Текст книги "Фернок 2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
– Кто вы, мистер? Что-то хотели спросить?
Широко раскрыв рот, Фернок смятенно выбежал из допроски.
Годы не смогли погасить жажду мести. Это получилось у одного мгновенья, которое экс-комиссар провел, находясь рядом с убийцей родителей. Сразу, после пренеприятнейшей встречи, стоящей настроения на целую неделю, он отправился на кладбище. Для того чтобы похвастаться перед достопамятной Джиллиан, перед девочкой, чью вдохновляющую доброту невозможно забыть.
– В прошлый раз, когда мы виделись, я не сдержал слово, убив двоих… – он (образно) заряжался милосердием, стоя у ее могилы, – Сейчас я никого не убил, хотя несколько предлогов было – хвастовство, если так это можно назвать, набирало обороты в геометрической прогрессии, – А последний повод – очень веский. Но и здесь я тебя не подвел…
Была ли Джил реальной живой дочерью, или это просто – ветер из окна, периодически пропускавший приятную прохладу – значения не играет. К потоку воздуха можно привязаться, если большую часть мучает удушье (повтор).
Один букет, второй… восьмой девятый.
Фонтанирующие страсти о формировании семьи, безжалостно захватывающие рассудок, время от времени посещающие того, кто попрощался с ветром, помогали не полностью, а лишь частично, ровно столько, сколько заказывала сущность попрощавшегося.
И где-то спустя несколько минут светлых мечтаний, после виртуозного погружения в неосуществимое будущее, до него доходило прозрение. Резко приземляющее. И все попытки улучшиться оборачивались тратой духовной энергии.
“Моя жизнь – месть. Хорошим и плохим. Вернее сказать, тем, кто подвернется под руку. И я, так или иначе, не могу измениться полностью. Не могу родиться заново. А все потому что…
Я – Эсмонд Фернок, вечен, как само небо”
Глава десятая. “Отголоски”
Много лет назад:
– Сукин брат! Ramo! (сука)
– Questo? (что)
– Pigrizia? (лень)
– Cura! (осторожность)
Двое убийц, нахально распоряжающихся в чужой квартире, искали состояние семьи Ферноков, ну, или
какие-нибудь большие-малые деньги. На полу лежали два трупа с огнестрельными ранениями. Один принадлежал мужчине, по-видимому, главе семейства, второй, следовательно, его супруге. Преступники не могли не порыться в их карманах. Иначе зачем было мочить?
Дисциплинированные гангстеритто, ранее не допускавшие промахов, зациклились на бабках, из-за чего не заметили зашедшего в квартиру ребенка. Зашедшего и тут же выбежавшего, который, перед тем, как навсегда покинуть дом, увидел тела предков.
– Più veloce! (быстрее)
– Un minuto più! (еще минуту)
Говорили преступники на родном, на итальянском, лишь изредка переходя на здешний английский. Вообще чтобы влиться в крутой бизнес, не имеющий края подобно космическому пространству, желательно было владеть всеми выделяющимися международными языками. Гангстеритто старались учить их…
Мало-помалу получалось.
– Non portare! (не подведи)
– Non preoccuparsi, Moretti (не беспокойся, Моретти)
Узнав о судьбе лучшей подруги своей матери, о незавидной участи Феодосии Мартин, которая недавно получила страшный приговор – рак четвертой стадии, Фернок посетил дом для престарелых. Женщина не стала ложиться в больницу, считая своим долгом умереть в том же доме, где муж.
Пять лет назад ее супруг, загремевший туда же, куда и она, покончил с жизнью, выпрыгнул с балкона. С тех пор онкобольная не хотела возвращаться, надеясь, что в один солнечный день дух умершего родственника заберет ее с собой.
– Я не могу решить, что мне делать. Я запутался, подскажите… – одного счастья до сих пор не случилось, так к старухе постучало другое, в лице сына ее подруги, которую так до сих пор и не забыла, – Нашел по справочнику. Говорят, вы знали мою маму…
Эсмонд стоял перед ней и, не стесняясь показаться недостойным, лил слезы:
– Хочу просто получить ответы. Вы ведь сможете мне их дать, сможете, да?
