстен и горделив. Как ты думаешь, ты такой же?

И опять вопрос с подвохом. Оружейник смотрит на меня внимательно, он очень доволен, что я не ушел. Неужели ему здесь действительно так скучно? Ладно, пусть развлечется.

– Скорее я несмел, чем корыстен, – проговорил я глухо. – Они все меня пугают, и я пришел к Оружейнику за ответами, но вместо этого только и делаю, что отвечаю…

– А как же гордость? – казалось, Оружейник не слышал, о чем я ему говорю. – Мастер говорил, ты так и не смирился с положением пленника.

– Вопрос был в том, похож ли я на Северного. Нет, со всей уверенностью.

– Вопрос был в другом, – Оружейник наставительно погрозил мне коротким пальцем.

– Хорошо, – наиграно покорно согласился я. – Я не такой, как он и не могу позволить себе все это. Мне уже доказали, что не в моем положении проявлять характер, и сделали это слишком настойчиво.

Я потер шею и этот жест был настоящим.

– Никто не может запретить человеку что-либо чувствовать. Ему можно запретить что-нибудь делать, но не заставить измениться, не находишь?

– Тогда получается, что человека нельзя изменить? – я хотел, чтобы Оружейник отвечал на вопросы, вместо того, чтобы задавать их. Впрочем, ему на мои вопросы отвечать было более, чем легко:

– Ну конечно, – не терпящим сомнений голосом заявил он. – Человека может изменить лишь он сам. Так как на счет ответа?

– Нет, – ровно ответил я, стараясь, чтобы мой голос был бесстрастным. – Я всего лишь пленник.

– Я слышал, ты хотел покончить с собой…

Мне вдруг ужасно захотелось придушить Мастера, чтобы он перестал рассказывать всем обо мне. Есть вещи, так я считал тогда, которые должны были принадлежать мне одному. Вместо этого, казалось, о них знал уже весь чужой и незнакомый город.

– Да, – едва слышно согласился я.

Оружейник засмеялся. Басисто и глубоко. Пожалуй, я испытал удивление, а потом досаду.

– Мальчик, – отсмеявшись сказал он. – Зачем же понимать мои слова буквально?

Я резко встал:

– Ну назови меня на ты, – торопливо попросил хозяин дома. – Я чувствую себя старше, когда ко мне обращаются уважительно, а это неприятно. Мне конечно нравится, как ты строишь фразы, но уже пора понять, что я не желаю тебе зла. Сделай слабость своим оружием и метни его в старого Оружейника. Как-то это не по приятельски.

Я помедлил, а потом мое возмущение вырвалось наружу.

– Ты же получил те ответы, которые хотел?

– Я хотел правды, – возразил хозяин дома.

– А я всего лишь хотел понять, что это за город, в который меня привезли! Что здесь за люди живут и как мне самому тут жить.

– И разве ты не понял? – устало осведомился мой собеседник. – Уймись и не раздувай из искры пожар. Разве я угрожал тебе? Твоей жизни? Твоим тайнам? Не порть впечатление, владей собой.

Ну и правда, что это я вспылил? Никто меня тут не держит, кроме собственной глупости и любопытства. Ведь я в любой момент могу уйти!

Некоторое время мы молчали, я снова сел, взял бокал и принюхался к вину. Оно было с пряностями или травами, букет был мне незнаком. Наконец Оружейник с нажимом проговорил:

– Ты не пил вина…

– Я легко пьянею после наркотиков, которыми меня здесь пичкали.

– Ты не любишь состояние опьянения?

– Боюсь сболтнуть что-то, что здесь говорить не принято, – я смело посмотрел на хозяина дома.

– Это очень хорошо, что мне придется работать лишь над твоим телом, если, конечно, тебя это не испугает, – Оружейник смотрел на меня как можно смотреть на вещь, которая тебе нравится. – Мозги у тебя что надо, парень. Кто-то очень хорошо поработал над ними.

