Текст книги "Жертвы времени"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Я налетел на край повозки, сильно стукнувшись о ее деревянные доски грудью.

– Эйей! – крикнул возница, натянув повод и подняв хлыст. Я отшатнулся от борта и, испуганно взглянув на него, поспешил прочь.

Видение агонией страха трепетало в сознании. Я не мог сказать, что это было, никогда раньше со мной не случалось ничего подобного: грезы во сне – это одно и совсем другое дело терять рассудок среди бела дня. Неужели виной всему вмешательство мага?

Я неуверенно оглянулся. Здание, которое секунду назад рушилось мне на голову, крепко стояло; повозка, заскрипев, двинулась вперед, возница с подозрением провожал меня взглядом и я прибавил шагу.

Ориентиром мне служила башня, – одна из самых высоких. Мне казалось, что в том направлении должны находиться ворота, через которые мы приехали. Впрочем, я мог и ошибиться.

Вскоре я перестал ломать голову над тем, что произошло, потому что так и не смог найти внятных объяснений этому случаю. Замедлив шаг и немного успокоившись, я стал с оглядываться вокруг.

Вдоль дороги стояли аккуратные дома. Мостовая была проложена до самых фундаментов, аккуратные стоки, видневшиеся по краям улицы, были совсем сухими. На кованных черных балкончиках и у деревянных дверей с красивыми, не повторяющимися ручками, в горшках и больших расписанных кадушках цвели цветы и карликовые деревца. Еще поразили меня водостоки. Они, так же как и ручки дверей, были самыми разными, замысловатыми, изогнутыми, не похожими друг на друга.

Парило. Подняв голову, я посмотрел на небо, но оно было чистым. Может, дождь будет к вечеру…

Крики привлекли мое внимание и я поспешил вперед. Широкая улица казалась еще более людной, но кричали не праздные зеваки. Вверх от ворот двигалась широкая платформа, запряженная восемью идущими попарно рыжими лошадьми. Кони натужно пыхтели, таща непомерно тяжелую ношу. На платформе, притянутый толстыми канатами, громоздился огромный ствол дерева. Чтобы обхватить этот ствол понадобилось бы, наверное, человек восемь. На спиле причудливо изгибались красные и бурые годовые кольца, сама же древесина имела мягкий розоватый оттенок. На платформе, у самого ствола, лежал израненный человек. Левая половина его тела была окровавлена и на солнце покрывалась черной коростой. Сзади и с боков, толкая повозку, шли по пояс раздетые, мокрые от пота люди. Их лица были сосредоточены, на плечах и спинах я видел красные, болезненно воспаленные полосы. Чуть поодаль, грозно покрикивая, шел… надсмотрщик… маг. Длинный бич звонко щелкал по камням, подгоняя усталых людей и лошадей, оставляя окованным хвостом на гладком камне едва заметные выбоины. От этих щелчков привычные кони, которые никогда не знали прикосновения страшного жала к своей коже, все же нервно прядали ушами, а люди испуганно вздрагивали, вжимая головы в плечи. Повозка ехала неохотно, ствол весил не одну тонну, и оставалось только догадываться, какими такими силами удалось поднять его на платформу.

Несколько женщин остановились подле меня, глядя на медленно проползающий мимо груз.

– Везут ствол из глубин рудников, – сказал одна, та, что была постарше. – Древнее дерево.

– Что за древесина-то? – спросила вторая, вглядываясь в красивый спил.

– Снежный железный дуб. Он много десятков тысячелетий пролежал во льду в самом сердце горы. Говорят, железное дерево вовсе не гниет. Резчики будут довольны. Его нашли недавно и сразу же к нам. Ух, и красоты они наделают! Славная находка, на моей памяти такого не добывали!

Один из рабов, идущий слева, вдруг упал – нога соскользнула с камня. Я видел, как он с трудом успел выдернуть кисть из-под деревянного колеса, но встать не успел.

– Шевелись, ленивое отродье! – рявкнул маг. Он был невысок и худ, его бесцветные, желтоватые волосы слиплись от пота и висели неопрятными сосульками. Наверное, он устал махать бичом.