Больная, повернувшись к нежданному посетителю, слегка побледнела от смешенных чувств. Столько лет, а пришел только сейчас… когда что-то понадобилось. Но хозяйка палаты смогла заменить равнодушие теплом и попросила зашедшего присесть.
Позже она сама наговорила такого, что у собеседника внутри все перевернулось наизнанку:
– Поверишь мне или нет, после смерти твоей мамы мы с мужем, упокой его душу, предприняли все, чтобы посадить
сволочь Моретти. И мы находились в шаге от успеха … – несмотря на неутешительный диагноз, Мартин говорила без малейшей запинки, совсем как здоровая.
– И что вам помешало? – спросил Фернок.
Феодосия призналась:
– Ты, наверное, меня возненавидишь, но нас перебил страх… – и своим признанием сделала беседу еще более трогательной, – Страх за наши жизни. У скотов вроде Моретти везде имелись свои связи и мы просто боялись, что он кого-то наймет…
Чувствуя вину перед сыном подруги, перед заботливым и сочувствующим Эсмондом, больная едва не заревела.
– Я понимаю – попытался успокоить Фернок, – Можете продолжать, если хотите… – он налил ей воды в глиняную кружку с отколотым краешком, – А если нет, можно и закончить диалог. На ваше усмотрение, в общем. Заставлять погружаться в ужасное прошлое, если вы сами того не хотите, я не буду…
Через полчаса после комплексного обеда экс-полицейский спросил у названной тетушки, что она думает по поводу всем известных фактов – его ареста и последующего заключения под стражу, а также внезапного освобождения.
– Скажите… вы ведь знаете, какое испытание я прошел не так давно? – Фернок опасался, что самый близкий (на данный момент) человек начнет критиковать и осуждать. Он, конечно, примет это, он проглотит любое мнение о себе, неважно, насколько отрицательное, но ему чисто по-человечески хотелось бы услышать что-нибудь другое, что-нибудь теплое, – Включаете иногда телевизор? Или прессой увлекаетесь?
– Ха-ха-ха… – широко улыбнулась старуха, – Может, я и обречена на мучительную смерть, может, и метастазы уже распространились в отдаленные органы, и размер опухоли увеличился до неоперабельного, но, поверь на слово, я еще не совсем отстала от жизни…
Ее кошачье непрямолинейное поведение Фернок расценил как попытку выразить неоднозначное отношение к темным моментам его биографии.
– Ну, так, значит, вы находитесь в курсе подробностей моего путешествия в тюрьму и обратно?
– Знаю… – махнула рукой Феодосия, – Я скажу так, все люди совершают ошибки, а такие люди, как ты, Эсмонд, заносчивые и ужасно неусидчивые, их еще и повторяют неоднократно. Поэтому ничему из того, что с тобой стряслось там, я не удивлена…
– Ужасно неусидчивым? Интересненько, это когда я таким был?
– Мать так передавала…
“Мне начало казаться, тетушка знает обо мне больше, чем я сам о себе ведаю”
Побродив по палате, гость заметил на верхней полке невысокого шкафчика фотографии, вставленные в рамки из красного дерева, а на одной из них увидел…
– Не верится, это ведь я?
себя – маленького мальчика с красивым румянцем, синими перчатками, замурованного в теплую зимнюю куртку, которая сидела на нем как скафандр.
Он показал женщине снимок:
– Скажите, это я на фотоснимке?
Внимательно посмотрев, прищурив глазки, Феодосия подтвердила догадку Эсмонда:
– Да!
“Надо же как чудесно иногда все выходит. Даже не веришь, что когда-то чувствовал себя беззащитным мальцом… Или… я не верю, потому что всегда считал себя взрослым и самостоятельным?”
– E polizia? (а полиция)
– Che Cosa ? (что)
Обыскав квартиру, перерыв все верх дном, убийцы нашли весьма сомнительную сумму. Несколько честно заработанных тысяч долларов. Видать, Ферноки были не из богатых.
Не желая понапрасну рисковать, они покинули жилище, оставив за собой боль, разгром и смерть…
– Ненавижу!
“Я забыл озвучить главный вопрос. Пришла пора”
– Миссис Мартин – Фернок с лицом, показывающим грустное любопытство, подошел к онкобольной, встал на колени, нежно взял ее за руку и уставился в глаза, – Что делать-то?
