Текст книги "Фернок 2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
Побежав наказывать бомжей, Беннетт увидел в проеме двери человека, внешне не сильно похожего на традиционного обитателя здешних трущоб. Несколько отличий от стандартных нищих моментально бросились в глаза.
Сделав порывистое движение, он вздрогнул, наставил на незнакомца пистолет:
– Ты кто?
Лица мужчины не было видно до поры, ведь тень от арки надежно скрывала его очертания.
– Твой худший ночной кошмар, если не отпустишь заложников!
– Ага, сейчас! – предположив, что назойливые полицейские отыскали похищенных, преступник все равно не собирался выполнять чужие инструкции, – Еще один шаг сделаешь, еще хоть маленький шажок, и, можешь не сомневаться, я украшу твой лоб черной дыркой!
– А я не боюсь! – горделиво заявил незнакомец, и вправду оказавшийся полицейским, только бывшим, – Давно разучился это делать.
Когда мужчина подошел поближе вопреки невнушительным предупреждениям Крофтана, то заново вернул свою феноменальную узнаваемость. Зам генпрокурора не мог поверить глазам…
– Ты? – ранее он с ним не встречался, но, как и каждый мраканид, хоть раз включавший новости и читавший газету, узнал в вошедшем Эсмонда Фернока – элитарно образованного, зловещего и беспредельно циничного
экс-комиссара полиции, совершившего несколько хладнокровных расстрелов, чем и прославившегося.
– Я! – шизикообразный тип шел к нему медвежьей походкой, глядя прямо в глаза, – Ну, что, отпустишь?
Намеренно сдавшись, Крофтан сказал:
– Договорились-договорились… – в уме вертелся запасной план, о котором все остальные узнают чуть позже.
– В доме больше никого? – Фернок отобрал у врага пистолет.
– Что? – преступник не расслышал вопрос, – Я, извините…
– Говорю, в доме, кроме нас и близких вашего коллеги, больше никого нет?
– А, нет-нет!
– Вперед иди!
К тому времени Миллер нашел жену и сына, которые прятались в одной из комнат на втором этаже. Забившись в пыльный запаутиненный угол, они надеялись остаться незамеченными, поэтому звуки шагов и треск ветхой лестницы, происходящий под тяжестью мужских ботинок, их сильно испугали.
“Слава богу, все еще живы” – сказал про себя ответственный кормилец.
Любовь, это не поддающееся забвению чувство, спасло всех троих от припадка…
Экс-комиссар решил кое-что выяснить у Крофтана, пока они медленно-медленно шли к прокурору:
– Скажи, правда ли, что ты убил свою дочь, или дурак Джейкоб бредит?
Не собираясь отчитываться перед грязным копом (именно таким его было отношение к Ферноку), преступник солгал:
– Бредит однозначно! Не мог я так поступить с собственным ребенком – и для убедительности громко повторил, – Просто не мог!
Фернок, и сам-то не веривший, что солидный законник способен на такое пойти, решил поверить на слово:
– Можешь радоваться. Больше ни о чем подобном спрашивать не буду, и мотивация твоя мне неинтересна, не рассказывай, почему похитил…
– Что, правда?
– Еще бы. С меня хватит. Сам будешь перед прокурором распинаться…
Миллеры встретились с ними у эвакуационного выхода из актового зала первого этажа. Надеясь, что все страшное позади, они позволили преступнику их перехитрить. Беннетт Крофтан неспроста прятал коварную улыбку.
– Я! – шизикообразный тип шел к нему медвежьей походкой, глядя прямо в глаза, – Ну, что, отпустишь?
Намеренно сдавшись, Крофтан сказал:
– Договорились-договорились… – в уме вертелся запасной план, о котором все остальные узнают чуть позже.
– В доме больше никого? – Фернок отнял у него пистолет.
– Что? – преступник не расслышал вопрос, – Я, извините… – пряча второй заряженный пистолет во вместительном кармане куртки.