Тварь!

Я шагнул вперед, когда надсмотрщик занес бич, чтобы ударить несчастного, все еще лежащего на мостовой, и подставил руку, ловя гибкий хвост.

– Не стоит, – я покачал головой, запоздало испытав испуг.

Ну куда я лезу?! Но вырвавшееся изо рта слово не поймаешь, и маг, забыв об упавшем, повернулся ко мне, резко дернув рукой. Я отпустил, мне жизнь еще не наскучила.

– Ах, новое лицо в моем городе, – масляно сказал надсмотрщик, ткнув мне в грудь рукоятью бича. – Да еще нагловатое.

– Не видишь разве, что это непосильная для них работа? – спросил я.

– Ты вскоре к ним присоединишься, не бойся, – ласково сообщил маг. – Зови меня Рынца, теперь я твой хозяин.

Я заставил себя улыбнуться, хотя, видят Высшие, внутри у меня все заледенело.

– У меня уже есть один, – я приподнял руку, демонстрируя намотанный Мастером на запястье ремень. Вот сейчас все и решится, будет здорово, если это была всего лишь насмешка…

– Нда? – Рынца досадливо поморщился, остановив взгляд на красивой безделушке. – Как жаль, как жаль. Тогда, маленький паршивец, не суй свой длинный нос не в свои дела и никогда не становись у меня на пути. Если бы не твой хозяин… ух, ты бы сейчас у меня поплясал!

Плюнув под ноги, он развернулся и зашагал вперед, догоняя повозку, отъехавшую на несколько десятков шагов. Нагнав, он досадливо взмахнул бичом, но ударил по камням у ног людей. Тот, кто падал, успел подняться и теперь усердно толкал тяжеленную платформу, не поднимая от мостовой усталых глаз.

Девушки рядом со мной зашептались и, громко засмеявшись, заспешили прочь. Люди шли мимо, не обращая на меня внимания. Потрясение медленно проходило. Я настолько не ожидал от себя подобной глупости, что был поражен своим поведением не меньше, чем увиденным. Наконец, понимая, что стоять посреди улицы попросту неприлично, я заставил себя двинуться дальше.

Значит, сказки не врут. Маги жестоки, их рабы выполняют самую тяжелую работу, а получают лишь жидкую похлебку, сухой плесневелый хлеб и жестокое наказание за любую провинность. Возможно, если бы я не помог Мастеру там, на равнине, участь моя была бы незавидной. Рынца непременно огрел бы меня кнутом, которым можно с легкостью выбить глаз. На моем теле были бы такие же следы, как у тех людей, и я бы из последних сил толкал тяжеленную платформу, которую не могла самостоятельно везти восьмерка коней. Сколько таких, как тот несчастный на повозке, оказывается жестоко покалеченными, сколько погибает? Ведь этот ствол еще нужно снять с платформы!

Из узкого переулка, в котором не прошла бы повозка, неожиданно для меня выскочили дети. Четверо мальчиков и девочка, все не старше восьми. Девочка была самой младшей, наверное, лет шести. Все они носили одежду из легкой желтой ткани, какую приятно одеть в самый жаркий солнечный день, у всех были игрушечные деревянные мечи, и ребятня громко и заразительно смеялась, ловко обмениваясь ударами. Вокруг меня они разыграли целое представление, изображая жестокую баталию, то, используя меня, как прикрытие, то, вдруг, отталкивая с дороги. Хмурое настроение, навеянное встречей с надсмотрщиком, и легкое раздражение от неуважительного обращения было сметено их весельем. Так ловко они управлялись с мечами, выточенными из цельных кусков дерева и обмотанных широкими лентами кожи, что в душе моей родилась легкая зависть.

Я поймал одного из мальчиков постарше за рукав, когда тот проскальзывал мимо, увернувшись от очередного удара.

– Что? – я увидел в его глазах легкий испуг и обиду на то, что помешал игре.

– Помоги разобраться в том, что здесь происходит, – попросил я.