Женщина предполагала и ранее, что услышит подобный вопрос:
– Тебе не дают покоя мысли о мести, сынок?
Экс-коп ответил, поцеловав тыльную сторону ее кисти (ладонь):
– Всегда…
“Хорошо, что на свете еще остались люди, которым можно открыться. Без них мир был бы еще тяжелее, по крайней мере, для меня, сильно ограниченного в признаниях”
Феодосия опять улыбнулась, стараясь сиять жизнерадостностью в трудные для Эсмонда секунды:
– Хотела бы я в энный раз назвать грех убийством, зачитав библейскую заповедь, но, видят небеса, Моретти не заслужил прощения…
Гость не сразу поверил в услышанное – в то, что его, на первый взгляд, жестокую идею кто-то да одобрил.
Не отпуская кисть лежачей, Эсмонд спросил:
– Вы, правда, считаете, что радикальный способ,
применяемый в крайних ситуациях – выход из этой?
– А почему нет? – мотнула головой Феодосия, – Или потеря родителей не показалась тебе крайностью?
“Все так. Она мудра. Но что-то, точнее, кто-то меня отговаривает.
Кто же это? Лучший Я? Другой Фернок? Тот, которым я мог бы стать, не ступив на тропу войны?”
Женщина буквально завелась:
– Почему мальчик, ставший одиноким сиротой, должен страдать и ненавидеть жизнь, а кто-то, кто искалечил его детство, даже не раскаявшись, не попытавшись загладить вину, припеваючи топтать землю?
Не выдержав ее напора, Фернок попросил:
– Успокойтесь. Не смейте притягивать к себе мои проблемы. Вам с вашим здоровьем нужно думать о более позитивных вещах, уж точно не об убийствах и якобы необходимом насилии…
Получив от Эсмонда совет о невмешательстве, больная безутешно расплакалась. Снова. В третий раз за время их недолгой, но очень сентиментальной встречи.
– Я целых два года пыталась помочь тебе, хоть и не подходила к тебе, не навещала, потому что не обладала опытом общения с детьми и боялась усугубить. Соблюдала дистанцию…
– Ничего… – Фернок уже пожалел, что попытался запретить ей думать и говорить то, о чем, старушка, вероятно, хочет думать и говорить.
“Зря я”
– Я могла бы перебороть неуверенность и стать чуть смелее, чуть решимее, могла ба постараться и не допустить твоего попадания в приют, усыновив вас с сестрой. Тем более супруг был не против. Мы какое-то время очень мечтали о детях…
“Я обожаю такие встречи. Люблю очень сильно. Они напоминают мне, что я все еще человек, а не бесчувственная мразь, грезящая о мести”
– Меня приют устроил, не жалуюсь… – сказал экс-комиссар, – С родным домом, конечно, не сравнится… – и, глубоко вздохнув, – Но дом без родителей – уже другое место.
Выйдя на улицу, ловя перчатками падающие с неба снежинки, ребячески смеясь, убийцы поделили между собой деньги. Тому, кто помладше, сеньору Моретти, досталась меньшая часть добытой суммы. Но начинающий криминальный авторитет, уважая решение своего более взрослого и обученного грабежу и разбою товарища, не смел претендовать на что-то большее.
– Классно…
– Не говори!