– Надеюсь, это – конец повестушки? – посмотрел на Джейкоба Эсмонд, – Как будем праздновать? Ход-дог, лимонад и просмотр мультипликационных комедий? – юмор экс-копа казался наигранным, неуместным, но нельзя было не признать, именно он разбавлял постепенно угасающий страх и придавал оптимизма.
– Я считаю… – прокурор, почти позабывший о нахождении рядом беспринципного Беннетта, непозволительно расслабился и быстро поплатился за свою беспечность.
Женоубийца, отбежав на несколько метров, вытащил припрятанное оружие и приказал собравшимся:
– А, ну! Все немедленно застыли!
“Я – Эсмонд Фернок, не раз бывавший по колено в дерьме, знаю, что степень возни зависит не от количества размазанного по стенке дерьма. Нет. Она зависит только от степени его глупости”
Значительная часть находящихся в доме была недовольна тем, что скользкий подлец Крофтан оказался еще изощреннее и перетянул одеяло на себя. Сильнее всего это не понравилось экс-комиссару, чья гордость после выходки негодяя серьезно пострадала. Плюс еще одна веская причина ненавидеть засранца.
– Мистер Фернок, вы профессионал или кто? – зам генпрокурора нанес сокрушительный удар по самооценке
экс-копа, после которого восстановить ее будет чертовски трудно, – Как вы могли принять от меня нерабочее оружие? После таких накладок перестаешь верить в дееспособность легендарных людей!
Эсмонда, выкинувшего левую пушку, задело это слово.
– Легендарных? Ты о ком сейчас?
– О вас! – ответил Крофтан, – Если верить прессе, вы – живой миф…
“Но я знаю одно действующее средство против дерьма. Знаете, что это? Это оно само.
Дерьмо часто настолько дерьмово, что не терпит даже себя”
– Прости, я тебя разочарую… – Эсмонд удивил компанию не меньше Беннетта…
Экс-комиссар решил кое-что выяснить у Крофтана, пока они медленно-медленно шли к прокурору:
- Скажи, правда ли, что ты убил свою дочь, или дурак Джейкоб бредит?
Не собираясь отчитываться перед грязным копом (именно таким его было отношение к Ферноку), преступник солгал:
– Бредит однозначно! Не мог я так поступить с собственным ребенком – и для убедительности громко повторил, – Просто не мог!
Эсмонда с фокусниками роднила ловкость рук, временами походящая на самую натуральную магию: когда злодей отвернулся, воспользовавшись широтой кармана куртки, экс-полицейский подменил неисправный ствол на рабочий, всучив подонку “утку”.
Преступник не отреагировал на заявление выступившего, предположив, что тот пытается его просто надурить.
– Твой экземпляр требует ремонта… – Фернок осмотрительно нагнулся и поднял пистолет, нарочно уроненный на пол, – А этот самое то. Временем, может, и пожеванный, но работает
как новенький.
“Рука, держащая ствол, должна быть полностью выпрямлена. Так меньше шансов промахнуться”
Не дождавшись комментариев от своих сопроводителей, Фернок продырявил тело зама генпрокурора. Умирая, Беннетт Крофтан несколько раз признался в любви к своей работе…
Глава шестая. “Прости за все”
Прошла одна тяжелая неделя с тех пор, как семья Миллеров столкнулась с напастью в лице сумасшедшего Беннетта Крофтана. За это время, как ни странно, она успела реабилитироваться, посвятив первые четыре дня после инцидента отдыху в одном наиболее престижном Нью-Йоркском отеле…
– То есть, как? – его дружок по привычке схватился за сердце, – Ты меня бросаешь, я правильно понял?
Араб поутихнул:
– Бросаешь – слово неподходящее…
– А как тебе синоним – кинул? – Крофтан ненамеренно ставил своего пособника в жуткое неудобство, – Подходит? Или ты думаешь, плывя со мной на одном ненадежном плоту, перейдя на корабль и оставив меня тонуть, очень
по-дружески?
– Ну, а что мне еще делать остается…
– Ничего без меня! Жди, через час буду. Мы все обсудим!