Дети затихли, застыли в напряженных позах, готовые в любой момент убежать. Мальчик, которого я остановил, оглядел меня с головы до ног, его взгляд задержался на ленте Мастера, и он тут же кивнул, протянув мне руку, сложенную лодочкой. В ожидании платы, он смотрел на меня, но чем я мог расплатиться, ведь у меня ничего не было! Даже глупой безделушки, на которую я мог бы выменять ответы на свои вопросы. Из вещей, которые у меня были с собой, не осталось ничего, кроме простого золотого кольца, которое перешло мне от отца.

Я растерянно развел руками, давая понять, что мне нечего дать. Он, в свою очередь, кивнул понимающе и тоже развел руками. Нет платы, нет сделки. Что ж, справедливо.

Мальчик отошел в сторону, но игра больше не ладилось. Дети сгрудились и с интересом наблюдали за мной, девочка не нашла ничего лучше, как начать строить рожи. Ее поддержали другие. Я потер лицо и хмыкнул, мальчик сделал тоже самое. Чтобы не видеть издевательства, я отвернулся, думая о том, кто мог меня брить во время болезни. На моем лице сейчас была легкая щетина – всего несколько дней. При первой же возможности надо будет побриться.

Я двинулся дальше вниз по улице, и детишки крадучись последовали за мной. Стараясь не обращать на них внимания, я с деланным интересом разглядывал высокие здания вокруг, наблюдал за жизнью, что ровно текла в этом городе. Она казалась все более странной. Так много находилось различий между той, сложной жизнью, к которой я привык и этим плавным течением простого быта. Никаких технологий, никаких механизмов.

Я слышал раньше о подобных веяниях. Ближе к природе, ближе к сущности. Некоторые сознательно отказывались от благ цивилизации, основывали коммуны, старались обособиться и выживать за собственный счет. Мне казалось, они просто своеобразно сходят с ума, но в современном обществе этика невмешательства и отчуждения вполне оправдывала подобное поведение. Главный закон настоящего: не мешай съезжать с катушек другим, какое твое дело? Ну, как-то так.

Вдоль улицы то тут, то там попадались маленькие лавочки, над которыми висели деревянные, расписанные краской вывески. Названия лавочек и красочные картины не оставляли сомнений. Вот здесь выпекают хлеб и одуряющий запах растекается теплыми ароматными волнами вдоль мостовой. У стены под навесом неразгруженная повозка с серыми мешками, на горловинах выбившаяся белым налетом мука.

Здесь – пошив одежды и за стеклом стоят деревянные манекены. На женском манекене платье из зеленого шелка с глубоким вырезом, на мужском – только куртка. Портной стоит у манекена, держа в руках линейку, и о чем-то размышляет.

Вот это да! Я даже не заметил, как придвинулся к мутноватому стеклу. Оружейный магазин! На стенах от пола до потолка в специальных крепежах – арбалеты и луки. На высоких стойках рядами лежат мечи в ножнах. Из больших широких корзин торчат разноцветные оперения стрел.

Вот это разнообразие! Постояв, я так и не решился зайти внутрь – пошел дальше. Местные же люди без стеснения заходили в многочисленные лавочки, весело разговаривали с хозяевами и мастерами, покупали нужный товар, благодарили, обмениваясь рукопожатиями или даже обнимаясь, после чего уходили…

На крыльце дома, мимо которой я проходил, стояла женщина с веником. Она распрямилась, посмотрела на меня и снова принялась тщательно подметать ступеньки…

Одетый в серое понурый человек остервенело мел заваленный сором угол…

Постепенно я осмелел и остановился у одной из лавочек. У входа под кирпичного цвета вывеской, на которой был изображен кувшин на гончарном круге, сидел старый человек в перепачканном красной глиной кожаном фартуке. Перед ним стоял станок с педалью, которая крутила железный круг с неоформленным куском глины. Гончар не трогал его, лишь пристально смотрел на ком перед собой. Вокруг, прячась в тени навеса, натянутого от лавки, стояли, подсыхая, горшки и вазы, кувшины, тарелки и миски различной формы. Когда я остановился, чтобы посмотреть на работу, гончар повернулся и коротко взглянул на меня. Потом опустил седую голову, и его неимоверно тонкие пальцы тронули глину. Они потянули ее вверх и я видел, как под пальцами глина послушно обретает форму, как раскрываются края чаши. Потом гончар вдруг заставил широкие края загнуться внутрь подобно нераскрывшемуся бутону.