Обнявшись, бандиты направились к центральному вокзалу Мракана. Довольные удачно проведенной кражей, сулившей материальный куш, не сильно задумывающиеся о будущем, беззаботно счастливые, они распрощались там и пожелали друг другу удачи…
И им, самодовольным выходцам из преступных семей, успешно игнорирующим мораль, было глубоко фиолетово на то, что в другой части города по их вине шатался порабощенный скорбью ребенок, который больше никогда не увидит родителей вживую! Только на фотографиях…
“Не все незабываемое доставляет радость. Кое-что из того, что огорчает, не может уйти даже с течением времени, крепко закрепляясь в тебе”
Перед уходом Фернок не единожды поблагодарил Феодосию Мартин, учтя ее точку зрения, пообещав подумать…
Уже подойдя к двери, чтобы оказаться в длинном коридоре, он, повернувшись, умело адресовал поклон и произнес:
– При всем желании вылечить вас, спровоцировать ремиссию у меня не получится. Я не доктор. А если бы был им, то у меня все равно б не получилось… – намеренно медленно, – Думаю, не стоит объяснять почему… – с трепетом, – Но зато мне под силу скрасить ваши последние месяцы. Я буду приносить еду, ухаживать за вами, рассказывать истории из своей жизни, если вам, конечно, это интересно…
Старушка его перебила:
– Звучит очень мило. Но не стоит, я еще не собираюсь на покой…
– Да… – опустил голову экс-полицейский, – Простите. Я зазнался – и закрыл дверь с той стороны…
“Время лечит раны, но не шрамы”
Вернувшись на родину, в Рим, молодой Моретти встретился с отцом, от которого огреб обидную пощечину. Он не спросил, почему, он не знал причину…
– Пап…
Тот сам объяснил. Твердо, внушительно, строго.
– Молчать, щенок! Ты представляешь, как сильно унизил свой род?
– Я…
– Это пятно позора ничем не смыть…
– Что…
Недовольный “подвигами” сына, Моретти-старший сунул наследнику под нос газетенку с его объявлением в международный розыск.
– Убийства, шантаж, второсортный рэкет, дружба с сыновьями и дщерями моих врагов! Боже, я вырастил ублюдка...
Сын посмел возразить:
– Ты вырастил нормального парня, которому изначально не нравилось то, чем ты занимаешься, и который попробовал стать твоей копией только для того, чтобы ты мог его уважать. Вот и все, все же проще некуда! Об этом часто мама говорила! – возражение звучало с ранее отсутствующим в нем бесстрашием, – Но у него не вышло, к сожалению. Не получилось стать великим магом скрытности! А, может, и к счастью. И теперь ты, не зная, как помочь ситуации, срываешь на нем злость, виня себя за его испорченность…
Барнэйб Торрес предложил дорогому экс-комиссару несколько вариантов, о которых, если честно, он догадывался еще до их новой встречи, состоявшейся утром в четверг.
– Мы можем сделать так, что убийца ваших родителей тихо умрет в своей постели. Ну, знаете, спровоцировать инфаркт – плевое дело, особенно, когда речь идет о пожилом человеке…
– О человеке, которому вот-вот стукнет девятый десяток! – уточнил Фернок, – В принципе мне подходит, но… – и повернулся к хитрому лидеру антикриминальной спецслужбы, – Зачем убивать старика? Какую пользу можно из этого вынести? Я что, верну тех, кто ушел? Или кого-нибудь спасу?
– Вы рассуждаете вслух – остановил его Торрес, – Вам
кто-нибудь говорил, что некорректно делать это при деловых партнерах?
– Говорили… – вздохнул владелец Хонды, – Но запретить не смогли.
– Жаль…
Секундой позднее он спросил:
– А какой тогда другой вариант? Вырвать кишки и развесить по батарее, а потом, когда просушатся, угостить дворняг? Или что-нибудь поинтереснее?
Торрес:
– Нет. Второй вариант вообще исключает убийство. А о таком, которое вы описали, я бы не смел и подумать…
Фернок:
– Слава богу. А то начал видеть в вас второго себя. Мало миру одного такого, как я, так еще и…
Торрес:
– Простой разговор. Ознаменование новой жизни. Жизни душа в душу.
Фернок:
– Думаете, это успокоит меня?
Торрес:
– Должны надеяться…
Прошел месяц…
“А вот и произошло то, чего я боялся”
Феодосия Мартин умерла, не успев попасть в больницу. С утра ей заметно поплохело. Медсестра, заметив выступившую на старческом лике предупредительную бледноту, побежала кликать дежурного доктора.
Бегая туда-сюда по этажам, женщина выяснила, что медик отсутствует на своем рабочем месте и опустила руки (в фигуральном смысле)…
Узнав о случившемся, экс-комиссар (который еще месяц назад попросил передать ему, если что-нибудь подобное произойдет с подругой матери, оставив свой номер) поспешил проститься…
Число родственников умершей, близких и далеких, превышало три десятка. Но больше всех плакал Фернок, представивший на миг, что снова провожает мать, а не чужую для него женщину, Фернок, которого жительница дома престарелых видела всего несколько раз.