Вернувшись в Мракан, Миллеры еще не успели полностью опомниться от поездки, разобрать все сумки и кейсы, как горе вернулось…
Араб принял Крофтана в своей квартире, по антуражу напоминающей номер гостиницы высшей категории. Все блестит, все до мелочей обставлено и сочетает несколько стилей: широченная кровать с пестрыми подушками, камин образца середины восьмидесятых, душевая кабинка с гидромассажем и кучей режимов!
– Да, слушаю тебя, друг.
– Дамир, я чувствую, что мне осталось недолго. Быть может, этот день последний…
– Что тебя напрягает?
– Не перебивай, прошу. Я хочу единственного…
– Чего?
– Если я не доживу до завтра, пообещай, что обеспечишь моему человечку эквивалентный уход!
К Джейкобу подбежал неизвестный тип в капюшоне, скрывающим большую часть лица, достал ПБ (пистолет бесшумный) и застрелил прямо на глазах у ничего не подозревающих пешеходов.
Незадолго до смерти прокурор попросил подбежавшую толпу об одной услуге – разрешить ему увидеть сына. Но, не дождавшись медпомощи, откинулся еще на улице.
Стрелявший убежал…
– Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой! –
экс-полицейский уже полтары недели пребывал в очень дурном состоянии. Реальность превратилась в страшный сон, из которого не помогал вылезти тот же алкоголь, ставший бесполезным ингредиентом, со временем утратившим свою
эффективность, – Черт возьми. Черт возьми. Черт возьми. Черт возьми. Черт возьми!
Многочисленные советы психолога и выписанные специалистами препараты, предназначенные для перрорального приема, не спасали. Скорее, наоборот – убивали зачатки оставшейся уверенности в завтрашнем дне и улучшали настроение лишь в единичных случаях.
Фернок, никогда не испытывавший такого грандиозного опущения, без стыда признавался самому себе, что больше не в силах держаться, планируя снова лезть в петлю. На эту дурацкую мысль его подтолкнули старые знакомые – Семен Розанов и мистер Беннетт Крофтан, временами посещающие мозг во время близкого контакта с заблуждением, что раскаяние автоматически смывает грехи.
Призраки это отрицали, напоминая своему убийце, что его действия не поддаются оправданию, и не сознаваясь в очевидной пристрастности по отношению к виновному.
Этой ночью… громкий отрывистый крик вырывался из ее уст непроизвольно, являясь, скорее, мольбой о продлении оргазма, нежели внезапной просьбой о прекращении.
Охваченный порывом страсти, Эсмонд резко вынул член для предотвращения зачатия, закрыв глаза, задышав с новой силой после полуминутной паузы. Лицо Мэлори, подбадривающее его во время приятной “работы”, неожиданно поменялось, от чего взгляд секс-партнера застыл в изумлении.
– Нет, ты мертва, ты не можешь быть живой!
Фернок проснулся! Быстро поняв, что пережитое не относится к реальности, а является лишь натуралистичным сном, с трудом исполняющим четверть его прихотей, он направился в ванную, чтобы умыться и принять снотворное, которое постепенно подчиняло организм.
“Меня окружают детоубийцы, насильники, расисты и воры, эти люди преследуют везде, даже колеблются в полуденных грезах, чтобы досадить. Просто за два месяца до убийства одного из таких скотов я пообещал больше ни-ни…
Пообещал больше никогда не убивать, что бы ни случилось,
Стоя перед зеркалом над раковиной, пытаясь разглядеть в нем что-то еще помимо собственного отражения, экс-коп боролся с ознобом, как с появлением в квартире фантома – Другого Фернока – злого комиссара полиции, от которого невозможно сбежать.
Другой Фернок пришел
и нарушил обещание”
Утром в дверь позвонили.
Хозяин, проведя небольшую уборку, понадобившуюся для поднятия тонуса и жизнелюбия, спонтанно возненавидел квартирную изоляцию, к которой по ошибке привык. Все требующее тщательной стирки белье было брошено в стиральную машину, а окна – до блеска намыты.
– Да-да, иду! – вспомнив про звонок, он приказал себе отвлечься.
Но когда открыл дверь – за ней никого не оказалось.
???