Дети потешались за моей спиной, показывая пальцем и передразнивая мое внимание, но я лишь едва заметно улыбался. Работа гончара заворожила меня.

– Вот, – сказал старик внезапно. – Эту чашу я сделал для тебя. Конечно, это совершенная безделушка, но мне хотелось сделать что-то для тебя. Она подсохнет, ее обожгут и завтра, если придешь, я подарю ее тебе. Никакой платы, ведь я не знаю тебя.

Гончар остановил круг и поднял на меня взгляд. Он был слеп. Подернутые белой пленкой глаза были глазами слепца, но в них отражалась удивительная ясность.

Гончар аккуратно поднял чашу, стараясь не помять ее тонкие бока.

– Приходи завтра.

Я кивнул. Гончар повернулся и, не касаясь руками стен, как это часто делают слепые люди, исчез в прохладном полумраке лавочки. Я подумал, что даже не успел его поблагодарить. Детский смех из-за спины, заставил меня двинуться дальше.

– Ох, и не надоело вам? – пробормотал я, выходя из-за поворота и неуверенно останавливаясь.

Но им не надоело, они только начинали веселиться, найдя себе новую забаву. Когда я замер, кто-то из детей посмелее подскочил ко мне. Мальчишка хотел лишь потешить остальных и покрасоваться перед другими, для чего ловко поддел деревянным мечом мое колено. От толчка нога подломилась, и чтобы позорно не растянуться на камнях, я ухватился за стену. Пальцы скользнули по шероховатому камню…

Темно, и только неровный свет огня пляшет вокруг, рождая сотни теней, скользящих по фасадам домов. Мощным потоком летит над головой отчаянный, оглушающий рев, полный безумного страха…

Вскинув голову, я вижу, как что-то гибкое и длинное, подобно хлысту ударило в башню над головой, разбивая ее вдребезги. Крики боли и страха, грохот падающих обломков и оседающая каменная пыль охватили сознание. Прямо на меня летел, кувыркаясь в воздухе, огромный кусок стены…

Я медленно отнял руку. Приложил ее к лицу, почувствовав тепло крови на коже. Облизал губы. Ненавистный вкус проник в рот. Кровь из носа текла ровными струйками, капая с подбородка, и я наклонился над мостовой, чтобы не запачкать одежду. Смех за моей спиной затих.

Я вытирал кровь рукой и стряхивал на камни, а она все текла. Голову наполнял звон, я брел куда-то совсем наугад, а дети тихо следовали за мной – их башмаки отчетливо стучали по камням улицы.

Дома расступились. Я оказался в просторном дворе перед воротами, там, куда мы приехали… две недели назад! Здесь сильно пахло лошадьми – мочой, навозом и потом, ветер волочил по камням клочки свежего сена, по широкой леваде, огороженной деревянными бортами, бегала кобыла с жеребенком. Чуть поодаль под стеной стояли телеги и небольшой экипаж.

Мое внимание привлек мраморный бассейн, с камней которого катилась, журча, прозрачная вода. Гранитные борта кое-где потрескались и поросли ярким зеленым мхом. Вода, переполняя лохань, сочилась из этих трещин на краях и утекала по желобкам под стену.

Я дошел до бассейна и присел на его край, с ужасом ожидая, что все вокруг вновь начнет рушится, но на этот раз камень молчал, давая мне небольшую передышку.

Я смывал кровь с лица и рук, когда на площадь у ворот выбежал мальчик, тот самый, которого я просил ответить на мои вопросы и, следом за ним, шагая стремительно и широко, вышел Мастер.

На нем были брюки, перехваченные на поясе широким черным ремнем с серебряной вышивкой, такой же, как на ленте, стягивающей мою руку. Свободная черная рубашка с длинными рукавами была аккуратно заправлена.