После обильного слезопускания в палате экс-комиссар созвал явившихся родных, знакомых и друзей Феодосии в актовый зал. И там, потребовав минутку заслуженного внимания, громко заговорил:
– Сегодня ночью из жизни ушел один очень хороший человек. Нужно собрать денег, желательно немало, и попытаться организовать достойные похороны…
“Я впервые за очень долгое время могу точно сказать, что горжусь собой. Конечно, не в той степени, как некоторые люди, которые не совершали тех ошибок, что я, но все же, я больше себя не ненавижу. По крайней мере, сейчас, в
преддверии похорон”
– Вы все верно говорите! – сказал Ферноку мужчина с седой бородкой, в пыльном замшелом пиджаке, но с коллекцией дорогих автомобильных брелков, спрятанных в пачку, выглядывающую из кармана потертых штанов, – Но, простите, мне мое скупердяйство, видимо, подхваченное от моих нерадивых друзей из Канады. Хотелось бы знать, кто будет основным спонсором предстоящего мероприятия?
Экс-полицейский ответил уверенно:
– Тот, кто предложил. То есть, я…
Мужчина поглубже засунул брелки:
– Что ж, тогда нет вопросов…
“Чувствую, такими темпами мне самому скоро придется там оказаться. Просто я уже слишком многих похоронил. Очевидно, когда-нибудь придет и моя очередь”
– Мам, против вас с папой в год возбуждают по двести уголовных дел и вы, одни из самых больших авторитетов Рима, остаетесь на плаву, пользуясь влиянием… – Басилио подошел к своей матери, к госпоже Моретти, чтобы обсудить новую волю отца, согласно которой сын должен в ближайшее время уйти из семьи.
– Как бы я ни хотела, я не могу изменить его решение. Никто не сможет!
– Но почему? Я – член семьи, житель этого дома, я имею право в нем находиться!
Похороны закончились вполне благополучно. Фактор, предвещающий успех в рискованном деле (бывшего полицейского многие ненавидели, многие узнавали) – добровольное спонсирование обряда погребения. Фернок заплатил практически за все, взяв деньги из своего “тайничка”, оставшегося со времен расстрела молодых преступников – памятник, цветы ресторан…
Штаб борцов с криминалом.
Торрес дождался окончательно решения Фернока, только что проводившего Феодосию Мартин в иной мир.
– Что выбираем? – спросил глава спецслужбы, – Моретти будет жить или…
– Жить! – убежденно ответил экс-комиссар, – Больше никаких убийств. Я, хоть и мразь порядочная, но еще не дошел до того, чтобы мстить старикам…
– Ответ радует, признаюсь – Барнэйб взят телефонную трубку, – Значит, у вас все же есть сердце! – и набрал несложную комбинацию кнопок, – Прошу, соедините меня с комиссаром полиции, да немедленно!
“Будь рядом опытный психолог, я бы поинтересовался, о чем можно говорить с человеком, изменившим твое детство в худшую сторону. На какие темы…
Мне было бы интересно услышать мнение специалиста. Правда, нет совершенно никакой необходимости в консультации. Отныне и навеки я за себя полностью ручаюсь”
Поговорив с дежурным, Торрес оставил телефон в покое и сказал Ферноку, буквально стоящему над его душой:
– За мной! Проедемте в участок…
“Да и устал я от психологов”
Басилио все еще держали под арестом, по распоряжению мистера Клайтона. Два раза вызывали ему скорую…
– Где он? Там же? – спросил экс-комиссар у Барнэйба.
Тот послушно опустил глазки и помотал головой сверху вниз:
– На месте.
– Хорошо! – сказал Фернок, предупредив, – Запомните, каким бы злым ни был мой взгляд, как бы это фантастично не звучало, я ничего не собираюсь с ним делать!
На что Торрес просто дернул плечами:
– Да мне-то что? Как хотите, так и поступайте. Вам предоставили его на блюдечке, следовательно, отныне его жизнь находится в вашем распоряжении…
– Погляди, кто пришел. Это же сам… Эсмонд Фернок! Боже мой…
– Ага! Он самый…
– Чудовище, подстрелившее нескольких хороших копов, снова вернулось! – шептались глумливые полицейские, внимательно следя за каждым движением экс-комиссара, за его тяжелой медвежьей походкой, – Кто бы мог представить…
– Смирись, никто бы не поверил, не увидев!