Посмотрев в окно, Эсмонд заметил во дворе женщину с белой косой, которую, как померещилось, мог где-то видеть, и с непонятной жалостью чуть пронаблюдал за ее неприкаянной ходьбой.
Не желая забиваться вопросами, он накинул куртку и вышел…
– Лето все же скоро, а вы наряжены не по сезону. Слишком тепло! – Фернок подошел к незнакомке, которая оказалась супругой Джейкоба Миллера, бессмертно благодарной ему за тот рыцарский поистине мужской поступок, спасший жизнь ей и ее сыну, – Простите, не думал, что это вы…
– Ничего… – тихо сказала вдова (мужа-то убили).
– Вроде на улице светло, надо радоваться, а вы выглядите расстроенной… – заметил спаситель, – Я бы спросил, в чем причина, но, боюсь, выйдет не по-джентльменски – и позволил себе улыбнуться, – Все еще помню, что за беда приключилась с любопытной Варварой, и потому не стремлюсь разделить ту же участь…
– Да знаете… – Кайлен Миллер сняла со щеки соленую слезу, – Одного света мало. Для радости требуется причина повесче…
– Наверное, вы правы… – не стал спорить Фернок, – Кому-то
сейчас по-прежнему темно и неуютно!
– Как узнали адрес?
– Джейкоб сказал…
– Кстати, как он?
Загрустив еще пуще, Кайлен продинамила вопрос о супруге и отошла на пять метров назад. Этот рефлекс безпредисловно огорошил беседчика. Поскольку Эсмонд не любил вдаваться в подробности чужих личных проблем, никаких решительных действий от него не последовало.
Была ли Джил реальной живой дочерью, или это просто – ветер из окна, периодически пропускавший приятную прохладу – значения не играет. К потоку воздуха можно привязаться, если большую часть жизни мучает удушье.
Один букет на могиле, второй…
То на Эсмонда смотрел ненастный месяц, то покрытый яркими звездочками ночной небосвод. Неизменность такая неизменность – фон, который нельзя потрогать рукой, трансформируется, а происходящее вблизи практически не терпит изменений. Но если и случается какая-нибудь небольшая перекомпоновка, имеющая значение лишь для крохотных людей, то навеки. Так проявляется характер божий – божья радикальность.
Попрощавшегося с ветерком кладбище цепляло, притягивало, как магнитом. Схожее испытывает всякий, кто, как и он, как этот человек, чья жизнь являет собой чреду страшных испытаний, периодически сменяющих друг друга, страдает от необъяснимой духоты. Первые попавшиеся на пути таких горюнов, благосклонно отнесшиеся к ним, кажутся единственным спасением. И в этом нет ничего, что могло бы вызвать непонятие.
– Я обещал твоей маме, что больше не буду убивать… – по правилам, немаловажным для ортодоксальных католиков, у которых вера играет определяющую роль в жизни, перед посещением кладбища требуется посетить храм, чего Эсмонд не делал, никогда, – Я не сдержал слово. Подвернулась оказия, не самая веселая… – памятники, расстояние между которыми достаточно маленькое, друг от друга почти не отличались, – Если вдруг найдешь ее там, если вы встретитесь, передай, чтобы не злилась на меня…
– А мне еще кое-куда сходить нужно…
Исследователь открывает дверь чужого дома, заходя в длинную прихожую, видя перед собой кучу фотографий с изображением любимой женщины, развешанных на стене. Он не поленится умственно подчеркнуть, что прибыл строго по адресу.
Не отрицая божественную красоту изображенной, снимки, по его мнению, были выставлены весьма небрежно, “без души”. Основная ошибка автора – накупленные одинаковые рамки. Эта монотонность вряд ли вызовет восторг у людей с чувством вкуса.
Сам автор, по всей видимости, отсутствовал, раз долго не спускался, чтобы проверить, кто пришел. Однако, заметил непрошеный гость, у него получилось проникнуть, не ломая замок.
– Подождите! – показался хозяин, неспешной походкой спустившись вниз, – Прошу вас, назовитесь!
Пытаясь оторвать взгляд от фотоснимков, незнакомец озвучил оба своих имени – простое и наследственное родовое:
– Эсмонд Фернок!