По твердой походке, по гневному блеску в глазах и быстроте движений я понял, что поступил опрометчиво, отправившись исследовать город…

– Что это ты тут вытворяешь?! – резко спросил маг.

– Не будь таким подозрительным, Мастер, – отрешенно проворчал я. – Вышел прогуляться, но упал, вот и все.

Я зачерпнул еще немного воды из бассейна, глядя, как она окрасилась розовым, и умылся, смывая все текущую из носа кровь.

– Я, видимо, еще не совсем здоров…

– Ты, по-моему, не совсем здоров на голову, если вздумал задираться к Рынце! – раздраженно прервал меня Мастер и потянулся к моей шее. На секунду он сдавил мне глотку под самыми скулами и я покорно сидел, ожидая, что будет дальше. Потом он отпустил, не объяснив, что это было. – Я велел тебе спуститься вниз, а не спать до обеда, и тем более не бродить по городу! Впредь будь внимательнее к тому, что я говорю и старайся не попадаться на глаза опасным людям. То, что у тебя на руке мой знак, не дает никаких прав или гарантий. Лишь наглость в этот раз спасла тебя! Рынца был слишком удивлен твоей уверенностью в праве препираться с магом, потому и отступил. В следующий раз такого не будет. Я дал ему исчерпывающие объяснения о твоей персоне, так что одного недоброжелателя ты уже заполучил.

Я медленно кивнул и хотел стереть кровь, но обнаружил, что она остановилась. Я потер горло. Хороший прием…

– Пришел в себя? – спросил маг, сбавив немного в тоне. Он был не в духе, но отдавал себе отчет, что срываться на найденыше будет просто глупо. Маг никак не мог взять в толк, почему мальчишка не может вести себя соответственно, почему все время ставит его самого в неловкое положение. Сначала перед Советом, теперь перед комендантом города. Он не питал особенно теплых чувств к Рынце, но старался держать нейтралитет, как и большинство остальных магов. Рынца хорошо вел дела города, благодаря его прозорливости у людей Форта было все необходимое и жизнь мерно текла, сытая и спокойная жизнь.

Ох, дело было даже не в Рынце, с которым они переговорили только что на весьма повышенных тонах, а в том, кем теперь является Мастер для других магов. Северный добился невозможного, он склонил на свою сторону почти всех, а слово самого Мастера не значило ничего.

И это при том, что Северный говорил страшные вещи. О том, что люди в своих городах совсем забыли, кому они обязаны жизнью, о том, что рано или поздно эта чума пожрет их всех. Чума равнодушия. Нет, маг дня был прав, но то, что последовало за этими словами сулило смерть и разрушения. Северный сказал, что маги должны изгнать людей из больших городов. Трудно было себе представить, сколько могло погибнуть, но мага дня это не волновало, а когда Мастер воззвал к голосу разума, его осмеяли, ведь он не мог судить отстраненно. Ведь он сострадал человеку города! О, Высшие, какой тонкий расчет, какой выверенный ход, чтобы подорвать его авторитет.

Конечно, его возражения отсрочили неизбежное, нужно было все хорошенько обдумать и это понимал даже Северный, но начало было положено. Начало страшного времени для рода человеческого.

Семь городов будут разрушены, а люди рассеяны по земле. Тогда они обратятся к магам, вспомнят себя и обретут новые душевные силы…

Мастер все вспоминал эти пламенные речи и каждый раз пытался понять, чтобы сказал сам, если бы не был вынужден проделать этот долгий и тяжелый путь бок о бок с человеком города. С колдуном.

Нет, – пытался он убедить себя, – никогда и ни при каких обстоятельствах, он бы не согласился с такими действиями.

А тут еще предмет его бед, вот он, сидит, пожалуйста!

– Вставай, – Мастер отвернулся.

Я покорно кивнул и встал, после чего маг устроил мне короткую экскурсию по городу. Она была сухой и четко давала понять, что я могу посещать только те места, которые он мне показывает.

Длинное двухэтажное здание с узкими окнами подле левады было конюшней. Мне разрешалось брать белого коня, на котором я ехал, но не раньше, чем будет твердая уверенность, что позвоночник мой к этому готов.