Ферноку открыл допроску тот же офицер, что и в прошлый раз, который не мог обойтись без формального любопытства:
– Решили поговорить с ним на улице?
– Да…
– Замышляете что-то коварное?
– Нет, вам померещилось…
Зайдя, бывший коп показал скукожившемуся в уголке Моретти ключики от своего авто:
– Прокатимся?
– Для чего? – сжался старик, – Да и кто ты такой? Ты мне тогда еще не ответил…
Фернок бесцеремонно:
– Через час привезу обратно! Давай, на выход…
Эсмонд вместе с сестрой шатались по соседним дворикам, не боясь лазать по помойкам в поисках пищи, объедаться снегом и выпрашивать у прохожих…
Мальчик понимал возложенную на них ответственность: чтобы ни случилось, какие трудности не преподнесла бы им жизнь, они обязаны держаться вместе, как брат и сестра. Только так они смогут обрадовать ушедших на небеса родителей, доказать им, что они достойны считаться их детьми.
– Пристегнись! – Фернок, заняв место водителя, сказал сидящему на соседнем кресле итальянцу, – Если случится авария, то будет хоть какой-то шанс выжить…
– Кто вы? – спросил Моретти, уже не единожды и даже не дважды.
– Расскажу по дороге…
– Что, так нелегко ответить?
– Да. Сложно собраться…
Проходящие взрослые мило улыбались, глядя на мальчика с девочкой. Но помочь ничем не могли. Эсмонд каждые пять минут обнадеживал сестру, говоря ей ласковые вещи, интересуясь домашним заданием…
– Я не понимаю… – недавно пойманный и уже бывший гангстер начал волноваться.
– А тебе и не нужно! Приедем – сам все вспомнишь, без моей пятицентовой помощи…
– Эээ…
– Лучше давай помолчим, а? Успеешь еще наговориться…
Моретти прерывистым голосом:
– Как скажете…
Ферноки доказали, что брат и сестра – самая неразлучная пара, самый нерушимый тандем.
Их пример можно было считать образцово показательным – пример того, как “маленькие люди”, оставшись совсем одни, выкарабкались за счет совместных усилий, не дали себя в обиду, не погибли, не стали жертвами киднеппинга. Более того, они сами подобрали себе приют. Такая самостоятельность в столь юном возрасте не могла не восхищать.
Эсмонд научил сестру быть сильной, невозмутимой. И девочка следовала любым его наставлениям до тех пор, пока не подсела на иглу.
А дальше… вернулся мрак, некогда пошатнувший жизнь Эсмонда Фернока.
Через полчаса.
– Приехали… – произнес угрюмый водитель. Он открыл дверь, чтобы пассажир смог выйти, – Это здесь…
Итальянец послушно, “не тормозя”, покинул кабинную часть легковушки…
Фернок всю жизнь мечтал отомстить за родителей. Повзрослев, мститель узнал имя убийцы – Басилио Моретти.
– Где мы? Это место мне незнакомо… – сказал преступник, и впрямь не сразу вспомнивший улицу, по которой когда-то расхаживал с другом и направо-налево размахивал отцовским стволом.
– А я склонен считать по-другому. Ты был здесь…
– Когда же?
Фернок прояснил:
– Когда оставил после себя два тела, правда, забыв избавиться от карликовых свидетелей!
Услышав это, экс-гангстер повернулся к своему допрашивателю. Лучики морщинок забегали по его лицу от резких движений мимики.
– Так это ты… – поняв, кто этот загадочный тип, он обнажил желтые зубы, – Ты меня сдал.
– Я… – начал экс-комиссар, – Я – сын тех людей, которых вы убили. Твой приятель и ты…
– И да, я тебя видел. Моя фундаментальная память помогла составить автопортрет неосторожного грабителя с максимальной объективностью, с предельной точностью…
– Ты так сильно был озабочен баблом моих родителей, что тебе не было дела до какого-то незаметного маленького мальчика.