Все, что смог выкинуть спустившийся, это резкое:
– О, боги…
Гость деликатно подшутил:
– Я не атеист, но и не язычник…
Поборов желание прогнать пришельца, блондин изобразил лицом предел бесстрашия и с максимально допустимой при таких обстоятельствах вежливостью пригласил его.
– Предупреждаю, я догадался, по какому поводу вы пожаловали… – прежде чем отправиться заваривать чай, Стивен Хокинг сказал посетителю то, что говорил всем после перенесения тяжелейшей физической травмы, такой, как потеря полового органа, травматическая ампутация члена…
У посетителя не получилось возразить:
– Читаете мои мысли…
Вдруг где-то вдалеке послышался приближающийся собачий лай. При этом громкое дыхание Блэка регулярно сопровождалось едва слышными перерывчиками…
– Что он с ним сделал? – Фернок знал, Блэк был бешеным и беспринципным сукиным сыном, ведь сам пережил встречу с ним, но последующее откровение Мэлори могло удивить самых криминалистов…
– Запустил к нему пса служебной породы. Тот неплохо полакомился Стивеном, бесповоротно повредив часть наружного органа мочеполовой системы…
– Когда кого-то теряете, кого-то, кто послужил вдохновением, произносите только одно…
Гостю же, явно не наделенному даром телепатии, захотелось узнать, что вернее говорить мертвецам. Пробрало дикое любопытство.
– Я весь во внимании… – экс-полицейский с огромной признательностью за гостеприимство, право, заслуживающее
отдельной награды, галантно принял чай.
– Просите их о прощении. Делать это можно неустанно, пока язык не онемеет…
И без мелодично звучащих наставлений Хокинга Фернок часто это делал – просил.
Проведя чаепитие, входящее в ряд традиций гостеприимства у англосаксов, владелец одинокой усадьбы, оставленной ему от добропорядочных предков, заговорил о наболевшем – о предмете своей одержимости, о том, что невозможно перестать любить спустя годы.
Инстинктивно забравшись рукой в штаны, блондин вспомнил тот ужасный случай с псом, заново перенеся противоречие отношения.
– Я не… – возвеличение объекта, вознесение и уважение в свете нынешних событий, перевернувших реальность с ног на голову, казались ему невыполнимым обязательством, невозможным долгом, – Я не знал, что ее смерть – правда.
До сего момента Стивен считал “слухи” ложью, а слова ведущих – заказом врагов Мэлори, либо ее матери, антипиарной акцией, запущенной с целью подрыва репутации семейства Хейли. И хоть сомнения регулярно его посещали, рвали на части, будучи зацикленным певец верить отказывался, а узнавать, копать – себе дороже. Кому-то для спокойной жизни необходимы иллюзии, для таких людей, как Стивен, нуждающихся в ложном информационном поле, как правило, правда – камень на груди, мешающий дышать. И только.
Фернок, посчитав обязательным оказать парню несущественную психологическую помощь, дотронулся до его плеча и, присев рядом, признательно проговорил:
– Ты поступил на редкость достойно, не став обвинять Мэлори в случившемся. Я бы, может, и не смог так. Кто знает…
Хокинг, охваченный, западший, душевнобольной, часто предпринимающий с рвением, неправильно понял гостя и вспылил практически на пустом месте:
– Так, значит, вы не в той степени любили ее, в какой любил я? Так, значит, вы бы стали винить, если бы ее бывший мужчина сделал бы с вами то, что сотворил со мной, нанес бы аггравированный урон всей вашей жизни? – или, скорее, воспринял нездорово, гиперболизировано, как псих, – Что молчите! Я спрашиваю! Держите меня за какого-то полоумного, который несет чушь, который не смотрит на содержание и обращает внимание лишь на обложку?
Собеседник, не собираясь вступать с калекой в спор, был готов пойти на все, лишь бы тот немедля успокоился и перестал дергаться. Им руководили исключительно благие мотивы. Отнюдь не банальное желание заглушить крик, вернув былую тишину.