– Жизнь? – предложил я, ожидая, что Оружейник возразит, но он лишь сказал:

– События всегда работают над нами, но одних они укрепляет, а других уродует. Никогда не говори людям, что ты трус – это проявление храбрости. Тот, кто по настоящему боится, никогда и никому в этом не признается, даже себе. Человек предпочитает не замечать свои недостатки и упивается своими слабостями. Такие люди – пустышка, их вокруг множество.

Тот раб, что готов лизать сапог Рынцы за то, что ему не отвесят лишнего удара, или пресмыкающийся перед силой иного мага человек, желающий быть ближе к тому, чего он не понимает.

Не путай это с мудростью, которую ты сегодня проявил, когда не полез в драку с противником, который мог размазать тебя по мостовой. Придет время, ты сможешь говорить с ним на равных, но всему свое время.

Удивительно, но Оружейник был в курсе всего.

– Разве это не то же унижение, о котором ты только что говорил? – признаться, я не видел особой разницы между своим постыдным бегством и попыткой кого-то задобрить Рынцу.

– Это тонкая грань, ее нужно чувствовать сердцем. То, что ты ушел от неприятностей, тебя не унизило, уж поверь.

– Думаю, этот Горан считает как раз наоборот, – отозвался я.

– Маги тоже видят то, что хотят. Быть может, они больше других подвержены собственным иллюзиям, – в словах Оружейника скользнула горечь. – Но в тебе я вижу бурю. Пока ты не научишься хладнокровию во всем, будешь попадать в глупые ситуации и также как Северный станешь взвиваться от неудачи, истончая ту пользу, которую мог бы принести урок.

– Дельный совет, но невыполнимый, – хмыкнул я.

– Но надо стараться, – мягко пожурил меня Оружейник. – Избавься от иллюзии, что твоя персона неприкосновенна. Одного упоминания о Мастере хватило, чтобы ты начал сжимать и разжимать кулаки. Он раскрыл мне нечто, что ты хотел бы утаить, но зачем? Чтобы казаться лучше?

– Есть вещи, которые для меня важны, – признался я, подумав. – Другие считают их мелочами и мне это неприятно.

– Быть может, ты сам преувеличиваешь их важность? Будь всегда честен с самим собой, здраво оценивай свои силы и в этом ты выиграешь. Твоя слабая сторона – маг ночи, я уже заметил это. Ты вынужден быть при нем и не можешь отстраниться. Он – то самое красное полотнище, от которого у тебя застилает взгляд.

Маги изуродовал твою привычную жизнь, причинили вред. Мастер олицетворяет собой огромную силу, больше всего, с чем тебе приходилось встречаться вместе взятого. И да, он – враг. Но, не простив его, ты никогда не сможешь его понять.

– Зачем мне это?

– Чтобы им манипулировать, – Оружейник усмехнулся. – Будь ты хоть тысячу раз пленником, я уверен, ты уже нашел те нити, за которые можно смело тянуть без видимых последствий. Ведь, в конце концов, ты свободно разгуливаешь по городу и на руке у тебя символ принадлежности, а не рабские кандалы. Ты можешь заставить Мастера играть тебе на руку. Иди ему на встречу и он найдет в себе память о жалости и сострадании. В лице его ты можешь получить не надсмотрщика, а покровителя. Я вижу, тебе неприятно то, что я говорю, в том смысле, в которым ты принимаешь все это. Послушай, Мастер и вправду непомерно сильнее тебя, Демиан, и он – обладатель огромного знания. Все вокруг рухнуло, тебя вырвали из привычной жизни, так прикоснись к искусству другого бытия. Здесь твое будущее может стать великим, но там у тебя было лишь привычное существование, фантазии и мечты. Так вот, мечты твои у тебя не в силах отобрать никто, и ты в состоянии исполнить их даже здесь.