– И что? – Моретти не мог понять, – В твоей власти убить меня… – его взгляд не выражал сожаления, которого, возможно, ждал от него Эсмонд, но и злости тоже не мелькало, – Зачем надо было все это организовывать?
– Поверь, я бы мог… – сказал уже повзрослевший “маленький мальчик”, – Да вот только не вижу смысла…
Оценив великодушие экс-комиссара, Басилио выдвинул уместное предположение:
– Выгоду какую-то извлечь вздумал?
Тот, слегка наклонившись, в полуслух рассудил:
– Это выгода совсем другого типа. Не такая, которую пытались извлечь вы, стреляя в невиновных. Ее неспособен прощупать загребистый ворюга. Но человек сможет…
Поставил перед собой задачу найти его и сделать то же самое, что он сделал с родителями.
Немного постояв, Фернок и Моретти заметили в близлежащем сквере железную лавку и решили немного посидеть. Экс-коп попросил убийцу предков
рассказать про себя, про тот случай…
Басилио не мог ожидать такого снисходительства.
– Мои ночные прогулки угробили величайший в Италии клан Моретти, а я превратился в белую ворону. Мне нигде не было места, только в Америке. Здесь неосознанным предательствам уделяется меньшее внимание, чем где-либо еще…
– Как так вышло-то? – спросил Фернок, – Слышал про твоего отца. Говорят, был влиятельным чертом…
– Был… – сожалеюще пригорюнил итал, – Когда меня объявили в розыск, семье пришлось отправиться в бега. Потом кого-то убили, кто-то покончил с собой…
– Бежать? Неужели из-за тебя одного?
– Не только. Этим случаем воспользовались наши кровные враги. Матераццо, Франчезе, Ротелли…
– Понятно… – экс-коп прогладил вспотевшие от переживаний волосы и придвинулся к деду поближе, – Значит, ты, как и я, провел жизнь в бесконечном странствии…
– Выходит, что да! – взмахнул руками Басилио, – А что, крепыш, считаешь нас похожими?
– Нет – ответил Эсмонд, – Но что-то общее есть однозначно. Специфика моей жизни – идти неприятностям навстречу. Признаюсь, никогда их не сторонился…
– Ну… – призадумался итальянец, – То же можно сказать и про меня.
– Вот смотрю на тебя и думаю…
– О чем?
– Хоть убей, не похож ты на подонка…
Ночь подкралась беззвучно, призвав освещающую мир серебристо-серую луну – естественный спутник Земли. В это время нерабочая часть города дремала, лицезря свой пятый сон, а другая – осторожно бродила по утихомиренным улочкам, либо играла в медленные гонки.
Но к утру штат снова наполнится жизнью: людей станет больше, шум вернется к власти, изгнав тишину, а дальше все пойдет по накатанной, по давно составленному распорядку, по хитроумной программе, написанной самой жизнью.
Сохраняя необходимое молчание, разглядывая звезды на пятнисто-черном небе, итальянец задавался риторическими вопросами. Настал момент, он не выдержал и открыл рот:
– Знаю, не вправе просить у тебя… – пришлось снизить градус осторожности, забыть о непринятии риска, – И все же я осмелюсь.
Фернок еще больше себя изумил:
– Проси – впрочем, эта тенденция надежно укрепилась, – Только предупреждаю заранее, чтобы не возникло претензий, мир не фабрика по исполнению желаний, а я не джин из бутылки…
Басилио облегченно выпустил изо рта кусок воздуха.
– Слушай, если задумал убить, то так и сделай. Но не надо меня везти обратно, пожалуйста…
Экс-комиссара насторожило “ходатайство” дедка.
– Это почему еще?