– Ты прав, возможно, а, вернее, скорее всего, ты любил ее больше, чем я. Ты во всем прав, Стивен, только присядь. Я, кажется, не давал повода нервничать…
Хокинг, признающий одиночество во всей его красе, полностью огородивший себя от общения, отказавшийся от давнишних контактов, от компаний, от светских вечеров, попросил экс-копа исчезнуть. Мол, одному ему значительно уютнее, чем с кем-то, кто неспособен любить также сильно, как он.
– Все-все-все, не стоит…
Гость ждал от него пересмотра собственного поведения, уместного самоанализа, каких-нибудь признаков рефлексии. Но ничего из перечисленного не проявилось.
Не скрывающий разъедающую печаль затворник, в которого превратился некогда успешный, подающий надежды музыкант-инструменталист, существовал в своем скромном мирке, никого не подпуская извне для поддержания абсолютной изоляции. Она была ему необходима, чтобы выжить, как кислород…
Фернок, изначально не планируя поднимать тему геройского подвига Хокинга, в свое время быстро простившего Мэлори, полюбившего ее с новой силой, поплатился за произнесенное.
– Ничего не говорите! Лучше молчите! Кто я такой, чтобы передо мной оправдывались, верно? – хозяин четко дал понять всеми своими жестами, телодвижениями, мимикой, что грезит о скорейшем исчезновении нежелательного гостя.
Собеседник не стал испытывать его терпение, поступив в точности так, как требовал Стивен, чья патологическая скромность – глубоко зарытое желание выглядеть героем в чужих глазах, дитя ряда совокупностей психологических и эмоциональных ощущений, именуемых “комплексами”.
Опомнившись, хозяин попросил визави простить ему психоз.
– О, премного извиняюсь, не хотел поддаться гневу. У меня это после того случая. Я и сам не заметил, как моя дружба с Мэлори из невинного увлечения превратилась в неприличный бзик…
Фернок вышел от Хокинга с таким скверным настроением, будто по нему дважды проехалась снегоуборочная машина, распластав по асфальту. Но все же у этого похода были свои плюсы – теперь точно ясно, что внешне нездоровый, дистофически худой и прихрамывающий Стивен непричастен к исчезновению Мэлори, и, по всей вероятности, к убийству ее родителей – тоже.
“Раньше я не разбирался в терминологии. Но недавно узнал одну истину: есть два разных слова: “прости” и “извини”. Это почти синонимы в современных языках, однако, изначально очень разные по смыслу слова. Часто гораздо легче сказать извини, чем прости. Извинить означает вывести из вины, сделать непричастным к совершенному плохому поступку.
А прости означает, что я виноват, я признаю свою вину, но отпусти мне ее, прими таким, какой есть, я постараюсь исправиться. Я считаю прости более подходящим словом, поскольку снять с меня вину невозможно. И в церквях люди просят Бога не извинить, а именно простить, принять, поскольку извинять людей бесполезно, они вечно наступают на одни и те же грабли”
Ферноку стало стыдно за то, что он посмел заподозрить тайного обожателя Мэл.
“Учитывая свои прошлые поступки, мне вообще запрещено о ком-то скверно думать.
К тому же я почти уверен, Стивен показал бы другую реакцию, если бы имел отношение к ДТП, и маской его имидж затворника быть, ну, просто не может. После подобной травмы нереально остаться нормальным, хотя… ему это отчасти удалось”
Следующее место, в которое отправился бывший полицейский – улица Шейна и Доурса, пятый перекресток, где случилась авария, в ходе которой погибла девочка. Появившись там, Фернок внимательно осмотрел место, но, как и ожидалось, ничего подозрительного не обнаружил, по крайней мере, в течение первых десяти минут.
Сутки назад он узнал, причину ДТП так и не установили. Очевидцы, те, что более-менее помнят ЧП, также ничего полезного, такого, что могло бы существенно облегчить задачу следователей, не заметили. На вопрос, видели ли они черноволосую девушку в машине на момент аварии, ответ не предоставили. Вряд ли что-то возможно разглядеть, когда стандартное легковое такси мчится на скорости чуть выше средней.