Мы очень долго шли по узкой вертлявой улочке, где через дорогу были протянуты веревки, на которых сохло постельное белье и одежда, а у дверей стояли цветочные горшки на высоких ножках, расцвеченные пестрыми петуньями. Улица вывела нас к центру города, где Мастер указал на массивное здание с башней и огромным колоколом. Задрав голову, я долго разглядывал колокол, который казался голубоватым от окислов, и маг, удовлетворенный моим интересом, сказал, что это и есть людское сердце Форта.

– Прости, – признался я, – но что-то я этого не понимаю.

– Просто для людей, – пояснил Мастер, – центр города здесь, на площади рядом с внутренними воротами. Этот колокол никогда не звонит и пусть так и будет.

– Почему?

– Потому, что он предупреждает о беде, – сказал маг раздраженно, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. Он бросил короткий хмурый взгляд вверх и сделал странный знак, сложив пальцы правой руки в горсть и словно отмахнувшись кистевым движением от чего-то невидимого. Должно быть, знак был призван оберегать город или самого мага от опасности.

Башня действительно находилась рядом с внутренними воротами, толстая стена высилась над нами, а за ней располагалось нечто похожее на дворец.

При ближайшем рассмотрении город оказался еще больше, чем я думал. Моя комната находилась в башне, прилегающей к внутренней стене с ее наружной стороны. Сразу за ней находился обширный, но не ухоженный сад, в котором росли корявые, старые яблони, вились засыпанные листвой дорожки и распускались в небольших заводях водяные лилии.

Мастер обошел сад стороной, сказав, что он заброшен, потому что в нем обитают призраки, не подпускающие садовников к уходу, и посоветовал не искать там неприятностей. Потом он указал на вытянутую пристройку, прислонившуюся к большому дому перед нами.

– Там кухня, проголодавшись, можешь прийти в любое время. Тебя всегда накормят. Кухарки очень добры, но не пытайся расспрашивать их, потому что их задача жарится на сковородке.

У меня чуть не подогнулись ноги при упоминании о еде. Две недели! Я ничего не ел две недели!

Мастер, похоже, прекрасно все знал. Он едко улыбнулся, видимо все еще раздраженный моей стычкой с Рынцей, и зашел в здание первым, поднявшись по невысоким каменным ступеням. Я последовал за ним, чувствуя, как мой рот непроизвольно наполняется слюной.

Мы оказались в узком помещении с длинным, покрытым лаком деревянным столом и лавками по бокам. Стены, как и везде, не были покрашены или чем-то обиты. С высокого потолка свешивались большие дуги люстр для свечей.

За столом, ближе к чистому широкому окну, одиноко сидела женщина, низко склонившись над бумагой. Волевой профиль с резкими чертами и залегшие по уголкам рта морщинки хорошо запоминались. Женщина внимательно изучала какую-то книгу со старыми, поблекшими от времени страницами, изредка что-то аккуратно записывала на тонкие белые листы лежащего рядом блокнота. В стороне от бумаг стояла, дымясь, большая глиняная кружка.

На другом конце стола сидел крупный широкоплечий человек и медленно ел, монотонно постукивая пальцем по столешнице.

Стоило нам войти, как из другого конца залы к нам поспешила худенькая женщина в белом переднике. Не пройдя и половины пути, встретилась взглядом с Мастером, и тот наклонил голову, глубоко кивнув.

Она радушно заулыбалась, развернулась и убежала обратно в кухню.

– Если тебе понадобится посетить библиотеку, поговори с ней, – Мастер кивнул на девушку, сидящую у окна. Ее светлые до плеч волосы постоянно падали на лицо, мешая писать, и она то и дела закладывала непослушную прядь за ухо. – Рене сидит здесь целыми днями, вместо того, чтобы уединяться в удобных комнатах. Никогда не понимал, как можно так работать, но хранительница говорит, что может сосредоточиться лишь тогда, когда вокруг нее много людей. Подойди-ка к окну. Видишь, на той стороне площади здание – это оружейная. Человек, что частенько посиживает на крыльце, может быть полезен и интересен. Он там всегда один, так что не ошибешься. Обращайся к нему просто Оружейник, мы все так его зовем. Привыкай к здешней жизни, ищи себе занятия по душе, у нас впереди много времени…

– А когда?.. – озадачено спроси я, но маг не дал мне закончить.