Тот начал ленно объяснять:
– Ну, как сказать… – произошла короткая пауза, ознаменовавшая продолжение преинтереснейшего рассказа, – Отличий особенных нет. Если ты меня тут не прикончишь, то там мне точно настанет каюк. Не, мне не без разницы как подыхать. Да и потом, умереть от рук здравомыслящего человека, которому я сам испортил жизнь, умереть на улице, с прохладным ветром, приличнее, чем, находясь в грязнущей камере с безбожными уродами…
– Ты не понял! – чуть привстал Фернок, – Я не хочу брать на себя грех, а на твою жизнь мне по-прежнему наср…
– Так это все равно убийство! – определил Моретти, – Ты же теперь знаешь, что я умру там. А, зная это и все равно передав
меня им, ты фактически подписываешь договор на мою смерть…
“Парадоксально. В жизни не думал, что придется печься о шкуре человека, убившего моих близких. Да, Эсмонд, ты точно был рожден для великого”
– Убьют? С чего взял-то? Или решил сыграть на моей не бесконечной жалости, чтобы избежать срока?
Гангстер сказал:
– Я все же привык врать, в жизни порой приходится говорить неправду, но человек, позволивший тебе встретиться со мной, приготовил похоронную речь.
О магии ночи, тайной королевы мироздания, можно рассуждать вслух очень долго. В любом месте. В любой обстановке. Как, сидя в кафе-ресторане с милой девушкой с правильными чертами лица, как дома, уставившись глазами в засаленный монитор ноутбука.
Ночь имеет над нами больше власти, нежели день. Тайно активируя стелс-режим, она существенно снижает громкость издаваемых звуков, настраивая мозг человека на гармонию, мир и покой. Усыпление – ее оружие, лишающее сил и энергии.
– У меня возникнут неприятности, если я тебя отпущу. Понимаешь?
Фернок все думал:
“Как же поступить… Может, и избавлюсь от этого балласта, может, и отпущу. Но если я и сделаю это, то не для него, а, скорее, для себя. Чтобы доказать себе, что стал лучше”
– А у меня будет смерть… – слабо улыбнулся Моретти, – Чувствуешь разницу?
– Вроде как да…
А еще ночь – беспристрастная служанка, спасающая мир от надоедливого света. Безначально и непрекратимо, честно и добросовестно выполняющая свой благородный долг.
“Пожалуй, я поборю себя”
– Ладно. Можешь идти…
Басилио сразу не поверил и начал дотошничать.
– Что? Вот так… так просто могу? – макаронник заикался от состояния, вызванного потрясной сумеречностью.
– Пока да… Пока у меня не лопнуло терпение и я не передумал тебя не убивать.
– Я… я буду тебе должен?
Фернок, утомившись от бесконечных расспросов, включил
гиперболизированную строгость и несдержанно крикнул:
– Все, свободен!
Старик послушно закивал, затряс неровными пальцами, и, простужено покашливая, поднялся со скамьи. Перед тем, как скрыться за маленьким бежевым зданием, адресовал Ферноку последнее:
– Вероятно, со мной никто не согласится, как-нибудь переживу… Но именно то дерьмо, в которое я тебя однажды неосознанно втянул, когда ты был мелким, сформировало тебя настоящим мужчиной и человеком, неравнодушным к чужим бедам!
Экс-полицейский не издал и звука…
И потом уже, в думах, когда преступник свалил:
“Как же славно. Теперь я больше не думаю о мести. Пусть живут все. Мои друзья, мои враги…”
Но экс-комиссар чувствовал – дальше будет хуже. Утешительная приятность сегодняшней ночи – лишь небольшой презент за терпение. Можно сказать с уверенностью на девяносто девять процентов, что опасения по поводу недовольства Торреса его самоволием и другие дурные предчувствия вот-вот подтвердятся, и ему снова не будет спокойно.
Как говорится, хорошего понемногу.
Как сказал Фернок, мир не фабрика по исполнению желаний, и даже не сладкий завод Тима Бёртона.
Жизнь – игра, первое правило которой – считать, что это вовсе не игра, а всерьез.
Алан Уоттс
Барнэйба Торреса очень редко по-настоящему пытали подозрения, потому что он не привык им доверять. Сегодня они, как всегда, появившись из ниоткуда, не смогли его впечатлить. И тогда, возмутившись безразличием своего любимца, стали более настырными. Глава спецслужбы отбивался от них, как мог, но не получалось, ведь Фернок все не звонил…
Толковых версий, куда экс-комиссар мог увезти Басилио Моретти, не появилось. Однако престижная Хонда находилась под дистанционным наблюдением и сотрудники конторы могли без труда наблюдать за ее местонахождением.