Фернок постарался задействовать всю энергию собственного мозга, чтобы не уйти с пустыми руками и опущенной головой, изображающей неудовлетворение. В нее, кстати, норовили проникнуть различные идеи, как бредовые, маловероятные, так и допустимые, умеренно правдоподобные. Приходилось экспериментировать, не забывая о соизмерении желаемых результатов и суровой реальности.
“Преступник мог быть ловкачом и за миг перед аварией прыгнуть в приготовлено открытый люк. Но это – теория на грани фантастики, ибо такой ловкости ни за кем не замечал. Впрочем, чтобы люди исчезали из машины за миг до ДТП я тоже не видел, да и мстители, устраняющие преступность, были в свое время в новинку.
А вообще я давно перед собой непростую задачу – никогда ничему не удивляться”
Появилось подозрение, которое стоило проверить.
Экс-полицейский превнимательно осмотрел проезжую часть и увидел люк.
“Кое-что все же подтвердилось”
Он предположил, что тот невидимка – опытнейший киллер, мастерски обученный акробатике, а в канализации может находиться, если и не логово преступника, то какие-нибудь улики вроде потерянных вещей, принадлежащих жертве, или что-то другое, способное навести на след, указать тропу, по которой придется пройти, чтобы совершить чудо – докопаться до правды, распутав клубок незнания, в который сумели скрутиться все степени паршивости.
Осмотр показал, что крышка люка не была заварена.
– Ну, что… идем на оправданный риск? – Фернок подождал, пока проедут машины, и на потеху проходящих мимо школьниц, обсуждающих домашнее задание, стал осторожно спускаться.
“Клоаки – лучшее место для получения незабываемых впечатлений.
Людям, которым неважно, какие ощущения – хорошие или плохие – только чтобы было что-то новенькое, это подойдет. И такие в нашем мире тоже есть, я встречал и не раз”
Предвидя подобную ситуацию, Фернок заранее вооружился фонарем. Поэтому тьма не предстала перед ним
затрудняющим препятствием.
– Какая вонь… – произнес он, в уме подтвердив логичные опасения, побеспокоившие во время спуска, – Да уж, не позавидуешь рабочим, которые занимаются тем, что копаются под нашими ногами… – юмор его нельзя было назвать юмором в полном смысле слова, скорее, это подчеркивание жизненных трудностей, завернутых в оптимистичную форму, необходимую для скрашивания.
“Вонь, канализация”
Озабоченный искатель заметил засохшие следы крови на трубах, затем – на стене. Источник невкусного запаха был пока неизвестен. Пока. Вспомнив неглупую фразу из одного канадского триллера, в свое время не досмотренного до конца, “иди на запах”, Фернок уподобился героям среднебюджетной киноленты.
Чем дальше шел, гадая, что обнаружит – труп гигантской крысы или труп человека – тем “аромат” становился сильнее.
Экс-полицейского, за жизнь повидавшего энное количество трупов разной степени свежести и испорченности, уже давно не страшил вид расчлененки и крови. Имелось микроскопичное исключение – если тело принадлежало близкому человеку или другу.
Почувствовав, что вступил в лужу, подземный путешественник погладил ладонью грязнущую подошву ботинка. И увидел кровь, недавно пролитую.
“Странно, что здесь она свежа, а там – нет”
Чтобы ничего не упустить, приходилось подмечать каждую непонятку.
Дальше, в глубине тоннеля лежали два тела, одно из которых, увы, принадлежало пропавшей Мэлори, но было менее изрезанным, чем тело таксиста, которое буквально искромсали.
Искатель безысходно произнес:
– Вот и конец поискам.
И наклонился…
– Дамир… – обратился к другу Беннетт Крофтан, – Я чувствую, что мне осталось недолго. Быть может, этот день последний…
– Что тебя напрягает?
– Не перебивай, прошу. Я хочу только единственного…
– Чего?
– Если я не доживу до завтра, пообещай, что обеспечишь моему человечку эквивалентный уход!
– А как поступить с его семьей?
– Их тоже в расход пусти!