– Не спрашивай меня об этом и не упоминай вслух. Все случится тогда, когда на то придет срок. Я прошу, – это слово он выделил особой интонацией, – держать язык за зубами. Сейчас у тебя есть шанс пожить так, как ты никогда не жил, этот шанс даю тебе я. В моей власти запереть тебя в темном сыром подземелье до поры до времени, держа, как животное или пленника. Так советовал мне поступить с тобой Рынца, он считает, ты можешь натворить дел. Что скажешь? Сможешь ужиться сам с собой и с этим городом?

– Да, – без промедления согласился я и удивился тому, что не испытал никаких сомнений. Скорее всего, причина была в нетерпеливом голоде, заставляющем слушать слава мага в пол-уха, и нежелании влачить жалкое существование в застенках.

Маг покачал головой, заметив мой мимолетный, голодный взгляд, брошенной в сторону кухни. Чтобы привлечь внимание, он недовольно двинул скамью, которая громко скржетнула по полу.

– Все это я говорю, чтобы предостеречь тебя от ошибок. Думаю, ты хочешь узнать, что же будет дальше. Теперь твоя задача – ждать. Ждать, когда что-то изменится и придет пора действовать. Привыкай, приспосабливайся.

– Почему тут нет электричества? – внезапно даже для себя спросил я.

– Потому что здесь есть огонь.

– Но зачем такой аскетизм?

– Развитие, любое развитие, возможно лишь тогда, когда тебе чего-то не хватает. По началу будет здесь скучновато, и это заставит тебя подыскать новые занятия, которые наполнят твои дни смыслом. Это шанс узнать нечто новое или чему-то научиться.

– Еще можно спиться со скуки, – хмыкнул я.

– Не советую. Вообще не советую тебе пить, это может быть опасным. Пьяный человек не следит за своими словами и поступками, что здесь, в совершенно другом и непривычном для тебя обществе, может плохо кончится. Поосмотрись сначала. В Форте есть свои способы наказания и я не сомневаюсь, что многие здесь не потерпят того, что допустил я при нашем с тобой путешествии. Всегда помни свое место, Демиан. Ты – пленник. Щенок, которому тут не рады. Обращайся к магам уважительно, добавляй «дори», так принято. На людях меня зови «дори Мастер», это будет говорить о твоем почтении. Ты же чувствуешь магию, разве нет? – он сощурился. – Не заговаривай с магами первым, не покидай пока города, особенно без моего разрешения, не пытайся бежать, относись к своему положению серьезно. Будь осторожен и проявляй хоть немного мудрости, вместо своего каменного упорства.

Не советую задавать слишком много вопросов живущим здесь людям, кроме, разумеется, Оружейника. Этот человек всегда с охотой говорит, он у нас известный трепач.

Не стоит также забывать, что ты должен быть у себя в комнате вечером и утром, желательно, так же рано, как сегодня. Теперь комната принадлежит тебе, все, что в ней – твое, если тебе что-то понадобиться, просто обращайся в лавки. С тебя не попросят никакой платы и дадут все, что необходимо. Тебе запрещено носить оружие, смотреть можешь сколько угодно, но если я найду у тебя хотя бы нож… ты меня понял. Не смотри на меня так, я ввожу это ограничение ради твоей безопасности, слишком хорошо помню, какой легкий выбор в пользу смерти ты делал на равнине. Я был удивлен, что Дон довез тебя живым, мне казалось, ты его обхитришь. Будь в комнате утром на рассвете и вечером за два часа до полуночи.

В этот момент уже другая кухарка – крупная и полнотелая женщина, с обвисшим, но улыбчивым лицом вынесла с кухни поднос с большой тарелкой бульона, сыром и хлебом. Так ее облик обрел еще большее притяжение.