Я долго молчал и даже сделал глоток вина, понимая, что больше ничего не нужно говорить. Нам обоим было ясно, что пока я не сделаю свой выбор, не определю направление, в котором следует двигаться, слова больше не будут иметь смысла.

Оружейник, казалось, тоже одобрил выбранный мною для ухода момент.

Не враги и не друзья, – подумал я. – Лишь знакомые. Но он узнал обо мне что-то, я же о нем ничего. Так было и с Шивой.

Сожалел ли я об этом? Вдруг я понял, что сам себе лгу. Я узнал этого человека, понял его и прочел.

Оружейник протянул мне широкую, мозолистую ладонь и я пожал ее с той же силой, что он приложил к моей кисти. Не больше.

– Пора, – неопределенно сказал я, когда он отпустил мою руку.

– Это ничего, – заверил он меня. – У нас еще есть время.

– Я не думаю, – сказал я тихо, – что захочу говорить о своем прошлом. И так уже есть один человек, который знает обо мне куда больше, чем я могу себе позволить.

– Это ничего, – вновь повторил хозяин дома. – Обойдемся тем, что имеем.

Я кивнул и покинул оружейную.

– Оружейник?

– Вы разминулись, если ты об этом…

– Нет, я не об этом, – Мастер стянул с шеи платок и вытер им лицо. – У тебя душно.

По залу прокатилась волна холода, белесый дымок пополз вдоль пола; по высоким стеклам, едва слышно потрескивая, скользнула морозная наледь.

Маг по свойски открыл одну из закрытых дверей и вытащил оттуда кресло качалку. Поставил его в центре залы и уселся сверху.

– Чем ты таким важным занят, что выпускаешь найденыша погулять? – учитель боя присел на вторую ступень лестницы, наблюдая за ворвавшимся в его дом магом.

– Знаешь, чему обычно учишься, когда твой срок бесконечен? – невпопад отозвался Мастер и, не дожидаясь ответа, сказал: – Фантастической неторопливости! Впереди года и года, чтобы почесать свою пятку!

– Я как-то думал, ты извлекаешь из дней более полезные уроки, – разулыбался Оружейник.

– А, – маг взмахнул в раздражении руками, – прочий опыт субъективен и интерпретируется нами в соответствии с подходящей удобностью.

– Что ты пил, прежде чем прийти ко мне? – полюбопытствовал хозяин дома.

– Я все время думаю о словах Северного…

– Или о том, что сказали о тебе. Неприятно, когда тебя отожествляют с человеком города.

– Я стал нянькой, Оружейник! – взвился маг. – Что это? Он все время куда-то лезет, задает какие-то вопросы, страдает, злиться и чахнет, если я бываю резок. Но я всегда резок, ты же меня знаешь!

Он снова взмахнул рукой и на одно короткое мгновение в воздух поднялся черный прах. Он истончился и развеялся прежде, чем Оружейник успел сморгнуть.

– Послушай, Мас, – хозяин дома встал, прошел по зале, будто давая себе время подобрать нужные слова, – никто не пойдет против твоего голоса даже сейчас. Никто не бросится исполнять сумасшедшие предложения Северного, пока все не будет окончательно решено. Выслушают всех, и пока еще они вернутся в Форт. Многие рассеяны по городам, Инга вернется только после зимы, все еще изменится, поверь.

– Это счастье, что многие не могут усидеть на месте! – взорвался Мастер. – Только по этому я все еще не проиграл.

– Демиан не первый твой человек для дракона, – утвердительно сказал Оружейник, резко меняя тему. Зная, что это свойственно старику, маг не был удивлен.

– Не первый, но единственный в своем роде! Никогда еще я не встречал подобного самодурства, глупости и мягкотелость. Он вобрал в себе слабости собственного мира, это невероятно!

– Ты не видишь в нем сути, – Оружейник вышел из залы и вернулся из комнаты, неся стакан чистой воды. – Выпей, ты что-то бледен.