Дамир, для которого убитый Беннетт Крофтан занимал не последнее место в списке лучших друзей, решил наведаться этой ночью к миссис Миллер, чтобы завершить начатую “миссию”. Задача заключалась не столько в мести, сколько в исполнении последней словесно выраженной воли умершего.
Этому извращенному видению жизни было объяснение: в семье, стремящейся соблюдать этические каноны, преобладал закон выполнения просьб. В ней чтили отцовские наставления, передавая их следующим поколениям. Каким бы Дамир ни был подонком по отношению к совсем не заслуживающей смерти вдове, он оставался верен отцовским убеждениям.
Приобретя новый пистолет у знакомых торговцев, промышляющих продажей нелицензированного оружия, не требующих от покупателя никаких документов, он с легкостью на душе избавился от старого. Это – меры, необходимые для того, чтобы не попасться легавым на обед, которые, без сомнения, задокументировали обстоятельства смерти Джейкоба, уделив строчку пуле.
– Не очень ли это жестоко, друг? Такое вытворять…
– Жестоко? А ты вспомни, как надо мной издевалась супруга с дочерью. Это, по-твоему, ерунда?
Дамир не считал, что путь, выбранный Крофтаном, правилен. Но… слово есть слово, его грех не сдержать)))
…Фернок вызвал полицию, все им объяснил, рассказал, что исследовал место аварии и увидел незакрытый люк. Полисменов его показания чересчур опешили. Они сказали, что в вечер ДТП также все осмотрели, но люк был заварен. Потом свежая кровь рядом с засохшей…
Личность убитых установили мгновенно: мертвый мужчина и вправду таксист, подвозивший Мэлори и Джиллиан, а мертвая женщина и вправду Мэлори. Эсмонд сразу ее опознал.
С экс-полицейским изъявил желание “перетереть”
подъехавший к пятому перекрестку Шейна и Доурса Вард Клайтон (имя Вард означает “охранник”), агент непопулярной спецслужбы по борьбе с наркопреступностью.
Фернок не ожидал такой встречи, да и не очень-то хотел, если честно…
Приветственный и на лицо дружелюбный, Клайтон предложил экс-копу закурить, прежде чем начнутся предложения, которые будет трудно не принять. Тот вежливо отказался.
– С чего вдруг понадобился? – полюбопытствовал Фернок, стараясь не видеть себя в роли неофициального сотрудника спецслужбы, – Стало быть, просекли, что я обладаю способностями, подходящими для опасной работы?
Агент был готов простить ему все, даже такое бесхитростное неосторожное проявление самооценки, выработанной за годы службы в органах, лишь бы уговорить присоединиться.
– Комиссар… – пытаясь хитро манипулировать, он даже обратился к нему по званию, которое давно не имело к Ферноку никакого отношения, – Прежде чем начнем, хотелось бы передать личное соболезнование. Вы потеряли любовницу, это всегда разочаровывает…
– Нет – поправил его Фернок, – Убитая не была моей любовницей.
– А кем же тогда? Сестрой? Супругой?
– Никем. Это касается только меня.
Агент ощутил неслабую вину и прижал руку к груди:
– Ради бога извините!
“Комиссар” не обиделся:
– На первый раз прощаю, а на второй заставлю укусить собственный локоть. Это навеки отучит вешать ярлыки…
Продолжение беседы оказалось куда более интересным, чем ее не слишком впечатляющее начало. Более цельным, что ли.
– Скажу правду, я в первую очередь помогаю интересам своей структуры… – Клайтон не пытался скрыть очевидное,
порадовав Фернока честностью, которая нынче в виду своей редкости кажется чем-то дорогим и почти недоступным, – Но и вам сотрудничество с нами здорово поможет.
Остановившись, “комиссар” спросил:
– Каким образом?
Агент:
– Сгладит боль!
Фернок:
– Уверен?
Агент:
– Чтобы перенести потерю ближнего без вреда для себя, человеку нужна реабилитация, комплекс медицинских и психологических мер. Прочитав вашу характеристику, составленную беспристрастным источником, я установил, что вы работу любите больше, чем безделье.