– А нет чего-нибудь посерьезнее? – тут же завелся я, но маг покачал головой:

– Поверь, ты этим наешься.

Когда тарелка оказалась прямо передо мной, маг стал мне совершенно безинтересен, и Мастер вздохнув у меня за спиной, может, немного горько, быстро попрощался до вечера и ушел.

Сделав несколько глотков бульона, я понял, что маг снова был прав – мой голод оказался надуманным. Тело, ослабшее и непривычное, не могло примириться с обилием еды, и я вспомнил, как читал, что после долгого голода человек должен есть понемногу.

Так что от добавки я отказался, а вот от разбавленного сладковатого вина мне стало повеселее. Вскакивать после еды не хотелось и я, чтобы занять себя, наблюдал за работой Рене, медленно попивая терпкий напиток из глиняной кружки.

Уж и не знаю, что женщина там так заинтересованно изучала, но от усердия покусывала нижнюю губу. Изредка она тянулась к кружке с чаем, который уже успел остыть.

Внезапно кто-то схватил меня за шею и грубо выволок из-за стола. От неожиданности я выронил кружку с недопитым чаем, которая упала на бок, выплеснув на стол остатки содержимого, а потом скатилась со стола на пол, разбившись на красные неровные черепки. Сам же я не успел опомниться, как уже висел над лавкой, удерживаемый крепкой рукой за горло. Ощущение, прямо скажу, специфическое. Крупный мужчина с резкими, некрасивыми чертами лица, непринужденно держа меня на вытянутой руке, зло проворчал:

– Что новость?..

Он приподнял меня повыше и разочарованно крякнул, обнаружив ленту Мастера. Интерес его ко мне тут же пропал, но, вместо того, чтобы отпустить, он отшвырнул меня, словно перышко, к выходу. Я немного не вписался в дверной проем, впрочем, может и к лучшему, потому что дверь была приоткрыта, и зацепил косяк спиной. На этот раз не до конца зажившая рана запротестовала с полной силой и я, придушенно кашляя, с трудом поднялся на ноги. Кухарки, высыпавшие поглазеть на представление, теперь смотрели на меня с нескрываемой жалостью, а Рене, оторвавшись от своих записей, сказала с укором:

– Горан, ну в самом деле!

Я заставил себя благодарно кивнуть кухаркам и торопливо бежал с кухни, боясь новых неприятностей. Постыдное бегство! Мастер оказался прав, в Форте мне были не рады.

Выйдя на улицу, я долго еще стоял в тени у стены, приходя в себя после последствий падения. Хмель тяжелыми тисками давил на мысли. С каких это пор я стал так легко пьянеть и так долго трезветь? Раньше никогда такого не было!

Обязательно сегодня напьюсь, – нелогично подумал я, оглядываясь. – Отпраздную то, что все еще жив.

Солнце уже перевалило через высшую точку своего пути, и я прошел вдоль здания, придерживаясь тени, потому что хотел посмотреть, что происходит у оружейной. А посмотреть было на что.

Звенели, сталкиваясь, мечи. Это совсем не то же, что звон бокалов или, скажем, разбившегося стекла. Это звук, который быстро затихает в воздухе, но еще долго мечется в ушах.

Я выглянул из-за угла и встал там, наблюдая, стараясь, чтобы меня не заметили. Два человека изящно танцевали во дворе. Один был бос и раздет по пояс, его загорелое тело блестело от пота, но вытянутое лицо хранило неуместный отпечаток белизны. При каждом движении могучие мышцы перекатывались под кожей. Он двигался легко, но было заметно, что боец начал уставать. Его белые длинные волосы, словно выжженные солнцем пустыни, были перехвачены на затылке шнурком.

Второй мужчина казался старше и значительно ниже. Несмотря на то, что он явно уступал высокому в силе, двигался второй быстро и грациозно. На ногах у него были мягкие тапочки из коричневой кожи. Полоски такой же кожи перехватывали запястья. Лысина сильно старила человека, но его движения и непринужденность, с которой он отражал удары высокого, говорили об обратном. Похоже, чтобы с ним справиться, одной силы было недостаточно.